Текст книги "Девочка без зонта"

Глава 2. «Очарование»

Вернувшись домой, она первым делом сняла с себя всю одежду. Эмоционально опустошенная, и не в силах сложить аккуратно вещи сушиться, она упала на кровать.

В мыслях ей хотелось очень сильно заболеть, и в последствии умереть. Внутри молодой девушки разыгрывался конфликт разума с сердцем, которое в эту секунду жаждало влюбиться в Профессора.

«Какой же он красивый… Профессор. Я не так давно здесь учусь, но за этот месяц, да и за всю свою жизнь, я никогда не встречала никого прекраснее и загадочнее. Капли дождя так были ему к лицу, это что-то невероятное…»

«Мила, которая мило выглядит» – вот, как её называли. Она не была красавицей на самом деле, но что-то в ней цепляло. Так можно говорить про многих, но у Милы Новак были большие зеленые глаза, блондинистые волосы ниже лопаток, слегла пухлые щеки, не очень красивые тонкие губы, но в целом мило – чем-то смахивала на актрису Эль Фанинг, с грациозной мимикой и живой улыбкой.

Она любила просыпаться от первых лучей солнца, нежно касающихся её прекрасных щёк– невероятно романтическая душа, которая обожала свежие цветы на своем маленьком столике, и там же обязательный предмет декора– очередной зарубежный роман, который она читает на неделе. В этот раз столик украшала Джейн Остин – «Гордость и предубеждение». Роман, который Мила перечитывала уже второй раз. Она любила эстетику– это чуть ли не смысл её жизни. Милая безупречность в розовых тонах, и с приятным ароматом– её жизненное кредо. Она много ухаживала за собой, заботилась об интерьере своей комнаты, и слишком много мечтала.

Мила жила с мамой с самого детства– вдвоём, как лучшие подруги. Ей не совсем удавалась быть с мамой откровенной, она жалела о том, что не получала отцовской любви, которой ей очень хотелось. Иногда, слушая грустную музыку, она представляла, как гуляет с папой по парку, и как он покупает ей сладкую вату– и каждый раз она плакала. Он умер, когда ей было 5, ничего в голове не осталось– даже образа. Лишь пара странных моментов, и ощущение того, что она помнит его голос.

Мама воспитала её достойно– решительной, умной. Иногда слишком решительной, но это совсем не мешало ей жить.

Этим летом они переехали сюда из-за повышения мамы в должности– она работала в бухгалтерии, но была выдающимся кадром, в следствии чего, компания с радостью организовала переезд в более крупный город, дав возможность работать не в филиале, а в главном офисе. Милу успешно перевели, хоть ей и было горько прощаться со своими подружками, которые без конца ей восхищались. Плюсы этого города– всегда тепло, недалеко море, и Мила даже слышала, что здесь живут какие-то их родственники.

Мила, как любая уважающая себя дама, решила дать волю своим чувствам, и не сдерживать потоки мыслей о человеке, который так сильно сумел ее очаровать. Девушка всегда мечтала писать стихи, и ей казалось, что это самый подходящий момент– момент зарождающейся, пылающей любви. Она накинула на себя пижаму с единорогами, села за свой маленький столик, и стала набрасывать строчки в излюбленном блокноте, в котором раньше находились списки дел, фильмов, что ей надо посмотреть, и книг, что нужно прочитать «обязательно до 30 лет».

Сначала у неё не очень выходило– только банальные слова и лезли в голову. Ей не хватало опыта, но она твёрдо решила, что всё это не просто так, не совпадение, и не случайность. Со скоростью падающего дождя она влюбилась в Профессора, и уже никто не смог бы её остановить; с этой же скоростью в голове пролетали беспорядочные мысли о нём. Включив любимую классическую музыку, строчки стали вырисовывать цепочку романтических слов, и когда она дописала свой первый стих, то разрыдалась, и почувствовала поднимающуюся температуру.

