Текст книги "Второй помощник"

– У американцев такой самолет есть?

– Теоретически «да». В-28 «Дракон», нас он вполне устраивает, но не выпускается, хотя создан на основе В-25, той же фирмой.

– Они потребуют взамен что-либо им отдать из новых разработок.

– Я уже думал на эту тему, им приходится много стрелять на Тихом океане. Можно предложить им наш флегматизатор. Он просто вкладывается в выстрел. Можем поставлять в большом количестве. Это мы проверяли.

– И что там?

– Диоксид титана с воском.

– Да, диоксид они просят им поставлять.

– Они просят его для других целей, для авиации, но, когда узнают, что этим можно продлить жизнь орудиям, то забудут о прежних целях. Флот для них важнее.

– Можете приступать к переговорам, тем более они у вас под боком расположились. Но что решим по… как вы их называете, РБУ?

– Насколько я в курсе, мы передали эти разработки англичанам в 1941 году.

– Что вы имеете в виду?

– Ракетные двигатели и их топливо, к РС-13. Было?

– Да, припоминаю.

– А дальше – это их проблемы. Неужели они могут рассчитывать, что лампы бегущей волны для радаров мы им должны просто подарить? Ни в коем случае! Пусть пользуются клистронами. Мы об этом даже не объявляем. Как и о тех материалах, которыми усовершенствовали их же ASDIC. РБУ с залповым подрывом им передавать не стоит, как и систему управления к ним. Вот, товарищ Грен, как только узнал о ней, так тут же прикрутил ее к орудиям, на 35–40 процентов подняв эффективность артиллерийского огня. Тут в Новосибирске новые лампы сделали, есть возможность создать приемник на длину волны 3,2 см и вставить его в 85-миллиметровый и более крупные снаряды для зенитной артиллерии, и производить подрыв снарядов точно на высоте цели и в непосредственной близости, по локатору.

– Где столько денег взять? – тяжело вздохнув, сказал Вознесенский. Спорить с ним никто не стал, такова участь всех финансистов того времени, вздыхать и давать деньги.

Переговоры с американцами прошли успешно, тем более что мы показали им фильм, снятый на одном из кораблей, где нашу установку РБУ выдирает из палубы. Такое было: лед не скололи, и жахнули. В общем, сырая она еще, на вооружение не пошла. А вот флегматизатор…

Но так как производство В-28 не развернуто, до осени пришлось ждать этих поставок, поэтому пришлось плотно поработать с бюро Мясищева, и выбить из него два полка ДИС (дальних истребителей сопровождения): переделок Пе-3 в тяжеловооруженный дальний истребитель. Они готовили машины для ОМАГ в прошлом году, но под руководством Изаксона. Из-за слабого навигационного оборудования большинство этих машин были потеряны, летчики погибли. Так как я имел Постановление ГКО в кармане, а мне требовалось защитить ударные В-25, а, пардон, январское «приключение» мною забыто не было, и я еще тогда начал дергаться по этому поводу, то удалось заполучить к началу полярного дня первую партию этих машин. Дальность у них была меньше, чем у «двадцать пятых», на три тысячи километров. Локаторы стояли только у командиров звеньев. Вместо М-105П поставили «Роллс Ройс Мерлин 32», 1620 сил, но его радиаторы воткнули в центроплан, а гондолы зализали до идеала. Пушечную батарею установили под брюхо. Версия была низковысотной, но для удара по кораблям все самолеты снижаются. Нас эти машины почти полностью удовлетворили, как по дальности, так и по маневренности. Базировались они на Кильдине и полностью «покрывали нашу зону ответственности от Медвежьего до мыса Желания. Установленная передняя броня, бронестекло и бронеспинка кабины, в отличие от Пе-2,3 ранних выпусков, позволяла этим машинам ходить в лобовую на «юнкерсы», а мощное вооружение, как оборонительное, так и наступательное, переломили ситуацию над северной частью Баренцева моря. Бомбы он не нес, считался чистым истребителем. А на В-25 мы переделали антенны РЛС, обеспечив приемлемый обзор задней нижней полусферы локатором, отведя часть излучения от основной антенны. Проблема в основном состояла в том, что при таком длительном полете стрелки утомлялись и теряли бдительность. Теперь при обнаружении цели сзади рявкал ревун.

