Текст книги "Социальная поддержка: уроки кризисов и векторы модернизации"

Конъюнктурный экономический рост, не подкрепленный адекватным ростом производительности труда, не позволяет снижать неравенство за счет перераспределения ресурсов, особенно когда мандат по перераспределению достаточно высок (масштабный бюджетный сектор, государственное пенсионное обеспечение и всеобъемлющая система социальной защиты).

Маневрируя между ростом инфляции и мерами по увеличению доходов и снижению неравенства посредством государственного перераспределения, политики стремятся последовательно реализовать: 1) ускоренный рост заработной платы в бюджетном секторе; 2) значительное повышение минимальной заработной платы;

3) повышение пенсий и 4) увеличение расходов на поддержку социально уязвимых групп населения.

Макроэкономический анализ показывает, что в России эти меры не оказали позитивного влияния на неравенство, наоборот, привели к его увеличению. Можно предложить и другую экономическую интерпретацию тенденции к изменению коэффициента дифференциации фондов за годы экономического роста: перераспределительные меры не снижали неравенство, а конъюнктурный экономический рост работал на его увеличение.

Проанализируем основные меры регулирования доходов в годы экономического роста. Начнем с измерений коэффициента дифференциации фондов на основе данных Российского мониторинга экономического благосостояния и здоровья населения (РМЭЗ) – выборочного обследования населения по репрезентативной общероссийской выборке с объемом более 7000 респондентов[23]23
  Подробную информацию об обследовании РМЭЗ (RLMS) можно получить в Интернете http://www.cpc.unc.edu/rlms или в Институте социологии РАН (Москва, ул. Кржижановского, 24/35, корп. 5).


[Закрыть]. В случае использования данных обследования населения мы получаем менее сглаженные показатели неравенства, способные улавливать эффекты политики регулирования доходов, но нужно постараться избежать влияния случайных факторов колебания доходов. Решить эту проблему позволит использование вместо доходов показателя душевых расходов, более устойчивого к случайным колебаниям и потому более надежного для оценки неравенства на основе данных выборочных обследований населения. При построении показателя благосостояния использовалась информация о расходах домохозяйства на продовольственные, непродовольственные и другие товары, услуги. Для того чтобы нивелировать различия в стоимости жизни между российскими регионами, расходы каждого домохозяйства корректировались на соотношение регионального и общероссийского уровней прожиточного минимума. Подчеркнем, что нивелирование региональных различий несколько сжимает показатели дифференциации. Результаты оценки неравенства на основе данных РМЭЗ представлены в табл. 1.15 и свидетельствуют о том, что годы экономического роста характеризовались колебаниями значений децильного коэффициента дифференциации фондов.

Таблица 1.15

Оценка дифференциации доходов, разы

Источник: РМЭЗ разных лет.

Как полученные оценки неравенства соотносятся с мерами реализуемой политики? Проанализируем погодовую динамику реального денежного содержания тарифной ставки 1-го разряда, средней заработной платы и дифференциации доходов и заработной платы в экономике в целом и бюджетных отраслях.

В 2001 г. наблюдался один из самых высоких темпов годового реального роста тарифной ставки 1-го разряда, при этом средняя в образовании и здравоохранении, по отношению к предыдущему году, увеличивалась быстрее среднероссийского уровня, но несущественно: при среднегодовом росте по экономике в целом на уровне 22 % темп роста зарплаты в обеих рассматриваемых отраслях составил 24 %. Как результат произошло сжатие неравенства.

В 2002 г. ставка 1-го разряда не меняется в течение года, а темпы роста средней в образовании и здравоохранении опять совпадают и существенно превышают среднероссийский уровень – 139 % против 117 %, причем основной рост приходится на II полугодие. Данный год является одним из лучших с точки зрения приближения средней оплаты труда в бюджетных отраслях к средней по стране, и в результате удается снизить неравенство.

2003-й – год минимального государственного вмешательства в оплату труда в бюджетном секторе. В реальном выражении денежное содержание 1-го разряда тарифной сетки даже снизилось, а средняя заработная плата выросла всего на 3 % в образовании и 4 % в здравоохранении, и это при том что в среднем по экономике произошло увеличение реальной заработной платы на 13 %. Отрасли самонастраивалась за счет экономических событий на микроуровне и вне мер государственной политики. Рыночные отрасли, чтобы не терять квалифицированные кадры, демонстрировали более высокие темпы роста заработков и тем самым компенсировали пошатнувшийся баланс в соотношении уровней оплаты труда. Эффект проявляется в росте дифференциации доходов.

