Текст книги "Традиции & Авангард. №4 (19) 2023 г."

Его отец в Первую чеченскую воевал против России. «Глупый, – говорит, – да простит меня Всевышний. Чечня не выживет без России, сожрут её».

23 сентября, 19:12

Давинчи отправили на вторую базу к автоботам. На сохранение. На БЗ больше не пойдёт. Командир вызвал его, поблагодарил за хорошую работу и сказал, чтобы собирался. Давинчи пришёл ко мне: «Теперь ты, Огогош, старший группы, а я всё, на отдых». Посидели с ним, поболтали немного, обнялись по-братски и попрощались. Давинчи выдохнул.

Из «старичков» осталось двое: Костек и я. Прочерк на окопах, копает. Залётчик. Мне в группу добавили троих «молодых». Чик, Комере и Шакай. Группа по-новой укомплектована.

В пять вечера прибежал с большими глазами Костек: «Мы на БЗ, собираемся!» – «Команды, – говорю, – не было». – «Ты без рации, передали через меня!» Ок. Костека отправил в магазин за куревом, а сам с парнями потихонечку начал собираться. Вспомнил утреннюю запись в дневнике. Как по заказу.

«Молодые» ко мне обращаются «командир»: дескать, командир, а что лучше брать? А как одеться? Командир то, командир сё. С умным видом посоветовал брать минимум, одеться тепло. Рассказал в двух словах о том, где мы будем. Молиться, сказал, – можно, бояться – нужно, а вот паниковать – нельзя. Собрались.

Костек принёс сигарет и сникерсов. Упаковались. Повёл парней за аптечками и пайком. Аптечки выдали. Стою жду паёк. Не дают. Говорю: «Давайте паёк». Руха: «Тебе есть нечего?» – «Мы на БЗ». – «Чья группа?» – «Моя». Руха перекрестил нас, дескать, не повезло, сочувствую, а потом, увидев, что я нахмурился, произнёс: «Я пошутил…» Человек, сидящий задом на солдатских пайках, не знает, что так шутить нельзя. Ладно, проехали. В общем, пока дали моей группе отбой. Можно было без шуток. Похоже, у меня аллергия на людей с мозгами прапорщиков.

Вернулись с парнями в домик. Костек закашеварил ужин. Будем есть и знакомиться.

23 сентября, 20:19

Днём заходил в штаб, где дежурит Калуга. Калуга пожаловался, что устал в комендачах сидеть, хочет на Дракона. «Н о, – говорит, – я не добегу. Это, – говорит, – будет дорога в один конец». «Так нельзя, – возмутился, – дорогу осилит бегущий. Просто берёшь и бежишь».

После смены Калуга пошёл к командиру и попросился на БЗ.

Сидим в домике с Князем обсуждаем его поступок. Они с одного района. Знакомы с гражданки. Родня Калуги ругает Князя, поскольку думает, что это он вытащил Калугу на войну.

Князь не хочет, чтобы Калугу брали на БЗ, говорит: «Случись с ним что, меня живьём закопают. Калуга ложками ест соль, чтобы отёчность ног не спадала и чтобы не отправили на Дракона, а здесь его перемкнуло, и он решил сам попроситься, – Князь ругается. – Сидел бы, – говорит, – на попе ровно и сидел. Вот чего он?»

Цирк, а не люди.

Бабай лежал рядом, слушал нас и не выдержал: «Князь, не переживай за него! Он ещё нос тебе утрёт! Вернётся домой в орденах и медалях. Будет ходить по раёну гоголем-моголем, не подступишься».

24 сентября, 06:17

Не понимаю своего состояния. Либо слишком спокоен, либо слишком взволнован. Вроде расслаблен и в то же время напряжён. Месяц будет тяжёлым, потому что тосковать по дому начинаю. Чрезмерно.

Мир на войне меняется каждую секунду. Ждёшь чего угодно.

Хм… мир на войне. Интересное сочетание.

Спал хорошо. Выспался.

Скучаю по своим любимым малышам. По друзьям скучаю. По родным. По женской нежности. По дивану своему скучаю тоже, по тёплой ванне, по берёзовой роще. У меня дома под окнами берёзовая роща, сказочная. Столько тёплого, весёлого, хорошего связанно с ней. Сейчас она потускнела. Через недельку завьётся багряным пламенем, потом оголится, а под финал года накинет на себя пуховое одеяло, чтобы спрятаться от зимнего холода.

