Текст книги "Литературоведческий журнал №37 / 2015"

Университетской теологической традиции отвечает не только accessus, но и собственно текст комментария – особенно в том, что касается источников и параллельных мест. В отличие от Грациоло Бамбальоли Лана практически не ссылается на классиков, но очень часто прибегает к теоретическим рассуждениям, нередко уходя в пространные отступления, связанные с текстом «Комедии» лишь исходным пунктом. Так, вступление к IX песне «Ада» превращается в довольно подробный трактат о ересях в их отношении к католической доктрине. Эта тенденция только усиливается в «Рае», где отступления распространяются из вступлений к песням на собственно глоссы.

Еще один характерный для этого комментария момент – наличие в нем своего рода «новеллистического» начала4343
  Впервые этот вопрос подробно рассмотрен в кн.: Rocca L. Di alcuni commenti della «Divina Commedia» composti nei primi vent’anni dopo la morte di Dante. – Firenze: Sansoni, 1891.


[Закрыть]. Мифологические или исторические реалии, требующие разъяснения, дают автору повод рассказать очередную занимательную историю или анекдот. При этом, как отмечает Л. Рокка, эти повествования свидетельствуют о плохом знакомстве комментатора с классическими текстами4444
  Ibid. – P. 185.


[Закрыть]. Многие из сюжетов он знает не по оригинальному источнику, а по средневековому пересказу, иногда смешивая между собой несколько историй. В плане исторических сведений он также опирается на средневековые легенды, сообщая читателю множество занимательных деталей и анахронизмов, как, например, в истории убийства Рема: «После основания города Рима было установлено, что тот, кто пересечет ров вокруг города после звука определенного колокола, который звонил в сумерках, подвергнется смертной казни… Случилось так, что Рем, чтобы пойти к своей подруге, ночью пересек ров. На следующий день Ромул велел его схватить и отрубить ему голову на том самом месте, где он пересек этот ров»4545
  Comedia di Dante degli Allaghieri… – Vol. 3. – P. 90.


[Закрыть]. Разумеется, у Ланы имеются проблемы и с точностью хронологических сведений, и с указанием источников, это касается не только более или менее древней истории, но и совсем недавних событий – борьбы гвельфов и гибеллинов, изгнания Данте и т.п.

Хорошо структурированный и ориентирующийся на ученую традицию комментарий был создан Гвидо да Пиза (вторая пол. XIII в. – первая пол. XIV в.). О биографии автора известно мало, возможно, Гвидо был клериком, а прославился он в первую очередь пространным мифолого-историческим трудом «La Fiorita», или «Fiore d'Italia». Его комментарий к «Комедии»4646
  Guido da Pisa's Expositiones et Glose super Comediam Dantis, or Commentary on Dante's Inferno / Ed., notes, intr. by Cioffari V. – Albany: State university of New York press, 1974. Новейшее критическое издание: Expositiones et glose; Declaratio super Comediam Dantis / Guido da Pisa; A cura di Rinaldi M.; app. a cura di Locatin P. – Roma: Salerno, 2013. – 2 v. Цитаты приводятся по: Le Expositiones et glose super Comediam Dantis di Guido da Pisa: Edizione critica / Tesi di dottorato di Rinaldi M. – Napoli, 2011.


[Закрыть] известен в двух редакциях, которые были созданы около 1333 г. и между 1335 и 1340 г. Он написан на латыни и охватывает только первую часть «Комедии», но при этом имеет довольно большой объем.

В «Введении» мы снова встречаемся с вопросами, характерными для академического accessus: четыре аристотелевские причины и два дополнительных элемента – заглавие книги и род философии, к которому она относится. Этот вариант очевидным образом восходит к «Посланию к Кан Гранде»4747
  Ср. Prologus, 4 в Le Expositiones et glose… – Napoli, 2011. – P. 174. и «Послание к Кан Гранде», 18 в: Данте Алигьери. Малые произведения. – М.: Наука, 1968. – С. 386.


[Закрыть]. В этом контексте Гвидо довольно много рассуждает о теоретико-литературных проблемах, а также демонстрирует изрядную эрудицию в плане ссылок на авторитеты. Во многих местах он довольно точно воспроизводит тезисы «Послания», но, как и Якопо делла Лана, считает необходимым рассматривать целевую причину «Комедии» в трех аспектах. Первый, как и у Якопо, – познакомить людей с благородной и украшенной речью («ut discant homines polite et ornate loqui»), третий совпадает с дантовским, а средний не упоминается ни у того ни у другого. По Гвидо, вторая цель «Комедии» – вернуть из забвения поэтические книги, в которых много полезного и необходимого для добродетельной жизни («ut libros poetarum, qui erant totaliter derelicti et quasi oblivioni traditi, in quibus sunt multa utilia et ad bene vivendum necessaria, renovare»4848
  Le Expositiones et glose… – Napoli, 2011. – P. 176.


