Текст книги "Возвращение домой: Крымский тустеп. Возвращение домой. Крымский ликбез"

– Понял!

Три машины успели отправить, две – так и остались на гребне и включились в контрбатарейную войнушку, перестреливаясь с батареей на Нурменсаари. Немцы добили последнюю пушку на Романове, как только она зашевелилась и начала пристрелку. Пожар вывел из строя всю автоматику. Дальномер поврежден, толку от орудия никакого не было, прицел немцы уволокли с собой. Через два дня части фронта вошли в Печенгу, из Линахамари вышло несколько кораблей и судов, которые на выходе были обстреляны нашими батареями с Рыбачьего, Среднего и парой СУ-152. В ответ немцы открыли ураганный огонь с Нурменсаари, прикрыли выход каравана, утопили мы только небольшой пароходик. Один из кораблей подошел к батарее, на него высадились люди, и немцы ушли. Все орудия на Крестовом, в Линахамари и на Нурменсаари они подорвали. Освобождено много пленных в Линахамари, которые строили новую башенную батарею. На Нуменсаари тоже большой концлагерь, сделаны дороги, много щебня из-под выработки. В скале долбили многоярусную береговую батарею под 280-мм башенные орудия.

А в Озерце начали погрузку две бригады морской пехоты на суда и корабли. Предстоял десант в Киркенес. Непосредственно перед десантом, первая рота переоделась в немецкую форму, села в захваченные у немцев трофейные «Бюсинги» и «Ганомаги», погрузилась на трофейные и свои десантные корабли, и ушла в дальний рейд в Ярфьорд. Дальний, конечно, несколько условно, напрямую всего двадцать три мили, но это уже территория Норвегии. Официально, с 1826 года. Когда проходили мимо устья реки Ворьема, Дмитрий показал бойцам роты мыс, на котором стоит пограничный столб с надписью, что все, что восточнее, это Россия. И дата выбита. Еще императором Николаем Первым, Палкин который, утверждена. Часть этой территории двадцать два года была оккупирована Финляндией по Тартускому договору. И они идут ее освобождать. Часть уже освобождена. Но спустили военно-морской флаг, подняли немецкий и вошли в Ярфьорд. Тральцы пару раз пробежались перед входом. Несколько раз немцы запрашивали с берегов что-то семафором, отвечали открытым текстом, что идут из Линахамари, куда вошли русские. Одиннадцать миль тащились вдоль высоких берегов, с которых в любой момент могли ударить немцы. Высадились в деревушке Ярфьордботн. Дмитрий отдал бумагу фельджандарму и долго рассказывал ему, с каким трудом роте удалось вырваться из Линахамари. Жандарм кивал головой до тех пор, пока его людей полностью не окружили спешившиеся разведчики. Затем всех взяли в ножи. Выскочили на дорогу, слегка растянулись и пошли в сторону Киркинеса. Рота танков замаскировалась у Ярфьордботн в пяти километрах от моста. У моста через Пасвик остановили жандармы, проверили документы и дали разрешение трогаться. В момент пересечения предмостья предпоследней машиной, у той заглох мотор. Водитель выскочил, начал что-то крутить в моторе. Первые машины пересекли мост, и… Началась атака. Несколько базук ударили по дотам у предмостья, загорелись обе «тройки» с одной стороны и длинноствольная «четверка» с другой.

Мост был захвачен, а танковая рота, сбрасывая с дороги грузовики с немцами, давя всех и вся на шоссе, прорвалась к мосту. Заняли оборону и держали ее сутки. Десант высадился с боем в порту Киркенес и взял город, выдвинулся к мосту и оказал помощь роте в удержании его.

Вместе дождались подхода 10-й гвардейской дивизии.

Но Дима оказался в госпитале – словил осколок мины в конце второго дня боев.

Глава 5
«И волки сыты, и овцы целы!»

 
Черны-ый ворон, черны-ый ворон,
Ты не вейся надо мной!
Ты добы-ычи не дожде-ешься!
Черный воро-он, я – не твой!
 

