Текст книги "Современные проблемы уголовного права (к 85-летию А. В. Наумова)"

От «казанской школы» уголовного права до академического уровня государственного масштаба

Н.В. Иванцова,

профессор кафедры публичного права России и зарубежных стран Марийского государственного университета, доктор юридических наук, профессор

Когда произношу имя Анатолия Валентиновича Наумова, то перед глазами встают страницы его неоднократно переизданного блестящего курса «Российское уголовное право» (далее – Курс) или учебного пособия «Квалификация преступлений», а также многочисленные научные статьи на самые животрепещущие темы отечественного и международного уголовного права. Для меня, как и для многих моих студентов, которым я рекомендую эти работы, последние всегда являются своеобразными навигаторами в бушующем океане уголовно-правовых проблем.

Талантливый студент получал высшее образование на юридическом факультете Казанского государственного университета им. В.И. Ульянова-Ленина (ныне Казанский (Приволжский) федеральный университет). Именно «казанская школа» уголовного права, как мне представляется, сформировала его взгляды, установки, научные приоритеты. И в этом нет ничего удивительного, ведь у истоков этой школы стояли такие выдающиеся специалисты, как Г.И. Солнцев, А.П. Чебышев-Дмитриев, Г.Ф. Григорович. В здание этой школы были заложены фундаментальные «кирпичики» научных идей А.А. Пионтковского, Б.С. Волкова (научного руководителя юбиляра при написании последним кандидатской диссертации), В.П. Малкова, М.Д. Лысова. И когда на страницах его Курса при изложении одного из наиболее сложных вопросов о причинной связи как одном из признаков объективной стороны преступления находишь приведенный им пример «о старушке с деревянным молоточком», который (пример) он услышал на лекции по судебной медицине в бытность студентом, то не можешь сдержать радостной улыбки. А ведь нам, студентам этого же факультета, но обучавшимся гораздо позже, тоже приводили этот пример[3]3
  См.: Наумов А.В. Российское уголовное право: курс лекций: В 3 т. Т. 1: Общая часть. М., 2016. С. 350.


[Закрыть]!

Хотелось бы подчеркнуть особое значение и важность вышеназванного Курса для студентов, получающих юридическое образование. В связи с этим особо следует подчеркнуть фундаментальный характер изложения всех институтов уголовного права. Скрупулезность изложения каждой темы Курса заслуживает всяческих похвал. Мною не обнаружено ни одной темы, которой было бы уделено внимание чуть меньше, чем остальным. Статистические данные, которые сопровождают каждый вид анализируемых преступлений, даже таких, по которым достаточно сложно найти эти данные, например, по преступлениям против военной службы, очень убедительно подчеркивают динамику анализируемых преступлений. Это позволяет создать целостную картину состояния преступности в Российской Федерации в конце XX – начале XXI в. По статистическим данным, в том числе можно судить о том, какие нормы в уголовном законе являются «мертворожденными», какие – явно заслуживают того, чтобы охарактеризовать соответствующие им деяния общественно опасными, а какие – заставляют задуматься над вопросом их декриминализации.

Восхищает умение А.В. Наумова иллюстрировать сложные в теоретическом, да и в практическом понимании вопросы уголовного права примерами судебной практики, образцами художественных произведений, цитатами других ученых, в том числе зарубежных. В частности, очень успешно была истолкована теория эквивалентности при установлении причинной связи между совершенным преступным деянием и наступившим в результате его преступным последствием. А.В. Наумов ссылается на характеристику этой теории, осуществленную немецким цивилистом П. Эртманном. Последний с юмором отмечает, что причиной гибели пешехода под колесами автомобиля следует считать тот факт, что этот пешеход изменил маршрут своей ежедневной прогулки и попал под автомобиль, поскольку собака другого прохожего вела себя недолжным образом, надоедала ему, что явилось причиной изменения маршрута движения и вследствие этого попадания под колеса автомобиля[4]4
  Указ. соч. С. 343.


[Закрыть].

