Текст книги "Поляки в Пермском крае: очерки истории и этнографии"

Более подробно можно представить усадьбу губернского секретаря М. П. Вишневецкого, которую он приобрел в июне 1894 г. за 5000 руб. серебром. Дом находился в первой части города на ул. Большой Ямской (Пушкина), 28. Деревянный дом был одноэтажным на каменном фундаменте, разделенный на две квартиры. Одна из них, скорее всего, сдавалась внаем. В первой квартире размещалось семь комнат, во второй – пять комнат и две прихожие. В той и другой квартире были отдельные кухни, устроенные в подвальном каменном этаже дома. Во дворе располагался одноэтажный деревянный флигель на каменном фундаменте. В нем было четыре комнаты, кухня и прихожая. На усадьбе размещались два погреба, каретник, два амбара, хлев и два дровяника. Была и одноэтажная бревенчатая баня на каменном фундаменте. Рядом с ней, в целях пожарной безопасности, был построен каменный брандмауэр (стена). В саду располагались небольшая теплица для цветов с парниками и беседка²⁰⁵. Эта усадьба является типичной для чиновников города. Ее описание дает представление о том, что в основной своей массе поляки жили достаточно комфортно.

Наиболее состоятельным из всех известных поляков являлся потомственный дворянин действительный статский советник А. Ф. Поклевский-Козелл. Среди домов, принадлежащих ему, несколько находились в Перми. Это усадьба с деревянным домом на углу улиц Петропавловской (Коммунистической), 62 и Красноуфимской (Куйбышева), 16, где были устроены контора, рейнсковые погреба и винно-колониальный магазин, двухэтажный каменный дом на ул. Пермской (Кирова), 23 и еще два здания под № 34 и 36, где помещались контора и склад. Потомственный дворянин имел дома и в других городах губернии²⁰⁶.

Безусловно, жили в городе и бедные поляки, которые не имели своего жилья, однако об условиях их жизни почти ничего не известно. Скорее всего, она не отличалась от жизни мещан и крестьян других национальностей. Они, обычно, имели одноэтажные деревянные дома традиционной планировки.

Более половины домов, принадлежавших полякам, были двухэтажными, 40 % – одноэтажными, остальные трехэтажными. Чаще всего поляки строили деревянные дома. Такие строения составляли более половины. На долю каменных домов приходилось 30 %, около 20 % являлись полукаменными²⁰⁷. Эти цифры, в целом, соответствуют социальному положению поляков. Дворяне, составлявшие около 30 % поляков, чаще всего строили каменные двухэтажные дома. Состоятельные чиновники и военные имели двухэтажные каменные и полукаменные дома. Чиновники и военные более низкого ранга строили деревянные одноили двухэтажные дома. Трехэтажные дома всегда были каменными и принадлежали обычно наиболее состоятельным купцам и дворянам. У малообеспеченных представителей всех сословий были одноэтажные деревянные дома. Этнические черты жилища могли сохраняться только в подобных жилищах горожан, и то фрагментарно.

Во второй половине XIX в. поляки в Перми играли очень важную роль во многих сферах жизни и оставили заметный след в истории города. Тому было немало причин, включая социальное происхождение, а также уровень образования и культуры поляков. При этом им приходилось сталкиваться с определенными трудностями, чтобы суметь приспособиться к жизни в новых условиях и при том сохранить свою самобытность. Именно вторая половина позапрошлого века явилась тем периодом, в течение которого полякам удалось справиться с проблемами и занять свое постоянное место в жизни губернского города.