2004 г. похож на 2003-й, и потому продолжается рост неравенства. Все эти четыре года делается упор на повышение заработной платы в бюджетном секторе и рост минимальной оплаты труда в ущерб росту пенсий. Результатом также является рост неравенства.

2005-й – год смещения приоритетов в перераспределении доходов в пользу пенсионеров: монетизация льгот и ускоренный рост пенсий, что в совокупности приводит к снижению дифференциации.

В 2006 г. как следствие реализации национальных проектов, мы наблюдаем ускоренный рост оплаты труда в здравоохранении: за год реальный прирост заработков составил 26 % при среднем по экономике уровне 15 % и 18 % – в образовании. В данном случае механизмы воздействия не были связаны с минимальной оплатой труда, поэтому наблюдаем рост неравенства.

Следующий, 2007-й, стал годом масштабного роста минимальной оплаты труда и повышения пособия по уходу за ребенком в возрасте до полутора лет и пособия по беременности и родам, что привело к снижению неравенства.

Итак, чередуя меры поддержки бюджетников, низкооплачиваемых работников, пенсионеров и семей с детьми, Правительство России при большом числе участников перераспределительных процессов не смогло вывести из бедности работающее население и получателей страховых пенсий, которые в других странах не попадают в число бедных, так как зарплата и страховая пенсия гарантируют защиту от бедности. Субъективно ощущая себя бедными, пенсионеры и низкооплачиваемые работники претендуют на социальные пособия для бедных даже в тех случаях, когда таковыми не являются. Сдерживание высвобождения работников не позволяло ставить вопрос о росте производительности труда, и как результат – высокое неравенство при низкой производительности труда и плохих институциональных условиях для развития адресных программ поддержки бедных.

Если рассматривать доходы населения как макроэкономическую характеристику, то приоритетность механизмов, регулирующих оплату труда, в общей структуре факторов неравенства не вызывает сомнения. Однако на уровне домашних хозяйств ситуация выглядит несколько иначе. Факторы неравенства здесь проявляются через характеристики самих домохозяйств – демографические и социально-экономические (иждивенческая нагрузка, уровень образования, статус занятости и пр.), а также через особенности внешней экономической среды в месте проживания (регион, тип поселения). Анализируя влияние данных характеристик на дифференциацию благосостояния, можно выявить основные микроэкономические контуры неравенства. Удобным инструментом для анализа детерминант неравенства на уровне домохозяйств являются индексы неравенства, принадлежащие к классу энтропийных мер неравенства (или меры Тейла). Они обладают свойством декомпозиции, которая заключается в следующем: если выборочную совокупность поделить на подвыборки на основе какого-либо признака (например, размера семьи), то общий показатель неравенства должен быть равен сумме показателей, отражающих неравенство внутри каждой подвыборки, плюс еще одна компонента, выражающая неравенство между выделенными подвыборками: Itotal = Iwithin + I between.

Межгрупповая компонента неравенства интерпретируется как доля общего неравенства, объясненная данным признаком, внутригрупповая компонента – как доля общего неравенства, которая не объясняется данным признаком. Проведение декомпозиционного анализа неравенства не включено в российские традиции официальных оценок уровня жизни. Вместе с тем именно этот инструмент позволяет идентифицировать значимые факторы неравенства и бедности на семейном уровне. Расчет данных показателей возможен только на основе первичных данных обследования домохозяйств, каковым является РМЭЗ. В данном случае, как уже отмечалось, использовались оценки расходов, а не доходов, которые являются более надежной характеристикой текущего потребления. При оценке неравенства также был использован методологический прием по приведению к сопоставимому виду душевых доходов семей разного размера, позволяющий учесть эффекты общесемейного потребления товаров длительного пользования, стоимость которых в душевом исчислении уменьшается с ростом числа членов семьи. В данном случае мы использовали Оксфордскую шкалу приведения доходов к сопоставимому виду с коэффициентом эластичности 0,72. В российской статистической практике процедуры эквивалирования доходов не применяются, хотя их внедрение существенно снижает уровень и изменяет профиль бедности. Например, если не использовать процедуры приведения доходов к сопоставимому виду, уровень бедности, по данным РМЭЗ, в 2007 г. составит 25,9 %, после применения эквивалентной шкалы – 16,1 %. Применение эквивалентных шкал несколько сжимает неравенство (табл. 1.16), но эффект влияния не так велик, как в случае оценки бедности.

