Текст книги "Вверх по реке времени. Российские школьники об истории XX века. Сборник работ стипендиатов Фонда Михаила Прохорова – лауреатов Всероссийского исторического конкурса старшеклассников «Человек в истории. Россия – XX век»"

«5.10.

Раньше, читая в учебниках строки типа „Основной движущей силой революции был народ, но плодами победы воспользовалась крупная буржуазия“, я никак не мог представить себе, как это огромные массы революционного народа вдруг становятся беспомощными и безропотно отдают свои завоевания в руки кучки хищников. А ныне я стал очевидцем подобного превращения. В августе простой люд отстоял свободу, но лучше стало только новоявленным „господам“. Мы снова слышим какие-то непонятные заклинания, видим деятелей с отращенными брюшками и противными улыбками. Российские демократы не чище почивших в бозе коммуняг – завывающая верхушка, добившись былых благ большевиков, притихнет и будет всеми возможными способами цепляться за свои „кресла“.

26.11.

Говорят: „Карта не лошадь, к утру повезет“. Почему же в политических играх никак не вытянет козырную масть Россия? Раньше шиковала партийная номенклатура, теперь („Ба! Знакомые все лица!“) – команда. А народ – вновь под ярмом. В годы социализма наркотически действовала пропаганда – сейчас во сто крат тяжелее. И морально, и материально.

29.11.

В платоновском „Чевенгуре“ большевики уничтожили все возможные помехи для коммунизма – и уверовали, что он наступил.

Сейчас, кажется, срублены все головы коммунистической гидры – значит, мы живем при демократии? Да – точно так же, как Чепурный и К° при коммунизме».

Жаль, что автор дневника передал нам лишь небольшую его часть. Скорее всего, даже записи, не касавшиеся конкретно политических событий, могут пролить свет на события двадцатилетней давности.

И все-таки эти эмоционально окрашенные, неравнодушные строки очень хорошо показывают, что в 1991 году многие люди и в глубинке очень интересовались политикой (в отличие от сегодняшнего времени). Они надеялись на демократические преобразования и одновременно на материальные улучшения. Но, судя по данному дневнику, они не дождались ни того, ни другого.

Галина Татьяна

Интервью двадцать лет спустя

Я взяла несколько интервью – вернее, это были просто беседы – о ГКЧП. Я поняла: сколько людей, столько и мнений.

Единственное, что объединяет столь разные точки зрения, – то, что люди до сих пор помнят, что такое ГКЧП и когда это было. Я опять убедилась, что политические события играли тогда большую роль в жизни обыкновенных граждан. У кого-то была свадьба, кто-то находился в отпуске, то есть, казалось бы, им было не до политики, но все внимательно следили за тем, что происходило в Москве.

Кстати, у многих оценка происходившего тогда не изменилась. А прошло почти 20 лет!

Я привожу здесь не все интервью, потому что некоторые разговоры «не пошли». Кто-то отвечал односложно, кто-то совсем отказался говорить. Мне даже показалось, что люди боятся политической темы. Почему? Научный руководитель сказал мне, что это «родимые пятна» советского времени. Но ведь прошло уже двадцать лет. Значит, и сейчас есть нечто такое, что заставляет людей опасаться высказывать откровенно свои мысли.

Эти два монолога (я старалась не перебивать моих собеседников) – отражение взглядов разных людей. Конечно, я не со всем согласна, но для меня главное было передать впечатления очевидцев.

Виктор Андреевич Ковалев (пенсионер, в 1991 году – секретарь партийной организации новокурлакского колхоза «Путь к коммунизму»):

«ГКЧП был в 1991 году. Было это все весьма недолго. Входило в этот комитет, по-моему, где-то человек шесть.

Вообще, все это промелькнуло, как молния. Пока до нас эти отзвуки дошли, все и закончилось. Очень насторожило то, что они с утра до вечера стали крутить „Лебединое озеро“. Обычно такое случалось, если кто-нибудь „похарчится“ или вообще что-нибудь экстраординарное произойдет.

