Текст книги "Экономические теории в пространстве и времени"

«Манифест профессоров» и проблема научного авторитета

Дебаты о тарифах сразу вызвали большой интерес британской прессы и в дальнейшем показали, помимо прочего, ее растущее значение как фактора в политических конфликтах. Газеты не просто комментировали аргументы участников развернувшихся в парламенте и в правительстве дискуссий о протекционизме, но и предоставляли трибуну специалистам для объективного анализа разных доводов и рисков введения или невведения тарифов. Издания приглашали в качестве экспертов главным образом авторитетных ученых. Так началось сотрудничество «Таймс» с директором Лондонской школы экономики Уильямом Хьюинсом, благодаря чему в июне 1903 г. состоялось его знакомство с Чемберленом (Aslanbeigui, Oakes, 2015b. Р. 26). Министр признался, что недостаточно разбирается в тонкостях политической экономии и попросил помочь ему с обоснованием протекционистской позиции и донесением ее до широкой аудитории. Хьюинс как раз много лет отстаивал необходимость пересмотра господствовавшего в викторианской Англии фритредерства и доказывал благотворность защитных пошлин как для промышленного роста, так и для политической консолидации Британской империи. Поиск альтернатив доктрине laissez-faire привел его, как ранее и Каннингема, к изучению английского меркантилизма XVII в. Этому опыту Хьюинс посвятил свою монографию, опубликованную в 1892 г. (Koot, 1987. Р. 166; Маршалл подверг книгу критике. См.: (Groenewegen, 1998, Р. 378)). Для него сотрудничество в качестве консультанта с министром по делам колоний было шансом претворить в жизнь свой неомеркантилистский проект и помочь этатистскому направлению английской политической экономии взять реванш. «Мы должны любой ценой похоронить XIX век», – писал Хьюинс Беатрис Уэбб за несколько дней до своей первой встречи с Чемберленом, имея в виду господство «манчестерской» доктрины невмешательства государства в экономику (Behm, 2018. Р. 145).

Хьюинс опубликовал в «Таймс» 16 статей под псевдонимом «Экономист» в поддержку предложенной Чемберленом инициативы, упрекая фритредеров не только в игнорировании этического аспекта экономики и тяжелых последствий свободной торговли для рабочего класса, но и в догматизме и ненаучности их взглядов. Он соединил социально-критическую оксфордскую традицию Ф.Д. Мориса и А. Тойнби с эмпирическим и историческим пониманием экономической науки, представленным в Германии Г. Шмоллером, а в Великобритании Каннингемом и Эшли.

Статьи Хьюинса вызвали бурное обсуждение и многочисленные письма читателей. Но апофеозом резонанса стало коллективное письмо 14 ученых, опубликованное в «Таймс» 15 августа 1903 г. под названием «Профессора экономики и вопрос о тарифах» (Coats, 1964. Р. 100). Из влиятельных фигур британской экономической науки, кроме упомянутых выше Кеннана, Маршалла, Пигу и Эджуорта, среди подписавших письмо был один из основателей английской экономической статистики А. Боули, коллега Хьюинса по ЛШЭ. Назовем еще редактора «Economic Review» Л. Фелпса и известного критическим отношением к дедуктивно-математическому методу Дж. Николсона (о нем см.: (Koot, 1987. Рр. 155–159)). Таким образом, авторы письма представляли не одно только математическое направление экономической науки (точно так же неправомерно рассматривать ЛШЭ как оплот протекционизма и империализма (ibid. Р. 172). Тем больше удивляет категоричный и назидательный тон заявления, которое вскоре стали называть манифестом профессоров. Недоумение у непричастных к появлению этой публикации современников должны были вызвать, например, голословные заявления такого рода: «Неверно полагать, что рост импорта приводит к снижению занятости в стране-импортере. Это утверждение отрицается всеми, кто занимался этой темой, и полностью опровергается опытом» (Coats, 1964. Р. 100). Не обременяя себя доказательствами, 14 профессоров развенчивали предложения Чемберлена и его сторонников как экономически безграмотные и пагубные для стабильного развития страны.