Таблица 1.16

Оценка дифференциации расходов, разы

Источник: Рассчитано по данным РМЭЗ.

В ходе работы с данными были созданы переменные, характеризующие демографический тип и социально-экономический потенциал семьи, распределение значений которых представлено в табл. 1.17 и позволяют сформулировать некоторые содержательные и методологические выводы. Во-первых, демографические характеристики достаточно устойчивы и указывают на сокращение числа домохозяйств с высокой детской нагрузкой, что соответствует объективным тенденциям и подтверждает репрезентативность и надежность выборки. Во-вторых, бурное развитие системы высшего образования повлекло за собой увеличение числа домохозяйств, где все взрослые имеют высшее образование. В-третьих, экономический рост способствовал повышению экономической активности семей, что подтверждается характеристиками типа и статуса занятости обследованных семей: возросла доля семей, где все взрослые и все трудоспособные заняты, и сокращается доля семей, где нет работающих.

Таблица 1.17

Распределение расчетных социально-демографических характеристик домохозяйств, построенных для анализа декомпозиции неравенства в 2000–2007 гг., %

Источник: Рассчитано по данным РМЭЗ.

Оценки вклада различных социально-демографических факторов в объяснение неравенства через величину компоненты среднего логарифмического отклонения представлены на рис. 1.11.

На протяжении 8 лет доминирующим фактором неравенства являлся регион проживания. Хотя в данном случае межгрупповые различия в доходах демонстрируют тенденцию сглаживания, она не носит монотонный характер; как только повышается спрос на продукцию добывающих отраслей, с некоторым временным лагом это увеличивает межрегиональную дифференциацию доходов. Тип поселения также является важным дифференцирующим фактором, значимость которого увеличивалась на этапе экономического роста. В совокупности два этих результата свидетельствуют о том, что важной частью политики снижения неравенства должны стать меры, нацеленные на сокращение межрегиональных различий в уровне жизни, расширяющие возможности для самообеспечения населения через механизмы развития территорий.

Источник: Построено по данным РМЭЗ.

Рис. 1.11. Вклад социально-демографических факторов в объяснение неравенства в России в 2000–2007 гг. (величина межгрупповой компоненты среднего логарифмического отклонения), %

К 2007 г. лидирующими по значимости факторами стали тип и статус занятости, отражающие связь домохозяйства с рынком труда. Их значение увеличилось практически в 2 раза по сравнению с началом периода экономического роста. Этот результат указывает на увеличение разрывов в доходной обеспеченности семей, зависящих преимущественно от рынка труда и социальных трансфертов. Позитивно то, что за годы экономического роста не только возросла значимость индивидуальной экономической активности, но и увеличилось число домохозяйств, где все трудоспособные заняты. Хотя тот факт, что на пике экономического роста мы имели 17,6 % домохозяйств, где есть граждане в трудоспособном возрасте, которые не работают и не учатся, указывает на наличие в стране большого потенциала для развития адресных программ поддержки бедных, основанных на принципах социального контракта, сочетающих выплату пособий со стимулированием экономической активности.

Безусловно, позитивным результатом развития стал факт увеличивающегося вклада в объяснение неравенства высокого уровня профессионального образования, который еще раз подчеркивает важность инвестиций в образование в общих стратегиях социально-экономического развития. Несмотря на серьезные претензии к качеству образования, данный результат показывает его высокий вклад в достижение высоких уровней материальной обеспеченности.

