Текст книги "Миры внутри нас. Сборник участников конвента «РосКон» (Международная литературная премия имени Александра Грина). Часть 2"

Медуза лежала на своей любимой скале, подложив кулаки под подбородок, и хмуро смотрела на простирающуюся вдаль лазурь воды. Жуткая жара, тишина, если не считать крики чаек, и пустота. Во всем. Змеи, свесив языки от жары, еле шевелились на голове – боялись лишнего движения. Никого. И ничего. Это Медуза начала осознавать, когда боги Олимпа вернули ей жизнь по мольбам Персея. Сначала, спасая Андромеду, борясь со своим дедом Акрисием, участвуя в военных подвигах, он забывался, но потом стало невмоготу. Искаженное болью лицо Медузы с выражением трагического непонимания вызывало страдания и невыносимую жалость, все чаще врываясь в память. Он отдалился от жены и сына, от забот царской власти, намереваясь уйти в изгнание. И тогда Андромеда обратилась к оракулу, а тот посоветовал молить богов. Персей не выходил из храмов, жертвенные огни пылали в каждом из них. И боги вняли. Асклепий, Гефест, Афродита и Гера трудились над телом Медузы, выпросив ее тень у Аида и Персефоны. А те, помня страдания разлученных Орфея и Эвридики, согласились сразу.

И вот, о чудо, в тело младшей горгоны вернулась жизнь. Снова заблестели под солнцем медные руки и чешуя, снова ожили змеи на голове, и мощные крылья налились прежней силой. И даже взгляд остался по-прежнему опасным, несущий вечный покой дерзнувшим посмотреть на нее. Персей был счастлив. После вознесения благодарственных жертв богам и празднеств он даже послал ей огромную корзину устриц с просьбой о прощении. Медуза благосклонно их приняла. Но с тех пор никто не появлялся на ее острове. Герои закончились, да и поводов к их появлению не было.

Медуза и ее сестры, Стейно и Эвриала, не находили больше забавы в том, чтобы налетать на мирные деревушки рыбаков и пастухов и на бреющем полете обращать их жителей в камень. От былого осталась только вереница окаменевших героев, что когда-то прибывали на остров сразиться с Медузой.

Медуза повернулась на спину… Бедная птичка, совсем пичужка, пролетавшая над ней, не отвела вовремя глаза и, сраженная взглядом Медузы, камнем рухнула вниз, угодив той прямо по глазу.

– Вот же! – вскочила горгона, схватившись рукой за левую сторону лица. Возглас этот говорил о боли и сожалении. Ведь погибла невинная птичка. Медузу с некоторых пор не радовал ее «дар». Практически всегда она успевала отвести глаза от мелких обитателей острова, а сейчас вот расслабилась. Она бережно подняла птичку и устроила ее на груди. Медуза по-драконьи стекла со скалы и направилась к воде – сделать примочку. По пути, бросив взгляд на отшлифованную скалу, служившую зеркалом, она увидела свирепое существо с безжизненно свесившимися от жары змеями, изнемогающими от жары, и с расплывающимся черно-бурым кругом под глазом.

– Тьфу ты, – плюнула в сердцах Медуза. – Еще этого не хватало!

Она прошла мимо окаменевших героев и усмехнулась.

– Тоже мне герои! – опять сплюнула она. Слюна, упав на золотой прибрежный песок, зашипела. Один – совсем мелкий, с бугорками мышц размером с грецкий орех – прикрылся щитом. Выражение лица лучше не описывать: дебил на ярмарке. Другой – хилый. Третьему уже Аид прогулы ставит, а все туда же, в герои. Четвертый – наоборот, совсем зеленый, как неспелая олива.

Медуза с сестрами выстроили эти «изваяния» вдоль скалы для забавы.

– Да, – сказала тогда Эвриала, осматривая скульптурную композицию, – совсем измельчали Эллада и ее окрестности по части мужчин. Ну что вот это такое? – указала она рукой на вереницу недоразумений. – Смех, да и только!

