Текст книги "1968 год. «Пражская весна»: 50 лет спустя. Очерки истории"

Коллектив авторов
1968 год
«Пражская весна»:
50 лет спустя
Очерки истории
Сборник статей

* * *

© Коллектив авторов, 2021

© Институт славяноведения РАН, 2021

© П. К. Донской, дизайн обложки, 2021

© Анна Ширльбауэр, Ян Гроссманн, фото на обложке, 2021

© Издательство «Нестор-История», 2021

К читателю

1968 год – одна из знаковых вех XX столетия. В истории случались и другие духоподъемные годы, но именно 1968-й, венчая бурные шестидесятые, определил жизнь и ценности нескольких последующих поколений. «Самовозгоранием мятежного духа по всему миру» назвал это время американский писатель-публицист Марк Курлански[1]1
  Курлански М. 1968. Год, который потряс мир / пер. с англ. А. В. Короленкова, Е. А. Семеновой. М.; Владимир, 2008. С. 8.


[Закрыть]. Отмеченное глобальным протестом против войны во Вьетнаме и возникшими на антивоенной основе диссидентскими движениями, оно явилось пиком принявшей международный размах борьбы народов за национальный суверенитет, за демократизацию и гуманизацию в политике и социальных отношениях, за расовое и тендерное равноправие.

Повсеместно проявилось увлечение различными левыми, в том числе социалистическими, и левацкими идеями. Стремительно росли ряды сторонников установления насильственным путем «власти черных» в Соединенных Штатах Америки, что обозначило национальную специфику социального протеста, «породнив» его с Африкой, поднявшейся на борьбу за национальную независимость. В ряде крупных западноевропейских стран возникло массовое молодежное движение против капиталистической эксплуатации. Особым накалом протеста было отмечено «новое молодежное движение» во Франции, Италии, Германии. Сегодня многие сравнивают его с революцией, кульминацией которой считают Парижскую весну. Это движение охватило не только Западный мир, но и ряд стран, руководимых коммунистами (Польшу, Югославию). Дети послевоенного «бэби-бума», чувствуя себя отчужденными от участия в важнейших экономических и политических процессах, и здесь требовали перемен, реальной демократии, внимания властных структур к жизни и чаяниям людей. Небывалую популярность завоевал новый социально-политический лозунг общественного самоуправления, противостоявшего бюрократическому всевластию государства[2]2
  Дамье В. В. «Долгий 1968-й»: глобальный бунт за самоуправление // Историческая экспертиза. 2018. № 4 (17). С. 117–118.


[Закрыть]. Стремление к преобразованию «старого мира» усилило позиции интеллектуалов, осознавших свою особую новую социальную функцию в эпоху научно-технической революции. Появление новых технических средств коммуникаций, в том числе колоссальный скачок в развитии телевидения, разрушало информационные преграды, превращало земной шар во «всемирную глобальную деревню», любая новость в которой немедленно становилась известной далеко за пределами национальных «околиц», рождало тягу к диалогу, обмену мнениями, прямой дискуссии. Все это волновало и будоражило умы, создавало незнакомое прежде чувство сопричастности происходившим в мире событиям, разрывало замкнутый круг обособленности, но вместе с тем формировало и понимание хрупкости биполярной конструкции послевоенного мира.

Подобные ощущения и настроения получили распространение по обеим сторонам железного занавеса. Этому не мешали различия в идеологии, социально-политическом устройстве и экономических моделях. Но если в США или во Франции реакцию государства на общественные протесты хотя бы условно можно было назвать «разворотом к обществу», то ответом на самое известное движение за обновление социализма в Центральной и Юго-Восточной Европе – «Пражскую весну» в Чехословакии – стала интервенция армий пяти стран Организации Варшавского договора (ОВД). 21 августа в Советском Союзе, отмечали известные авторы культурологических эссе Петр Вайль и Александр Генис, «досрочно закончились шестидесятые и начались – никакие». Была прочерчена «судьбоносная календарная граница», за которой 60-е еще продолжались, но уже по инерции «разогнавшейся истории»[3]3
  Вайль П., Генис А. 60-е. Мир советского человека. М., 2013. С. 362.


[Закрыть].

