Текст книги "Политическая наука №2 / 2014. Трансформации европейского политического пространства"

В качестве приметы возможных трансформаций, способных увести ЕС прочь от канонов демократии, напомним, сколь большую роль продвигаемые на европейском уровне императивы либеральной экономики сыграли в назначении в ноябре 2011 г. сразу двух «технократических» кабинетов: Лукаса Пападимоса, бывшего заместителя председателя ЕЦБ (в Греции), и Марио Монти, члена Комиссии ЕС в 1995–2004 гг. (в Италии), – непосредственно вторгнувшись в функционирование национальных демократических систем. Внедряются механизмы, которые усиливают вмешательство ЕК в экономическую и бюджетную политику государств-членов (в плане контроля и коррекции). Но Комиссия между тем не несет за него прямой политической ответственности.

С течением времени выяснилось, что концепция многоуровневого управления не лишена недостатков. В приложении к ЕС она упрощает картину разворачивания интеграционного процесса. При всей своей плодотворности метафора управления, пусть даже она и не исключает политических конфликтов и асимметричности в распределении власти, не позволяет уделить более пристальное внимание схваткам, которые ведут между собой разные акторы на каждой площадке в отдельности. Эта концепция также индифферентна к соревнованию между уровнями за распределение полномочий и за повышение значимости сплачивающих население символов (идентичности).

Транснациональные акторы считаются важными, но только в плане продвижения соответствующих интересов, порождающих запрос на новые регуляторные рамки. Сказывается недооценка способности национальных государств в интегрированной Европе играть в многоуровневую «игру» по собственным правилам. В нормативном плане абсолютизируется значение конкуренции национальных юрисдикций при рассредоточении возможностей политического вмешательства в функционирование регионального и глобального рынка, что подтверждает устойчивый крен в предпочтениях разработчиков концепции в сторону экономического неолиберализма [Münch, 2010].

На настоящем этапе акторам разных уровней в условиях европейской интеграции приходится одновременно иметь дело и с европейскими правилами, и с национальными. С точки зрения отдельно взятого государства происходит европеизация отдельных сфер политики. Даже там, где региональная интеграция не приводит к усилению наднациональности, на национальную политику в качестве образца, организационной логики или дополнительного ограничения влияет то, что происходит в других европейских государствах и / или на европейском уровне.

Именно воздействие региональной интеграции на государства – члены ЕС сейчас, на новом этапе, составляет ключевую повестку дня в европейских исследованиях. Региональная интеграция в Европе окрепла и за 2000–2010‐е годы превратилась, в представлении многих ученых, в независимую переменную, которая теперь сама влияет на национальную политику, европеизируя ее. Такая исследовательская перспектива прямо противоположна традиционному взгляду на суть интеграционного процесса (создание европейского целого из ранее разрозненных национальных «частей») [Jacquot, Woll, 2003].

Но в рамках MLG полнее освоены как раз те направления нового институционализма, которые изучают формальные институциональные правила – не вникая в более глубокий общественно-политический контекст. Даже опора на конструктивизм, который ставит на место интересов акторов нормы и идентичности, не спасает положения: в связке с концептом MLG он используется для анализа влияния идентичности и дискурса в отрыве от социальной структуры, как бы в «безвоздушном пространстве».

По словам Джеймса Розенау, весьма авторитетного критика данной концепции, MLG плохо улавливает сложности, вытекающие из процесса «фрагмеграции», характеризующего современное состояние мира политики. «Фрагмеграция» – это совмещение «фрагментации» и «интеграции» – термин, который Розенау использует для описания пересекающихся и зачастую противоречащих друг другу сил, вовлеченных в «столкновение глобализации, централизации и интеграции, с одной стороны, и локализации, децентрализации и фрагментации – с другой» [Multi-Level Governance… 2004, p. 34].

Неубывающий британский евроскептицизм, нежелание Швеции присоединиться к зоне евро, провал Евроконституции в 2005 г. и другие подобные факты концепция MLG не способна объяснить. Иными словами, она не отвечает некоторым актуальным требованиям в исследовании Евросоюза, что подтверждается, в частности, появлением непривычных акцентов в публикациях даже самих творцов данного концепта, явно отражающих понимание ими потребности в его дальнейшем развитии.

Обратим внимание: в публикации 2008 г. Хуге и Маркс предлагают вниманию читателя собственную «постфункциональную» теорию европейской интеграции и настаивают: в ЕС предпочтения широкой публики и национальных политических партий становятся решающими с точки зрения распределения полномочий политической власти в рамках многоуровневой системы, а европейская интеграция политизируется.

