Текст книги "Горячие точки"

Часа через два мы с Володей Быковским пошли прогуляться перед сном. Когда мы проходили мимо капониров, до нас донеслось нестройное пение. В холодном декабрьском воздухе пыльной Баграмской авиабазы, в самом сердце Афганистана диковато было слышать:

 
…Если б знали вы-ы-ы,
Как мне дороги-и-и
Подмоско-о-вные ве-че-ра-а-а!
 

Судя по чувственной выразительности исполнения и тональности голосов, певцы крепко поддали. Мы с Володей переглянулись и заулыбались: было и без слов понятно, что Титыч помирился с начальником авиабазы.

А самолеты из Союза все прибывали и прибывали…

С очередной волной к нашей группе добавилось еще несколько человек. Среди них Саша Звезденков, оказавшийся братом моего однокурсника по Высшей школе. Саша мне рассказал, что здесь затевается очень серьезное дело со стрельбой и кровью. И что в Центре многие сотрудники заранее отказывались сюда ехать. Один даже специально пошел на медкомиссию, чтобы доказать, что у него плохое здоровье и что его нельзя посылать на войну. Врачи дали заключение, что здоровье у него хорошее и что ехать можно. Тогда этот ухарь раздобыл где-то медицинскую справку о том, что у него на ногах плохо растут ногти, и сумел доказать, что с таким недугом его нельзя посылать в регионы с жарким сухим климатом. Комедия, да и только!

Глава 26

Когда я в очередной раз вышел из палатки прогуляться перед ужином, то обратил внимание на то, что ситуация вокруг капониров сильно изменилась. Небольшая площадка у входа оказалась огороженной колючей проволокой, над входом на кольях была растянута маскировочная сетка.

Я подошел поближе и увидел, что на площадке прогуливаются несколько человек в длинных солдатских шинелях без хлястиков. Одна из фигур показалась мне знакомой. Е-мое! Да это же Сарвари! Точно! Асадулла Сарвари собственной персоной! А кто же с ним еще? Ага! Вон маленький Гулябзой! Шепчется с каким-то мужичком среднего роста с очень темным лицом и толстым горбатым носом, который делал его похожим на тапира.

Я тогда еще не знал, что человек, похожий на тапира – Бабрак Кармаль, будущий президент Афганистана! Именно в тот день его и костяк будущего правительства Афганистана на одном из наших транспортных самолетов привезли в Баграм. Их сопровождали бойцы тогда еще мало кому известной группы «А». Даже мы тогда не знали о существовании этой группы, которую впоследствии будут называть «Альфой».

Тут Сарвари всмотрелся и узнал меня.

– О! – воскликнул он, – а ты уже здесь! А ребята ваши тоже здесь?

– Все здесь, товарищ Сарвари! – ответил я.

– Ну, тогда все хорошо! Мы победим! Вы уж постарайтесь как следует, мы будем вашими должниками до конца жизни!

Сарвари оглянулся и, понизив голос до шепота, сказал:

– Кровавый Амин должен быть жестоко наказан! Ему не место на земле! Ну ладно, увидимся еще.

Сарвари попрощался и отошел от меня. Я хотел тоже уйти, но ко мне приблизился какой-то парень: здоровенный, метра под два, одетый в нашу спецназовскую форму. Приглядевшись, я увидел, что у входа в капонир стоит еще несколько таких же крепеньких ребят. Но ни одного из них я, как ни странно, не узнавал. Ну не было у нас на КУОСе этих ребят! Да и вооружение у них было другое. На поясе – американские обоюдоострые штыки от М-16, «стечкины» с многочисленными подсумками, новые автоматы АК-74 с «прыгающими» малокалиберными пульками.

– Здорово! – сказал мне верзила.

– Привет! – ответил я.

Так я познакомился с Лешей Баевым– бойцом группы «А».

Мы долго темнили, выпытывая, кто есть кто. Я нутром чувствовал, что эти ребята из нашей «конторы», из КГБ, а понять, из какого подразделения – не мог. На «девяточников» вроде не похожи: те вальяжные, гладкие. в общем, другие. А эти – вроде нас. Боевики. Это сразу чувствуется.