24 сентября, 16:42

В девять утра прозвучала команда: «Десять минут на сборы по боевому». Вчера уже были собраны. Сразу выскочили.

Мозги прапорщика начал пугать, дескать, с двух ночи бомбят Сердце, вот-вот накат пойдёт. Не слышал я, чтобы бомбили как-то по-особому. Обычно. Так бомбят каждый день и каждую ночь. Мозги прапорщика под это дело насовал нам лишнее БК. Загрузил чрезмерно.

Встретил Ленина. Ленин увидел, что иду без плит. Скривил рот. Я похлопал его по плечу:

– Жизнь одна, и прожить её надо с высоко поднятой головой.

Второй выход без плит. Нужна скорость, а не липовая защита. Скорость спасает. Плиты – нет.

Машина подъехала близко. Быстро дошли до нуля. Погода сносная. Ни холодно, ни жарко.

Сказали пока разместиться в блиндаже и ждать ноги. Велел парням скинуть в блиндаже лишний груз. Нам ещё бежать не пойми под каким огнём. На точке БК много, а лишний вес – это ещё один шаг в сторону смерти.

25 сентября, 12:12

Телефон перед выходом не успел зарядить. Повер-банк не взял. Включать телефон и записывать буду реже.

До трёх ночи сидели в блиндаже. Замёрзли. Толком ничего не ели, потому что горелки с собой не брали и не знали, на какую точку идём.

В три часа ночи поступила команда, что идём дальше, на Драконьи Кишки. Я там был в свой первый выход.

Ночь – коли глаза. Дошли до перевалочного места. Немцы начали накрывать кассетными тропу. Дали нам проводника из союзников – хромого, больного, который только-только начал работать ногами. Напрягся. Костек отказался идти с ним и по темноте. Я подумал и сказал, что пойдём либо все, либо никто не пойдёт. Передали по рации командиру, что ждём на перевале затишья.

Чуть рассвело. Через час увидел Иглу. Он выходил из Кишок. Спросил у него: «Как тропа?» «Пулемёт, – ответил, – не работает, и птичек нет». Я выдохнул, кивнул проводнику, дескать, надо выдвигаться, и мы побежали.

Зашли хорошо, без особенных приключений, но только заскочили в Кишки Дракона, тут же по входу прилетела кассета. Посыпался горох. Бух, бу-бу-бу-бу-бу…

Из Кишок вышли зетовцы. Передали по радейке, что еле дошли до жёлтой зоны. Накрывало. Потерь нет.

На Кишках много парней. Позиция расширилась. Добавились две огневые точки. Пока отдыхаем, ждём, когда распределят.

25 сентября, 16:58

Переместились группой из четырёх человек на свою позицию. Пятый из группы, Комере, будет работать «ногами». Заботиться о доставке продуктов, БК и воды.

Кишки у Дракона длинные. Здесь, на точке, несколько парней из другого подразделения. Мы пришли как усиление на небольшой Отросток от основной Кишки. О задачах и боевых действиях не пишу. Правило трёх «нет».

Поселились в бетонной трубе, устроили себе лежанки для отдыха. Костек улёгся и начал считать дни до конца нашего контракта. Я стараюсь не думать о доме.

Тяжелее всего на выполнении этого боевого задания будет Чику. Он под метр девяноста ростом. Легче всего Костеку, потому что он до метра пятидесяти не дотягивает. Нет, дотягивает. Говорит, что метр пятьдесят пять.

26 сентября, 07:32

Помню, что Бог не даёт переживаний и трудностей больше, чем человек способен вынести. Помню, и всё равно невыносимо тяжело. Каждый новый день приносит нестерпимую боль. Парни откалываются, ломаются, пятисотятся. А я стою, как истукан, на своём и ненавижу себя за мысли, что устал, не справляюсь, надо сломаться, чтобы выжить. Нет, я не сломаюсь. Жить сломанным не смогу.

Два дня почти не ем. Еда есть. Не ем, потому что существует реальная проблема туалета. На отростке по-ма-ленькому ходим в баночку и через дырочки аккуратно выливаем. Чтобы сходить по-большому, надо перебежать метров десять по обстреливаемой территории. Выбор невелик. Либо меньше ешь, либо больше рискуешь.

