Текст книги "1968 год. «Пражская весна»: 50 лет спустя. Очерки истории"

Анатолий Семенович Аникеев
Советское восприятие и оценка югославской модели социализма в контексте событий 1968 г. в Чехословакии[88]88
  Статья подготовлена в рамках проекта РФФИ. Грант № 18-09-00573 «Москва и Восточная Европа. Югославская модель социализма и страны советского блока. 1950-1960-е гг.».


[Закрыть]

Конфликт СССР с Югославией, возникший весной 1948 г. и вызванный отказом Москвы признать некоторую самостоятельность югославского руководства во внешнеполитической области, повлек за собой формирование в Кремле развернутой антиюгославской позиции с идеологическим уклоном. Она включала в себя обвинения КПЮ в ревизии теории и практики марксизма-ленинизма, национализме и троцкизме. Критика вскоре становится персонифицированной, адресованной руководителям КПЮ – самому Тито и его соратникам Александру Ранковичу, Миловану Джиласу и Эдварду Карделю. В Кремле считали их ответственными за негативные изменения в политике Югославии, приведшие к ухудшению отношений с СССР, отказу от следования общей внешнеполитической линии, в то время как основная часть партии продолжала считать ВКП(б) ведущей силой формирующегося «социалистического лагеря». Обострение отношений с СССР, отход от согласованной с ним политики были вызваны, как полагали в Москве, постепенной ревизией верхушкой КПЮ «истинного» марксизма, а также игнорированием принятой в коммунистическом сообществе иерархии отношений между компартиями по принципу «младшего» и «старшего». На июньском (1948 г.) заседании Информбюро все выдвинутые против югославского руководства обвинения были поддержаны другими компартиями-участницами. «Здоровым силам» внутри КПЮ было предложено сменить «ревизионистское руководство», которое, в свою очередь, на прошедшем спустя две недели V съезде КПЮ отвергло все предъявленные обвинения и призвало всех членов партии еще теснее сплотиться вокруг ее ядра.

Осень 1948 г., по мере нарастания советского пропагандистского давления, становится временем постепенной переоценки в Белграде сталинской внутренней и внешней политики. Процесс этот проходил в несколько этапов и был тесно связан с попытками Кремля подорвать единство правящей группы в КПЮ, изолировать Тито и найти альтернативную фигуру на роль лидера партии. На темпы переосмысления югославами сталинской теории и практики сильное влияние оказывало внутреннее состояние партии, а именно неподготовленность основной партийной массы к резкой смене курса в отношении ВКП(б) и отказу от привычных идеологических установок. Испытывая на этот счет серьезные опасения, югославские лидеры остерегались до поры до времени открыто критиковать советскую систему, считали необходимым разъяснять суть конфликта, блокируя, таким образом, настроения в пользу примирения с Москвой любыми средствами. По этой причине дискуссия о том, с чего, в какой форме и в каких масштабах следует начинать разработку собственного варианта социализма, отличного от сталинского, проходила поначалу в узком кругу югославского руководства. В то же время развертывание кампании против КПЮ в других странах «народной демократии», начало там разоблачительных акций, а затем и судебные приговоры против «титоистов», наряду с ужесточением политики Кремля, подстегивали процесс поиска югославским руководством альтернативы сталинизму. Во второй половине 1949 г. начинается теоретическая подготовка к введению новой системы управления госпредприятиями, а в конце года эта идея получает законодательное оформление. Главные теоретики реформы Борис Кидрич, Кардель, Джилас, Моше Пьяде, приступая к ее разработке, исходили из установок Маркса о передаче капиталистических фабрик и заводов в руки производителей при переходе к новой общественной формации. Прерогативой рабочих коллективов стало создание советов, которым государство предоставляло право самостоятельно управлять предприятиями[89]89
  AJ. KMJ. II-3-a-2/34; Radnicki saveti I upravni odbori privrednih preduzeca. Beograd, 1957.


[Закрыть]. Это были первые шаги на пути формирования югославской модели само управления, превратившиеся в отличительную черту общественного устройства Югославии. Постепенно меняется и внешнеполитическая ориентация страны: начинается нормализация отношений с соседними Грецией и Италией и появляются первые признаки активизации связей с США и их союзниками, которые начинают осознавать политическую и стратегическую важность советско-югославского конфликта[90]90
  Аникеев А. С. Как Тито от Сталина ушел. Югославия, СССР и США в начальный период «холодной войны» (1945–1957). М., 2002. С. 207–232.