Леша, естественно, тоже ничего конкретно не говорил. В конце концов мы все же уяснили, что мы из одной системы.

Ну и ладно. Не хочет говорить – не надо. И тут я сообразил, что Леша подошел ко мне вовсе не из простого любопытства, а из-за того, что я вступил в контакт с Сарвари. Судя по всему, эти ребята их охраняли. Чтобы не мучить людей, я прямо сказал Леше, что знаком с Сарвари еще с сентября и что помогал ему уезжать отсюда.

– А-а-а! Ну, тогда все ясно! – облегченно сказал Леша. – Только ты вот что. не ходи сюда больше, а то начальство зудеть будет. расшифровка, неприятности, то да се. И помалкивай, что их видел. Ладно?

Я возвратился к своей палатке, остановился у входа и закурил. Уже стемнело и стало прохладно.

А у меня из головы все не выходила неожиданная встреча с Сарвари, усиленные меры охраны группы афганцев у капонира.

Ну что ж, подумал я про себя, все ясно. Сарвари, Гулябзой и прочие с ними – это, судя по всему, новое правительство. Иначе что бы им здесь делать? А кроме того, если принять во внимание пребывание здесь наших ребят, «мусульманский батальон», прибывающие из Союза подразделения наших десантников с легкой бронетехникой.

Вывод напрашивается один: значит, очень скоро мы будем брать с боем Кабул и свергать Амина. Мясорубка еще та будет.

А между тем прибытие нового афганского руководства в Баграм ознаменовалось для нас хоть какими-то подвижками.

На следующее утро было собрано совещание, на котором Титыч, сверяясь по бумажке, распределил нас по БТРам «мусульманского батальона». Наша задача: познакомиться с командиром машины и экипажем, проверить боеготовность БТРа, быть готовым в составе экипажа в качестве старшего машины совершить марш-бросок по маршруту Баграм – Кабул с возможным ведением боевых действий в городе.

БТРы «мусульманского батальона» стояли в небольшой ложбине на окраине охраняемой зоны. Около них возились экипажи и приданные им отделения бойцов-пехотинцев. Я познакомился со своим экипажем. Это были солдаты срочной службы – молодые ребята восточной наружности, которые приняли меня очень радушно. Командир машины – сержант по имени Аслан рассказал, что он родом из Узбекистана, что его БТР находится в отличном техническом состоянии, а экипаж готов выполнить любую задачу. Я предложил завести машину. Водитель проворно вскарабкался на броню, скользнул в люк, запустил стартер, и двигатели взревели. Я тоже залез в БТР, сел на место командира, предложил проехаться туда-сюда. Насколько я мог судить, машина вроде была технически исправна. Я перебрался на место стрелка, покрутил в разные стороны пулемет. Все работает. Осмотрел инструменты, боезапас. Порекомендовал навести внутри порядок, сложить как следует патроны, гранаты, чтоб не валялись под ногами.

Ребята рассказали, что они раньше служили кто где – по разным войсковым частям Союза. Всех вместе их собрали в пригороде Ташкента, Чирчике, на базе десантно-штурмовой бригады. Там они получили оружие, БТРы и все прочее. Там же в течение нескольких месяцев проходили боевую подготовку. Как выяснилось, сюда они прилетели с теми же БТРа-ми, на которых учились ездить в бригаде. БТРы были уже явно не новыми, а скорее – старыми. И у меня возникли неприятные мысли по поводу того, что на боевое задание, причем очень серьезное, выделяют подержанную бронетехнику, мягко говоря, не первой свежести. Как впоследствии выяснилось, мои предчувствия по этому поводу оправдались.

А вечером того же дня в палатку к нам забежал Яша. Он был у нас преподавателем тактики на КУОСе, а теперь стал командиром нашего отряда. Небольшого росточка, крепенький, с лицом монгольского типа, очень приятный и компанейский мужик.

Поздоровавшись со всеми, Яша спросил:

– Ребята, кто из вас раньше бывал в Кабуле? Отозвалось несколько человек.

– А в чем дело?