Средства массовой информации Перми конца XIX – начала XX в. пестрят статьями о светских развлечениях польской общины. На страницах «Пермских губернских ведомостей» за подписью «Вера Гукс» (псевдоним А. Н. Скугарева, фельетониста, актера и… командора велосипедного общества) в 1901 г. опубликована авторская хронология жизни города – четыре пермских времени года: «Весна – вскрытие Камы и прибытие пароходов. Лето – открытие летнего клуба. Осень – приезд артистов и открытие сезона (обязательно оперного). Зима – для одних первый маскарад в Общественном собрании, а для других, «для тех, которые почище» (как говорится в «Ревизоре»), – польский бал в Благородке» (здании Благородного собрания. – Авт.)²⁰⁸. Устраивало эти балы, а также многочисленные музыкально-литературные вечера, рождественские елки, выставки и прочее Общество пособия бедным, существовавшее при католическом храме, центре польской общины. Доходы от мероприятий предназначались для помощи бедным соотечественникам, а также служили платой за обучение необеспеченных польских детей и др. Подробно отчет о польском бале приведен в «Пермских губернских ведомостях» в 1909 г.: «Традиционным польским балом гостеприимно открылись третьего дня двери вновь отстроенного просторного помещения дворянского собрания. Было очень много публики, но тесноты сравнительно не ощущалось. Стало быть, имеется наконец зал, совершенно отвечающий запросам Перми, так как большего скопления людей трудно ожидать… Много воздуха, масса света, новизна отделки, простор для танцующих в связи с нарядной публикой и полным оживлением, царившим как в самом зале, так и прилегающих помещениях, с киосками и благотворительными буфетами – все это создавало великолепное впечатление и достойно отмечало великие труды устроителей. Было весело, танцевали до 6 часов утра, а материальная сторона бала, как передавали, превзошла ожидания. Художественное отделение – концерт – был разнообразен и интересно составлен. Хорошо играл юный скрипач Глумковский. Из остальных исполнителей отметить надо оперного певца г. Маратова, как обладателя небольшого, но красивого тембра баса, а главным образом – очень музыкально нюансирующего исполняемое. Успех также имели г-жа Ковелькова и г. Чаров. Об игре пианистки Басовой-Гольдберг пермская публика достаточное представление имела и раньше. Партию второго рояля провела А. П. Сперанская»²⁰⁹.

Основная часть поляков, проживающих в Перми, относилась к чиновникам и дворянам. То же самое можно сказать и о добровольно приезжающих на Урал. Поэтому-то католическое население в Перми, составлявшее менее 1 %²¹⁰ в начале XX в., активно участвовало в образовании. Католический священник Мустейкис служил законоучителем в Пермском реальном училище²¹¹. Среди учащихся средних учебных заведений процент католиков выше их общего процента среди населения г. Перми. Так, на основе анализа вероисповедного состава учащихся «Мужской имени Александра I Благословенного гимназии, Мариинской женской гимназии, Женской гимназии имени Александра II, Мужской прогимназии, Алексеевского реального училища» выяснено, что в начале XX в. средний процент учащихся католического вероисповедания был 2,64 %²¹².

В течение второй половины XIX в. поляки смогли освоиться в Перми и обеспечить себе комфортные условия жизни, не в последнюю очередь – благодаря своему материальному положению. К концу века они жили во всех основных районах города, расселяясь довольно автономно, в зависимости от своего социального положения. Однако центром их средоточения оставался центр города, где проживали состоятельные и интеллигентные люди и где располагался католический храм. На окраинах поляков отмечено не так много, но их число постоянно возрастало. Большой многонациональный город оказал влияние на жилище поляков. Оно зависело от социального и материального положения владельца и определялось не национальными особенностями, а основными тенденциями, сформировавшимися в городе. В целом надо отметить, что поляки довольно легко приспособились к жизни в новых условиях и смогли обеспечить себе комфортную жизнь.

Из истории католической общины г. Перми

Появившиеся в городе в XIX в. поляки, независимо от их происхождения и политических взглядов, переносили с собой и элементы этнической и конфессиональной культуры. Католическая община Перми, одна из старейших религиозных общин губернии, обязана своим появлением и существованием полякам, поскольку именно они составляли костяк католического сообщества Прикамья.

