Текст книги "Мальчишки из «Никеля»"

Несмотря на все те ужасы, о которых он слышал, Никель и впрямь был школой, а вовсе не мрачной тюрьмой для несовершеннолетних. Адвокат Элвуда даже сказал, что он еще легко отделался. Угон машины – нешуточное обвинение по никелевским меркам. Позже он узнает, что большинство попало сюда по куда более безобидным поводам – порой туманным и необъяснимым. Некоторые вообще находились на попечении у штата, будучи сиротами, и им просто не нашли другого места.

Блейкли открыл сундук, показал Элвуду мыло и полотенце, лежащие внутри, и познакомил с соседями по кроватям – Десмондом и Пэтом. Они тут же получили задание «разъяснить новичку, что тут да как».

– Я за этим прослежу, вы не думайте, – пригрозил воспитатель. Парни едва слышно поздоровались с Элвудом, а как только Блейкли ушел, тут же вернулись к своим бейсбольным карточкам.

Элвуд никогда не был плаксой, но после ареста он не раз утирал слезы. Они наворачивались на глаза по ночам, когда он представлял, что ждет его в Никеле. Когда он слышал, как в соседней комнате, не в силах сдержать рыдания, мечется его бабушка, то открывая, то закрывая дверцы и ящики, чтобы только чем-нибудь занять руки. Когда он безуспешно пытался понять, почему его жизнь устремилась под этот злосчастный откос. Он знал: слез показывать нельзя, и потому перевернулся на живот, накрыл голову подушкой и прислушался к голосам: к шуткам и колкостям, к историям о доме и закадычных друзьях, которые теперь так далеко, к незрелым домыслам о том, как устроен этот мир и к наивным планам его перехитрить.

Еще утром он жил своей прежней жизнью, а теперь оказался здесь. От наволочки пахло уксусом, стрекот сверчков и кузнечиков то усиливался, то слабел, точно шум волн, снова и снова.

Он задремал, когда откуда-то снаружи грянул совсем иной звук. Рассекающий воздух свист, уже безо всяких вариаций; жуткий, механический, не дающий никаких подсказок о своей природе. Шквалистый. Элвуд и сам не помнил, в какой книге вычитал это слово, но именно оно сейчас пришло на ум.

Кто-то в дальнем углу комнаты сказал:

– Кажется, кто-то пошел за мороженым!

И горстка мальчишек загоготала.

Глава пятая

С Тернером Элвуд познакомился на второй день пребывания в Никеле – тогда же, когда уяснил зловещую природу того шума.

– Большинство ниггеров попадают вниз лишь спустя несколько недель, – скажет ему потом парнишка по имени Тернер. – Так что лучше не нарывайся зря, Эл, ни к чему это.

По утрам ребята обычно просыпались от бойкой побудки горниста. Блейкли колотил по двери в комнату номер два и вопил: «Подъем!» И никелевцы встречали новый день стонами и проклятиями. Выстраивались в шеренгу по двое на перекличку, а затем шли принимать двухминутный душ. Никелевцы натирались хрупкими, как мел, кусками мыла, – торопливо, пока время не истекло. Элвуд вполне убедительно сделал вид, будто такое вот совместное мытье его вовсе не удивляет, но, когда на него хлынула ледяная вода, пробирающая до костей, скрыть ужас не удалось. Жидкость, хлынувшая из труб, пахла тухлыми яйцами, ими же потом несло от всех, кто принимал такой душ, пока они обсыхали.

– А сейчас завтрак, – сообщил Десмонд.

Его койка стояла рядом с койкой Элвуда, и он предпринял попытку исполнить вчерашний приказ воспитателя. Десмонд, круглолицый парнишка с по-детски пухлыми щечками, говорил до того грубым и низким голосом, что каждый, кто слышал его впервые, столбенел от изумления. Он любил подкрадываться к цыпам сзади и пугать их своим басом, и частенько этим промышлял, пока однажды надзиратель с голосом еще ниже не проучил его тем же способом.