Несмотря на отдельные замечания, как с моей стороны, так и со стороны Госкомиссии, дивизию признали боеспособной, и она начала развертываться с 24 марта 1943 года на площади в полмиллиона квадратных километров, взяв под наблюдение не только северную и восточную часть моря, но и всю его акваторию. Активность немецкого флота здесь упала до нуля еще в апреле. В мае мы получили приказ перебазироваться из Гремихи в Оксфьорд, а штаб дивизии – в Альту.

Глава 30
Далека родимая сторонка

На Северном флоте нас считали «тыловыми крысами». Оно и верно, располагались мы довольно глубоко в тылу, основные задачи выполняли отдельно от него, и даже отдельно от Беломорской флотилии. В марте вместо Степанова нам назначили контр-адмирала Степана Григорьевича Кучерова. До того он был начальником штаба Северного флота. Что-то с Головко не поделил. Сняли со ссылкой на резкое повышение уровня потерь флота. Мою кандидатуру ещё раньше отсеяли из списка кандидатов на пост командующего. К тому времени поставленная передо мной и моей дивизией задача ещё не была решена. Со Степаном Григорьевичем мы пересеклись ещё в Москве, практически сразу после приёма в Кремле. Его сразу предупредили, что дивизия имеет задание Ставки и не зря носит название отдельной. Летели обратно одним самолётом, там я и узнал причину его снятия. Кучеров прекрасно разбирался в снабжении и логистике флота. На посту начштаба Северного флота его сменил бывший замначальника службы снабжения и вооружения ВМФ Фёдоров, начштаба Амурской и Волжской военных флотилий. Он тоже долго не удержался в ласковых объятьях Головко. Фактически боевые потери были ни при чем. Да, ему «припомнили» исчезновение гвардейской Д-3 в июле и К-2 в сентябре 1942-го, гибель «Сокрушительного» в ноябре того же года, Щ-401, К-22 и нескольких «эМок» зимой 1942/1943 года. Но причиной понижения в должности было его замечание, что у Станкявичуса, который лично руководит ремонтами и походами, таких потерь нет, хоть и лезет в самую задницу. Этого ему не простили, обвинив в слабой проработке операций флота. Действительно, дивизия, тьфу-тьфу-тьфу, пока потеряла единственный самолет, все плав-единицы доходили до ремонтных баз самостоятельно, несмотря на повреждения. Но так, следует иметь в виду, что мне тоже могут не простить потерь, раз уж за это взялись. На следующий день после прилета в Архангельск я вылетел в Гремиху, и более мы с Кучеровым не пересекались.

Получив затребованные самолеты, спасибо Кузнецову, и решив вопрос с их прикрытием с помощью новых Пе-3М, восемь первых из них прилетели на Кильдин в середине марта, мы организовали целую сеть из акустических радиобуев и ударную группу кораблей и авиации. Стоило бую запеленговать ПЛ противника, как там немедленно появлялись наши самолеты. Большая часть подводных лодок была уничтожена ими. Распределенная по многим точкам авиагруппа всегда находила «дырочку» в погоде, чтобы направить самолеты к цели. Кроме наземной авиации, была задействована и «мокрохвостая», для которой мы подготовили за это время эффективные глубинные бомбы малого калибра, и многие летающие лодки получили радиолокаторы. Ныряющие подводные лодки, постоянно всплывающие для подзарядки, действовать в таких условиях не смогли. 11-я флотилия переключилась полностью на участок союзников. Так как все операции, так или иначе, союзники согласовывали между собой, то оценив нашу работу, англо-американцы передвинули границу ответственности. Теперь все то же самое предстояло развернуть западнее: от Медвежьего до Ян-Майена. И это при условии того, что в Тромсё еще сидели немцы. Поэтому первую скрипку пришлось отдать моим «ластоногим».

