Текст книги "Науковедческие исследования. 2016"

Рис. 3. «Иду на грозу» (1965)

Однако в 60‐е годы появление иностранцев в СССР уже не казалось фантастикой. На рис. 3 мы видим визит зарубежной делегации ученых в советскую лабораторию так, как он показан в известном советском фильме. Гости озираются по сторонам. «Гостеприимство» принимающей стороны видно невооруженным глазом. Наши ученые даже не встают со стульев. Они неохотно отвечают на вопросы, и, конечно, никогда не расспрашивают западных коллег о каких-либо их достижениях. Скорее всего, информационные посредники уже добыли для сотрудников этой лаборатории все нужные материалы о современном состоянии дел.

Рис. 4. «Иду на грозу» (1965)

Научные конференции – признанный инструмент международного обмена научной информацией и мотор мобильности. Формально международные конференции и выставки в СССР приветствовались, существовал план проведения этих мероприятий. Однако распространено было и негативное отношение к этим мероприятиям, причем, как ни странно, это отношение разделялось заметной частью научного истеблишмента. Распространено было мнение, что для положительного советского ученого руководящая работа в Оргкомитете международной конференции – обуза, отвлекающая от исследований. Такой образ широко тиражировался в художественных произведениях 60‐х и 70‐х годов. На рис. 4 тоскующий по «настоящей научной» работе положительный ученый Сергей Крылов (А. Белявский), ломая мебель, со скандалом покидает пост председателя Оргкомитета международной конференции. Справа – испуганная секретарь Оргкомитета (В. Чемберг). Она-то думала, что подготовка конференции – дело хорошее.

Было принято считать, что организация и проведение международных научных конференций – мероприятия исключительные и, скорее, парадные, а участие в конференциях с выездом за границу считалось уделом узкого круга проверенных статусных ученых.

Рис. 5. «Судьба резидента» (1970)

Невозможно было представить массовые поездки советских ученых для участия в зарубежных научных конференциях. Упорно продвигалась мысль о том, что за рубежом ученых подстерегают настоящие опасности. На кадрах из фильма «Судьба резидента» (рис. 5) показана разворачивающаяся драма. Талантливый, но наивный ученый Володя Барков (А. Вертоградов), впервые участвующий в конференциях такого рода, своим докладом ввергает аудиторию в восторг. Неизбежный итог такого дебюта: предложение остаться на Западе, возглавить лабораторию и принять в дар виллу и яхту. Красивая молодая дама в составе весьма возрастной аудитории, увы, не ученый, а специально подготовленная для работы с советскими гостями соблазнительница Клер (Э. Пьеха). Ее жертвой и становится Барков, потому что он, будучи положительным героем, добровольно принять западные блага не желает. Фильмы подобной тематики не всегда представляли собой лубочные агитки. В фильме «Вид на жительство» (1972), снятом в жесткой документальной манере, показана трагическая судьба молодого научного работника, добровольно оставшегося за границей (первая кинороль А. Филозова). Отвергнутый тамошними научными организациями, он вынужден согласиться на роль практикующего психолога в диверсионных подразделениях.

Этим и другим подобным фильмам – от 40 лет и более. Они сделаны коллективами с различной степенью таланта и отмечены различной глубиной проникновения в научную фактуру. Но удивительно ярко переданное в них негативное общественное отношение к интеллектуальной мобильности ученых пережило распад СССР и живо до сих пор. В начале 90‐х годов негативное отношение к массово эмигрирующим ученым было особенно распространено. Так, в обследования вводились вопросы типа «Осуждаете ли вы уезжающих ваших коллег?» [11]. Помнится, как в 90-е годы на различных парламентских слушаниях молодые депутаты Госдумы, казалось бы, образованные люди, с жаром выступали за лишение ученых загранпаспортов. Положение о стимулировании физического возвращения ученых-эмигрантов было центральным пунктом так и нереализованной «Межведомственной программы мер по регулированию миграции научных и научно-технических кадров» 1994 г.

И в наши дни негативное отношение к поездкам сотрудников встречается, например, у некоторых руководителей сегодняшних НИИ. Даже после введения в институтскую отчетность показателей участия в международных конференциях нередко со стороны этих руководителей имеет место как минимум недоброжелательный нейтралитет в отношении «научного туризма» сотрудников. После короткого бума 1990‐х годов программы обменов и мероприятия по поддержке участия в конференциях стали сокращаться. Так, практически остановлены программы участия в конференциях, ранее поддерживавшиеся государственными научными фондами.