Спим на камнях, которые сложены в мешок. Не так жёстко, как на бетоне. Спальник есть один, летний. Мыши наглые. Впрочем, мыши везде наглые. Говорят, тут бродит по ночам выдра. Пока не видел. Солнце пробивается только в одну пятикопеечную щель. Нормального солнца дней десять не увижу.

Бомбёжки не страшны, накаты тоже. По ряду причин. Озвучивать не буду даже дневнику. Но не расслабляемся. Напрягает, что немцы стали усиленно бить по тропе.

Боженька милостивый, сжалься.

26 сентября, 11:03

Давинчи мог сломаться. Был на грани. Пылил в последнее время слишком уж много. То ходит молчит, то внезапно взрывается. После того как его откомандировали на базу в город, куда отправляют в основном пятисотых, была мысль, что сломался. Я ведь не слышал его разговора с командиром, да и когда пришёл ко мне сказать, что его снимают с боевых, смотрел на меня виноватыми глазами. Но причин для виноватых глаз пруд пруди. Не только из-за того, что запятисотился. Может, он так досвиданькается, дескать, прости за всё, в чём был и не был виноват. Вполне. В общем, мне бы не хотелось когда-нибудь узнать, что Давинчи слился.

26 сентября, 16:32

Мы сегодня молодцы. Группа отлично поработала. Хорошо, что у нас есть малюсенький Костек, который в любую трубу пролезть может и сделать там всё, что нужно группе.

С утра было плохое настроение. После работы настроение поднялось по десятибалльной шкале на твёрдую восьмёрочку. Минус два балла на самокритичность.

Чика с собой не брали. Он слишком крупный для выполнения задачи. Оставили на рации. Да и ночью кому-то надо будет подежурить, пока мы отдыхаем.

Вернулись на точку в целости и сохранности. Проголодались. Костек тут же слопал банку тушёнки. Я решил подождать, когда местный повар, Ра, сделает что-нибудь съедобное.

На всякий случай выпил таблетку. Спина может поплыть. Остальное в норме.

27 сентября, 08:34

Как ни странно, тело не так сильно болит после вчерашних нагрузок. Удивительно.

Вечером с Томасом (зетовец) – старшим на позиции – дежурили, смотрели кино и играли в слова. Томас показывал ролики и фотки, на которых он с друзьями и сослуживцами.

Томас с самого начала на Отростке. Участвовал в весенних штурмах Сердца. Потом разведывал прилегающую территорию. Здесь окапывался, ставил огневые точки. Отсюда кошмарил и продолжает кошмарить немецкие позиции. Сейчас ему дают усиление, потому что появилась возможность выставить наблюдательный пункт недалеко от его владений. Надо только оборудовать.

У Томаса здесь, на позиции, есть повербанк. Поэтому сейчас пойду кину телефон на зарядку и ещё что-нибудь напишу.

Дополнение. Дополз до банки, она села. Зарядить телефон не удалось. Попозже придумаем чего-нибудь. Надо будет сползать на Кишки Дракона. Там генератор стоит.

Настроение ровное.

27 сентября, 10:32

Томас достал запасную банку, чуть зарядился. Утро спокойное. Относительно. На войне вся жизнь относительна. Трудно что-то сказать или написать без этого слова.

Чик увидел, что я периодически включаю телефон и ковыряюсь не в игрушках и фильмах, как многие, а в вордовских файлах.

– Книгу пишешь, командир?

Чик называет меня командиром. Редко по позывному. Тут люди привыкли к такому обращению и начали ко мне обращаться так же. Хотя я, в общем-то, никакой не командир. Всего лишь старший группы.

– Нет, – ответил, – просто слова гоняю.

Книгу… Хм… Даст Бог выжить и вернуться, можно будет из всего этого сделать книгу. «Дневник добровольца». Обмозгую.

Костек задрал голову к бетонной крышке и мечтательно произнёс:

– Двадцать седьмое сентября… Вот бы побыстрее было двадцать седьмое октября…

– А что мне от этого? Я мечтаю о восьмом. О восьмом октября, – сказал Ра, – у меня в этот день заканчивается контракт.

Каждый думает о своём дне. Я тоже о своём. Вернёмся и будем скучать о времени, проведённом на войне. Здесь случаются совершенно райские минуты, когда кажется, будто на землю спустился мир и больше никто никогда ни в кого не выстрелит. Солдат – самый миролюбивый человек на свете.