По их словам, Европа теперь вторгается в национальную политику, а национальная политика – в принятие европейских решений: в этом смысле система многоуровневого управления становится более тесно увязанной, но от этого она не выглядит более однородной. Реакция масс на интеграцию преломляется сквозь национальные институты и дискурсивные паттерны, отражая отчетливо разные исторические траектории. Результатом этого, как считают Хуге и Маркс, являются все большая несогласованность политически значимых взглядов в Евросоюзе и, соответственно, сужающееся поле для нахождения общего согласия [Hooghe, Marks, 2008, p. 14].

В рассматриваемой статье авторы помещают систему управления Евросоюза в пространство политического соревнования (space of politics), где значимы партии, выборы, референдумы и идентичности, попутно замечая, даже с некоторым сожалением, что «политизацию не засунешь обратно в мешок» [Hooghe, Marks, 2008, p. 22]. Они считают нужным опереться на следующие три обобщения.

1. Идентичность имеет больше веса в широком общественном мнении, чем для элит или групп интересов.

2. Идентичность является политическим конструктом.

3. Чем непосредственнее индивид идентифицирует себя со своим внутренним кругом, тем менее он предрасположен к тому, чтобы поддержать юрисдикцию, включающую и внешние для него группы [Hooghe, Marks, 2008, p. 12].

Маркса и Хуге беспокоит, что дизайн юрисдикций в Евросоюзе, поневоле подчиненный политике формирования идентичности, в принципе не может иметь высокого коэффициента полезного действия (по-видимому, потому, что он недостаточно отвечает требованиям функциональной целесообразности, – об этом авторы подробнее пишут в другой своей статье [Hooghe, Marks, 2002]). Но, на наш взгляд, есть не меньше оснований для надежды, что массы в Евросоюзе своими попытками прибегнуть к демократическим институтам для выражения собственного мнения по европейским сюжетам впредь будут еще интенсивнее мешать заносчивым элитам в выстраивании европейского управления так, как им заблагорассудится. Иными словами, окончательно прекратится убедительно и откровенно описанная в свое время языком неофункционализма технократическая «интеграция украдкой» (integration by stealth).

Хуге и Маркс, предлагая «постфункциональную» теорию, рисуют картину, в которой миллионы жителей стран ЕС, став действующими лицами интеграционного процесса, выступают медиаторами растущего давления, возникшего вследствие институциональной расстыковки европейского и национального уровней власти. Но разве политические акторы, кто бы они ни были, не могут инициировать перемены, причем позитивные, а не только под институциональным давлением? Речь поэтому допустимо вести не столько об испытании степени адаптируемости европейских масс к региональной интеграции, сколько о том, как сами массы могли бы использовать интеграционный процесс, в том числе, в своей ежедневной практике. Для таких исследований более других годится политико-социологический подход, привлекающий в последнее время повышенный интерес западных ученых, исследующих европейскую интеграцию.

Чтобы описывать институциональные среды, политологи обычно используют такие заимствованные из социологии концепты, как «поле», «арена», «домен», «сфера» – или «пространство», которые подчеркивают самостоятельную значимость акторов и их взаимодействий в производстве и воспроизводстве институциональных правил. Так, если воспользоваться языком, предложенным в свое время французским социологом Пьером Бурдьё [Бурдьё, 1993], то ареной борьбы социальных агентов за выживание или улучшение своих позиций выступают поля (экономическое, культурное, социальное, символическое и множество прочих). Габитус (система диспозиций, порождающая и структурирующая практику агента и его представления) позволяет агенту спонтанно реагировать на события и ситуации. Всякое поле представляет собой своего рода конкурентный рынок, где используются различного вида ресурсы. Функционирование и изменение полей подчинено полю экономического производства, а ключевой точкой схождения агентов, занимающих доминирующие позиции в отдельных полях, является поле власти (политики). Иерархия властных отношений в рамках властного поля структурирует прочие поля.

Уточним, что различные отношения между акторами в определенной среде специально изучает организационная теория, или теория организации, тоже берущая свои начала в социологии (ее альтернативное наименование – социологический институционализм). В рамках данной теории, базирующейся на достижениях Макса Вебера, Александра Богданова, Норберта Винера и Аркадия Пригожина, организация понимается как некое объединение людей, обладающих правами, распространение которых ограничено рамками данного объединения, и действующих на основе определенных принципов и правил. В этой теории имеет место широкое толкование термина «структура», которое включает не только структуру формальную, но также неформальные и сетевые отношения, социокультурные и когнитивные аспекты организационного устройства. Она адресуется к вопросам о том, как и почему организации появляются, приобретают определенную форму, ведут себя тем или иным образом, выживают либо терпят крах.