Потом сказали, что (Горбачева) отстранили, они берут власть в свои руки.

19 августа 1991 года был в колхозе обычный рабочий день. И работали, как обычно, хотя все же я помню, кто-то пошутил: „Бросай работу, власть сменилась!“ Но трактористам надо было работать в поле, дояркам надо было доить коров.

Перемены начались потом. Особенно это коснулось меня лично, когда Ельцин стал запрещать коммунистическую партию, начал брать власть в свои руки. Ко мне тогда пришел участковый Иван Петрович – был такой – и сказал:

– Виктор Андреевич, ты извини, но я должен твой сейф опечатать.

– С какой это стати? С какого перепуга? – спросил я.

– Приказ сверху. Если у тебя там что есть важное для тебя – забирай.

Ну, а что там? Забрал списки партийной организации, ведомости забрал уплаченных взносов и говорю: „Опечатывай и увози!“

От всего этого у меня осталась огромная обида на всю нашу вертикаль партийной власти, начиная от Горбачева. В принципе, и Ельцин поднялся вверх по ступенькам партийной лестницы: он долгое время был первым секретарем в Свердловске. И вот, когда все произошло, когда разогнали и обком, и райком, хотя бы одна „зараза“ областная или районная собрала нас, низовых работников, и сказала: „Извините, ребята, но мы прекращаем свою работу. Спасибо за сотрудничество“. Нет, никто ничего. Это было похоже вот на что: некоторые прыгуны в воду могут выполнить прыжок так, что нет ни капельки брызг. Вот так и тут: разогнали людей, и все тихо.

Потом уже через год, через два все бывшие партийные полезли опять во власть. За дальнейшим я уже не следил – кто куда попал, потому что все эти „игры“ нехорошо попахивают, не очень хочется в них вникать.

Я лично ожидал, что хотя бы у нас что-нибудь поменяется. Но когда у руля оказалась вся „старая гвардия“, а в области – бывший первый секретарь обкома Шабанов, стало ясно: та же форма, только вид сбоку.

Жизнь теперешнюю с той, что была, сравнить нельзя. Она на порядок выше и лучше. Что касается народного богатства, то есть так называемых недр, то они и тогда куда-то девались, точно так же и сейчас куда-то уплывают. Но теперь, по крайней мере, какая-то часть достается нам. Стабильно платят пенсии, зарплату. Если человек имеет копейку, то он в магазине может купить, пусть не первого качества, продукты в ассортименте. Даже колбаса по пять-шесть сортов бывает. Даже у нас, в Курлаке.

А вот взять хотя бы последние события. Сняли Лужкова, Понятно – видно было, за что. Но назначили какую-то заоблачную пенсию – 320 тысяч в месяц, по-моему, плюс соответствующие льготы. Так почему ему – 320 тысяч, а Каурковской Галине Митрофановне – девять? Чем она хуже? Она ведь почти сорок лет работала дояркой, свои зори доярские она выколачивала от и до. Представь: зимой при двадцатиградусном морозе надо было идти на ферму в резиновых сапогах.

В свое время я работал в колхозе имени XIX партсъезда в селе Старая Чигла парторгом. Там работала А.Н. Киселева, Герой Социалистического Труда, которая совсем недавно умерла. Она часто говорила: „Я бы доярке 200–300 рублей платила бы только за то, что она зори выколачивает, что рано встает и поздно ложится, а не за работу“. В то время 300 рублей было крупной суммой.

Так что – как она была несправедливость, так и осталась.

Наша страна – это страна „вечнозеленых помидоров“. Тут умудряются так запутывать вещи, что сложно сказать, чего же хотели добиться в итоге. Всегда твердят, что страдают за народ, все пекутся о его благе. Но, видно, пока в России никто не вывел формулу этого блага».

Виктор Андреевич – человек с высшим образованием, поэтому он может очень логично рассуждать и давать меткие оценки. Он был функционером правящей партии в СССР, даже получал свою зарплату за это. Поэтому нет ничего удивительного в том, что он до сих пор держит обиду на партию за то, что рядовым исполнителям никто не сказал прощальное «спасибо».