Элвуд еще разок представился, решив начать общение с чистого листа.

– Вчера же познакомились, – отозвался Десмонд. Он затягивал шнурки на коричневых ботинках, начищенных до блеска. – Те, кто уже тут пробыл немного, должны помогать червям, чтобы получить баллы. Я вот уже на полпути к пионерам.

Вместе они прошли с четверть мили до столовой, а потом разминулись в очереди, и, когда Элвуд стал искать себе местечко, он Десмонда так и не нашел. В столовой было шумно и суетливо, ее заполонили кливлендцы со своей дурацкой болтовней. Элвуд снова сделался невидимкой. Он высмотрел свободное местечко за одним из длинных столов. Но когда подошел ближе, незнакомый парень хлопнул рукой по скамье и сказал, что тут занято. За следующим столом сидели ребята помладше, но, когда Элвуд опустил свой поднос, на него поглядели как на ненормального.

– Старшим с маленькими нельзя, – сказал один из воспитанников.

Элвуд плюхнулся на подвернувшееся свободное место и во избежание новых упреков стал есть, не глядя никому в глаза. Чтобы скрыть мерзкий привкус, овсянку щедро приправили корицей. Но Элвуд проглотил ее в два счета. Только когда заканчивал чистить свой апельсин, он осмелился взглянуть на мальчишку, сидевшего напротив. Тот все это время не сводил с него глаз.

Первое, что бросилось Элвуду в глаза, – это левое ухо парнишки, надорванное, точно у бродячего кота, изувеченного в драках.

– Ты так ее уплетаешь, овсянку эту, будто ее твоя мама приготовила.

Кто это вообще такой и с какой стати упоминает его мать?

– Чего?

– Да я не в обиду, просто не припомню, чтобы здешнюю еду так ели – точно она и впрямь вкусная.

Второй Элвуду бросилась в глаза жутковатая невозмутимость парня. Несмотря на ребяческий гам и сутолоку, царившие вокруг, он словно дрейфовал в своем собственном море спокойствия. Со временем Элвуд подметил, что тот приноравливается к любой ситуации, в которой только оказывается, и сохраняет отрешенность, точно его тут и быть не должно; будто он одновременно и внутри происходящего, и выше его, и причастен, и безучастен. Как дерево, упавшее поперек ручья, – казалось бы, оно здесь не к месту, да и быть его здесь не должно, но вот оно – вырисовывает рябь на бурливых водах.

Он сказал, что его зовут Тернер.

– А я Элвуд. Из Таллахасси. Из Френчтауна.

– Френчтауна. – Мальчишка за соседним столом передразнил Элвуда, придав голосу сюсюкающую интонацию, и его дружки рассмеялись.

Их было трое. Самого крупного Элвуд уже видел накануне – это он показался ему слишком зрелым, чтобы находиться в Никеле. Великана звали Гриффом; кроме слишком взрослого лица он мог похвастать широкой грудью, а еще сутулился, как большой бурый медведь. Поговаривали, что его папаша сейчас в Алабаме, на каторжных работах, – за убийство матери Гриффа; от отца, должно быть, парень унаследовал и свой злодейский нрав. Дружки Гриффа были одного роста с Элвудом. С виду – кожа да кости, но глаза – звериные, беспощадные. У Лонни была широкая, бульдожья челюсть, но ближе к гладко выбритой макушке череп сужался, точно пуля. Он уже отрастил жидковатые усики, и всякий раз, замышляя недоброе, задумчиво поглаживал их, зажав двумя пальцами. Последнего члена этой троицы звали Черный Майк. Этот жилистый парнишка из Опелусаса постоянно боролся с собственной непоседливостью. Тем утром он раскачивался на месте, подсунув под себя ладони, чтобы не размахивать руками. Приятели занимали весь дальний конец стола, а места между ними и Элвудом пустовали, потому что никому не хотелось с ними связываться.