Нет сомнения в том, что целый ряд непродуманных инициатив научно-технической политики 90‐х и нулевых годов был навеян «мемами» типа «Америка выживает русскими умами» и «Американский университет – это место, где русские профессора учат китайских студентов». Второе высказывание даже вошло в арсенал эстрадных юмористов. Оно должно было создать впечатление, что выходцы из СССР, с их огромным научным потенциалом, легко заняли все зарубежные университетские кафедры. Вернув эмигрантов обратно, можно резко усилить Россию и ослабить зарубежных конкурентов, говорили чиновники. Реальная картина была совсем иная. Карьерные успехи первого поколения научной эмиграции были весьма скромными. Профессор Дан Хеффрон (National Center for Education Statistics) любезно предоставил автору статистику конца 90‐х годов. Распределение профессорско-преподавательского состава университетов США по странам и регионам происхождения: США – 87,2%; Канада – 0,8; Европа – 4,2; СССР / Россия – 0,3; Латинская Америка – 1,8; Африка – 0,8; Азия – 4,4; прочие – 0,8%. В переводе в абсолютные цифры эти проценты дают численность для всех выходцев из стран СНГ, преподававших в американских университетах в конце 90‐х годов. Это 1500–1800 человек.

К счастью, с годами пришло реальное понимание роли российской научной диаспоры и наметились пути взаимовыгодного обмена с ней. В завершение раздела отметим, что научная мобильность – это очень хорошее дело. Если ученый пребывает в хорошей форме, большую часть его расписания наравне с исследованиями составляют научные поездки, организация конференций, участие в конференциях, семинарах. Ученый не должен быть пожизненно привязан к одной организации, смена мест работы с умеренной частотой приветствуется. Кроме индивидуальных программ, имеются «гостевая» профессура, «саббатикалы», «вахтовая» научная работа, «маятниковая» миграция, обучение в разбросанных по миру учебных заведениях и многое другое. Утечка умов (или внешняя научная миграция) является лишь частью процессов, связываемых с научной мобильностью. Мобильный ученый успешен даже с формальной точки зрения: «Вся академическая карьера европейского ученого, его социальный статус напрямую увязаны с мобильностью: чем больше “разных мест” перечислено в СV ученого, тем большая вероятность выиграть конкурс и занять более высокую академическую позицию» [1].

Миссия 3: Экспертиза. В погоне за молодостью

Ученый должен заниматься экспертной деятельностью хотя бы потому, что это позволяет ему поддерживать себя в хорошей форме. Однако и государство получает огромную пользу. Экспертные услуги всегда были весьма востребованными. Ученые рецензируют статьи, дают заключения по проектам на всех этапах – от заявки до итогового отчета, занимаются аттестацией кадров высшей квалификации и т.д. Заседания диссертационных советов, консилиумы, мозговые штурмы, Дельфи-процедуры, прогнозы – суть различные формы экспертизы. В ходе экспертизы ученый не занимается исследованиями (на это просто нет времени), а в поисках экспертного решения обращается к своему багажу знаний и опыта.

В последние годы номенклатура экспертных действий расширилась. Произошло следующее. Многие проекты стали получать символическое финансирование на срок один год и менее. Финансирование идет только по статье «оплата труда». Таким образом, за год нужно сделать полноценную работу и отчитаться. Но в таких условиях нет возможности заниматься полноценными исследованиями. Такую работу можно назвать экспресс-наукой или, вернее, латентной экспертизой. Получается, что на подобной спринтерской дистанции вперед выходят те, кто может предъявить свой научный багаж и накопленный опыт (а иногда и связи).

Очевидно, что экспертные процедуры – удел ученых, скорее, среднего и старшего возраста. Однако пожилые ученые сегодня находятся под определенным давлением со стороны научного менеджмента. В среде научных управленцев среднего и высшего звена распространено утверждение, что НИИ и вузы нужно срочно омолаживать, потому что научные открытия чаще всего делают молодые люди в возрасте до 30 лет, причем в качестве аргументации обязательно приводят в пример Эвариста Галуа. Действительно, юный Галуа в ночь перед трагической для него дуэлью в нескольких письмах заложил основы современной алгебры, совершил выдающийся научный подвиг. Но что это доказывает? Почему именем Галуа институтам РАН сегодня выдают так называемые «дорожные карты», предусматривающие выведение в течение 2017–2020 гг. за штат ученых старших возрастов?