Спустя всего пару дней, однако, стало ясно, что попытка дискредитировать протекционистов силой научных регалий провалилась. Редакция «Таймс» получила десятки откликов читателей, возмущенных публикацией. В числе первых отреагировал Фоксвелл, обвинивший коллег в злоупотреблении академическим положением. Почетные должности в престижных университетах не давали, по мнению кембриджского экономиста, авторам письма права представлять их точку зрения как единственную «научно верную». Авторы манифеста продемонстрировали недопустимую для ученых скоропалительность суждений; они обрушились с критикой на оппонентов, не дождавшись появления законопроекта о тарифах и основываясь лишь на разрозненных, эмоциональных заявлениях протекционистов на публике и в печати. Политика практически полностью подменила в тексте беспристрастный научный анализ (ibid. Р. 101).

Эффект «манифеста профессоров» в британском экономическом сообществе оказался обратным тому, на который, вероятно, рассчитывали подписавшие его ученые. Вместо того чтобы сплотить коллег в борьбе с псевдонаучными заблуждениями, документ выявил глубинные противоречия среди академических экономистов, о которых до того момента мало кто догадывался за пределами университетских стен. Вместо того чтобы утвердить репутацию молодой экономической науки как достойного арбитра яростных парламентских баталий, он побудил широкую публику усомниться в способности экономистов, внешне дистанцировавшихся от политических пристрастий, без предубеждения анализировать аргументы разных сторон конфликта. Само появление манифеста, составленного в безапелляционной манере, было парадоксом с точки зрения конструирования публичного образа экономической науки, которая – как профессиональное сообщество ученых – противопоставляла себя полемической публицистике XIX в. Это противоречие смутило, в частности, оксфордского экономиста Л. Прайса, отказавшегося подписать коллективное письмо, а затем выступившего с резкой критикой антипротекционистов (Coats, 1968). Сомнения подобного рода, однако, не остановили от подписания манифеста Маршалла, несмотря на то что обычно он сторонился публичных дебатов на политические темы6868
  Так, в одном из писем к Пигу Маршалл признавался, что у него нет «ни времени, ни умения писать о текущих [политических] вопросах как таковых» (Reisman, 1990. Р. 90).


[Закрыть]. В письме немецкому экономисту Луйо Брентано после выхода манифеста Маршалл замечал, что «Чемберлена необходимо побороть более примитивными, грубыми и ненаучными аргументами и методами, для которых у меня нет ни вкуса, ни способности» (McCready, 1955. Р. 267).

Вовлечение академических профессоров в дебаты о протекционизме можно лучше понять, приняв во внимание институциональный аспект спора – отсутствие в тот период непартийных инстанций, которые могли бы дать свои рекомендации по сложным вопросам, имеющим значительные социально-экономические последствия. Профессиональные аналитические центры появились в Великобритании только после Первой мировой войны, а до их возникновения министры и другие высшие чиновники зависели при решении экономических проблем от рекомендаций сотрудников своего аппарата, ограниченных в ресурсах и, как уже говорилось, не всегда объективных. При этом возможности секретариатов были неодинаковыми, и Министерство финансов имело преимущество в изучении вопросов международной торговли. Компетентность и беспристрастность служащих Минфина в полемике Чемберлена с Ритчи ставились в прессе под сомнение, поэтому неудивительно, что в ведомстве осознали необходимость привлечения «внешних» авторитетов для формирования общественной поддержки своей позиции на фоне масштабной агитационной кампании протекционистов.

В этой связи примечательна дата публикации манифеста: он вышел через два дня после заседания правительства, на котором было решено отложить голосование по вопросу о тарифах до сентября. Из переписки Маршалла с секретарем Ритчи, выпускником Кембриджа Т. Льюином Дэвисом, следует, что Ритчи рассчитывал в публичной полемике с Чемберленом и Хьюинсом на поддержку «тяжелой артиллерии» – кембриджского профессора и, возможно, его коллег (Wood, 1980. Р. 485). Через Дэвиса Ритчи просил Маршалла прислать свой разбор аргументов Хьюинса, причем Бальфур не знал о конфиденциальном докладе Маршалла (Groenewegen, 1998. Р. 381). Как именно инициаторы манифеста убедили Маршалла участвовать в этом проекте, точно не известно, но о связи с просьбой Ритчи о докладе информации нет (судя по всему, Маршалл был единственным академическим экономистом, консультировавшим Ритчи). Склонению Маршалла к такому необычному шагу способствовали следующие факторы: его раздражение от «вопиющих ошибок», которые допускали в своих рассуждениях защитники пошлин (имелся в виду, вероятно, Хьюинс); участие в акции Эджуорта, который и был автором письма в «Таймс» (Reisman, 1990. Р. 252). Спустя несколько дней Маршалл отмечал, что гордится тем, что поставил свою подпись под манифестом. Однако через несколько лет он признавался в частном письме, что сожалеет, что подписывал тексты, автором которых не был сам (Groenewegen, 1998. Р. 383).