– Не возьму в толк, с чего это ты так расшумелся, Грифф, – проговорил Тернер. – Знаешь же, что на этой неделе ты под особым прицелом.

Наверное, заключил Элвуд, он имеет в виду надзирателей; восемь из них сидели по разным углам столовой и завтракали вместе со своими подопечными. Тот, что был ближе всех к ребятам, никак не мог слышать их разговор, но, когда поднял на них взгляд, все тут же старательно сделали вид, что ничего необычного не происходит. Здоровяк Грифф облаял Тернера, и двое его приятелей прыснули со смеху, – видимо, собачьи повадки входили в число их излюбленных шуток. Бритоголовый парнишка, Лонни, подмигнул Элвуду, и все вернулись к своим делам.

– Я-то сам из Хьюстона, – сказал Тернер. В голосе слышалась скука. – Вот это город что надо. Не то что здешнее захолустье.

– Спасибо, – сказал Элвуд и кивнул на задир.

Тернер взял поднос в руки.

– Да брось.

А потом все поднялись из-за столов – подошло время занятий. Десмонд похлопал Элвуда по плечу и сопроводил в класс. Школа для цветных располагалась у подножия холма, по соседству с гаражом и складом.

– Раньше я школу терпеть не мог, – признался Десмонд. – Но тут хоть вздремнуть можно.

– Я думал, тут строгая дисциплина, – сказал Элвуд.

– Дома меня отец ремнем хлестал, если я хоть день прогуляю. А в Никеле…

Успехи в учебе никак не ускоряют выпуск, пояснил Десмонд. Тут не следят за посещаемостью и не ставят отметок. Смышленые ребята стараются заработать побольше баллов. Дослужишься до нужного уровня – могут даже отпустить домой раньше времени. Трудолюбие, образцовое поведение, готовность безропотно подчиняться – именно эти качества приносили воспитаннику заветные баллы, и потому были в фокусе внимания Десмонда. Ему не терпелось вернуться домой, в Гейнсвилл, где его отец держал уличное кресло для чистки обуви. Десмонд до того часто сбегал из дома и попадал в передряги, что отец чуть ли не на коленях молил власти отправить его в Никель.

– Я так привык спать под открытым небом, что он, видимо, решил, будто мне пора научиться ценить крышу над головой.

Элвуд спросил, удалось ли ему это.

Десмонд отвел взгляд и сказал только:

– Поскорей бы дослужиться до пионера, вот что. – Его раскатистый, взрослый бас, рвущийся из тщедушного тельца, прибавил горечи этой мечте.

Здание школы для цветных было построено раньше жилых корпусов и входило в число немногих построек, возведенных здесь еще до открытия Никеля. На верхнем этаже размещались две классные комнаты для цып, на первом – два кабинета для ребят постарше. Десмонд отвел Элвуда в нужный класс, где теснилось десятков пять парт. Элвуд пробрался во второй ряд. Стоило ему оглядеться, и он пришел в ужас. С плакатов на стенах смотрели очкастые совы, выкрикивающие буквы алфавита, а рядом с ними висели иллюстрации к словам, которые обычно проходят малыши: дом, кот, сарай. Точно для первоклашек. А учебники оказались куда хуже исчерканных книг, которые раздавали ребятам в школе Линкольна, – старые, напечатанные задолго до рождения Элвуда издания тех пособий, которые он помнил еще по первому классу.

В кабинет вошел учитель, мистер Гудэлл, но никто и бровью не повел. Это был розовощекий старик лет шестидесяти пяти, в очках в толстой черепаховой оправе, льняном костюме и с гривой седых волос, которые придавали ему ученый вид. Впрочем, скоро от профессорской выправки не осталось и следа. Вялые попытки учителя привлечь к себе внимание смутили разве только Элвуда, остальные ребята откровенно валяли дурака и развлекались. Грифф с дружками резались на заднем ряду в карты, а Тернер, чей взгляд Элвуд случайно поймал, читал помятый комикс про Супермена. Заметив Элвуда, Тернер пожал плечами и перевернул страницу. Десмонд крепко спал, изогнув шею под опасным углом.