Это обычное начало. Цепляться за что-то, все чаще и чаще думать, идеализировать, влюбляться. Она может без конца крутить его образ в голове, и восхищаться его чертами лица и поведением, может улетать далеко в своих фантазиях, а всё почему? Потому что он просто красивый, и ей это приятно. Словно вирусная инфекция её охватит эта наивная влюблённость – могла ли она отмахнуться от этих мыслей? Могла ли восхититься и забыть об этом случае, не идеализируя ни Профессора, ни ситуацию? Могла ли просто сказать себе «да ничего особенного», и всё это просто бы стёрлось через пару часов с концами? Кто знает.

***

Наступило утро следующего дня. Ни один луч света не посмел заглянуть в его мрачную комнату, по той простой причине– света не было вовсе– здесь царила атмосфера безысходности и печали, запах алкоголя перебивал желание просыпаться.

Профессор пытался заглушить душевную боль, переходящую в физическую, решив выпить вчера вечером очень много коньяка, и никому об этом не сообщать. Боль никак не заглушалась, а в голове наперебой крутились фразы, выброшенные ею перед уходом.

«Она говорила, что я самый лучший мужчина в её жизни. Получается, срок годности моего обаяния пять лет, или это срок годности женского терпения? Что же она говорила мне позавчера? Определенно, я узнал, что был слеп, эта фраза была повторена несколько раз. Да, да, точно– от меня требовали человечности. Надо было сказать ей в тот момент – сейчас, в кармане посмотрю. Какой человечности она хотела, я даже не понял, что я ей не додал– шквал обвинений в слепоте к ней, и ни одного ясного аргумента. Почему она имеет право не объясняться со мной рационально, и при этом, видимо, косячником вышел я. Голова просто взорвется сейчас. Господи, надо собираться на пары, и было совсем не разумно вчера пить. Что ж, образованный– не значит умный. Почему-то говорят, что с помощью алкоголя можно забыться, но такое ощущения, что всё стало только хуже. Боль стала чувствоваться острее, я даже пустил слёзы – наверное, для такого мероприятия нужна компания. Должно быть веселье, а не одиночество, которое наоборот давит в груди, и в мыслях.»

Совершив попытку привести себя в порядок, он включил компьютер, и проверил социальные сети. Профессор ждал сообщение от Нее, проштудировал все– от ватсапа до телеграма– пустота. Он хотел, чтобы она написала «Я ошибалась, ты мне важнее всех денег и других мужчин, ведь ты мой особенный», но увидел лишь сообщения от студенток. Их глупые вопросы и флирт. Только он решил выключить ноутбук, как ему пришло уведомление.

_____

Мне чувства эти мучительны,

Но сладок волнения трепет.

Для вас это все не значительно,

Для вас это– детский лепет.

Во мгле своей глупой кротости,

Пройду мимо вас, не смотря.

От страха и жизни жестокости,

В безмолвии сентября.

Все тайные сны подсознания,

Все грустные вздохи чувств,

Черты ваши очарования —

От них вряд ли я откажусь.

Мне чувства эти мучительны,

От них уж никак не избавиться.

Вы человек удивительный-

Мне это очень нравится.

_____

«Интересно. Таким образом ко мне еще не подкатывали…»

На это он решил ответить:

– Доброе утро. Это адресовано мне?

Он спросил, и решил посмотреть страницу этой студентки. Фотографий совсем не было, только какие-то странные картинки девушек со стертыми лицами. И имя, написанное на японском языке.

«Как странно. Может это не студентка?» И тут же последовал ответ.

– Доброе утро. Не вам, но я решила с вами поделиться творчеством. Вы преподаватель, и мне интересно узнать ваше мнение.

«Студентка. Но мне всё равно кажется, что адресовано мне.»

– Могу я узнать, с кем имею дело? По вашему профилю не очень понятно.

Его собеседник долго отвечал. Минут 5 она что-то набирала, потом остановилась. Через некоторое время он дождался.

– Одна из ваших студенток.

«Приплыли, будем играть?»

***

Выйдя на улицу, ему стало легче, он был очень рад этой погоде снова.

Какой-то старичок бежал из магазина с булкой хлеба и водкой в руке, боясь вот-вот нахлынувшего дождя, он громко пожелал «доброго утра», с чем, естественно, Профессор не согласился, но из вежливости кивнул.