По имеющимся источникам, уже в 1830-е гг. первые прибывшие на Урал поляки создали в Перми католическую общину. В документах, относящихся к ссылке в Пермскую губернию участников восстания 1830–1831 гг., отмечены и лица духовного сословия. Мартом 1834 г. датируется депеша пермскому губернатору от губернатора виленского, в которой сообщается, что последний «…удалил из Литвы ксендза Корнелия Важинского… отправил сего неблагонадежного духовного в одну из отдаленных губерний (Пермскую)»²¹³. В документах этого же года среди ссыльных поляков г. Перми упоминается ксендз Кулявский, которому ежемесячно выделяется по 20 руб. на содержание и наем квартиры, но спустя некоторое время пермские власти запрещают ксендзу совершать службы в своей квартире²¹⁴. Эти факты напрямую свидетельствуют о начале активной жизни католического сообщества города. Кроме поляков, в католической общине присутствовали и представители других этносов – немцы, литовцы, французы и т. п.²¹⁵ Более подробных сведений о деятельности католической общины в этот период почти не сохранилось, да и численность поляков в Пермской губернии в этот период была невелика²¹⁶.

В первые годы существования общины у верующих возникли проблемы с отправлением религиозных обрядов, поскольку своего священника в Перми у поляков не было. Эту функцию первоначально выполнял военный капеллан – ксендз, приезжавший из Казанского военного округа. Затем его сменил ксендз Зелинский, также высланный в Пермскую губернию под надзор полиции в 1834 г.²¹⁷ Именно о деятельности ксендза Зелинского в качестве капеллана содержатся сведения в сохранившихся метрических книгах. Самое раннее из обнаруженных нами документальных свидетельств относится к началу 1840-х гг.

В списках родившихся и крещеных капелланом при Пермском гарнизонном батальоне за 11 сентября 1841 г. сообщается о рождении в семье Идалии и Казимира Рудзеевских (дворян из Минской губернии) сына Ивана. Мальчик был крещен по католическому обряду 19 октября. «Присутствовали помещик Волынской губернии Евстофий Станиславович Ручинский с помещицей Герсылией Августовной Янушевской», – сообщается в документе в разделе о присутствовавших на крещении²¹⁸. В записи за 5 июля 1841 г. сообщается о скоропостижно скончавшейся на 43-м году жизни жене батальонного аудитора Елизавете Александровне Бердяковской, уроженке Могилева, а за 19 августа и 16 сентября в метрической книге сделаны записи о смертях рядовых Пермского гарнизонного батальона Яна Ковенского (28 лет) и Лукаша Газара (23 года)²¹⁹. Эти и ряд других данных свидетельствуют о том, что поляки, жившие в Пермской губернии в середине XIX в., сохраняли свою католическую веру и вели отдельную от православного большинства религиозную жизнь. А метрические книги показывают, что в этот период требы совершались в г. Перми уже не приезжим, а своим капелланом.

Первое время у католиков в Перми не было отдельного места, где осуществлялись бы религиозные обряды, поэтому сборы католической общины происходили только по крупным праздникам в переделанном под каплицу купеческом доме, арендованном для религиозных нужд за счет средств «прихожан»²²⁰. Во время пожара 1842 года этот дом сгорел вместе с церковной утварью и документами.

Качественное изменение деятельности католической общины началось после приезда в Пермь ссыльного ксендза Петра Сцегенного, который в 1850-е гг. развернул активную деятельность по складыванию польской и католической общины в городе. Не без его влияния, по мнению пермских историков, католики неоднократно обращались к властям города и губернии с предложением построить католическую часовню на средства, которые «изыщет собственное наше благое усердие к этому святому делу»²²¹. В 1859 г. пермские католики обратились к губернатору за разрешением на постройку католической часовни, а до сооружения часовни позволить им нанять дом для молельни, а также «исходатайствовать сосланному по распоряжению правительства на жительство в Пермь ксендзу Сцегенному совершать требы»²²². Причем пользу прихожане видели не только в моральном плане, но и в материальном – в казне сохранятся «прогонные деньги», «употребляемые Казанским священником до г. Перми»²²³.

