Текст книги "Горячие точки"

Проезжая по набережной реки Кабул (наши прозвали ее – Кабулка, так как большую часть года эта река являла собой неширокий и мутный, пахнущий нечистотами ручеек), мы наблюдали прелюбопытную картину.

Идущая перед нами прекрасная, сверкающая перламутром «тойота» новейшей модели наехала на нищего, который перебегал дорогу. «Тойота» остановилась (мы тоже), и из-за руля неспешно вышел красиво и чисто одетый мордатый афганец. К нему, грохоча подкованными высокими военными ботинками, уже мчался постовой полицейский с жезлом регулировщика в руках и в белой портупее.

– Ну, сейчас он даст ему прикурить! – злорадно сказал Коля. – Видишь знак: здесь переход, водитель должен был остановиться и пропустить пешехода!

Однако, к нашему удивлению, регулировщик, подбежав к «тойоте», стал бить ногами пытающегося отползти в сторону нищего. Наконец потерпевший сумел встать на четвереньки. Под крики моментально собравшейся толпы зевак и улюлюканье грязных, беснующихся мальчишек, подволакивая ногу, сопровождаемый пинками и бранью полицейского, он выполз на тротуар и проворно юркнул куда-то в переулок.

Закончив на этом разбор дорожно-транспортного происшествия, полицейский подскочил к владельцу «тойоты», который озабоченно осматривал слегка треснувший пластиковый бампер и фару. Судя по жестикуляции, полицейский извинялся за недосмотр и выражал сочувствие по поводу причиненного новенькой автомашине ущерба.

Не поворачивая головы и не глядя на полицейского, владелец «тойоты» вытащил бумажник, достал несколько купюр и небрежно опустил их «в пространство» – в сторону полицейского. Представитель транспортной полиции сделал неуловимое движение, и деньги исчезли в кармане его форменного серого френча. Инцидент был исчерпан. «Тойота» укатила. Полицейский мгновенно обрел облик озабоченного службой неприступного стража порядка и строго огляделся. Собравшаяся толпа стала рассасываться: больше ничего интересного не предвиделось. Одернув френч, регулировщик прошелся туда-сюда, а затем, вдруг потеряв всякий интерес к службе, помахивая жезлом, не спеша подался в сторону дуканов, где прямо на улице в мангалах дымились шашлыки.

– Во дела! – покрутил головой Долматов.

– Обычное дело, – отозвался переводчик Слава и пояснил, – у нас в Душанбе примерно то же самое. Просто за рулем был богатый и уважаемый человек. Таких на Востоке не обижают зазря…

Дорога была гладкая и пустая. Изредка навстречу нам попадались перекошенные набок, ободранные и забитые до отказа пригородные автобусы, зловонно чадящие убогие грузовики, пикапы.

Потом дорога постепенно стала подниматься, горы приблизились, мы въехали на перевал. Справа в долине синело большое озеро. На его берегу виднелись какие-то машины и механизмы. Нам уже рассказывали, что примерно год назад афганцы зачем-то попросили у нас понтонное оборудование. Им был передан целый понтонный батальон. Именно эти машины стояли и ржавели на берегу озера Карга. Зачем афганцам понадобились здесь понтоны? Непонятно.

Где-то в этих местах около полутора месяцев назад бандиты прихватили французских туристов. Машину потом нашли, а людей и вещи – как корова языком слизнула. Никаких следов. Что с ними стало, какие мучения бедняги претерпели перед смертью – одному Богу известно.

На самом верху перевала стоял пост: деревянная будка, шлагбаум. На звук приближающейся машины из будки неторопливо вышел солдат-афганец с карабином за спиной и стал нам махать рукой, предлагая остановиться. Подойдя к притормозившему в туче пыли (мы съехали на обочину) «жигуленку», солдат вдруг стащил с плеча карабин, наставил его на нас и с истошным криком: «Др-р-э-э-э-ш!» («Стой!») сделал выпад, как в штыковом бою, ткнув стволом чуть ли не в щеку сидевшего за рулем Коли.

