Текст книги "Карл Роджерс и его последователи: психотерапия на пороге XXI века"

Для описания различных форм выражения эмпатического понимания необходимо занять позицию наблюдателя. Какие же интервенции терапевта можно назвать эмпатическими, когда работаешь с аудио– или видеозаписью терапевтической сессии? Конечно, эмпатический отклик никогда нельзя наблюдать в отрыве от его первоосновы – внутреннего опыта самого терапевта. Также нельзя рассматривать эмпатический отклик безотносительно к его влиянию на клиента. Тем не менее это не означает, что невозможно пытаться представить вербальный ответ, характерный для эмпатического понимания терапевтом клиента. Некоторые авторы описали различные способы реагирования, которые могут считаться эмпатическими.

Так, типичным откликом в клиентоцентрированной терапии считают так называемое «отражение переживаний». Кроме того, есть описанный Джендлином икспириентальный отклик (Gеndlin, 1968), а также вызывающие воспоминания размышления и эмпатическая оценка по Райсу (Rice, 1974, 1990). Икспириентальный отклик так же, как вызывающие воспоминания отражения и эмпатическая оценка, является формой развития отражения переживаний. Терапевты клиентоцентрированного направления почувствовали настоятельную необходимость поиска и формулирования последующих, более дифференцированных форм отражения переживаний в целях выявления активного аспекта эмпатического типа реагирования. Дело в том, что три главных терапевтических условия, описанных Роджерсом в качестве необходимых и достаточных для позитивного личностного изменения, были восприняты психотерапевтами иных направлений и школ как действительно необходимые, но не как достаточные. Следствием данного обстоятельства стала нависшая над клиентоцентрированной терапией опасность поглощения другими школами психотерапии, представители которых считали клиентоцентрированный метод приемлемым лишь для создания атмосферы конфиденциальности – благоприятного фона для самых различных психотерапевтических интервенций. Существовала опасность, что практикующие психотерапевты утратят понимание того факта, что клиентоцентрированная терапия действенна и активна сама по себе.

Некоторые сотрудники и ученики Роджерса начали придавать особое значение теории процесса (Gendlin, 1968, 1970, 1974; Rice, 1974, 1983, 1984). Они старались найти и проанализировать пути, которыми клиенты приходят к позитивным изменениям. Делали они это для того, чтобы ясно описать те терапевтические интервенции, которые содействуют данным изменениям. Зачастую они исходили из многолетнего опыта работы с использованием отражения переживаний и стремились выявить те способы отражения, которые делают работу клиента действительно эффективной.

Терапевт, между тем, может искать и другие, более индивидуальные способы, чтобы передать свое эмпатическое понимание. Некоторые из них описаны Боцартом в его статье «Способы эмпатии, выходящие за пределы отражения» (Bozarth, 1984).

Теперь позвольте мне вернуться к основной теме статьи: к эмпатии с точки зрения клиента. «Как я чувствую себя, когда мне эмпатизируют?» – таков вопрос. В этой связи мы можем вспомнить, что Барретт-Леннард, рассматривая три фазы эмпатического цикла, называет третью фазу «воспринятой эмпатией, или переживание эмпатии человеком, к которому проявляют эмпатию» (Barrett-Lennard, 1981, p. 95). Барретт-Леннард обращается здесь к установленному Роджерсом важному условию, а именно к тому, что клиент должен воспринять эмпатию терапевта. Это условие кажется очевидным, но оно часто упускается из виду.

Роджерс писал:

«Как было установлено, решающим условием является хотя бы минимальное ощущение клиентом принятия и эмпатии, которые терапевт испытывает по отношению к нему. И если клиент не будет ощущать к себе такого отношения терапевта, тогда с его стороны не возникнет подобных чувств, а это значит, что терапевтический процесс не может быть начат. Поскольку установки терапевта не могут быть осознаны клиентом непосредственно, то будет более правильным сказать, что поведение терапевта и его слова воспринимаются клиентом как выражение того, что терапевт в какой-то мере принимает и понимает его» (Rogers, 1957, р. 99).