– Вы на рекогносцировки ездили? – поинтересовался Яша.

– Конечно, ездили, – ответил я, – практически весь город исколесили и исходили.

– Это хорошо… А ни у кого, случайно, карты Кабула не осталось?

– У меня есть. – отозвался Боря из Воронежа, полез в рюкзак и достал небольшой буклет – туристическую карту Кабула.

Яша с интересом развернул буклет, стал рассматривать схематичные изображения улиц города и достопримечательностей.

– Да… – сказал он, – негусто, конечно. Хорошо… Через полчасика зайдите в «командную» палатку, там будет небольшое совещание. Послушаете. Может, что подскажете. Ладно?

Яша ушел, а мы вышли на улицу покурить и обсудить ситуацию.

– Ну и что это значит? – спросил Серега Чернота.

– Да. Мне особенно не нравится вопрос насчет карты, – отозвался Боря из Воронежа, – неужели у них нет карты города? Я ведь ее тогда летом купил как сувенир, а сейчас просто на всякий случай в чемодан бросил.

– Если нам придется воевать по туристической карте, то наше дело хреновое. – сказал отчаянный пессимист Володька Быковский.

– Ну что, полчаса вроде бы прошло? Пойдем, что ли?

Мы отряхнули щеткой от пыли сапоги (мартышкин труд:

кругом пыль, и сапоги после нескольких шагов снова приобрели свой прежний вид) и не спеша потянулись к «командирской палатке».

Там на складных алюминиевых стульях уже сидели офицеры из «мусульманского батальона», старшие некоторых наших подгрупп, какие-то незнакомые нам военные, несколько офицеров-десантников. Все были в солдатской форме и с солдатскими погонами. Лычка ефрейтора на погоне означала, что его владелец имеет звание от лейтенанта до капитана. Две лычки младшего сержанта обозначали звания от капитана до майора, сержант – подполковник, а старший сержант – полковник.

Вот и начальство появилось. За стол сел командир «мусульманского батальона» – крепкий, высокий и немногословный майор угрюмого вида с загорелым широкоскулым лицом и раскосыми глазами (таджик или узбек?). Рядом с ним сел наш Яша, который все продолжал о чем-то шептаться с каким-то лет тридцати пяти человеком в нашей спецназовской форме. Рядом сели еще несколько человек, в том числе наш Титыч.

– Ну что. Все собрались? – спросил, ни к кому отдельно не обращаясь, незнакомый нам человек в полувоенной форме без знаков различия (такую в Афгане носили наши военные советники). – Тогда будем начинать.

И он стал рассказывать нам, какие неисчислимые беды принес афганскому народу кровавый режим Амина и какой ущерб имиджу СССР и нашей миролюбивой политике наносит все, что сейчас творится здесь. Массовые репрессии. Расстрелы мирных жителей. Многозначительным тоном он сообщил нам, что «по полученным данным, Амин, возможно, связан с ЦРУ США» и что объективно он действует фактически в интересах «США, мирового империализма, китайского гегемонизма и региональной реакции» (имелся в виду Пакистан).

Получалось, что куда ни кинь, – Амина надо убирать. Оратор заверил нас, что весь прогрессивный народ Афганистана хоть сейчас готов встать на борьбу с тираном. Я подумал: как народ – не знаю, а уж Сарвари и Гулябзой, сидящие со своими дружками в капонире, – так это точно! Хоть сейчас готовы. нашими руками свергать тирана. Не щадя. нашей крови и жизни. А нам-то что: это наша работа, служба такая. Уж поскорей бы все, а то так здесь надоело! Чего тянем? Свергать – так свергать! Отработали – и по домам! А то сидим, «удовольствие» растягиваем…

Затем слово взял наш Яша. Про политику он не говорил. Он стал излагать нам план боевой кампании, в которой нам предстояло участвовать.

Когда речь зашла о самых что ни на есть весьма конкретных вещах, нам всем стало несколько не по себе. Мы и сами были ухари хоть куда, но такого никто из нас даже и ожидать не мог. По изложенному им плану, завтра или послезавтра мы должны были сесть на БТРы «мусульманского батальона», молодецким ночным марш-броском преодолеть семьдесят километров и ворваться в Кабул. Там мы должны разделиться и небольшими группами атаковать и захватить все важные правительственные объекты.