Поведение солдата могло бы выглядеть для нас необычным и даже агрессивным. А свое дурацкое «Дрэш!» солдат вообще не успел бы произнести. Готовый к бою автомат лежал у меня на коленях, прикрытый курткой, и я мог бы моментально срезать этого клоуна, как только он потянулся за карабином. Но дело в том, что повадки местных военнослужащих нам были уже знакомы, поэтому мы спокойно сидели на своих местах и приветливо улыбались. На всякий случай я все же направил на солдата невидимый для него ствол своего автомата, а палец держал на спусковом крючке: вдруг он переодетый «ихван».

Однако солдат посчитал свою миссию по охране перевала и проверке всех проезжающих мимо машин на данный момент полностью выполненной, заулыбался, закинул карабин за спину и тут же жестами попросил у нас сигарету. Из будки выскочил в грязной нательной рубахе еще один солдат, который тоже получил сигарету.

Мы уже спускались с перевала. Я обратил внимание на то, что по склонам гор справа и слева, параллельно друг другу, как ступеньки, тянулись обработанные узкие участки земли с какими-то насаждениями. Кое-где виднелись сгорбленные фигурки крестьян, одетых в просторные светлые рубахи и такие же штаны. Потом я узнал, что эти участки земли называются террасы. Из-за недостатка пригодных к земледелию площадей местные жители долбили эти террасы в скалах, потом таскали туда землю в мешках, удобрения и прочее. Адский труд!

Наконец за очередным поворотом перед нами открылась привольно раскинувшаяся в чаше гор прекрасная зеленая долина. Из-за крон огромных деревьев выглядывали крытые красной черепицей и оцинкованным железом крыши каких-то дворцов.

– Это и есть дачи? – спросил я у Коли. – Ничего себе!

– О-о! Ты еще внутри посмотришь – ахнешь! – довольно смеясь, ответил Коля.

Петляя по узкой дороге между высокими глухими заборами, мы подъехали наконец к нужной нам даче. Там нас уже ждали.

Ворота открылись, и мы заехали во двор. Обливаясь потом, вылезли из раскаленной на солнце, пышущей жаром машины и осмотрелись.

Если где-то и был рай на земле, так это – здесь.

Перед нами стоял двухэтажный белокаменный дворец с колоннами, башенками и лепниной. Вокруг здания росли огромные деревья, раскидистые кроны которых давали спасительную тень и прохладу. В ветвях пели какие-то птички. Перед фасадом дома – просторная асфальтированная площадка. От площадки вниз по склону – дворец стоял на небольшом холме – вела широкая каменная лестница с перилами. По склону шли заросли немного запущенного плодового и декоративного кустарника. От цветников легкий свежий ветерок доносил благоухание роз. А внизу виднелась окаймленная вековыми деревьями Огромная круглая лужайка, засаженная газонной травой. Ее пересекал неширокий чистый ручей. Вся эта благодать была окружена высоким каменным забором с непременной колючей проволокой и битым стеклом по гребню.

На ступенях дворца нас встречал сам начальник объекта – полковник Хабиби. Лет сорока пяти-пятидесяти, с седыми висками и умными живыми глазами на смуглом худощавом лице, среднего роста, с хорошей военной выправкой, он выглядел внушительно и производил весьма приятное впечатление.

Приветливо улыбаясь, полковник поздоровался с нами за руку. Представились по именам. Беседа велась через переводчика Славу, который бойко лопотал на дари. Полковник представил нам и своего заместителя – худощавого капитана лет тридцати пяти. Звали его Ясир. «Рожа хитрая, глазки бегают, в глаза не смотрит. Прохиндей!» – решил я про себя.

Затем подошли еще двое сотрудников объекта: молодые ребята в военной форме без погон. Оказалось, что оба они хорошо говорят по-русски. Один – Абдулла – закончил в Союзе машиностроительный институт. Второй, по имени Ахмад, тоже учился у нас, но с началом событий в Кабуле в прошлом году был отозван партией для работы в контрразведке.