«Пасмурно, как в голове. Влюбленная студентка– поэтесса, совсем не кстати, хотя, очень даже интересно. Теперь она будет добиваться моего внимания всеми способами, и поэзия– один из них. Красивый способ, не спорю, в какой-то мере мне это даже очень льстит. Я понимаю, за что в меня можно влюбиться– но почему нельзя просто учиться, не отвлекаясь. У каждой из них разные цели, видимо. Девушка решила играть игру, сразу не выдавая себя, но почему-то мне кажется, что это именно та, что промокла вчера насквозь.»

Этот день для него прошел легче предыдущего, не смотря на головную боль– он сам удивился тому, что мысли не подавляли его и не мешали работать. После пар Профессор опять зашел к коллеге, в надежде на его присутствие в кабинете. В институте не у всех были кабинеты, только у членов администрации, к которой относился его коллега-друг Максим Юрьевич. 38-летний мужчина, немного в теле, который любил пиво больше, чем ходить в тренажерный зал. Он сильно уступал во внешности Профессору, и был часто этим озадачен– поэтому старался ходить опрятным, отбеливал зубы косметическим путем, и даже делал маникюр. Профессор любил во время окон (особенно, если они совпадали с окнами друга), сидеть в этом кабинете, и перемывать косточки всем живым существам на свете, с подобающим презрением.

– Где ты вчера был после пар? – сразу начал Профессор.

– Меня вызывали к Декану. Я был у неё в кабинете, а по ощущениям, в змеином логове.

– Ну, не начинай. Я кружку не взял, есть свободная?

Поискав кружку, его друг решил внимательно присмотреться. Красные глаза, небольшой перегар, неопрятный вид.

– Мог бы и позвать меня, раз уж пил. Ты же не любишь это дело, тем более в одиночестве.

«Ну вот, хотел избежать вопросов, даже с нормальным настроением зашел. Выдал сам себя, как глупо.»

– Извини, обстоятельства. И с чего ты взял, что один? Может, у меня была крутая вечеринка?

– Не смеши меня, тусовщик. Держи свой чай и рассказывай.

И Профессор выложил всё, как на ладони. Кому еще рассказывать? Внутри столько всего, особенно негодования. Ему не нужны были советы, он прекрасно сам всё понимал. Не сказать, что ему стало легче, но получилось привести поток мыслей хотя бы в рассказ. Макс сочувствующе слушал, и был сильно огорчен– ведь они все были знакомы 5 лет– парами ходили на свидания, проводили время.

– Да, и еще. Одна студентка написала мне стих. Она сказал, что он не мне, но я не поверил. С чего бы ей присылать его тогда?

– Такое бывает, но со мной не было. Ну знаешь… ты можешь отвлечься и на студентку, кстати говоря. Не смотри на меня так. Не буду скрывать– было у меня тут кое-что с парочкой из них. Конечно с теми, кто на последнем курсе. И я не вижу в этом ничего плохого. Разве ты никогда не хотел какую-нибудь студентку?

– Как-то… похоже, что нет. Не знаю, почему. Они для меня еще дети, даже те, которые выглядят на 30. Или просто они меня не привлекают. Мне нравится в человеке интеллект, поэтому студентки даже не мелькали в голове.

– Ну, не удивительно, что ты считаешь себя тут самым умным. Просто говорю тебе, что так можно правда отвлечься, но дело твоё.

– Я тебя понял. Получается, что ты изменял Саре.

– Да, я мерзавец. А ты расстался с Лией, потому что эгоист.

– Я тебя понял.

Выйдя из кабинета, он подумал:

«Ну и чушь– увлекаться студентками. За это могут не только уволить, но и потом не взять на другое место работы из-за репутации, если узнают. О чём он только думает? Ладно, не важно, я не удивлён– он всегда был таким. Так, это идёт группа, в которой учится девочка без зонта. Как глупо, но мне хочется спрятаться, хоть и не знаю наверняка, от нее ли стих. А её здесь и нет. Вероятно, заболела. Надеюсь, ей не стало просто стыдно, отчего она не пошла на пары»

Его размышления прервал Марк:

– Здравствуйте. Ребята не поняли задание, которое вы прислали мне в электронном виде вчера. Можете мне объяснить?