В настоящее время под влиянием общественно-политических процессов, происходящих как внутри нашего государства, так и вовне большое внимание стало уделяться вопросам исторического развития нашей отечественной государственности. История развития государственных институтов неразрывно связана с историей формирования и развития правовых основ, сопровождавших и способствовавших их (институтов) формированию, становлению и укреплению. У отечественного уголовного права есть своя история. Интересная, самобытная, динамичная, в отдельные периоды трагическая, но достойная того, чтобы быть изученной, уважаемой, взятой на вооружение как в целях дальнейшего использования и развития ее отдельных институтов, так и предания забвению тех, которые противоречат лучшим идеалам человечества о роли и значении уголовного права. И эта история безусловно связана с блестящими именами отечественных правоведов. Анатолий Валентинович на страницах своего Курса дает очень интересные и познавательные биографические справки о выдающихся отечественных криминалистах. При этом он пишет, как об ученых дореволюционного периода (Г.И. Солнцев, Н.Д. Сергеевский, В.Д. Спасович, И.Я. Фойницкий и др.), так и советского периода (А.А. Пионтковский, А.А. Тер-Акопов, Б.С. Никифоров, А.Н. Трайнин, Н.И. Загородников, В.Н. Кудрявцев, М.Д. Шаргородский и др.). Через призму освещенных автором исторических этапов развития отечественного уголовного права он дает блестящую характеристику процесса эволюции уголовно-правовых взглядов и дискуссионных вопросов, существовавших и существующих и в настоящее время в доктрине. Мы придерживаемся периодизации, которая дана на страницах Курса истории развития российского уголовного законодательства, соответствующей трем историческим периодам развития нашего Отечества (досоветский период, советский период и постсоветский период). Такая периодизация вполне логична и обусловлена соответствующими общественно-экономическими формациями. И хотя другой блестящий ученый современности Н.Ф. Кузнецова назвала эту периодизацию странной, но мы странности в ней не усматриваем[5]5
  Указ. соч. С. 67–68.


[Закрыть].

А.В. Наумов на страницах Курса подверг критике теорию объекта преступления как определенных общественных отношений. Он писал, что «в ряде случаев теория объекта преступления как общественного отношения “не срабатывает”. Особенно это относится к преступлениям против личности, в первую очередь к убийству»[6]6
  Там же. С. 322.


[Закрыть]. Далее он заключает, что «теория объекта преступления как общественных отношений, охраняемых уголовным законом, не может быть признана общей универсальной теорией»[7]7
  Там же. С. 323.


[Закрыть].

Можно согласиться с юбиляром в той части, что общепризнанной данная теория не стала. Но что касается ее универсальности, то об этом можно и порассуждать. Появление категории «общественные отношения» было продиктовано стремлением ученых создать унифицированное определение объекта преступления. Общественное отношение, на которое посягает преступник, имеет своим основанием норму уголовного закона. Именно норма уголовного закона определяет взаимодействие между субъектами уголовно-правового отношения. Только ее существование позволяет определить объем правомочий субъектов этого правоотношения. Посягая на общественные отношения, виновное лицо попирает ту норму права, которая является импульсом к их возникновению. Первое, что делает законодатель, определяет тот круг отношений, которые должны находиться под защитой уголовного закона, а вторым его шагом является принятие этого закона. Эта взаимообусловленность настолько крепко связывает эти два явления (охраняемое от преступного посягательства общественное отношение и охранительную норму права), что отдельные ученые высказывали мнение о том, что виновное лицо, совершая преступление, посягает на норму уголовного закона[8]8
  См.: Таганцев Н.С. Русское уголовное право. Т. 1. Тула, 2001. С. 394.