Афганцы были настроены дружелюбно. Обращались с нами очень уважительно, что было весьма приятно. Они услужливо подливали в бокалы холодную газировку, оказывали всяческие знаки внимания.

Рамазан еще не кончился, поэтому пить воду пришлось нам одним. Афганцы постились.

Мы обсудили технические вопросы процесса обучения, время начала и окончания занятий, с учетом того, что курсанты уже работают и проводят самостоятельные операции. Договорились, что заниматься будем пять раз в неделю. Два дня не занимаемся. В пятницу – «джума» – выходной день у афганцев. А в воскресенье – выходной день у нас.

Полковник заявил, что посещаемость занятий будет стопроцентной, так как курсанты направлены на учебу приказом самого министра безопасности Асадуллы Сарвари. Человек он строгий, требовательный, любит, чтобы все его приказы исполнялись точно и в срок.

В то, что министр безопасности требователен и строг, я охотно поверил, так как кое-что о нем слышал. Недавно в одной воинской части в провинции Джелалабад был очередной мятеж, который, кстати, достаточно быстро подавили. Но факт сам по себе был очень неприятный. Сарвари лично прилетел туда для разбирательства.

Уцелевших мятежников в окружении конвоиров построили перед министром. Их было человек тридцать. Сарвари прошел вдоль строя, вглядываясь в лица испуганных и ободранных солдат, что-то вполголоса коротко спрашивал. Следом за министром, чуть поодаль, следовала охрана и местное руководство. Там же был наш партийный советник и переводчик.

Вдруг Сарвари резко повернулся и выхватил из рук ближайшего к нему охранника автомат, клацнул затвором. Все шарахнулись в сторону.

Широко расставив ноги, Сарвари с бедра, веером, стал поливать из автомата мятежников. Когда кончились патроны, министр отбросил дымящийся автомат в сторону и, ни на кого не глядя, быстро пошел к машине. Вслед за ним поспешила свита. Конвоиры, восприняв действия Сарвари как приказ, добили оставшихся в живых.

Да, министр был строг! Поэтому на занятия уж точно будут приходить все.

А между тем в разговор влез наш Коля и стал рассказывать о подготовленном им плане теоретических занятий.

От нечего делать я стал рассматривать гостиную.

Напротив на стене висели два огромных фотопортрета Тараки и Амина. Изображения вождей нам уже примелькались, так как были развешаны по всему Кабулу.

Тараки изображался красивым (в восточном понимании этого слова) и мудрым пожилым мужчиной с благородной яркой сединой на висках, черными густыми бровями и толстыми могучими усами. Неизменно вид у него был очень нарядный, внушительный и одновременно добрый. Морщин на лице не присутствовало. На щеках – румянец. Направленный чуть в сторону и вверх взгляд – пронзительный и мечтательный, как бы пронизывающий времена и пространства, видящий то, что недоступно простым смертным. Встречались плакаты, где Тараки был с румяным и упитанным ребенком на руках в обрамлении ярких цветов на фоне голубого неба.

Впоследствии я воочию убедился, что парадные портреты всегда лгут. На самом деле Тараки внешне был малопривлекателен: глубоко посаженные глаза с желтоватыми белками, под глазами набрякшие мешки, рябое лицо (про таких у нас в деревнях говорят: «Черти на морде горох молотили!»). Когда вождь улыбался, то являл на обозрение огромные, кривоватые, широко отставленные друг от друга и желтые от никотина зубы. На голове редковатые, забитые перхотью и пегие от седины, как окрас у миттельшнауцера – «соль с перцем», – волосы.