«Что я им присылал там в пьяном бреду?»

– Что я кидал?

– Там был список докладов, но мы такие готовили в конце прошлого года, когда это проходили. Я сразу не посмотрел, только сегодня утром, и всем стало непонятно.

– Извини, я ошибся с документом. Не готовьте на завтра ничего, просто поговорим о немецкой философии.

– Да просто признайтесь, вам захотелось еще раз перечитать мою гениальную, талантливую работу. Помню, тогда вы заставили меня даже отвечать по нему… Я вас понимаю, я бы тоже не устоял… – Марк ехидно улыбнулся.

– Направьте свое остроумие на дискуссию завтра.

– Если это вызов, то он принят. Хорошего вечера!

«Не забыть проверить эссе. Почему-то хочу написать и спросить, по какой причине она не пришла, но она совсем чокнется тогда. Завтра узнаю на паре»

Вечером, проверяя работы, он зашел в социальные сети. Несколько благодарностей по поводу того, что он отменил задание.

«Какой я хороший. На самом деле нет.»

Она написала сама.

– Марк сказал, что ничего готовить не надо. Жаль, я всё утро читала про схоластику.

«Выдала сама себя, но она не знает, что я догадался, и что видел ее отсутствие в институте. Готовила прошлогодний доклад? Она что, не была на парах тогда?» Он решил ответить ей:

– Никогда не будет лишним почитать что-то– тем более то, что вы уже изучали.

– Извините, я новенькая в группе. Такое не изучала.

Он выдохнул от того, что не разочаровался раньше времени. У неё получилось отличное эссе, полное метафор и материала, что он задавал.

– Не страшно. Завтра просто обсудим немецкую классическую философию. Увидимся.

– Но вы не знаете, как я выгляжу.

– Зато я точно знаю вашу группу.

Профессор никогда не следил за новенькими и старенькими студентами, учитывая, что их в каждой группе около 30—40, поэтому ее информация тоже не должна была сильно повлиять на отгадку ее таинственности. В этом году в их группе пришло 4 новеньких переводом, и все девушки.

Пазл сошелся. Юное страдающее сердце не могло долго держать все в неведении, и открылось так глупо. Она все еще надеялась, что ничем не выдала себя, кроме группы, но все было очевидно.

***

Тучи стали рассеиваться. Закат был настолько невероятным, что романтическая натура девушки трепетала внутри, а по телу пробегали мурашки– у нее даже перехватило дыхание. Но для перехваченного дыхания у неё были и другие причины. Она пребывала в прекрасном влюбленном настроении. Весь вечер изучала немецкую философию, но так и не сумела сбить высокую температуру.

«Последние дни сентября, и он как будто горит. Нет, догорает. Кто-то поджег осень, и меня– мне так жарко, но я хочу пойти. Я точно буду на паре завтра, я хочу его видеть, у меня появилась возможность сказать своё слово. То, что я на самом деле думаю. Почему мне настолько жарко– из-за простуды или волнения? Надо постараться уснуть. Я точно не усну. Сколько раз я думала о нём сегодня? Проще посчитать, сколько минут я о нём не думала. Напишу еще стих– начало положено одной строчкой, вдруг выйдет.»

Уже почти ночью он получил еще один стих. Тогда сомнений не осталось – девушка была сильно влюблена.

Сентябрь. Холодно и сыро снова.

Он неприветлив. Впрочем, как и я.

И вид имеет он весьма суровый,

Не раздаёт свое тепло зазря.

Сентябрь. Ласковое греет солнце,

Даёт опять надежду на тепло.

И столько новых испытать эмоций

Ты мне помог. Огни внутри зажёг.

И как в душе– то пасмурно, то ясно

Живу от сентября до сентября.

Сентябрь догорает не напрасно

А вместе с ним и догораю я.

Глава 3. «Никогда не высказывайте, что чувствуете, или (еще того лучше), старайтесь поменьше чувствовать»

26 сентября.

«Я– тоже система?

Если да, то на какие составляющие можно меня разделить, да так разделить, чтобы это действительно работало?