Так, рассуждая и вспоминая, Медуза направилась готовить трапезу. Скоро должны возвратиться сестры. Вдали над морем показалась темная полоска, сгустились тучки, и появился свежий ветерок. Встрепенулись змеи на голове, а Медуза с наслаждением подставила лицо ветру.

За вечерней трапезой Стейно и Эвриала рассказывали об увиденном за день. Навестили старых грай – своих двоюродных сестер, принесли от пастухов недалеко лежащей деревушки козий сыр.

– Буря в ночь будет, – оповестила Стейно, кутаясь в крылья. – Пойду спать.

Вскоре разошлись по своим пещерам и Эвриала с Медузой. Ближе к полуночи действительно разыгралась буря. Море билось о скалы, молнии озаряли небо, грохотал гром, и потоками лил дождь. Будто небо соперничало с морем, у кого больше воды.

А утром снова была тишина. Опять лазурное море блестело под солнцем, и лишь желтоватый цвет его говорил о недавнем шторме. Сестры унеслись по делам, а Медуза, сидя на берегу, любовалась солнцем и морем, кончиком хвоста делая бурунчики в воде. Вдруг к ней кометой принеслась Эвриала.

– Уф, хватит торчать на берегу, как дохлая водоросль! – напустилась она на младшую сестру. – Ночью у Черной Скалы было кораблекрушение. Слетай туда, может, присмотришь что-нибудь для грай. Они любят гостинцы.

Медуза тяжеловато взмыла вверх.

– И меньше ешь на ночь, – сварливо буркнула сестра вдогонку. – Взлетаешь как толстый дельфин.

– Дельфины не летают, – огрызнулась младшая горгона.

– Не спорь со старшими! – не нашлась что ответить Эвриала и умчалась прочь.

Медуза, плавно взмахивая крыльями, обогнула мыс, облетела Черную Скалу и увидела корабль. Вернее, то, что от него осталось. Обломки некогда сильного и красивого судна покоились на волнах. На берегу валялись посуда, обувь, обрывки тканей, выброшенные волнами на берег. Людей не просматривалось: наверное, их утащили акулы. Медуза взмыла выше – высмотреть что-нибудь интересное. За небольшим мысиком она обнаружила застрявший в камнях утеса медный поднос и, схватив его, полетела обратно.

Подлетая к родным скалам, Медуза затормозила и зависла в воздухе. Внизу, на песке, лежала девочка, чуть прикрытая лохмотьями, бывшими некогда ее одеждами. Медуза спикировала вниз и приземлилась рядом с жертвой кораблекрушения.

– Только утопленников здесь не хватает! – проворчала горгона. Она осмотрела находку. Девочка лежала лицом вниз. Черные длинные волосы, слипшиеся от соленой воды и песка, смуглая кожа. На вид ей лет десять. Медуза приподняла девочку, намереваясь закопать ее в песок у скал… Девочка чихнула, потом приподнялась, уселась на корточки и открыла глаза. Медуза резко отвернулась, для верности прикрыв глаза руками. Ничего не происходило. Ни крика ужаса от созерцания вида горгоны, ничего.

– Эй, – раздался мелодичный голосок. – Ты где и кто ты вообще?

Девочка протянула вперед руки и водила ими, будто пытаясь на ощупь обнаружить того, кто ее спас.

– Здесь я, – озадачилась Медуза. – Ты что, не видишь?

– Нет, – улыбнулась девочка. – Я давно ничего не вижу.

– Как так? – удивилась Медуза.

– В раннем детстве меня украли пираты и продали в рабство. Я гуляла по берегу, а ко мне подкрались сзади и ударили по голове. Когда я очнулась, я уже ничего не видела.

– О боги! – вырвалось у Медузы. – А кто ты, откуда тебя выкрали?

– Я плохо помню, – дернула плечом девочка, – помню только мамино лицо.

– И какое оно? – спросила Медуза.

– Красивое.

– Ценные сведения, – усмехнулась Медуза. – Ладно, пойдем, я накормлю тебя и спрячу.

– От кого? – удивилась девочка.

– К вечеру прилетят мои сестры, а они могут разорвать тебя.

– Что-то с трудом верится, – фыркнула девочка. – Ты же ведь хорошая, так почему сестры могут причинить мне вред?

