Текст книги "Последний час надежды"

Никого. Чисто, сухо. Воздух ещё содержит влагу. Ванной недавно пользовались. Точно: капельки воды на занавеске. В небольшом бассейне, рядом – ничего. Сухо. Есть ещё два агрегата для омовения, но я даже не знаю, как они называются.

Ничего не понимаю, куда она делась? Я точно так же проверил, уже из любопытства, прочие комнаты рядом с ванной. Никого. Я вернулся в её спальню.

Подошёл к изголовью кровати, прикоснулся ладонью к подушке. Мне кажется, или она ещё тёплая? Проще всего было бы позвать Ники, но я не осмелился. Мне и так тут нечего делать. Если верить Ники, рассерженной, на самом деле, я её ещё не видел. Это должно быть что-то ужасное, если вспомнить то, какой я её видел…

Любопытство победило страх. Я вышел из её спальни и принялся обходить комнаты.

Коридор разветвляется на выходе. Прямо – в мою спальню. Очень романтично… Направо – ванная и прочие удобства. Двери из коридора налево ведут в кабинет, в спортивную комнату, в столовую, в обе гостиные и в бильярдную. Там, впрочем, есть во что сыграть помимо бильярда.

Ники нигде не было. Я вошёл в спортивную комнату. Здесь самые сильные кондиционеры, покрытия со специальной пропиткой, всё такое. Не пристало постояльцем такого ранга оскорблять обоняние запахами пота и тому подобного. И вновь мне померещилось, что Ники здесь была. Вон, её спортивные туфли, стоят не на полочке у входа, а сброшены, валяются как попало.

Минут за тридцать я обошёл всё и добрался до большой гостиной. Той, где холмы и фонтан. Запах жасмина здесь особенно сильный. Почему Доминик так любит этот аромат?

Я прошёлся по «ложбинам» и «холмам». Зачем-то плеснул себе в лицо из фонтана. Сейчас заметил, что уже не стучу зубами от холода.

Тот стакан, из которого она пила (не пила?) виски. Судя по звуку, стакан разбился где-то у фонтана. Разумеется, здесь сухо и чисто, нет осколков. Никто не убирался, обслуга появится только к полудню. И только если её вызовут.

Я медленно поднимался по крохотным каменным лесенкам к выходу, в сторону бара, и вспоминал, что было. Как Доминик стояла вот за этой стойкой, прямо на битом стекле. Я подошёл. Вот здесь стоял я. Я попробовал поймать её руку, отобрать стакан, она меня оттолкнула…

В глазах потемнело, голова закружилась. Левая нога стояла на чём-то скользком: я схватился за стойку, чтобы не упасть, но нога подвела, поехала в сторону. Я упал, едва успев вытянуть перед собой руки. Боль пронзила правую руку, я с криком вскочил на ноги, едва не упав повторно.

В голове прояснилось – разом. Я поднёс правую ладонь к лицу. Вся в крови. Три мелких куска стекла пробили кожу. Меня вновь замутило, но сильнее всего испугало другое: вся рука была в какой-то жидкости. Я принюхался. Коньяк.

Опустил взгляд. Пол чистый. Ни разбитых бутылок, ни пролитого спиртного. Ни осколков стекла, ни моей крови. Господи, что происходит?!

Скрипнув зубами, я оторвался от стойки. Пошёл. Побежал, рискуя упасть и разбить голову. Влетел в ванную, схватил щипчики с полки. Проклятье… не переношу крови. Вынуть три осколка оказалось нелёгким подвигом. Я ни один не сумел вытащить с первого раза, а каждое прикосновение к ним вызывало немыслимую боль. Я вспомнил, как Ники вынимала осколки – бесстрастно, сосредоточенно – и осознал, что боюсь Доминик. До дрожи боюсь.

Третий осколок. Раны колотые, глубокие. Кровь текла и текла. Я открыл холодную воду, подставил руку под неё, пока рука не онемела. Устроил основательный разгром в аптечке, пока искал, чем остановить кровь, чем замотать руку. В конце концов, кое-как замотал. Болело сильно, но можно терпеть.

Ещё минут за двадцать я навёл в ванной порядок. Взглянул на корзину для грязного белья и… Открыл её. И уже не особенно удивился, обнаружив там белый халат Ники, подушку и простыню. Ни на одном предмете не было и следа крови. Я закрыл корзину и уселся прямо на пол. Ничего не понимаю.

Посидел минут десять, успокоился и понял, что хочу есть. Страшно. Заказать что-нибудь? Разумеется, пойти в столовую и заказать. Лифт поднимет заказ прямо в апартаменты.