Заунывную песню исполнял обгорелый танкист. Лицо у него было закрыто бинтами. В палате резко пахло мазью Вишневского: деготь с чем-то еще. Вряд ли он был слабаком – капитан Сабуров, командир роты 73-го отдельного тяжелого танкового полка прорыва. Когда терял сознание, то кричал, в сознании пел. Доктора над ним просто вьются, у них мнение, что пациент не жилец. А мужик уперся и хочет жить. Хоть и очень больно. У Дмитрия пробита спина, задето легкое, пневмоторакс. Лечат хорошо, каким-то пенициллином английским. Но сосед своими песнями просто достал. На восьмой день в палате появились Мехлис и… Соня! И началось! Куда-то задвигали койку, перевели на особое питание. Теперь в палате он один, если не считать Соню, Сашку и постоянно появляющихся медсестер!

– Ты каким образом здесь оказалась, Софья?!

– Получила сообщение, что ты ранен и находишься в госпитале СФ.

– А где пропуск получила?

– Я же на узле связи работаю! Все везде свои. Дозвонилась до Мехлиса, он и обеспечил. Смеется, что он так и знал, что я буду твоей женой! Кстати, Матвеев, у нас будет ребенок. Хочу, чтобы была девочка!

– Ты же говорила, что последнее слово будет за мной! Нет?

– Говорила! Но здесь уже ничего не изменить! Все предначертано! Доктора говорят, что у тебя все идет хорошо, и завтра можно будет снять швы. Если хочешь, можно договориться на лечение в Крыму. Матвеев, хочешь в Крым? Тем более что отпуск по ранению тебе положен. Давай так и решим этот вопрос!

– Насчет Крыма я за.

– Тогда я побежала договариваться!

Через пять дней Дмитрий в купейном вагоне поехал в Крым на продолжение лечения, а Соня и Санька составляя ему компанию. Санитарные поезда ходят быстро, как курьерские, останавливаются только сменить паровозы да выгрузить умерших. Уже в поезде Соня передала Дмитрию пакет от Мехлиса. Презервативов в нем не было, лежали погоны контр-адмирала и семейная путевка в санаторий ВВС. Во время последней встречи они почти не разговаривали, мешал пневмоторакс Дмитрия, да и времени у Мехлиса не было: фронт продолжает наступать. Уже в госпитале стало известно, что заключено соглашение о перемирии с Финляндией, и она начала отвод войск из оккупированных районов. Центральный фронт взял Смоленск. Но Дмитрий пока лежачий. Вставать врачи не разрешают. Мина взорвалась метрах в пяти перед небольшим камнем, за которым лежал Дима. Большинство осколков ушло в камень, а один пробил спину, легкое и застрял в кишечнике. Был бы какой-нибудь панцирь, можно было бы просто улыбнуться, что старушка опять промахнулась. Мехлис был в погонах маршала, и, видимо, не только они получили новые звания. Но сообщений об этом Дмитрий не читал.

Поезд дошел до Ростова, там вагон перецепили, и по восстановленному мосту через Чонгар они попали на полуостров. В вагоне жарко, несмотря на раскрытые настежь окна и двери. В Феодосии перегрузили сначала в санитарный автобус, потом на катер, который неторопливо отвалил от стенки и потихонечку зачапал в сторону Алупки. Почти шесть часов шли туда. На причале в Курпатах опять перегрузка, и пятый корпус санатория ВВС, 1-я хирургия. Палата отдельная, вот только Соню и Сашку сюда пускают на несколько минут. Дмитрий продолжал анализировать бои на полуострове, подмечать удачи и несуразицы, естественно, возникавшие, когда под давлением противника, когда из-за действий подчиненных и командования. В принципе, и разведка, и созданные модернизированные бригады, вкупе с новой техникой, проявили себя хорошо, но требовалось укрупнить соединение и подчинить единому командованию. Бригадами в основном командовали генерал-майоры – люди самостоятельные и накопившие определенный опыт, к сожалению, не всегда положительный. Хуже всего дела обстояли в 72-й бригаде, которую не успели перевооружить и потренировать, так как ее не сменили на позициях у Западной Лицы, чтобы не беспокоить противника. Так что налицо явный прогресс: боеспособность бригад резко возросла. А вот десант в Киркенес, опять готовили второпях, и если бы сорвалось наступление 10-й гвардейской, то неизвестно, как сложились бы обстоятельства. Дмитрий ругал себя, так как он отвлекся на вспомогательную операцию по взятию мыса Романов и из-за этого упустил момент начала подготовки первого крупного десанта. В итоге поврежден один из кораблей-доков, несколько LST, что достаточно критично в условиях отсутствия опыта по ремонту таких кораблей. С другой стороны, именно успех в той операции придал уверенности командирам бригад, включил их «мозговую деятельность», природную смекалку и стремление к малой крови. Так что неизвестно, что лучше. Но какую-то броню на спину и грудь морскому пехотинцу надо вешать. После высадки, естественно. Или когда высадка идет непосредственно на берег. Через пару недель он, наконец, поднялся и вышел на громадный балкон пятого корпуса, на солнце. Ему попыталась помочь медсестра.