[Закрыть]. Все эти моменты внимательно отслеживались советской стороной и интерпретировались как подтверждение ранее выдвинутых обвинений югославов в ревизионизме и предательстве социализма, готовности идти на союз с «империалистами». Аналитики в ЦК ВКП(б), используя подобные клише, постепенно формируют крайне негативный образ югославского руководства и проводимой им внутренней и внешней политики. Напомню, что еще до конфликта отдельные отрицательные характеристики содержались в записках по Югославии, подготовленных аппаратом ЦК. Так, в частности в записке Отдела внешней политики ЦК (август 1947 г.) политика Белграда в отношении Триеста[91]91
  Подробнее см.: Сальков А. П. СССР в дипломатической борьбе за урегулирование югославско-итальянского конфликта вокруг Юлийской Крайны и Триеста (июль 1945 – июль 1946) // Российские и славянские исследования. Сборник научных статей. Вып. 5 / отв. ред. О. А. Яновский. Минск, 2010. С. 18–39; Он же. СССР и урегулирование национально-территориальной проблемы Юлийской Крайны и Триеста (июль 1946 – октябрь 1954 г.) // Российские и славянские исследования. Вып. 6 / отв. ред. А. П. Сальков, О. А. Яновский. Минск, 2011. С. 66–83.


[Закрыть] оценивалась как игнорирующая «общие интересы демократических сил в борьбе с англо-американцами в этом вопросе». Критику ЦК вызывали и отношения с Албанией, попытки югославов заставить албанцев поддерживать контакты с СССР исключительно через Белград[92]92
  Восточная Европа в документах российских архивов. 1944–1953 гг. В 2 томах / отв. ред. Г. П. Мурашко. Т. I. 1944–1948 гг. М.; Новосибирск, 1997. С. 708.


[Закрыть]. Естественно, что часть этих претензий, но уже в более резкой формулировке и с идеологическими ярлыками вошла в перечень развернутых антиюгославских обвинений, начиная с бухарестской резолюции Информбюро 1948 г. Интересно, что уже в этом документе советское руководство злорадно предрекало югославам скорую перспективу подчинения страны «англо-американским империалистам»[93]93
  Совещания Коминформа.1947, 1948, 1949. Документы и материалы / ред. Г. М. Адибеков и др. М., 1998. С. 460.


[Закрыть].

Начало 1950-х гг. было отмечено дальнейшим ухудшением отношений между Югославией и СССР. Югославское руководство продолжило реорганизацию экономики и под давлением США приступило к частичной либерализации общественной жизни, но под строгим партийным контролем. Сталинская модель социализма, ее теоретические основы подвергались переосмыслению, переоценке и системной критике на всех уровнях[94]94
  Развернутую критику советской системы содержала, в частности, предвыборная речь Джиласа (предстояли выборы в Народную скупщину) перед белградскими студентами 18 марта 1950 г. (Предизборни говори другова Тита, Кардеља, Ранковиhа, Đиласа, Кидрича, Пиjаде и Нешковиhа. Београд, 1950. С. 110–126); а также подготовительные материалы к VI съезду КПЮ (СКЮ) (AJ. KPR. II-3-a-1/3, 1/8. Письма Э. Карделя Й. Броз-Тито).


[Закрыть]. Советская система при этом именовалась бюрократической, что напоминало о ее критике в работах Троцкого, в частности в «Преданной революции», опубликованной во Франции еще в 1936 г. и переведенной на многие иностранные языки. Советское посольство в Белграде отмечало весной 1951 г. факт «массированных атак» на «Краткий курс истории ВКП(б)» и лично на Сталина. Атташе посольства А. А. Ханов, сообщая в своих донесениях о ситуации в Югославии, указывал на «наглое и циничное умаление заслуг товарища И. В. Сталина в области теории марксизма»[95]95
  АВП РФ. Ф. 0144. Оп. 35. П. 144. Д. 12. Л. 43.


[Закрыть]. Комментируя решение правительства об отмене продовольственных карточек на некоторые виды товаров, называемой югославами «деэтатизацией» экономики, советский дипломат отмечал, что «титовцы не скрывают лозунги и принципы, характерные для буржуазных теоретиков (свободу частной собственности и т. д.)». Справку посольства о торговых отношениях Югославии с западными странами в 1950 г. ее автор начинал с того, что будапештская резолюция Информбюро 1949 г. правильно определяла положение Югославии: страна, «превращенная кликой Тито в фашистское полицейское государство, потеряла свою государственную независимость и стала добычей англо-американского империализма». Подобный клишированный образ Югославии, которая по воле «титоистов» якобы оказалась после разрыва с Москвой марионеткой в руках Запада, сохранялся долгие годы и стал пересматриваться частично только после смерти Сталина, когда в Кремле было принято решение о нормализации отношений с Белградом[96]96
  Советские оценки югославских реалий и их динамика тщательно проанализированы в: Едемский А. Б. Эволюция подходов советского руководства к югославской модели самоуправления. 1950-е – начало 1960-х гг. // Москва и Восточная Европа. Национальные модели социализма в странах региона (1950-1970-е гг.). Формирование, особенности, современные оценки / отв. ред. А. С. Аникеев. М., 2020. С. 141–160.


