Текст книги "Об истинном монашестве"

Венчание вместо рукоположения

Вновь и вновь я вижу несуразные подписи под фотографиями на сайтах поместных церквей и на баннерах христианских конференций, из серии «проповедуют пастор Николай и Ольга Пупкины». Так один пастор проповедует или два пастора? Это не ошибка дизайнера, это нестыковка вероучения и человеческих амбиций. Эта путаница может иметь гораздо более серьезные последствия, чем ляпы на афишах.

Писание четко разделяет такие понятия, как «называться» и «быть» (1 Иоан. 3:1). Когда человек, не будучи в действительности рукоположен вышестоящим священнослужителем, начинает именовать себя пастором, возникает проблема. И нам следует окончательно изжить порочную практику начала 90-х годов, когда все возлагали руки на всех (иногда оптом) по поводу и без, провозглашая, что на ум взбредет. Иногда по милости Божьей попадали, иногда это приводило к конфузу и греху. Апостол Павел увещевает нас не делаться участниками в чужих грехах, поспешно, без должной проверки совершая рукоположение (1 Тим. 5:22). Это только я понимаю данный стих как указание на то, что мне придется разделить ответственность за действия человека, которого я рукоположил, в том числе за совершенные им грехи?

Не так давно, подписывая заявления на изготовление удостоверений для священнослужителей нашего Союза, я обратил внимание на заявление одной хорошей сестры, супруги пастора. Я неплохо знал эту семью служителей, но мне стало интересно, когда и при каких обстоятельствах она стала пастором. Каково же было мое удивление, когда в графе «Священнослужитель, рукоположивший вас на служение пастора» я обнаружил свое имя. Я действительно несколько лет назад рукополагал ее мужа в духовный сан пастора, но я никогда не рукополагаю за компанию или по семейным обстоятельствам. Я безусловно, молился за семью, супругу как сонаследницу вечной жизни и верную помощницу, на которую с новой ответственностью мужа лягут новые бремена; возможно, помолился и за детей и всех домочадцев молитвой благословения. Но это не дает людям права толковать молитвенные слова священника произвольно – и незаконно присваивать себе духовный сан.

Мне знакомы и несколько трагичных ситуаций, когда пастыри уходили в вечность, как часто бывает, не предупредив, внезапно, не подготовив преемника. И их вдовы автоматически претендовали на руководство церковной общиной, как будто это не Церковь Иисуса Христа, а какое-то ООО или акционерное общество, где у них контрольный пакет акций и после смерти главного акционера право собственности переходит по наследству к ближайшим родственникам.

Новый Завет содержит не так много прямых инструкций насчет внутрицерковного устройства, но на передачу духовной позиции по наследству абсолютно точно нет и намека. Напротив, в Послании к Титу апостол Павел дает приказ «довершить недоконченное и поставить по всем городам пресвитеров» (Тит. 1:5). В книге Деяний также читаем, что Павел и Варнава рукоположили пресвитеров в каждой церкви, помолились с постом и предали их Господу (Деян. 14:23). Означает ли это, что вдова или иной родственник ушедшего в вечность пастора не способны продолжить служить общине? Нет. Но это значит, что решение о пасторстве принимается на уровне вышестоящих служителей – старших пастырей, епископов или их коллегиального органа, а никак не на семейном совете.

Полагаю, если мы введем запрет на принятие решения о возведении в духовный сан и рукоположение родственниками, мы сохраним многих служителей наших от искушений, семьи – от распрей, а общины – от случайных людей, лукавых делателей и наемников.

Пастор С. и пастырь З.

Как-то довелось мне вести семинар в одной церкви. В ней на тот момент было порядка 300 прихожан, собственный молитвенный дом, развитое социальное служение, чем пастор С., встретивший меня лично в аэропорту на новой иномарке, сразу похвалился. И, прежде чем мы доехали до места семинара, мне устроили небольшую экскурсию: здесь у нас центр реабилитации наркоманов и алкоголиков, здесь мы кормим бомжей, здесь центр социальной адаптации для освободившихся из мест лишения свободы, здесь… В общем список программ служения милосердия был достаточно впечатляющий. И в самом молитвенном доме все было на достойном уровне. Меня, тогда еще пастора, принимали, наверное, как митрополита. Усадили за обеденный стол, молодежь, волонтеры из общины помогали его накрывать, суетились и предлагали мне и другим гостям разные блюда и напитки.