Если подумать, то во мне есть одно опасное оружие, оружие, которое уничтожало государства, придумывало целые культы, распоряжалось историей. Во мне есть мозг – а это то, что может погубить меня, или же осчастливить.

У мозга своя система, и свои правила. А что тогда насчет бессознательного? Это еще та загадка для человечества. Считаю, что эти две вещи идут раздельно – бессознательное является подсказкой, которую нам так же любезно оставили. Кто оставил? Тот, кто создавал. Устрашающая мысль. Бессознательное часто кричит, если мы что-то делаем не так, пугает сонным параличом, страшными снами, лишь бы мы не сходили с правильного пути. Это не только мистическая подсказка, но и истинная суть, в которой прячутся животные инстинкты, рефлексы. Можно ли верить такой мысли? В целом– звучит логично, но как я это проверю?

Допустим, в системе «Я» есть сознание и бессознательное (это известно уже каждому), но нам ведь дано еще и тело. Это третье звено. Тело, у которого тоже свои законы, и нарушая их, мы просто себя губим. Телом управляет сознание– поэтому одно истекает из другого, поэтому существует психосоматика, поэтому за здоровьем обязательно надо следить. Хватит ли трех звеньев для такой уникальной системы? Конечно, в каждом составляющем есть еще по несколько систем, но мне кажется, что для одного большого «Я» достаточно трех пунктов.

Как здорово, что нам дали такую могущественную вещь, как мозг. Это ведь он один вершит историю, он один создает деньги, и он один воплощает безумие в реальность. Факт дня – существует еще много всего на свете, просто пока мы до этого не додумались.»

Адам плохо спал. Каждый раз, засыпая, он не мог остановить вереницу мыслей. Она текла мирно, словно убаюкивала молодого человека истинами, чтобы ему думалось в спокойствии и безопасности. Он не подскакивал посреди ночи, не записывал свои идеи, он просто думал, и молился про себя о крепком, хорошем сне. У Адама не было друзей, и не было родных. Парень целыми днями был предоставлен самому себе, именно поэтому с самых ранних лет ему пришлось искать смысл этой жизни. Для чего и для кого стараться? В конечном итоге, Адам сформировал свои вкусы, нашел к чему стремиться и четко определил свои предпочтения. Жизнь человека, на которого не влияло воспитание, а мнение общества обходило стороной. Вот он– практически чистый разум, который прислушивался только к себе с самого начала. Учиться, чтобы просто прийти к какой-то точке в своей жизни. Голова, не накрытая пакетами, что перекрывают обзор, и сердце, которое не умеет любить других людей, но вполне способно любить природу и творчество.

Он встал с кровати, и заметил за окном утро. Недолго думая, молодой человек умылся, надел свою любимую черную одежду, и вышел из дома.

Адам гулял по скверу, наблюдая за людьми. Иногда ему нравилось додумывать их жизни по внешнему виду и поведению, но чаще всего люди ему не нравились. Что бы ни предлагали ему люди– все получалось банально и неинтересно, как будто он знал всегда наперёд исход любой ситуации, при этом не прикладывая ни малейших усилий.

Адаму оставалось в этом мире лишь наслаждаться красотой природы и поменьше контактировать с людьми – каждый из них смог бы уловить нотки презрения, при разговоре с Адамом, посчитав его высокомерным нарциссом. Хотя, никто бы не стал отрицать, и он сам – что он невероятный красавец– его пронзающий взгляд не оставил бы в покое ни одного человека. Глаза Адама часто выбивали людей из равновесия, чему он, не придавал, опять же, никакого значения.

Сегодня компанию ему составляет Данте Алигьери. Совершив немалый обход сквера, он сел на лавочку, чтобы освежиться и увлечься «Божественной комедией». В наушниках играл Бах, и он несколько часов просидел так, не обращая внимания на подмёрзшие пальцы рук.

Когда голод взял вверх над кругами ада, Адам поднял голову, и увидел, как его Профессор философии куда-то направляется с пакетом в руках. Адам всмотрелся в его лицо, и тот кивнул от растерянности и пристального взгляда.