– Соберёмся, – говорит Ра, – огородимся ото всех мешками и будем спокойно жить. Кто не хочет войны, милости просим, кто хочет, тот пусть идёт по другую сторону мешков и там стреляет.

27 сентября, 17:34

Сегодня молодцы в два раза больше вчерашнего. Вышел на точку один подготовить место, чтобы парни подтянулись и сразу приступили к выполнению поставленной задачи. Спокойно, размеренно, ничуть не напрягаясь. Сделал, что планировал, минут за тридцать, смотрю, парни ползут. Далеко в трубе замерцали фонарики. Доползли, обмолвились парой фраз и приступили. Четырёх часов хватило на выполнение.

После трудов праведных вернулись в Отросток. Довольные и счастливые. Вскипятили чайничек, разлили по кружке кофе. Одно удовольствие. Есть жизнь на войне.

С молодыми приятно работать. Они не ноют. В присутствии меня, по крайней мере. Видят, что я на позитиве, улыбчив и прост, и сами делаются такими. Было бы смешно, если бы двадцатипяти-тридцатилетние парни начали скулить рядом с пятидесятилетним мужиком, который трудится наравне с ними и не жалуется.

Чика с собой не берём, он работает на рации, бегает за едой и водой. Там, где мы ползаем, он будет мешать – слишком высокий. А человек на рации всё равно нужен.

Сейчас приготовим ужин, наедимся от пуза и выйдем на ночное бдение. Ни минуты покоя, и это прекрасно.

28 сентября, 08:25

Сны разгадывать не умею. На гражданке, если снилось что-то невероятное, лез в интернет читать сонники. Разные сонники одни и те же сны трактуют по-разному. Доверия нет. Есть любопытство. Мозг человека так устроен, что хочется заглянуть в будущее.

Снилась авиакатастрофа. Мы со старшим сыном сидим дома. Интерьер напоминает дачу в деревне Челобитьево. Было у нас когда-то там полдома плюс несколько соток. В небе взрыв – и обломки самолёта падают прямо на наш участок.

Кто-то из домашних – отчётливо не помню кто, но точно женщина – хватает шланг и начинает поливать горящие обломки, похожие на диван. Я слышу плач новорождённого. Мы со старшим сыном кидаемся к дымящемуся дивану и вытаскиваем из него младенца.

Младенец с пуповиной, в слизи. Глаза большие. Он-кряхтит у меня на руках, перебирает ножками, ручками.

Я говорю старшему: дескать, подарок небес, будем воспитывать. Старший, Ванечка, смотрит на меня преданными глазами и кивает головой.

28 сентября, 09:09

Сбегал по большим делам. Перевёл дух.

Берёшь зелёный мусорный пакет и немного влажных салфеток. Пробираешься к выходу и слушаешь, не летает ли птичка. Солнце слепит глаза. Тихо. Слышны только дальние прилёты. Птички нет. Выбегаешь на свежий воздух и метров семь бежишь до трубы, где доблестные русские воины делают большие дела. Ныряешь в неё. Проходишь вглубь десять метров от края, на всякий случай, чтобы не задело ВОГом или ещё чем. Достаёшь пакет, снимаешь штаны, засовываешь пятую точку в пакет, пыжишься и переводишь дух. Затем протираешь пятую точку салфетками, кидаешь их в пакет, завязываешь. Дальше с облегчённым видом надеваешь штаны и пробираешься к концу трубы. Присаживаешься на корточки, слушаешь. Птички нет. Выныриваешь из трубы и бежишь к Отростку. По дороге отшвыриваешь пакет с отходами жизнедеятельности куда-нибудь подальше. Всё. Ты свободен.

28 сентября, 16:25

Не буду каждый день писать дневнику, что парни молодцы. Он об этом и так хорошо знает.

Сегодня без обезбола. Организм сам тащит.

Час назад был шум у входа в Отросток. Шум слышали, но никого не видели. Дай Бог, чтобы просто заяц прошмыгнул. Парни напряглись. Инфу передали по радейке. Шуманули.

Комере – сломана рука, порван трицепс. Прилёт. На Сердце Дракона один триста. Из молодых. Осколок от кассетной.

29 сентября, 09:03

Ночь напряжённая. Много стреляли. Но я спал спокойно. Уверенности придала кошка, вдруг откуда ни возьмись появившаяся вчера вечером в Отростке. Опять трёхцветная. Приносящая удачу.