– Оставь, сам выйду, не маленький. Да и дом у меня здесь в четырех километрах.

– Товарищ ранбольной! Доктор запретил вам подниматься!

– Да пошел он! Пусть попробует сам три недели лежать! Слушай, не ругайся, а спину почеши!

– Сейчас перевязку сделаю, товарищ ранбольной.

Дмитрий перешел самостоятельно к шезлонгам на балконе, снял халат и лег спиной вверх. Пригрелся на солнце и уснул. Разбудила его Соня:

– Матвеев! Я ужин принесла!

– Давно здесь?

– Давно! С шести часов, как дежурство кончилось.

– А Санька где?

– Вон спит. Поешь!

– Не хочу, спина вся зудит, кожа шелушится от йода. В баню бы.

– Машину надо, договорись, контр-адмирал!

Через некоторое время он лежал в домашней бане, нацелованный, намазанный всякой всячиной, ему нежно содрали всю коросту, образовавшуюся на спине за эти дни. Помогли перейти в кровать и уложили на нежнейшие шелковые простыни. Отбились от его приставаний, пообещав все блаженства позже, после выздоровления. Он действительно устал и с благодарностью завалился спать. Проснулся один, Соня уехала на работу, а он даже не услышал, как это произошло. При условии того, что последнее время просыпался от любого шороха. Соня вернулась поздно, ей пришлось заезжать в санаторий и подписывать у главврача перевод мужа на амбулаторное лечение. Санька раскапризничался, но потом поел и уснул. Соня легла рядом с Димой.

– Ну, и как, Матвеев?

– Живой и… дома!

– Ты в первый раз назвал дом домом! – сказала Соня и смешно сунулась ему в подмышку. – Я написала твоей матери, что ты здесь, отправила телеграммой.

– А смысл?

– Не знаю. Мы переписываемся, но пока сообщаем друг другу о новостях.

– Ну, хорошо!

– Слушай, Матвеев, надо где-то машину достать. Тебе завтра надо на перевязку, а из Гаспры ничего в Кур-паты не ходит.

– Ладно, что-нибудь придумаю!

Они уснули, наутро Дима даже и не подумал о просьбе жены, но в середине дня приехали из госпиталя, в том числе и та самая медсестра. Проколола лекарства и заставила контр-адмирала Матвеева заполнить какой-то бланк.

– Машина будет приходить, товарищ контр-адмирал! Только вам придется ездить в санаторий. Или ставить уколы самостоятельно.

У девушки было смешливое лицо, русые волосы, вся такая крупная, здоровенная. Но все процедуры делала безбольно и в это время разговаривала ласково.

– А вы можете научить это делать мою жену или сами приезжать.

– Товарищ адмирал, вы же с северов?

– Да, с Северного флота.

– Вот здесь «галочку» поставьте. Мой брат погиб на Среднем. Моя фамилия Юневич. Мы из Керчи. Конечно, я приеду. Вы моего брата знали? Он капитаном морской пехоты был.

– Лично, нет. Он погиб раньше. В то время я здесь, в Крыму был. Его именем назван десантный корабль Северного Флота. На нем я был.

– А вашим именем названа улица в Керчи: Десантника Матвеева. Видели?

– Я в Керчи всего два раза был. В Керчь не высаживался.

– Ну и ничего! Вас в школу зовут, где мои младшие братья и сестры учатся. Приедете?

– Я постараюсь.