Гораздо удивительнее то, что он скорее положительно оценивает результаты августовской революции: он отмечает, что по сравнению с советским временем жизнь стала гораздо лучше. Сам того не замечая, Виктор Андреевич все-таки оправдывал членов ГКЧП, говоря, что они действовали не ради корыстных целей, а из-за боли за державу. Но мы читали, что многие из членов ГКЧП должны были лишиться своих должностей, а значит, и личных привилегий.

Мне очень понравилась характеристика Виктора Андреевича: Россия – это страна «вечнозеленых помидоров». В принципе, я согласна и с тем, что «как была несправедливость, так и осталась».

Марухин Василий Петрович (пенсионер, в 1991 году – парторг старокурлакского колхоза имени Димитрова)

«ГКЧП был во время правления Горбачева. Несогласные с политикой Горбачева решили устроить госпереворот. Они воспользовались тем, что Горбачев отдыхал в Форосе. Объявили, что он заболел, не может руководить страной, и образовали ГКЧП. Во главе был Янаев. Но Янаев был немного трусоватым по своей сути парнем. Он сначала отказывался. Но поскольку он был вице-президентом, то власть переходила к нему. Но когда его показывали по телевизору, было видно, как дрожали его руки, сам он выглядел неуверенным. Хотя другие были тверды в своих убеждениях, они боролись за социализм. Я не буду называть их фамилии, они и так известны.

В принципе, коммунистическая идея – это хорошая идея. И если бы она воплотилась в жизнь, то это было бы замечательно.

10-11 августа 1991 года мой старший сын женился. Я был в отпуске. По хорошей русской традиции празднование свадьбы затянулось на неделю, поэтому осознание того, что произошло в стране, пришло несколько позже.

Тогда же эти гэкачеписты не поняли настроения общества. Народ уже глотнул демократии. Особенно это понравилось молодежи. А мы знаем, что войны выигрывают люди до 35 лет, остальные только играют роль балласта. И если уж молодежь захотела этот эксперимент, то остановить это было нельзя. Просто надо было это перевести из революционного в эволюционное движение. Тогда и было бы все нормально. Не было бы такого разочарования у старшего поколения, которое верило в социалистический строй. Постепенно бы все сгладилось. Хорошо еще, что не началась гражданская война, было бы пролито много крови.

Если противопоставить предыдущее время и наше, то сейчас на первый план выходят деньги. Все, кто может, обогащаются, особенно те, кто у власти. Вот, например, Лужкова деньги из мужика-хозяйственника сделали своим заложником».

Честно говоря, я спрашивала Василия Петровича только о событиях августа 1991 года, но оказалось, что он их не очень помнит из-за празднования свадьбы старшего сына. Однако я решила использовать в работе его рассказ, хоть говорил он вроде бы совсем о другом.

Как я уже упоминала, многие из моих собеседников неохотно пошли на разговор. Или говорили кратко, например, что при коммунистах жизнь была ровней, а теперь у молодежи мало перспектив. Или: «Танки. Люди. Все плачут. Страшно».

Во всяком случае я не могу оправдать гэкачепистов. Из-за их действий и произошел этот распад. Ясно, что изменения в бывшем СССР произошли бы в любом случае, но они не были бы такими болезненными.

Елена Скопинцева

Блиц-интервью

Я брала короткие интервью по специально подготовленным вопросам. Здесь я приведу десять интервью. Но хочу заметить, что еще большее количество людей отказалось отвечать, другие не разрешили указывать их данные. Одна женщина сказала: «Да какое дело простому народу до политики? Лишь бы только можно было прожить достойно. А то, что там у них происходит, нам не интересно».

Вот о чем я спрашивала:

– Что такое ГКЧП?

– Когда это было?

– Как Вам запомнились эти события?

– Что Выделали 19 августа 1991 года?

– Как Вы тогда оценили это событие?

– Как Вы сейчас его оцениваете?