Вышел на ночное бдение. По ногам что-то скользнуло. Подумал, мышь или крыса. Смотрю – Трёшка. Обалдел. Это нереально. От Отростка до Сердца метров четыреста-пятьсот по прямой. По моим прикидкам. Трёшка не смогла бы пройти. Да и привыкла она к Сердцу, бежать через поле не стала бы.

Ночь, ничего не видно. Осветил кошку фонариком. Нет, не Трёшка. Трёхцветная, но не моя Трёшка. К тому же с пузиком, ждёт котят. Для Трёшки ещё рано. И всё же удача как трёхцветная кошка преследует меня по пятам. Лишь бы не сглазить. Тьфу-тьфу-тьфу.

Движение, которое было у входа в Отросток, скорее всего, от неё.

В два ночи передали по радейке, что опять замечено движение около нас.

– Томас, шумани из граника.

– Яне Томас, а Томаш. Ночью шуметь не буду, спалим позицию.

Томаш, который был раньше Томасом, перевернулся на другой бок и размеренно засопел.

Проснулся около семи, сгонял по-маленькому. Подзарядил телефон. Втроём – Я, Костек, Томаш – выпили по кружке кофе с сигаретой. Подтянулся местный Кот. Остальные пока спят.

Сижу, пью кофе, курю и вспоминаю, как я каждое утро выползал на балкон с чашечкой кофе, закуривал сигарету и смотрел на лес, и мне казалось, что это не лес вовсе, а зелёное море под ногами.

Сегодня снова попробую без обезбола обойтись. Через пару часов полезем по трубам и норам к точке, где выполняем своё боевое задание.

29 сентября, 16:51

Пробились к солнцу. Осталось немного почистить – и задачу можно считать выполненной. Из интересного и смешного ничего не происходило. Боевые будни. Устал больше, чем вчера, позавчера и позапозавчера. Вернулся в Отросток и выпил таблетку обезбола. Еле дополз. Пообедаем, отдохну часок, и начнутся ночные бдения.

30 сентября, 09:16

За неделю на Отростке молодые парни превращаются в стариков. Дохают, передвигаются не спеша, кряхтят, охают и ахают. Бетон высасывает жизненную энергию. Неунывающий Костек поднывает.

На наших позициях – не только на Отростке, везде – проходят большие ротации. Одни подразделения меняют другие. Суматоха. Новые тяжело въезжают в условия, отчётливо не понимая, куда попали и что нужно делать. Объяснить невозможно. Работаешь по обстоятельствам.

Томаш вслед за молодыми начал обращаться ко мне «командир». Так, наверное, сподручнее, чем Огогош.

Холод собачий, особенно под утро.

– Костек, даст бог вернуться с БЗ, никакого алкоголя.

– Хорошо.

– Учую запах, прострелю коленные чашечки.

– Хорошо. Правда, прострелишь, сможешь?

– Не смогу, брат Костек.

– Яне подведу тебя, командир.

– Посмотрим.

– С сегодняшнего дня время начинает работать на нас, – продолжает разговор Костек, имея в виду, что до конца контракта остался месяц.

– В нашем возрасте время всегда работает против нас.

– Почему?

– Стареем.

На тропе включают РЭБ, но он быстро садится. Заряжается долго.

30 сентября, 12:21

Устроили себе выходной. Не знаю зачем. Понятно, что язык набок, пыль, грязь, еда скудная, солнца нет, холод и парни выматываются. Только в такой обстановке не отдохнёшь.

– Устал, – говорю.

– Это ты мне? – спрашивает Костек.

– Нет, себе. Впервые за несколько месяцев произношу вслух.

Оглядываешься назад, и кажется, что время летит с неимоверной скоростью. Три четверти пути пройдено. Но стоит задуматься о том, что ещё месяц впереди, кажется, что оно не двигается. Стоит перед тобой усмехающимся истуканом и дразнится. Время – оно такое. Чувство времени.

30 сентября, 17:00

Передали по радейке: «В укрытие. На вас наводят…» Перешли в крепкую трубу. Сидим. Слышу вопрос:

– Давно на войне, командир?

– Седьмой месяц, – отвечаю.

– Контракт закончится и снова пойдёте?

– Скорее всего, нет. Надо уступить дорогу молодым.

– Не нужна нам такая дорога. Воюйте в своё удовольствие, командир, сколько душа пожелает.