[Закрыть]). Таким образом, в комментарии находит отражение раннегуманистический концептуальный комплекс, направленный на защиту и утверждение высокой роли поэзии, восходящий отчасти к тезисам Альбертино Муссато и в полной мере реализованный в поэтологических трудах Боккаччо.

Гвидо считает поэзию разновидностью теологии («ab antiquis doctoribus ponitur poesia in numero theologie») и признает наличие у «Комедии» четырех смыслов: «Первое понимание, или смысл, который содержит Комедия, называется историческим, второй – аллегорическим, третий – тропологическим, четвертый, и высочайший, называется анагогическим»4949
  Ibid. – P. 178.


[Закрыть]. Его представление об аллегории, по крайней мере во введении, вполне соответствует теологическому подходу. Вот так, например, он трактует образ Миноса. «Первое понимание историческое. Это понимание не выходит за пределы буквального, как если бы мы считали Миноса судьей и оценщиком в Аду, судящим нисходящие души. Второе понимание – аллегорическое, которое я понимаю так: если буквальное или историческое что-либо означает по внешней оболочке, то второе – в сердцевине; и в этом втором аллегорическом понимании Минос содержит в себе образ (tenet figuram) божественной справедливости. Третье понимание – тропологическое, или моральное, под чем я понимаю, как я сам должен судить. Согласно этому пониманию Минос означает человеческий рассудок, который должен руководить всем человеком, или упрек совести, который должен исправлять зло. Четвертое, и высочайшее, понимание – анагогическое, в котором [выражается] надежда получить по содеянному, и, согласно этому пониманию, Минос означает надежду, посредством которой следует надеяться на наказание за грехи и на награду за добродетели»5050
  Ibid. – P. 179.


[Закрыть]. В целом такое толкование реализует проекцию принципов экзегезы Св. Истории на поэтический текст, хотя, конечно, полноценная проекция требовала бы очень хорошо проработанной теории вымысла и его онтологического статуса.

О том, что понимание аллегории у Гвидо выходит за рамки простого поэтического иносказания, свидетельствует его трактовка самой ситуации «сна» или «видения» как обоснования фабулы. Без него очень сложно не «потерять» буквальный смысл за аллегорическим и сохранить саму возможность многосмысленного толкования. Между тем предшественники Гвидо даже не задаются вопросом, каков онтологический статус описанной поэтом реальности. Гвидо дает довольно нетривиальное истолкование первой строки: «середина жизни» понимается им не только как конкретный возраст (что соответствует традиции), но и, со ссылкой на Аристотеля, как состояние сна («medium nanque vite humane, secundum Aristotilem, somnus est»)5151
  Ibid. – P. 181.


[Закрыть]. Однако, как пишет Гвидо, согласно Макробию, сны бывают разного рода, и некоторые из них содержат истинные смыслы. Вместе с тем в поэме присутствует не настоящее видение, а вымышленное автором («fingit autor suas visiones vidisse»)5252
  Ibid. – P. 188–190.


[Закрыть]. В комментарии Гвидо, таким образом, мы обнаруживаем довольно сложное и комплексное представление об онтологическом фундаменте «Комедии» как вымышленном видении, передающем истинные смыслы.

Структура основного текста во многом соответствует композиционным принципам, выработанным в Парижском университете для комментариев к философским сочинениям. К каждой песне сначала дается краткое резюме и ее разделение на части, после чего идет довольно подробный интерпретирующий пересказ текста Данте – «deductio textus de vulgari in latinum». За этим следует собственно объяснение («expositio lictere»), в котором обсуждаются основные экзегетические вопросы. Заключается глава выявлением «notabilia», «comparationes» и «vaticinia», которые при необходимости могут получать дополнительные разъяснения. Эрудиция Гвидо весьма велика и свидетельствует о хорошем знании Св. Писания, отцов Церкви, схоластов, с одной стороны, а с другой – античных авторов, набор которых, тем не менее, скорее соответствует средневековому университетскому curriculum, а не гуманистическим интересам. Некоторые замечания автора весьма нетривиальны. Так, привлечение библейских текстов для характеристики и возвышения поэта не было чем-то необычным, но Гвидо нередко проводит очень странные параллели, увидев, например, в надписи, появившейся на стене пиршественной залы царя Валтасара (Дан. 5:25), своего рода пророчество о Данте и его творении. Рука, начертавшая эти слова, – это «наш современный поэт Данте», а надпись означает «Комедию», которая делится на три части. «Мане» соответствует «Аду», так как означает «исчислено», а поэт в этой части перечисляет множество мест, наказаний и грехов. «Текел» соответствует «Чистилищу», означая «взвешено», а во второй части «Комедии» взвешиваются очистительные искупления. «Фарес» соответствует «Раю», означая разделение, а в третьей части поэт разделяет, т.е. разграничивает степени блаженства и иерархии ангелов5353
  Ibid. – P. 173.