В этом же году от имени пермских католиков была составлена петиция Могилевскому архиепископу. В своем обращении представители общины указывали, какой вред моральному облику и нравственному воспитанию католиков наносит отсутствие постоянного капеллана: «…Католики, не находящиеся на военной службе, оказываются вообще далеки от священника и соответствующей им веры, а, тем не менее, они являются отцами семейства и ответственны за воспитание детей и челядь… Дети не видят отцов своих во время молитвы, что приводит их к греху и лени»²²⁴.

В начале 1860-х гг., благодаря усилиям П. Сцегенного, в Пермь прибыл постоянный священник – кандидат богословия Юлиан Антоний Шостаковский. Именно отец Антоний добился разрешения на строительство в Перми католического храма, отправив первый его проект, составленный Эдмундом Фриком (окончательный принадлежит Р. И. Карвовскому), в 1869 г. в Петербург²²⁵. В результате в 1875 г. католический храм в Перми был построен – на ул. Большой Ямской. Его возведение осуществлялось на средства прихожан и самих священнослужителей (например, находящегося в пермской ссылке епископа Боровского). Освящен он был в честь Непорочного зачатия Пресвятой Девы Марии. К моменту открытия при храме числилось уже 1035 прихожан²²⁶.

Храм стал центром католической общины не только г. Перми, но и всей Пермской губернии. Сохранившиеся метрические книги 1870-х гг. показывают, что священник для совершения треб бывал почти во всех уездных городах Пермской губернии, в том числе и Пермского Прикамья – Кунгуре, Соликамске, Осе, Оханске. В метрических книгах упоминаются 28 поляков-католиков Кунгура, 65 поляков Соликамска, 66 – в Чердыни; в Осе и Оханске поляков встречалось немного²²⁷. По метрическим книгам можно восстановить и маршрут разъездов священника по Пермской губернии. Так, 14 февраля 1867 г. в г. Кунгуре он совершил обряд крещения новорожденного в семье Миладовских – надворного советника Доната-Анатолиона и Стефании-Фиорентины, урожденной Фианковской; 27 мая в Кунгуре же была крещена Мария-Ядвига в семье дворян Холмских из Виленской губернии – Адольфа-Владислава и Елены-Казимиры, урожденной Курнатовской; 3 июня в г. Перми крещен Людвиг-Григорий сын дворян Ибенских из Киевской губернии – Ивана – Бонавситура и Эмилии-Варвары, урожденной Франкуновичевой; 5 и 6 июня совершено еще три крещения в г. Перми, 11–19 июня – пять крещений младенцев в г. Соликамске, а 25–26 июня – четыре крещения в г. Чердыни в семьях дворян Могилевской, Виленской и Киевской губерний²²⁸.

Храм стал не только религиозным центром для католиков, он и заложил принцип расселения поляков в Перми. Как уже отмечалось, много польских домов «кучно» располагалось в окрестностях ул. Большой Ямской, поближе к храму²²⁹.

Помимо религиозной деятельности, служители храма занимались культурно-просветительской жизнью всего города, помогали материально представителям польского народа. С 1879 г. при католическом храме начало работать Общество пособия бедным, которое оплачивало обучение детей в образовательных заведениях г. Перми и Пермской губернии, давало пособия нуждающимся и платило за обучение в гимназии. Средства собирались за счет устраиваемых по инициативе польской общины рождественских елок, музыкально-литературных вечеров и балов в помещении Благородного собрания. С той же целью в 1907 г. была проведена выставка картин польских художников, иллюстраторов произведений писателя Г. Сенкевича. Созданная при благотворительном обществе библиотека, задел которой был положен из дарственных книг, отчасти привезенных с собой ссыльными, просуществовала до начала 1930-х гг.²³⁰

К началу XX в. католическая община в г. Перми была уже крупным религиозным и культурным центром как для поляков, так и для других католиков города.