К примеру, есть достаточно оснований для рассмотрения Евросоюза как организации, внешнюю среду деятельности которой составляет формирующееся на наших глазах глобальное политико-правовое управление, где ЕС претендует на одну из главных ролей. Под пространством глобального управления в данном случае понимаются правила, которым подчинен процесс, имеющий целью решение общемировых проблем, управление глобальными рисками (с угрозой природе, здоровью, питанию, устойчивости финансовой системы) и достижение общих целей согласованными усилиями государств и других организаций, включая международные институты, транснациональные корпорации, неправительственные организации и региональные объединения.

Специфическая роль Евросоюза в глобальном управлении стала широко обсуждаться лишь в самые последние годы – после вступления в силу Лиссабонского договора 2007 г. и на основании опыта мирового кризиса, начавшегося в 2008 г. С 2010 г. в Европе и Америке стали выходить многочисленные публикации, посвященные данной теме либо затрагивающие ее. В числе наиболее заметных зарубежных работ (среди их авторов присутствуют и российские специалисты) назовем коллективные монографии «Роль ЕС в глобальном управлении: правовое измерение» [Vooren, 2013] и «Экономический кризис в Европе: что он означает для ЕС и России» [DeBardeleben, Viju, 2013].

Однако большая часть таких работ, включая вышеуказанные, сосредоточена преимущественно на правовых и / или внешнеполитических аспектах взаимодействия Евросоюза с партнерами и международными институтами. Они зачастую оставляют без должного внимания вопросы политической организации. Значение последних между тем растет, так как складывающаяся глобальная структура управления является в подлинном смысле многоуровневой. Причем доминирующая роль в ней принадлежит тем не менее национальным государствам, которые реализуют достигнутые глобальные решения добровольно, а не по принуждению.

Отсюда следует, что забота об управляемости и эффективном функционировании мировой системы требует повышенного внимания не только к использованию инструментария мягкого права и различных методов согласования, примирения или координации национальных позиций и усилий, но и прояснения специфики национальных политико-экономических моделей. Как представляется, ориентация ученых на организационную теорию, которая требует обратить внимание на правила, нормы, ценности, ограничительные установления, критерии и ориентиры, сообщающие структуру взаимодействия участников глобального управления, в данном случае выглядит вполне уместной.

В качестве одной из попыток комбинирования исторического и социологического институционализма в изучении Евросоюза вспомним статью американцев Нила Флигстина и Алека Стоун Свита. Они прибегают для этого к понятию «европейское поле», которое, в их трактовке, состоит из: 1) организаций, пытающихся структурировать свою окружающую среду (под организациями авторы статьи понимают институциональные структуры ЕС); 2) набора заранее установленных правил, которые ограничивают действие присутствующих на арене организаций и обеспечивают его возможность; 3) хорошо подготовленных стратегических акторов, которые используют организации для развития форм сотрудничества между не связанными между собой группами [Fligstein, Stone, 2002, p. 1211]. Иначе говоря, европейское поле для них – это политическое пространство интегрированной Европы с населяющими его институтами ЕС и стратегическими акторами.

В согласии с Бурдьё, Флигстин и Стоун Свит рассматривают здесь рыночную, политическую и правовую сферы как поля, обеспечивающие наличие свода правил, которыми структурировано определение и преследование хозяйствующими субъектами, общественными группами, юристами и правительственными чиновниками собственных интересов, включая их интересы, касающиеся изменения правил регулирования рыночной деятельности.

Спустя несколько лет Флигстин самостоятельно выступил с книгой под названием «Евростолкновение: ЕС, европейская идентичность и будущее Европы» [Fligstein, 2008], сделав объектом своего исследования европейское общество. Как экономический социолог, Флигстин настаивает, что Европейский союз – это, главным образом, рынок, а рынки формируются политическими решениями – причем не все рынки в мире похожи друг на друга.

С его точки зрения, которая заслуживает внимания, сами европейцы, как это ни парадоксально, очень мало осознают, в какой мере они уже европеизированы возникновением и репродукцией общественных полей – в политике, бизнесе, образовании, гражданском обществе, потребительском поведении, как и во многих других сферах. Он вскрывает, в какой мере европейские правила и ресурсы проникают в жизнь не только брюссельских бюрократов, но и «серфингистов в Биаррице».