– Что это было: революция, переворот?

– Что, на Ваш взгляд, хотели «гэкачеписты»:

а) улучшения жизни в стране;

б) недопущения «разгула демократии»;

в) достижения личных корыстных целей?

Конечно, не все отвечали на все вопросы, на какой-то вопрос одни отвечали подробнее, другие более скупо. Мои респонденты – люди, хорошо помнившие события 1991 года, сейчас им 35–80 лет.

Вера Ивановна Попкова:

«Я готовилась к дню рождения дочери, смотрела телевизор.

Думаю, что они сделали неправильно, можно все было решить мирным путем. А так, 90-е годы – это очень трудный период. Мы тогда не слишком задумывались, но потом выяснилось, что эти люди внесли важный вклад в жизнь страны. Я имею в виду не тех, кто пытался захватить власть, а тех, кто строил новую жизнь. Да, мы многим были недовольны, но и Черномырдин, и Гайдар буквально спасли страну. Мы просто привыкли всегда всех ругать. Вот и сейчас ругаем.

А тогда мы не совсем понимали, что происходит. Может, менее грамотные были.

Думаю, это был банальный переворот, гэкачеписты не хотели развития демократии».

Лидия Васильевна Зуева:

«19 августа мы обсуждали это событие в школе. Как раз мы только что вышли из отпуска.

Среди гэкачепистов был мой родственник по бабушке (его мать – двоюродная сестра моей матери). Это Варенников Валентин Иванович. Правда, с ним мы общались мало, в основном, с его сестрой. Так что мы, конечно, пристально следили за этими событиями и за его ролью в них.

В тот момент я никакие оценивала эти события. Сейчас назвала бы это агонией правящей партии.

Это был переворот, вернее, попытка переворота. Как говорится, „верхи не могут, низы не хотят“.

Я вот что скажу: гражданам СССР тогда завидовали – бесплатная медицина, бесплатное образование, стабильность. А это с перестройкой все стало рушиться. Поэтому я думаю, что, возможно, эти люди хотели улучшения жизни в стране».

Егор Андреевич Максимов:

«Запомнились эти события тем, что в стране была неразбериха. 19 августа я работал в поле. К событиям я относился отрицательно. И сейчас не вижу в них ничего положительного.

Это был переворот.

Они – гэкачеписты – хотели достижения личных корыстных целей».

Ольга Анатольевна Сенчукова:

«Это было в 1991 году. Оценку я тогда этим событиям никакую не давала. Но в стране были волнения, и мы боялись: вдруг все это перерастет в гражданскую войну? Я не политик, поэтому не стремлюсь анализировать разные политические события.

Это был переворот.

На мой взгляд, они все-таки хотели улучшить жизнь в стране, не допустить „разгул демократии“».

Валентин Валентинович Хабаров:

«Как запомнились события? Наверное, казалось, что это конец света.

Как оценил события? Слишком много вопросительных знаков. Уж слишком много было неясного.

Сейчас двоякое отношение. Что-то было сделано правильно, а где-то были упущения. Но сама идея (свободы) была хорошая.

Скорее это была пародия на переворот и революцию. Гэкачепистами двигали их корыстные цели. Наверное, это происходит всегда, если кто-то добивается власти. Особенно в России».

Вера Викторовна Степанова:

«Помню, я выходная была. Что случилось? Передачи по телевизору не совпадают с программой. Потом показали гэкачепистов, их пресс-конференцию. Они говорили, что Советский Союз находится в опасности, что Горбачев проводит неправильный курс. Когда я смотрела телевизор, то ясно заметила, что в них нет уверенности, твердости.

Сразу стало понятно – что-то страшное происходит в стране.

В этот момент и проявил себя Б.Н. Ельцин.

Это был переворот. Думаю, что они не хотели допустить „разгула демократии“. Ведь они были противниками Горбачева, который как раз выступал за демократию».