«Пражская весна» как событие-символ, отразившее попытку придать коммунистическому движению новый импульс, соединив социалистические ценности с рациональной рыночной экономикой и механизмами развитой демократии, не раз становилось предметом внимания как отдельных авторов, так и научных коллективов. Библиография Пражской весны насчитывает многие десятки исследований разного формата – монографий, статей, историографических обзоров, рецензий, журналистских эссе. Изданы важные документы, раскрывающие механизм принятия решений советским руководством, позиции лидеров стран «социалистического лагеря», отклики на чехословацкие события в широком диапазоне – от международного коммунистического движения до рядовых граждан. Опубликованы многочисленные воспоминания. Интерес к данной проблематике особенно возрастал в канун «круглых» дат – 40-летия и 50-летия «Пражской весны»[4]4
  1968 год. «Пражская весна». (Историческая ретроспектива). Сб. статей / отв. ред. Г. П. Мурашко. М., 2010; Шинкарёв Л. Я это все почти забыл. Опыт психологических очерков событий в Чехословакии в 1968 г. М., 2008; Платошкин Н. Н. Весна и осень чехословацкого социализма. Чехословакия в 1938–1968 гг.: в 2 частях. М., 2016; Стыкалин А. С. «Мы поставили крест на советской системе. 1968 год изменил нас». Размышления о книге об отклике в СССР на подавление Пражской весны // Историческая экспертиза. 2018. № 4 (17). С. 135–152; «Применение военной силы это, как правило, признак слабости». Беседа Тимура Джалилова и Александра Стыкалина о проблемах изучения Пражской весны и августовской интервенции 1968 г. в Чехословакию // Историческая экспертиза. 2018. № 4 (17). С. 71–95; Нутрихин А. Чехословакия-68. Пльзеньская осень. Воспоминания советского военного переводчика. М., 2018; и др.


[Закрыть]. Задача авторов настоящего коллективного труда, в написании которого приняли участие историки, архивисты, культурологи и литературоведы России, Чехии и Румынии, заключалась в том, чтобы познакомить читателя с новыми материалами и документами, переосмыслить на их основе события полувековой давности, попытаться найти оригинальный исследовательский ракурс. Различия в документальной оснастке представленных в книге сюжетов, что связано с объективным состоянием источниковой базы, и дробность рассматриваемых авторами проблем обусловили очерковый характер исследования.

Впервые в российском издании тщательно проанализировано «закулисье» «Пражской весны», представленное читателю через призму дискуссий о реформах и детальное рассмотрение позиции чешских интеллектуалов Зд. Млынаржа, Р. Рихты, И. Пеликана, О. Шика и некоторых других. Отражена история проекта федерализации и его реализации. Новая государственная модель – федерации чехов и словаков включала как позитивы, так и изначально заложенные слабости, проявившиеся уже в 1990-е гг.

Одна из центральных проблем, на которой сосредоточили внимание авторы, – выявление причин, по которым был принят силовой вариант разрешения чехословацкого кризиса. Главной, безусловно, явились опасения, что сфера социализма и советского контроля в Европе и в мире начнет сужаться и что из нее по принципу цепной реакции будут выпадать слабые звенья. В условиях, когда вопрос о западных границах ГДР, Чехословакии и Польши оставался открытым, определяющее значение приобретала геополитика, а именно вопрос о прочности Ялтинско-Потсдамской системы, сохранении стратегического баланса двух систем безопасности в Европе и мире и конфигурации оборонительных рубежей системы социализма. Такое развитие событий ни в Москве, ни в Берлине, ни в Варшаве тогда не могли допустить даже теоретически. Кроме того, внутриполитическая ситуация в Чехословакии расценивалась крайне негативно и лишь убеждала в отсутствии альтернативы военному вмешательству. Предпринятые попытки задействовать экономический фактор в советской политике на чехословацком направлении не дали желаемого эффекта.

Тем не менее решение о военном вмешательстве далось советскому руководству и лично Л. И. Брежневу непросто, и причиной тому было не только отсутствие реальных вариантов действия, которые можно было бы предложить чехам в условиях, когда социалистическая модель все более зримо теряла свою экономическую целесообразность, а потому и привлекательность для населения, но и мучительные поиски надежной опоры в чехословацком обществе. «Здоровые силы» в национальном руководстве, как быстро выяснилось, в основном рассчитывали на советские штыки.

Несмотря на успешно проведенную военную операцию по вводу войск ОВД на территорию Чехословакии, политический сценарий смены власти в ЧССР реализовать не удалось. Попытка действовать по венгерскому образцу осени 1956 г. – создать альтернативное «революционное рабоче-крестьянское правительство», призвавшее в страну оккупационные войска, провалилась. В итоге организаторы интервенции были вынуждены ссылаться на позицию лишь небольшой группы из числа высших партийно-государственных функционеров, получивших в Чехословакии прозвище «приглашателей»[5]5
  Гаек М. Воспоминания о чешских левых / отв. ред. Г. П. Мурашко. М., 2019. С. 298.


[Закрыть], а арестованных руководителей чехословацких партии и правительства пришлось спешно переправлять в Москву и сажать за стол переговоров для выработки компромиссного решения.