Хорошая шутка. Рассмеялся. Снова затихли. Слушаем прилёты. Пять минут, десять, пятнадцать тишины. Один не выдерживает. Со словами «Да пошли они…» идёт к месту, где у нас расположена условная кухня, и ставит на газ воду. За ним подтягиваются остальные.

Боевую готовность объявляют часто, но никогда этой команды не отменяют.

30 сентября, к полуночи

На ночном бдении с Элпэка. Элпэка из «молодых» штрафников, но сам не понимает, как попал к ним. Добровольно подписал контракт, чтобы племянника не забрали на войну. Три судимости, но опять же, говорит, что чистый.

Мимо нас пробирается Костек сходить по-маленькому. Идёт и ворчит, что страшно, по нам работает немецкий снайпер. Посоветовал не сильно высовывать из Отростка свою загогулину.

– Снайпер действительно работает? – спрашивает Элпэка.

– Иногда. Смерть не из приятных. Выходишь ночью в туалет, и тебя снимают. В том смысле, что убивают. Лежишь мёртвый с высунутой загогулиной, а из консервной банки вытекают отходы твоей жизнедеятельности.

– Да уж, – кивает Элпэка.

– На первом круге у нас во взводе добровольцев Пионер был. Пионер – позывной. Так вот, пошёл он как-то на дальняк, и вдруг тревогу объявили, прилёты один за другим.

За мешками с песком послышалось журчание Костека.

– После тревоги, – продолжаю, – вбегает в барак Пионер и рассказывает: дескать, сижу, мысли гоняю – и тут ба-бах. Нормальный человек испугался бы, а он подумал, как это будет ужасно, если погибнет не в бою, а вот здесь, на очке.

– Был в бегах, – подхватывает туалетную тему Элпэка, – залез в дом к одному барыге, вскрыл сейф, а там ружья и водка. Ну, выпил, вышел на улицу пострелять. Прицелился в туалетную будку и нажал на курок. Патрон с грохотом пробил деревянную стенку и тут же из туалета вывалился какой-то бич с голым задом. Оказалось, пока хозяин в отъезде, он дом сторожил. Снежок тропинку запорошил, я и не увидел следы. Долго, наверное, там сидел, тоже мысли гонял.

Да, я им про защитников Отечества, а они мне про бичей и барыг.

Костек благополучно доделал свои маленькие дела и быстро прошмыгнул мимо нас.

1 октября, 07:47

Октябрь уж наступил… Никакой романтики под землёй в нынешнем октябре. Ни багрянца, ни румянца. Только пыль и грязь.

Под землёй быстро ногти отрастают. Перед выходом подстригал, но торчат, как у вурдалака, уже.

Парни нескромно посапывают. Двое на посту. Сделал кофе. Хотелось в одиночестве с сигареткой выпить. Пью, мыши скребут по углам. Кошка один раз появилась и ушла. Долго не задержалась. Видимо, искала место окотиться. Здесь не понравилось. Пошла дальше.

Скоро парни проснутся, и выдвинемся совершать геройские поступки во славу Отечества. Работа хоть и пыльная у нас, зато благородная – очищать родную землю от поганого. Мир неизбежен. После победы.

1 октября, 16:33

Задача выполнена. Переходим в режим ожидания «ног». Тот случай, когда хочется посидеть на позициях подольше, потому что время катится к концу контракта, и чем дольше мы будем находиться на боевом, тем больше (но это не факт!) будем отдыхать, и это значит, что ещё одного выхода на Дракона не будет. К тому же сейчас относительное затишье, а у меня относительная усталость от всего. Смеюсь.

Дошли слухи, что на днях встречаются большие политики порешать проблему войны, да и выборы у всех на носу. К выборам, как правило, войны затихают. Но по мне, добрая война лучше гнилого мира. Гнилой мир оборачивается в ожесточённое кровопролитие. Затяжное, страшное, болезненное для мирняка. Солдаты рассчитывают на то, что главнокомандующий в очередной раз не даст заднюю. Это уже будет означать настоящее предательство.

Сидим тихо, никого пока не трогаем. Чаёвничаем и бутербродничаем. Готовить никто не хочет, обленились под финал БЗ. Раздражения нет. Общего. Лично у меня есть подозрительное отношение к тишине. На войне тишина подлая. Не знаешь, чего ожидать. Но об этом я уже говорил дневнику. В остальном порядок.