Тогда возникает вопрос: если клиент ощущает эмпатию терапевта, какое влияние она на него оказывает? Другими словами, каков терапевтический эффект эмпатии? Является ли она важнейшим фактором взаимоотношений или же просто сопутствующим фактором (Rice, 1983)? Обусловлен ли терапевтический эффект эмпатии создаваемой ею атмосферой или же непосредственным воздействием конкретной эмпатической реакции?

Ясно, что мы должны говорить не о каком-то одном, отдельном терапевтическом последствии эмпатии, а о том, что у клиента индуцируется сразу несколько микропроцессов, и именно их я собираюсь обсудить далее.

Терапевтический эффект эмпатии как первичный фактор установления взаимоотношений всегда предполагает наличие двух других главных условий. Частью эмпатической вовлеченности и эмпатической реакции терапевта являются безусловное позитивное принятие и конгруэнтность (Wexler, 1974; Rogers, 1975). Эмпатическая реакция – это наиболее важный для терапевта способ сообщить клиенту о принятии, преданности, теплоте и подлинной приверженности. В чем же состоит тогда икспириентальное воздействие этой подлинной и принимающей эмпатической атмосферы?

1. Ощущение своей ценности и принятости

Терапевт только тогда может быть эмпатически вовлечен в мир клиента, когда он ценит и принимает клиента таким, какой он есть, и главным образом – как обращающееся за помощью человеческое существо, наделенное только ему присущими способностями к росту и развитию. Это означает, что терапевт – определенным образом – действительно беспокоится о своем клиенте и заботится о нем. Нельзя быть хорошим терапевтом, не заботясь о людях, не переживая любое позитивное изменение клиента, не испытывая счастья от его самых незначительных поступательных шагов, не поддерживая процесс его роста.

Клиент, ощущая это отношение терапевта, постепенно начинает воспринимать себя стоящим человеком. Он учится ценить себя как человека не только потому, что хорошо работает или всегда исполняет то, о чем его просят другие, но и потому, что учится заботиться о самом себе. Барретт-Леннард описывает это так:

«То обстоятельство, что нас выслушали и услышали, особенно в напряженной и стесненной обстановке, помогает нам почувствовать уверенность в себе. Мы видим свое отражение в зеркале другого человека, ощущаем свою причастность к человечеству и понимаем, что мы не одиноки. Мы видим, что наш образ многогранен и изменчив, и ощущаем в себе новые возможности. Неявное есть элемент исцеления и роста» (Barrett-Lеnnard, 1988, р. 419).

2. Ощущение себя самостоятельной, самоценной и обладающей собственной идентичностью личностью

Эмпатизирующий терапевт подтверждает право клиента на существование. Обретение чувства «я могу существовать» – это более фундаментальное и более экзистенциальное икспириентальное знание, чем упомянутое выше ощущение «я чего-то стою». Каждый человек чувствует крайнюю необходимость в подтверждении своего существования со стороны других. Признание другим – это основа для развития человеком собственной идентичности. В этой связи Роджерс цитирует Лэнга, сказавшего: «…ощущение моей идентичности предполагает существование другого, кому я известен» (Rogers, 1975, р. 139).

3. Обретение способности принимать свои собственные чувства

Эмпатия безоценочна. Терапевт, проявляющий эмпатию, не осуждает, не выносит оценки. Клиент ощущает, что он может выражать свои чувства без деструктивных последствий, без отвержения себя терапевтом. Так облегчается самопринятие. Процитируем в этой связи Роджерса: «Если меня не осуждают, то, может быть, я не так ужасен или ненормален, как я думал. Может быть, мне не следует судить себя так сурово» (Rogers, 1975).

4. Преодоление отчуждения

Когда клиент чувствует, что то, о чем он говорит, несомненно имеет значение для терапевта, достигается двойной эффект: клиент не только ощущает себя самого более значимым, но и начинает понимать, что он не такой уж ненормальный, странный и чудаковатый, как он раньше думал и чего так боялся.

Роджерс описывает эти переживания от лица воображаемого клиента следующим образом:

«Я говорил о сокровенных, скрываемых отчасти даже от самого себя чувствах, о чувствах странных, возможно, ненормальных, – тех чувствах, которыми я не только ни с кем не делился, но которые оставались неясными даже для меня. И все же другой человек понял мои чувства, понял их даже более ясно, чем я. И если кто-то еще знает о моих чувствах и понимает их, тогда я не так уж странен, не так отчужден или отвергнут. Я что-то значу для другого человека. Значит, я установил связь и даже отношения с другими. И я больше не одинок» (Rogers, 1975, р. 7).