Подробно освещены в книге протестные настроения чехословацкой общественности, которые явно были недооценены в Москве во время подготовки вооруженной акции. Реформаторская деятельность идеологов «Пражской весны» получила большую народную поддержку. Это понимали, например, в Югославии, и в Румынии, но не хотели понимать в СССР, хотя негативы силового варианта наверняка осознавались в Москве. Ответом на введение в страну войск ОВД стало массовое гражданское неповиновение. Призыв XIV (Высочанского) съезда КПЧ к коммунистическим и рабочим партиям всего мира осудить интервенцию был услышан: военную акцию не поддержали некоторые социалистические страны, многие влиятельные коммунистические партии Западной Европы, часть государств третьего мира, близких к международному коммунистическому движению. Иными словами, попытка разрешить кризис путем реализации «классового подхода», воплощенного в доктрине «ограниченного суверенитета», серьезно скомпрометировала идею социализма, стимулировав в дальнейшем формирование доктрины еврокоммунизма. Действия советского политического руководства, взявшего на себя определение степени «опасности» чехословацкого эксперимента для геополитической стабильности в регионе и дела социализма (хотя решения принимались коллективно руководителями «социалистического лагеря»), также стали объектом серьезной и справедливой критики.

События в Чехословакии подвели итог демократизации отношений между СССР и его европейскими союзниками, начавшейся после того, как на XX съезде КПСС был провозглашен тезис о возможности строить социализм в разных странах по-своему, в зависимости от специфических условий, и началась критика культа личности Сталина. Как следствие, в странах «социалистического лагеря» были заложены две тенденции, определившие основные отклонения от задаваемой Москвой «нормы» политического развития: реформирование социализма, придание ему «человеческого лица», и национальное понимание марксизма-ленинизма, постулировавшее приоритет национально-государственных интересов над абстрактными классовыми, за которыми легко угадывались интересы Советского Союза. Периодически эти тенденции проявлялись в виде кризисов в «социалистическом лагере»: острых, как, например, «прерванная революция» 1956 г. в Венгрии, польский Октябрь 1956 г., поставивший страну на грань вооруженной интервенции со стороны СССР, и «Пражская весна», или вялотекущих, таких как регулярно возобновлявшаяся полемика со сторонниками «особого курса» в Румынии в 1960-1970-е гг. В Москве обе тенденции воспринимались как недопустимые, противоречившие интересам рабочего класса и шедшие вразрез с коммунистической идеологией.

Особенно отчетливо такой подход проявился в отношениях между СССР и Югославией. Белград, еще в конце 1940-х гг. заявивший о собственном, национальном понимании марксизма, рассматривался как закоренелый «еретик» в международном коммунистическом движении. После нормализации советско-югославских отношений в середине 1950-х гг. Югославия не вошла в ОВД и не считалась частью советского блока, хотя и признавалась социалистическим государством. Ее руководство пыталось лавировать между СССР и США, не только стремясь получать выгоды от сотрудничества, в частности кредиты от обеих сторон, но и периодически претендуя на роль посредника между Москвой и Вашингтоном. Подобные амбиции Югославии и те успехи, которых она добилась благодаря своей политике «равноудаленности» от сверхдержав, стали возможны отчасти потому, что в начале 1960-х гг. Йосип Броз Тито стал одним из основателей Движения неприсоединившихся государств – организации, в которой в Белграде видели третью точку опоры югославской внешней политики. Положение в треугольнике Москва – Белград – Прага, восприятие чехословацких реформ, дававшиеся советскими и югославскими руководителями оценки ситуации и их динамика в контексте событий 1968 г. в Чехословакии обстоятельно проанализированы в книге.

Авторы всесторонне осветили позицию Румынии, ее отличные от других стран Восточной Европы оценки многих вопросов развития «социалистического лагеря». «Особая» позиция Бухареста, яростно отстаивавшего свой суверенитет и требовавшего невмешательства во внутренние дела через ОВД и Совет экономической взаимопомощи (СЭВ), порождала даже больший негатив в Кремле, нежели заявления югославского руководства. Проигнорировав мнение Москвы, румынские руководители пошли на установление дипломатических отношений с ФРГ в 1967 г.; в том же году после начала Шестидневной войны на Ближнем Востоке Румыния стала единственной социалистической страной, сохранившей дипломатические отношения с Израилем; кроме того, в условиях нарастающего кризиса в советско-китайских отношениях она избегала публичного осуждения позиции компартии Китая, чем вызывала острое недовольство Москвы.

