Текст книги "Свадебные колокола"

– Нет! Это вы меня не понимаете! Я вам заплачу. Заплачу достаточно, чтобы вы смогли провести апрель в каком-нибудь уютном маленьком коттедже в любом уголке Англии. С удобствами из фарфора.

– Сожалею, – заметил он. – Рад бы услужить, но не могу.

Ему придется услужить. Ведь монастырь остался ее единственным шансом восстановить доброе имя Уайтов. Не может она бросить все после двух последних провалов. А вот если она справится на этот раз и поразит воображение международного сообщества, представители которого постоянно крутились вокруг миссис Вандервурт, высший свет Англии снова станет пользоваться услугами ее фирмы.

Эвелина собралась с духом. Жаль, конечно, что пришлось прибегать к подобному средству, но делать нечего.

– Вам придется сдать мне в аренду ваш дом, – заявила она и, покопавшись в кармане спортивных брюк, извлекла пожелтевший кусочек картона.

– Придется? – спросил он, удивленно вскинув брови. – Но почему, позвольте узнать?

Она протянула ему кусочек картона:

– Потому что я предъявляю к оплате вашу долговую расписку.

Глава 3

Джастин взял кусочек картона и взглянул на элегантные каракули, нацарапанные его почерком.

– Боже мой, ну конечно! Вы совенок!

– Простите? – не поняла она.

– Совенок! – радостно воскликнул он. – Маленькая девочка с замашками вдовствующей королевы! Элли? Айви?

– Эвелина.

Он прищелкнул пальцами.

– Правильно. Эви.

– Эвелина, – поправила она. Никто не называл ее Эви, даже родственники. Она меньше всего на свете была похожа на Эви. Все Эви отличались скромностью, миловидностью и стройностью. Тогда как она… ну, в общем, имя Эви ей совершенно не подходило.

– Вы готовы акцептировать вексель, мистер Пауэлл? – спросила она, игнорируя вздор, который он нес.

Он весело рассмеялся:

– Послушайте, вам не приходило в голову, что ваше требование очень похоже на вымогательство?

– Приходило. Хотя я надеялась, что мне не придется прибегать к нему. Но вы не оставили мне выбора. Вам следовало бы проявить галантность и сразу согласиться.

– Простите меня.

– А кроме того, – продолжала она, – на вашем месте я ожидала бы чего-нибудь в таком роде. Я хочу сказать, что если женщина вламывается в ваш дом сквозь окно, значит, обстоятельства вынудили ее пойти на крайние меры. – Она горестно покачала головой. – Полюбуйтесь, что мне пришлось из-за вас вытерпеть!

Он снова рассмеялся, да так заразительно, что и она с трудом сдержала улыбку.

– Насколько я понимаю, вы ничуть не раскаиваетесь? – спросила она, не питая особой надежды. – Неужели вы все-таки не поможете мне? Ну пожалуйста!

Он задумался.

– Ладно, Эви, но послушайте, что я скажу, – произнес он наконец. – Я позволю вашей американке принять своих гостей в моем монастыре. Я даже разрешу вам преобразовать старый дом во что вам заблагорассудится при условии, что вы вывезете отсюда все декорации, как только счастливая чета сочетается браком. Но, – строго добавил он и подошел ближе к ней, – у меня есть одно условие.

– Согласна на что угодно!

– Я буду находиться в монастыре. У Эвелины вытянулось лицо.

– Я не могу просить миссис Вандервурт пригласить незнакомца на ее свадьбу!

– Не вешайте носик, Эви. – Он ласково потрепал ее по подбородку, поразив ее своим жестом. Никто не треплет по подбородку молодых леди, тем более ее. – Я и не хочу, чтобы меня приглашали, – оповестил он. – Свадебное торжество – чрезвычайно скучное мероприятие. Присутствия на нем надо по возможности избегать. Нет, я просто буду находиться в монастыре, чтобы наблюдать за прилетом, – он взглянул на нее, – бубо формоза Плюримус.

– Какой бубо? – переспросила Эвелина. Похоже, что он произнес название по-латыни, а из латыни она помнила только амо, амас, амат.

– Как, вы не знаете бубо формоза Плюримус? – строго спросил он. – Должен признаться, вы меня не удивляете. Это очень редкая, необычная маленькая птичка, которую я имел честь и удовольствие обнаружить, когда она залетела ко мне в окно.