Вопреки совету короля Эдуарда VII премьер-министр Бальфур решил не созывать специальную экспертную комиссию для изучения вопроса о тарифах (Coats, 1968). За лето 1903 г. Бальфур пришел к выводу, что в сложившейся ситуации проблема тарифов не имеет «научного» решения, поскольку и та и другая сторона конфликта ссылалась на строго научный анализ предмета и упрекала оппонентов в некомпетентности. В итоге 16 сентября было объявлено об отставке обоих главных участников этого исторического спора, что, впрочем, не ознаменовало его завершения. 6 октября 1903 г. теперь уже бывший министр Чемберлен объявил о начале общественной кампании за введение ввозных пошлин. Сомнения Бальфура в реалистичности создания комиссии независимых экспертов были вполне обоснованными, поскольку созванная в декабре 1903 г. под эгидой чемберленовской Лиги тарифной реформы тарифная комиссия воспринималась непричастной к протекционистам общественностью как лоббистская организация, несмотря на усилия ее секретаря Хьюинса подчеркнуть научный подход этого собрания к предмету. Характерно, что Хьюинс, к тому времени уволившийся из ЛШЭ, был в комиссии единственным экономистом (Koot, 1987. Р. 177). Информацию о методах аргументации участвовавших в дебатах экономистов премьер-министр черпал не только из публикаций в прессе, но и из конфиденциальных источников: в 1907 г. Хьюинс направил Бальфуру специальный доклад с подробным изложением своей позиции (Behm, 2018. Р. 145). Полярно противоположные оценки книги Пигу, в которой подробно разбирались доводы протекционистов, в рецензиях Эджуорта6969
  Эджуорт ставил в заслугу Пигу блестящее владение органоном экономической теории, отсылая к ключевому понятию методологии Маршалла (Aslanbeigui, Oakes, 2015a).


[Закрыть] и Прайса также свидетельствовали о нереалистичности консенсуса академических экономистов несмотря на декларируемое ими стремление уйти от сектантской полемики XIX столетия.

В 1905 г. британский журналист, активный сторонник протекционизма, член Лиги тарифной реформы и впоследствии министр Лео Эмери выпустил книгу под названием «Фундаментальные ошибки свободной торговли». Упрекая авторов манифеста в «папском высокомерии», напоминавшем фритредерские памфлеты времен Рикардо, Эмери приводил слова из сочинения одного из них, Дж. Армитейдж-Смита, в котором, в частности, утверждалось, что доктрина свободной торговли есть истина, основанная, как и истины физики, на установленных фактах, и что не подлежит никакому сомнению, что государство, как и индивид, богатеет, производя те товары, которые оно лучше всего умеет делать, и приобретая взамен другие. «Цель моей книги, – писал далее Эмери, – показать, что теория свободной торговли не является ни истинной, ни научной, ни основанной на серьезных фактах, ни даже логически вытекающей из собственных предпосылок» (Amery, 1908. Р. 4).

Хотя попытка Эмери опровергнуть аргументы фритредеров не принесла желаемого успеха и на парламентских выборах 1906 г. сторонники протекционизма потерпели поражение, один из вдохновителей манифеста Альфред Маршалл скептически оценивал действенность публичного выступления ученых против идеи государственной защиты промышленности. Как следует из слов Маршалла, научность аргументов сама по себе не гарантировала победы в публичной дискуссии, поскольку наука не добилась авторитета, чтобы решать исход политических дебатов.