Светлана Егоровна Скопинцева:

«В тот момент я еще училась в школе, и эти события меня, может, и не коснулись. Но, конечно, в какой-то степени они отразились и на мне. Я отрицательно относилась к ним тогда, да и сейчас, наверное, тоже.

Безусловно, это была попытка переворота. А гэкачеписты преследовали свои корыстные цели».

Иван Иванович Анохин:

«Я не буду говорить подробно о ГКЧП, скажу лишь, что советский режим был настоящим фашистско-сталинским режимом (сейчас так можно говорить). А ГКЧП был последним всплеском этого режима».

Какие же выводы можно сделать из этих блиц-интервью? Я думаю, такие. Двадцать лет – довольно большой отрезок человеческой жизни. Однако все, кого я опрашивала, прекрасно запомнили, что такое ГКЧП. Многие могли точно сказать, что они делали 19 августа 1991 года. Это значит, что данное событие сыграло большую роль в их судьбе.

Несмотря на то, что некоторые респонденты с некоторой степенью неуверенности поддерживали действия ГКЧП и считают, что гэкачеписты хотели улучшить жизнь в стране, я не заметила в словах собеседников ностальгии по Советскому Союзу.

Некоторые респонденты (правда, очень немногие) положительно оценивают таких деятелей, как В. Черномырдин и Е. Гайдар, при котором были «отпущены» цены.

Многие респонденты отметили, что члены ГКЧП хотели не допустить «разгула демократии». То есть демократический дух уже глубоко пустил корни за годы перестройки и гласности. Никто не высказался против М. Горбачева, оказалось, что в народной памяти ему симпатизируют.

Все респонденты считают события 19 августа 1991 года попыткой государственного переворота. Я думаю, что по-другому это событие невозможно оценить.

ПУТЧ – ПЕРЕВОРОТ – РЕВОЛЮЦИЯ

В нашей работе встречались разные термины, характеризующие события августа 1991 года: путч, переворот, революция. Но мы думаем, что никакого противоречия тут нет.

«Путч» и «переворот» – слова-синонимы, просто слово «путч» было заимствовано из немецкого языка. 19 августа группой заговорщиков был совершен государственный переворот. Большинством очевидцев он был воспринят отрицательно. В Москве тысячи людей открыто выступили против. Люди из «глухомани» в основной массе сочувствовали защитникам свободы. Это видно и из источников, найденных нами.

То, что произошло после поражения путча, можно назвать революцией, потому что жизнь в стране коренным образом изменилась.

Революция – это длительный процесс. Перемены длились долго – как в политике, так и в экономике. В 1993 году наступил новый кризис, но в декабре того же года на всенародном референдуме была принята Конституция РФ.

Нам хотелось бы еще раз вспомнить одну запись из дневника H.A. Макарова: «Наверное, через много лет ученики средних школ будут так же путаться, изучая историю России, как путаются они теперь при изучении истории Франции. Даже мне, проработавшему год учителем истории и, кроме того, читавшему исторические романы и прочие письменные свидетельства французской жизни XVIII–XIX веков, так и не удалось с точностью установить, сколько там было республик, империй, монархий и всевозможных реставраций и революций».

Сравнивая строки из учебников о советском периоде и ту жизнь, которая нас окружает, мы можем сделать вывод, что сейчас идет процесс реставрации. Параллели очевидны: сельсовет – сельская администрация, Верховный Совет – Государственная дума, КПСС – «Единая Россия». Названия разные, а функции, по сути, одинаковые.

Что ж, такова судьба всех революций, что давно доказано историей.

Личные документы

Отечеством их был Кронштадт
Анна Вохмянина

Омутнинск, Кировская область, научный руководитель С.Н. Гунбина

Дневниковые записи бывшего балтийского матроса, моего родственника, жителя поселка Омутнинск Вятской губернии (ныне Кировская область) проливают новый свет на события столетней давности.

Хотя Савватеев передает только свои личные впечатления, мне кажется, что его записи передают настроения подавляющего большинства моряков Балтийского флота той поры. Являясь «винтиками» единого корабельного организма, многие матросы, я думаю, видели то же самое, думали о том же, переживали так же.