В начале июля перебрались в санаторий, в генеральский домик, Софья получила отпуск. В Севастополе купили за 320 фунтов армейский «Додж» в валютном магазине, чтобы Софья не мучилась, каждый день добираясь на работу и с работы в автобусе. Загорели, накупались. Дмитрий окончательно поправился. Из Перми приехала мать, которую поселили в доме в Береговом. Она, чисто городской житель, с удовольствием занялась хозяйством: делала компоты, варила варенье из черешни и вишни. Единственное, что: Саньку две бабы поделить не могли! Но Соня на пятом месяце, так что ей уже тяжеленько возиться с почти годовалым ребенком. «Ничего! Договорятся», – подумал Дмитрий, глядя, как устанавливаются взаимоотношения между женой и матерью. Лето было на редкость жарким, где-то полыхала война, но это где-то! Сюда доносились только сводки Информбюро. Жаркие бои на Новгородском направлении, освобождение Винницы, Львова, Киева. Бои в Венгрии, в Норвегии. Появилась угроза для немцев, что их окружат в Белоруссии, так как группа армий «А» практически перемолота. Американцы и англичане ведут тяжелые бои в северной Франции. Сбросить их в море у Гитлера не получилось. Плацдарм, правда, сократился, но чего это стоило обеим сторонам! Нас сдерживал только Ленинградский фронт, где продвижение вперед было недостаточно быстрым. На рубежах Нарвы немцам удалось задержать и остановить наступление. Последнюю неделю отпуска Дмитрий с головой ушел в изучение ситуации на Северном фронте, как теперь стал называться Карельский фронт. Но о нем вспомнили чуть раньше окончания отпуска. Фельдъегерь доставил пакет в санаторий за три дня до окончания отпуска.

– Товарищ контр-адмирал! Распишитесь в получении!

– Давайте, капитан!

– На словах приказано передать, что борт ожидает вас в Симферополе.

Софья была на работе, у нее отпуск короткий: две недели. Сел, черкнул несколько строк, собрал вещи и на санаторном автобусе выехал в Симферополь. Оттуда в Москву, к Кузнецову. Соне передали его записку на КПП санатория. Она рванула в «Аэрофлотское», но борт уже был в воздухе несколько часов. Тоскливо взглянув на собирающиеся тучи, она всхлипнула, потому что совсем не так представляла себе его проводы. В записке всего несколько слов: «Меня срочно вызывают в Москву. По прилете сообщу. Дмитрий. Люблю, целую».

В Москве Кузнецов огорошил Матвеева:

– Ваши люди обнаружили стоянку «Тирпица» и дали схему расположения зенитных батарей в Тромсе. Сейчас к Сталину, и сегодня же быть на месте. Уничтожать «Тирпиц» будет наша авиация. В машину.

До Кремля ехали молча. Уже знакомый кабинет Верховного.

– Здравия желаю, товарищ Сталин.

– Здравствуйте, товарищ Матвеев. Как ваше здоровье?

– Спасибо, товарищ Сталин. Практически здоров.

– Насколько можно доверять вашим людям, что эти сведения уже не находятся у англичан, товарищ Матвеев?

– Каналы связи не пересекаются с союзниками, товарищ Сталин.

– Вы уверены?

– Абсолютно. Я сам готовил эту заброску. Людей знаю с 42-го года. Лейтенант Штерн добыл сведения об армии Паулюса.

– Понятно-понятно, товарищ Матвеев. Вы понимаете политическое значение этой операции? И экономическое!

– Так точно.

– Это освобождение самого короткого пути поставки вооружений по ленд-лизу. Вы лично отвечаете за точность этих данных и за проведение последующих операций по ликвидации флота открытого моря, товарищ Матвеев.

– Есть!

– Хочу пожелать вам успехов. Формировать соединение можете свободно.

Они вышли из кабинета, и Матвеев сказал Кузнецову у машины:

– Это авантюра. Кто это придумал?

– Командующий АДД маршал авиации Голованов. Но брать на себя полностью ответственность он не хочет. Решил поделиться с тобой, адмирал Матвеев.

– Где он?

– Ждет тебя на аэродроме. Вместе летите в Архангельск.

В Архангельском машина наркомфлота остановилась у борта ТБ-7, возле которого возились люди. Нарком из машины не вылез, попрощались в ней. Он недоволен: в случае успеха хвалить будут Голованова и его людей; если сорвется, то ругать будут его и его людей. Дмитрий вытащил из машины свой новенький фибровый чемодан, машина тронулась.