[Закрыть]. Анализируя югославские реалии, советская сторона долго не признавала действовавшую в стране модель социалистической, считала, что Югославия за годы отчуждения от «социалистического лагеря» превратилась в капиталистическое государство. Так, в начале нормализации двусторонних отношений в адресованной В. М. Молотову записке заведующего IV Европейским отделом МИД М. В. Зимянина от 27 мая 1953 г. «О положении дел в Югославии и о ее внешней политике» внутренняя политика «клики Тито» после разрыва с СССР характеризовалась по-старому, как «реставрация капиталистических порядков в стране», «ликвидация всех демократических завоеваний югославского народа», «фашизация государственного аппарата и армии». Расширение экономических и политических связей с США и Англией, подчеркивал автор, привело страну «к прямой зависимости от них, к вовлечению ее в агрессивные блоки, сколачиваемые англо-американскими империалистами». Переименование КПЮ в СКЮ, исключение из нового устава основных положений, связывавших прежний устав с Уставом ВКП(б), и изменение ее роли в обществе автор записки рассматривал как утрату югославской компартией классового характера (КПЮ «ликвидирована как партия рабочего класса»), о чем в последующие годы Кремль постоянно пытался дискутировать с югославами. Вместе с тем традиционная советская антиюгославская риторика постепенно уступала место новому лексикону, хотя в нем еще отражалось сомнение в социалистическом характере югославского общества. В указанной записке Зимянина отмечалось, что югославское руководство в своих выступлениях, сохраняя антисоветский курс, в последнее время становится сдержаннее, «несколько умерило свой пыл». Перечисляя важные задачи советской политики, дипломат подчеркнул необходимость тщательного изучения изменений, происходящих в Югославии и в ее внешней политике, содействия ослаблению западного влияния в стране и предотвращению создания стратегического плацдарма антисоветской направленности на Балканах[97]97
  Восточная Европа в документах российских архивов. Т. II. 1949–1953 гг. М., 1998. С. 906, 908, 913.


[Закрыть]. О стойком предубеждении к действиям югославских руководителей и подозрительности к ним как к реальным носителям власти свидетельствовала еще одна справка, составленная в МИД в конце 1953 г. Касаясь вопроса нормализации югославских отношений со своими восточными соседями, ее автор – Б. Яковлев считал, что югославское руководство, прикидываясь другом и защитником этих стран, преследует цель подорвать доверие их народов к СССР и, действуя выборочно, «пытается внести раскол в ряды демократического лагеря»[98]98
  АВП РФ. Ф. 0144. Оп. 39. П. 162. Д. 45. Л. 57.


[Закрыть]. С момента появления этой записки тема опасного для социалистического блока югославского вмешательства в отношения стран «народной демократии» с СССР становится обязательной составляющей всех последующих советских политических документов. Югославия рассматривается как своего рода «троянский конь» западного империализма, разоблачение политики которого становится основной задачей ВКП(б) и других «братских» компартий.

Общий тон изложения югославской политики и ее характеристики почти не меняются и год спустя. Весной 1954 г. в очередной записке, подготовленной в МИД, говорится о том, что Белград при помощи американцев готовит агрессию против СССР и стран «народной демократии». Возможно, что, помимо прочих факторов, авторы учитывали и личное неприятие Молотовым произошедших в Югославии перемен. Отсюда и жесткость формулировок. Советской дипломатии предлагалось занять активную позицию в вопросе нормализации, постараться, как и в начальной фазе конфликта, изолировать «титовцев» в югославском руководстве и оказать «известную морально-политическую поддержку подлинно революционным и демократическим элементам, борющимся против режима Тито в Югославии»[99]99
  Там же. П. 157. Д. 6. Л. 39.


[Закрыть]. Отвечая на подобные установки, Тито заявил на 4-м пленуме ЦК СКЮ, что «восток» напрасно ожидает раскаяния и «возвращения» югославов: «Могу заявить во весь голос, что он ошибается и что мы этого никогда не сделаем»[100]100
  Там же. П. 159. Д. 23. Л. 89.


[Закрыть]. Следует отметить, что такой модус взаимоотношений – надежда Москвы на возвращение Югославии в «дружную семью» «народных демократий» и ответ Белграда, что этого никогда не будет, – сохранялся с того времени на протяжении всего периода существования ВКП(б)/КПСС и СКЮ, Югославии и Советского Союза.