[Закрыть]. Однако преступник может и не знать о существовании нормы (незнание закона не освобождает от ответственности), поэтому он посягает не на нее, а на общественное отношение. И через посредство этого посягательства нарушает соответствующую норму права. В соответствии со ст. 2 УК РФ объектом уголовно-правовой охраны выступают права и свободы человека и гражданина, а также иные социальные ценности. Если говорить о праве человека на жизнь, то оно возникает с момента его рождения, и именно с этого момента по логике российского законодателя (ст. 106 УК РФ) оно становится объектом уголовно-правовой охраны. Предопределило основание возникновения этого охранительного правоотношения конституционное положение о том, что каждый человек имеет право на жизнь. Это же положение обязало законодателя не только определить жизнь человека как объект уголовно-правовой охраны, но и обязало его установить способ этой охраны путем регулирования поведения людей, а именно: установления запрета на умышленное лишение жизни человека. Этот запрет выражен в уголовном законе специфическим образом, т. е. путем регламентирования санкций за нарушение установленного запрета. Законодатель устанавливает жесткий императив на умышленное причинение смерти.

Можно ли под объектом преступного посягательства на жизнь или здоровье человека понимать общественное отношение? Положительный ответ на этот вопрос проиллюстрируем излюбленным приемом юбиляра обращаться к художественным произведениям, а именно сюжетом романа Агаты Кристи «Убийство в Восточном экспрессе». Из семьи Армстронгов похищена с целью последующего выкупа пятилетняя девочка, которую после получения выкупа похитители убивают. На фоне произошедшего у матери убитой девочки начинаются преждевременные роды, в ходе которых она умирает от полученного заражения крови, а вместе с ней погибает и новорожденный ребенок. Отец убитой девочки кончает жизнь самоубийством. Тетя погибшей девочки и ее крестная находятся в тяжелой депрессии. Необоснованно привлеченная к уголовной ответственности горничная после оправдания выбрасывается из окна. Отец и жених погибшей горничной тяжело страдают от потери близкого человека. Работники семьи Армстронгов (шофер, камердинер, няня, секретарь, кухарка) лишаются работы. Убийство маленькой девочки повлекло цепочку трагических событий в жизни людей, которые так или иначе были связаны с жизнью этой девочки. Те самые общественные отношения, которые возникают с момента рождения человека, были разорваны, нарушены, искалечены в связи с преступным посягательством на жизнь маленького человека. Давая оценку преступному посягательству на жизнь, мы рассматриваем ее (жизнь) не только и не столько как форму бытия органического мира, а как цепочку различных взаимоотношений. В связи с этим вполне справедливо утверждать, что объектом преступлений, посягающих на жизнь, являются общественные отношения.

Будучи одним из ведущих ученых в области уголовно-правовых наук, А.В. Наумов постоянно демонстрирует не только ученым, но и всем представителям юридического сообщества свои взгляды на перспективы дальнейшего развития и совершенствования всех сфер юридической деятельности (законотворчество, правоприменение, научные изыскания). В этом мы убеждаемся при изучении одной из последних его работ[9]9
  См.: Наумов А.В. Вектор современных направлений отечественной доктрины уголовного права (как законодательства, так и его применения) // Право. Журнал высшей школы экономики. 2023. Т. 16. № 3. С. 34–55.


[Закрыть].

Подчеркивая направленность доктринальных позиций, связанных с обоснованием необходимости гуманизации карательной политики, А.В. Наумов подчеркивает, что судебное сообщество прониклось этими идеями, что привело к существенному снижению количества «тюремного населения» в Российской Федерации. Однако он уповает на то, что этой позиции не придерживается законодатель, который «продолжает правотворческую “гонку” в сфере уголовного права»[10]10
  Там же. С. 39.


[Закрыть]. При этом он призывает законодателя следовать «золотому» правилу, сформулированному Н.Ф. Кузнецовой, в соответствии с которым «распространенность или массовость того или иного антиобщественного поведения является, скорее всего, доводом против возведения его в ранг преступления»[11]11
  Там же. С. 40.


[Закрыть].

Автор сформулировал семь направлений отечественной доктрины, к числу которых отнес следующие:

1. Продолжение поиска целей уголовного закона, которые должна определять доктрина. При этом он констатирует, что нет единства в понимании того, что есть преступление и как оно должно быть наказано. Единства в понимании этого нет, как и нет идеологического единомыслия[12]12
  Там же. С. 41.


[Закрыть]. Автор невольно подталкивает к тому, чтобы поставить вопрос более широко: «А есть ли вообще идеология в современной доктрине уголовного права? И нужна ли она?»