Пастор познакомил меня со своей командой служителей и супругой, женщиной также очень приятной, назовем ее сестра С. Все было прекрасно, лишь иногда меня приводил в недоумение способ общения сестры С. с волонтерами-официантами. Временами ее лицо искажалось, буквально превращаясь в гримасу, глаза округлялись и руки спонтанно складывались в какие-то угрожающие жесты, после чего ребята начинали быстрее суетиться, менять блюда, предлагать гостям чай, выводить вон чьих-то забежавших детей, наклонялись за указанием «на ушко» к ней… Но все это длилось мгновения, лишь несколько секунд, после чего наши глаза встречались, лицо озарялось улыбкой, и духовная беседа продолжалась как ни в чем не бывало. И, вероятно, я бы и не обратил внимания на эту деталь, если бы не последующие события.

Семинар и богослужения прошли хорошо. В последний день пастор поблагодарил меня и извинился, сказав, что из-за обстоятельств, связанных со служением, не сможет проводить меня в аэропорт. Эту миссию поручили второму пастору церкви, брату З.

Уже на выходе из молитвенного дома к нам подошла сестра С. и с улыбкой, елейным голосом обратилась к брату З.:

– Пастор, а ты не мог бы сейчас провести водное крещение, ты же настоящий пастор, людей не бросишь, ты же настоящий служитель…

Я действительно не понимал, чем вызваны такой запредельно слащавый тон сестры С. и замешательство и даже какая-то растерянность брата З. Чтобы разрядить обстановку, я вмешался, сказав, что, конечно, у нас есть еще пара часов до самолета и я даже буду рад послужить крещаемым вместе с братом З. На крещение были подготовлены не более десяти человек и, подгоняемые необходимостью ехать в аэропорт, мы провели таинства крещения и Святого Причастия, что называется, по сокращенной программе. По пути в аэропорт брат был крайне молчалив. Я не удержался и поинтересовался у него, с чем было связано столь проникновенное обращение к нему сестры С. с просьбой о проведении крещения. На что брат ответил:

– Это просто был спектакль. Ей нужно было проверить, не рассказал ли кто-то из служителей московскому гостю о ситуации в нашей церкви. На самом деле сестра С. не здоровается и вообще не разговаривает со мной уже несколько месяцев. А мою жену исключила из круга общения, и виртуального, и реального, больше года назад, из-за этого та была в сильной депрессии и только сейчас восстанавливается. Подобная же ситуация с еще несколькими служителями, отказывающими ей в беспрекословном подчинении и не участвующими в ее постоянных интригах.

Я был изумлен. До того момента за годы служения я никогда не сталкивался с тем, чтобы супруга пастора объявляла многомесячный бойкот другому действующему служителю в пространстве одной церковной общины. Я искренне не понимал, как же она в таком состоянии подходит к Святому Причастию и служит другим людям, в том числе своему мужу. Мне было просто дико столкнуться с системой фаворитов и изгоев, как при императорских дворах ушедших эпох. Но еще более загадочным для меня был вопрос, почему муж-пастор с этим ничего не делает…

Небольшая деталь. Неотложные обстоятельства, связанные со служением в то воскресенье, оказались «особой церемонией», практикуемой на протяжении нескольких лет: отделением десятины от десятин и воскресных пожертвований в пользу пастора наличными до направления на счет церкви и традиционным посещением пасторской семьей магазинов для покупок. На самом деле это была даже двадцатина: 10 % пастору, 10 % его супруге. Вот такое вот богословие, на момент получения денег одна плоть снова раздваивалась на две.

С пастором С. мы встретились через несколько месяцев на конференции в Москве. Он сам подошел ко мне и попросил помощи, так как «в церкви кризис, служители взбунтовались против него и то ли написали, то ли собираются написать жалобу в Москву, и он не знает, что с этим делать». На тот момент в нашем Союзе еще не были сформированы Духовный Совет и Комиссия по этике и, получив благословение от Начальствующего епископа, я согласился помочь церкви в сложившейся ситуации.

Попробую тезисно обрисовать картину. Брат З. и брат С. были друзьями еще по мирской, греховной жизни. 3. уверовал первым в конце 80-х годов и почти с первых дней стал горячим евангелистом. Через него услышали слово Божье и обратились ко Христу и С., и его будущая жена, и много кто впоследствии. Эти люди состоялись как служители, стали «костяком» общины. З. был рукоположен на служение пастора, был человеком на самом деле духовным и посвященным.