Состоявшийся в июне 1955 г. визит Н. С. Хрущёва в Югославию и восстановление межгосударственных отношений не стали завершением дискуссии в Кремле о том, какой же общественный строй установлен в этой стране. В июле того же года на пленуме ЦК, где подводились итоги визита, Молотов отрицал наличие серьезной базы для нормализации межпартийных связей и утверждал, что с Югославией надо налаживать отношения как с обычным буржуазным государством, а «беспринципное примирение приведет к размыванию социалистического лагеря». По его мнению, уступки Белграду в идеологической сфере означали бы отход от ленинских принципов и подвергли бы сомнению необходимость иметь единый для всего коммунистического движения центр[101]101
  Волков В. К. Узловые проблемы новейшей истории стран Центральной и Юго-Восточной Европы. М., 2000. С. 161.


[Закрыть]. Однако в докладе Хрущёва содержались иные оценки ситуации в Югославии. Сообщая о впечатлении, которое произвело на советскую делегацию знакомство с социально-экономической жизнью Югославии, Хрущёв отметил, что в стране сохранилась общественная собственность во всех сферах экономики и финансов, не была осуществлена денационализация промышленности, ранее национализированная собственность не возвращена иностранным владельцам. Удельный вес частного сектора, представленного кустарным производством и мелкими торговцами, не превышает 10 %. Вместе с тем вопрос «кто кого» в югославской деревне, где доминирует мелкотоварный сектор, как отмечалось в докладе, «далеко не решен». Что касается реформ югославской экономики и методов управления ею, то, по сообщению Хрущёва, делегаты решили не высказывать во время визита никаких критических замечаний. Не получили развернутых комментариев эти вопросы и в докладе советского руководителя на пленуме. В целом, констатировав, что «основные средства производства являются общественными, а государственная власть находится в руках рабочего класса и трудящегося крестьянства», Хрущёв озвучил главный вывод: «По экономической структуре и по классовой природе государственной власти Югославию нельзя отнести к государству буржуазного типа»[102]102
  Президиум ЦК КПСС. 1954–1964. Т. 2. Постановления. 1954–1958. М., 2006. С. 64; Jугославиjа – СССР. Сусрети и разговори на наjвишем нивоу руководилаца Jугославиjе и СССР. 1946–1980 // АJ, Милошевиh Миладин. Т. 1. 1946–1964. Београд, 2014. С. 182–183.


[Закрыть]. Видимо, детальный анализ всех происходивших в этой сфере процессов еще предстояло сделать.

Гораздо подробнее в докладе были освещены проблемы идеологии. Отмечалось, что «в рассуждениях некоторых югославских руководителей о каком-то особом, югославском, социализме очень много наносного, чуждого», и не исключено, что сами они «на деле даже порвали с марксизмом-ленинизмом». Хрущёв попытался противопоставить взгляды Тито, который, по его мнению, в последнее время сделал ряд правильных заявлений о ведущей роли партии в обществе и необходимости для коммунистов руководствоваться идеями марксизма, и Карделя, в наибольшей степени отягощенного «грузом реформистских влияний»[103]103
  Там же. С. 192.


[Закрыть]. Резкое неприятие кремлевских блюстителей идеологической чистоты марксизма вызывал факт превращения СКЮ в одну из общественных организаций, задачей которой становилась культурно-воспитательная работа. Фактическое отрицание одного из основных постулатов марксизма-ленинизма – о руководящей роли партии в обществе – в глазах Москвы приравнивалось к потере югославскими коммунистами своего «лица». Хрущёв подчеркнул, что, с точки зрения теории, говорить о каком-либо особом югославском социализме нет никаких оснований, поскольку «марксисты-ленинцы должны исходить из общих принципов социализма, провозглашенных основоположниками научного коммунизма»[104]104
  Там же. С. 190–191.


[Закрыть]. Безапелляционно и в довольно грубой форме оратор попытался объяснить поиски югославскими коммунистами своего особого пути к социализму влиянием и привычкой к подачкам и поощрениям со стороны врагов, «поддержкой империалистов», для которых они являются «очень удобным орудием в борьбе против рабочего класса, против интернационализма, против коммунизма»[105]105
  Jугославиjа – СССР. С. 192.


[Закрыть]. Считая, что в сложившейся обстановке нельзя пускать события на самотек, Хрущёв указал в докладе на «священную обязанность» ВКП(б) помочь югославским товарищам освободиться от влияния «империалистического лагеря», «хорошенько разобраться в создавшейся обстановке» и вернуться на позиции марксизма-ленинизма. Подчеркивалось, что советские коммунисты должны активно воздействовать на югославских товарищей, «толкать их на правильный путь»[106]106
  Там же. С. 193.


[Закрыть].