На этих объектах местные люди якобы ждут не дождутся нашего появления. Стрелять вроде как и не придется: обо всем уже позаботились и договорились, и все тут же будут нам сдаваться и выходить с поднятыми руками. Более того, весь народ готов подняться тут же на борьбу с режимом Амина: стоит нам появиться на окраине города, как к нам присоединятся огромные людские массы, которые сметут прогнившего тирана и его приспешников.

Самое сложное задание будет у группы БТРов. при этом Яша посмотрел на какой-то мятый листок и назвал номера машин – среди которых я уловил и номер своего БТРа, – которые пойдут занимать расположенный в самом центре Кабула Дворец Арк – резиденцию Амина.

По плану, мы в составе пяти БТРов должны на огромной скорости снести броней парадные ворота Дворца. Быстро подавить из гранатометов стоящие с внутренней стороны вблизи ворот два танка (которые вроде бы даже вкопаны в землю по башни) и две или три БМП, а затем разъехаться вправо и влево по узким дорожкам вдоль четырехэтажных казарм, где располагаются гвардейцы. При этом на броню вылезет переводчик и в мегафон («мегафоны мы вам привезем позже!») объявит, что антинародный режим кровавого Амина пал, и предложит гвардейцам сдаваться и выходить из казарм без оружия и с поднятыми руками. Предполагается, что гвардейцы тут же выйдут из своих казарм. Ну, и так далее.

При этом нам надо проявлять максимум дружелюбия, доброжелательства и улыбчивости, а если кто-то из нас попытается затеять ненужный шум и стрельбу, если у нас не выдержат нервы, то разбираться с виновными будут по всей строгости закона! Ведь мы находимся на территории дружественного нам государства, и любой случайный выстрел или неосторожно брошенное слово могут послужить причиной международного скандала.

Чем дольше слушал я Яшу, тем больше во мне росло убеждение, что либо я сошел с ума и неадекватно оцениваю действительность и сказанное, либо Яша сошел с ума. Все, что он говорил, настолько не вязалось с реальностью! Это был чистый авантюризм, элементарное незнание обстановки и полнейшая безграмотность! У меня даже слов не находилось.

Мы тогда не знали, что Яков Семенов, оглашая этот план, и сам сгорал от стыда. Конечно же, это была не его задумка. План составил какой-то большой военный начальник (не помню его фамилию). Потом уже Яша говорил мне, что высокое руководство поставило его как старшего всей нашей группы практически в безвыходную ситуацию: вот вам план действий – действуйте. Все возражения – признак трусости.

Я огляделся по сторонам: у всех присутствующих были озадаченные и растерянные лица. В «президиуме» Яша и Титыч стыдливо отводили глаза. Да что же это такое? Нас хотят просто гнать на убой? Да Бог с нами, ведь за державу обидно, если нас здесь просто перебьют, как кроликов!

Объявили перерыв на перекур. Все вышли из палатки на свежий воздух. Закурили, разбились на группки, стали вполголоса обсуждать услышанное. В принципе, мнение у всех было единое: предложенный план – дикость, рожденная незнанием обстановки. План явно составлял дилетант.

Вторая часть нашего совещания получилась скомканной. Все задавали вопросы, на которые ни у кого не находилось ответов.

Например, вопрос с воротами Дворца Арк, которые мы должны снести БТРом. Для этого машину нужно разогнать до хорошей скорости, однако, чтобы подъехать к воротам, надо сделать прямо у них поворот почти на девяносто градусов. Естественно, скорость будет снижена до минимальной! Так что как ни корячься, а массивные ворота на скорости пять – десять километров в час не снесешь!

А как подавить гранатометами два вкопанных в землю танка? Да эти танки в щепки разнесут наши БТРы при первом же приближении! Что значит танковая пушка против крупнокалиберного пулемета и слабенькой брони БТРа? Здесь все ясно и младенцу.