[Закрыть]. Аналогичным образом применяются к Данте слова пророка Иезекииля: «И увидел я, и вот, рука простерта ко мне, и вот, в ней книжный свиток» (Иез. 2:9). Вместе с тем Гвидо, как уже было сказано, видит в Данте не только почти пророка или мудреца, познавшего все науки, но и человека, который «мертвую поэзию вывел из тьмы на свет» («mortuam poesiam de tenebris reduxit ad lucem»)5454
  Ibid. – P. 176.


[Закрыть]. Это представление о «Комедии» как истоке возрождения поэзии у Гвидо лишь намечено, оно достигнет своего апофеоза (для эпохи Треченто, разумеется) в комментарии Бенвенуто да Имола.

«Превосходный комментарий» (1330–1340-е годы), названный так в Академии делла Круска за его языковые достоинства, написан на вольгаре и трактует все три части «Комедии», но в содержательном плане носит компилятивный характер. Известны три основные редакции5555
  Полностью комментарий был напечатан в 1827–1829 гг. А. Торри, это издание воспроизведено в: L'ottimo commento alla «Divina Commedia»: Testo inedito d'un contemporaneo di Dante / A cura di Torri A.; Prefaz. di Mazzoni F. – Bologna: Forni, 1995. – 3 v. Существует современное критическое издание первой части комментария: L’ultima forma dell'Ottimo commento: chiose sopra la Comedia di Dante Alleghieri fiorentino tracte da diversi ghiosatori: Inferno / Ed. critica a cura di Di Fonzo C. – Ravenna: Longo, 2008.


[Закрыть]. Его авторство, традиционно приписываемое Андреа Ланча, окончательно не установлено5656
  Azzetta L. Andrea Lancia copista dell’Ottimo commento. Il ms. New York, Pierpont Morgan Library, M 676 // Rivista di studi danteschi. – Roma, 2010. – Vol. 10. – N 1. – P. 173–188.


[Закрыть]. Создатель «Превосходного комментария», видимо, был флорентийцем, лично знал Данте и был хорошо знаком с его творчеством. Автор демонстрирует изрядную ученость в том, что касается ссылок на классические и медиолатинские авторитеты, его интересуют исторические вопросы (как античный Рим, так и недавняя история), а теология, философия и схоластика волнуют мало. В аллегорическом истолковании текста он предпочитает следовать своим предшественникам.

В середине века создал свой комментарий второй сын Данте – Пьетро (конец XIII в. – 1364). Он писал на латинском языке, а его труд изъясняет все три части поэмы и дошел до нас в трех редакциях5757
  Первая редакция имеется в издании середины XIX в., по оценке С. Белломо, весьма аккуратном для своей эпохи: Petri Allegherii super Dantis ipsius genitoris Comoediam Commentarium / Nunc primum in lucem editum consilio et sumtibus G. I. bar. Vernon; A cura di Nannucci V. – Florentiae: apud Angelum Garinei, 1846. Третья редакция получила критическое издание: Alighieri P. Comentum super poema Comedie Dantis: A critical edition of the third and final draft of Pietro’s Alighieri’s commentary on Dante’s The Divine Comedy / Ed. by Chiamenti M. – Tempe: Arizona center for medieval and renaissance studies, 2002.


[Закрыть], первая и наиболее популярная5858
  13 полных манускриптов.


[Закрыть] из которых датируется 1340–1341 гг. Дж. Кардуччи определял суть его комментария так: Пьетро «ставит перед собой цель разъяснить аллегорическую и доктринальную сторону произведения, опираясь на авторитеты латинских классиков, философов и святых отцов: сделав это для каждой песни, он проскакивает мимо всего остального»5959
  Carducci G. Studi letterari. – Livorno: F. Vigo, 1874. – P. 310.


[Закрыть]. При всей справедливости этой оценки комментарий Пьетро можно назвать образцовым в своем роде. Разъяснению песен «Комедии» предшествует подробный accessus, материал в котором излагается согласно синтетической схеме «Послания к Кан Гранде». Наиболее интересный отрывок касается forma tractandi: «Форма трактовки – семерная (Forma tractandi est septemсuplex), поскольку смысл (sensus), используемый (utitur) нашим автором в этой поэме, является семерным»6060
  Petri Allegherii super Dantis ipsius genitoris Comoediam Commentarium. – P. 4.