– Где-то здесь должен быть маршал авиации Голованов, – спросил он у техника, производящего какую-то операцию у левой основной стойки.

– В кабине! – буркнул тот в ответ и начал отворачивать какую-то гайку, изо всех сил упираясь в ключ. Дмитрий прошел к видневшемуся трапу под брюхом машины.

– Где маршал Голованов? – крикнул он в люк. Слева свесилась голова летчика.

– Ну, я – Голованов.

Дмитрий приложил руку к «мице»:

– Контр-адмирал Матвеев, начальник разведки СФ.

– Залезай!

– У меня чемодан, в люк он не войдет.

– Ты бы еще ванну захватил! Онищенко! Погрузи барахло адмирала! И он – голый! Найди ему одежду! Щаз спущусь! – Дмитрий отошел от трапа. По нему, задницей назад, не по-флотски, спускался массивный высокий человек в меховом комбинезоне и меховой куртке, несмотря на тридцатиградусную жару. Они оказались примерно одного роста, куртку маршал сразу расстегнул, стало видно, что и комплекцией они примерно одинаковые.

– Куда вырядился так, и что с чемоданом бегаешь?

– Я из отпуска, и из Кремля.

– Из отпуска? Кто бы мне отпуск предоставил!

– А мне уже второй в этом году немцы предоставляют.

– Тогда понятно! Слушай, адмирал, тебе тридцатник-то есть?

– Нет, в сорок седьмом, может быть, исполнится.

Подошел Онищенко, который открыл какой-то люк и попросил разрешения забрать чемодан.

– Александр Евгеньевич, у адмирала такой же размер, как у вас. Найти для него комбинезон – целая проблема!

– Мой старый возьмите. Лови! – он кинул Онищенко связку ключей. Снял куртку, расстегнул молнию комбинезона. – Ладно, молодой, так молодой. Давай знакомиться: Александр Евгеньевич!

– Дмитрий Васильевич, – они пожали друг другу руки.

– Где загорел-то так?

– В Крыму.

– Эх, давно там не был! Эх, Курпаты, санаторий!

– Вот, я как раз оттуда, еще утром был там.

– А сам откуда?

– Из Ленинграда, но семья в Крыму.

– Так. Одевайся, и по коням!

Дмитрий натянул меховой комбинезон, накинул куртку, перчатки висели на веревочке из рукавов, как у малышей. Надел парашют. Поднялся вслед за Головановым, ему показали место, где он может включиться в кислород и СПУ. Борттехник закрыл люк, пошли команды, чихнул несколько раз левый двигатель, взревел, затем его убавили на прогрев. По очереди запустили все четыре, затем машина довольно долго подпрыгивала на неровностях, куда-то выруливая. Наконец, взлетели.

– Летал на таких? – послышалось в наушниках.

– На таких – нет, летал на Б-17.

– И как?

– Там места больше.

Через некоторое время подали команду включиться в кислород, и пошли к Архангельску на высоте около семи тысяч метров.

На аэродроме их ждали командующий Беломорской флотилией контр-адмирал Кучеров, командир 45-й дивизии АДД полковник Лебедев и командир 746-го полка Пусэп. В штурманском классе началось совещание. Его начал Голованов. Начал оригинально, сразу перебросив вину за происходящее на Матвеева!

– Тут нам наши бравые морячки задачку подкинули: дескать, нашли место базирования «Тирпица» и остальных посудин Гитлера. А нам поручили устроить бой посуды на этих «коробках», дескать, сами справиться не могут. Докладывайте, товарищ контр-адмирал.

– Контр-адмирал Матвеев, начальник разведки Северного флота. Заброс группы для поиска места базирования флота открытого моря осуществлен по плану и в соответствии с решениями союзной миссии в городе Полярный, в интересах Роял Эйр Форс, английских королевских ВВС. Для выполнения задачи нам были переданы три высотных скоростных разведчика «Спитфайр PR VI», авиация северного флота в 118-м полку подготовила несколько летчиков для полетов на них. Самолеты не вооружены, но имеют значительный потолок и мощную фотокамеру «Кодак». Однако их полеты мало что дали. Вот все фотографии, которые смогли получить, в том числе и двенадцать фотографий порта Тромсе. В конце мая разведка флота подготовила и высадила несколько групп дальней разведки. Все группы легализировались и работают по настоящее время, контролируя несколько мест вероятного нахождения кораблей открытого моря. В сообщении одной из них даются координаты стоянок двух крупных кораблей противника. И план противовоздушной обороны. Считаю необходимым подключить к налету максимальное количество самолетов. То есть привлечь к исполнению задачи, в первую очередь, непосредственных заказчиков операции.