* * *

Я заказал фруктов, кофейник крепкого кофе, пару пирожных. Простую незатейливую еду. Ту, к которой привык. Я просто не смогу правильно произнести большинство названий того, что в меню. Не говоря о том, что не всегда понимаю, что это будет такое, латинским я владею слабо.

Минуты через три тихонько зашумел лифт. Ещё минуты через три он мелодично прозвенел, зажёг зелёный огонёк на двери – заказ доставлен. Я уже знал, как с этим обращаются. Открыл дверцу, выкатил тележку, она же столик на колёсах, подвёз всё к обеденном столу. Замер.

Показалось, что Ники рядом. Совсем рядом. Я не выдержал ощущения присутствия, вышел в коридор. Прошёл до прихожей. Никого.

Вернулся назад. Вот здесь я сидел, она стояла у меня за спиной.

«Мне плохо, Брюс…»

Она хотела справиться со всем этим. Возможно, как-то заставить террористов сдаться, отказаться от задуманного. Но человек не может предвидеть всего… «Мне приходится быть спецагентом», сказала она. Так кто же она на самом деле? Чем занимается? Знают ли её родители, чем и для чего занимается их дочь?

Перестань задавать вопросы, Брюс. Я медленно отодвинул стул. Сел, как сидел несколько часов назад. Представил, как Ники подходит, чтобы положить руки мне на плечи…

Зазвонил телефон. Не в моём воображении, на самом деле.

* * *

Я поднялся из-за стола. Взять трубку? Кто может звонить Ники в такое время? Чёрт! Вот ведь идиот. Ники знает, что я здесь и, скорее всего, она и звонит!

Я бегом кинулся к аппарату, схватил трубку.

– Ники?

Хриплый, издевательский смех. Мне сразу стало не по себе. Но услышав голос с той стороны, я едва не закричал.

– Размечтался. Где Жан, Брюс? Он мне нужен. Ты знаешь, где его найти.

Голос Поля Вернье. Длинного Поля. Того, кого обнаружили сегодня вечером в лесу, с пулей в голове. Я заметил кнопку «Запись» на панели телефона и нажал на неё. Попал не с первого раза. И ещё обратил внимание на индикатор: номер звонящего определить не удалось.

– П-поль?

– А кто ещё, ты, придурок? Говори, где Жан. Скажешь – отпустим твою подружку.

Я чуть не уронил трубку. Какую подружку?

Шорох. Шелест, лязг в трубке. И голос Софии. Отчаянный, умоляющий.

– Брюс! Они украли меня, сегодня! Сказали, что…

Похоже, ей заткнули рот.

– Где Жан? – голос Поля. – Хочешь услышать, как будут потрошить твою мышку? Говори, если не хочешь.

Господи, я ведь не знаю, где он! А даже если знаю, спасёт ли это Софию?

Нет.

Мне показалось, что этот короткий ответ-приговор мне кто-то подсказал. Что это не мои мысли. Не знаю, почему, я положил трубку. Руки тряслись, в голове всё перепуталось. Поль мёртв. София под охраной. Как и Жан. Что творится?

Минуты три я ждал повторного звонка. Ощущая себя последним подлецом, из-за которого София сейчас, возможно, умирает жуткой смертью, я набрал номер портье.

– Слушаю вас, мсье Деверо.

– Не могли бы вы сказать, кто звонил сейчас в апартаменты?

– Одну минуту, – шелест бумаги, лёгкий стук пальцев по клавиатуре. – Мсье, мы не зарегистрировали никакого звонка.

– Не может быть, звонили минуту назад!

– Мне очень жаль, мсье. Я отправлю техника проверить. Мы фиксируем все звонки, таковы правила, и если…

– Благодарю, – я повесил трубку.

Руки постепенно перестали трястись. Нет Поля. Он мёртв. София жива, Жан – тоже. Успокойся, Брюс. Звонка не было. Это наваждение, иллюзия.

Иллюзия? Что я услышу, если проиграю запись? Я не решился включить её.

Есть уже не хотелось. Ничего не хотелось. Я медленно вышел из столовой, ощущая, что мне холодно, что меня всего знобит.

И увидел, как зажигается освещение в прихожей.

Не знаю, что на меня нашло. Я почувствовал себя нашкодившим мальчишкой, который находится там, где не велено. Я бегом помчался по коридору, успел закрыть за собой дверь прежде, чем щёлкнул замок на двери в апартаменты. Сбросил с себя одежду, нырнул под одеяло. Едва не сорвал с руки повязку. Улёгся и, постепенно приходил в себя, слушал стук собственного сердца.