Амин на портретах выглядел более скромно, но тоже красиво. Умный, понятливый и преданный «отцу народа» взгляд, приятный и горделивый разворот головы, аккуратная стрижка слегка вьющихся, красиво уложенных волос. На губах – мудрая и ласковая полуулыбка. Определение «мудрый и преданный» так и напрашивалось при виде его портретного изображения. Вместе с тем, присмотревшись, можно было уловить в чертах лица Амина некие признаки хитрости, изворотливости, склонности к быстрому принятию решений и настойчивости в достижении поставленных целей. Таким он и был. Умный, изворотливый, подхалимистый и одновременно беспощадный и мстительный, самовлюбленный и властолюбивый до крайности. Настоящий образчик восточного тирана. Такому поперек дороги не становись – сожрет с потрохами и не пожалеет на это ни времени, ни средств!

Однако таких подробностей я, естественно, тогда еще не знал и поэтому просто глазел на портреты и прислушивался к беседе.

Сказать по правде, я не знал, как себя вести с нашими афганскими партнерами, так что от активного участия в разговоре решил воздерживаться. Сначала нужно отработать себе линию поведения, а потом уж ее реализовывать на всю катушку. Так что я просто сидел, слушал, запоминал, наблюдал за реакцией собеседников, пытаясь составить свое мнение о партнерах, определиться в отношении к ним. Во мне говорил контрразведчик, который попал в общество представителей иностранной спецслужбы. И хотя на данный момент предполагалось, что они как бы дружественно к нам настроены и мы являемся партнерами, неизвестно, что будет потом: будущее туманно и непредсказуемо.

Тут за окном послышался шум подъехавшей машины. Это был автобус с нашими курсантами.

Когда мы спустились на асфальтированную площадку у центрального входа, курсанты уже ожидали нас, построившись в две шеренги. Это были молодые худощавые ребята примерно одного возраста: от двадцати до тридцати лет. Все были одеты в полевую военную форму, на ногах – армейские башмаки. Полковник Хабиби пояснил, что впредь – в целях конспирации – курсантов будут привозить сюда в гражданской одежде, а здесь они будут переодеваться в военную форму. Возражений не было.

Выйдя перед строем, Долматов встал по стойке смирно, молча обвел взглядом лица курсантов, а затем хриплым, отрывистым командирским голосом прокричал:

– Здравствуйте, товарищи курсанты!

Все присутствовавшие при звуках внезапно прозвучавшей команды приосанились, тоже стали смирно. Наш бородатый Слава бойко, стараясь повторить интонации, тут же перевел с русского на дари. Курсанты, показывая знание азов начальной строевой подготовки, нестройно и неразборчиво, но с энтузиазмом ответили на приветствие.

– Поздравляю вас с началом занятий! – продолжил на той же ноте неутомимый Долматов.

Строй отозвался чем-то вроде нашего «Ура!»

Глава 10

Занятия начались в тот же день.

Хитроумный и опытный Долматов решил сразить всех сразу наповал, начав процесс обучения с так называемой «показухи» – показательного занятия, в ходе которого мы должны были вместе с ним продемонстрировать то, чему мы научим наших подопечных.

Мы скинули с себя гражданскую одежду и облачились в нашу легкую, ладно и крепко сшитую спецназовскую форму.

Построив курсантов кружком на лужайке (чуть в отдалении стал полковник Хабиби со своей свитой), Долматов хриплым и бодро-мужественным голосом, с паузами для перевода, рассказал, что ровно через месяц мы сделаем из курсантов суперменов, которые будут владеть не только необходимыми для контрразведчиков теоретическими познаниями, но и станут неотразимыми бойцами, настоящими мастерами рукопашного боя, перед умениями которых померкнут даже каратисты-попрыгунчики из японских и китайских фильмов.

После краткого вступительного слова мы перешли к демонстрации того, чему грозились обучить притихших афганцев.

Для начала Долматов продемонстрировал на мне различные способы силового задержания противника: «загиб руки за спину» и прочие «цветочки». А потом пошли «ягодки». Я нападал на Долматова с кулаками, пытался ударить его ногой, а он ловко, как бы играючи, отражал все мои удары, с бросками и завершающими ударами ногой. Проводя каждый прием, Долматов громко пояснял, что и как он делает. Слава добросовестно переводил.