Значительное внимание в коллективном труде уделено неоднозначной позиции Запада. Если ведущие европейские державы активно поддерживали реформаторские процессы и демонстрировали готовность к развитию отношений с новым руководством в Праге, то вашингтонская администрация реагировала достаточно сдержанно. Американцы дали понять чешским дипломатическим представителям в США, что не будут пересматривать свою позицию признания интересов Советского Союза в Восточной Европе и тем более не намерены ссориться с Москвой из-за ЧССР. Во исполнение этой установки Госдепартамент оказывал прямое давление на американскую прессу, не только блокируя появление в ней материалов с выражением симпатий чехам, но и потребовав вообще сократить публикации о событиях в Чехословакии. Думается, что советское руководство усмотрело в позиции Вашингтона своего рода карт-бланш и учло его при принятии рокового решения в августе 1968 г.

Жесткие заявления Белграда и Бухареста, осудившие интервенцию и политику Москвы как «акт агрессии» и «оккупацию», отчасти были ориентированы на США, Англию и западное общественное мнение, чтобы подстраховаться в случае повторения подобной практики и получить некоторые гарантии Запада. В Белграде и Бухаресте особо подчеркивали, что опасности контрреволюции в Чехословакии не существовало, и, следовательно, для военного вторжения не было никаких оснований. Несомненно, действуя таким образом, Тито и Чаушеску пытались поддержать лестный для них имидж независимых политиков, сопротивлявшихся давлению советского руководства, и укрепить свои позиции в собственных странах.

Осторожно-уклончивая манера поведения дипломатов двух социалистических государств при контактах с американскими дипломатами непосредственно после военного вторжения свидетельствовала, что и румыны, и югославы не были готовы к разрыву отношений с СССР, с большим сомнением относились к возможности вынести вопрос об интервенции в ЧССР на обсуждение в ООН и не поддерживали идею создания чехословацкого правительства в эмиграции. Что касается эскалации военного вмешательства, то руководители Югославии и Румынии, несмотря на объявленную «военную тревогу», по всей вероятности, не особенно верили в возможность нападения на свои страны.

Важной составляющей коллективного труда является освещение кризиса 1968 г. в международном контексте, в частности в сравнении с феноменом европейского «шестидесятничества», и в «национальном» преломлении. Сравнение современного уровня общественного сознания чехов и россиян и художественное осмысление полувекового развития Чехословакии, предпринятые авторами, позволяют определить место «Пражской весны» в коллективной памяти современного общества обеих стран, выявить ее основные характеристики, особенности и тенденции развития. Очевидно, что полученные в результате анализа оценки отражают сложные процессы, развивающиеся в общественно-политической и культурной сферах, испытывают на себе определенный идеологический груз и конъюнктурные влияния.

В структуре коллективного труда нашлось место также разделу «Воспоминания. Документы», материалы которого призваны обогатить наши представления о чехословацких событиях и их отражении в памяти современников.

Объективно «Пражская весна» – уже прошлая эпоха. Однако ее уроки как знакового события полувековой давности не исчерпали себя, а многие поднятые ею проблемы сохраняют актуальность и сегодня. Авторы надеются, что смогут способствовать приращению знаний о теперь уже не близком 1968-м, помочь осмыслить опыт прошлого во имя будущего.

Редколлегия

I. Размышляя о «Пражской весне»…
Прошлое в оценках сегодняшнего дня

Эмил Ворачек
У истоков «Пражской весны» 1968 г.
Чешские интеллектуалы в дискуссии о реформах: Зденек Млынарж, Радован Рихта, Иржи Пеликан, Ота Шик и другие

Наэлектризованная атмосфера «Пражской весны», вызванная, помимо прочего, динамичными переменами в высшем руководстве КПЧ, стала импульсом для начала одного из самых революционных этапов новейшей чешской истории, да и всего социалистического и коммунистического движения. Один из ведущих чешских интеллектуалов «Пражской весны», литературовед-германист Эдуард Гольдштюкер так охарактеризовал тот период: «В историческом ракурсе он представляет собой положение, когда развитие общества подошло ближе всего к осуществлению демократического социализма». Масштабная попытка демократизации диктаторского режима «госпартии» нашла широкий отклик во всем обществе, что привело к росту потенциала демократизации, однако еще не демократии. Ее выражением стал сформулированный философом Радованом Рихтой лозунг «Социализм с человеческим лицом», который вошел не только в лексикон первого секретаря ЦК КПЧ Александра Дубчека, но и в Программу действий КПЧ от 5 апреля 1968 г.[6]6
  Mlynar Zd. Mraz prichazi z Kremlu. Praha, 1990. S. 151.