Но прежде, чем их выпустить, требовалось подойти на пистолетный выстрел к цели. А проход к Тромсё прикрывают, причем очень некисло! Западный проход перекрыт тремя крупнокалиберными фортами, проливы вокруг острова Риойен узкие и прослушиваются. К тому же перегорожены сетями. Да и течения там бешеные, на одном подкрадывающемся не пройти. Не вариант! Второй путь слишком длинный, 55 миль только на подход. И есть третий путь: мимо Мусваейра и Хиберга, там тоже батарея и хренова туча навигационных опасностей. Плюс неизвестна минная обстановка на подходах и в самом Квалсунне, это пролив. Он вдвое короче. Пролив полностью перегорожен, а внутри идет активная рыбалка, следовательно, мин нет. Так что пересаживаюсь к Жукову на К-23, и, вместе с «троечкой», потихоньку чапаем в ту сторону. Идти долго: 130 миль, день, так что без воздушного прикрытия – никак. И, чтобы сразу приступить к выполнению задания, идем большой и веселой компанией: четыре противолодочных крейсера, семь эсминцев, 15 «БОшек». И себя показать, и противника позлить. Вышли в точку 70°40’00N, 18°00’00E, там мы нырнули под РДП, выставив выдвижную антенну, дабы держать связь с прикрытием, и пошли курсом 180 к берегу. Таким образом прошли еще сорок миль, до траверза одинокой скалы у острова Рисё.

– Аркадий Алексеевич, начнем? Передайте Кузьме Иванычу.

– Есть! Перейти на аккумуляторы и на подкрадывающиеся! Стоп машина, убрать РДП! Штурман! Точку! Влево 15, курс 115, – скомандовал Жуков.

– Есть влево, на сто пятнадцать! – отрепетовал старшина 2-й статьи Грисько.

«Березка» взорвалась докладами, лодка выполняла маневр и ложилась на вход в Квалсундер.

– Командир, есть место!

– Боцман, ныряй на 40! Выдвижные вниз!

Пошел дифферент на нос, лодка ушла с перископной глубины. Где-то сзади те же команды выполняла К-3. Лодка легла на курс, который вел ее к двум каменным банкам: Лангхолмен и Сторхолмен. Справа от них целая гряда каменных глыб – Смаваер. Этим курсом нам следовать почти три часа, затем будет отворот влево на курс 90, затем на сорок и вновь на 90. Лишь после этого пойдем курсом 125, ведущим к первой линии сетей. Перед входом еще четыре банки Квален. А скорости практически нет, и куда потащат нас течения, еще не известно. А перископ не поднять, кругом сплошные наблюдатели. И самое обидное заключается в том, что немцы сидят только на сторожевике, что пасется у сети, да на ее оконечностях, там, где лебедки или якоря. В остальных местах – норвежцы, которых мы якобы «освобождаем». Буксиры, разводящие сеть, носят желтый крест на красном поле. Это они потом начнут вешать «квислингцев», сейчас они сами исполняют эти роли.

– Боцман, тридцать.

– Есть тридцать, командир.

– Подходим к повороту, Сергей Иваныч.

– Добро.

– Ворочаем влево, девяносто.

– Есть влево на 90. На курсе.

– Так держать. Акустик! Вперед и вкруговую. Два.

– Есть два. Впереди чисто. Справа – слева – шесть отметок. Дистанция…

– Отдай штурману. Глубина?

– 146, плюс тридцать.

Попали довольно точно, отметки – это каменные «пальцы», почему здесь никто и не ходит. ГАС у нас сейчас работает на той частоте, которой у англичан нет, поэтому и немцы на нее не настраиваются. Разлом здесь глубокий, так что ходить можно, и пока нет мин. Оператор ГАС периодически, раз в десять минут, просматривает, что у нас впереди. Так, не торопясь, совершили еще два поворота, влево и вправо, и услышали работу вспомогача «U-j».

– Правая – стоп! Левая – самый малый. Акустик, место цели, – запросил Жуков.

– Курсовой шесть левого, дистанция 4,2. Стоит посреди пролива.

– Странно, Сергей Иваныч, там глубины по карте почти сотня метров.