– С чего ты взяла, что я хорошая?! – взвилась горгона. – Да знаешь ли ты, что один мой взгляд превращает в камень любого?!

– Хм, – девочка состроила гримаску, – но мне-то все равно, я же не вижу тебя.

Медуза озадачилась. Она не знала, как ей быть и что делать с так неожиданно появившейся девчонкой. Раз уж она не окаменела при встрече с ней, то что дальше-то делать?

Медуза подвела девочку к очагу.

– Посиди пока здесь, поиграй вот с морскими раковинами, а я приготовлю тебе поесть. Да, а что ты ешь?

– Все, – просто ответила девочка, – я не привереда.

– Будешь рыбу? – спросила Медуза.

– О, да, – обрадовалась девочка.

Медуза взлетела над морем и через несколько мгновений вернулась с большой рыбой в руках.

– Держи! – она вложила рыбу девочке в руки.

– Брр! – содрогнулась та и отбросила подношение Медузы. – Что это?

– Как что? Рыба.

– Сырая?! – вскинула девочка брови.

– А какая же еще?! – удивилась Медуза.

– Но я ем жареную или запеченную, – пискнула девочка.

– Вот еще морока с тобой! – фыркнула горгона. – Сама и готовь тогда.

Но тут же спохватилась, сказав это: ведь девочка слепа.

– Ладно, – буркнула Медуза, – говори, как это делать, и я зажарю тебе рыбу.

– Сначала нужно развести огонь, – торжественным тоном пифии начала девочка, – потом…

– Прекрати свои завыванья! – рявкнула Медуза. – Говори толком, как ее жарить.

– А я откуда знаю? – развела руками девочка. – Я ее не жарила, я ее только ела.

Медузе вдруг вспомнилось, как однажды, пролетая над берегом моря, она увидела рыбацкую семью. Жена рыбака держала над огнем рыбу на палочке. Правда, когда Медуза посмотрела на рыбу, та тут же превратилась в камень, и рыбак, куснув её, чуть не сломал зуб, а потому долго грозил кулаком вслед улетающей Медузе.

– М-да, – протянула она, вспомнив тот случай, но поспешила исполнить то, что всплыло вдруг в памяти.

Вскоре приятный запах жареной рыбы витал над берегом, и девочка смешно задвигала носом.

– Что ты находишь в этой головешке? – удивилась Медуза, наблюдая, как девочка с аппетитом уплетает рыбу, дуя на нее и перекидывая с руки на руку. – То ли дело сырая!

– А ты попробуй! – живо вскочила девочка и протянула горгоне половину рыбы.

Медуза, наморщив нос, понюхала ее, лизнула, и только потом осмелилась откусить немного. Тут же ее брови удивленно поползли вверх, и она с большим воодушевлением принялась лакомиться.

– Ну, ведь вкусно? – допытывалась девочка.

– Вкусно, – согласилась Медуза. – Ну, а сейчас я тебя все же спрячу, – объявила она, вытирая руки о листья платана.

– Зачем? – удивилась девочка. – Ты же не будешь меня прятать всегда. Рано или поздно тайна откроется. Так что представь меня своим сестрам и ничего не бойся. Скажешь, что я теперь – твое домашнее животное.

Медуза усмехнулась. Эта смешная девчонка еще учит ее, Медузу Горгону, не бояться. Уморительная.

Когда время подошло к полудню, вернулись сестры Медузы. Они молниями спустились на песок у догорающего костра и тут же набросились с расспросами.

– И что ты собираешься делать с ней? – спросила Эвриала у младшей горгоны, когда Медуза представила им девочку.

– Не знаю. Пусть пока оклемается после кораблекрушения, а там видно будет. Все равно ее везли на продажу.

Девочка же вертела головой по сторонам на голоса горгон, задающих вопросы.

– Она совсем нас не боится! – подивилась Стейно.

– Потому что не видит, – буркнула Медуза.

– А зачем вас бояться? – улыбнулась девочка и осторожно дотронулась до локтя Эвриалы. – О, металлическая!

– Медная, – поправила Эвриала.