Ценность «Дневников» еще и в том, что Савватеев описывает быт матросов, трудности несения службы, правила и обычаи морской среды и многое другое.

О САВВАТЕЕВЕ, ЕГО ЖИЗНИ И ДНЕВНИКАХ

Николай Макарович Савватеев родился в Омутнинском заводе 6 декабря 1878 года в старообрядческой семье. Отец, в молодости нагревальщик пудлингово-сварочного цеха, а впоследствии штейгер на руднике, содержал большую семью (15 человек детей, шесть из которых умерли в раннем возрасте). Как старовер он не отпускал детей в школу, но, зная грамоту, «самоуком» организовал обучение в семье, когда старшие дети учили младших. Букварь заменяла Псалтырь. «Я на ученье шел туго, – записал позднее Николай Макарович, – но прошел все 20 кафизм Псалтыри. Писал недурно, но арифметики почти нам домашняя школа не дала. Даже в таблице умножения понятия не имели. А цифры гнули».

К ведению дневниковых записей Николай приступил с 16 лет. Произошло это вполне естественно. У староверов не было метрических книг, и Савватеевы, как и многие омутнинцы той поры, имели обычай записывать даты рождения и смерти своих родственников, чтобы затем молиться за них. Поэтому в семье кто-нибудь обязательно вел такие записи. Такие «помянники» часто сопровождались дополнительными сведениями. Появлялось нечто похожее на дневник. Предшественником Николая в ведении таких записей был его брат Иван (1876 г.р.), который отличался редкими способностями к чтению и письму. Именно он и стал вести дневник. Жизнь его оборвалась в восьмилетием возрасте и, хотя он много оставил после себя записей, «время все унесло».

Проработав несколько лет на заводе купорщиком сортового железа, в ноябре 1897 года Николай был призван на военную службу. После полуторамесячных тягот в сырых казармах Кавалерийского манежа 1 февраля 1898 года он попал в Кронштадт.

В годы матросской службы, затянувшейся более чем на восемь лет, Савватеев продолжал вести дневниковые записи. Николай попал на броненосец береговой обороны «Адмирал Сенявин», но первые два года состоял в качестве ученика школы минных машинистов, которая относилась к 8-му флотскому экипажу. Каждый день в записной книжечке он набрасывал памятку дневных происшествий, а когда выдавалась свободная минута, садился и записывал все более подробно в особую тетрадь, производя при этом литературную обработку текста. Его записи примечательны еще и тем, что имеют старославянскую орфографию. Во время службы на флоте Николай стал свидетелем многих ярких событий. Самые впечатляющие из них – Цусимский поход и японский плен. До самой смерти осталась у него сильнейшая любовь к морю.

При советской власти Н.М. Савватеев по совместительству преподавал механические работы в школе ФЗУ. Он продолжал делать ежедневные заметки, периодически приводя их в порядок и литературно обрабатывая. Эти тетради с обработанными записями Николай Макарович называл «Книгами», которые нумеровал. После его смерти эти «Книги» были сложены в несколько холщовых мешков, и многочисленные родственники брали по одной-две тетради в качестве сувенира.

Моему деду Виталию Николаевичу Вохмянину, который приходится Николаю Макаровичу внучатым племянником, удалось собрать все тетради (в количестве семи), относящиеся к периоду военной службы. Они датированы 1935 годом. Именно тогда Савватеев переписал свои матросские тетради, оставив себе их копии. Оригинальные же записи, по-видимому, с записными книжками, были отосланы писателю Новикову-Прибою, работавшему над своим знаменитым романом «Цусима». Впрочем, переписывание дневников сопровождалось литературной доработкой, добавлением выплывших в памяти подробностей и т. п. Именно этим можно объяснить существование разных дневников схожего содержания.

Три года тому назад, роясь в старых бумагах деда, я обнаружила тетрадь-книгу Николая Савватеева с обработанными записями 1940–1941 годов, а также две записные книжки 1935 и 1936 годов. Кроме рукописного материала у моего деда и его брата хранятся фото Н.М. Саватеева, а также его матросская роба и ленточка от бескозырки с надписью «Адмирал Сенявин».