2. Одним из направлений законотворчества в сфере уголовного права является фактическая рецепция института административной ответственности (преюдиции)[13]13
  Там же. С. 43.


[Закрыть];

3. Автор высказывает точку зрения о нецелесообразности введения в УК РФ новой категории «уголовный проступок», поскольку вряд ли данная новеллизация позволит решить проблему сокращения численности «тюремного населения»[14]14
  Там же. С. 44.


[Закрыть]. Мы безусловно поддерживаем эту точку зрения, полагая, что этот вопрос можно решить менее затратным путем;

4. В работе констатируется, что расширен круг формальных (нормативных) источников российского уголовного права, каковыми претендуют теперь быть постановления Конституционного Суда РФ и нормы других отраслей права[15]15
  Там же. С. 46.


[Закрыть];

5. Заслуживает поддержки идея о том, чтобы вывести судебный прецедент из латентного существования в сферу легальную, дабы «судьи смогли официально ссылаться в приговоре на решения Верховного Суда именно как на прецедент толкования применяемой ими уголовно-правовой нормы»[16]16
  Там же. С. 50.


[Закрыть];

6. Высказан прогноз о том, что вскоре будет введена уголовная ответственность юридических лиц[17]17
  Там же. С. 51.


[Закрыть];

7. В условиях новых геополитических реалий не следует предавать забвению приобретенный опыт толкования прав человека в области криминализации, назначения и исполнения наказания.

Вопрос о судебном прецеденте как источнике российского уголовного права в трудах профессора А.В. Наумова и возможности «сравнительного межотраслевого права» для его решения

М.Б. Кострова,

профессор кафедры уголовного права и процесса Института права Уфимского университета науки и технологий, кандидат юридических наук, доцент

Анатолия Валентиновича Наумова с полным основанием можно считать выдающимся теоретиком российского уголовного права и ученым с мировым именем, яркий исследовательский и литературный талант которого расширил горизонты науки уголовного права, сделал ее богаче по содержанию и жанровой стилистике. Диапазон его научных интересов настолько широк, что на страницах одной небольшой публикации невозможно даже кратко описать все направления и все аспекты его многогранной творческой деятельности, материализованным результатом которой стало более 500 книг и статей. Решив себя ограничить, избрал совсем небольшой (в масштабах всего написанного автором) вопрос, к рассмотрению которого А.В. Наумов обращается практически всю свою жизнь в науке, – о судебном прецеденте как источнике отечественного уголовного права.

Еще в ранних трудах по теории и практике применения уголовно-правовых норм А.В. Наумов, обращаясь к проблематике толкования, «вкраплял» в нее праворазъяснительную практику Верховного Суда СССР (хотя и не называя ее пока прецедентной)[18]18
  См.: Наумов А.В. Применение уголовно-правовых норм: Учебное пособие. Волгоград, 1973. С. 128–129, 131–134, 136, 141–143.


[Закрыть]. А в 1994 г. в журнале «Российская юстиция» появилась его статья с очень смелым для того времени заголовком «Судебный прецедент как источник уголовного права», содержащая столь же смелые (по современной терминологии – прорывные) идеи, в корне меняющие представления о существующем «устройстве» системы отраслевых источников и месте в ней судебного прецедента в форме разъяснений Пленума Верховного Суда и опубликованных решений Верховного Суда по конкретным уголовным делам. Вот эти основные идеи:

– «Фактическое (хотя… и замаскированное) существование прецедента в… судебной практике отрицать просто нелепо, так как на его основе… и без официального изменения “буквы” уголовного закона подчас резко менялась и меняется судебная практика»;

– «…“буква” уголовного закона… наполняется реальным содержанием только через судебные решения по конкретным делам, и содержание уголовно-правовой нормы состоит из набора известных судебных прецедентов по этим делам… Без судебного прецедента любая уголовно-правовая норма мертва и достаточно абстрактна»;

– «признание за судебным прецедентом роли источника уголовного права не противоречит принципу “нет преступления без указания о том в законе”. Судебный прецедент как прецедент толкования уголовного закона вторичен и произволен по отношению к закону. Он подчинен ему, конкретизирует “букву” закона, наполняет его реальным содержанием и в конечном итоге является необходимым условием реализации воли законодателя»;