– Так вы орнитолог? – пробормотала Эвелина.

– Страстный любитель, – скромно признался он, – хотя у меня есть кое-какие познания, и в некоторых кругах мое мнение считается, возможно, авторитетным. – Он чуть откинул руку, рассматривая свои ногти.

Эвелина недоверчиво взглянула на него, ожидая подвоха. Ей и в голову не приходило, что распутники могут заниматься чем-то еще, кроме распутства. Но конечно, ничто не мешает им иметь побочные интересы. Кто бы мог подумать? Век живи – век учись.

– Поэтому, – заглянул он в ее глаза, – боюсь, что я должен настаивать на соблюдении моего условия.

Эвелина заколебалась. Если уж на то пошло, он умеет хранить тайну: его интрижка с миссис Андерхилл не вызвала в обществе абсолютно никаких слухов. А его присутствие в доме может оказаться весьма кстати, если, скажем, возникнут какие-нибудь проблемы с водопроводной системой. С другой стороны, среди гостей будет десяток красивых, изысканных женщин, а какая-то стайка птиц не сможет все время отвлекать его внимание.

– Мистер Пауэлл, не могли бы вы обещать мне… – Она замолчала, не зная, как бы выразиться поделикатнее.

– Уверяю вас, я не буду путаться под ногами. Она поежилась:

– Я совсем не то имела в виду. Вы не должны…

– Что я не должен? Она глубоко вздохнула:

– Вы не должны вступать ни в какие связи в период моего владения монастырем на правах аренды.

Он непонимающе смотрел на нее. Видимо, она недостаточно доходчиво объяснила.

– Я хочу сказать, что вы не должны использовать монастырь для каких-либо нечестивых целей в период действия нашего соглашения.

Он, казалось, был окончательно сбит с толку.

– Прошу прощения?

Черт возьми! Она уставилась на него в полном отчаянии.

– Я имею в виду тайные свидания, предосудительные контакты, любовные интрижки! Прошу вас воздержаться от них, пока я нахожусь в монастыре «Северный крест»! – выпалила она. – Я хочу сказать, пока здесь находится миссис Вандервурт, вернее, любая из нас!

Он остолбенел от неожиданности, вытаращив глаза. И, как ни странно, покраснел. Тем не менее его чувственные губы дрогнули в улыбочке заправского сердцееда, а в зеленовато-голубых глазах заиграли озорные искорки.

– Но такие приключения скрашивают жизнь, вы не находите? – спросил он.

Она почувствовала, что краснеет.

– Вы должны обещать.

– Клянусь! – с насмешливо-торжественным видом обещал он. – К тому же я ведь перевоспитался. Единственное существо женского пола, которое привлекает меня теперь, – моя маленькая бубо.

Эвелина не могла бы объяснить, почему его слова доставили ей удовольствие, но так оно и было. Если он действительно перевоспитался… Она, вовремя спохватившись, постаралась направить мысли в другое, менее опасное русло. Если он перевоспитался, то у нее просто будет одной заботой меньше.

– Значит, мы договорились?

– Договорились.

Сейчас Джастин Пауэлл ей нравился. Даже очень, если говорить откровенно. Что удивительно. Обычно сердцееды ей не нравились. Но он не казался ей таким уж отъявленным Распутником. Он часто улыбался, не показывал свой цинизм и, судя по всему, совсем не кипел разными темными страстями, то есть не обладал теми качествами, которые, если верить дешевым романам, женщины находили неотразимыми.

По правде говоря, он привлекал ее своей открытостью. И напоминал ей скорее несколько неловкого, но самоуверенного Стэнли, сынишку Верити, чем лорда Байрона.

Но возможно, печально подумала она, он просто не считает нужным понапрасну растрачивать на нее огонь своих чувств. Возможно, он бережет его для изысканных леди. Для замужних леди. Для красавиц.

Подобная мысль почему-то привела ее в уныние. Она вздрогнула от неожиданности, когда он накрыл рукой ее руку, и сразу же остро ощутила его присутствие в опасной близости от себя. Ее взгляд впитывал каждую деталь: белизну закатанных рукавов сорочки на фоне загорелой кожи, царапину на горле, оставленную при бритье, благородные очертания носа, упрямый изгиб губ и небольшую ямочку на подбородке.