[Закрыть]. Здесь, конечно, обращает на себя внимание то, что многосмысленное толкование предполагает не два, не четыре, а целых семь смыслов произведения.

Первый – буквальный, который Пьетро называет также поверхностным и параболическим, «то, о чем говорится, когда слова не содержат ни сентенций, ни фигур». Второй – исторический, при котором происходит референция к существующим в реальности объектами (так, Иерусалим в этом смысле означает земной город, расположенный в Палестине). Третий – апологический (от слова «аполог») – возникает, когда речь не касается ни правдивых, ни правдоподобных вещей, но вместе с тем предназначена для поучения. Четвертый – метафорический – появляется при выходе за границы природы вещей, как, например, происходит в XIII песне «Ада», где автор измышляет говорящее дерево. Пятый смысл – аллегорический, где Иерусалим означает Град Божий воинствующий. Шестой смысл – тропологический, при котором денотатом становятся человеческие нравы, в этом случае Иерусалим символизирует верные души. И наконец, анагогический смысл соотносит слова и их денотаты с высшей реальностью Спасения, когда Иерусалим представляет торжествующую Небесную Церковь.

Это дополнение из трех пунктов (буквальный, апологический и метафорический) к традиционному набору смыслов, используемых в толковании Священного Писания, демонстрирует, что Пьетро Алигьери ясно осознавал проблему применимости «аллегории теологов» к поэзии. Она заключается в том, что в теологической экзегезе переносный смысл связывает слово и обозначаемую им реально (исторически) существующую вещь с иным объектом, обозначаемым не столько словом, сколько этой исторически существующей вещью. При этом реальность, точнее существование, данной вещи имеет принципиальное значение. Но поэты пишут не только о том, что было и есть, они выдумывают, говорят о несуществующих вещах. К таким ситуациям неприменимо понятие буквального-исторического смысла, поэтому Пьетро вводит представление о смысле поверхностном. Апологический смысл аналогичен тропологическому, но возникает тогда, когда у выражения нет реального или правдоподобного денотата. Так, басня не может иметь тропологический смысл, поскольку рассказывает о том, чего не было, но она имеет смысл апологический. Наконец, в тех случаях, когда поэт не только придумывает то, чего не было, но и придумывает невозможное, т.е. его выдумка противоречит законам природы, мы говорим о метафорическом смысле.

Содержание самого комментария отражает его «схоластическую» направленность: Пьетро довольно скупо анализирует буквальный смысл текста и сосредоточивается на доктринальных моментах и смысле аллегорий, тщательно подтверждая свои интерпретации цитатами из соответствующих авторитетов. Их список весьма разнообразен и включает, помимо, разумеется, св. Писания, отцов Церкви (св. Амвросия, св. Иоанна Златоуста, св. Августина, св. Фому Аквинского, св. Иеронима, св. Бернарда и др.), папские декреталии, Аристотеля, классических римских авторов (от Вергилия и Горация до Саллюстия и Теренция), медиолатинских писателей (Боэция, Кассиодора, Макробия и др.). Тем не менее эти рассуждения не являются отступлениями в прямом смысле слова, его эрудиция направлена не на обсуждение «вопросов», а на изъяснение текста Данте. Характерный пример подобного истолкования – анализ эпизода второй песни «Ада», где речь идет о трех благословенных женах. Примерно половину объема комментария к этой песне занимает анагогическая и аллегорическая интерпретация этих образов6161
  Ibid. – P. 57–64.


[Закрыть]. В анагогическом плане «благодатная жена» (donna gentile) означает благодать действующую, Лючия – благодать содействующую, а Беатриче – Теологию, которая посылает в помощь Данте Вергилия – рациональное суждение. В аллегорическом же смысле благодатная жена означает натуральную философию, Лючия – философию численную (mathematica), а Беатриче – метафизику. В обоснование своего решения комментатор рассказывает о видах благодати и ее роли в когнитивной деятельности человека, а также о подразделах философии, ссылаясь на Фому Аквинского, Аристотеля, св. Писание, Боэция и Августина. Но если, например, из комментария Ланы не очень понятно, чтó его отступление о ересях дает нам для понимания «Комедии», то здесь этот отрывок подводит весьма основательный (почти на полторы тысячи слов) фундамент под избранное автором толкование текста.

Франческо да Бути (1316/1325–1406) происходил из семьи ремесленников, но получил степень доктора грамматики, имел собственную школу и преподавал в пизанском Studio. Он был автором комментариев к классикам, диктаминальных текстов, пособий по грамматике и риторике. Его комментарий к Данте (1394–1396)6262
  Commento di Francesco da Buti sopra la «Divina Comedia» di Dante Allighieri // Per cura di Giannini C. – Pisa: Fratelli Nistri, 1858–1862. – 3 v. Воспроизведено Ф. Маццони в 1989 г.