Потом мы показали притихшей аудитории рукопашный бой-спарринг, в котором я, естественно, получил кучу гулких впечатляющих ударов, несколько раз был повергнут на землю, но неизменно после очередного практически «смертельного» удара красиво вскакивал и нападал вновь.

Наконец, после очередного удара, от которого в очередной раз оказался на земле, я якобы впал в бешенство: вскочил, затравленно огляделся вокруг, кинулся к сложенным под деревом нашим вещам и оружию и выхватил из ножен финку. Наши легковерные зрители ахнули, испуганно загалдели и попятились назад. А я с мерзкой и кровожадной улыбкой прирожденного убийцы-живореза стал приближаться к Долматову, угрожающе жестикулируя и размахивая сверкающим на солнце остро отточенным лезвием ножа. Нас бросился «разнимать» наш «подсадной» – переводчик Слава. Однако я сделал в его сторону выпад, и Слава отбежал на безопасное расстояние.

Долматов весьма артистично изобразил на лице и во всей своей фигуре страх и стал пятиться от меня. С победным ревом я вскинул нож и бросился на него… и в тот же момент в ходе четко проведенного приема (шаг вперед, пригнувшись, под удар, левая рука вверх, защита, остановка и захват руки, одновременно маховый удар ногою в пах – и-и-и р-р-аз! – резкий поворот, бросок через плечо – и-и-и два! – завершающий удар ногой по ребрам – и-и-и три!) оказался на земле.

Вуаля!

Все произошло быстро, но очень четко и красиво, а главное – натурально. Я громко припечатался о землю, прихлопнув ногой и плашмя рукой. Уж что-что, а падать красиво и без травм Долматов научил нас хорошо.

На афганцев наш трюк произвел нужное впечатление. Они громко загалдели, но, не дав аудитории отвлечься на обсуждение увиденного, я быстро вскочил, нащупал в траве выскочивший из руки нож и снова кинулся на Александра Ивановича. Я варьировал удары, бил тычком, махом, сбоку, снизу, сверху. Но тщетно!

Каждый раз моя атака заканчивалась либо крепким захватом, либо эффектным броском, каждый раз я, вооруженный ножом, оказывался побежденным безоружным Александром Ивановичем.

Отражая мои атаки, Долматов не забывал пояснять свои действия (Слава переводил) и время от времени щедро обещал наши курсантам, что скоро они так же научатся бороться против вооруженного противника.

А я тем временем уже схватился за автомат с примкнутым ножевым штыком. Но и тут, все мои атаки штыком и прикладом оканчивались плачевно и пресекались Долматовым самым решительным образом.

А Александр Иванович уже приступил к показу способов бесшумного снятия часового: я расхаживал с автоматом на груди возле дерева, а он, применяясь к местности, подкрадывался и внезапно набрасывался на меня с ножом, с удавкой, без ничего, с голыми руками… Результат был всегда неизменным.

И вот наступило время заключительного аккорда.

Я, имитируя часового, стоял, прислонившись спиной к дереву, автомат в руках. Долматов подкрадывался ко мне. Но кустики кончились, дальше открытое пространство.

– Что делать? – вопрошает Долматов у курсантов. – На открытом месте он меня увидит и убьет из автомата! Курсанты не знали, что делать. Долматов прицелился в меня из пистолета, но отложил его:

– Стрелять не могу – противник услышит! Что делать? – продолжал он интриговать публику.

Затаившая дыхание публика не знала, что делать, но всем своим видом показывала уверенность в том, что находчивый Александр Иванович обязательно найдет выход из создавшейся ситуации. Ей-богу, эти ребята смотрели нашу «показуху», как кино! Краем глаза я успел заметить, что полковник Хабиби тоже с величайшим интересом следит за нашим представлением и, как и все, увлечен происходящим.

И тут Александр Иванович ставит красивую точку: он резко взмахнул рукой, и увесистый «НР» («Нож разведчика»), сверкнув кромкой отточенного лезвия, коротко прошелестел в воздухе (в-ш-ш-и-и-к!) и гулко воткнулся в ствол дерева в пяти сантиметрах от моей шеи! Все.