А какой он высокий! Значительно выше, чем она.

– Значит, мы партнеры, – одобрил он. По его лицу было трудно что-либо прочесть. Он сжал ее руку, и она вдруг почувствовала, как что-то робко шевельнулось в душе…

– Мистер Пауэлл! Сэр! – сквозь вращающуюся кухонную дверь ворвался худощавый щеголеватый мужчина в брюках из ткани «в елочку» и визитке. – Кто-то разбил…

Мужчина остановился как вкопанный. Пристально взглянув на нее, он прошипел: «Вы!» Он шагнул к ней и Эвелина съежилась на стуле. Джастин выпустил ее руку и повернулся к разгневанному дворецкому.

– Беверли, – спокойно произнес он, – мисс Уайт утверждает, что ты распространяешь слух, будто меня нет дома. Это правда?

Беверли побагровел от возмущения, даже кожа под его великолепно уложенной прической приобрела пурпурный оттенок. Он пробормотал что-то нечленораздельное.

– Неужели то, что ты выплевываешь сквозь зубы, ты считаешь человеческой речью, смутьян ты этакий? – выговаривал ему Джастин. – Потому что если это так, то тебе необходимо как следует поработать над произношением. Я не понял ни слова. А вы, Эви? – обратился он к ней.

Эви, наблюдавшая, вытаращив глаза, за разыгравшимся спектаклем, лишь молча покачала головой. Жестом указав на нее, Джастин с торжествующей улыбкой обратился к дворецкому:

– Вот видишь, Беверли? Не только я не могу понять твоего бормотания. А теперь скажи, говорил ли ты или не говорил окружающим, что меня нет дома?

Беверли зажмурился, набрал в легкие побольше воздуха и медленно выдохнул его. Потом открыл глаза.

– Да, сэр. Боюсь, что я это делал, сэр.

– Ну наконец-то! – радостно воскликнул Джастин, потирая ладони и поглядывая на Эвелину. – А почему ты так делал, Беверли?

Беверли решительно уставился в какую-то точку, расположенную над головой Эвелины.

– Черт попутал, сэр.

Джастин едва не расхохотался, но сдержал себя и обратился к Эвелине:

– Ведь я говорил вам, что он у меня с причудами? – Он повернулся к дворецкому: – Прекрати свои выходки.

Беверли. Нельзя запрещать людям входить в дом через дверь и заставлять их вламываться сквозь окна. Подумай, из-за твоего шутовства бедняжка Эви получила серьезную рану…

– Рана не такая уж страшная, – робко вмешалась Эвелина. – Даже не саднит больше.

Джастин ласково улыбнулся ей и продолжал распекать дворецкого:

– Считай, что тебе повезло. У мисс Эви доброе сердце, Беверли. На сей раз мы тебя простим. Но в будущем не допускай никаких мерзких выходок. Надеюсь, мы поняли друг друга?

– Я все понял, сэр.

– Вот и хорошо. В таком случае иди и займись своим обычным делом. Да! Чуть не забыл! Ты не будешь заниматься своим обычным делом – чему ты, хулиган этакий, несомненно, очень рад, – а должен приготовиться к нашему отъезду в монастырь «Северный крест».

Дворецкий удивленно взглянул на него и переспросил:

– В монастырь «Северный крест»? Джастин вздохнул.

– Да, да. И почему ты уставился на меня, словно у меня неожиданно выросли рога и хвост? Разве мы не ездим ежегодно в монастырь «Северный крест»?

– Да, сэр. Я забыл, сэр.

– Просто мы едем туда чуточку раньше, чем обычно. И, Беверли, позаботься о том, чтобы у меня там было достаточно белых сорочек и вечерних костюмов. Нам предстоят обеды с никербокерами. А также с мисс Эви.

Дворецкий уже полностью восстановил свой апломб и отвечал без всяких эмоций:

– С никербокерами. Понятно, сэр. Что-нибудь еще?

– Пока все.

– Хорошо, сэр. – Беверли поклонился и ушел. Джастин и Эвелина смотрели ему вслед.

– У меня не дворецкий, а какой-то проказливый домовой. Никогда не знаешь, что он может выкинуть в следующий раз.