Поляки в истории уездных городов Прикамья

Разнообразные источники позволяют раскрыть особенности расселения и жизнь поляков не только в губернском городе Перми, но и в уездных центрах западной части Пермской губернии: Кунгуре, Осе, Оханске, Соликамске и Чердыни. Одним из таких источников предстают сохранившиеся метрические книги, которые дают представление о семейной и общественной жизни поляков в уездных городах в конце 1860-х – начале 1880-х гг., при этом всего польского сообщества – как ссыльных, так и добровольно оказавшихся в Пермском Прикамье.

В метрических книгах за 1870-е гг. встречаются упоминания о 28 поляках²³¹, живущих в г. Кунгуре, хотя реально в середине 1860-х гг. в городе проживало не менее 100 поляков. Всего мы имеем сведения о 13 браках между поляками, смешанных браков среди поляков Кунгура не отмечено. Приведем несколько примеров семей, у которых за время пребывания в Кунгуре родились дети: это надворный советник Миладовский Донат-Анатолион и Стефания Фиорентина, урожденная Фианковская; дворянин Виленской губернии Антоний-Алиохий Молевич и Онисия-Варвара, урожденная Деткевич; дворянин Виленской губернии Адольф-Владислав Холмский и Елена-Казимира, урожденная Курнатовская; мещанин г. Варшавы Валентин Осипович Корженевский и Текли, урожденная Садовская; чета Конюшевских: кунгурский мещанин Зенон Антонович и Анна, урожденная Боровская; чета Янчевских: кунгурский мещанин Яков Михайлович и Терезия из Матулайтис. Большинство семей (9) имели по одному ребенку, по одной семье растили двоих, четверых и шестерых детей²³². В кунгурских метрических книгах того времени упомянуты только по одному ссыльному и пересыльному, остальные отмечены как постоянные жители города.

Метрические книги г. Соликамска зафиксировали 65 поляков, живших в рассматриваемый период в городе. Здесь отмечено 18 польских браков, из них только один этнически смешанный. Примеры польских семей Соликамска: дворянин Василий Липский и Марелианна, урожденная Шацилова; дворянин Виленской губернии Иосиф Юревич и Степанида, урожденная Милашевская; дворянин Могилевской губернии Евстафий Липский и Уршулия, урожденная Вакржевская; дворянин Киевской губернии Август Бридовский и Афилия, урожденная Ригровская; дворянин Гродненской губернии Игнатий Зожский и Марианна, урожденная Фальковская. Детей в проживающих здесь польских семьях было немного. В тринадцати семьях – по одному ребенку, в двух – по два ребенка и еще в двух – по трое детей. Из всего списка отмеченных поляков лишь один считался политическим преступником и трое находились под надзором полиции²³³.

В уездной Чердыни отмечено 66 поляков, приведены сведения о 17 браках между поляками. Вот несколько имен: супруги Антушевичи, дворянин Могилевской губернии Виталий Францислав и Магдалина, урожденная Коржкова; супруги Холмские, дворянин Виленской губернии Марцелиц и Юлия, урожденная Шавлевич; Даниловичи, дворянин Ковенской губернии Франц и Елизавета, урожденная Грижиковская; Бальковские, дворянин Могилевской губернии Рафаил и Иосифа, урожденная Антушевич; Ибехрецкие, капитан Иоахим и Иохара, урожденная Свекторжицкая. Детей в этих семьях было немного: 11 семей имели по одному ребенку, одна – двоих и еще в одной семье росли трое детей. Под надзором полиции состояли 6 человек²³⁴.

В Осе и Оханске поляков было немного – 17 и 5 человек соответственно. В Осе отмечено 4 семьи, в трех из них было по одному ребенку. Смешанных браков не зафиксировано. В городе отмечены следующие браки: супруги Янковские, осинский мещанин уроженец Ковенской губернии Лев и Анна, урожденная Рошкицовская; Волуцкие, состоящий под надзором полиции уроженец Ковенской губернии Викентий и Валерия; Бацевичи, дворянин Ковенской губернии Иван и Элеонара, урожденная Бужицкая; осинские мещане Есиновские, Лев и Анна. Под надзором полиции находились трое поляков. В Оханске отмечена лишь одна польская семья²³⁵ – дворянина Виленской губернии Якова Петра и Иохары Куликовской. В уездных городах губернии практически не было смешанных браков.