Заключение

В истории британской экономической мысли 1903 г. связывается главным образом с учреждением экономической специализации в Кембриджском университете, который стал одним из мировых лидеров экономической науки. Расколовшие экономическое сообщество дебаты о протекционизме, напротив, остаются периферийным сюжетом, как и другие эпизоды соперничества дедуктивного направления с историко-эмпирическим. На наш взгляд, это связано с оценочным подходом в истории экономической мысли, когда одно направление признается прогрессивным и перспективным, а другое – тупиковым с точки зрения современного экономического мейнстрима. Оставляя в стороне вопрос обоснованности категоричных оценок экономических учений в эпоху плюрализации мейнстрима, подчеркнем, что данный пример заслуживает внимания исследователей. Он побуждает вновь задуматься о критериях научности экономического анализа эмпирических проблем, в том числе и экономической политики, остающихся дискуссионными и по сей день. Ущерб авторитету экономической науки, причиненный публикацией манифеста и последовавшей волной критики в адрес Эджуорта и других подписавших этот текст экономистов, состоял не только в том, что он не способствовал повышению доверия к мнению академических ученых. Сам факт апелляции участников дебатов к нормам научности при обосновании собственной правоты и ошибочности доводов оппонента свидетельствовал о существовании несовместимых интерпретаций критериев научности внутри формально единого научного сообщества – Британской экономической ассоциации. Мало кто понимал опасность ситуации для институционализации экономической науки столь же ясно, как Маршалл, о чем свидетельствуют и включение его ближайшего соратника Эджуорта в состав избирательной комиссии, и усилия Маршалла, направленные на убеждение неопределившихся выборщиков в необходимости поддержки Пигу7070
  Примечательно сделанное в 1918 г. признание Николсона, что из-за таких математически ориентированных экономистов, как Маршалл и Пигу, экономика утратила влияние на общественное мнение (Koot, 1987. Р. 157).


[Закрыть]. Обеспечивая преемственность определенной интеллектуальной традиции, избрание Пигу, фактически канонизировавшего «Принципы экономической науки» в обучении кембриджских студентов, гарантировало солидное преимущество маршалловой интерпретации научного метода перед альтернативными проектами развития науки, которые в 1903 г. еще не выглядели обреченными на забвение. Обстоятельства, сопутствовавшие выборам преемника Маршалла, однако, ставят вопрос о роли научного патронажа7171
  Как писал Маршалл Дж. Н. Кейнсу, «за, возможно, всего одним исключением я никого не хотел так удержать в Кембридже, как Пигу» (Aslanbeigui, Oakes, 2015a).


[Закрыть] и личностных характеристик, таких, например, как лояльность, в утверждении пропагандируемого Маршаллом видения экономической науки в качестве доминирующего.

Фигура А. Бальфура в контексте формирования британской экономической науки также заслуживает переосмысления, хотя мало оснований полагать, что его голос мог изменить исход заседания. Показателен сам факт воздержания министра от голосования в связи с конфликтом интересом, обусловленным тарифным вопросом. Для осведомленного стороннего наблюдателя была очевидна близость политики и академической конкуренции.

В любом случае история избрания Пигу демонстрирует, как переплетение личных антагонистских и лоялистских настроений, внутрицеховых споров и политических противоречий негативно влияло на формирование имиджа экономики в ранге объективной и неидеологической дисциплины. На примере этого эпизода правомерно рассмотреть, как в процессе институционализации английской науки организационные факторы взаимодействовали с политическими и как такое, казалось бы, непервостепенное событие, как выступления экономистов в ходе общественных дебатов, решающим образом определило консолидацию экономического сообщества под началом сторонников одной из двух конкурировавших научных школ.

ЛИТЕРАТУРА

Amery L. (1908). Fundamental Fallacies of Free Trade. London: Love and Malcomson.

Aslanbeigui N., Oakes G. (2015a). Arthur Cecil Pigou. New York: Palgrave Macmillan.

Aslanbeigui N., Oakes G. (2015b). The British Tariff Reform Controversy and the Genesis of Pigou’s Wealth and Welfare, 1903–12 // History of Political Economy. Vol. 47(5). Рр. 23–48.

Behm A. (2018). Imperial History and the Global Politics of Exclusion. New York: Palgrave Macmillan.

Coats A.W. (1964). The Role of Authority in the Development of British Economics // Journal of Law and Economics. Vol. 7. No. 10. Рр. 85–106.

Coats A.W. (1968). Political Economy and the Tariff Reform Campaign of 1903 // Journal of Law and Economics. Vol. 11. No. 1. Рр. 181–229.

Deane Р. (2001). The Life and Times of J. Neville Keynes: a Beacon in the Tempest. Cheltenham: Elgar.

Garnett J. (2017). Anglican Economic and Social Engagement. Oxford History of Anglicanism. Vol. 3, ed. R. Strong. Oxford: Oxford Univ. Press. Рр. 456–478.

Groenewegen Р. (1998). A Soaring Eagle: Alfred Marshall 1842–1924. Cheltenham: Elgar.

Irwin D. (1994). The Political Economy of Free Trade: Voting in the British General Election of 1906 // Journal of Law and Economics. Vol. 37. No. 1. Рр. 75–108.

Kadish A. (1989). Historians, Economists, and Economic History. London, New York: Routledge.