ОМУТНИНСКИЕ БАЛТИЙЦЫ

Николаю Савватееву запомнился следующий эпизод. Однажды к ним на занятия по слесарному делу (он был учеником школы минных машинистов) пожаловал начальник Балтийского флота великий князь Алексей Александрович. Проходя мимо работающих, князь спросил заведующего школой капитана 1-го ранга Давыдова: «Каких людей вы набираете в школу?» – «Исключительно от сохи, – не задумываясь, ответил тот. – И через два года делаю из них минных машинистов, вполне удовлетворяющих запросы флота». Хвастливое заявление заведующего резануло слух молодого матроса. «В действительности, – записал в дневнике Савватеев, – ученики были не от сохи, а от заводов. И если и были деревенские, то они в деревнях работали или молотобойцами, или машинистами, хотя бы на маслобойках, но не от сохи».

Справедливость этого замечания находит подтверждение в книге Ф.Ф. Раскольникова «Кронштадт и Питер в 1917 году». «Пролетарское прошлое огромного большинства судовых команд, – пишет автор, – эта связь матросов с фабрикой и заводом придавали им особый социальный облик, налагали на них рельефный пролетарски-классовый отпечаток, выгодно отличавший их от сухопутных солдат, рекрутировавшихся главным образом из деревенской мелкой буржуазии».

Получается, что, попадая на флот, бывшие мастеровые не только впитывали в себя матросский дух, но оказывались в родственной им по духу обстановке. Чтобы прояснить вопрос о сродстве моряков и фабричных рабочих, мы постарались выявить имена тех омутнинцев, кто служил на российском флоте на рубеже XIX–XX веков. Во многом помогли «Дневники» Савватеева и не только они. Дневниковые записи мы сверяли с материалами переписей населения за 1897 и 1917 годы, а также с посемейным списком Никольской старообрядческой общины Омутнинского завода за 1917 год. Выписки в свое время были сделаны в госархивах Ижевска, Кирова и Омутнинском загсе и ныне находятся на станции юных туристов Омутнинского района. В результате удалось выявить не только имена и отчества, но и годы рождения интересующих нас людей. Вот хотя бы некоторые имена.

– Веселухин Андрей Иванович (р. 1868) – служба его проходила в 1890–1896 годах. Известен тем, что, будучи матросом, вместе со своим кораблем совершил кругосветное плавание.

– Катаргин Илья Степанович (р. 1874) на рубеже веков служил на «Полтаве» машинистом, в 1910-е годы – один из первых рабочих машинного отделения первой Омутнинской электростанции.

– Шутов Семен Никифорович (р. 1878) призывался вместе с Савватеевым; сначала попал на «Аврору», где служил при командире корабля в качестве посыльного, а затем за провинность переведен на броненосец «Александр I» и дослуживал на Черном море.

– Савватеев Николай Макарович (1878–1946) – минный машинист броненосца береговой обороны «Адмирал Сенявин», участник Цусимского сражения, более полугода отсидевший в плену, работавший впоследствии в механическом цехе на руководящих должностях.

– Самоуков – матрос крейсера «Дмитрий Донской», участник Цусимского сражения, после японского плена вернувшийся в Омутнинский завод.

– Толстошеин Николай Афанасьевич (р. 1893) был призван на службу во флот в начале 1910-х годов. Во время Первой мировой войны – кочегар на крейсере «Аврора». Участник октябрьских событий.

– Курбатовы Михаил Иосифович (1892–1973) и Павел Иосифович (р. 1894) проходили службу на броненосце, участники Первой мировой войны, по возвращении принимали активное участие в установлении власти большевиков в Омутнинске, в дальнейшем Павел – советский партийный работник, Михаил – токарь в механическом цехе; после пятилетней ссылки Михаил стал совершенно религиозным человеком (беспоповец поморского согласия).