Доклад Хрущёва не оставлял никаких иллюзий: советская партийная верхушка не могла допустить каких-либо экспериментов в идеологической сфере, считая себя единственной толковательницей марксизма. Именно поэтому в связи с сохранявшимися идеологическими разногласиями решение вопроса о восстановлении межпартийных отношений ВКП(б) и СКЮ откладывалось на ближайшую перспективу. Позже, осенью 1955 г., А. И. Микоян, разбирая вместе с Тито неверную, с точки зрения советских идеологов, теоретическую статью видного функционера СКЮ Велько Влаховича о социалистической системе[107]107
  Имеется в виду опубликованная в теоретическом органе СКЮ журнале «Комунист» (№ 6–7 за 1955 г.) статья «О формах сотрудничества социалистических сил», в которой был открыто поднят вопрос о судьбе Коминформа – структуры, пытавшейся оживить и навязать компартиям порочные методы централизации, свойственные Коминтерну. Подчеркнув «нелогичность и невозможность оживления старых форм в нынешних условиях», оценок современной ситуации «сквозь старые очки», Влахович предлагал в качестве альтернативы использовать «противоречащий любым коминформовским шаблонам» югославский опыт сотрудничества с самым широким спектром сил, выступающих за социализм. (Прим. редколлегии).


[Закрыть], указал, что Кремль не претендует на монополию в сфере идеологии, но другие партии прислушиваются к мнению ВКП(б) как самой старой компартии с большим опытом[108]108
  Встречи и переговоры на высшем уровне руководителей СССР и Югославии в 1946–1980 гг.: в 2 т. / гл. редакторы М. Милошевич, В. П. Тарасов, Н. Г. Томилина. Т. 1. 1946–1964. М., 2014. С. 640.


[Закрыть].

Установки июльского (1955 г.) пленума ЦК ВКП(б), согласно которым СКЮ якобы не сможет самостоятельно найти верный путь к аутентичному марксизму и справиться с тлетворным влиянием Запада, стали основополагающими на долгие годы, наиболее бескомпромиссно проявились в годы правления Хрущёва и были продолжены при Брежневе. Патерналистская позиция советской стороны постоянно встречала отпор югославских коммунистов, лично Тито, который предлагал «москвичам» оставить свои советы и поучения, ибо давление в этом направлении было чревато еще большим отходом югославов от Москвы.

Охлаждение во взаимных отношениях после венгерских событий 1956 г., а затем неприятие «ревизионистской» новой программы СКЮ в 1958 г. определялись именно непреклонной верой Хрущёва в возможность вернуть Югославию в советский лагерь путем постоянного «активного давления»[109]109
  Подробнее см.: Dimic L. Jugoslavia i hladni rat. Ogledi o spolnoj politici Josipa Broza Tita (1944–1974). Beograd, 2014. S. 188–275.


[Закрыть].

События в Чехословакии весной 1968 г., где новое руководство компартии поставило задачу сменить идеологическую платформу, отказаться от тоталитарной и разработать гуманистическую модель социализма, вызвали серьезную озабоченность в Москве. Идеи «Пражской весны» не вписывались в представления Кремля о функционировании социалистического общества, месте и роли в нем коммунистической партии. В Москве опасались утраты социалистических завоеваний, чего советское руководство не могло допустить. Предлагаемая коммунистами-реформаторами либеральная программа развития чехословацкого общества с целью придания социализму человеческого измерения явилась бы, как считали в Москве, началом распада советского лагеря. В конце апреля 1968 г. советское руководство пригласило Тито, который возвращался из поездки в Иран, Монголию и Японию, заехать в Москву для консультаций[110]110
  Встречи и переговоры на высшем уровне. Т. 2. 1964–1980. М., 2017. С. 794.


[Закрыть]. В ходе незапланированного визита югославам пытались внушить советское понимание происходивших в Чехословакии событий, акцентируя внимание на возможности цепной реакции, в которую могла быть втянута и Югославия. В высказываниях и репликах Л. И. Брежнева, А. Н. Косыгина, других членов Политбюро ситуация в стране характеризовалась как крайне напряженная: партия практически не владеет обстановкой, идет на уступки «антисоциалистическим силам», которые активно действуют в СМИ и обществе. Досталось и гостю: Косыгин упрекал ЦК СКЮ за отсутствие контроля над своими средствами информации, оказывающими поддержку событиям в Чехословакии, что признает и сама чехословацкая пресса[111]111
  Там же. С. 223.


[Закрыть]. Тито, со своей стороны, возвращаясь к главному вопросу, выражал уверенность в том, что, несмотря на наличие в стране значительных антисоциалистических сил, новое руководство КПЧ сумеет справиться с возникшими трудностями. Он подчеркнул, что знает Дубчека как хорошего человека и коммуниста, которого сейчас очень важно поддержать. Брежнев, высказывая точку зрения советского руководства, сообщил, что чехословацкие коммунисты собираются реализовать «новую модель социализма», суть которой, как добавил Косыгин, заключается в утверждении «западной буржуазной демократии». Тито выразил уверенность, что чехословацкая компартия не допустит серьезных внутриполитических изменений в стране, а рабочие не будут безучастными наблюдателями разворачивающихся событий[112]112
  Там же. С. 220.