А эти казармы с гвардейцами? Там их как минимум тысячи две. И вот мы с двумя БТРами приезжаем, и они нам тут же сдаются! Смех, да и только. А если они начнут стрелять? Нам надо ответить огнем и подавить! А как мы сможем подавить огневую точку, например, на четвертом этаже казармы? На относительно узкой площадке перед казармами наш БТР не сможет поднять свой КПВТ даже до уровня третьего этажа! Да нас просто сверху расстреляют из гранатометов, забросают гранатами – и дело с концом!

Так ни с чем мы и разошлись.

Обсуждение продолжили уже в своей палатке. Но что бы ни говорили, всем было совершенно ясно: если прикажут – мы пойдем. Это – как действие непреодолимой силы. Если вверху что-то задумали, то тут хоть тресни – делай, и все!

Глава 27

Через день утром нам объявили, что сегодня в ночь мы выступаем на Кабул. Однако в полдень дали отбой. Этому предшествовало одно событие: внезапно погрузилось на самолет и улетело в Союз все жившее в капонире новое правительство Афганистана. Почему? Зачем? Что случилось? Ответа на эти вопросы не было.

Так или иначе, авантюрный вариант плана сорвался. И слава Богу! Потом нам объявили, что мы все-таки поедем в Кабул, но сразу воевать не будем. Просто переберемся на новое место дислокации: у Дворца на Даруль-Аман, который Амин избрал своей резиденцией. Мы расположимся в непосредственной близости от дворца под предлогом его охраны. Кстати, Амин неоднократно просил выделить для обеспечения его безопасности советское подразделение. Вот мы в составе «мусульманского батальона» и будем этим подразделением!

Ну что ж, это уже гораздо лучше и умнее!

А куда же денутся десантники? Они тоже войдут в город, но рассредоточатся по другим объектам.

Молодецкий марш-бросок на Кабул решили провести ночью.

Когда стемнело, мы со всем своим нехитрым скарбом расселись по приписанным БТРам. БТРы построились в колонну. Часть «мусульманского батальона» и десантников оставалась на месте охранять авиабазу, обеспечивать безопасность южного крыла «воздушного моста», принимать грузы и т. д.

Поехали…

Водителям машин было приказано держать соответствующую дистанцию, ни в коем случае не терять из виду впереди идущую машину. Ни карт, ни схем движения в БТРы не дали.

Не прошло и пяти минут движения, как мой БТР начал выказывать признаки неисправности. Двигатели то выли на каких-то диких оборотах, то вдруг глохли. Надсадно визжал стартер, заводился только один двигатель. Потом стала «западать» скорость. Нас стали обходить, обдавая едкой пылью и гарью выхлопных газов, идущие позади машины.

– В чем дело? – угрожающим тоном поинтересовался я у сержанта – командира машины, который вот уже полторы недели заверял меня в полной технической исправности и боевой готовности БТРа.

– Все в порядке, товарищ начальник! Сейчас все наладим!

Однако дело кончилось тем, что все двигатели окончательно заглохли, и мы остановились.

– Ну так что? Мы поедем или как, – спросил я.

– Не заводится, да! Чего я изделаю! – как-то легко и совершенно беззаботно ответствовал водитель и облегченно откинулся в своем кресле.

Я приоткрыл верхний люк и огляделся. Уже полностью стемнело. Нас обгоняли последние машины колонны. Вот вдали уже стали не видны красные огоньки задних габаритов последнего грузовика. Потом мимо пропылила БМП хвостового дозора. Все. Колонна ушла. Кругом темно. Небо затянуло тучами, ни звездочки не видно. Куда ехать? В какую сторону?

– Рация работает?

– Нет, что-то в проводке сломалось. – отозвался сержант.

Тут меня прорвало. Это что же такое?! Ведь все это время я им уши прожужжал о том, что машина должна быть полностью готова. И вот результат! Ни хрена не сделано! А эти засранцы сидят себе спокойно.

– Ну-ка, вылезайте и срочно ремонтируйте! Что расселись! – прикрикнул я.