Роджерс полагает, что этот пример может объяснить один из наиболее значимых результатов в исследовании шизофрении: у пациентов, консультировавшихся у психотерапевтов с выраженной способностью к эмпатии, наблюдалось резкое снижение шизофренической патологии.

5. Развитие способности доверять собственному опыту

Терапевт, проявляющий эмпатию, концентрируется на переживаниях клиента и следует за ними. Таким образом клиент постепенно учится концентрироваться на своих переживаниях, и в ходе терапии он начинает понимать, что он может положиться на свой опыт и что этот опыт может руководить его поведением.

Эта способность может пригодиться ему впоследствии при решении новых проблем. Клиентоцентрированная терапия не имеет дела с симптомами, а учит клиента взаимодействовать с собой и с окружающим миром иным, икспириентальным путем.

«Многие люди, обратившиеся за психотерапевтической помощью, видят себя либо идущими наугад, без надежного путеводителя, либо следующими по маршрутам, жестко заданным извне, либо стоящими перед каждым новым выбором с ощущением, что им недостает данных для принятия решения. Однако ключ ко многим решениям находится во внутреннем знании. И если клиент сможет войти с ним в соприкосновение и начнет использовать его как заслуживающий доверия путеводитель, то он сможет более уверенно распоряжаться собственной жизнью» (Rice, 1983, p. 44).

Обсудив возможности эмпатии в обеспечении терапевтического климата, обратимся теперь к ее роли в решении терапевтической задачи. Райс (Rice, 1983) определяет факторы терапевтических взаимоотношений, обусловленных данной задачей, как такие, которые дают клиенту возможность продуктивно овладевать различными подходами к самопознанию и росту. В любой терапии клиент вовлечен в последовательность терапевтических задач, которые мы можем считать составными компонентами единого терапевтического процесса. Факторы взаимоотношений, обусловленные задачей, – это те аспекты межличностных взаимодействий, которые способствуют постановке и выполнению терапевтических задач. Само терапевтическое взаимоотношение здесь понимается как рабочая среда. Эмпатия терапевта есть не только первостепенный по своей важности фактор взаимоотношений, но и фактор, в значительной степени содействующий решению определенных задач, способствующий определенным микропроцессам. Теперь мы подробно их рассмотрим.

Существуют две основные группы микропроцессов: 1) углубление и фасилитация переживаемого и 2) когнитивное переструктурирование. Это деление, конечно, условное, оно осуществляется в дидактических целях. Следует сразу же подчеркнуть, что в сложной реальности терапии эти процессы тесно взаимосвязаны.

1. Углубление и фасилитация переживаемого

Роджерс писал:

«Когда люди чувствуют, что их понимают, они начинают теснее соприкасаться с более широким диапазоном своих переживаний. Это дает им возможность лучше понять себя и более гибко управлять своим поведением. Если эмпатия была верной и глубокой, они смогут дать волю потоку своих переживаний и позволить ему свободно течь по своему руслу» (Rogers, 1975, р. 8).

В описанном Роджерсом процессе углубления и облегчения переживаемого, который начинается с ощущения эмпатической понятости себя другим человеком, мы можем выделить два микропроцесса:

1. Вхождение в более непосредственный и тесный контакт с переживаемым

Важное значение эмпатического отклика состоит в том, что он помогает клиенту достичь большего контакта с содержанием проговариваемого и ощущаемого в данный момент. Мы считаем, что в этом – одна из основных функций точной эмпатии первого уровня. Верное отражение переживаний помогает клиенту глубже понять то, что он пытался сказать, и постичь эмоциональную нагрузку его слов. «Вам надо оживить то, о чем вы только что говорили» – таков совет Мартина терапевту (Martin, 1983). Скрупулезное отражение чувств замедляет рассказ клиента. В итоге у клиента появляется время и возможность глубже осмыслить свои слова и более полно пережить их воздействие.