– Все равно здорово, – отметила девочка.

– А как твое имя? – вдруг спохватилась Медуза.

– Береника.

– Красивое, – ответила Медуза.

– А как зовут всех вас? – поинтересовалась девочка.

– А нас не зовут, мы сами прилетаем, – прыснула Стейно, но все же назвала свое имя. Представились и Эвриала с Медузой.

Девочка улыбнулась:

– Вы мне нравитесь.

– Ну-ну, – опять хрюкнула Стейно.

– У вас красивые имена, значит, вы не можете быть злыми, – ответила девочка.

– Интересный вывод, – рассмеялась Медуза.

Так девочка осталась жить с горгонами. Бо́льшую часть времени она проводила с Медузой, к которой очень привязалась. Иногда Медуза брала ее с собой полетать над морем. Она крепко обхватывала девочку за талию своими мощными руками с длинными когтями и поднимала ее высоко в воздух. А Береника весело хохотала. Медуза рассказывала ей, что она видит, какого цвета паруса у проходящих на горизонте кораблей и, наконец, о своих любимых цветах, росших на самой высокой скале.

– Я очень люблю эти цветы, – призналась Медуза, – но не могу любоваться их красотой вблизи, ведь один мой взгляд превратит их в камень.

– Странные мы с тобой, – грустно улыбалась Береника, обращаясь к Медузе. – Обе не можем смотреть на красоту этой Земли…

Шли дни за днями, девочка совсем освоилась на острове горгон и уже могла оставаться одна, когда все три сестры отлучались по делам. Береника даже немного занялась хозяйством, прибрав пещеру. На ощупь девочка развесила по стенам пещеры драпировку из тканей, выброшенных на берег после кораблекрушения, высушив их на солнце. Очень большим желанием для нее стало сорвать цветочек для Медузы, из тех, что росли на высокой скале. Береника решила, что живые цветы Медуза может обратить в камень, а сорванным это уже не грозит. Понемногу и горгоны начали перенимать у девочки человеческие привычки. Так, они оценили вкус еды, приготовленной на огне, уют в пещерах, наведенный Береникой, и, наконец, ее общество. Они познакомили девочку со старыми грайями, взяв ее однажды с собой, и там Береника очень пришлась по душе. Медуза поймала себя на мысли, что из каждого своего полета по окрестностям острова она старается принести маленький подарок для своей питомицы, и с улыбкой наблюдала это же рвение у своих свирепых некогда сестер.

В один из таких дней, когда Медуза с сестрами отправились за пропитанием в рощу у рыбацкого поселка, Береника решила исполнить задуманное. Она подмела пещеру, насобирала на ощупь хворост для костра и с замирающим сердцем поставила ногу на выступ скалы. Девочка принялась осторожно взбираться, держась руками за траву и кустарники. Вскоре Береника осмелела и уже практически не держалась. И когда свежий ветер заполоскал ее распущенные волосы и на щеках девочка ощутила теплоту солнечных лучей, а совсем рядом раздались крики чаек, она поняла, что оказалась на вершине скалы.

Береника опустилась на колени и, вытянув вперед руки, принялась ощупью искать нежные цветы. Тонкие пальчики перебирали каждую травинку, но все это было не то, и вот наконец обоняние девочки уловило чарующий аромат. И Береника, ни разу не видевшая эти цветы воочию, сразу догадалась, что это именно они. Она склонилась еще ниже и вдохнула запах неведомого цветка. Тонкий, волнующий аромат с чуть уловимой горчинкой морского странника – ветра и теплотой солнца коснулись ее ноздрей.

Береника попросила прощения у цветов за то, что намеревается их сорвать, и вот уже небольшой букетик зажат в ее кулачке. Теперь предстоит спуск со скалы. Ветер усилился. Девочка, осторожно пригнувшись к земле, принялась спускаться. Теперь она держалась лишь одной рукой. Вот она поставила ногу на камень, а рукой принялась нащупывать, за что держаться. Вдруг она вскрикнула и резко отдернула руку: колючее растение шипами впилось в кожу. Береника оступилась, не нашла опоры под ногой, но уже сделала шаг вперед… и в следующее мгновение летела вниз с высоты…

…Чайки кружили над берегом, где на песке, раскинув руки, будто желая обнять все небо, лежала девочка. Ее длинные ресницы темными крыльями упали на бледные щеки, волосы разметались, а теплая золотистость песка окрасилась в красный цвет…

А вдали над скалами показались три точки, но это были не чайки. Это возвращались домой горгоны.