Когда подошло время регистрации церкви в Министерстве юстиции, оказалось, что С. хороший функционер, он более эффективно может решать вопросы юридические, административные, вести переговоры с представителями государственных органов и тому подобное. И он сначала по дарованиям был благословлен на служение администратора (в харизматических общинах тогда редко практиковалось дьяконское рукоположение), а затем, когда церковь выросла до полутысячи прихожан, пастор З. рукоположил его в пасторы и юридически, по протоколу именно С. возглавил церковную организацию.

На самом деле документальному оформлению решений тогда, а в некоторых общинах и сейчас, не придается большого значения, считается, что это формальность, важная только для отчетности перед государством. Мы забываем одну верную мудрость о том, что короткий карандаш надежнее длинной памяти. Даже Творец посчитал необходимым записать Свои заповеди для нас на каменных скрижалях, затем на пергаменте и бумаге, не полагаясь лишь на наши слух, память и благоразумие.

Но, тогда, в начале, казалось, что эта бюрократия ни к чему. Все и так знали, кто настоящий пастырь, а кто административный пастор. Было честное разделение труда в соответствии с дарованиями от Господа. З. проповедовал, благовествовал, душепопечительствовал, развивал социальное служение, много служил и за пределами общины, а С. строил молитвенный дом, общался с властями, налаживал работу бухгалтерии и офиса. И в этом не было никакого конфликта, они на самом деле дополняли друг друга, по-прежнему были друзьями. Кстати, и женились в один год на прекрасных девушках, которые были близкими подругами.

Они вместе сносили все тяготы и испытания, вместе молились, вместе постились, иногда голодали, делились друг с другом последним… Изменения начались гораздо позже, когда церковь приобрела определенную долю респектабельности. Несколько прихожан стали серьезными предпринимателями, увеличились суммы десятин и пожертвований. И искушение достатком оказалось сильнее, чем испытание нищетой.

При назначении зарплат супруга пастора С. настояла, чтобы именно ее мужу назначили зарплату большую. На тот момент еще реально действовал церковный совет и вопросы на нем обсуждались и выносились на голосование. Аргумент был следующий: С. встречается с чиновниками, он «лицо церкви», и ему нужен дорогой костюм, дорогой галстук, дорогой парфюм и приличествующая машина. Пастору же З. все это без надобности, так как он больше с бомжами и наркоманами возится да по деревенским церквям ездит. Сказано это было еще не с уничижением, а как бы шуткой. И все согласились, потому что доверяли друг другу, да и вообще в смирении были научены лишь отдавать, но не брать.

А потом зарплату назначили самой сестре С., уже ничего никому не доказывая, она к тому моменту контролировала бухгалтерию и все финансы. Собственно, обязанности бухгалтера исполняла ее мама, не имеющая вовсе никакого экономического образования. Затем на зарплату оформили то ли нянечку, то ли служанку, за ней – вторую: они занимались с детьми пастора С., убирали в его квартире, ходили в магазин, готовили еду и так далее. Естественно, в штатном расписании они числились церковнослужителями. Судьба одной из этих сестер, кстати, достаточно трагична. Она стала помощницей в этой семье, едва окончив среднюю школу. Сестра С. ей «напророчествовала»:

– Это «халдейское» образование тебе больше не нужно, Бог избрал тебя служить семье помазанника и через это тебя поднимет, а замуж выйдешь, когда пастор получит откровение.

Так и прожила девушка десять с лишним лет своей жизни в семье пастора послушной Золушкой без образования, профессии, кругозора, семьи, друзей, абсолютно не приспособленная к жизни.

А потом, когда подросли дети, с ней расстались за ненадобностью, насмехаясь, что она необразованная и недалекая, – такую и замуж никто не возьмет.

После реконструкции церковного двора оказалось, что парковочное место у центрального входа церкви есть только для одного автомобиля, и табличка гласила, что это автомобиль пастора С. (кстати, когда через несколько лет в семье С. появилась вторая машина, убрали клумбу и сделали еще одно машиноместо). Затем кабинет пастора С. расширили за счет кабинета пастора З., а рабочее место З. перенесли в полуподвальное помещение церкви. Потом, простите за детали, сделали туалет «только для членов семьи». Также для них стали готовить отдельные блюда и приобрели специальную посуду для сервировки их трапезы. Этот список превозношения одних и унижения других можно продолжать и продолжать.