– Думаю, что он за буй разводной части ошвартовался. Давайте к берегу, к западному. Просигнальте Малафееву, – сказал я.

Было непонятно, что делает там «ягер». Прозвучали команды, лодка довернула вправо, там свал не такой резкий. Восточный берег очень приглубый. Подошли к глубинам 50 метров, вышел главстаршина Юров и ушел на акваплане к сети. Через час он вернулся и доложил:

– Кроме «U-ягера», там стоит буксир под норвежским флагом. Норвеги занимаются ремонтом сети, покраской буев, а немцы ловят рыбу. Предлагаю прикрепить к ним конец на винт, и он подтянет к корпусу защитник, кил на 50. Взрыв защитника приведет в действие удлиненный заряд.

– Здесь такое начнется! Мама не горюй!

– А так прохода нет, можно отворачивать. Дно ровное. Для надеги можно еще заряд подвесить, чтобы это корыто гарантированно утонуло и погрузило сеть.

Делать нечего, все смотрят на меня.

– Добро, работайте.

Ушли двое, Костя-«Одессит» и Юров. А мы перешли ближе и легли перед самой сетью в двух кабельтовых. Водолазы сработали быстро, теперь надо «вспугнуть» немцев, а то так и будут рыбу тягать. Сигналим Малафееву, чтобы он выдвинул антенну УКВ, он лежит дальше, и вызвал авиацию голосом. А немцы слушают эту волну! Не прошло и трех минут, как в проливе раздались взрывы. Затем, через восемь-десять минут послышался удар о грунт. И, черт возьми, взрывы бомб и грохот очередей взрывов. Наши летуны восприняли это за чистую монету! Гоняют бедного норвега, как голого по бане. Мы подвсплыли, идем вперед, простукивая сонаром дно. Есть отметка! Пытаемся остановиться и зависнуть, но не получается ни в какую. Какая-то каша из течений! Поработали сонаром вперед, нашли место, где металл не бьется. Сунулись вперед и прошли. Подождали Малафеева, и, как только он прошел, двинулись вперед под одним двигателем и самым малым. За Имре-Корвиком пришлось лечь на грунт и пропустить целую шоблу кораблей, спешащих к месту прорыва. Вторую сеть мы не обнаружили, то ли была разведена, то ли немцы просто имитировали ее. Тут трос паромной переправы проходит. В общем, мы вышли из пролива, повернули и теперь приближаемся к гидроаэродрому, на котором базируются наши лучшие друзья BV-138. Но течение не давало возможности двигаться на глубине 25 метров, пришлось лечь на грунт прямо напротив сильнейшего форта, прикрывающего Тромсё: Грётсунд-форта.

Через четыре часа Жуков оторвался от грунта и двинулся вперед, используя попутное течение. Затем снова лег, выпустив две группы на разведку. Здесь довольно шумно, так как интенсивно используется флот, но группы вернулись практически с нулевым результатом: к нефтехранилищам не подобраться, танкеров на выгрузке нет, ветра нет, вода прозрачная, причалы довольно высокие. С моря ничего не сделать, крупных судов и кораблей нет. Активное движение в южной оконечности острова.

– Хорошо, давайте сходим туда, но там еще мельче.

Мы обогнули южный мыс и вновь выпустили группы. Здесь совсем мелко! С К-3 пришло сообщение, что обнаружен противник. Просят обозначить себя, отправляют к нам «нарочного». В носовой и кормовой части теперь есть небольшие шлюзы, через которые можно передать сообщения. В южной части бухты стоит «карманный» линкор «Шарнхорст», неподалеку три танкера, но все перекрыто тройными сетями, якорные стоянки ограждены дополнительно. Это возле острова Хеунё. Схему расположения они набросали от руки. Через полчаса после этого вернулся Строгов, который дополнил картину, что противник выставил 8 рядов противоторпедных сетей. Залп возможен только из одной точки, расположенной вплотную к берегу. Дистанция 15 кабельтовых, но глубины там всего 10 метров. Лодка будет просто видна днем. Оставили Малафеева на месте, он подобрался ближе к ним. Нам же требовалась связь, поэтому мы пошли южнее, в Бальс-фьорд, где рассчитывали передать сообщение об обнаруженной стоянке последнего германского крупного корабля, и вызвать авиацию, как нашу, так и союзников. Кроме того, провентилироваться и набить батареи. Наиболее удобным для этого был небольшой Рам-фьорд. Была и еще одна мысль: я знал, что там находилась, в мое время, крупнейшая на Севере база американских подводных лодок, расположенная в скалах двух огромных холмов. А так как экскурсий нам, советским подводникам, туда не устраивали, то мне хотелось знать: кто создал ее для американцев?