Элвуд, который во время работы у мистера Маркони вел все необходимые подсчеты в уме, примитивный урок математики воспринял чуть ли не как личную обиду. Он планировал поступать в колледж – собственно, ради этого он и оказался в той самой машине. С соседом по парте – упитанным парнем, который смачно рыгал после завтрака, – ему пришлось делить один букварь на двоих, и они стали по-дурацки перетягивать его каждый в свою сторону, точно канат. Почти все никелевцы не умели читать. И пока ребята по очереди одолевали текст – несусветную чушь о трудолюбивом зайке, – мистер Гудэлл никому не делал никаких замечаний и не исправлял речевые ошибки. Элвуд отчеканил каждый слог до того чисто, что воспитанники, сидевшие неподалеку, даже очнулись от своих грез и с любопытством стали высматривать, кто это из одноклассников-негров там отвечает.

После звонка на обед он подошел к Гудэллу, и учитель сделал вид, будто узнал его:

– Здравствуй, сынок, чем могу помочь?

Очередной цветной мальчишка: сколько уже было таких и сколько еще будет. Вблизи румяные щеки и нос Гудэлла оказались бугристыми и пористыми. От него тянуло сладковатым запахом – пота вперемешку с парами выпитой накануне бутылочки спиртного.

Стараясь скрыть свое раздражение, Элвуд спросил, нет ли в Никеле занятий для продвинутых учеников, которые собираются поступать в колледж. А потом застенчиво пояснил, что предложенный материал он уже прошел много лет назад.

Гудэлл был сама доброжелательность.

– Конечно-конечно! Я обсужу этот вопрос с директором. Еще разочек, как тебя зовут?

По дороге в Кливленд Элвуд нагнал Десмонда. Он пересказал ему свой разговор с учителем.

– И ты веришь в эту чушь? – спросил Десмонд.

После обеда, когда пришло время для занятий в классе рисования и мастерской, Блейкли отвел Элвуда в сторонку. Воспитатель велел Элвуду присоединился к другим червям, которые убирались в саду. У них, правда, работа уже в самом разгаре, проговорил он, но зато труд во дворе даст Элвуду, так сказать, представление о местности.

– Увидишь все вблизи, – пообещал Блейкли.

В тот первый день Элвуд в компании пяти других воспитанников – в большинстве своем цып, – вооружившись косой и граблями, бродил по «цветной» половине кампуса. Возглавлял этот отряд мальчишка по имени Джейми – немногословный и, как и многие никелевцы, тощий, точно спичка. Джейми часто перебрасывали из корпуса в корпус: его мать была мексиканкой, и начальство попросту не знало, что с ним делать. Когда он только прибыл сюда, его поместили к белым, но в первый же день работы на лаймовом поле он так загорел, что Спенсер отправил его к цветным. Джейми провел месяц в Кливленде, но потом во время обхода территории директор Харди заметил его бледное лицо в ряду смуглых и велел вернуться в корпус для белых. Спустя несколько недель Спенсер перевел его обратно.

– Так вот и шпыняют меня из угла в угол, – рассказывал Джейми, сгребая в кучу сосновые иглы. Улыбка у него была печальная, щербатая. – Надеюсь, в конце концов они определятся!

Первая экскурсия Элвуда по окрестностям состоялась, когда он с ребятами шагал в гору мимо двух других жилых корпусов для цветных, мимо баскетбольных площадок из красной глины и большой прачечной. С высоты за деревьями просматривалась почти вся «белая» половина кампуса: три жилых корпуса, лазарет и административные здания, в одном из которых – в большом, из красного кирпича и с американским флагом – располагался офис директора Харди. На территории школы находилось еще несколько крупных построек, которыми попеременно пользовались и черные, и белые воспитанники: гимнастический зал, часовня, столярная мастерская. Сверху казалось, будто школа для белых воспитанников ничем не отличается от школы для черных. Интересно, подумал Элвуд, а внутри там тоже все лучшее, как в школах Таллахасси, или в Никеле всем, вне зависимости от цвета кожи, дают дрянное образование?