– «для признания судебных решений судебным прецедентом необходимо, чтобы на основе этих решений нижестоящие суды были способны выносить свои решения (обвинительные или оправдательные приговоры)…»;

– «давно уже пора предоставить судам право официально ссылаться в своих решениях… на решения Верховного Суда… по конкретным делам именно как на прецедент толкования применяемой ими уголовно-правовой нормы. Разумеется, наряду и после ссылки на саму правовую норму…»[19]19
  Наумов А.В. Судебный прецедент как источник уголовного права // Российская юстиция. 1994. № 1. С. 8–11.


[Закрыть]

Аналогичные в содержательном плане выводы изложены в более поздних трудах А.В. Наумова, где он доказывал необходимость признания за судебным прецедентом роли источника уголовного права[20]20
  См., напр.: Наумов А.В. Российское уголовное право. Общая часть: Курс лекций. М., 1996. С. 107–111; Он же. Российское уголовное право. Курс лекций: В 3 т. Т. 1: Общая часть. 4-е изд., перераб. и доп. М., 2008. С. 256–260.


[Закрыть]. Хотя и в тот период, и до настоящего времени далеко не все ученые разделяли и разделяют «новаторские» идеи А.В. Наумова.

Так, в Курсе уголовного права, написанном авторским коллективом кафедры уголовного права и криминологии МГУ, Ю.М. Ткачевский (автор параграфа о толковании уголовного закона) указал на ошибочность выводов А.В. Наумова как противоречащих ст. 120 Конституции РФ и со ссылкой на основание уголовной ответственности, как оно определено в ст. 8 УК РФ, категорично резюмировал: «Ссылки на судебные решения, которые в дальнейшем необходимо использовать при решении иных конкретных дел, законом не предусмотрены». Кроме того, Ю.М. Ткачевским с учетом этимологии термина «прецедент» была мягко покритикована позиция А.В. Наумова в части называния прецедентом разъяснений Пленума Верховного Суда[21]21
  Курс уголовного права. Общая часть. Т. 1: Учение о преступлении: Учебник для вузов / Под ред. Н.Ф. Кузнецовой и И.М. Тяжковой. М., 2002. С. 111–112.


[Закрыть]. Здесь же вместе с А.В. Наумовым и за то же был покритикован В.В. Демидов – Секретарь Пленума Верховного Суда РФ, который данные Пленумом разъяснения расценивал «как своего рода судебный прецедент», в обоснование чего приводил следующие доводы: «…в постановлении Пленума по применению законодательства сконцентрированы в обобщенном виде выработанные многолетней судебной практикой подходы к разрешению вопросов, возникающих при рассмотрении определенной категории… дел… Таким образом… содержащиеся в постановлении Пленума Верховного Суда РФ разъяснения по вопросам применения законодательства, основанные на требованиях закона и обобщенных данных судебной практики в масштабах страны, представляют собой своеобразную форму судебного прецедента и являются ориентиром, подлежащим обязательному учету в целях вынесения законных и обоснованных приговоров, решений, определений и постановлений»[22]22
  Демидов В.В. О роли и значении постановлений Пленума Верховного Суда Российской Федерации // Бюллетень Верховного Суда РФ. 1998. № 3. URL: https://vsrf.ru/files/11552/ (дата обращения: 03.03.2024).


[Закрыть]. В этом споре о «прецедентности» разъяснений Пленума Верховного Суда либо отсутствии таковой, как думается, нет победителей, поскольку обе стороны понимают особую юридическую природу постановлений Пленума Верховного Суда, существенно отличающую их от традиционного судебного прецедента (поэтому-то А.В. Наумов в той первой своей статье упоминает, что последний фактически выполняет роль «подлинного судебного прецедента», а В.В. Демидов постановления Пленума характеризует как «своеобразную форму судебного прецедента»).