– Мне он не показался таким уж завзятым шутником. Напротив, похоже, он совсем лишен чувства юмора, – проговорила Эвелина. – Он выглядит, как положено стопроцентному дворецкому. Или очень строгому церковному дьякону.

– Я знаю. В том-то и проблема. Вы слышали его: бессовестный, дерзкий. Откровенно говоря, я и сам не знаю, почему терплю его. Наверное, я слишком сентиментален: ведь Беверли достался мне в наследство от моего предка.

– От того, который вас не любил?

– О нет! – удивленно воскликнул Джастин. – От того, который любил.

– Понятно, – пробормотала сбитая с толку Эвелина.

– А теперь, когда вы выполнили свою миссию, вам, наверное, хочется поскорее добраться до дома и сбросить с себя спортивные брюки.

Эвелина взглянула вниз. Она совсем забыла о том, что на ней все еще надеты брюки с одной штаниной.

– Пожалуй.

– У вас есть на чем добраться до дома или мне приказать заложить экипаж?

– Нет, благодарю вас. За углом меня ждет наемный экипаж.

– Глупо было спрашивать. Следовало бы знать, что вы предусмотрели все возможные случайности. Ну, в таком случае…

Не дав ей опомниться, он легко поднял ее со стула и, миновав кухонную дверь, направился к парадному входу. Не может быть, чтобы он… Не будет же он… А она-то думала, что на его благоразумие можно положиться…

– Не можете же вы вынести меня на руках из парадного средь бела дня и посадить на обочине дороги?

– Я и не собирался этого делать, – оскорбился он. – Я хотел отнести вас в экипаж.

– Пожалуйста, не надо! – воскликнула она. Силы небесные! Можно подумать, что он и понятия не имеет, как отделаться от гостьи, не привлекая посторонних взглядов! – Я не могу предстать перед взорами прохожих в таком виде, мистер Пауэлл. В брюках без одной штанины… к тому же ни одна респектабельная женщина вообще не надела бы спортивные брюки…

– Вы отлично в них смотритесь, – оценил он. Услышав его комплимент, она приободрилась. Ей тоже показалось, что она неплохо выглядит в брюках.

– Спасибо, – поблагодарила она. – В них так удобно и… – О чем она думает? Они уже находились в опасной близости от парадного входа, а он, судя по всему, не собирался отпускать ее. – Но я не должна была надевать их, и никто не должен видеть, как вы выносите меня на руках из дома.

– Но вы ранены, – заупрямился Джастин и стиснул ее покрепче, словно кто-то намеревался отобрать у него его ношу. Такое предположение, хотя и было немыслимым и совершенно нереальным, вызывало радостный трепет. – Наверняка довольно веская причина для моего поступка.

Ну как заставить его понять? Если бы она его не знала, то его поведение могло бы даже показаться наивным.

– Нет, не надо.

Он обиженно выпятил челюсть, которая оказалась как раз на уровне ее глаз.

– Ну и глупо, – заключил он. Ей стало жаль его.

– Не ругайте себя. Я уверена, что вы хотели сделать как лучше.

– Я не себя ругаю, – ответил он. – Общество.

Ей следовало бы знать, что, несмотря на непринужденные и спокойные манеры, мистер Джастин Пауэлл недостатка в гордости не испытывал.

– Как бы то ни было, но правила есть правила, как говаривал мой дедушка. Пусть даже из самых добрых побуждений, но вы можете сильно навредить мне, если не позволите незаметно прокрасться за угол вашего дома и добежать до экипажа. Одной.

Он нахмурился.

– Но позвольте…

– Пожалуйста, поставьте меня на пол, – строго прервала она.

Он неохотно опустил ее ноги на пол. Она стояла в нерешительности: следует ли еще раз обменяться с ним рукопожатием? Да, решила она. Так будет правильно. И протянула ему руку.

– Ну что ж, – произнесла она бодрым тоном. – Значит, до следующего месяца. Благодарю вас.

Он взглянул на ее протянутую руку и улыбнулся. Взяв ее руку, он не пожал ее, а перевернул, поднес к губам и поцеловал в ладонь. У нее по спине пробежали мурашки, которые, достигнув ног, перешли в дрожь.