Когда «садовая бригада» добралась до самого верха, ребята огляделись. На другой стороне холма находилось кладбище – Сапожный холм. Невысокая стена из неотесанного камня окружала белые кресты, серые заросли сорняков, накренившиеся, изогнутые деревья. Мальчики обходили это место стороной.

Джейми разъяснил, что если пойти по дороге, огибающей холм с другой стороны, то скоро выйдешь к типографии, первым фермерским домикам, а потом и к болоту у северной границы никелевских территорий.

– Ты не волнуйся, скоро и тебя отправят на картошку, – заверил Джейми Элвуда.

Группки воспитанников шли по тропинкам и дорожкам выполнять свои трудовые повинности, а надзиратели в казенных автомобилях колесили по кампусу и наблюдали за ними. Элвуд изумленно замер при виде темнокожего парня лет тринадцати-четырнадцати за рулем старого трактора, тянущего за собой деревянную повозку, полную никелевцев. В огромном водительском кресле паренек, везущий своих пассажиров на ферму, выглядел сонным и безмятежным.

Если ребята вдруг осекались и замирали как вкопанные, это значило только одно – Спенсер где-то поблизости.

На полпути от «цветного» кампуса к «белому» стояло одноэтажное прямоугольное здание, приземистое и узкое, – поначалу Элвуд принял его за сарай. По бетонным стенам, выкрашенным в белый, тянулись, точно виноградные лозы, вереницы ржавых пятен, но зеленая краска на наличниках двери и окон была яркой и свежей. На продольной стене виднелось одно большое окно, а к нему, точно утята, льнули три оконца поменьше.

Постройку окружал островок нескошенной травы в фут шириной, непокоренный, нетронутый.

– Может, и это скосить? – спросил Элвуд.

Двое никелевцев, шагавших рядом, шумно вздохнули:

– Ниггер, тут лучше ни во что не впрягаться, пока не попросят.

Свободное время до ужина Элвуд провел в кливлендской комнате отдыха. Он изучил содержимое ящиков, полных карт, настольных игр и пауков. Воспитанники спорили, кто следующим будет играть в настольный теннис, отбивали ракетками подачи в сторону провисшей сетки, отпускали ругательства после промахов; белые шарики стучали по столу обрывистым сердцебиением подросткового полудня. Элвуд осмотрел скудное содержимое книжных полок в поисках детективов о братьях Харди и комиксов, но обнаружил только покрывшиеся плесенью научно-популярные книжки с космическими картинками и снимками крупным планом морского дна на обложке. Элвуд открыл коробку с картонными шахматами. Внутри лежало только три фигурки: ладья и две пешки.

А кругом царила суета: кто-то отправлялся работать или на спортивные занятия, кто-то – возвращался, другие спешили наверх, к кроватям, – в гавань своих детских шалостей. Мистер Блейкли прервал обход, чтобы познакомить Элвуда с Картером, одним из чернокожих надзирателей. Он был моложе воспитателя и казался человеком строгим и педантичным. Картер окинул Элвуда быстрым, подозрительным взглядом и отвернулся, чтобы отругать мальчика, сосавшего большой палец в углу.

Половина надзирателей в Кливленде была черной, половина – белой.

– Начнут тебя донимать или даже внимания не обратят, заранее неизвестно – хоть монетку кидай, – рассказывал ему Десмонд, – и цвет кожи тут ни при чем. – Он лежал на одной из кушеток, подложив под голову газету, раскрытую на разделе юмора, чтобы только не касаться головой сомнительного пятна на обивке. – Есть там и славные парни, но некоторые точно с цепи сорвались.