[Закрыть].

В Москве уже готовились к возможному военному вторжению в Чехословакию в случае неуспеха решения проблемы политическим путем. Брежнев убеждал Тито, что не следует бояться слова «вмешательство», поскольку «пролетарским интернационалистам» «небезразличны судьбы социализма в других странах»[113]113
  Встречи и переговоры на высшем уровне. Т. 2. С. 652, 223.


[Закрыть].

Встреча показала, что югославское руководство по основным вопросам было солидарно с позицией Кремля: нельзя допустить утраты главных социалистических завоеваний – монополии компартии на власть и общественной собственности на средства производства. Однако в отличие от советской стороны оно готово было, до этих пределов, поддерживать реформаторские искания команды Дубчека. (Напомним, что сходную позицию руководство СКЮ занимало и во время революции 1956 г. в Венгрии[114]114
  Подробнее см.: Едемский А. Б. Был ли тайный сговор на Брионах накануне второй советской интервенции в Венгрии? (Советско-югославские консультации 2–3 ноября 1956 г.) // Славянство, растворенное в крови… В честь 80-летия со дня рождения В. К. Волкова (1930–2005). М, 2010. С. 349–370.


[Закрыть].)

После московских переговоров, несмотря на прозвучавшие резкие замечания в свой адрес, равнозначные прямым обвинениям в симпатиях к реформаторским силам в Чехословакии, Тито и его окружение не отказались от дальнейших контактов с чехословацкими коммунистами и поддержки их политики. В ходе визита в ЧССР в мае 1968 г. министр иностранных дел СФРЮ Марко Никезич озвучил перед чешским коллегой Иржи Гаеком уверенность своего правительства, что происходящие в Чехословакии процессы будут способствовать укреплению ее внутреннего и международного положения и что чехословацкое руководство способно эффективно разрешить стоящие перед страной проблемы[115]115
  Tripkovic' Đ. Jugoslavia – SSSR. 1956–1971. Beograd, 2013. S. 217.


[Закрыть]. Учитывая, что летом 1968 г. Москва пыталась консолидировать страны «социалистического лагеря» на основе идеи приостановки любыми средствами развивавшихся в Чехословакии процессов, указанная выше позиция Белграда и его активность вызывали раздражение советской стороны. В начале июля всем европейским компартиям была разослана очередная информация о ситуации в Чехословакии. Югославское руководство в ответном письме призвало не драматизировать отдельные негативные явления в стране и предупредило, что любые политические акции извне, которые можно было бы рассматривать как попытки воздействовать на КПЧ или ограничить суверенитет ЧССР, могут лишь усилить влияние реакционных сил. Тито, находившийся в то время в Египте, в интервью крупнейшей ежедневной газете «Аль-Ахрам» 12 июля отметил: он не верит, что в СССР есть недальновидные люди, готовые прибегнуть к силе для решения внутренних проблем в Чехословакии[116]116
  Едемский А. Б. Советско-чехословацкие отношения в оценке югославского руководства. Январь – июнь 1968 г. // 1968 год. «Пражская весна». Историческая ретроспектива / отв. ред. Г. П. Мурашко. М, 2010. С. 252.


[Закрыть]. Вскоре Миялко Тодорович, второй человек в югославской партийной иерархии, через посла ЧССР в СФРЮ Л. Шимовича передал послание чехословацкому руководству, в котором говорилось о несогласии с советской позицией по Чехословакии и о поддержке группы Александра Дубчека. Советская реакция на югославские заявления была довольно острой: 17 июля Брежнев на заседании ЦК КПСС заявил, что югославское руководство поощряет активные действия правых сил в Чехословакии[117]117
  Новосельцев Б. С. Внешняя политика Югославии (1961–1968 годы). М., 2015. С. 281.


[Закрыть]. Вернувшийся в Москву в конце июля югославский посол Добривое Видич готовился выполнить поручение Тито – подтвердить югославскую позицию, изложенную в конце апреля в Кремле, однако не смог получить аудиенцию у секретаря ЦК КПСС К. Ф. Катушева. Принявший его член ЦК Ф. Д. Кулаков, сообщив о своем разочаровании в Дубчеке, подчеркнул, что Чехословакией управляют сионисты, желающие восстановления в стране западной общественной модели[118]118
  Tripkovic' Đ. Jugoslavia – SSSR. 1956–1971. S. 221.


[Закрыть].