При этом, по подсчетам автора, основанным на данных «Евробарометра», солидное меньшинство (более 40% европейцев) не думают о себе как о «европейцах». Средний класс держит будущее интеграционного проекта в собственных руках – но именно его представители в уязвимые моменты референдумов в Дании, Франции, Голландии, Ирландии своими голосами грозят «накренить корабль» Евросоюза. Работа Флигстина открывает путь к исследованию социологии Европейского союза – к выяснению, какие из тысяч социальных полей европеизируются, а какие нет или в меньшей степени, и к выявлению условий, при которых происходит транснационализация социальных полей.

Получается, что каждое отдельное поле (уровень) – это новое пространство доминирования в обществе и выстраивания смыслов. Таким образом, вырисовывается картина многоуровневой Европы, которая выходит далеко за рамки формальных институтов и множит властные асимметрии в самых неожиданных местах.

Для сравнения: весьма близкое к этому видение встречаем у американских социологов Пола Димаджио и Уолтера Пауэлла [DiMaggio, Powell, 1983]. Последние ведут речь об «организационных полях», представляющих собой набор организаций, которые в совокупности составляют признанную сферу институциональной жизни. Она включает ключевых поставщиков, потребителей ресурсов и производимой продукции, регуляторные агентства и прочие организации, тоже производящие подобные услуги или продукты.

Вышеизложенное приводит к следующим основным выводам. Понятия политического пространства и политического поля в различных интерпретациях помогают обозреть политику Евросоюза в целом, преодолев традиционное деление политологии на «международную» и «внутринациональную». Концепт многоуровневого управления (в особенности, предложенные в его рамках федералистский и функциональный типы структурирования политического пространства) сохраняет свою полезность для понимания специфики трансформации постсовременного государства в интегрированной Европе. Вместе с тем на нынешней стадии эволюции теории региональной интеграции, когда в повестку дня поставлена задача изучения процессов европеизации, под влиянием ЕС, национальных политических систем и обществ, важно дополнить анализ с позиций многоуровневого управления наработками социологического институционализма. Он привлекает наше внимание к контексту (формальным и неформальным практикам, символическим репрезентациям и формату властных отношений в обществе), в котором осуществляется жизнедеятельность и наблюдаются трансформации институтов ЕС и Евросоюза в целом.

Литература

Бабынина Л. Гибкая интеграция в Европейском союзе. Теория и практика применения. – М.: ЛКИ, 2012. – 304 c.

Бурдьё П. Социология политики / Пер. с фр. Н.А. Шматко. – М.: Socio-Logos, 1993. – 336 c.

Дмитриев Ю., Миронов В. Методология исследования формы государственного устройства // Право и жизнь. – M., 2010. – Т. 9, № 147. – 21 с. – Режим доступа: http://www.law-n-life.ru/arch/147/147-4.doc (Дата посещения: 10.02.2014.)

Кавешников Н. Трансформация институциональной структурны Европейского союза. – М.: Навона, 2010. – 480 c.

Стрежнева М., Прохоренко И. Управление экономикой в Европейском союзе: институциональные и политические аспекты / РАН. ИМЭМО. – М., 2013. – Режим доступа: http://www.imemo.ru/ru/publ/2013/13005.pdf (Дата посещения: 10.02.2014.)

Тихомиров Ю.А. Производительно-территориальный принцип в организации и деятельности аппарата управления // Советское государство и право. – М., 1964. – № 1. – С. 22–32. – Режим доступа: http://law.edu.ru/article/article.asp?articleID=1146418 (Дата посещения: 10.02.2014.)

Best Ed. In Search of the Lost Constitution: The EU between Direct Democracy and the Permissive Consensus / Archive of European integration (AEI). – Pittsburgh, PA: Univ. library system, 2005. – N 2. – P. 5–13. – Mode of access: http://aei.pitt.edu/5945/ (Дата посещения: 10.02.2014.)

Boin A., Ekengren M., Rhinard M. Protecting the Union: Analysing an Emerging Policy Space // European Integration. – 2006. – Vol. 28, N 5, December. – Р. 405–421. – Mode of access: https://www.academia.edu/4466225/Protecting_the_Union_Analysing_an_Emerging_Policy_Space (Дата посещения: 10.02.2014.)

Bulmer S. The Governance of the European Union: a new institutionalist approach // Journal of public policy. – 1994. – Vol. 13, N 4. – P. 351–380.

Commission. European governance – A White Paper. COM (2001) 428 final, (2001/C 287/01) // Official journal of the European communities. – Brussels, 2001. – 12 October. – Mode of access: http://eur-lex.europa.eu/LexUriServ/LexUriServ.do?uri=OJ:C:2001:287:0001:0029:EN:PDF (Дата посещения: 10.02.2014.)