Сержант даже не повернулся ко мне и только пожал плечами, а водитель снова пробурчал недовольно:

– Чего я изделаю. здесь балшой рэмонт нужен.

– Машина старая. – равнодушно поддержал его сержант.

А сидевшие в отсеке солдаты, человек семь, вообще не обращали внимания на происходящее. Они весело галдели между собой на своем языке.

Тогда я вспомнил, что несколько дней назад, когда мы выпивали с особистом «мусульманского батальона» Мишей, он заявил нам, что с солдатами этого батальона в силу их национального менталитета иногда надо разговаривать с позиции силы.

Я вытащил из кобуры пистолет, передернул затвор и, специально придав голосу яростной дрожи, тихо сказал:

– Так. Хорошо. Для вас я здесь старший командир. Мы находимся на боевой операции. Значит, с вами я буду поступать по закону военного времени. Если через десять минут неисправность машины не будет устранена – я расстреляю сержанта! За умышленное неисполнение приказа о боеготовности и срыв особо важного задания партии и правительства!

При этих словах я саданул рукояткой «макарова» по обтянутой танкистским шлемом голове сержанта. Тот ойкнул и, скорчившись на своем сиденье, втянул голову в плечи.

– А еще через десять минут я расстреляю водителя! Я перегнулся и шарахнул по башке водителю.

Окончательно войдя в образ, я обернулся к сидящим в отсеке солдатам и пояснил им:

– А потом и вас всех расстреляю, так как вы – пособники вот этих вредителей!

Солдаты отпрянули от меня и затихли, испуганно поблескивая глазами. Потом демонстративно отогнул обшлаг бушлата, взглянул на часы и голосом старшины, дающего команду на подъем новобранцам, крикнул:

– Время пошло!

С моими подопечными произошли удивительные изменения. Все тут же вскочили, открыли люки, выскочили из БТРа. Водитель расторопно вскрыл моторные отсеки и залез туда с головой. Члены экипажа сгрудились вокруг него, услужливо подавая ключи и прочие инструменты. Я тоже вылез наружу, спрыгнул на пыльный проселок и закурил, поглядывая на солдат. Все-таки убеждение – великая сила!

– Товарищ командир! Сейчас мы устраним все неполадки! – заверил меня ужом вывернувшийся из столпившихся солдат сержант.

Я злобно посмотрел на него и прошипел:

– А ну, быстро ремонтируй рацию, гад вонючий!

– Есть, товарищ командир!

Сержант мухой юркнул в БТР и прокричал весело изнутри:

– Через две минуты все будет готово! Здесь просто контакты отошли или окислились! Я мигом, товарищ командир!

Действительно, минут через пять рация заработала. Я связался со старшим колонны и доложил о поломке.

За нами прислали БТР с офицером-механиком. Когда он, вытирая ветошью руки, отошел от моторного отсека, я его спросил:

– Ну что?

– Хана! – коротко ответил механик. – Все машины – старье! Свой ресурс они уже отходили дважды… Будем тянуть на тросе. Ваша машина – уже четвертая.

Все семьдесят с лишним километров от Баграма до Кабула мы ехали на буксире, на гибком тросе. Колона двигалась черепашьим шагом. Треть машин вышла из строя, и их тащили на буксирах чудом еще не заглохшие остальные. Если кто не знает, что такое ехать в буксируемом на гибком тросе заглохшем БТРе, я скажу коротко: не приведи Бог! Резкие рывки, от которых кажется, что вот-вот отвалится голова, неожиданные остановки, снова рывки. А кроме того – пронизывающий до костей холод. Двигатель не работал, печка, естественно, не включалась… И так около четырех часов!

А если бы все-таки настояли на том идиотском плане с ночным марш-броском и последующим вступлением в бой? Удивительно, как будто люди живут на другой планете и в другом измерении!

Но всему бывает конец. Наступил конец и этому мучению. Мы въехали в Кабул со стороны северного КПП. Тут колонна в очередной раз остановилась.

Я высунулся из люка и вдруг заметил, что на броне соседнего БТРа сидит весь его экипаж, более того, они весело переговариваются с афганскими солдатами, стоящими у КПП!