[Закрыть]

Рано было говорить о всеобщем согласии населения на основе критического осмысления предшествующего этапа исторического развития. Гражданское общество еще только пробуждалось. Соответствующие настроения наиболее активно аккумулировались вне коммунистической партии, в кругах интеллигенции, чье лицо безжалостно обезобразили репрессии начала 1950-х гг. Интеллигенция все более активно выступала не только за демократизацию действующей системы, но и за устранение от рычагов власти скомпрометировавших себя функционеров КПЧ и за реабилитацию жертв репрессий. Руководство партии, однако, отвергало попытки восстановить социал-демократическую партию и создать «Клуб ангажированных беспартийных» и «K-231» – объединение бывших политических заключенных. На переговорах представителей КПЧ с руководством КПСС в Москве 4 мая 1968 г. Дубчек был категоричен. «Мы никому не разрешим создавать в стране реальный противовес коммунистической партии, мы не допустим возвращения в период ни до 1945, ни до 1948 года», – заявил он[7]7
  Подробнее см.: Vondrova J., Navratil J. (eds) Mezinarodni souvislosti ceskoslovenske krize 1967–1970 (prosinec 1967 – cervenec 1968). USD AV CR / Doplnek, Praha / Brno 1995. S. 165–189.


[Закрыть].

В реформаторских усилиях в Чехословакии второй половины 1960-х гг. принимали участие яркие, неординарные личности. На их жизнь радикальным образом повлияли события Второй мировой войны, освобождение страны в мае 1945 г. и февральский переворот 1948 г. Среди активных участников «Пражской весны», прежде всего коммунистов, имелись и такие, которых тяготила их прошлая деятельность в первой половине 1950-х гг., в кульминационный период первого фазиса холодной войны. Некоторые из них уже в 1950-е гг. пересмотрели свои прежние взгляды и под влиянием постепенного ослабления напряженности в обществе определили для себя причины пороков и преступлений системы, в создании которой принимали непосредственное участие. Таким образом, они не только помогали формировать среду для будущих перемен в обществе, но и переосмысливали свое собственное поведение в недавнем прошлом.

Одной из таких личностей был Иржи Пеликан. После февраля 1948 г., возглавляя так называемый Комитет действия, он участвовал в развернувшейся в вузах чистке, приложил руку к исключению многих сотен студентов. Антонин Я. Лим, впоследствии активный сотрудник выходившего в Риме под редакцией Пеликана журнала «Listy», отмечал: «В течение всех трех десятилетий, когда я знал его близко, он вел напряженную борьбу сам с собой и с тем периодом своей жизни, который ему не простили дома и который он сам себе не мог простить. Он постоянно ощущал собственное чувство вины за те годы, когда во имя идеологии и дисциплины подавил в себе критическое мышление». В 1963 г. Пеликана назначили главным директором Чехословацкого телевидения и кооптировали в идеологическую комиссию ЦК КПЧ. Как директор национального телевидения и депутат Национального собрания он в значительной степени способствовал процессу демократизации, который достиг апогея в период «Пражской весны». В ночь с 20 на 21 августа 1968 г. Пеликан оказался в эпицентре событий. В момент, когда руководители государства были насильственно увезены в Москву, он сумел возглавить политическое сопротивление. Будучи председателем парламентского комитета по внешней политике, Пеликан активно призывал международную общественность оказать поддержку Чехословакии. В критической ситуации он добился передачи по Чехословацкому телевидению воззвания с резким осуждением советской оккупации. Пеликан активно участвовал в подпольном заседании чрезвычайного XIV съезда КПЧ в Высочанах. Ему удалось организовать магнитофонную запись докладов и выступлений на съезде, которую он позже, в 1970 г., уже находясь в эмиграции, опубликовал[8]8
  Congresso alla macchia и Il rapporto proibito. Roma, 1970. На чешском языке впервые опубликовано под названием: Tanky proti sjezdu. Roma, 1970. Это издание практически недоступно. В Чешской Республике материалы увидели свет только через 28 лет (Tanky proti sjezdu. Protokol a dokumenty XIV (vysocanskeho) sjezdu KSC / Uvod a zaver Jiri Pelikan. Praha, 2018).


[Закрыть].

В начале 1960-х гг. руководство коммунистической партии оказалось перед трудной задачей: нужно было искать выход из кризиса, который переживало общество. Уповая на объективность научного познания, чешские партийные структуры большое внимание уделяли созданию специализированных междисциплинарных коллективов. Постепенно в середине 1960-х гг. в рамках Чехословацкой академии наук (ЧСАН) сформировались исследовательские группы, объединившие, прежде всего, сотрудников Академии и Карлова университета. Это были независимо мыслящие лица, в общей сложности несколько десятков ученых, которые стали интеллектуальной опорой для подготовки реформ. Задача исследовательских коллективов заключалась в выработке теоретического обоснования назревших перемен и конкретных шагов в политике и экономике, разумеется, в рамках действующей системы. Их влияние на общественно-политическую атмосферу и, в свою очередь, на государственную и политическую власть уже с момента создания было сильным. На работе новых структур отражалась атмосфера 1960-х гг., в частности, вера в быстрый и коренной поворот дел к лучшему. Удивительно, что до последнего времени работа указанных групп не привлекала внимания ученых: лишь совсем недавно к ней обратились сотрудники Института современной истории, которые почти одновременно с научным исследованием опубликовали также сборник документов[9]9
  Подробнее см.: Hoppe J., Skodova M., Suk J., Caccamo F. O novy ceskoslovensky model socialismu. Ctyri interdisciplinarni vedecke tymy pri CSAV a UK V 60. letech // Sesity Ustavu pro soudobe dejiny AV CR, 49, 2015; Hoppe J., Skodova M., Suk J., Caccamo F. (eds.) O novy ceskoslovensky model socialismu. Edice dokumentu ke ctyrem interdisciplinarnim vedeckym tymum pri CSAV a UK v 60. letech // Sesity Ustavu pro soudobe dejiny AV CR. 2016. 50.