Позднее А.В. Наумов, не отступая от своих идей (они изложены выше), обосновал, что разъяснения уголовного закона в форме постановлений Пленума Верховного Суда, будучи особой разновидностью судебного толкования, обладают свойством нормативности в том смысле, что рассчитаны они на неопределенный круг их реализации и фактически являются обязательными не только для судов, но и для всех правоприменителей. Хотя об их юридической природе как своеобразного источника уголовного права упоминал уже вскользь. При этом он отстаивал удачность пришедшей еще с советских времен из общей теории права используемой применительно к постановлениям Пленума Верховного Суда терминологии «прецедентная практика», поскольку она дает прецедент толкования уголовно-правовой нормы. Вместе с тем, будучи реалистом, А.В. Наумов видел и минусы «возведения постановлений Пленума Верховного Суда на уровень нормативности», главным из которых считал выход иногда за рамки судебного толкования и попытки Пленума порой присвоить правотворческие функции[23]23
  См.: Наумов А.В. Преступление и наказание в истории России: В 2 ч. Ч. 2. М., 2014. С. 601–610.


[Закрыть].

Вернемся к тому, что далеко не все ученые разделяют идеи А.В. Наумова о судебном прецеденте как источнике уголовного права[24]24
  По рассматриваемой проблематике написано поистине огромное количество научных работ (монографий, диссертаций, статей), да и в учебной литературе она обсуждается нередко, поэтому даже перечислить всех сторонников и противников признания судебного прецедента источником российского уголовного права, а тем более привести их аргументацию не получается, за что приношу извинения всем неупомянутым авторам.


[Закрыть].

Так, К.В. Ображиевым в рамках разработанной им теории формальных (юридических) источников уголовного права представлена максимально широкая по элементному составу их система, куда он включает в качестве «важнейшего элемента» постановления Пленума Верховного Суда РФ (к судебному прецеденту он их не относит), указывая, что они «имеют не только интерпретационное, но и нормативное уголовно-правовое значение, поскольку содержащиеся в нем предписания компенсируют пробелы в УК РФ, устраняют противоречия в уголовном законе, осуществляют его нормативную конкретизацию». Вместе с тем он отказывает в таком статусе решениям Верховного Суда РФ по конкретным делам – они, по мнению К.В. Ображиева, не могут быть признаны юридическими источниками уголовного права, в обоснование чего приводится целый ряд доводов, например, следующих: они являются «побочным продуктом» деятельности по отправлению правосудия; они изначально «заряжены» не на многократное применение (как постановления Пленума), а на разрешение конкретного уголовного дела; у судов нижестоящих инстанций и других правоприменителей нет юридической обязанности следовать выраженным в них правовым позициям; нижестоящие суды в гораздо большей степени ориентируются на сложившуюся практику Верховного Суда, нежели на его единичное решение по конкретному делу[25]25
  См.: Ображиев К.В. Система формальных (юридических) источников российского уголовного права: Дисс. … д-ра юрид. наук. М., 2014. С. 17–18, 314–315, 337, 341–344, 346.


[Закрыть].

А.В. Иванчин, тоже рассуждая о круге источников уголовного права России в юридическом (формальном) смысле, полагает, что постановления Пленума Верховного Суда РФ в него не входят, хотя и признает: «постановления Пленума порой содержат de facto новые нормы права. И эти постановления опять-таки de facto играют для правоприменителя, включая судей, роль источников. Но с юридической точки зрения постановления Пленума – не нормативно-правовые акты, имеющие общеобязательную силу»[26]26
  Иванчин А.В. Реальный круг источников уголовного права России // Российский следователь. 2024. № 1. С. 28.


[Закрыть]. При этом ни о решениях Верховного Суда РФ по конкретным делам, ни о судебном прецеденте А.В. Иванчин не упоминает.