Примененная процедура эквивалирования доходов существенно сократила эффекты различия в уровне жизни семей разного размера, но несмотря на это демографический состав семьи продолжает оставаться важным дифференцирующим фактором, и не детская нагрузка здесь является основной. Дополнительно этот вывод подтверждается результатами декомпозиции неравенства по переменной «возраст», типологизация которой привязана к жизненным циклам семьи (см. табл. 1.17). Речь идет о неравномерности социальной поддержки семей на разных этапах жизненного цикла: семьи с детьми в возрасте до полутора лет получают значимую помощь от государства, а семьи с двумя детьми в возрасте 4 и 7 лет практически ее не имеют. Высокая значимость демографических факторов указывает и на провалы в пенсионном обеспечении, проявившиеся в том, что на пике экономического роста средняя зарплата существенно оторвалась от средней пенсии, и сейчас, на этапе кризиса, вынужденно осуществляется такая экзотическая мера антикризисной поддержки, как повышение пенсий. В текущей ситуации такой шаг, может быть, и оправдан, ускоренный рост пенсий позволяет удержать потребительский рынок и не приведет к росту инфляции, так как снижаются потребительские возможности других групп населения. С учетом кризисных тенденций в изменении занятости, уровня оплаты труда, пенсий и основных пособий следует ожидать снижения дифференцирующей силы социально-демографического состава.

Проведенный анализ позволил определить относительную степень значимости различных факторов на уровне домохозяйств для объяснения общего неравенства в распределении экономического благосостояния в 2000–2007 гг. Однако статическая декомпозиция не объясняет, какие факторы влияют на рост или снижение масштабов неравенства. Динамическая декомпозиция неравенства на внутри-, межгрупповую и структурную компоненты позволяет оценить, какие из этих процессов повлияли на снижение неравенства в России в период 2000–2007 гг., зафиксированное данными РМЭЗ (рис. 1.12). Структурная компонента учитывает изменения удельного веса выделенных групп в пределах одной типологии.

Общее неравенство снизилось. Как на это повлияли различные факторы? Результаты декомпозиции за указанный период с использованием демографических характеристик домохозяйств (размер семьи, гендерная, возрастная структура семьи, нагрузка детьми, демографический тип) показывают, что снижение общего неравенства происходило главным образом за счет уменьшения дифференциации в распределении расходов внутри групп домохозяйств. Для фактора «возрастной состав семьи» также значимым было снижение межгрупповой компоненты неравенства, при этом структурные изменения работали на рост неравенства.

Динамическая декомпозиция по типу поселения показала, что снижение общего неравенства происходило главным образом за счет снижения внутригрупповых различий в распределении расходов домохозяйств, а также за счет структурных изменений: за 8 лет увеличилась доля столичных жителей.

Источник: Построено по данным РМЭЗ.

Рис. 1.12. Декомпозиция динамики общего неравенства в 2000–2007 гг.

Изменения структурной компоненты также оказали значимое влияние на снижение уровня общего неравенства для таких характеристик, как образование, тип и статус занятости домохозяйств. Увеличилась доля семей, где все взрослые или хотя бы один взрослый имеет высшее образование. Сократилась доля семей, в которых ни у кого из взрослых нет высшего образования. Увеличилось число домохозяйств, где все взрослые заняты либо число занятых больше числа трудоспособных. Одновременно с этим произошло сокращение доли семей, в которых нет работающих взрослых, либо все члены являются пенсионерами, либо есть члены, которые не работают и при этом не учатся, не находятся в оплачиваемом отпуске, не получают пенсию.

В течение периода экономического подъема произошел рост межгруппового неравенства по факторам «тип образования», «тип занятости» и «статус занятости». Тем не менее снижение внутригрупповой дифференциации по этим характеристикам было сильнее, что в значительной степени определило падение уровня общего неравенства.

Согласно исследованию динамической декомпозиции неравенства по региональному фактору, снижение общего уровня дифференциации происходило за счет всех компонент – внутригрупповой, межгрупповой, структурной.

• Анализ характеристик уровня и структуры неравенства в современной России приводит к следующим заключениям. Россия относится к странам с высоким уровнем дифференциации доходов и оплаты труда. Кризис и мероприятия по повышению минимальной заработной платы оказали позитивное влияние на снижение дифференциации оплаты труда, что проявилось в уменьшении межгруппового и внутригруппового неравенства по видам экономической деятельности. Эффект от роста минимальной заработной платы достаточно велик, поэтому в 2010 г., не предполагающем удвоение минимальной заработной платы, следует ожидать роста неравенства.