Рис. 6. Характерные типажи западных ученых (различные советские кинофильмы 1960–1980-х годов)

Конечно же в таком подходе есть и определенная вина сложившегося в отечественной практике стереотипа. Молодежь двигает науку вперед, а старики ее тормозят. Этот стереотип сложился не вчера, как свидетельствуют мировая литература и мировой кинематограф. Борьба старого с новым – излюбленный мировой сюжет, зрители его хорошо воспринимают. Что касается отечественного кинопроизводства, то тут несомненный факт: в годы холодной войны мало кто видел зарубежных ученых живьем. А представляли их главным образом в виде старичков, прямо-таки сошедших с рисунков карикатуриста Б. Ефимова (рис. 6). Получалось, что своих молодых ученых на Западе как бы и нет. Очень редко в советских / российских произведениях встречаются ученые-иностранцы. Ведь промелькни в кадре живое молодое лицо, появись привлекательная женская фигурка – и зарубежная научная среда предстанет куда менее анекдотичной. И вот им-то и противопоставляли образы молодых задорных советских исследователей. Молодым приходилось несладко. Хороший пример предоставляют сразу две экранизации романа В. Каверина «Открытая книга» (1973) и (1979), посвященного открытию отечественной версии пенициллина молодым ученым Татьяной Власенковой1010
  Прототипом Т. Власенковой был реальный человек – микробиолог Зинаида Ермольева.


[Закрыть]. Оба сериала показывают, что разработку она вела в условиях весьма грязного противодействия со стороны престарелого директора института бонвивана В. Крамова (соответственно, задействованы замечательные актерские пары Л. Чурсина – В. Стржельчик и И. Саввина – О. Табаков). В фильме «Обычный месяц» (1977), снятом по сценарию всегда входящего в производственные детали И. Штермлера, косный престарелый директор В. Смердов (И. Владимиров) до последнего кадра сопротивляется компьютеризации завода, продвигаемой относительно молодым главным инженером Г. Грековым (К. Лавров). В фильме «Монолог» (1972) рассказана вообще удивительная история. Молодой биолог Котиков (С. Любшин), предложивший новое прочтение старых работ пожилого, потерявшего всякую самооценку профессора Сретенского (М. Глузский), дает новый импульс его творчеству. Список можно продолжать.

Практика дискриминации ученых старшего поколения во всем мире уже осуждена как разновидность эйджизма (ageism, от английского слова age – возраст), представляющего собой притеснение человека по критерию возраста (аналогия с расизмом и сексизмом). До последнего времени в нашей практике управления наукой мы имели дело с умеренным эйджизмом, состоящим в преференциях для научной молодежи, в надбавках и иных благах, предоставляемых не за научные заслуги, а за юный возраст. С точки зрения организации экспертиз тут беда небольшая. Однако в последнее время с переходом к формированию «дорожных карт» для институтов планируется прямое изъятие ученых старших возрастов, что уже квалифицируется как крайняя форма эйджизма – геронтофобия. План прямого изъятия пожилых ученых из состава институтов связан с реализацией уже упоминавшегося Постановления Правительства РФ от 15 апреля 2014 г. № 301. Несколько индикаторов, вводимых данным постановлением, прямо регулируют возраст научного сообщества. Так, средний возраст исследователя 48 лет в 2013 г. должен смениться величиной 44,9 года в 2020 г. Это очень высокая планка с учетом того, что довольно-таки «герметичное» российское научное сообщество в целом имеет тенденцию постареть за это время на пять-семь лет. Да и очевидно, что когорта 40-летних крайне истончена. Ресурсов ее пополнения нет, если только в нашу страну не придет международный рынок научного труда, на что надежд немного [2]. Значит, средний возраст, заданный свыше, означает не увеличение доли средних крепких креативных возрастов, а представляет просто результат математической игры между крайними полюсами демографической пирамиды. Каким же образом планируют добиться достижения такого ориентира? Рассмотрим простой пример. В лаборатории работают три 75-летних и три 25-летних исследователя. Средний возраст коллектива – 50 лет. Допустим, что в результате рекрутинговых усилий лаборатория пополнилась еще одним 25-летним исследователем, который еще себя никак не проявил, при этом средний возраст снижается только до 46,4 лет. Однако если всего лишь убрать одного из 75-летних ученых с его бесценным опытом, то возраст снижается сразу до 45 лет – и индикатор практически достигнут.