На основании метрических книг можно также установить происхождение поляков, проживавших в уездных городах в 1870-е гг. Наиболее широкая география губерний, из которых прибыли поляки, отмечена в г. Соликамске. Из Ковенской губернии сюда прибыло 22 человека, из Виленской – 15, из Могилевской – 8, из Гродненской – 10, из Минской – 2, из Киевской – 1, из Августовской – 1, из Варшавской – 4, из Волынской – 4, из Радомской – 1, из Петраковской – 1, из Краковской – 1, из Люблинской – 1²³⁶.

К концу XIX в. отмечалось сокращение численности поляков в уездных городах. Всего их осталось 90 человек: в Кунгуре – 40, в Осе – 11, в Оханске – 1, в Соликамске и Чердыни – по 19 человек. Во всех городах они составляли менее 0,5 % населения²³⁷.

Поляки в уездных городах практически все исповедовали католицизм, лишь в Кунгуре и Чердыни по одному человеку исповедовали православие. Высокая конфессиональная однородность поляков свидетельствует об их приверженности своей культуре и традициям²³⁸.

Среди поляков отмечен высокий процент потомственных дворян. По данным метрических книг, среди всех взрослых поляков, зафиксированных в них, в Пермской губернии проживали 73 дворянина и 108 не из дворян²³⁹, среди которых можно выделить мещан, крестьян, военных, священников. Этот расклад в целом сохранился до конца XIX в. В 1897 г. в городах Осе, Соликамске и Чердыни около 70 % польского населения составляли потомственные и личные дворяне. Доля чиновников в среднем составляла 10–15 %, а в Осе – 36 %. Представители духовенства встречались только в Кунгуре и Соликамске (10 %). К мещанскому сословию относились от 10 до 20 % поляков уездных городов, лишь в Кунгуре их доля составляла 55 %. Крестьян отмечено в Кунгуре и Соликамске около 10 %. В Оханске единственный поляк был крестьянином²⁴⁰. В целом социальная структура поляков характеризовалась высокой долей дворянства, небольшим удельным весом мещанства и крестьянства и полным отсутствием купечества.

В конце XIX в. от 70 до 100 % польских мужчин в уездных городах были образованными, также как 75–92 % женщин, т. е. грамотность мужчин и женщин была примерно одинакова. Уровень грамотности городских поляков был одним из самых высоких среди представителей всех других национальностей, проживавших в уездных городах Пермской губернии²⁴¹. Качество образования поляков можно проследить на примере г. Кунгура. Около половины кунгурских поляков, как мужчин, так и женщин, владели русской грамотой, однако родной язык знали лишь единицы. Это свидетельствует о том, что полякам было необходимо знание русского языка в русских городах. Около трети поляков имели высшее образование, причем среди них было 17 % женщин²⁴².

Метрические книги позволяют определить занятия польских мужчин в уездных городах в 1870-е гг.: среди них отмечено 3 священника, 3 офицера, 5 солдат, 3 врача, судебный следователь, управляющий аптекой, смотритель тюремного замка, лесничий. Достаточно подробные сведения о занятиях и должностях поляков можно получить на основе списка чиновников, содержащегося в Памятной книжке Пермской губернии на 1863 г.²⁴³ Так, в Оханском уездном суде служил Глаголевский, в Осе работали судебными следователями И. Сковронский, М. Колесничевский, Капачинский, в Чердыни городничим был Ярешкевич. Немало поляков было отмечено среди военных. Например, штабс-капитан В. И. Пенинский, подпоручик И. Ф. Славишинский, адъютант Н. Н. Мацкий, офицеры С. М. Длоржецкий-Богданович, З. Ф. Барашевский, штабс-капитан В. И. Поступальский. Многие поляки занимались медициной – в Кунгуре уездным врачом служил Г. Л. Чирвинский, в Соликамске ту же должность исполнял Казимир Осипович, в Оханске работал врачом уроженец Гродненской губернии титулярный советник Юлиан Стоцкий ²⁴⁴.