Началась программа «на выдавливание» тех служителей, кто были от начала церкви и уважали пастора З. Кому-то повезло, и его просто «с радостью поддержали» в желании уехать на миссию или начать служение в соседнем городе, при этом после отъезда двери и кафедра родной церкви для большинства уехавших закрывались навсегда. Воспоминания о заслугах этих служителей в истории становления общины «зачищались», фотографии убирались с сайта.

Тех, кто не уехал сам, пытались дискредитировать. Для этого использовались разные схемы. Например, давалось определенное поручение, но под него не выделялся бюджет: делай, как хочешь, бери деньги, где хочешь, иначе «у тебя нет веры и помазания». А когда задание не исполнялось, пастор перепоручал его другому или брал на себя, – и вот тут уже подключался почти неограниченный ресурс финансов, помощников и власти.

Это похоже на сюжет из сказки Леонида Филатова «Про Федота-стрельца, удалого молодца», когда царь, желая Федота сгубить, чтобы завладеть его женой, изобретает все более и более сложные и невыполнимые задания. Как вы помните, последнее было «пойди туда – не знаю куда, принеси то – не знаю что». Вот и здесь все стало развиваться по сказке, а не по Писанию.

Против кого-то использовалась информация, ставшая известной из исповеди. Кстати, любая конфиденциальная информация, та же исповедь прихожан, обсуждалась на семейном совете по принципу «мы же одна плоть, сообщающиеся сосуды, что знает один, знает и другой». Часто искусственно провоцировался конфликт в служении или даже в семьях. Например, жену могли планомерно, в течение нескольких месяцев настраивать против мужа, а затем мужу поставить на вид, что он не управляет домом своим и жена не в послушании ему.

Самым простым было дать одно и то же поручение одновременно двум или трем служителям, причем не поставив их об этом в известность, наблюдать и ждать, пока они столкнутся лбами. Вообще принцип «разделяй и властвуй» сестра С. использовала просто филигранно. Любая дружба, общение, совместные проекты служителей церкви, которые она не контролировала, вызывали у нее дикую ревность и подозрения в том, будто что-то замышляется против нее.

Например, простая ситуация, когда после богослужения один служитель на своей машине подвез другого с семьей до дома, могла привлечь внимание и привести к основательной проработке. Людей вызывали по одному для разговора или как бы невзначай, лукавыми вопросами и как бы отвлеченными рассуждениями сеяли недоверие и взаимные подозрения. Как? Очень просто. В массиве разговора звучало:

– А когда в прошлом году у тебя машина была в ремонте, он-то тебя не подвозил, корыстная дружба какая-то… Что, даже на бензин денег не дал? Вот о таких апостол Павел и пишет, что в последнее время люди будут неблагодарны… Обратил внимание, какая машина у него была грязная? Постыдился бы на ней подвозить уважаемого служителя, это он не честь оказал твоей семье, а унизил…

В инструментарии были наушничество, ложь, подозрительность, лесть, сплетни, клевета, интриги. Дошло до того, что люди в церкви стали бояться искренне говорить друг с другом, были в страхе, что какая-то информация станет известна супруге пастора С. и как-то будет использована против них.

Впору было писать над входом в церковное здание вместо «Бог есть любовь» фразу из фильмов о полицейских «Вы имеете право хранить молчание: все, что вы скажете, может быть использовано против вас».

Наша мама Тереза

Одна верная сестричка в этой церкви имела сердце, открытое к людям обездоленным. Постоянно находила огорченных, погрязших в пороках и зависимостях, больных – в общем, как принято их именовать на Руси, убогих. Служила им, как могла, по силам и сверх сил, приводила их и к себе домой, и в церковь на богослужения. В связи с этим у нее начал развиваться конфликт с сестрой С., которая видела в церкви в большей степени элитный клуб почитателей ее талантов и финансистов ее проектов и запросов, нежели пристанище для заблудших. Начиналось все с негативных и пренебрежительных реплик:

– О, опять эта сердобольная бродяг в церковь притащила, там, во дворе пусть стоят, в здание не пускайте, проветривать после них неделю…

Но сестричка, несмотря на оскорбления и запреты, не теряла авторитет среди прихожан. Уверовала она еще в советский период, будучи женой крупного начальника, претерпела гонения и по возрасту и заслугам признавалась старейшиной в общине. Женщина мудрая, образованная, богобоязненная и добродетельная. Связи ее супруга и умение общаться с людьми власти не раз помогали пастору в решении официальных вопросов. Когда овдовела, продала свою элитную чиновничью квартиру и купила себе маленький домик, а немалую сумму разницы отдала как пожертвование: именно на эти деньги первоначально и был приобретен участок земли и начато строительство церковного здания. При этом никогда не претендовала на власть, но была примером послушания и смирения, за что и была всеми любима.