У Голованова аж голова дернулась.

– Это почему?

– На острове Тромсойя находится аэродром, на котором вероятно размещение высотных перехватчиков из 14.JG 5 «Айсмеер». Они дважды пытались перехватить наши «Спитфайры». По высотности и скорости они превосходят те машины, которые вы, товарищ маршал, можете туда послать.

– Ты у Верховного был?

– Был.

– Что тебе приказали? Обеспечить захват порта после нанесения удара! Так?

– Так. И я считаю этот приказ невыполнимым. Во-первых, на всем Северном флоте два корабля-дока, один из них в ремонте. С учетом всех имеющихся плавсредств, можем одновременно высадить одну бригаду морской пехоты с усилением. От места погрузки до места высадки триста пятьдесят морских миль без учета противолодочного зигзага. Или тридцать восемь часов хода во время полярного дня. Пятый воздушный флот утопит наши кораблики еще у Хаммерфеста. А как только ордер будет обнаружен, корабли уйдут западным проходом в Нарвик.

– Так почему ты тогда согласился его исполнять?

– Во-первых, потому, что исполнять его нужно будет только тогда, когда вы попадете по «Тирпицу». Во-вторых, если я не соглашусь, то обязательно найдется какой-нибудь дурак, который согласится и угробит мои бригады. А так и волки сыты, и овцы целы.

– Что ты этим хочешь сказать?

– Без привлечения всех сил, одной авиацией этот вопрос не решить, точнее, тем количеством авиации, которое у нас есть. То, что его засекли на этом месте, еще ни о чем не говорит. Скорее всего, он меняет места стоянки. Иначе англичане справились бы и без нас. То есть в первую очередь нужно проверить, действительно ли он находится на стоянке, указанной Штерном. Установить это могут только летчики 118-го полка. Эти, по крайней мере, гарантированно вернутся. Наводка у нас есть. Аккуратно снимем это место, не вызывая подозрений. Затем приступим к подготовке операции. В любом случае кавалерийским наскоком эта задача не решается. А то чувствуется по всему, что у вас, летчиков, все готово для нанесения пустого удара с захватывающими фотографиями. А потом мои кораблики столкнутся с линкором, который их как семечки лузгать будет. А ваша хата с краю: кукарекнули… пардон, доложили, а там хоть не рассветай. У наших кораблей нет возможности уйти от линкора!

– Я не могу столько времени держать здесь борта без работы!

– Именно поэтому я и говорю, что пусть ими англичане занимаются. Они могут перебросить сюда столько машин, сколько требуется, и ждать столько, сколько нужно. А нам воевать надо! Мы свою часть работы выполнили! Им было нужно место стоянки? Мы его знаем! А что нам с этого будет? В том варианте, который предлагаете вы, товарищ маршал, нам только шишки достаются.

– Ладно, почти уговорил, пусть первыми слетают твои малыши! У тебя с ними связь есть?

– Есть, конечно. – Дмитрий снял трубку телефона, несколько раз повторил различные позывные, наконец сказал: – Семен Кириллович! Приветствую, Брелок!.. Да-да, уже вернулся!.. Спасибо, нормально. Требуется проверить квадрат Д22 и квадрат К16. Пусть там Леонид Иванович все пощупает. Есть данные, что Мишка спит там. И предупреди, чтобы аккуратно!.. Знаю, что светло. Действуйте. Все, заказал.

– А нам что делать?

– Полетайте пока, посмотрите окрестности. Навигация здесь своеобразная.

– А почему вы дали другие координаты, чем в шифрограмме?

– Потому что внутри шифрограммы есть еще один шифр. В тех точках, которые указаны там, ничего нет.

– Почему?

– Мы применяем такую систему, чтобы информация не ушла не по назначению. И не пытайтесь найти эти квадраты, их знают сейчас только трое: Штерн, Литвинов и я.