Он выпустил ее руку. И она на три секунды повисла между ними в воздухе, пока Эвелина не пришла в себя и не спрятала ее за спиной. Он, казалось, был очень доволен собой.

– Извините. Я, конечно, перевоспитался, но старые привычки очень живучи.

Он снова протянул к ней руку, и она отскочила назад. Он усмехнулся и распахнул протянутой рукой дверь у нее за спиной. Потом отступил в сторону, пропуская ее.

– До скорой встречи!

Когда Джастин вернулся в библиотеку, Беверли уже ползал на коленях, убирая осколки разбитого стекла.

– Надо было заставить девчонку сделать это, – мрачно бурчал он.

Будучи убежденным женоненавистником, он считал своим долгом указать на несметное число разного рода неприятностей, доставляемых представительницами прекрасного пола, причем делал указания не спеша и не скупясь на подробности. Единственной женщиной, которую он когда-либо любил, хотя слово «любил» не очень-то подходило для определения его глубочайшего уважения к ее памяти, была бабушка Джастина по материнской линии.

– Это не девчонка, – поправил его Джастин, – это женщина.

– Оно и видно. Неудивительно, что она сумела натворить столько бед за такое короткое время. Успела напрактиковаться. – Беверли замолк на некоторое время, извлекая осколки из восточного ковра. – Но почему, позвольте спросить, вы не выгнали ее сразу же, а, кажется, были рады задержать ее как можно дольше?

Взгляд Джастина, обычно открытый и правдивый, скользнул в сторону с несколько нарочитым безразличием. Беверли, на которого почти пятнадцать лет тому назад бабушка Джастина, любившая внука так же сильно, как его презирал ее супруг, возложила обязанность стоять на страже его благополучия, сразу же насторожился.

Все годы он чрезвычайно серьезно относился к своей обязанности. Он даже ненадолго оказался в армии в качестве денщика Джастина, а потом получил нынешнюю весьма почтенную должность.

– Сэр?

Джастин как-то занервничал, засуетился, и настороженность Беверли переросла в тревогу.

– Пропади все пропадом, Беверли, кому приятно признаваться в том, что он возбуждается оттого лишь, что держит на руках молоденькую девчонку? Прямо какое-то из вращение! Поэтому можешь себе представить, с каким облегчением я убедился в том, что мои… гм-м… чувства реагируют самым естественным образом на самый обычный…

Нет-нет, в ней нет ничего обычного. Привычный? Пожалуй, так будет правильнее. Да, на самый привычный комплекс стимулов. – Он улыбнулся.

Физиономия Беверли побелела от ужаса.

– Сэр, надеюсь, вы не…

Он понятия не имел, каким образом Джастин узнал, что он хотел сказать, но тот беззаботно отмахнулся:

– Полно тебе, Беверли, не тревожься раньше времени. Долог путь от желания до его исполнения. А кроме всего прочего, у меня нет ни времени, ни намерения и ни малейшей надежды добиться расположения такой колючей особы. Вот так-то. – Он улыбнулся. – Меня не будет до конца дня. И спасибо тебе, Беверли. Разговор с тобой привел в порядок мои мысли, – уточнил он и ушел.

Беверли долго смотрел ему вслед. В течение пятнадцати лет он наблюдал, как самые разные женщины из самых Разных социальных и экономических кругов и возрастных категорий правдами и неправдами пытались добиться расположения Джастина. И ни одной из них ничего не удлось. Нет, этого парня никак нельзя назвать святым, но влюблен он никогда не был, и Беверли вполне устраивало такое положение.

Однако за последнее время Беверли начал задумываться, не должна ли его забота о Джастине охватывать и другие стороны его бытия, не ограничиваясь физическим благосостоянием. Хотя Джастин был общителен, любезен и жизнерадостен, хотя он пользовался успехом в обществе, Беверли все чаще и чаще замечал, что он страдает от одиночества.

Для того чтобы излечиться от мужского одиночества, нужно было одно – жениться и произвести на свет сына.

Какие бы другие последствия ни вызвал поцелуй Джастина Пауэлла, он рассеял все сомнения Эвелины в отношении того, является ли Джастин Пауэлл настоящим бабником или нет. Словно во сне она доковыляла до конца дорожки. Наемный экипаж ждал ее на условленном месте. Она увидела прижатый к стеклу носик Мэри и ее пушистые рыжие волосы.