Все перечисленные люди были не только земляками. Их связывал завод, на котором они трудились, а также родственные связи и старообрядческие (как правило, беспоповские) корни.

ALMA MATER БАЛТИЙСКОГО МАТРОСА НАЧАЛА XX ВЕКА

Если попытаться создать портрет моряка-балтийца начала XX века, то надо представить себе, чем же для них был город Кронштадт?

Федор Раскольников, бывший мичман Российского флота, пишет о городе: «Прежде всего, Кронштадт – это военная крепость, защищающая подступы к Питеру с моря, и вместе с тем главная тыловая база Балтийского флота. В Кронштадте с давних пор были сосредоточены различные специальные школы, эти своего рода факультеты матросского университета. Если, с одной стороны, Кронштадт исполнял культурную миссию, то, с другой стороны, он был и тюрьмой. Уже один внешний вид города производил мрачное, угнетающее впечатление. Это какая-то сплошная, убийственно однообразная казарма. И в самом деле, едва ли где людям приходилось столько страдать, как в Кронштадте…»

Совсем иное находим у Савватеева. «Идя по заливу, – записал он свои первые впечатления в феврале 1898 года, – мы увидели впереди себя родной город моряков. Порт Кронштадтский. Резиденция Балтийского флота. Остров Котлин. Слева торчали многочисленные мачты разоруженных военных и коммерческих судов. Вступили в город. Он показался маленьким, светленьким, простым. В нем почувствовал я себя, как дома…».

Так уже с первых шагов по городу у Савватеева возникло чувство принадлежности к этому месту, в дальнейшем оно только крепло. Особенно остро эта близость с городом переживалась во время возвращения из плавания. В такие минуты Савватеев, подобно многим другим морякам, испытывал душевное волнение. Так при возвращении из своей второй кампании он записал:

«Отряд час за часом оставлял острова и маяки,

двигался по спокойному морю. Матросы

на все смотрели, запечатлевая все в памяти своей.

Иные много раз проходили здесь и дням[и] и ночам[и],

иногда и[в] бурную погоду бушующего моря…

Отряд завидел Кронштадт…».

Молодых матросов Кронштадт сразу же поражал своей вольницей: «Улицы нас удивляли. Ни шумом, ни движением, ни постройками… В этом городе больше всего виднелись матросы, идущие и едущие на извозчиках. Попадались матросы, идущие в обнимку. Шатались, пели песни… Стоявшие на посту городовые не унимали их. Встречались и офицеры. Матросы им козыряли мало-мало и ладно, не так как в Петербурге солдаты, которые тянулись перед своим начальством…»

Если кто-то был свободен от вахты и других работ, то обязательно уходил гулять в город. Тут достаточно было только поставить в известность дежурного. Присутствие матросов в городе особенно чувствовалось в праздничные дни. После первого же проведенного в городе праздника Николай записал: «Матросы в нем вели себя по-домашнему – мало отдавали чести армейским офицерам, выпивали, ездили на извозчиках. Улицы Павловская, Господская, Екатерининская, Посадская и Козье болото ими были наводнены. Многие на Козьем болоте торговали».

Остававшиеся в казарме были предоставлены сами себе. «Кто предавался сну, накрывшись шинелью. Кто писал, читал, разговаривал. Кто шил на машинке… Также сидели кое-где сапожники. Все это по своему желанию… Вечером зажигали газ. Матросы кучками сидели на койках. Вели разговоры, шутили, смеялись. Выпивали, пели. Играли на гармониях и струнных инструментах». Уходившие в город обязаны были вернуться к вечерней поверке («справке»). Приходили и сильно пьяные, которых заботливо укладывали в постель. После поверки – пение общей молитвы. «Пьяненькие [молитву] особенно усердно тянули. И так тянули, что и не остановишь», – вспоминал Савватеев. Отбоя как такового не было. После молитвы не обязательно было ложиться, главное было не шуметь. Именно на сон грядущий начиналось чаепитие и самые интересные истории о городских приключениях.