Адам стал смотреть в даль– этот красивый молодой человек постоянно хотел чувствовать единение с природой. Дождь немного моросил, но было тепло. Небо казалось фальшивым, одна сторона нагоняла на прохожих страх-темная половина горизонта неподвижно покоилась, словно скованная смертью; вторая половина выглядела так, будто кто-то сбивал облака в сливки, прибавив к ним отражающийся свет от солнца.

Он дышал глубоко, пытаясь впитать в себя запах каждой пылинки асфальта, прибитой дождем. К нему на лавочку подсела девушка.

– Невероятное небо, правда? – она очень внимательно вглядывалась в лицо Адама.

– Соглашусь.

– Ты очень красивый. Я не могла не подойти.

Адам не засмущался. Он испытывал на душе небольшую тяжесть от того, что ему помешали любоваться таким видом. Что же делать? Точно не грубить ей.

– Это не моя заслуга, таким родила мать.

– А ты скромный для обладателя такой наружности. Меня зовут Дина.

– Мое имя Адам. Ты рисуешь? – он кивнул в сторону альбома, который она держала в руках.

– Да. Я рисую много и часто. Природа меня просто влечет, и зовет каждый раз из дома, лишь бы я ее нарисовала – она мило улыбалась.

– Неплохо. Я тоже немного рисую. Чаще всего я просто смотрю– это тоже наполняет.

Дина не отрывала от него взгляда. Сколько нужно секунд, чтобы влюбиться? Ей нравились его черты лица, голос, спокойная интонация, искренность и задумчивость. Как продлить минуты с таким сдержанным парнем?

– Ты мне нравишься. Смею предположить, что я скоро без памяти буду любить тебя. Как тебе какой исход?

– Не в восторге. Все люди так разбрасываются словами и своими собственными чувствами. А если я серийный маньяк? Если я бью дома бабушку? Что, если я дикий абьюзер, и имею красивую оболочку, чтобы привлекать с первого взгляда? Зачем так быстро принимать решения и подталкивать свои чувства к глупостям – ты не дорожишь своей жизнью? А может, у тебя их несколько? – Адам сказал все это с расстановкой, спокойно. Дина сделала немалую паузу, прежде, чем ответить.

– По крайней мере, я теперь знаю, что ты зануда– и она громко рассмеялась. Адам невольно улыбнулся.

Дина стала показывать свои работы. По ним можно было сказать о ее высоком уровне рисования, некоторые даже вызвали у Адама мурашки по телу.

Он сообщил своей новой собеседнице, что голоден, и собирается домой, и Дина закляла ему прийти сюда завтра в это же время, либо в любой другой день– зависимо от обстоятельств.

Подходя к своему дому, он обдумывал сегодняшний день. Замедлившись возле подъезда, Адам с трудом достал ключи, из-за слишком замерзших рук. Внезапно, кто-то открыл подъездную дверь – так резко и широко, что снес Адама вовсе. Очнувшись от удара, он вопросительно посмотрел на небо —

«Серьезно?»

***

Профессор уже давно миновал ту лавочку с молодым человеком, пытаясь вспомнить, из какой группы эти пронзительные глаза.

***

«Бойтесь любить чистосердечно; никогда не высказывайте, что чувствуете, или (еще того лучше), старайтесь поменьше чувствовать»

Уильям Мейкпис Текккерей

Такое наставление висело у молодой девушки в комнате, вырезанное из одного журнала для любителей классических романов. Наша главная героиня, страдающая бедняжка, всегда относилась с симпатией к такому роду фраз, потому что все влюбленные– дураки. Теперь же, когда она еще с первой встречи с Профессором что-то почувствовала, а после дождливого дня с его очаровательной улыбкой, и вовсе сама жаждала влюбленности, молодая девушка считала это заявление на своей стене чушью и вульгарностью, вырванной из контекста.

Её размышления прервала мама, которая вошла в комнату.

– Ты измерила температуру?

– Нет.

– Пока не сделаешь этого, не вставай.

– Ладно… – Она улеглась обратно, и сунула градусник в подмышку. Долго всматриваясь в потолок, она не осмеливалась заглянуть в телефон– ей хотелось написать ему доброе утро, или просто спросить, как ему стих. Она сдерживала свои порывы, и прекрасно понимала, что если останется дома– сойдёт окончательно с ума.