Потрясенное молчание. Взрыв оваций. Поклоны. Занавес.

Загалдев, курсанты сломали строй и подбежали к нам. Улыбались, жали руки. Попытались вытащить «НР» из ствола дерева, но – слабаки – не смогли: глубоко засел. Я небрежно, одной рукой выдернул нож и вложил его в ножны.

Тут подошел ко мне Слава-переводчик и сказал, что курсанты хотят пощупать, все ли ребра у меня сломаны. От себя он добавил:

– Они, кажется, думают, что у тебя вокруг туловища прокладки от ударов. Я благосклонно разрешил. Никаких прокладок, смягчающих удары, не оказалось, и ребра все были целы.

Прирожденный педагог Александр Иванович тут же обыграл ситуацию:

– Товарищи курсанты! Если вы будете нас слушаться, стараться и беспрекословно выполнять все, что мы вам скажем, вы станете такими же крепкими, как он! – жест в мою сторону, – и ни один враг революции вас не сломит!

Товарищи курсанты изъявили полнейшую готовность поступить в наше распоряжение, причем немедленно.

С переездом на виллу жизнь стала приятной и окрасилась разнообразными и яркими впечатлениями. Выезды в Пагман и занятия с контрразведчиками чередовались с выездами в город для изучения и разведки объектов, проработки маршрутов, вояжами по местным лавкам.

Учить афганцев навыкам рукопашного боя оказалось занятием достаточно трудным. Дело в том, что в их системе дошкольного и школьного образования практически отсутствует такой предмет, как физкультура. Поэтому у наших подопечных не было наработок мускульной памяти. Так что нам пришлось восполнять пробелы физического образования у наших курсантов и нарабатывать им эту самую мускульную память, координацию движений.

И вот наконец мы решили, что пришло время для обучения наших курсантов в спарринге. Отрабатывали прием «ма-ховый удар ногою в пах» и защиту от него.

Александр Иванович показал прием на мне. Он нанес удар, я, отступив правой ногой назад, прогнулся вперед, выводя корпус из-под удара, и одновременно поставил предплечьями крест-накрест защиту. Показали еще раз, в замедленном темпе. Потом я наносил удар, а Долматов защищался.

– Все поняли?

– Да, поняли.

Поставили группу в круг, лицами в середину, все наносили удар по воображаемому противнику, а я бегал по кругу, поправлял, потом все отрабатывали защиту.

– Ну что? – спросил меня Долматов, когда я подбежал к нему.

– Да так, в целом вроде бы усвоили, можно ставить в спарринг!

– Рановато, давай еще! Мне травмы не нужны!

И снова я, как борзой кобель, носился по кругу, показывал, объяснял, потом они наносили удары мне, а я ставил защиту. Потом я имитировал удар, а курсанты защищались.

Наконец Долматов потребовал внимания:

– Товарищи курсанты! Сейчас вы разделитесь на пары и будете отрабатывать удар друг на друге! Помните, что перед вами стоит не враг, а ваш товарищ по партии, по работе! Поэтому не бейте изо всех сил! Сначала все движения надо проделать медленно, чтобы вы их запомнили и чтобы мы могли вас поправить! Все поняли?

– Да… Поняли!

Я оглядел наших курсантов и заметил, что у некоторых из них появился в глазах нехороший азартный блеск, кое-кто сделал зверское лицо, оскалил зубы. Взглянув на их тяжелые военные ботинки с подковками, я успел подумать, что добром это не кончится. Хотел сказать Долматову, но не успел.

– Внима-а-ние. Пригото-о-овиться. Пр-р-р-ием!

И в следующий момент пять наших курсантов замертво свалились на землю. Скорчившись в три погибели, хватая широко открытыми ртами воздух, они катались, зажимая руками пораженные гениталии. Еще человек шесть потирали ушибленные бедра.

Ни хрена у них не получалось!