Прошло семь часов томительного ожидания. Успели поужинать, поваляться на диване, наконец на аэродром плюхнулась «кобра» со значками 118-го полка.

– Товарищ маршал авиации! Разрешите обратиться к контр-адмиралу Матвееву!

– Привез? Обращайся!

– Здравия желаю, Дмитрий Васильевич! С возвращением! Семен Кириллович просил срочно передать! – и он вытащил из планшета пакет, обернутый вокруг плоской фляжки с бензином. Вытащил фляжку и передал пакет.

– Отдыхай, Виктор, может быть, еще придется слетать.

– Есть! – старлей козырнул и вышел.

Дмитрий раскрыл пакет и разложил фотографии.

– Вот они, голубчики! Все здесь! А на втором месте – пусто! Так что: кочуют!

– Так это ж Альтен-фьорд! – сказал Голованов.

– Вот именно! В Тромсе их англичане и сами могут достать, а сюда они не дотягиваются по дальности. А нас они не шибко боятся, и напрасно. – Он подошел к ВЧ и попросил соединить с Васильевым.

– Здравия желаю, товарищ Васильев! Воздушная разведка подтвердила наличие целей. Собственных сил и средств у нас недостаточно, прошу разрешения связаться с командующим «1А» и попросить его разрешения на использование сил базы специального назначения, товарищ Васильев. – Дмитрий замолчал, выслушивая резкие возражения Сталина. – Товарищ Васильев! Мы не снимаем с себя главную задачу, силы спецбазы подавят ПВО и систему береговой обороны. Мы передадим им эти цели, а сами нанесем удар через двадцать минут по главным целям. Цели замаскированы, с больших высот их могут даже не обнаружить, но всю авиацию немцы поднимут в воздух, а мы придем позже и будем спокойно работать. – Дмитрий опять замолчал. – Так точно, товарищ Васильев. Он знает, что я специалист по десантам, просьба будет помочь подавить береговые батареи, восемнадцать батарей КЗА и казармы на берегу. – Опять он внимательно слушал Верховного. – Ожидаю! – И он положил трубку.

– Что ты лезешь, ничего не обсудив? – начал Голованов, но Дмитрий поднял палец, показывая знаком помолчать.

– Сам на приеме дал мне распоряжение: самостоятельно формировать силы и средства, необходимые для решения задачи.

– А что ж не сказал, что ты командуешь?

– Вами командует только он! Сами знаете.

Раздался звонок ВЧ. Дмитрий взял трубку. Голос Сталина сказал ему, что его сейчас соединят с Эйзенхауэром, если понадобится переводчик, то он на связи.

– Хеллоу, Дмитри! – послышалось в трубке.

– Хеллоу, Айк. Хау а ю?

– Файн! Энд ю?

– Ми ту! Джаст ай хэв уан смол праблем. Кян ю хелп ми?

– Йес, оф кос, Дмитри! Уотс праблем?

И Дмитрий попросил его дать указания генерал-лейтенанту авиации Арнольду помочь подавить противодесантные средства в одном из фьордов Норвегии, куда Красная Армия готовит десант, силами и средствами Полтавской базы спецназначения. Целеуказания передаст командующий АДД Голованов. Один вылет, из Полтавы в Полтаву.

– И это все, Дмитри?

– Конечно!

– Нет проблем! Через полчаса можешь звонить на базу! Я прикажу!

Голованов смотрел на Дмитрия широко раскрытыми глазами.

– С кем это ты?

– С командующим американскими силами в Европе генералом армии Эйзенхауэром.

– И?

– Сколько нам нужно самолетов, чтобы камня на камне не оставить в Альтен-фьорде? Но так, чтобы наши самолеты добили коробки Гитлера? Требуется не забыть батареи на Лангнесвейен, Орейя и Иснестофтен! Они будут здорово мешать при высадке!

– Ну, ты и жук! И волки сыты, и овцы целы! – с кривой ухмылкой сказал Голованов.

Дальше закипела штабная работа. Дмитрий только позвонил командующему авиацией флота и попросил перебросить четыре полка «Кобр» и «Киттихавков» с подвесными баками в Алакурти и в Солдат-бухт. Там базировалась армейская авиация, которая не имела подвесных баков.

– Это зачем?