В качестве примера Десмонд привел старосту из числа воспитанников, чья задача сводилась к тому, чтобы выявлять нарушителей правил и прогульщиков. На этой неделе обязанности старосты исполнял светлокожий мальчишка с густой шапкой золотистых кудрей, прозванный – и вполне справедливо – Косолапкой. Беспечно напевая себе под нос, Косолапка расхаживал по первому этажу с планшетом и карандашом – главными атрибутами своей власти.

– Этот в два счета на тебя настучит, – предупредил Десмонд. – Но если староста попадется хороший, то можно разжиться щедрыми баллами и поскорее выбиться в испытатели и пионеры.

Где-то на юге, у подножия холма, взвыла сирена. Что это было, никто из них не понял. Элвуд перевернул деревянный ящик и сел на него, поникнув головой. И как это место вообще встретилось на тропе его жизни? Краска сходила с потолка тонкой корочкой, а перепачканные сажей окна час от часу делались все темнее. Ему вспомнилась речь доктора Кинга, обращенная к старшеклассникам из Вашингтона. Он тогда говорил о последствиях законов Джима Кроу и что пора бы обратить их в призыв к действию. «Вот что несравненно обогатит вашу душу. Вот что подарит вам то редкостное благородство, которое может произрасти лишь из любви и самозабвенной помощи ближнему. Посвятите себя человечеству. Пусть это станет для вас главной целью в жизни».

«Пускай я и оказался в этих стенах, – думал Элвуд, – но я сделаю все, что могу, чтобы выбраться поскорее». Дома все знали его как человека спокойного и надежного – вскоре и в Никеле это заметят. За ужином он расспросит Десмонда, сколько баллов надо набрать, чтобы выбиться из червей и как быстро обычно поднимаются к высшему рангу и уходят отсюда. Он добьется этого вдвое быстрее. Это будет его бунт.

С этим решением он перебрал три коробки с шахматами, собрал один полный комплект фигур и выиграл две партии подряд.

Позже он и сам не сможет толком ответить, почему вмешался в ту потасовку в туалете. Кажется, так же поступил его дед в одной из историй, рассказанных Гарриет: не сумел пройти мимо, заметив несправедливость.

С Кори, мальчиком, которого вздумали дразнить старшие, он раньше не встречался. А вот задир уже видел за завтраком: Лонни с его бульдожьей челюстью и его дружка с маниакальными повадками – Черного Майка. Элвуд зашел в туалет на первом этаже, чтобы справить нужду, и увидел рослых парней и Кори, прижавшегося к потрескавшейся кафельной стене. Может, Элвуд и впрямь был не в своем уме, как подметили ребята из Френчтауна. Или все дело в том, что обидчики оказались крупнее малыша Кори. Адвокат Элвуда уговорил судью разрешить его подзащитному провести последние дни на свободе, дома, поскольку в тот день некому было везти его в Никель, а таллахасская тюрьма стояла переполненной. Возможно, проведи он больше времени в горниле окружной тюрьмы, он бы усвоил, что лучше не мешать разгулу насилия, и неважно, чем оно вызвано.

– Эй! – позвал Элвуд и шагнул вперед.

Черный Майк развернулся, ударил его в челюсть, и он влетел спиной в раковину.

Тут дверь распахнул еще один мальчик из цып и вскрикнул: «Вот черт!» Фил, один из белокожих надзирателей, как раз делал обход. Держался он вяло и безучастно и вечно делал вид, будто в упор не видит того, что творится у него под носом. Еще в юном возрасте он решил, что так будет проще. «Хоть монетку кидай», как описывал Десмонд никелевское правосудие.

– Что это вы тут затеяли, а, крошки-ниггеры? – спросил Фил беззаботным тоном, скорее выдававшим его любопытство.

Пытаться разобраться в случившемся, понять, кто виноват, кто зачинщик и почему, – это в его обязанности не входило. Он должен всего лишь приглядывать за цветными мальчишками – вот и сегодня ничто не изменило его отношения к своей работе. Он спросил новенького, как его зовут, имена остальных он и так знал.

– Мистер Спенсер во всем разберется, – пообещал Фил. А потом велел мальчишкам готовиться к ужину.