– Ну-ка, послушай, о чем они говорят! – приказал я своему сержанту. Тот высунулся из люка, пару минут вслушивался, потом доложил:

– Товарищ командир, афганцы спрашивают, кто мы такие и откуда едем, а наши отвечают, что мы из Союза. из Чирчика, который под Ташкентом… что мы едем из Баграма и будем жить в Кабуле.

– На каком языке они говорят? На дари, что ли? – спросил я.

– Нет, на таджикском… Афганцы говорят, что они тоже по национальности таджики, земляки, значит, зовут чай пить…

Так. Вся конспирация и все предосторожности – к чертовой матери! Ведь инструктировали же этих ослов: в контакт с местными не вступать ни в коем случае! И вот тебе.

– Вызови мне по рации старшего колонны! – раздраженно сказал я. – Да поживей, что уши развесил! Давай сюда! – я взял микрофон и сообщил старшему о несанкционированных контактах наших «мусульман» с местными:

– Надо срочно пресечь! Надо передать по всем машинам, чтобы никто не высовывался наружу! Как поняли? Прием!

– Вас понял! Спасибо! Я им, засранцам, покажу небо в алмазах! Конец связи, – ответил комбат – старший колонны.

В витиеватых матерных выражениях комбат так доходчиво объяснил нежелательность контактов с местным населением и военнослужащими, что солдат с брони как ветром сдуло.

Однако позже, уже в городе, к нам в колонну затесались две или три автомашины с местными номерами. Судя по всему, это была служба наружного наблюдения контрразведки. Кто еще мог оказаться на пустынных ночных улицах: на часах – полвторого ночи! Когда колонна стопорилась на перекрестках, афганцы открывали дверцы машин и перекликались с нашими «мусульманами», которые, памятуя энергичное наставление комбата, на броню не вылезали и вели беседу, высунувшись из верхних и боковых люков БТРов. Я заметил, что афганцы что-то перекидывают нашим солдатам. Присмотрелся – они бросали пачки сигарет, которые наши «мусульмане» с криками восторга ловили.

Меня снова кольнуло дурное предчувствие. Как тогда, летом во время мятежа в крепости Бала-Хисар, я подумал, что с этими ребятами много не навоюешь: продадут с потрохами!

А между тем колонна начала петлять по кабульским улицам. Вот мы поехали в сторону микрорайона. Здесь от колонны отделилась группа десантных «бээмдэшек» и скрылась за поворотом. Они до поры до времени будут прятаться где-то здесь, на каком-то нашем объекте. Вот мы повернули к дороге на крепость Бала-Хисар. И снова от нас откололось несколько бронеединиц.

Мы подъезжали к стоящему на юго-западной окраине Кабула Дворцу, который совсем недавно Амин избрал своей резиденцией. Где-то здесь нам выделено место, где мы – по легенде – советский батальон охраны, будем базироваться якобы для обеспечения безопасности Хафизуллы Амина, главы и лидера Афганистана.

Мы медленно проехали КПП Дворца. Нас встречали гвардейцы, которые группой (человек шесть-семь) стояли у ворот КПП. Рядом, с правой стороны, виднелись караульные помещения.

Разминая затекшие ноги, я спрыгнул на землю. Осмотрелся. В свете фар были видны какие-то недостроенные двухэтажные здания из красного кирпича. Оказалось, что именно там мы и будем базироваться. Стали разгружаться. Солдаты таскали с грузовиков в здание разобранные двухъярусные железные койки, матрасы.

Комбат выставил боевое охранение: по близлежащим холмам запустили парные патрули, расставили несколько БМП и БТРов.

Часа через два наша группа кое-как разместилась на первом этаже недостроенной двухэтажной казармы.

Глава 28

Тяк началась наша жизнь на новом месте – в семистах метрах от предполагаемого объекта захвата – Дворца Амина.

Первым делом мы занавесили пустые глазницы окон и дверей плащ-палатками. Потом, набросив матрасы на панцирные сетки кроватей, мы, не раздеваясь, завалились спать, оставив дежурного, которого договорились менять каждые три часа.