– Эх, эт-т-т-ить твою мать! – в сердцах воскликнул Александр Иванович. Поверженных бойцов мы отнесли на пригорок, поставили на колени, головой к земле, задом вверх.

– Чтоб кровь отливала от паха! – пояснил озабоченный Долматов. Мы приняли решение в ближайшем обозримом будущем, во избежание травм и кровопролития, занятия в спарринге пока не проводить. Пусть тренируются на воображаемом противнике.

– Все это хорошо, а вот как они у нас зачет будут сдавать? – спросил я. – Да и для работы им надо: ведь мужики служат и уже активно участвуют в боевых операциях!

– Да. Это вопрос! – задумчиво сказал Долматов.

– А я что говорю! Надо что-то придумать.

И тут я заметил, что Александр Иванович с интересом и как-то оценивающе приглядывается ко мне. Он с минуту помолчал, а потом заявил:

– Слушай, так они действительно ничему не научатся… Знаешь что… Давай они на тебе будут отрабатывать и удары, и защиту! Ну как, выдержишь? Хватит силенок?

Неожиданный поворот! Это что же, пусть меня калечат? А впрочем. Вряд ли эти валенки смогут это сделать даже при большом желании. А для меня будет хорошая дополнительная тренировка.

Я сказал, что силенок-то хватит, но лучше было бы переобуть наших курсантов в какие-нибудь тапочки.

– А то в ботинках им, нетренированным, будет тяжеловато бегать и заниматься.

Долматов заулыбался и, похохатывая, пообещал, что обязательно поговорит по поводу тапочек с полковником Ха-биби. Через два дня по указанию полковника Хабиби для наших курсантов были закуплены легкие спортивные тапочки – дешевые китайские полукеды.

Глава 11

Все шло своим ходом, однако одна мысль не давала мне покоя. Дело в том, что, занимаясь в Пагмане с нашими курсантами, я постоянно удивлялся, почему никто из нашей резидентуры не проявляет интереса к этим ребятам. А между тем наши курсанты являли собой идеальную вербовочную базу. Настроены просоветски, с хорошим общеобразовательным уровнем, уже занимают соответствующие должности в аппарате контрразведки, имеют реальные перспективы продвижения по службе! Ну что еще надо?

Я заговорил как-то на эту тему с Долматовым, однако Александр Иванович прямо заявил мне, что в этих делах особо не разбирается.

– Если хочешь, попробуй поработать с ними, – сказал он, – но имей в виду: если будет с твоей стороны прокол – пеняй на себя! В общем, здесь я тебе не советчик. Делай, как знаешь.

Я решил работать. Соберу, думал я, хотя бы первичные материалы на каждого курсанта: установочные данные, политические убеждения, место работы и должность, родственники, связи и прочее. Подготовлю фотографии, потом подработаю наиболее перспективных. И сдам все в резиденту-ру. Пусть они доводят до ума. А то жалко ведь! Пропадает такой контингент!

Работа у меня пошла хорошо. Афганцы мне полностью доверяли, как доверяют ученики преподавателям иностранного языка и тренерам. Я быстро перезнакомился со всеми и часто беседовал с ребятами «по душам»: с кем на русском языке, с кем на английском, с кем через переводчика Славу, который, кстати, тоже мне здорово помогал.

Курсанты рассказывали мне много интересного не только о себе, но и о своей работе, о некоторых конкретных делах, об оперативной обстановке в городе и его окрестностях, о политической ситуации, как они ее понимали.

Оказалось, что все они практически круглосуточно были задействованы в различных контрразведывательных мероприятиях, причем основная работа заключалась в поиске и арестах так называемых «врагов народа» – «парчамистов». Операции шли по накатанной дорожке: сигнал от агентуры, засада по месту жительства и в местах вероятного появления, захват «парчамиста», короткий допрос, обыск в доме, расстрел. Если дом хороший – его конфисковывали в пользу государства вместе со всем содержимым (составление описи и т. д.), а если хибара – сжигали к едрене фене!

– А как же жена, дети, родственники? – спрашивал я.