Зайдя в комнату, мама достала у неё градусник, она всегда это делала сама. Мила не смотрела на градусник, потому что любила материнскую заботу и дарила этот маленький жест, как будто заявляя, «Я еще совсем маленькая, и не понимаю сколько там градусов, мам.»

– 38,8. Никакой учёбы сегодня. Я принесу лекарства.

– Хорошо… – Она расстроилась, но выдохнула с облегчением. В голове уже строился план, как не сойти с ума дома, но решение пришло быстро– нужно просто снова уснуть.

***

Марк проснулся в холодном поту, всю ночь ему снились кошмары, которые постоянно мучили. В этот раз они были связаны с аниме, которое он смотрел пред сном: кровь, крики, ужас от происходящего. Марк бежал с места битвы, но никак не мог убежать– смерть приближалась к нему, и он четко это осознавал. Кричать, как обычно, не получалось, и только в тот момент Марк понял, что спит.

«Да что же такое. Я слишком впечатлительный. Скоро там будильник зазвенит?»

Он потянулся к телефону, и обнаружил, что до звонка будильника одна минута.

«Фух, слава Богу. Не стоило смотреть Берсерка на ночь глядя.»

Поднявшись с кровати, он сразу заправил её. Марк всю жизнь был перфекционистом, и любая неточность его раздражала. Аккуратно раздвинув шторы и сложив тетради в рюкзак, он пошёл умываться.

Спускаясь по лестнице на кухню, он почувствовал запах кофе, а за ним и голод. Каждое утро начиналось с замечательного завтрака в кругу семьи– мама, папа и маленькая сестренка. Марк очень сильно любил свою семью, а она не обделяла любовью его.

– Доброе утро, милый– Ласково сказала мама.

– Доброе– Ответил он. Отец поправлял Марии воротнички, и та, вскочив, молча обняла Марка, затем уселась обратно, чтобы папа закончил мучения со школьной формой. Его сестренке было уже 9 лет, но каждое утро она получала хлопоты со стороны родителей, не желающих верить в то, что Мария уже все умеет сама. Завтрак проходил спокойно, и отец постоянно интересовался его делами.

– Видно, хороший у тебя преподаватель по философии. Ты много о нем рассказываешь.

– Да, он крутой. Думаю, заняться философией всерьёз.

– Милый – В разговор вмешалась мама– Конечно, занимайся. Если тебе что-то нравится, то не сомневайся. Может, в будущем, ты сам станешь отличным профессором по философии! -Нежно отозвалась она.

– Твоя мама замечательная женщина– вступил отец. -Я тоже считаю, что нужно заниматься тем, что нравится. Только занимайся этим усердно, и тогда станешь профессионалом. И я буду безмерно рад, если ты обретешь в этом счастье.

Мария долго слушала их разговор, и спросила:

– Мам, а философы получают много денег? – Наступила небольшая пауза, и все слегка рассмеялись, потому что для этой семьи было важнее всего заниматься любимым делом, вкладывая свою душу, а не гнаться за прибылью. Не смотря на такую политику, их отец зарабатывал достаточно много, и добился всего сам. Этого он хотел и от своих детей.

– Да, Мари, каждый философ получает миллион долларов в месяц, именно поэтому я буду им. – сестра широко открыла рот. – Буду получать миллион долларов в месяц, но для этого нужно выучить столько нудной информации, конечно… Да и термины всякие старперские… Ох, думать тоже придется, философствовать. Представь меня с огромной белой бородой – как тебе?

– Аааах, тебе не пойдет! Мама, он же меня обманывает?

– Он просто шутит – улыбнулась мама.

Марк перемыл за всеми посуду, потому что всегда уходил последним. Он любил наводить идеальный порядок на кухне, размышляя о многих вещах.