Как только Эвелина поравнялась с дверцей экипажа, оттуда высунулась рука, которая схватила ее и втащила внутрь. Мэри окинула взглядом разрезанные брюки и встрепанные волосы Эвелины. И не успела Эвелина опомниться, как француженка заключила ее в объятия, прижав ее лицо к своему объемистому бюсту.

– Моя бедненькая птичка! Тебя обесчестили! Ах он мерзавец! Я убью его! – причитала она, раскачиваясь из стороны в сторону. Только минуту спустя Эвелине удалось вырваться из объятий. Мэри реагировала на все так… по-французски.

– Немедленно перестань, Мэри, – строго остановила ее Эвелина, поправляя металлическую дужку очков, которые сбила Мэри, с энтузиазмом изображая ярость поборницы женской чести. – Ты совершенно неправильно истолковала ситуацию. Все прошло великолепно.

Глава 4

К концу дня, когда солнце клонилось к закату, повеяло прохладой. Семьи, отдыхавшие на травке на берегу Темзы, собирали свои одеяла и корзинки и подзывали наемные экипажи, постепенно разъезжаясь по домам. Остались лишь немногие энтузиасты, решившие до конца воспользоваться на редкость теплым мартовским деньком.

Над рекой поднимался туман. Джастин медленно шел по почти опустевшей дорожке, потом, остановившись возле скамьи, стоявшей у Тауэрского моста, уселся на нее. Над Темзой кружили чайки, то появляясь из тумана, то исчезая в нем.

Вытянув руку вдоль спинки скамьи, он наблюдал за худым как тростинка молодым человеком в легком полосатом пальто, который прогуливался с краснощекой продавщицей из магазина, забывшей сорвать ценник со своего дешевенького пальто. По реке внизу плыл плоскодонный ялик. Потом, когда часы на башне пробили семь, с последним Ударом появился бодрый мужчина средних лет в темном сюртуке и цилиндре. Он не спеша направился в сторону Джастина, помахивая тростью с серебряным набалдашником. Поравнявшись с Джастином, он остановился, чтобы полюбоваться на реку.

– Есть люди, которые считают, что туман вреден для здоровья и нагоняет тоску. Но что такое Лондон без его знаменитого горохового супа[3]3
  Имеется в виду густой лондонский туман, желтый от пыли и копоти.


[Закрыть]? – спросил мужчина.

– Туман, по-моему, значительно гуще, – ответил Джастин.

Мужчина улыбнулся, не поворачиваясь.

– Ах, Джастин, ты сентиментален, как всегда.

– Мягкосердечие – мое проклятие, – согласился Джастин.

– Сердце мягкое, как сталь, – пробормотал джентльмен. Он покачал головой и повернулся к нему. – Твой день еще настанет, мой мальчик. Надеюсь, что я до него доживу.

– Я тоже, – насмешливо произнес в ответ Джастин. – Присаживайтесь, Бернард, иначе я сверну себе шею, глядя на вас.

– Ну, Джас, вот и я. А теперь говори, зачем ты просил о встрече со мной, – сказал Бернард, усаживаясь рядом на скамью.

– У меня есть план решения некоторых проблем, связанных с вашим делом.

– Вот как?

– План простой, – Джастин наклонил голову и прошептал: – Но очень-очень хитроумный.

– Довольно эффектно. – Бернард изобразил аплодисменты кончиками пальцев. – Я не льщу себя надеждой, что ты прислушаешься к моим словам, но не мог бы ты перестать относиться к нашей работе, как к какой-то игре, в которую играют мальчишки на школьном дворе?

– Как вы уже поняли, – ответил Джастин, – на игру мало надежды. Полно, Бернард, зачем смотреть на меня таким неодобрительным взглядом? И я бываю достаточно серьезным, когда требует ситуация, которая на сей раз этого явно не требует. Никакого риска.

Бернард ничего не сказал, только нахмурил лоб, а Джастин продолжал:

– Самая большая опасность – разоблачение. А поскольку подвергнуться такой опасности могу только я, больше никто не рискует.

– Гм-м, – произнес Бернард, снял цилиндр и положил его рядом с собой на скамью.