Допуская возможность вторжения в Чехословакию армий стран Варшавского договора, Тито все-таки надеялся, что это не произойдет. Последнюю попытку скорректировать курс чехословацких коммунистов он предпринял 10–11 августа, когда в составе делегации в течение двух дней вел в Праге соответствующие беседы с руководством КПЧ. Югославский лидер пытался убедить чехословацких руководителей принять решительные меры против оппозиционных и антисоциалистических сил, блокировать их планы введения многопартийной системы в стране, подчеркивал важность сохранения решающей роли компартии, борьбы с провокаторами и хулиганами, выходящими на улицы с антисоциалистическими лозунгами[119]119
  Ibid. S. 222.


[Закрыть]. Югославская делегация изложила свою точку зрения по вопросу о праве каждой социалистической страны на собственный путь развития, отвечающий их специфическим условиям, при обязательном условии, что такой выбор не должен вести к ухудшению отношений с СССР и социалистическими странами[120]120
  Ibid. S. 223–224.


[Закрыть]. Для Тито было важно в эти критические дни сообщить советскому руководству о результатах переговоров в Праге. Член делегации Тодорович, беседуя 14 августа в Белграде с советским послом И. А. Бенедиктовым, постарался убедить советского дипломата в том, что руководство КПЧ во главе с Дубчеком контролирует ситуацию и добилось, несмотря на активность экстремистских мелкобуржуазных сил, единства значительной части населения, а правительство стало объединяющим национальным центром. Тодорович отметил, что в ходе визита в ЧССР югославы действовали в соответствии с тем планом, который был согласован во время апрельской встречи Тито с советским руководством в Москве и преследовал цель создать условия для консолидации чехословацкого общества. Посол, возражая Тодоровичу, указал на усиление антисоциалистических сил, которые находятся «под влиянием зарубежных центров и последовательно проводят политику отстранения коммунистов от власти и возврата к буржуазной демократии и капиталистическому порядку»[121]121
  Ibid. S. 224.


[Закрыть].

Спустя неделю, 21 августа, войска пяти социалистических стран вступили в Чехословакию. Интервенция была встречена в Югославии с возмущением. В тот же день последовали заявление Тито и сообщение Президиума и Исполкома СКЮ, осуждающие вторжение, а 22 августа – заявление Союзного исполнительного веча (правительства). 22 августа в Белграде состоялся митинг солидарности с Чехословакией, на котором выступил Тодорович. В стране прошли многочисленные протестные манифестации с участием партийных функционеров разного уровня. Вполне предсказуемая реакция югославов сопровождалась реанимированием старой темы защиты независимости и суверенитета Югославии. Об этом говорил, в частности, Тито, выступая на заседании Президиума СКЮ. Как и 20 лет назад, в 1948 г., руководство страны было серьезно озабочено возможностью интервенции со стороны отдельных соседних стран «народной демократии», в частности Болгарии. Москва отреагировала быстро и резко. Запросивший о срочной встрече с Тито посол Бенедиктов 30 августа был принят в резиденции югославского президента, где присутствовал Тодорович. Посол, читая текст в своем блокноте, начал с осуждения недружественной позиции Югославии и антисоветской пропагандистской кампании в СМИ, направленной против «помощи» СССР, Польши, ГДР, Болгарии и Венгрии социалистическому общественному строю в ЧССР. Тито прервал посла оставшимся без ответа вопросом: «Они оказали помощь? Какую помощь?» Бенедиктов продолжил изложение причин, которые привели к решению о вводе войск, отметив, среди прочего, что речь шла о «крупном заговоре международной реакции против социализма в Чехословакии и социализма в целом». В основе советского заявления лежало обвинение Югославии в солидарности и поддержке антисоциалистических сил в Чехословакии. Тито назвал обвинение лживым, подчеркнув, что югославское руководство оказывало поддержку КПЧ и рабочему классу Чехословакии[122]122
  Встречи и переговоры на высшем уровне. Т. 2. С. 232.


[Закрыть]. Посол в своем обширном изложении сравнил «антисоветскую» позицию Югославии с позицией «империалистических стран, ведущих войну против вьетнамского народа», и подчеркнул, что последствия такой политики ложатся на Югославию и «могут пагубно отразиться на советско-югославских отношениях». В заключение он сообщил, что, доведя текст заявления до сведения югославов, выполнил распоряжение ЦК КПСС[123]123
  Там же. С. 234.