Такую конкуренцию сестра С. снести не могла. И раз метод кнута не подействовал, решила использовать пряник. Пригласила сестричку на встречу, обнимала, чаем поила, чуть ли не мамой называла. Впрочем, почему чуть, так и сказала: «Вы для меня как вторая мама, я многому у вас учусь…» Стала вспоминать, как пришла впервые, уже много лет назад, мирской девчонкой в церковь, чтобы «поприкалываться над богомолами», и именно сестричка сказала ей слова любви, из-за которых пришла и во второй раз и уже вышла на покаяние… Вспомнили и покойного супруга сестрички и вместе посетовали, что Бог не дал детей.

Перешли к сегодняшнему дню. Сестра С. с интересом расспрашивала о деталях служения, о победах и трудностях, временами еще поощряя к откровенности фразами из серии «на таких людях церковь держится», «вот подлинное благочестие», «я обязательно скажу пастору (мужу), что это служение нужно поддерживать, финансировать и развивать», «я бы и сама присоединилась», «почему же вы не свидетельствуете перед Церковью, что Господь через вас делает?», «может быть, есть какие-то проблемы, расскажите, я буду за вас молиться…»

В том числе немалую заинтересованность вызвало особое служение среди одного народа, который и по сию пору часто именуют кочевым. Расчувствовавшаяся сестричка поделилась, что не все получается, что у них много суеверий и полуоккультных традиций, что большинство, как дети, с радостью принимают Евангелие, но быстро охладевают и отступают, возвращаются на прежние пути. Рассказала смешную историю, как один из начальствующих в этом народе подарил ей увесистый золотой перстень после того, как по молитве ее Бог исцелил его внука. Расставаясь, помолились обнявшись, даже всплакнув.

В этот же вечер сестра С. собрала своих ближайших сподвижниц, соревнующихся за близость к телу, и поведала им следующую интерпретацию. Якобы она размышляла о том, что Бог лишает человека благодати, не давая ему детей, и Господь повел ее, и она сумела разболтать сестричку, прикидывающуюся святошей. А на самом деле она использует людей для собственного обогащения, берет деньги за молитвы и торгует исцелением. А если у людей нет денег, то принуждает снимать с себя и отдавать ей золотые изделия. Некто попытался возразить, что все не совсем так и, напротив, сестричка тратит свои деньги, чтобы одевать их детей, кормить, помогать… Что историю с перстнем многие в церкви знают, это было только однажды, глава семьи, растрогавшись встал на колени и не выпускал сестричку из своего дома, пока та не приняла его дар. И что тот перстень в ближайшее воскресенье был брошен в корзину для пожертвований, и церковь его давно продала, а деньги потратила… Но кого уже это интересовало?

Была дана команда, и услужливые тут же начали обзванивать других прихожан, возбуждая волну негодования своей проникновенной клеветой. Еще один униженный человек, разрушенное служение, прихожане, вовлеченные в сплетни и интриги, с каждой ложью ожесточаясь в сердцах своих. Уместно процитировать пророка Иеремию: «Их язык – гибельная стрела, он лжет. С ближним они говорят по-дружески, а в сердце готовят западню» (Иер. 9:8). Пастор, краснея, в воскресенье говорит с алтаря речь о коварных волках, которые под личиной милосердия, как под овечьей шкурой, проникают в церковь, чтобы разрушить ее. И что церковь – «это вам не богадельня». Фамилия и имя не названы, но все и так понимали, о ком речь, и что это не Господь откровение в сердце проповедника проговорил, а супруга продиктовала нужные слова для закрепления результата своей интриги.

С сестричкой я встретился совершенно случайно через несколько лет на одном из своих семинаров. Она теперь живет в отдаленной деревне. Люди там зовут ее за глаза «наша мама Тереза», интересно, что именно мама, а не мать. Она отказалась наотрез вспоминать и рассказать мне свой взгляд на те события, сказав с улыбкой, что было это давно, она всех простила, всех любит и, значит, так Богу было угодно… И постаралась скрыть накатившие слезы.