[Закрыть].

Для исследования социальных последствий научно-технической революции и ее влияния на развитие личности была создана междисциплинарная группа, которую возглавил Радован Рихта (Философский институт ЧСАН)[10]10
  Рихта Радован (1924–1983) – философ, социолог; автор терминов «технологическая эволюция» и «социализм с человеческим лицом»; активно исследовал проблемы научно-технической революции и связанной с ней теории о вытеснении физического труда умственной деятельностью.


[Закрыть]. Главным итогом работы авторского коллектива – философов, экономистов, социологов, – насчитывавшего в общей сложности более 60 человек, стал фундаментальный труд «Цивилизация на перепутье» (Civilizace na rozcesti), в котором рассматривались «общественные и человеческие взаимосвязи научно-технической революции»[11]11
  Radovan Richta a kolektiv. Civilizace na rozcesti. Spolеcenske a lidske souvislosti vedeckotechnicke revoluce. Praha: Svoboda, 1966. Работа трижды переиздавалась, позднее была переведена на 11 языков и быстро получила международную известность, в том числе и в демократическом мире. Выдержала несколько изданий в странах советского блока.


[Закрыть]. Важным вкладом в изучение проблемы стали работы самого руководителя группы Рихты, издавшего к тому времени ряд статей. В 1964 г. он вернулся к активной научной работе после длительного лечения в санатории Добржиш[12]12
  В годы Второй мировой войны Рихта, входивший в антифашистскую группу «Авангард», был арестован гестапо и после пребывания в тюрьме Панкрац переведен в концлагерь в Терезине, где заболел тяжелой формой туберкулеза легких. После недолгой ремиссии болезнь вернулась, и с 1958 г. Рихта систематически проходил курс лечения (AAV CR, f. Vedecke kolegium filosofie a sociologie 1962–1970, k.3, sign. 022. Zivotopis Radovana Richty (1968. S. 1)).


[Закрыть].

На основе предложенной Рихтой методологии авторы труда подвергли критическому анализу взгляды Маркса на капитализм и индустриальную цивилизацию, изложенные им в 1858 г. в работе «Основные черты критики политической экономии» (Grundrisse der Kritik der politischen Oekonomie)[13]13
  Marx K. Rukopisy «Grundrisse». Ekonomicke rukopisy z let 1857–1859, I–III. Praha: Svoboda 1971–1977. На русском яз. известна как «Экономические рукописи 1857–1859 годов». (Прим. редколлегии).


[Закрыть]. Но ознакомление с работой показывает, что ее авторы опирались и на новейшие достижения мировой науки. Рихта был убежден, что современная индустриальная цивилизация находится в поворотной точке, для которой характерно не только изменение в производственных отношениях, но и структурные изменения в человеке как производительной силе, включая и негативы, которые эти изменения приносят. Собственно, авторы представили экономический, технологический и социологический прогноз дальнейшего развития мира, отразивший переход тогдашнего индустриального общества к новому типу общества, которое мы сейчас называем «информационным». Гуманистические идеалы, которые должны были стать основой означенного перехода, становились фундаментом идеи «социализма с человеческим лицом».

Рихта и его единомышленники полагали, что следовало воспользоваться тем позитивом, что несла в себе научно-техническая революция, и помочь Чехословакии, а может быть и всему миру социализма, перейти из «развитого» социализма в коммунизм. Идеализм? Трудно сейчас ответить определенно, но монография Рихты и его команды, безусловно, заслуживает внимательного изучения с позиций сегодняшнего дня. Тогда можно будет ответить на вопрос, выдержала ли она, и в какой мере, испытание временем.