– Так они же тоже враги народа, были все заодно… – отвечали курсанты, удивляясь про себя непонятливости своего любопытного советского друга, – кого тоже под расстрел, а кого в тюрьму Пули-Чархи. Неизвестно еще, что лучше!

На одном из занятий мы учили афганцев работать с удавкой. Как всегда: нападение, защита. А на следующий день один из курсантов, думая, что делает мне приятно, похвалился:

– Вчера ночью мы ловили одного опасного «парчамиста». Раньше майором был, а потом перешел на нелегальное положение. Он хотел убежать через двор, а я наискосок, через крышу сарая, а потом как прыгну на него сверху! И удавкой, как вы учили! У него аж глаза повылезали, а язык вылез вот на столько! Здорово! Мне потом все ребята завидовали. И начальник похвалил!

Во дела! Конечно, с одной стороны, это хорошо, что наша наука не пропадает даром, но. во всем этом было что-то не то. Ведь в принципе то, чему мы обучали наших курсантов, они должны были использовать против вооруженного противника, в боевой обстановке или хотя бы в ситуации, приближенной к боевой! Хотя. С другой стороны, если вдуматься, то обстановка здесь и так приближенная к боевой. По ночам да и днем стреляют. Рвутся мины-сюрпризы. То тут, то там диверсии, поджоги. Контрреволюция! Против существующего режима идет война и в полевых, и в городских условиях. Конечно же, под эту марку списываются и другие дела: борьба за власть среди лидеров режима, личные амбиции, партийные склоки… Это все ясно: нет человека – нет проблемы! Короче говоря, получается, что лес рубят – щепки летят. Наверное, и у нас в свое время так было… Кучу народа зазря положили. Во имя принципов и святых идеалов. Можно ли иначе? Наверное, можно. Но ведь все это не зависит от конкретных исполнителей, от рядовых бойцов, от людей, которые посланы приказом и которые связаны присягой и погонами. Во все времена приказ командира – закон для подчиненного. За неисполнение приказа в боевых условиях – позорная смерть.

Эх. Здесь сам черт ногу сломит. Как прав был товарищ Сухов, когда он говаривал: «Восток – дело тонкое!»

Ну ладно. Посмотрим с другой стороны. Афганистан граничит с Советским Союзом. Нам небезразлично, что здесь происходит. Если нынешний режим удержится на плаву – хорошо для нас. А если не удержится? А если к власти придет проамериканский режим? Тогда все ясно. Американцы наверняка разместят здесь свои ракеты средней дальности, которые будут простреливать всю нашу европейскую территорию. Из Ирана-то их выкурили! Надо наверстывать… Кроме того, у американов появится прекрасная возможность мутить воду в наших, и без того не очень-то чистых, среднеазиатских республиках. Там и без них творится черт знает что. Таким образом, находясь здесь и способствуя укреплению нынешнего режима, мы фактически защищаем свою страну. Ведь хоть все и бубнят про разрядку, а холодная война продолжается полным ходом. Есть НАТО, есть потенциальные противники, есть и главный противник. Вон, американские «зеленые береты» пристреливают свои новые автоматические винтовки с «прыгающим патроном» по овцам, прикрытым попонами из русского солдатского шинельного сукна. Мол, чтоб все было, как взаправду, и как поведет себя новый боеприпас в живой плоти под шинелью.

Так что с этой стороны все в порядке. Афганистан – это зона наших государственных интересов. Поэтому мы здесь.

Хотя – невинных людей все-таки жалко.

Глава 12

А на местном политическом горизонте сгущались мрачные тучи, предвещавшие крепкую грозу, перемену ветра и обязательное в таких случаях обильное кровопускание.

Улыбающийся с многочисленных портретов в присутственных местах Хафизулла Амин упорно рвался к власти. Он ловил удобный момент, чтобы навсегда распрощаться с «вождем народа», «учителем и отцом» Тараки, скинуть его с партийного и президентского поста и взять всю полноту власти в свои руки.