Здесь уже налицо существенная угроза для экспертной деятельности. Простые оценки показывают, что в ряде институтов придется закрывать диссертационные советы – не набирается необходимого числа относительно молодых лиц с докторской степенью и необходимой компетентностью. Тем не менее в условиях ограничений на штатные расписания менеджерам придется жертвовать качеством экспертизы ради «индикаторов омоложения». И здесь вступают в дело новые, весьма сомнительные стереотипы: (а) рекрутирование в науку может быть только пожизненное – или никакое; (б) грантовая система – надежное средство воспитания молодых лидеров науки; (в) молодые ученые не пойдут работать в организацию, где много стариков.

Отбросив стереотипы эйджизма, мы получили бы тонкие механизмы настройки сбалансированного кадрового состава научных организаций. Сохранение преемственности научного метода в условиях сегодняшнего разрыва поколений, возможно, станет центральной частью мероприятий научной политики. Обучение молодого ученого методике научной работы, тонкостям экспертизы, элементам научной этики – всему тому, что составляет отличие ученого от «образованца», должно формулироваться как важная задача для ученых старшего поколения. Научным менеджерам же следует обратить внимание на формирование «разновозрастных» научных коллективов. Тогда у третьей миссии отечественных ученых будут перспективы.

Заключение

Может возникнуть вопрос, в какой степени приведенные наблюдения соотносятся с замерами общественного мнения в отношении науки и ученых? Представляется, что они, по крайней мере, взаимно непротиворечивы в той части, где они затрагивают одну и ту же тему. Такие замеры, например, обобщены в работе [11]. Было показано, что в 2011 г. личное уважение к ученым, среди других профессий, проявили 19% респондентов-россиян, высокую оценку престижа профессии ученого дали 17%. Таким образом, 80% россиян ничего привлекательного в субъектах научной деятельности не находят либо вообще не имеют мнения по вопросам науки. Приведем также важную цитату из этой работы: «Опросы выявляют сильные противоречия между декларируемым позитивным отношением россиян к науке и фактической дистанцированностью от нее большей части населения, которая проявляется в слабом личном интересе и невключенности в научную тематику, недостаточном уровне научных знаний и неумении отличать науку от псевдонауки, что отчетливо видно при международных сопоставлениях». В работе [6] на массиве респондентов Санкт-Петербурга и Петрозаводска начала 1990‐х годов выявлено, что 56% опрошенных высказывают мнение, что ученые больше думают о своих абстрактных проблемах, чем об интересах простых людей. Также 42,2% опрошенных тогда полагали, что ученые просто удовлетворяют свою любознательность за государственный счет. И только один из четверых твердо заявлял, что интересы ученых направлены на вывод страны из кризиса. Оценки показывают, что и сегодня примерно такие же цифры характерны для столиц России. Приведем еще одно важное наблюдение из этой работы. Оказалось, что телевизионные передачи об ученых привлекают 19% респондентов (как и в работе [11]), зато доля респондентов, интересующихся передачами о науке, в два раза больше и приближается к 50%. Из общего числа опрошенных 30% намеренно «игнорируют сюжеты, рассказывающие о жизни и творчестве ученых и инженеров».

Проведенное в статье исследование указывает на окружающую ученого причудливую общественную атмосферу. Положительный, с точки зрения общественности, портрет ученого получился странноватым. Кто бы это мог быть? И тут мы делаем открытие. Не очень значительное, но все-таки. Мы видим портрет не ученого, а дисциплинированного вузовского преподавателя, для которого научная деятельность – занятие не главное. Это «атомизированный» малоинициативный, малоподвижный, слабо коммуницирующий субъект-бессребренник цветущего возраста, постоянно согласующий с начальством детали своего творчества, в частности публикационную активность. Он может написать столько методичек, сколько укажет декан. И вот теперь, когда мы сетуем на то, что тот или иной начальник от науки ломает эту науку через колено, придавая ей черты паллиативных упражнений в перерывах между лекциями, самое время осознать, что это мы – общественность – призвали на должности именно тех руководителей, которые и воплощают в жизнь наши пожелания. Открывшаяся картина заставляет солидаризоваться с положением, высказанным в работе [12]: «Обозначилась более чем парадоксальная ситуация: наука нашей стране нужна как основа развития российского общества по инновационному пути, а ученые – нет, будучи обузой для него». Мы убедились, что выполнение учеными своих важных для государства миссий, хотя и в разной степени, хронически затруднено, в частности стереотипами восприятия их деятельности, которые выражаются как в нормотворчестве, так и в практическом научном менеджменте.