Коллектив, изучавший проблемы демократии и политической системы нашего общества, возглавил Зденек Млынарж (Институт государства и права ЧСАН)[14]14
  Млынарж Зденек (1930–1997) – юрист по образованию; в 1950–1955 гг. – студент юридического факультета Московского государственного университета имени М. В. Ломоносова, затем сотрудник Института государства и права ЧСАН. Член КПЧ с 1946 г. Один из подписантов так называемых Московских протоколов. В ноябре 1968 г. добровольно ушел со всех постов, в 1970 г. исключен из КПЧ. Соавтор текста Хартии-77; в 1977 г. эмигрировал в Австрию; за рубежом занимался политологическими исследованиями, участвовал в издательской деятельности (журнал «Listy»). После ноября 1989 г. вернулся на родину, сотрудничал с левыми силами, как почетный председатель возглавил партию Левый блок. Из-за невостребованности идей демократического социализма в Чехословакии вновь выехал в Австрию.


[Закрыть]. В начале «Пражской весны» он был избран секретарем ЦК КПЧ и стал одним из лидеров реформаторов. В работе его исследовательского коллектива принимали участие, помимо прочих, юрист Петр Питгарт и социолог Любомир Брокл.

Коллектив по исследованию вертикальной социальной дифференциации возглавлял социолог Павел Махонин (Институт социально-политических наук Карлова университета в Праге)[15]15
  Махонин Павел (1927–2008) – социолог; автор концепции социальной стратификации чешского общества. Самое известное произведение Махонина-социолога – монография «Чехословацкое общество. Социологический анализ социальной стратификации» (Ceskoslovenska spolecnost. Sociologicka analyza socialni stratifikace. Praha, 1969).


[Закрыть]. Он внес заметный вклад в возрождение в стране социологии спустя двадцать лет после ее «отмены» в феврале 1948 г. как «буржуазной лженауки».

Ота Шик, занимавший с 1961 г. пост директора Экономического института ЧСАН[16]16
  Шик Ота (1919–2004) – экономист, политик, вице-премьер ЧССР в 1968 г. Автор экономической программы чехословацких реформ в духе рыночного социализма, идеолог социалистического «третьего пути» и модели гуманной «экономической демократии».


[Закрыть], был по предложению Дубчека в апреле 1968 г. назначен вице-премьером и координатором экономических реформ. Сосредоточил вокруг себя коллектив экономистов – сторонников преобразований, который готовил экономическую реформу. Научная дискуссия о реформах, естественно, замыкалась определенными идеологическими границами. В рамках этого дискурса была создана исследовательская группа по теоретическим проблемам планового управления народным хозяйством, которую возглавил Карел Коуба (Экономический институт ЧСАН).

Межотраслевому коллективу во главе с Млынаржом, занимавшемуся проблемами развития политической системы, хотя и созданному в последнюю очередь, тем не менее предстояла первостепенной важности, весьма трудная и требовавшая большой осмотрительности задача – подготовить теоретические основы для комплексной реформы существующей модели социализма. Наибольшее внимание уделялось вопросу о взаимоотношениях власти и общества, применению постулата о ведущей роли компартии, т. е. модернизации системы социалистической диктатуры, основанной на монополии власти КПЧ. Размышления на этот счет представляли собой нечто абсолютно новое, что раздражало тогдашнее закоснелое руководство КПСС и «своих», национальных консерваторов. Исследователям предстояло смоделировать альтернативную модель будущего чехословацкого общества.

Работа коллектива явилась масштабной попыткой обосновать изменения системы и стимулировать решительные реформы, готовившие «Пражскую весну». Итоги труда, однако, не были подведены в обобщающем труде или материалах, как это произошло в команде Рихты.

Зримым стимулом для развития процесса демократизации стала Программа действий КПЧ, принятая на заседании ЦК КПЧ 5 апреля 1968 г.[17]17
  Akcni program Komunisticke strany Ceskoslovenska priaty na plenarnim zasedani UV KSC dne 5. dubna 1968. Praha, 1968 // Rok sedesaty osmy v usnesenich a dokumentech UV KSC. Praha, 1969. S. 103–146.


[Закрыть] Отправной точкой для нее стал текст, над которым с 1967 г. работала партийная комиссия под руководством Млынаржа. Первоочередным в документе стало требование свободы печати. Ведущую роль партии программа трактовала как служение обществу, а не как власть над ним. Но при этом оговаривалось, что указанные перемены будут осуществляться под руководством КПЧ. Программу действий предполагалось включить в партийный устав. В то же время, однако, радикализировавшееся быстрыми темпами общество требовало ускоренного проведения реформ. Важным начинанием на пути к демократизации явились приостановка цензуры в феврале 1968 г. и ее полная отмена 4 марта, первая подобная мера в чешской и чехословацкой истории. 27 июня 1968 г., на следующий день после вступления в силу закона об отмене цензуры, в общенациональных еже дневных газетах был опубликован манифест «Две тысячи слов» (Dva tisice slov), автором которого являлся Людвик Вацулик[18]18
  Vaculik L. Dva tisice slov, ktere patri delnikum, zemedelcum, urednikum, umelcum a vsem // Mlada frоnta. 27. VII. 1968. S. 1.