Тем самым терапевт помогает клиенту реально воспринять то, что он сам только что сказал. В этом случае эмпатический отклик выполняет критическую функцию. Мартин (Martin, 1983) сравнивает работу эмпатизирующего терапевта с работой художника. Терапевт собирает весь материал, который клиент приносит во фрагментах, складывает их вместе и, держа перед клиентом как яркую картину, говорит ему: «Посмотри: это то, что ты сказал. Мы должны посмотреть на сказанное во всей его сложности и запутанности. Смотри» (Martin, 1983, р. 32). Более того, точное отражение чувств помогает клиенту более остро и цельно пережить то, что он в данный момент хочет выразить. После точного пересказа или даже после пошагового повтора сказанного клиентом терапевт зачастую слышит: «Это не то, что я имел в виду, это больше похоже на…» Остается лишь надеяться, что терапевт не отреагирует на это так: «Но вы только что сами это сказали!» – и будет достаточно благоразумен, чтобы понять: бывшее минуту назад правдой уже не совпадает с теперешним переживанием клиента.

Отклик в форме переживания означает, что реакция терапевта направлена на первопричину, порождающую слова, а не на слова как таковые. Именно через этот процесс проходит клиент. Он тоже глубже постигает первопричину своих слов и потому может более точно высказать то, что раньше выражалось им весьма неопределенно. Джендлин (Gendlin, 1970) называет это важной стадией процесса фокусирования – обращением к ощущаемому «нутром» смыслу, что дает непосредственный доступ к содержанию переживаний.

«Если клиент выслушан с пониманием и получил ответ терапевта, то он может прямо обратиться к внутреннему содержанию своей проблемы. Затем на какой-то момент он может отложить в сторону свои лучшие надежды или худшие опасения по поводу того, что он такой, какой есть, и обратиться прямо к смыслу сказанных им слов. Затем он может сказать примерно следующее: “Хорошо, я знаю, что в этом нет смысла, но все же тут что-то есть” – или: “Мне абсолютно неясно, что со мной происходит, но я достаточно определенно это чувствую”» (Gendlin, 1970, р. 142).

В этом отрывке описана важная составляющая процесса вхождения клиента в больший контакт с его собственными переживаниями: терапевт, посредством своей эмпатической вовлеченности, выраженной в его эмпатическом отклике, помогает клиенту противостоять тому внутреннему критику, который стремится представить прочувствованные ощущения как бесполезные, нереалистичные, саморазрушительные или нелепые. Таким образом у клиента появляется возможность непосредственно обратиться к своим переживаниям. Он, например, может сказать: «Чувствую, что со мной должно произойти что-то страшное и ужасное. Однако это, конечно, смешно. Нужно лишь принять все это. Однако я ощущаю, что близок к панике».

Когда клиенту, консультируемому эмпатически реагирующим терапевтом, удается удержать свое внимание на смутно осознаваемой, но тем не менее явно ощущаемой внутренней реакции, он получает возможность выразить словами некоторые ее основные аспекты. Как только клиенту удается сформулировать некоторые основные аспекты прочувствованного ощущения, он обычно начинает более интенсивно и ярко переживать значение своих чувств. Клиент испытывает все больше энтузиазма и надежды, прямо обращаясь к себе. Такое прямое обращение к своим внутренним переживаниям все более и более расценивается как: «Я в контакте с самим собой».

Достижение большего контакта с самим собой – это весьма болезненный, но в то же самое время и умиротворяющий, приносящий облегчение процесс. Болезненный – потому, что клиенту часто приходится иметь дело с чувствами, доставляющими дискомфорт, со смутной тревогой, что «что-то не так», с тем, что можно назвать непривлекательной темой для разговора.

Но все же парадокс состоит в том, что как только клиент решился обсудить неприятную, пугающую его тему, собрался сосредоточить свое внимание на прочувствованных ощущениях по поводу того, о чем он говорит, его тревога ослабевает. Чем ближе клиент подходит к осмыслению некоторых сторон того, что его пугает, тем больше он испытывает облегчение. Прямое обращение к значению переживаемых чувств приносит даже улучшение физического самочувствия. Суммируя все сказанное, можно утверждать, что клиент, выслушивая от терапевта «повторы» своих высказываний, позволяет и дает возможность (место и время) резонировать своим собственным словам. Поэтому он может лучше понять первопричину своих слов и, прислушиваясь ко всему своему физическому состоянию, может более отчетливо и определенно сформулировать словами то, что он хочет выразить (см. «достижение более отчетливого контакта…» по Райсу и Гринбергу: Rice and Greenberg, 1990).