Побудка состоялась через полтора часа.

– Тревога!

Мы моментально вскочили, прихватив оружие, и выскочили во двор. Уже светало. Небо на востоке окрасилось в розовые тона. Было очень холодно. Клочья пожухлой травы на склонах горки были покрыты изморозью.

– Что случилось?

– Пропал парный патруль! – ответил озабоченный Титыч, тараща красные от недосыпа глаза. – Надо быть наготове.

Куда же делся этот парный патруль? Неужто его захватили «ихване»? Откуда они могут здесь появиться? Кругом ведь афганские части стоят!

Вдруг на гребне холма, на фоне разгорающегося рассвета появились две нелепые фигуры: расхристанные, в шинелях без хлястиков, в зимних солдатских шапках с опущенными ушками, они были похожи на каких-то оборванцев или дезертиров. В таком виде у нас в армии обычно ходят стройбатовцы. Однако за плечами у обоих было оружие: у одного ручной пулемет, у другого – снайперская винтовка Драгунова.

Кто-то из офицеров крикнул:

– Да вон же они! А ну, давай сюда! Бегом, марш!!

Это и был тот самый парный патруль, который потерялся. Подчиняясь команде, солдаты неуклюже побежали вниз по холму, причем один, запутавшись в длинных полах шинели, упал и, пыля, покатился, как куль, по склону, но затем поднялся, подобрал пулемет, закинул его за спину и, переваливаясь, снова побежал.

После опроса солдат выяснилось, что они, оказывается, успели побывать в гостях.

Судя по их рассказу, все выглядело приблизительно так: примерно через полчаса патрулирования к ним вдруг подошел какой-то человек в военной форме и по-таджикски сказал, что, мол, сейчас холодно, вы, наверное, замерзли, пойдем к нам, чаю попьем с земляками. Втроем спустились с холма, прошли по тропинке. Там стояли какие-то одноэтажные здания. Привели внутрь. Там был афганский офицер. Он начал спрашивать, кто такие, сколько нас, откуда, зачем приехали, кто командир и так далее. Отобрал оружие. Потом бил по щекам, чтобы правду говорили. Ему все что знали, то и рассказали. Офицер похвалил, сказал, что земляки должны уважать друг друга и помогать. Потом пили чай с конфетами и орешками, разговаривали. Потом они их отпустили, и они пошли обратно. Вот, офицер подарил сувениры: пачку сигарет «Кент» и брелок для ключей.

Комбат заскрипел зубами, потемнел лицом и объявил общее построение.

– Товарищи бойцы! – зычно выкрикнул комбат. – Сегодня всех вас подняли по тревоге из-за пропажи вот этих двух. – комбат запнулся, подбирая определение «этим двоим», однако не подобрал и продолжил: – …А они, оказывается, добровольно сдались первому встречному и выболтали все, что знали! Мы выполняем здесь боевой приказ! Нас послала Родина! На нас возложена огромная ответственность! И вот эти двое нарушают приказ, нарушают присягу, за что, по закону военного времени… – при этих словах комбат вытянул из кобуры длинный ТТ, – …положен расстрел!

Двое нарушителей стояли перед строем, опустив головы. Оба плакали, и текущие потоком слезы оставляли полосы на их грязных лицах. Услышав слово «расстрел», оба упали на колени.

Неужто пристрелит? Вообще-то, есть за что…

– Однако, – потрясая пистолетом, продолжал комбат, – меня тут уговорили (кивок головой в сторону стоявших отдельной кучкой офицеров) до расстрела дело не доводить. Поэтому приказываю: этих двоих отвести в сарай и бить палками! Увести их.

Мы вышли покурить на свежий воздух. У входа встретили спешившего куда-то Мишу-особиста.

– Миш! Правда, что их палками наказывают? Тот махнул рукой:

– Да ну вас на хрен! Совсем, что ли, соображения нет? Командир просто припугнул их! Будут сидеть на «губе» в сарае – вот и все! Все, ребята, мне некогда.

Солнце уже встало над горами и над окружавшими нас холмами. Там, где еще лежала тень, на земле сохранился серебристый иней.