Приказав Жукову держаться приглубого западного берега фьорда, мы двинулись туда. Первый звоночек прозвучал довольно рано: мы обнаружили на восточном берегу крупный лагерь для военнопленных. И я приказал Малафееву двигаться к нам. Второй лагерь расположился на мысу Олафсверн, и мы легли на курс 83°, направившись на вход в Рам-фьорд. Он не был даже перегорожен, глубины на входе большие, и две хорошие «ямки» с языками холодной воды в виде жидкого грунта. На южном берегу – одиноко стоящие норвежские дома на сваях. Мы-то привыкли к тому, что Норвегия выглядит как конфетка, но это последствия «нефтяного бума», тогда эти города и дома выглядели вот так:

Они были деревянные, на сваях, а крыша покрывалась дерном. Это – Север, тут другие строения не сильно греют. Тот же Тромсё занимал всего четверть острова, и внутри «города» существовал большой пустырь с озером. Оно было пресным и позволяло жить среди моря. А на фотографии – именно Тромсё, и это – жилой дом, сараи ниже и меньше за домом. Кое-где такие строения еще сохранились. Входы в «холлы» обнаружились там, где они существовали и в мое время. Их немного меньше, три входа сделали после войны. У них еще нет противоатомных дверей, но сами базы уже сделаны. Два ближайших «холла» функционируют, в третьем идут работы, у него еще «запечатан» водный проход.

Оставили Малафеева здесь, а сами прошли глубже, там должен быть второй «холл», Отерхолле. У причала стоит пароход, так что и те «дырочки» функционируют. Там шла выгрузка торпед и мин, которые доставил из Германии этот транспорт. Здесь работает одна «дыра» и грузовой причал, через который вовнутрь горы доставляется снабжение, топливо и боеприпасы. Минируем все. Внутри «холле» находятся 12 субмарин, здоровенная конструкция! Подождали доклада о готовности от Малафеева. И уходим! Повторять ошибку, допущенную в Ка-фьорде, мы не стали. Взрывы мы услышали уже за Рюэйем, в проливе Ристраумен, подходя к 125-метровым глубинам Маланген-фьорда. И четверо суток выходили из него. У острова Эдойя связались со своими и получили возможность всплыть и отходить в надводном положении. Доложили в Москву и штаб совместных операций о том, что обнаружили и уничтожили базу подводных сил 11-й флотилии.

К моменту нашего прихода в Хаммерфест туда уже село два английских и три наших разведчика, доложивших о двух крупных пожарах со взрывами в указанном районе. Линкора на месте не оказалось, он ушел и не был обнаружен, все-таки прошло пять суток после «диверсии». Куча «отчетности», тем более что К-23 пришлось оставить на месте «преступления» две новейшие электроторпеды с новой батареей М-3. Собственных запасов мин моим ластоногим не хватило, пришлось одну крепить к минному транспорту, а вторую снабдить минным взрывателем и положить ее под лодками. Но на фотографиях затопленный транспорт имеется. Малафеев воспользовался такими же приемами, у него на это ушло пять торпед. Но все они были прямоидущими, так что большой беды в этом нет. Все завершилось визитом в Хаммерфест «большого начальства», как нашего, так и союзников. Ну, не могут наши «военачальники» не похвастаться перед союзниками! В общем, секрет полишинеля был раскрыт! Англичане теперь в курсе, что у нас есть боевые пловцы, и видели наши РБУ. А они – опытные морячины, поэтому один из них молча показал Фрейзеру, что автомат стрельбы учитывает две скорости погружения глубинных бомб, хотя им показывали только один тип глубинок.