2. Переход к новым аспектам переживаемого

Эмпатический отклик терапевта приводит клиента в соприкосновение с теми сторонами переживаемого, которые он до этого едва ли осознавал. Такой отклик помогает клиенту продвигаться все дальше и дальше в «джунгли» переживаемого. Особенно сильно этот процесс стимулирует глубокий эмпатический отклик. Под «глубоким эмпатическим откликом» я имею в виду продвинутую эмпатию, эмпатическую догадку, эмпатическое непонимание, исследовательские вопросы, предположительные суждения, ответные переживания и всплывающие в памяти чувства. Эмпатический отклик помогает выявить скрытое. В некоторых случаях он может реально помочь восполнить переживания клиента– это происходит тогда, когда клиент, исследуя свой собственный опыт, как бы наталкивается на стену и совершенно сбивается с пути. Таким образом эмпатизирующий терапевт активно включается в разблокирование переживаний клиента. Он может использовать точную символизацию – подходящее слово или правильный вопрос в нужный момент, – которая вновь внесет в процесс определенные аспекты неосознанного переживания.

В терапии клиент концентрируется на переживаемом, особенно на своем прочувствованном ощущении: неясном, реальном, физически ощущаемом чувстве, нуждающемся в объяснении. Прочувствованное ощущение – это, так сказать, точка соприкосновения с тем, что в данный момент представляет собой неявно выраженное переживаемое. Прочувствованное ощущение, с которым клиент соприкасается в данный момент, взаимодействует с символами (словами, образами, возникшими у клиента или предлагаемыми ему терапевтом). При этом выявляются скрытые значения, вырисовывается целостное понимание. Символ может привнести часть неявно выраженного переживаемого в процесс осознания конкретного ощущения, что снова может раскрыться в новых символах. Именно этот процесс мы здесь и обсуждаем.

Например, клиентка обратилась к терапевту с жалобами на «плохое самочувствие», осмысливая его как свидетельство болезни. Она жаловалась на головокружение, боли в желудке, приступы тошноты и другие физические симптомы, которые вызывали у нее тревогу. В процессе психотерапии она начала выяснять, что означает эта всепоглощающая тревога, откуда она появилась и т. д. Однажды, когда клиентка в очередной раз сказала терапевту о своем чрезвычайно плохом самочувствии на прошлой неделе, терапевт привлек ее внимание к факту, что «чувствую себя плохо» может также означать «чувствую себя неправильно». Таким образом, терапевт придал другое значение утверждению клиентки, то есть перевел ее утверждение «плохо» в моральный контекст «хорошо или плохо». Это вызвало в клиентке множество откликов. К ней вернулись воспоминания об ощущении себя грешной и плохой, когда она делала что-то, что не нравилось ее родителям или школьной учительнице.

Таким образом, плохое самочувствие можно представить как перемещение на физический уровень своего негативного образа. И этот образ, эти скрытые значения стали доступными для клиентки или, другими словами, были включены в процесс благодаря усилиям терапевта. И поскольку сам клиент часто не в состоянии подыскать для себя подходящую символизацию, то подобный вклад терапевта, без сомнения, можно назвать стимулирующим. Поэтому взаимодействие между переживанием и символами, которое могло бы приостановиться без такого содействия терапевта, может теперь продолжаться. Так клиент получает больший доступ к своим переживаниям, входит в соприкосновение с более обширной частью своего чувственного мира и в этом смысле становится более конгруэнтным.

Джендлин (Gendlin, 1970) называет этот процесс «раскрытием». Переживаемое раскрывается постепенным и последовательным прояснением прочувствованного ощущения, а также резким «открыванием», при котором клиент испытывает значительное физическое облегчение и внезапное понимание. Зачастую это понимание еще не вполне осознанно: клиент еще не нашел слов высказать то, что, собственно, он «получил», но знает, что может об этом говорить.

Раскрытие прочувствованного ощущения не приносит решения: выявление скрытого не решает проблем. Но все же нечто уже изменилось. Прежние чувства теперь имеют более широкое значение. Например, смутно ощущаемая тревога, возникшая в некой ситуации и, казалось бы, не имеющая причины, теперь становится совершенно понятной. «Конечно, вот почему я так боюсь», – открывает для себя клиент.