[Закрыть], основанный, видимо, на его лекциях, написан на вольгаре и интерпретирует все три части «Комедии». Этот труд несет на себе отчетливый отпечаток преподавательской деятельности автора. Во вступлении Франческо да Бути прибегает к технике accessus в ее аристотелевском изводе, не давая никаких оригинальных трактовок этих четырех проблем. Основная часть текста организована в виде лекций – по две на каждую песню – и разъясняет практически каждый стих «Комедии». Вначале дается перифраз текста, с разъяснением сложных мест в типично «школьном» духе, затем следует divisione, а вслед за ним – выявление буквального и, когда это уместно, аллегорического смысла каждого отрывка. При необходимости Франческо опирается на список авторитетов, традиционный для хорошо образованного человека, но не философа-схоласта: классические авторы, патристика, риторические и грамматические трактаты. Но по сравнению, например, с комментарием Гвидо да Пиза, его «научный аппарат» намного беднее – Франческо может откомментировать половину песни, не сделав ни единой отсылки к авторитету. «Послание к Кан Гранде» ему, судя по тексту вступления, известно, но над дантовской концепцией аллегории Франческо не очень задумывается, повторяя, но не раскрывая его тезисы. Этот труд интересен в первую очередь тем, что дает представление о среднестатистической продукции профессионального «литературоведения» того времени в его «учебном изводе».

Джованни Боккаччо (1313–1375) был первым итальянским дантологом, чья деятельность простиралась далеко за рамки комментирования «Комедии». Ему принадлежит жизнеописание Данте, стихотворение «Ytaliae iam certus honos», капитул в терцинах «Argomenti», письма и записи, в которых затрагивались связанные с Данте вопросы. Сохранились также пять манускриптов, в которые Боккаччо включил дантовские произведения6363
  Один из них, содержащий «Комедию» и «Ytaliae iam certus honos», не является автографом Боккаччо, но был им послан в подарок Петрарке.


[Закрыть], в четырех из них содержится копия «Комедии»6464
  Подробнее о деятельности Боккаччо-дантолога см.: Houston J.M. Building a monument to Dante: Boccaccio as dantista. – Toronto; Buffalo: Univ. of Toronto press, 2010.


[Закрыть]. Вместе с тем дантоведческие штудии Боккаччо вписываются в более широкий контекст: он выступал в роли, с одной стороны, защитника поэзии и античного наследия от нападок тех, кто придерживался мнения об их безнравственности или бесполезности, а с другой – пропагандиста высокой литературы на народном языке, отстаивая ее ценность перед Петраркой и другими гуманистами – сторонниками латыни и подражания древним классикам6565
  О создании в трудах Боккаччо целостного образа итальянской литературы на народном языке, у истоков которой стоят великие «авторы», см.: Eisner M. Boccaccio and the invention of Italian literature: Dante, Petrarch, Cavalcanti, and the authority of the vernacular. – Cambridge: Cambridge univ. press, 2013.


[Закрыть]. Свои поэтологические взгляды он изложил в XIV и XV книгах трактата «О генеалогии языческих богов» (ок. 1363), и некоторые отрывки оттуда вошли в его комментарий к «Комедии».

В основе «Разъяснений на Комедию Данте» («Esposizione sopra la Comedia di Dante»)6666
  Boccaccio G. Esposizioni sopra la Comedia di Dante / A cura di Padoan G. – Milano: Mondadori, 1965. – (Tutte le opere di Giovanni Boccaccio / A cura di Vittore Branca; Vol. 6).


[Закрыть] лежат лекции Боккаччо, прочитанные им за два года до смерти по поручению флорентийской Коммуны в церкви Св. Стефана во флорентийском Аббатстве с октября 1373 по январь 1374 г., но прерванные на XVII песне «Ада», видимо, в связи с ухудшением здоровья писателя. Их текст содержался в бумагах, оставшихся после его смерти и бывших предметом судебного разбирательства между наследниками. Оригиналы записей утеряны, сохранились только их копии, что в XX в. вызвало дискуссию о принадлежности некоторых частей текста перу Боккаччо6767
  Guerri D. Il commento del Boccaccio a Dante. Limiti della sua autenticità e questioni critiche che n’emergono. – Bari: Laterza, 1926; Rossi A. Per una ridefinizione del canone delle opere di Dante // Poliorama. – Firenze, 1990. – Vol. 7. – P. 4–81.


[Закрыть].