– Разброс большой получается, господин адмирал, поэтому перестали их использовать. – Не думаю, что он мне поверил. Будут продолжать копать.

Ну, а с транспортерами вообще глупо получилось, англичан и американцев пустили в 14-й отсек, вместе с адмиралом Кузнецовым. Сам он тоже никогда не видел их и не был на наших лодках. В общем, опять свято верят в вечную дружбу между объединенными нациями, в «пустые слова балерины джентльменов». Моими самолетами они, слава богу, не распоряжались, поэтому радиобуи благополучно улетели на задание. В любом случае настроение мне они здорово испортили, несмотря на обещания всех и вся наградить, и даже отправить всех в Англию для этого. А базируемся мы теперь далеко от Родины, и здесь немецкая и английская разведки пустили глубочайшие корни. Теперь они знают, где копать и что! Но я и здесь отличился, и получил награду первым в дивизии! Меня наградили бесплатной горящей путевкой в Туапсе, правда, вместо названия санатория, там была указана должность: командир бригады крейсеров. Чтоб не делил при наркоме длину окружности на диаметр! Начальство лучше знает, что и как!

Получив такой замечательный подарок, в виде двух гвардейских «корыт», вместо уже сплаванного дружного коллектива из четырех крейсеров и семи эсминцев, а все бывшие танко-десантные корабли «числились» крейсерами и кораблями первого ранга, да и ленд-лизовские эсминцы тоже были причислены к нему, кстати, лодки типа «К», да еще и глубоко модернизированные, тоже относились к кораблям первого ранга, и моя должность подразумевала «вилку» – контр – вице, я подождал несколько минут, пока начальство успокоилось и начало думать головой, и поинтересовался:

– А Иосиф Виссарионович в курсе событий?

Дело в том, что Хаммерфест был передовым местом базирования, а ВЧ находилось в Альте. Кузнецов и очень довольный Головко внимательно посмотрели на меня, затем Николай Герасимович, чуть помявшись, сказал, что это была, в общем-то, идея Верховного, что меня следует направить на Черноморский флот, так как уровень потерь там постоянно растет.

– Да, уровень потерь там высокий, тащ нарком, но я не думаю, что на той должности, которую вы мне только что предложили, я смогу хоть как-то их уменьшить. Там требуются кардинальные шаги.

– Один из крейсеров, «Красный Крым» встает на модернизацию вооружения, с заменой части башен главного калибра…

– То есть, вы хотите сказать, что в соединении будет один боеспособный корабль?

– Сергей Иванович, не надо заострять этот вопрос, он еще в стадии проработки, я просто подумал, что вы с начала войны на Севере, а там все-таки солнце, море, девушки…

– А что, у Грена готовы СМ? А почему их мне не дают? У меня пять эсминцев нуждаются в установке универсальной артиллерии.

– Дадим-дадим, планами это предусмотрено. Так все-таки, может быть, на юг?

– Должность смотрящего за ремонтами меня совершенно не интересует, товарищ нарком.

– Я вас понимаю, – отыграл назад Кузнецов. Он прекрасно знал, что стоит мне доложить о том, что случилось, Сталину, и его реакцию будет нетрудно предугадать.

– Всё, закончили! – сказал нарком, – И так уже опаздываем на прием на «Кинге».

– А мы теперь не можем опаздывать, тащ нарком, мы теперь только «задерживаемся». Район-то мы очистили, несмотря ни на что.

– Везунчик ты, Сергей Иванович! – нарком хлопнул меня по плечу и вышел из штаба пункта базирования, следом за ним вышел Головко и его адъютанты, ну а затем я, мне торопиться особо некуда.

Меня вроде и не позвали на пьянку на линкоре, Фрейзер, видя, что я на контакт не иду, предпочел иметь дело с более «адекватными» людьми. Впрочем, я и не рвусь, и так понятно, что пригласили в Англию не меня, а командующего флотом.