Как только проблема представлена в таком виде, с ней уже кое-что можно сделать. И даже если не возникает немедленного решения, нечто все-таки изменилось: клиенту стало легче оттого, что он теперь стал понятнее самому себе, или оттого, что наладил более тесный контакт с самим собой. И клиент, с точки зрения этого вновь приобретенного самопознания, совершенно по-новому переживает и перерабатывает те же самые ситуации и проблемы.

Прояснение скрытых сторон переживаний или значений «на грани» «осмысленных» чувств может быть весьма болезненным. Например, клиент рассказывает терапевту, что когда он оказался в тяжелой ситуации, то сначала уединился, а затем дал волю своим чувствам. При этом клиент лишь воображает то место, куда он удалился. Терапевт просит подробнее описать это место. Клиент описывает подземелье в средневековом замке: толстые прочные стены, покой, тишина, никаких непрошеных гостей, безопасность. Терапевт представляет себе подземелье таким, каким его описывает клиент, но также отмечает, что образ подземелья вызывает в нем самом ощущения холода, мрака, покинутости и одиночества. Клиент задет и шокирован так, что у него перехватывает дыхание. В этот миг он соприкоснулся со своим глубочайшим одиночеством, которое так много лет пытался отрицать. Эмпатическая рефлексия терапевта заставила клиента соприкоснуться с очень болезненными переживаниями, которые помогли ему яснее ощутить смутное чувство неудовлетворенности и отчетливее понять, что оно означает.

2. Когнитивное переструктурирование

Эмпатический отклик терапевта также играет важную роль в когнитивной переработке разнообразной информации, получаемой клиентом. Этот отклик более значим, чем информация, поступающая к клиенту как из внутренних, так и из внешних источников. Векслер, наиболее видный представитель когнитивного направления, определяет терапевта как «искусственный информационный процессор» (Wexler, 1974, р. 97). Терапевт выполняет эту функцию посредством эмпатического отклика. Эмпатический отклик, по мнению Векслера, – это попытка структурировать и сформулировать значение той информации, которая поступает к клиенту. Хороший эмпатический отклик помогает клиенту более полно охватить и структурировать получаемую им информацию – по сравнению с тем, как это бы он сделал самостоятельно.

Прояснить эту мысль можно на примере (Martin, 1983, р. 36). Клиент говорит: «Много раз мне казалось, будто люди… я не знаю. по-настоящему противны. нет, не противны. они

милы, как мне кажется, по крайней мере некоторые, которых я знаю». Терапевт может ответить: «Я не уверен, что полностью понял сказанное, но позвольте мне попробовать понять. Похоже, вы оказались в замешательстве. пытаясь понять, как относятся к вам люди. Те, кто значим для вас, как вы полагаете, кажутся милыми, но в то же самое время это не совсем так, потому что они в некотором отношении вам неприятны. Это близко к тому, что вы имеете в виду?» Терапевт, структурируя несвязную речь клиента, в то же время структурирует и его чувства.

Каким же образом хороший эмпатический отклик облегчает переработку информации? Поставим этот вопрос иначе: какие свойства хорошего эмпатического отклика способствуют лучшей переработке информации?

Выделим три микропроцесса, три различных способа, посредством которых эмпатический отклик способствует лучшей переработке информации. Это (1) фокусирование внимания клиента, (2) припоминание и (3) упорядочение информации. Когда высказывания клиента указывают на наличие автоматической и ограниченной модели схематической переработки, тогда терапевт, эмпатически реагируя, может вызвать один из этих трех процессов.

Конкретные признаки, указывающие на такую автоматическую и ограниченную информационную переработку, следующие: описание сложного переживания коротко и сжато; многозначительные высказывания, богатые субъективными значениями, не совсем понятными терапевту; стереотипные уточнения типа «надо», «следует», «должен» (Toukmanian, 1990, р. 313).