• Меры, реализуемые государством на этапе экономического роста в сфере регулирования доходов, не позволяли добиться снижения неравенства. Обусловлено это гипертрофированно большим мандатом государства по обеспечению доходов и ориентацией преимущественно на перераспределительные меры, а не на механизмы развития.

• Результаты динамической композиции показали, что снижение общего уровня неравенства по всем анализируемым характеристикам домохозяйств происходило главным образом за счет уменьшения различий в распределении доходов внутри групп домохозяйств. Значительное влияние на падение уровня общей дифференциации оказало ослабление межрегиональной дифференциации, что является позитивной тенденцией. Изменения в структуре домохозяйств, связанные с образовательным уровнем и занятостью членов семей, также повлекли за собой сокращение общего уровня неравенства. Однако за период экономического подъема по данным характеристикам усилилась межгрупповая дифференциация доходов.

Российская практика измерения дифференциации и доходов имеет серьезные недостатки, существенно ограничивающие прогностические и мониторинговые возможности экономического анализа. Методология расчета коэффициента дифференциации фондов такова, что он не чувствителен к межрегиональной дифференциации, которая, по результатам декомпозиционного анализа, вносит существенный вклад в общее неравенство. Наблюдения за заработной платой ведутся только в разрезе крупных и средних предприятий, информация об оплате труда практически половины занятых не принимается во внимание при макроэкономических оценках дифференциации оплаты труда. Оценки душевых доходов не приведены к сопоставимому виду для семей разного размера и состава, что объясняет завышение показателей бедности и неравенства.

1.3. Влияние текущего экономического кризиса на доходы населения

Начнем с оценок динамики доходов в условиях более ранних кризисов в российской экономике, в частности августовского кризиса 1998 г. Конечно, есть масса аргументов, говорящих о неправомерности такого сравнения. Самый главный из них сводится к тому, что кризис 1998 г. завершал длительный период спада российской экономики, который на финальном этапе совпал с мировым финансовым кризисом, обусловленным закономерностями подъема развивающихся стран преимущественно Азиатского региона. Далее последовал этап быстрого восстановления и экономического роста. В 2008–2009 гг., напротив, мы имеем дело только с началом более масштабного мирового экономического, структурного и финансового кризиса, глубина которого пока окончательно не ясна. Обращение к прошлому кризису обусловлено только одним мотивом – оценить пределы падения доходов, так как в 1998 г. метод одномоментной девальвации рубля жестко привел экономику к балансу внутреннего и внешнего спроса и предложения.

Таблица 1.18

Падение (рост) реальных доходов, заработной платы, пенсий и уровня бедности в период кризиса 1998 г. и на выходе из него, Россия в целом, % уровня предыдущего года (декабрьские данные)

Примечание. «+» – рост; «—» – падение.

Источник: Расчеты на основе данных Росстата.

Августовский кризис 1998 г. больше всего снизил реальный уровень пенсий и скрытой от статистического наблюдения заработной платы, и такое падение можно характеризовать как шоковое (табл. 1.18). Пенсия продолжала снижаться и в 1999 г., в то время как в условиях текущего кризиса она растет. Динамика изменения пенсий в 2007–2009 гг. будет подробно рассмотрена ниже, но в контексте сравнения с предыдущим кризисом следует отметить, что наблюдаемое повышение пенсий в условиях масштабного дефицита пенсионного фонда существенно ограничивает развитие других социальных антикризисных программ. В 1998 г. официальная заработная плата сократилась на треть, доходы упали на 28 %, и как результат бедность увеличилась до 31 %. Если сравнивать эффекты влияния на доходы текущего и предыдущего кризисов, то нынешний кризис пока практически не повлиял на доходы населения. Однако если будут использованы механизмы жесткой девальвации, можем получить сопоставимое с прошлым кризисом падение доходов. В первый год после кризиса 1998 г. за счет импортозамещения быстрее всего восстанавливалась скрытая от наблюдения заработная плата, что способствовало быстрому восстановлению малого и среднего бизнеса, и только начиная с 2000 г. пошел процесс общего ускоренного роста. В контексте текущего кризиса важно подчеркнуть, что аналогичного потенциала импортозамещения сейчас нет, как нет и каких-либо других новых «окон» для развития малого и среднего бизнеса, поэтому нет и очевидных экономических перспектив для данного сектора.