– Сопровождать вас будем. В Лаксельве еще немцы, Сторслетте тоже, а также в Тромсойе и Хаммерфесте. Поставленная задача должна быть выполнена на сто процентов. И лучше перестраховаться, да и вам лучше подготовить еще машины, те же ЕР-2, потому как здесь я вижу только две девятки Пе-8. На них – самые тяжелые бомбы с замедлением. А двухтонные – на мгновенный подрыв. Вперед пустить ЕР-2, а «Пешки» – последними. Не потопить, так искалечить так, чтобы пискнуть не мог. Ну что, время, звонить надо в Полтаву: выяснять время их готовности и увязать это с погодой. Она у нас жуть какая капризная.

– Дельно, дельно, адмирал. Можно подумать, что всю жизнь авиацией командовал.

– Нет, десантами, Александр Евгеньевич. У нас от погоды все зависит. И сильно укрепленные пункты приходилось брать, там все зависит от правильно выбранного калибра и от авиа– и артиллерийской поддержки. То есть от взаимодействия сил и средств.

– А что это тебя Эйзенхауэр по имени зовет? И ты его?

– А вот из-за вот этого! – и Дмитрий ткнул пальцем в колодку с синей лентой. – Я вроде как герой Америки, а Айк такую же медаль получил и звание генерала армии за высадку в Европе. Мы ее вместе готовили.

– Надо же, с кем приходится работать! – смеясь, он ткнул кулаком Дмитрия. – Нормально, толково мыслишь, и не зря в таком возрасте такое звание имеешь. Все, не мешай, тут считать надо!

С американцами договорились быстро, и через пять дней вновь послали на разведку «Спитфайр». Один из кораблей переместился, и к нему подошел бункеровщик. Скорее всего, готовятся к выходу в море. Метеорологи дают на два дня хорошую погоду, правда ветреную. Пятьсот Б-17 ранним утром взлетели с аэродрома под Полтавой, сделали большой круг, собрались в свой обычный строй, красные самолеты, покачав крыльями, пошли на посадку. Часть загружена 227-кг бомбами, часть 454-кг бомбами, несколько эскадрилий взяли 907-кг бомбы. Истребителей прикрытия нет. Они вылетят позже, с расчетом быть над точкой на пять минут позже. Истребителей люфтваффе на участке мало, чтобы их не спугнуть и дать им возможность взлететь. Истребители потом сядут на дозаправку на аэродромах Кольского полуострова и Карелии. Бомберы набрали одиннадцать тысяч метров и поползли по небу огромной стаей, оставляя за собой дымно-белые хвосты. Зрелище жуткое. Особенно для тех районов, которые побывали под бомбежками и знают, что это такое. Оставив Москву справа по курсу в сто пятьдесят километров, армада медленно плыла по высокому летнему небу. Границу с Финляндией не пересекали, Ленинград оставили слева, идут над почти незаселенными районами Карелии. Сзади, в двадцати пяти минутах лета от них, подходят пятьдесят четыре четкие девятками Ер-2, за ними идут две девятки Пе-8. Немцы засекли армаду сначала визуально, а со ста километров увидели ее на радарах. Но пакеты с целеуказаниями уже вскрыты, головные машины крыльев работают радарами. Они и сообщили о том, что из Лаксельва взлетели истребители, и правее еще одна группа истребителей, значительно большая. Их успокоили, что справа – истребители Северного фронта и Северного флота.

В 13:30 по Москве зафиксирована первая атака ФВ-190. Он попытался сбить головной бомбардировщик армады, но сам был сбит сосредоточенным огнем стрелков. Сзади над строем появились «Лайтнинги», которые сразу пошли в атаку на поднимающиеся «мессеры» и «фоккеры». В 13:57 открыли люки самолеты первой волны, и на небольшой городишко обрушился ливень 227-килограммовых бомб. Зенитная артиллерия пыталась что-то противопоставить, но она не была рассчитана на такое количество самолетов противника, и сама являлась целью! По ее душу прилетела эта стая. Каждое крыло имело свою цель, и на нее обрушивался дождь бомб, фугасных и зажигательных. Лейтенант Штерн тщательно привязал каждую из восемнадцати батарей ахт-ахтов, а они почти не добивали до строя. Последняя цель была батарея на горе Лангнесвейен. По всем батареям американцы работали полутонными и тонными бомбами.