В конце XIX в. заметное место поляки занимали в управлении уездами, служили в общественных и государственных учреждениях. Например, в Оханском уезде: полковник К. А. Бородаевский, провизор городской больницы Л. А. Кухцинский, уездный врач И. В. Ольшанский, священник П. Козельский, судебный следователь М. П. Вишневецкий. В Осинском уезде: исправник уездного полицейского управления поручик А. А. Велико-Польский, почтмейстер К. О. Дзержинский, мировой судья потомственный дворянин А. Г. Косерадский, судебный следователь И. И. Веножинский, почтмейстер К. О. Вержинский. В Кунгурском уезде: почтмейстер Х. А. Колотинский, товарищ прокурора Ц. О. Яхимовский, смотритель земской больницы К. К. Пукманский. В Чердынском уезде: почтмейстер Д. С. Турчановский, уездный врач И. В. Братковский, мировой посредник Н. С. Зворковский, лесной ревизор И. С. Онихимовский. В Соликамске: служащие уездного полицейского управления А. В. Любарский, Л. В. Проховенский, товарищ прокурора Д. Г. Парчевский и др.²⁴⁵

Одной из областей, где поляки занимали видное место, являлись суд и прокуратура. Так, Кунгурским уездным судебным заседателем являлся Воинственский. К концу XIX в. очень много (около 10 %) поляков Кунгура и Чердыни было занято в образовании, науке и здравоохранении²⁴⁶. Во всех городах большая часть поляков была занята непроизводительной деятельностью.

В промышленности трудились только поляки Кунгура и Чердыни. В обрабатывающей промышленности и изготовлении одежды было задействовано примерно по 10 %. Обработкой пищевых продуктов занималось не более 8 % поляков. В Кунгуре и Чердыни прислуга и поденщики составляли 18 %, в Соликамске – 9 %. Число поляков, занятых в торговле, было не велико – 4–8 %. В Осе и Оханске поляки вообще не торговали. Сельским хозяйством занимались только поляки Осы²⁴⁷.

Обобщая все данные, можно сказать, что наибольшая часть поляков несли государственную и общественную службу, принадлежали к интеллигенции и военным. Несколько меньше поляков работали в промышленности и находились в услужении.

Мы не располагаем исчерпывающими данными о расселении поляков в уездных городах, но на основании сведений о заключении купчих крепостей на покупку домов можно узнать о тех, кто продавал или покупал их в 1870–1880-е гг. Больше всего данных мы имеем по Кунгуру. Поляки селились и в первой, и во второй частях города. В первой части они жили довольно близко друг к другу в самом центре города. Во второй части поляки тоже имели дома неподалеку от соплеменников. Все они тяготели к набережной р. Сылвы – примером может служить усадьба коллежского асессора П. Г. Андрузского. На его усадьбе, помимо жилых и хозяйственных построек размещалось пивоваренное заведение. Некоторые поляки снимали жилье в домах местных жителей. Например, губернский секретарь Г. Г. Граховский жил во второй части Кунгура по Сылвенской-Набережной улице в доме Склюева; сосланный на жительство В. А. Богоявленский – в первой части города на Успенской улице в доме Валуевой; кунгурский 1-й гильдии купец В. Е. Фоминский имел несколько домов: один – во второй части Кунгура и два – в первой²⁴⁸. Надо полагать, что на размещение домов поляков в Кунгуре влияла не столько близость соплеменников, сколько деятельность каждого человека. Если он занимался каким-либо производством, то покупал дом во второй части города, если нет – то в первой.