1 октября, 19:39

Томаша вызвали по радейке в Кишки Дракона.

Понял, на кого похож повар (позывной Ра). На Будду. Лицо гладкое, взгляд просветлённый, сидит перед кастрюлей на ящике патронов, руки ладонями вверх на расставленных коленях, будто медитирует. Фонарик на лбу красный горит, как родинка. Его спрашиваешь: «О чём задумался?» Отвечает, взорвавшись: «Я же вас не спрашиваю, о чём думаете вы! Мне нет дела до этого!» Потом резко успокаивается, уходит в себя и снова сидит перед кастрюлей, медитирует.

В харчо из банки добавили рис и тушёнку. Получился плов. Неплохой.

Томаш вернулся из Кишок. Встревоженный. Поручили заминировать поляну перед нашей позицией. Минёров у нас нет. Но это ещё полбеды. От нашей позиции до позиции немцев буквально метров пятьдесят. Открытое пространство. Снимет любой, даже малоопытный стрелок. Как два пальца…

Передали, что нас оставят, скорее всего, до восьмого числа. Хм…

Пришла инфа, что Снежка отправили на городскую базу старшим по территории. Старшим по территории называется тот, кто общие туалеты убирает. Оружие у него отобрали.

2 октября, 14:53

Проснулся и разрыдался, как ребёнок.

Входишь в трубу диаметром метр двадцать. Проходишь сорок гусиных шагов и поворачиваешь в трубу тем же диаметром и длиной в двести пятьдесят гусиных шагов. В конце первой трубы у нас оборудована условная кухня, где стоит горелка, газ, кружки и пустые пачки от дошика, которые заменяют нам тарелки. По этой трубе справа и слева, на расстоянии полутора метров, мешки с битым бетоном, защищающие от осколков в том случае, если случаются прилёты по входу в Отросток.

В начале длинной трубы мы спим. Ряд мешков с битым бетоном, поверх спальник, под головой рюкзак.

Проснулся и зарыдал. Мне приснились дед, мама и бабушка. Царство им Небесное. Приснилась вся моя некогда большая семья. Дяди, тёти, братья и сестры. Короткий отрывок врезался в память.

У деда больные ноги, и мы идём с ним из одной клиники в другую. Дед коренастый, низкого роста, седовласый белорус с густыми бровями. Он опирается на меня. Я крепко стою на ногах и веду его. Асфальтированная дорога ведёт вниз. Асфальт старый, побитый. Мелькнуло в голове, что надо бы взгреть коммунальщиков за то, что дорога от одной клиники до другой – плохая. Мама спустилась, стоит внизу, ждёт нас.

Нет, предки меня не звали к себе в мир иной, я просто помогал им.

Наша большая дружная семья. До середины восьмидесятых годов мы каждые выходные собирались за огромным столом, ели, пили, пели песни, разговаривали, играли в лото. Дети разыгрывали представления, взрослые хохотали, хлопали и угощали нас вкусностями.

К концу восьмидесятых годов семья посыпалась. В гости друг к другу стали реже ездить. Почти не общались. Редкие встречи, да и те на похоронах, короткие реплики, дескать, пора бы оставшимся пока ещё живым возобновить традицию. Дети детей и внуков выросли, а мы всё никак. Никак не соберёмся.

Проснулся, вытер слезы влажной салфеткой и закурил.

Через полчаса мы выдвинулись в конец Отростка, где оборудован наблюдательный пункт. Мы прошли гуськом двести пятьдесят шагов, снова повернули в трубу с тем же диаметром, ещё сорок гусиных шагов. Далее труба сужается до восьмидесяти сантиметров. Она не длинная. Метров десять. После неё взорванная металлическая труба, которая расположена внутри холма. Проползли сквозь отверстие в ней. Дальше идёт лаз со ступеньками, метра четыре вверх, к вершине холма. Оттуда видно многое. До неприятеля можно доплюнуть.

Мы знаем, сколько немцев сидит на линии перед нами, когда ротация, какой у них боекомплект, где они спят, что едят, куда ходят в туалет. О нас они не знают ничего.

Даст Бог вернуться с войны, постараюсь склеить семью. Буду чаще собирать оставшихся. Возьму под крыло разбежавшихся по городам и весям детей. Надо чтобы мы были вместе, чувствовали плечо друг друга.