[Закрыть]. Документ возник по инициативе сотрудников ЧСАН. Он представлял собой призыв к активизации чехословацкой общественности против нарастающего давления советского руководства, настроенного резко негативно по отношению к любым изменениям советской модели социализма.

Новый вектор более радикальных перемен, затрагивавших, в частности, и политическую власть, был отражен в манифесте «Накануне принятия решения. О новой чехословацкой модели социализма» (Pred rozhodnutim. O novy ceskoslovensky model socialismu), разработанном коллективом Радована Рихты (опубликован в «Rude pravo» 10–12 июля 1968 г.). Открыто и ясно в нем прозвучало требование, чтобы «каждый гражданин социалистической страны действительно обладал не меньшей и не одинаковой, а именно большей мерой свободы слова и выражения общественного мнения, собраний, союзов, передвижения и перемещения, нежели та, что предоставляло буржуазное общество»[19]19
  Pred rozhodnutim. O novy ceskoslovensky model socialismu // Hoppe J., Skodova M., Suk J., Caccamo F. (eds.). O novy ceskoslovensky model socialismu. Edice dokumentu. S. 107.


[Закрыть]. На этой основе должна была формироваться новая модель социализма, отражавшая рефлексию и эволюционные перемены с целью преодоления очевидных недостатков и ошибок прошлого, прежде всего преступных 1950-х гг., и переход от действующей модели социализма советского типа к новому, динамичному, демократическому социализму. Помимо демократизации он должен был еще выдержать конкуренцию с рыночной экономикой развитых промышленных стран Запада. Что касается вопросов осуществления власти, то в манифесте было много общего с «Двумя тысячами слов» Людвика Вацулика. Для советского лидера Л. И. Брежнева оба эти документа были, без преувеличения, бельмом на глазу. Не все активные участники «Пражской весны», включая даже радикальных реформаторов, группировавшихся вокруг пражского горкома КПЧ, оказались способными перешагнуть, хотя бы частично, через свои старые представления о монополии власти КПЧ. Они, однако, оказались в меньшинстве и поэтому возлагали свои надежды на форсированное проведение чрезвычайного XIV съезда партии.

Его подготовка проходила в атмосфере эйфории, вызванной «Пражской весной». Требование созыва партийного форума впервые, еще в начале процесса обновления, сформулировали радикальные реформаторы, которых объединил вокруг себя столичный городской комитет КПЧ. Секретари областных и районных комитетов партии сначала были по преимуществу против. Выборы делегатов чрезвычайного XIV съезда КПЧ проходили на партийных конференциях в течение весны 1968 г. Съезд был назначен на 9 сентября. 21 августа 1968 г., в день, когда Чехословакия была оккупирована армиями стран Варшавского договора, в Праге, в партийной гостинице собрались 50 делегатов съезда и приняли решение созвать 22 августа совещание всех делегатов. Съезд проходил нелегально, втайне от войск оккупантов, в столовой завода ЧКД в пражском районе Высочаны (на востоке столицы). Совещание было открыто в 11 часов 18 минут в присутствии примерно тысячи делегатов, что составляло? их общего числа. К началу работы смогли приехать только 5 делегатов от Словакии. Впоследствии совещание было превращено в чрезвычайный съезд КПЧ. Поскольку первый секретарь партии Александр Дубчек вместе с другими своими соратниками был вывезен в Советский Союз, руководил работой чрезвычайного съезда профессор-экономист Венек Шилган, на которого возложили обязанности первого секретаря ЦК КПЧ. Резолюция съезда категорически опровергла утверждение о существовании контрреволюции и угрозы социализму в Чехословакии. Основным требованием стал немедленный вывод иностранных войск. Съезд призвал коммунистические партии всего мира поддержать три требования – немедленное освобождение всех арестованных чехословацких представителей и обеспечение их беспрепятственной деятельности; немедленное восстановление всех гражданских прав и свобод; вывод с территории Чехословакии всех оккупационных армий. Был избран Центральный комитет (144 члена), причем предусматривалось его дополнение словацкими товарищами. В заключительной резолюции съезда его работа была провозглашена непрерывной. Первое заседание съезда было закончено в 21 час 15 минут, но политическая обстановка в стране не позволила съезду продолжить свою работу. В заседании и выборах не участвовали 1219 из 1543 избранных делегатов, притом из Словакии добраться в Прагу смогли в общей сложности 50 делегатов, т. е. меньше одной пятой части.