А.И. Рарог с опорой на анализ нормативного регулирования функций Верховного Суда РФ делает категорический вывод: «…решения по уголовным делам, вынесенные судебными коллегиями и Президиумом Верховного Суда… так же, как и постановления Пленума… не имеют значения официального источника российского уголовного права». Его главные аргументы: полное отсутствие легальных оснований для признания их таковыми; при обосновании решений по уголовным делам нижестоящие суды не могут ссылаться на решения Верховного Суда РФ. Судебный прецедент, как полагает А.И. Рарог, может называться источником права только в случае, если он: 1) официально опубликован; 2) представляет собой решение суда по конкретному делу; 3) в оценке уголовно-правовой нормы или уголовно-правовой ситуации содержит правовую позицию, обязательную для последующего ее применения. К этим свойствам, отражающим сущность судебного прецедента в его классическом понимании, необходимо добавить еще признак-последствие процессуального порядка: право суда, основывающего свое решение на прецеденте, сослаться именно на него как на основание принятого решения»[27]27
  Рарог А.И. Судебный прецедент – источник уголовного права? // Вестник Академии Генеральной прокуратуры Российской Федерации. 2012. № 4 (30). С. 3, 6, 8.


[Закрыть].

Однако А.В. Наумов, рассматривая проблему «источниковости» судебного прецедента и в социологическом, и в строго нормативном аспектах, остается на той же позиции что и прежде. А в качестве дополнительного аргумента и одновременно иллюстрации потенциальной возможности исполнения своего давнего желания – «Было бы неплохо, если бы в будущем судьи смогли официально ссылаться в приговоре на решения Верховного Суда именно как на прецедент толкования применяемой ими уголовно-правовой нормы (разумеется, после ссылки на правовую норму)» – приводит положения ч. 4¹ ст. 198 Гражданского процессуального кодекса РФ, дозволяющей в мотивировочной части решения по гражданскому делу ссылаться на постановления Пленума Верховного Суда РФ по вопросам судебной практики, на постановления Президиума Верховного Суда РФ и на обзоры судебной практики Верховного Суда РФ, утвержденные его Президиумом[28]28
  См.: Наумов А.В. Вектор современных направлений отечественной доктрины уголовного права (как законодательства, так и его применения) // Право. Журнал Высшей школы экономики. 2023. № 3. С. 46–50.


[Закрыть].

Такое иноотраслевое регулирование, как думается, может служить мощнейшим контраргументом, разрушающим доводы противников признания судебного прецедента (как бы его ни называли, и в каких формах бы он ни проявлялся) источником права, в том числе и уголовного. Но это не последний контраргумент и одновременно аргумент иноотраслевого характера в пользу признания судебного прецедента источником российского права. И в Арбитражном процессуальном кодексе РФ, в п. 3 ч. 4 ст. 170, содержится такое же дозволение, как и в ГПК РФ, – о возможности мотивировать решение суда со ссылками на те же акты Верховного Суда РФ (постановления Пленума, постановления Президиума, обзоры судебной практики, утвержденные Президиумом) плюс еще и на сохранившие силу постановления Пленума Высшего Арбитражного Суда РФ и постановления Президиума Высшего Арбитражного Суда РФ. В наиболее же полной форме в интересующем нас аспекте подобное нормативное предписание представлено в Кодексе административного судопроизводства РФ: «В мотивировочной части решения суда должны быть указаны: …нормативные правовые акты, которыми руководствовался суд при принятии решения… В мотивировочной части решения суда могут содержаться ссылки на решения Конституционного Суда … постановления Пленума Верховного Суда … постановления Президиума Верховного Суда … обзоры судебной практики Верховного Суда … утвержденные Президиумом Верховного Суда… в целях обеспечения единства судебной практики и законности» (п. 4 ч. 4 ст. 180). И не лишним будет заметить, что по логике вещей в таких ссылках нет нужды, если все вопросы по делу могут быть разрешены на основе только нормативных правовых актов, соответственно, в гражданском, арбитражном и административном процессах разрешено использовать прецедентную практику и ссылаться на нее. А в конце риторические вопросы: 1) почему то же самое нельзя официально делать в уголовном процессе? 2) если сейчас это делается «подпольно», и многие суды в обоснование своих решений по уголовным делам ссылаются на все вышеперечисленные акты Верховного Суда (и Конституционного Суда тоже) почему бы нам не использовать возможности «сравнительного межотраслевого права» для заимствования в уголовный процесс и соответственно легализации судебного прецедента как источника уголовного права?