Я знаю, за что воюю, знаю, почему ушёл на войну. Хочется вернуть нашу некогда великую страну, некогда большую семью. Ведь моя вина в том, что прежний мир – добрый, чистый, светлый – рухнул, тоже есть.

2 октября, 20:01

Томаш и Ра завтра выходят из Отростка. Местный Кот сегодня утром вышел. Остаётся моя команда и три человека из штрафников: две Бороды плюс Элпэка. Говорят, что пришлют усиление в три человека. Тоже из штрафников. Нам пока замены нет. Ротации не предвидится. Людей не хватает. Людей много, и всё равно не хватает.

Солдатское радио передало, что в нашем подразделении семь человек двести. Снайпер при заходе на Сердце Дракона. Заходили ночью. Дурная практика. Перед этим Дик, двести, «ноги», тоже ночью шёл. Второй раз можно было не рисковать. Зачем?

Позывных пока не знаю. Просто молюсь за всех наших парней. Семь человек. Больно в груди. Пусть солдатское радио соврёт или преувеличит в очередной раз.

Костек сказал, что больше на БЗ не пойдёт. Я ему ответил, что мы ещё не вернулись и когда вернёмся, если вернёмся, неизвестно.

Томаш один сползал, поставил растяжку и полтора кило взрывчатки. Через час взорвалась растяжка. Взрывчатка стоит. Заяц задел или мышь. Может, кошка. Зайцев здесь не видел. Завтра сползает посмотрит, что там не так. Минёр…

Костек мусульманин. Отрезал кусок сала и съел его. На слова «Какой же ты мусульманин, если сало ешь?» сказал: «Главное в жизни верующего человека – никого не обидеть. За то, что я сало съел, перед Всевышним отвечать буду, а не перед вами».

3 октября, 10:34

Мыслей нет. Слов нет. Одна молитва в голове.

Боже милостивый, спаси и сохрани. Дай сил, терпения, стойкости, мужества.

Костек начал жаловаться на почки и боль при мочеиспускании. Скорее всего, камни.

Ещё бы неделю нас не трогали. Работа есть, много работы. Накидывают. Правда, начинаем лениться, медленнее дела идут. Но ведь идут!

Обстановка стабильно напряжённая, как всегда.

3 октября, 16:22

По радейке голоса:

– Проверь там, Томаш и Ра дошли?

– Томаш и Ра дома.

– А нас когда выведут?

– Нас – этого кого?

– По голосу не узнаешь, что ли?

– Тебя выведут одиннадцатого.

– Почему так поздно?

– У тебя морда страшная.

– У тебя лучше, что ли?

– Так меня и выведут двенадцатого, ах-ха!

3 октября, 21:19

Томаш вышел. Я перешёл спать на его лежанку. Она основательнее, и теперь у меня два спальника. Мой – летний и Томаша – зимний. Летний постелил на мешки. Не так больно будет. Зимним укроюсь. Ра оставил мне свой бушлат. Можно считать, что теплом обеспечен.

Пару раз забегала трёхцветная беременная кошка. Покормили. Нашу еду – бурдистику (это когда в кастрюлю кидают всё, что имеется под рукой, и варят) не ест, но с удовольствием слопала паштет из консервной банки. Гурманка.

Вызвали сапёра, чтобы нормально заминировали поляну. Томаш не успел. Сам я не рискнул и своих парней не пустил. Нужен профи.

День прошёл тихо. Проводили ребят, гоняли чаи, разговаривали ни о чём. Мешками для трупов закрыли трубу, в которой отдыхаем, чтобы теплее было. Мешки крепкие, непродуваемые. Теперь уютнее.

Нас на Отростке осталось немного. Мне так больше нравится. Хуже, когда задами друг о друга трёмся, не протолкнуться. На завтра наметили объём работы, обговорили, обсудили. Проснёмся, выйдем.

4 октября, 09:44

На новой лежанке спал как у Христа за пазухой. Теплее, и острые углы камней не так сильно впиваются в бока.

Новый день, новая жизнь. На войне каждый новый день можно считать днём рождения.

Обезбол закончился. Надо искать таблетки. Боюсь, без них не потяну. С ними руки вместе с ногами отказывают, а уж без них…

Новостей никаких. Стабильно напряжённо. Стреляем чуть меньше.

С утра пораньше выскочили пошуметь из РПГ, но почему-то не выстрелило. Либо порох отсырел, либо мы отупели. Скорее всего, второе. Но первого тоже нельзя исключать.