Марк– староста группы. Хорошего телосложения, голубоглазый и светловолосый. У него были довольно красивые черты лица, и если посмотреть на него первый раз, то на ум приходит слово «смазливый». Он постоянно улыбался– это была его визитная карточка. Марк с самого детства заметил тенденцию – если улыбается он, то улыбаются в ответ. Его шикарная, прекрасная улыбка заставляла отвечать взаимной симпатией даже самых печальных людей, согревая своей искренностью и отпечатываясь в голове на целый день.

Проверив еще раз социальные сети, он написал всей группе «Доброе утро», и не дождавшись ответа, ушел.

***

Просыпаясь сегодня, Профессору показалось, что всё ещё впереди. Конец– это начало чего-то другого, лучшего. Обида и боль от сказанных слов все еще жгла легкие, но взрослый мужчина его лет не хочет позволять себе эмоционировать подобно брошенным девочкам-подросткам, запрещать себе чувствовать– вот, чем занимается большинство взрослых. Его ум занимают пары, влюбленные студенточки, хорошие фильмы, он сам. Долго вглядываясь сегодня в свое отражения, он находил себя все привлекательнее и привлекательнее.

«И каким образом получается так, что кто-то в меня влюбляется? Сентябрь догорает не напрасно. А вместе с ним и догораю я. Это очень красиво. Как такое могло прийти ей в голову? Вчера мне тоже показалось, что он горит, закат был огненно-алым, и точнее описать просто невозможно. Может, сбрить щетину? Как-то она мне не нравится сегодня.»

И Профессор сделал это– сбрил щетину, надел самую светлую рубашку, хорошо позавтракал, перечитал последний её стих. Казалось, что этот грустный, преданный женщиной человек хочет что-то чувствовать к новой миленькой поэтессе.

День прошел легко и непринужденно. Он много рассуждал о немецкой философии в разных группах. Раздал работы, и на этот раз не забыл дать нормальное домашнее задание. Профессор не обнаружил ее среди студентов сегодня, и подумал, что она либо болеет, либо стыдится своих чувств и стихов. Последнее было бы странно, ведь она не догадывается, что он про все знает. Её эссе он передал Марку, как старосте, и был доволен собой.

Уже месяц он не ходил в тренажерный зал– месяц, в котором пришлось выяснять отношения, ссориться, отпускать любимую. Если алкоголем отвлекаться не получается, то можно и сходить в зал, и вообще– провести весь день с другом. Он зашел к своему единственному любимому коллеге, но у него в кабинете сидела какая-то студентка, и громко смеялась.

– Ой, здравствуйте – сказала она, как будто Профессор застал их за каким-то непристойным делом.

– Здравствуйте – он посмотрел на своего коллегу скептически. На что он ответил:

– Это Анна. Она студентка пятого курса. Мы обсуждали некоторые моменты по моему предмету, не подумай ничего такого – Макс широко улыбнулся.

– Не важно. Идем сегодня в зал?

– Оу, конечно. Я, в отличии от тебя, его не пропускал– похвалился коллега, и рассмеялся. Он говорил это, и напоминал павлина, распустившего хвост.

– Зайду за тобой в семь. Пока.

– Пока.

Он шел домой, и не мог справиться с потоком мыслей. Он не понимал, нужен ли ему сегодня зал, но понимал, что пора приходить в себя. Думал, почему в жизни всё так странно и несправедливо. В голове до сих пор звучал голос Лии, словно эхо, которое никак не удается заглушить. Фразы, что слетали с её губ, и насквозь пробивали внутренности, крутились без остановки.

«Как она там говорила? – Я буду всегда влюблена в тебя, но терпеть унижения в виде собственной испорченной жизни я не собираюсь… Я больше не могу стоять на месте, и тем более не хочу идти ко дну с тобой… Черт, и что это значит? Её просто-напросто не устраивал мой доход и моё отношение к ней. Менять работу ради каких-то загонов женщины я не собираюсь, да и кто в здравом уме на это согласился бы? Если ей нужен дополнительный доход, то почему бы ей самой не бросить свою дурацкую школу, и не найти нормальную работу? Это звучит так ужасно, но ведь справедливо. И в чем проблема– говорить обо всём, что не нравится сразу– не тянуть до полного краха? Как понять этих женщин, и пригодны ли они для чего-то, кроме как украшения кровати?»