– Вот и я так же думаю, – шутливо произнес Джастин. – Я задавал себе вопрос: почему вы выбрали меня для выполнения такого задания? Совсем не потому, что я, скажем, занимался подобным раньше. С таким заданием любой может справиться. И я чувствую себя не вполне комфортно.

Бернард тяжело вздохнул:

– Что касается твоего вопроса, то причина, по которой выбор пал на тебя, совершенно ясна. Во-первых, именно

– потому, что ты никогда не делал ничего подобного, тебя никто не заподозрит. Во-вторых, изобретение слишком важно, чтобы можно было доверить его менее способному, чем ты, человеку. Ты наш козырь, оставленный про запас, мой мальчик.

– Приятно чувствовать, что в тебе нуждаются, – кисло усмехнулся Джастин.

Бернард игнорировал сарказм.

– Расскажи подробнее о своем плане. Джастин расслабился и закинул ногу на ногу.

– Меня попросили – нет, не совсем так, – меня нудили сдать в аренду монастырь «Северный крест» для проведения там великосветского приема по случаю свадьбы.

– Надеюсь, не ты являешься счастливым женихом?

– Боже упаси! – воскликнул Джастин. – Какая женщина в здравом уме выйдет за меня замуж? Никакой карьеры я не сделал. Так, болтаюсь по свету, делаю зарисовки птичек да раздражаю аборигенов бесконечными расспросами о местных обычаях. Поскольку я частенько обращаюсь к своим друзьям за границей с просьбой приютить меня, мое финансовое положение наводит на размышления. К тому же меня никогда не застанешь дома. Нет, я не жених. И никогда им не буду. Я всего лишь несчастный владелец дома, в который невеста решила вернуться триумфаторшей, чтобы утешить обиженных несправедливостью духов своих принадлежавших к трудовому сословию предков.

– Уверен, что ты говоришь разумные вещи, Джастин, однако будь снисходителен к моим преклонным годам, – сказал Бернард. – Объясни, о чем ты толкуешь?

Джастин, ни капельки не смутившись, изложил то же самое более подробно:

– Речь идет об одной американской вдове, у которой куча денег и которая имеет зуб против моего деда. Кажется, ее бабушка работала у старого мерзавца и считала его придирчивым, надменным, высокомерным и несправедливым. Он, конечно, таким и был, только ее бабушка воспринимала все как личное оскорбление. Воспитывая свою внучку – нашу нынешнюю скромную невесту, – она, наверное, внушала ей: «Вернись сюда, дочь моей дочери, вернись в этот проклятый дом, когда станешь богаче, займешь более высокое положение и станешь более влиятельной, чем старый бездельник, на которого я гнула спину».

– Уж эти мне американцы! – вздохнул Бернард.

– Да уж, – согласился Джастин. – Для достижения своей цели наследница наняла одну молодую женщину, чтобы та арендовала «Северный крест». А у нее я по чистой случайности оказался в долгу.

– Еще одна молодая женщина? Кто она?

– Эвелина Каммингс-Уайт.

Бернард на мгновение задумался, потом воскликнул:

– Боже мой, Джас, неужели внучка Лалли?

Джастин с любопытством искоса взглянул на него:

– Да. Вы ее знаете?

– Только понаслышке. Я знаком с ее дедом. Он называет свою внучку Ее Сверхчеловеческая Непреклонность. Клянется, что она всю семью держит в страхе.

– В страхе? – повторил Джастин. – Да она такая маленькая, что я сначала принял ее за школьницу. Так что относительно ее «устрашающей» внешности позвольте не согласиться с вами.

– Тебе лучше знать, – махнул рукой Бернард.

– Поверьте, я обычно не бываю таким самоуверенным, – заявил Джастин. – Однако между взломщиком и владельцем дома возникает странное чувство товарищества.

– А теперь, Джастин, позволь узнать, о чем ты толкуешь? Или у тебя такое странное чувство юмора? Склонность говорить загадками всегда была твоей ахиллесовой пятой. Говори проще, дружище. Какая связь между кражей со взломом, внучкой герцога Лалли и американской вдовой?

– Мне показалось, что я все изложил с предельной ясностью, – объяснил Джастин. – Леди Эвелина вломилась в мой дом, чтобы взыскать с меня старый долг. Ей шлось проникнуть в дом нелегальным путем, потому легальный доступ ей перекрыл Беверли, который, действуя по моему распоряжению, явно безуспешно пытался скрыть мое присутствие в городе и поэтому сказал ей, что меня нет дома.