Kadish A., Tribe K. (eds.) (1993). The Market for Political Economy: The Advent of Economics in British University Culture, 1850–1905. London: Routledge.

Koot G.M. (1982). An Alternative to Marshall: Economic History and Applied Economics at the Early LSE // Atlantic Economic Journal. Vol. 10. No. 1. Рр. 3–17.

Koot G.M. (1987). English Historical Economics, 1870–1926: The Rise of Economic History and Neomercantilism. Cambridge: Cambridge University Press.

Lipchitz J. (1972). Sir Edward W. Hamilton and Tariff Reform, 1903–1905: A Study of Conscience vs. Policy // Albion. Vol. 4. No. 4. Рр. 219–230.

Lubenow W.C. (1998). The Cambridge Apostles, 1820–1914: Liberalism, Imagination, and Friendship in British Intellectual and Professional Life. Cambridge: Cambridge University Press.

Maloney J. (1976). Marshall, Cunningham, and the Emerging Economics Profession // The Economic History Review. Vol. 29. No. 3. Рр. 440– 451.

Marshall A. (1885). The Present Position of Economics, an Inaugural Lecture. London: Macmillan and Co.

McCready H.W. (1955). Alfred Marshall and Tariff Reform, 1903: Some Unpublished Letters // Journal of Political Economy. Vol. 63. No. 3. Рр. 259–267.

Raphael L. (1996). Die Verwissenschaftlichung des Sozialen als methodische und konzeptionelle Herausforderung für eine Sozialgeschichte des 20. Jahrhunderts // Geschichte und Gesellschaft. Jg. 22. H. 2. S. 165–193.

Reisman D. (1990). Alfred Marshall's Mission. New York: Palgrave Macmillan.

Roseveare H. (1969). The Treasury: The Evolution of a British Institution. London: Allen Lane.

Tribe K. (2005). Political Economy and the Science of Economics in Victorian Britain / M. Daunton (Ed.) The Organization of Knowledge in Victorian Britain. Oxford: Oxford University Press. Рр. 115–137.

Wood J.C. (1980). Alfred Marshall and the Tariff-Reform Campaign of 1903 // Journal of Law and Economics. Vol. 23. No. 2. Рр. 481–495.

Глава 6
Теоретические аспекты общественых расходов: итальянская традиция

О.А. Славинская

Подходы к определению экономической роли общественных расходов менялись в зависимости от исторически сложившихся факторов и уровня развития общества. Данный теоретический вопрос обычно принято рассматривать, основываясь на исследованиях в рамках английской и немецкой традиций. Помимо данных направлений в истории экономической мысли значимое место занимает итальянская традиция, которая акцентирует свое внимание на теории государства и общественных финансах. В данной главе рассматриваются становление итальянской школы, ее особенности и отличия от существующих теоретических подходов, а также ее роль в развитии теории общественных расходов. Показано, что итальянская традиция является не только предтечей известных теорий мериторных благ и общественного выбора, сохраняя свою актуальность, но и имеет продолжение во многих современных теориях государства.

***

Понимание и трактование роли государства в экономике изменялось под влиянием исторически сложившегося уровня развития общества. Начиная от политики протекционизма в эпоху меркантилизма, невмешательства государства во времена классического экономического либерализма и переходя к современной модели государства, исследователи с разных сторон рассматривали сам институт государства и необходимость его участия в экономике (Воейков, Городецкий, Гринберг, 2018).

Важно отметить, что государственная активность обычно анализируется в контексте английской и немецкой традиции. При этом в английской традиции ключевое место занимала проблема коррекции провалов рынка в части предоставления общественных благ. В немецкой же традиции основной акцент был сделан на проблеме общественных потребностей. Причем данный вопрос рассматривается уже в первых работах камералистов и получает свое развитие в 80–90-х гг. XIX в., когда финансовая наука (Finanzwissenschaft) достигает своего пика.

Помимо английского и немецкого векторов исследований государственной активности заметное место в истории экономической мысли принадлежит итальянской традиции, фокусирующей свое внимание на теории государства. Итальянские ученые, отталкиваясь от идеи «государства», наряду с экономическими конструкциями также исследовали политические и социологические структуры (Fossati, 2010). При этом они рассматривали вопросы государственных доходов и расходов не только с экономической, но и с политической точки зрения.

Периодом расцвета итальянской науки о государственных финансах считается конец XIX – середина XX в., когда в основном и сформировалась эта уникальная теоретическая концепция.