Лекции читались на итальянском языке для довольно широкой аудитории, что, по мнению самого автора, возможно, не было оптимальным решением. Собственно истолкованию поэмы предшествует положенный по жанру accessus, а изъяснение каждой песни должно было, по замыслу Боккаччо, делиться на две части – буквальная и аллегорическая интерпретации по отдельности. Однако после IX песни эта схема разрушается, и комментатор сосредоточивается на буквальном смысле поэмы, аллегорические изъяснения имеются только к XII–XIV песням, причем два из них совсем небольшие по объему.

Особенности интерпретативной установки Боккаччо можно свести к нескольким принципиальным моментам. В аллегорическом плане для него важен именно моральный урок поэмы, а не доктринальные или «научно-энциклопедические» ее аспекты. Даже если традиция не дает возможности избежать анагогических оттенков в интерпретации, Боккаччо усиливает их тропологическую направленность. Таково, например, толкование на терцины о трех благословенных женах. Если Пьетро Алигьери видит в них благодать действующую, благодать содействующую и Св. Писание, то Боккаччо меняет акценты: благородная жена (donna gentile) означает святую молитву грешника, Лучия – божественное милосердие, а Беатриче – спасительную благодать6868
  Boccaccio G. Esposizioni… – P. 133.


[Закрыть], – и тем самым разворачивает своего рода мини-фабулу, в которой завязкой становится действие человека, в данном случае правильное и заслуживающее награды. Иногда аллегорическое толкование перерастает в небольшой трактат о морали и современных нравах, как это происходит в комментарии к 1–12 терцинам V песни после довольно короткого обоснования, почему Миноса следует считать аллегорией Божественной справедливости. В то же время никакие другие части этой песни аллегорического истолкования не получают.

В том что касается цитируемых авторитетов, Боккаччо видит своей целью ввести Данте в круг классических авторов. Конечно, Писание и патристика также используются им для обоснования экзегезы, но в целом преобладают ссылки на античную и медиолатинскую литературы. Вместе с тем Боккаччо сам был автором грандиозного мифографического труда, и подавляющее большинство сведений из мифологии он дает без ссылки на источники, опираясь, очевидно, на собственные работы. Его рассказы из античной мифологии и истории весьма подробны и нередко приобретают форму небольшой новеллы с прямой речью персонажей, конкретными сценами вместо резюмирующего изложения и т.п.

Особый интерес представляет accessus к «Разъяснениям», по которому заметно, что Боккаччо тесна роль комментатора. В начальной части вступления он довольно точно следует плану, предложенному в «Послании к Кан Гранде», но затем подробно раскрывает вопросы, не затронутые автором «Послания» и другими комментаторами. Он указывает на то, что намерению автора в большей степени соответствует название «Incominciano le cantiche della Comedìa di Dante Alighieri fiorentino», а слово «cantiche» дает ему основание уподобить поэзию музыке в том, что касается ее ритмической и метрической организации, а также охарактеризовать в этом отношении стихотворный размер поэмы. Этот небольшой отрывок свидетельствует о том, что «Комедия» соотносится им в первую очередь с другими текстами на вольгаре, как правило, любовной лирикой. И кстати, не случайно, комментируя X песню, Боккаччо несколько раз упоминает также «Новую жизнь», в том числе в контексте разговора Данте с Кавальканти.

Перейдя к рассмотрению слова «комедия», он сначала практически доказывает, что «Комедия» не написана в «комическом стиле» с поэтологической точки зрения, поскольку тот заметно отличается от стиля, использованного Данте («…modo del trattare de' comici, il quale pare molto essere differente da quello che l'autore serva in questo libro»)6969
  Ibid. – P. 4.


[Закрыть]. Во-первых, комедия – это «сельская песня» (по мнению Боккаччо, от слов «comos» и «odos»), трактующая «низкие материи» – земледелие, уход за скотом, низкие и грубые любовные связи и сельские обычаи, что «ни в коей мере не согласуется с вещами, о которых рассказывается в любой из частей этой поэмы – о выдающихся людях, необыкновенных и памятных деяниях порочных и добродетельных людей, действии покаяния, обыкновениях ангелов и Божественной сущности». Во-вторых, стиль комедии – простой и низкий (umile e rimesso), в то время как в поэме Данте он украшенный, изящный и возвышенный («ornato e leggiadro e sublime») – несмотря на то что Данте писал на volgare. В-третьих, в комедии автор никогда не говорит от себя («non introducere se medesimo in alcuno atto a parlare»)7070
  Ibid. – P. 5–6.