Нам известно что, как минимум, четверо домовладельцев г. Осы были поляками. Трое из них проживали в центральной части. Все они были мещанами. А. И. Заградская жила на Почтовой улице, П. Е. Волконская – на Ершовской. Дом коллежского асессора К. Ф. Дзержинского находился за речкой Осинкой на Осинской улице. В г. Оханске также упомянуты поляки, в основном это были чиновники и военные. Селились они в центре города. Так, штабс-капитан И. А. Анруцкий жил на Казанской улице, коллежский асессор П. И. Семевский – на углу ул. Успенской и Сибирского тракта, надворный советник П. Д. Подлипский – на Пермской улице, потомственный почетный гражданин Н. Ф. Добротворский – на Екатерининской. Мещане селились на окраинах. Жена оханского мещанина А. М. Свирская проживала в Солдатской слободе²⁴⁹.

В центре г. Чердыни тоже проживали поляки. Все они были состоятельными людьми. Самыми богатыми из них были потомственные дворяне В. И. и С. А. Поклевские-Козелл. Они имели два дома во второй части города: один – на углу Нижне-Торговой и Соборной улиц, второй – на углу улиц Юргановской и Соборной. Поклевским-Козелл принадлежали еще два дома в центре г. Соликамска на Преображенской улице. Также три дома имел в Соликамске коллежский секретарь Е. В. Иерусалимский – один на углу улиц Преображенской и Суровцевской и два – на Торговой²⁵⁰.

Национальные особенности жилища в городах постепенно нивелировались в силу влияния полиэтничной среды, постоянной смены хозяев домов и других факторов. В домах зажиточных поляков было много общих черт с домами русских, чему способствовало то, что дома нередко переходили по нескольку раз от одного владельца к другому. Поляки во всех городах занимали высокие должности, были достаточно состоятельны. Со временем положение в обществе и условия жизни поляков стали более разнообразными. Вот несколько примеров.

Наиболее состоятельным из всех известных нам поляков являлся потомственный дворянин действительный статский советник А. Ф. Поклевский-Козелл. Представление о его состоянии дает завещание. Жене он завещал каменный дом с надворным строением и землей в Санкт-Петербурге на набережной Фонтанки и 400 тыс. руб., дочери, жене флигель-адъютанта Его Императорского Величества А. Ризенкнауф, – 500 тыс. руб. Сыновьям (Викентию, Ивану, Станиславу) он оставил все движимое и недвижимое имущество: деньги, банковские билеты, акции, облигации, денежные капиталы, земли, леса, фабрики, заводы, дома. Сыну Альфонсу – 240 тыс. руб. У него были дома в нескольких городах Пермской губернии. Нам известно, что в Чердыни находился двухэтажный полукаменный дом с деревянным флигелем, деревянными службами, скотным двором, каретником, баней, воротами, каменным подвалом и усадебной землей, оцененный в 3500 руб. Еще один деревянный дом размещался в Соликамске. Его цена составляла 4000 руб.²⁵¹

Разницу в имущественном положении поляков Прикамья можно представить, сравнив рассмотренное наследство с наследством соликамского ксендза Люциана Генбицкого. Его капитал составлял: 147 руб. 65,5 коп. деньгами, золотые карманные часы, серебряные часы, 5 рубашек, перочинный нож, 2 бритвы²⁵².

В г. Оханске польскому мещанину принадлежал деревянный дом с пристроем стоимостью 30 руб., а чиновнику – двухэтажный деревянный дом, одноэтажный флигель, одноэтажная ямщицкая изба, амбар, каретник, 2 конюшни, погреб, навес, сарай, баня, колодец с водокачальней – всего стоимостью 2500 руб. Многие поляки имели в городах по нескольку домов. Кунгурский 1-й гильдии купец В. Е. Фоминский имел 4 деревянных дома и каменное кожевенное заведение, оцененные в 1500 руб. Происходящий из духовного звания уроженец Виленской губернии кунгурский временный 2-й гильдии купец А. Д. Новицкий, из бывших ссыльных, владел в Кунгуре каменным двухэтажным домом за 2000 руб.²⁵³ Эти примеры подтверждают то, что к концу XIX в. поляки полностью обжились в уездных городах Пермской губернии и, благодаря своему в целом хорошему материальному положению, могли достаточно комфортно обеспечить свой быт.