– Тебя не беспокоит то обстоятельство, что тебе особенно хорошо удается играть роль рассеянного болвана? – поинтересовался Бернард, вызвав лучезарную улыбку на лице Джастина.

– Нет, но спасибо вам за заботу. Так на чем я остановился? Ах да. Насколько я понимаю, ее тетушка – дочь Лалли – занималась организацией свадебных торжеств, банкетов и тому подобного.

– Да, что-то припоминаю, – пробормотал Бернард.

– Так вот, тетушка сбежала, взвалив на плечи Эви – леди Эвелины – всю заботу о делах своей фирмы. К сожалению, у нее первый блин получился комом. И теперь она уверена, что свадьба американской леди – ее последний шанс спасти от бесчестия семейный бизнес. А также, подозреваю, и себя от унижения. – Его лицо приобрело задумчивое выражение. – Мне кажется, что такого слова, как «провал», в лексиконе маленькой леди не существует.

По опыту длительного общения с Джастином Бернард знал, что бесполезно пытаться направить разговор в нужную колею. В конце концов Джастин сам доберется до сути дела.

– Скоро ты перейдешь к своему плану?

– Всему свое время, – ответил Джастин. – Дело в том, Бернард, что для того, чтобы превратить мое покрывшееся слоем пыли наследство в величественную сцену, пригодную для проведения торжеств по случаю бракосочетания вдовы, моей маленькой взломщице придется привезти в дом множество самых разнообразных вещей. Вы следите за ходом моей мысли, Бернард? Тогда в монастырь рекой потекут грузы – множество ящиков с одеждой, цветами, пищевыми продуктами, украшениями, посудой и разными прочими атрибутами свадебной церемонии. И во всей этой кутерьме ваш загадочный иностранный агент, Бернард, сможет отправить в монастырь еще более загадочную «дьявольскую машину», не привлекая чьего-либо внимания. Кто обратит внимание на какой-то один ящик среди нескольких дюжин других? Как только груз прибудет, мы незаметно проведем к нему вашего ученого специалиста, который быстренько препарирует агрегат, определит, что к чему, и так же незаметно ускользнет в Оксфорд, чтобы доложить о результатах «мозговому центру». По-моему, план великолепен.

– А что, если леди Эвелина вскроет ящик? – насторожился Бернард. – Сложность нашей ситуации заключается в том, что мы не знаем точно, когда прибудет их чертова штука. Понимаешь, она, судя по всему, перевозится нелегально и может прибыть как через несколько дней, так и через несколько недель после отправки из порта. Не могу себе представить, чтобы какая-то женщина оставила неоткрытым прибывший ящик в течение целого дня, тем более целой недели, независимо от того, кому он адресован. – Она его не откроет, Бернард. Я все предусмотрел. Я сам буду на месте и позабочусь, чтобы она его не открыла, условием сдачи дома в аренду я поставил свое присутствие там во время подготовки к торжествам. Бернард задумчиво потер подбородок. – Послушайте, Бернард, с тех пор как вы дали мне новое поручение, я ломал голову, пытаясь отыскать способ доставить вашу штуку в страну и в ваши руки, не привлекая внимания. Подготовка к свадебным торжествам послужит отличным прикрытием. Как только груз прибудет, мы сможем незаметно провести в дом вашего специалиста под видом поставщика или ремонтного рабочего, чтобы он смог разобраться в механизме, не вызывая подозрений. А кроме того, я смогу держать под контролем окружающую территорию, как никогда не смог бы в Лондоне. Монастырь «Северный крест» расположен в тридцати пяти милях от Лондона, тем самым значительно сокращает вероятность того, что с ящиком может что-нибудь случиться по дороге. В сельской местности все друг друга знают, а дорог мало, не то что в Лондоне, и их легче контролировать. Случись так, что ваш противник узнает, куда вы отправляете груз, и в наших местах неожиданно появится какой-нибудь незнакомец, я немедленно узнаю о его появлении. Беверли будет следить за тем, что происходит внутри дома, а я – наблюдать за происходящим в округе. В Лондоне же сам кайзер может поселиться в соседних апартаментах, а я могу узнать о таком факте только через год.