[Закрыть], а Данте очень часто говорит о себе или рассказывает истории о ком-то другом. В комедиях не используются сравнения или отступления, где говорится о чем-то, что не является непосредственной темой произведения, а в поэме Данте такие места не поддаются исчислению. В-четвертых, в комедиях рассказывается о таких вещах, которые не происходили на самом деле, хотя и не настолько странных, чтобы в них нельзя было поверить. А в этой поэме говорится о вечной погибели грешников и восхождении иных к вечной славе силою Божественной благодати, что, согласно католической вере, соответствует истине. Наконец, комические поэты разделяют свои произведения на «сцены», поскольку именно на сцене костюмированные актеры представляют этот рассказ, разыгрывая диалоги перед глазами аудитории. Однако «Комедия» Данте делится на песни. В этой части вступления Боккаччо выступает в роли специалиста по «поэтической науке», который приходит к выводу, что заглавие поэмы не подобает ее форме и содержанию («non convenirsi a questo libro nome di comedia»). Но тут же, как бы опомнившись, он принимает на себя роль комментатора и очень коротко и не оригинально обосновывает выбор названия автором. Данте, будучи человеком крайне прозорливым («occulatissimo uomo fosse l’autore»), смотрел не на отдельные компоненты комедии, а на ее организацию в целом («lui non avere avuto riguardo alle parti che nelle comedìe si contengono, ma al tutto»)7171
  Ibid. – P. 6.


[Закрыть]. «Комедия» начинается с несчастий и смуты в «Аду» и заканчивается миром и славой в «Рае», поэтому заслуживает данного названия.

Затем следует раздел, рассматривающий действующую причину произведения, т.е. его автора. Здесь позиция Боккаччо снова отличается от привычной установки комментатора. Обычно в таких отрывках кратко сообщалось о происхождении поэта, приводилась этимология его имени (если она способствовала утверждению его величия) и назывались общие черты его личности – пророческий дух, знакомство со всеми науками и т.п. Разумеется, все это есть и в тексте Боккаччо, но он не ограничивается общими замечаниями, а стремится охарактеризовать Данте как конкретного человека и наметить элементы его индивидуальной биографии. Поэт, как нам сообщает Боккаччо, испытал разнообразные превратности жизни и «не был свободен от действия той страсти, что мы называем любовью», а также от докуки публичных обязанностей7272
  Ibid. – P. 8.


[Закрыть]. Традиционный для комментариев элемент «постиг все науки» и стал «знатоком всех отраслей философии» Боккаччо разворачивает в небольшой рассказ о том, как, где и чему поэт учился в разное время. Это снова позиция не комментатора, а биографа, но, как и раньше, Боккаччо вдруг вспоминает о жанре своего труда и сворачивает экскурс, ссылаясь на то, что уже писал об этом в «Маленьком трактате в похвалу Данте». Следует также отметить еще один довольно нетривиальный прием: характеризуя имя Данте, Боккаччо выявляет в «Комедии» два места, где его называют по имени Беатриче и Адам, расценивая эти сцены как свидетельство того, что имя свое поэт получил действием Провидения. Здесь интересно не столько само обоснование этого тезиса, сколько еще один выход за пределы позиции комментатора. Комментатор изъясняет текст либо в целом – резюмируя и разделяя на части произведение или его компоненты, либо в деталях – но последовательно, в каждый конкретный момент анализируя один его элемент (фразу, стих, отрывок), иногда отмечая «параллельные места». Но совместный анализ двух мелких деталей из различных частей произведения, работающих на единую концепцию, не входил в число широко применяемых экзегетических инструментов. Это подход не комментатора, а, скорее, «литературоведа», как эта профессия станет пониматься в будущем.

Очень известным и популярным комментарием к Данте эпохи Треченто был труд Бенвенуто да Имола (начало XIV в. – ок. 1387 г.). Это очень объемный латинский комментарий ко всему тексту «Комедии»7373
  Современного критического издания не существует, однако, по мнению С. Белломо, имеющееся издание конца XIX в. отличается весьма высоким для той эпохи уровнем подготовки текста: Benvenuti De Rambaldis De Imola. Comentum super Dantis Aldigherij comoediam: Nunc primum integre in lucem editum / Cur. Lacaita J. Ph. – Florentiae: Barbera, 1887. – 5 v.


[Закрыть]. Бенвенуто да Имола преподавал грамматику и auctores, в том числе новейших авторов – Данте и Петрарку, и создал комментарии к Лукану, Валерию Максиму, трагедиям Сенеки, «Буколикам» и «Георгикам» Вергилия и к «Буколической песне» Петрарки, а также два компилятивных труда о римской истории.