[Закрыть]. Возмущенный Тито не выбирал выражений, характеризуя сказанное послом как «тошнотворную ложь», и, в свою очередь, подверг жесткой критике политику Москвы и ее сателлитов в чехословацком вопросе. По его словам, человеку в здравом уме не понять, как можно было решиться на такой страшный шаг, представляющий прямую атаку на интересы социализма, шаг, который будет иметь далеко идущие негативные последствия. Он сравнил нападки на Югославию с событиями 1948 г., подчеркнув, что происходящее сейчас еще хуже. Тито отметил, что Москва послушалась плохих советчиков, таких как Ульбрихт и Живков, преследующих собственные интересы. Он напомнил также, что неоднократно предупреждал советское руководство о необходимости разрядить обстановку в Чехословакии только политическими методами, исключая силовой вариант[124]124
  Там же. С. 236.


[Закрыть]. По словам Тито, ввод иностранных войск без приглашения конституционных и выборных органов страны явился незаконным военным вмешательством и тем самым ужасной ошибкой, которую нелегко исправить. Он напомнил советскому послу, что у югославских коммунистов есть собственная, базирующаяся на началах марксизма-ленинизма концепция социализма, которую они никому не навязывают, но от которой никогда не отступятся[125]125
  Там же. С. 237.


[Закрыть]. Подтверждением бескомпромиссной позиции Белграда в деле защиты своих национальных интересов прозвучали заключительные слова Тито, что стоящие перед его страной проблемы югославские коммунисты решат сами и не допустят чьего-либо вмешательства со стороны[126]126
  Там же. С. 240.


[Закрыть].

Советский ответ на позицию югославов был дан уже в конце октября. Это были инструкции для широкого круга советских министерств, ведомств, культурных и общественных организаций о том, как следует вести дела с Югославией в новых условиях и реагировать на всю поступающую из страны информацию. Рекомендации были перечислены в составленной в недрах отделов ЦК записке, которая была оформлена в виде постановления Политбюро ЦК КПСС от 23 октября 1968 г. «О некоторых вопросах советско-югославского сотрудничества» и имела гриф «строго секретно». Десять пунктов документа отражали истинный характер отношения Кремля к Югославии, в котором доминирующим был инструментальный подход, стремление использовать завоеванные страной влияние и престиж в мировом социалистическом и рабочем движении и афроазиатском мире в своих интересах, получать аналитическую информацию о происходящих там процессах. В области идеологии задачи формулировались с учетом негативного отношения Югославии к августовской интервенции: предписывалось еще больше ужесточить контроль за любыми контактами Праги с Белградом, подвергать цензуре всю культурно-идеологическую продукцию, поступающую в СССР из Югославии. Часть рекомендаций, которые носили ограничительный, санкционный характер, охватывала и другие сферы взаимоотношений между двумя странами. Так, в первом пункте говорилось о необходимости не проявлять инициативы в вопросе обмена партийными делегациями и отложить ранее согласованное решение о передаче югославской стороне копий документов о деятельности КПЮ из фондов Коминтерна. Министерству иностранных дел следовало продолжать работу, направленную на оказание «выгодного для социалистических стран влияния на внешнеполитический курс СФРЮ», «добиваться поддержки с ее стороны мероприятий СССР по тем международным вопросам, по которым позиции обеих стран остаются близкими». Советским посольствам было рекомендовано содействовать «нейтрализации подрывной, антисоветской деятельности югославских представителей в третьих странах и международных организациях»[127]127
  Встречи и переговоры на высшем уровне. Т. 2. С. 799.


[Закрыть]. В сфере взаимного экономического и военного сотрудничества желательным было, сохраняя достигнутый уровень связей, не проявлять новых инициатив и решать все вопросы в зависимости от дальнейшего развития советско-югославских отношений. Туристический и культурный обмен также ставился под усиленный партийный контроль: выезжающие в Югославию группы должны были тщательно подбираться и проходить особый инструктаж, а поездку каждой делегации следовало использовать для усиления советского влияния в стране[128]128
  Там же. С. 800.


[Закрыть]. Главному управлению по охране государственных тайн при Совете министров СССР предписывалось усилить контроль за содержанием поступающих из Югославии по подписке и в розничную продажу периодических изданий. В первую очередь следовало пресекать появление на советском рынке печатной продукции «материалов с извращенными оценками советской действительности, внешней политики СССР». Таковые подлежали немедленному изъятию из распространения. Редакциям партийных газет и журналов рекомендовалось публиковать статьи о югославской действительности, вскрывая отрицательные тенденции, проявляющиеся в ходе проведения в стране экономической и общественной реформы и реорганизации СКЮ, разоблачая югославские концепции роли партии и государства в строительстве социализма, экономическую политику югославской компартии, внеблоковую внешнюю политику СФРЮ и «в целом, миф о преимуществах „особого“, так называемого „югославского пути к социализму“». Особое внимание Кремля к югославской модели строительства социализма в сложной ситуации 1968 г., подчеркиваемая необходимость ее постоянной критики свидетельствовали о признании опасности ее возможного влияния на другие страны советского блока, особенно нежелательного в кризисный период.