К счастью, четвертьвековой опыт выживания и самоорганизации российского научного сообщества показывает, что ученый и дальше не собирается идти в фарватере стереотипов. Научное сообщество не первый год пытается самостоятельно создавать себе условия для выполнения своих миссий. Сегодня складываются неплохие возможности для самоорганизации хотя бы некоторых отраслей науки. Например, уже успешно действуют неформальные научные коллективы, в частности, виртуальные исследовательские сообщества, организованные на принципах «науки граждан» (citizen science) [3], действуют тематические форумы, порталы обмена полными текстами публикаций, развиваются сети распределенной экспертизы и рецензирования.

* * *

Автор благодарит Д. Хеффрона и В.П. Юшина за предоставленные статистические данные, а также ФКУ «Российский государственный архив кинофотодокументов» за предоставленные киноматериалы.

Исследование поддержано грантом РГНФ № 16-03-00358.

Литература

1. Ащеулова Н.А., Душина С.А. Академическая карьера молодого ученого в России // Инновации. – СПб., 2012. – № 7. – С. 30–38.

2. Егерев С.В. Как привлечь Бернулли // Вопросы образования. – М., 2011. – № 4. – С. 202–213.

3. Егерев С.В., Захарова С.А. Распределенная поддержка исследовательской деятельности // Науковедческие исследования, 2015: Сб. науч. тр. / РАН. ИНИОН. Центр науч.-информ. исслед. по науке, образованию и технологиям; Отв. ред. Ракитов А.И. – М., 2015. – С. 93–109.

4. Индикаторы науки: 2016: Статистический сборник. – М.: НИУ ВШЭ, 2016. – 304 с.

5. Кордонский С. Кризисы науки и научная мифология // Отечественные записки. – М., 2002. – № 7. – С. 71–82.

6. Кугель С.А., Майзель И.А. Образ науки в общественном мнении // Вестник РАН. – М., 1992. – № 11. – С. 20–29.

7. Наука РАС, РАСХН, РАМН в цифрах: 2013. – М.: Институт проблем развития науки РАН, 2014. – 240 с.

8. Сметанская О. В то время, когда Вавилова избирали почетным членом Лондонского королевского общества, он умирал в саратовской тюрьме // ФАКТЫ. – М., 2013. – 11.01.2013. – Режим доступа: http://fakty.ua/157162-v-to-vremya-kogda-vavilova-izbirali-pochetnym-chlenom-londonskogo-korolevskogo-obcshestva– on-umiral-v-saratovskoj-tyurme

9. Стафеев В.И. Страницы былого // ФГУП НИИ физических проблем им. Ф.В. Лукина, 2010. – Режим доступа: http://www.niifp.ru/recollection/view/607

10. Тарасов А.Н. Революция не всерьез. Штудии по теории и истории квазиреволюционных движений. – Екатеринбург: Ультра. Культура, 2005. – 26 с.

11. Шувалова О.Р. Престиж ученого в мире и в России // Науковедческие исследования, 2015: Сб. науч. тр. / РАН. ИНИОН. Центр науч.-информ. исслед. по науке, образованию и технологиям; Отв. ред. Ракитов А.И. – М., 2015. – С. 19–42.

12. Юревич А.В., Цапенко И.П. Наука в современном российском обществе. – М.: Институт психологии РАН, 2010. – 335 с.

13. Hofstadter R. Anti-Intellectualism in American Life. – New York: Knopf Doubleday Publishing Group, 2012. – 464 p.

14. Merton R.K. The Sociology of Science: Theoretical and Empirical Investigations. – Chicago and London: University of Chicago Press, 1973. – 605 p.

15. The Oxford Guide to Philosophy. – Oxford: Oxford University Press, 2005. – 332 p.

16. Sowell T. The Quest for Cosmic Justice. – London: Simon and Schuster, 2001. – 187 p.

17. US – Soviet exchanges urged // Physics Today. – N.Y., 1956. – Vol. 9, N 8. – Р. 16–17.