– Представляю, как обрадуется Береника этой вести, – ликовала Эвриала.

– О да! – улыбалась счастливая Медуза. – Кто бы мог подумать, что родные места Береники совсем рядом с нашим островом.

– А ее мать?! – вступила Стейно. – Я боялась, как бы она не умерла от счастья, узнав, что дочь нашлась.

– Теперь осталось подготовить Беренику, – продолжила Эвриала, – ведь… Что это? – вдруг осеклась она, указав рукой вперед.

Сестры на мгновение замерли в воздухе и тут же бросились к распростертой девочке. Они уже всё увидели, всё поняли, но не хотели в это верить. Стейно и Эвриала кричали, а Медуза застыла камнем, как те, кого она обращала доселе в неподвижные статуи. Сестры метались между ней и девочкой, не зная, что делать: спасать Медузу или заниматься Береникой.

– Полетели к грайям! – вскричала Стейно. – Может, они с помощью волшебного глаза узнают, что можно сделать? Может, можно ее спасти?

– А мать? – схватилась за голову Эвриала. – Она же теперь не переживет второй потери дочери! О боги!

Сестры все же решились лететь к старым грайям. Скрепя сердце они оставили младшую стоять окаменевшей от горя на берегу над телом Береники.

А над морем кричали чайки… Вдруг глаза Медузы ожили, веки ее дрогнули, и она посмотрела на свою бездыханную подругу, и в тот же миг из этих зеленых глаз, в которых была заключена нечеловеческая сила, обращающая в камень все живое, хлынули слезы. Живые, теплые и соленые, как море. Они лились по ее щекам словно летние ливни. И – о чудо! – эти слезы вымывали из глаз чудовищный дар Афины Паллады.

Медуза из-за слез не видела ничего, а они все лились и лились…

– Это что, дождь? – услышала она слабый голос…

– Что?.. Что это? – Медуза, вздрогнув, обеими руками отерла потоки, льющиеся из глаз и… Она не верит увиденному… Береника приподнимается на локте, другой рукой держится за затылок и смотрит на Медузу, улыбаясь.

– Ты… ты жива?! – заорала Горгона.

– Вроде бы! – засмеялась девочка, вдруг ойкнув от боли, и, схватившись за затылок, тут же зачастила, озираясь и смотря во все глаза на Медузу: – Какая ты красивая! Ты же настоящее чудо! Твои волосы, они же живые! А крылья! Мы пронесемся над морем, правда? Ты ведь покатаешь меня снова, и теперь я увижу всю его красоту! А какой цвет у неба! А солнце!

– Ты… видишь? – выдохнула пораженная Медуза.

– Да, да, да! – кричала девочка, раскинув руки и обнимая Медузу. – Я все вижу: тебя, солнце, море, деревья! Море такое же зеленое, как и твои глаза!

– Глаза! – возопила Медуза и закрыла лицо руками. – Не смотри в них, ты обратишься в камень!

– Нет! – кричала, хохоча, Береника. – Нет! Я же уже смотрела на тебя, и ничего не произошло. Все плохое закончилось! Смотри на этот мир, как и я!

Медуза не могла в это поверить. Теперь из ее глаз лились слезы счастья. Они обнимались с Береникой, хохоча и плача одновременно. Вдруг из хитона Медузы что-то выпало и угодило на ногу девочке. Береника ойкнула от боли и подняла с песка маленький камешек.

– Ах, это пичужка! – вспомнила Медуза. – В тот день, когда у нас появилась ты, она стала невольной жертвой моего взгляда. А мне так было ее жаль, что я ношу теперь ее окаменевшее тельце с собой.