DeBardeleben J., Viju C. Economic crisis in Europe: What it means for the EU and Russia / Eds. J. DeBardeleben, C. Viju. – N.Y.: Palgrave Macmillan, 2013. – 288 p.

DiMaggio P.J., Powell Walter W. The Iron Cage revisited: institutional isomorphism and collective rationality in organizational fields // American sociological review. – 1983. – Vol. 48, N 2. – P. 147–160.

Fabbrini S. Compound Democracies. Why the United States and Europe Are Becoming Similar. – Oxford: Oxford univ. press, 2007. – 368 p.

Fligstein N. Euroclash: The EU, European Iientity, and the future of Europe. – Oxford: Oxford univ. press, 2008. – 279 p.

Fligstein N., Stone S.A. Costructing policies and markets: An institutionalist accout of European integration // American journal of sociology. – 2002. – Vol. 107, N 5, March. – P. 1206–1243. – Mode of access: https://docs.google.com/gview?url= http://www.academicroom.com/sites/default/files/article/19/Neil+Fligstein,+Constructing+Polities+and+Markets.pdf&chrome=true (Дата посещения: 10.02.2014.)

Hooghe L., Marks G. A Postfunctionalist Theory of European integration: From permissive consensus to constraining dissensus // British journal of political science. – 2008. – Vol. 39. – P. 1–23. – Mode of access: http://www.unc.edu/~gwmarks/assets/doc/BJPS.postfunctionalism.2009.hooghe.marks.pdf (Дата посещения: 10.02.2014.)

Hooghe L., Marks G. Unraveling the Central State, but How? Types of Multi-Level Governance // The American political science review. – Vol. 97, N 2. – 2003. – Р. 233–243.

Hooghe L. Marks G. Types of multi-level governance // Les cahiers europeens de sciences po. – Paris, 2002. – N 3. – P. 7. – Mode of access: http://www.cee.sciences-po.fr/erpa/docs/wp_2002_3.pdf (Дата посещения: 10.02.2014.)

Hooghe L., Marks G. Multi-level governance and European integration. – Lanham, Maryland: Rowman & Littlefield, 2001. – 251 p.

Hooghe L., Marks G. Types of multi-level governance // European integration online Papers (EIoP). – Brussels, 2001 а. – Vol. 5, N 11. – Mode of access: http://eiop.or.at/eiop/texte/2001-011a.htm (Дата посещения: 10.02.2014.)

Hooghe L., Marks G., Schakel A.H. The Rise of regional authority: A comparative study of 42 democracies. – N.Y.: Routledge, 2010. – 361 p. – Mode of access: http://www.unc.edu/~gwmarks/assets/doc/The%20Rise%20of%20Regional%20Authority.pdf (Дата посещения: 10.02.2014.)

Hooghe L., Marks G., Wilson C. Does left / right structure party positions on European integration // Comparative political studies. – Thousand Oaks, 2002. – Vol. 35, N 8. – Р. 965–989.

Jacquot S., Woll C. Usage of European integration – Europeanisation from a sociological perspective // European integration online papers (EIoP). – 2003. – Vol. 7, N 12. – Mode of access: http://eiop.or.at/eiop/texte/2003-012a.htm (Дата посещения: 10.02.2014.)

March J.G., Olsen J.P. Rediscovering institutions: The organizational basis of politics. – N.Y.: Free press. 1989. – 227 p.

Multi-Level Governance / Ed. by I. Bach and M. Flinders. – Oxford: Oxford univ. Press, 2004. – 252 p.

Münch R. European Governmentality // The liberal drift of multilevel governance. – L.: Routledge, 2010. – 185 p.

O'Reilly E. Ombudsman: European Union citizenship is in crisis / Press releases database. (EO/13/19). – 2013. – 13 December. – Mode of access: http://europa.eu/rapid/press-release_EO-13-19_en.htm (Дата посещения: 10.02.2014.)

Piattoni S. The Theory of multi-level governance: Conceptual, empirical, and normative challenges. – Oxford: Oxford univ. press, 2010. – 320 p.

Schmitter Ph. C. Neo-Neofunctionalism // European integration theory / Ed by: A. Wiener, T. Diez. – Oxford: Oxford univ. press, 2004. – P. 45–74.

Vooren B. van, Blockmans S., Wouters J. The EU's role in global governance: The legal dimension / Eds. B. van Vooren, S. Blockmans, J. Wouters. – Oxford: Oxford univ. press, 2013. – 384 p.