1. Фокусирование внимания клиента

Эмпатические интервенции терапевта, направленные на те признаки, которые указывают на ограниченную переработку информации клиентом, заключаются в том, чтобы фокусировать на них внимание клиента посредством пересказа, отражений и предложений пояснить сказанное (Toukmanian, 1990, р. 313; Wexler, 1974). Эмпатический отклик сосредоточивает внимание клиента на тех аспектах информации, которые сам клиент игнорирует. Клиент склонен отбирать те аспекты значения, которые легче и быстрее всего могут быть организованы в рамках уже существующих у него правил и схем. Это приводит к утрате клиентом информации, значимой для последующей переработки, а зачастую утрачивается именно та информация, которая могла бы изменить истолкование и переживание клиентом данной ситуации.

Приведем пример: женщина, по опыту знающая мужчин как авторитарных, грубых в обращении и агрессивных, будет склонна видеть в каждом мужчине только эти черты и игнорировать такие их свойства как нежность, способность проявлять внимание и заботу.

Другой пример: клиентка постоянно говорит о нелегких женских обязанностях и той тревоге, которую вызывает в ней постоянная мысль о бремени этих забот. Но она никогда не упоминает о позитивной стороне жизни, то есть о возможности принимать свои собственные решения, делать свой собственный выбор, пользоваться большей свободой, делать то, что она хочет, когда хочет и как хочет. Когда терапевт обращает ее внимание на все эти возможности, она сначала испытывает удивление. Но чем глубже «просачивается» в нее эта мысль, тем большее облегчение она испытывает.

Ограниченность объема кратковременной памяти часто приводит к тому, что клиент лишь слегка касается некоторой информации, но упускает ее из виду из-за поступления другой. Тогда терапевту следует повторно сфокусировать внимание клиента на предыдущей информации, иначе она будет утеряна. Терапевту сделать это легче, чем клиенту, потому что у него, по сравнению с последним, актуализировано гораздо меньше информации.

Подводя итог, можно сказать, что терапевт заботится о том, чтобы никакая значимая информация не была потеряна для переработки клиентом. Чтобы выполнить это, терапевту следует сохранять необходимую дистанцию и не дать увлечь себя в сторону ограниченному процессу переработки, в который спонтанно вовлечен клиент.

Выше мы утверждали, что терапевт фокусирует внимание на значимой информации, которая упускается клиентом. Тогда возникает вопрос: что есть значимая информация, а что – нет? Что является критерием для терапевта, чем руководствуется терапевт при отборе значимых фактов, а что следует игнорировать? Векслер отвечает, что терапевт должен отбирать те аспекты, которые являются значимыми для центральных моментов жизнедеятельности клиента или же кажутся незавершенными и трудными для переработки. Другими словами, это аспекты, значимые для клиента в том или ином отношении. Они сами обнаруживают себя в таких невербальных проявлениях, как, например, дрожь в голосе, подрагивающие губы, неожиданная смена позы и т. п. Именно в такой момент терапевт может прервать рассказ клиента и сказать примерно следующее: «У меня такое ощущение, что в сказанном вами есть нечто такое, что как-то вас задевает. Вы можете остановиться на этом чуть подробнее?» Таким образом он может сфокусировать внимание клиента на этом моменте.

2. Припоминание информации

Второй микропроцесс имеет отношение к припоминанию необходимой информации, а именно информации, ассоциированной с разными сторонами некоего определенного опыта. Тукманян называет этот процесс фасилитацией припоминания прошлого опыта (Toukmanian, 1990, р. 314). Векслер и Райс называют его выявлением новых или утраченных смыслов (Rice, 1974, 1984; Wexler, 1974). Терапевт старается помочь клиенту восстановить прошлый опыт настолько полно, насколько это возможно. Эмпатический отклик помогает извлекать из памяти забытые воспоминания. Вызывающие воспоминания отражения, описанные Райсом, являются самым лучшим средством оживления воспоминаний.

Этот микропроцесс служит двум главным целям. Во-первых, он помогает клиенту получить более полную информацию для его дальнейшего самоисследования. Во-вторых, он предоставляет терапевту возможность установить тот опыт клиента, который был неадекватно переработан в прошлом, и убедиться в том, что теперь он проработан. Поскольку переработка информации в большей степени опирается теперь на данные опыта, клиент получает возможность сломать старые, ограничивающие схемы и заменить их новыми, позволяющими более точно перерабатывать все значимые икспириентальные данные.