Из глаз Медузы снова закапали частые крупные слезы, и вдруг… – о, это чудо! – они упали на тельце птички. Перышки ее затрепетали, двинулись лапки, заморгали глазки, и крошечная пичужка взмыла вверх, громко и весело щебеча от счастья и вернувшейся жизни.

А вскоре возвратились Стейно и Эвриала. С ними на импровизированной колеснице прилетела незнакомая женщина в белом хитоне и с белым покрывалом на голове.

– Кто это? – удивилась Береника.

– А ты подойди поближе, может быть, сама узнаешь, – загадочно улыбнулась Медуза.

Женщина, сойдя с колесницы, стояла как вкопанная у кромки моря. А прядь ее седых волос, выбившись из-под покрывала, билась на ветру. Женщина была молода, и оттого странно смотрелась ее седина. Она не мигая глядела на Беренику и протянула к ней руки.

Береника же во все глаза смотрела на женщину и вдруг с криком «Мама!» бросилась к ней.

Весь остров горгон ликовал от счастья.

– Но как ты узнала меня? – поразилась мать, обнимая дочь.

– Я никогда не забывала твое лицо. И еще я видела тебя во снах, как ты сидишь на скале, обняв колени, и смотришь вдаль, – просто ответила девочка. – Вот только волосы твои в моих снах были черными.

– Все так и было, – улыбнулась мама, прижимая к себе Беренику. – Я целыми днями всматривалась вдаль, а волосы… о да, когда-то они были черными, а после того, как ты пропала, они поседели. Но теперь я окрашу их соком грецкого ореха и снова стану молодой, а главное – счастливой.

Женщина не переставала благодарить горгон за их помощь, и вскоре все стали готовиться к пиру. Были воскурены жертвенники, развешаны гирлянды из цветов, на пир приглашены грайи, Персей с Андромедой и сыном, прославленные герои Эллады. Никогда еще остров горгон не был так счастлив.

А к концу празднеств одна из старых грай шепнула на ухо Медузе, отведя ее в сторонку:

– Может, ради такого случая ты вернешь жизнь и этим изваяниям? – она указала на «скульптуры».

– О, – озадачилась Медуза и расхохоталась. – А на что же я буду вешать свою одежду? Ну хорошо, правда, для того, чтобы их оживить, мне нужны мои слезы, а у меня очень хорошее настроение. И при виде этих героев оно и дальше улучшается.

Произнеся эти слова, Медуза уже корчилась от смеха. Из глаз ее брызнули слезы, но только от жизнерадостного хохота. Грайя не растерялась, она подставила ладонь, набрала эти слезы и брызнула на окаменевших героев… Дрогнули каменные тела, пошли трещинами, рассыпалось каменное покрытие, и… люди ожили. Один потягивался, другой тер глаза, третий крутил головой, четвертый озирался, ничего не понимая. А осознав, что к ним вернулась жизнь, они кинулись обниматься друг с другом, потом с горгонами, с грайями, с Береникой и ее мамой, затем с деревьями, и под общий хохот принялись пировать вместе со всеми. А Персей распорядился разослать гонцов, чтобы в дома героев неслись добрые вести об их возвращении.

– А во всех ли домах по-прежнему ждут их возвращения? – забеспокоилась Андромеда.

– Об этом не беспокойся! – шепнула ей на ухо одна из грай. – Перед тем как попросить Медузу вернуть жизнь героям, я посмотрела, будет ли их возвращение желанным. Всё в порядке. Счастье возвращения будет искренним.

А к вечеру на острове появился посланник богов – легконогий Гермес – и среди пира шепнул на ухо Медузе просьбу Посейдона: вернуть жизнь Кракену, потому что тот был любимым зверьком Повелителя Морей. Медуза озадачилась:

– Так мне же нужно будет рыдать сутками, чтобы выплакать слезы на такую громадину.

– Э, – улыбнулся Гермес, – ведь можно рыдать от смеха.

В конце концов так и получилось, и любимец Посейдона снова рассекал волны океана и радовал своего хозяина.

Вот так закончилась эта история. Долго еще продолжались празднества по всей Элладе, одаривая радостью всех, кто узнавал о ней.