Комментарий к «Комедии» стал результатом переработки записей (так называемый recollectae), сделанных слушателями двух его учебных курсов в Болонье и Ферраре, прочитанных в 1375–1376 гг.7474
  Barbi M. La lettura di Benvenuto da Imola e i suoi rapporti con altri commenti // Problemi di critica dantesca: Seconda serie, (1920–1937). – Firenze: Sansoni, 1941. – P. 435–470; Paolazzi C. Le letture dantesche di Benvenuto da Imola a Bologna e a Ferrara e le redazioni del suo «Comentum» // Dante e la «Comedia» nel Trecento. Dall’«Epistola a Cangrande» all'etа di Petrarca. – Milano: Vita e pensiero, 1989. – P. 223–276.


[Закрыть] Они, видимо, были задуманы под влиянием публичных лекций Боккаччо о «Комедии», о чем Бенвенуто упоминает в комментарии к Раю7575
  «…когда я слушал, как мой знаменитый предшественник Боккаччо из Чертальдо читал этого великого поэта в вышеуказанной церкви». Benvenuti De Rambaldis De Imola. Ibid. – Vol. 5. – P. 145.


[Закрыть]. Боккаччо занимает особое место в списке предшественников у Имолы. Он упоминается неизменно с огромным почтением, а его сведения принимаются на веру: в первую очередь это касается биографии поэта, информация о которой заимствуется из «Жизни Данте» некритически. Очевидно, что именно оттуда были взяты легенда о сонном видении матери Данте и рассказ о реакции веронских женщин, предположивших, что цвет бороды поэта изменился под воздействием адского пламени. Однако, как показал М. Фавиа, знакомство Бенвенуто с текстом «Разъяснений» маловероятно7676
  Favia L.M.L. Benvenuto da Imola’s dependence on Boccaccio’s studies on Dante // Dante studies, with the annual report of the Dante society. – Cambridge (Mass), 1975. – N 93. – P. 168–170.


[Закрыть].

В то же время другие источники сведений Бенвенуто нередко оценивает весьма критически, стремясь выявить имплицитные установки авторов. Например, в анализе достоверности тех или иных исторических и географических данных он подчеркивает, что некоторые из них могли не соответствовать действительности, отражая желание возвеличить свою родину и ее историю, как, например, легенда о происхождении флорентийского городка Фьезоле, который якобы был основан царем Атлантом. Бенвенуто считает это «глупостью»7777
  Benvenuti De Rambaldis De Imola. Ibid. – Vol. 1. – P. 509–510.


[Закрыть], доказывая свой тезис с опорой на труды Тита Ливия, Боккаччо (sic!) и какие-то неназванные исторические источники. С похожей резкостью он при необходимости расправляется с традиционными средневековыми авторитетами или своими предшественниками7878
  De Simoni A. «Alii dicunt…»: Il rapporto con la tradizione nel Comentum di Benvenuto da Imola (Inferno) // Rivista di studi danteschi. – Roma: Salerno, 2007. – Vol. 7. – N 2. – P. 243–297.


[Закрыть]. Утверждение автора энциклопедического труда «Зерцало великое» Винсента из Бове о том, что Катон Утический написал некую книгу для школьного изучения, Бенвенуто расценивает как «не только ложное, но и невозможное», поскольку в этом труде упоминается Лукан, живший во времена Нерона7979
  Benvenuti De Rambaldis De Imola. Ibid. – Vol. 3. – P. 38.


[Закрыть].

Однако его подход к «ошибкам» самого Данте несколько иной. Бенвенуто признает, что, описывая смерть Улисса, Данте «не следует ни исторической правде, ни поэтическим вымыслам Гомера или других поэтов». Поэтому «некоторые говорят», что Данте не был знаком с поэмой Гомера. Сам Бенвенуто придерживается мнения, что Данте не мог не знать «известного даже детям и неграмотным». Поэт позволил себе создать новый вымысел («fingere de novo»), отвечающий его цели, так как хотел показать, что Улисс – отважный и великий муж – предпочел короткую, но славную жизнь долгому прозябанию в безвестности8080
  Ibid. – Vol. 2. – P. 293–294.


[Закрыть].

В комментарии встречаются элементы, свидетельствующие о зарождении своего рода «критики текста», о том, что его автор, сопоставляя различные манускрипты, стремится выявить более удачное чтение того или иного слова. Например, в глоссе к 106 стиху седьмой песни Ада он пишет: «…va in la palude ch'à nome Stige, или, согласно другому чтению (vel secundum aliam literam), fa una palude ch'a nome stige, и это видится лучшим чтением (et videtur melior litera), quando èe disceso appiè de le maligne piagge grige»8181
  Ibid. – Vol. 1. – P. 268.


[Закрыть]. Действительно, глагол fa (здесь: образует) лучше сочетается с дальнейшим текстом, чем va (здесь: впадает в).