Ники вернулась.

* * *

Мне показалось, что я на секунду закрыл глаза. Когда открыл, то ночь уже миновала. Ники лежала рядом, обняв меня за шею, прижавшись… как тогда, в поезде. Интересно, куда она ходила?

«Не спрашивай меня, где я была и что делала». Вот так. Если я просто подумал об этом, это считается за вопрос?

Ники пошевелилась. «Не считается, Брюс».

Я подумал, прежде чем понял, что делаю. Интересно, те… остальные, с кем она была, они тоже говорили с Ники таким же образом? Мысленно?

«Брюс, ты уверен, что хочешь услышать ответ?»

Она приподнялась на локте, посмотрела мне в лицо.

Слово – не воробей. А уж мысль и подавно.

Она кивнула. «Нет, никаких разговоров. Я их слышала, они меня – нет. Им от меня было нужно совсем немного», – Ники усмехнулась.

Минуты три я молчал. Она смотрела мне в лицо, на лице её была печальная улыбка.

«Ники, скажи, ты могла спасти их… заложников, вчера, в Университете?»

Она закрыла глаза. «Брюс, я не хочу говорить об этом».

Я повернулся, её рука скользнула по перевязанной кисти. «Что у тебя с рукой?»

Я рассказал. Если так можно выразиться. Мысленно рассказал, обо всех ощущениях. Ники рывком уселась. Лицо её стало встревоженным. «Брюс, тебе нельзя волноваться. Ты учишься быстрее, чем я думала».

Я что, чему-то учусь? Хотя да, я, как минимум, преуспел в том, чтобы верить одновременно в несколько взаимоисключающих вещей. Очень ценное качество.

«Брюс, это не смешно. Будь осторожен».

Я не очень долго колебался, прежде чем рассказать о загадочном звонке. Ники побледнела. Вскочила и схватила меня за руку.

– Идём в столовую, быстро!

* * *

Она велела мне отойти, отвернуться, закрыть уши. Я так и сделал. Прошло минуты три, прежде чем Ники прикоснулась ладонью к моему плечу.

– Брюс, тебе не следовало отвечать. Никогда больше не отвечай. Не записывай, не слушай.

– Ники, это было или не было?

Она приложила палец к моим губам.

– Ты сам знаешь. Но чем больше ты добавляешь себя, тем более настоящим это становится. Не добавляй себя. Не добавляй других.

– Как это – добавлять?

Она посмотрела на меня устало. – Брюс, ты уже почти понял. Подумай сам, не торопись.

– Но София…

– София в безопасности. Жан в больнице, под охраной. С ним тоже всё в порядке.

– Откуда ты знаешь?

– Опять вопросы, Брюс. Я была там, ночью. У них обоих. Доволен?

– Но… – я осёкся. Чёрт, не могу к такому привыкнуть. Слишком недавно всё началось. – Ладно. Что мне с этим делать?

– Не позволяй добавлять себя. Ты сам это сделал, сам с этим и борись. Хочешь, я позвоню Софии, чтобы ты поверил?

Я почти сразу же успокоился. – Нет, не нужно.

– Тогда поднимай меня и неси обратно, под одеяло. Неприлично стоять в столовой, без одежды, в такое время.

Я чуть не упал от неожиданности.

– Для тебя есть что-то неприличное?

Она расхохоталась. Выпрямилась, ткнула меня кулаками в грудь.

– Я же сказала, «в такое время». Всё, выполняй приказание, я замёрзла!

Глава 8. Волшебная записка

Брюс, отель «Мажестик», апартаменты «Жасмин», 23 июня 2010 года, 13:00

Половину дня Ники просидела перед телевизором – смотрела репортажи из городка. Там всё ещё искали тех, кто мог выжить под завалами – и прочёсывали всё окрест, леса и здания. Наверное, туда съехалась вся полиция Галлии – в глазах рябило от мундиров.

Я ходил за Ники тенью, исключая те моменты, когда она запиралась у себя в комнате. Она кому-то звонила – отличная звукоизоляция, не понять, что и кому говорила.

Наконец, мне надоело быть тенью и я, сам не понимая почему, полез в карман пиджака. Там оказался бумажник – мой старый, оставшийся от отца. Бумажник украли лет десять назад – а теперь он вернулся. Я усмехнулся и раскрыл его. Помимо купюр и пластиковых карт, я нашёл там визитки. Свои.

Я дождался, когда Ники в очередной раз покинет номер, и набрал телефон офиса.

– «Бриллианты Деверо», офис в Ле-Тесс, – ответил приятный женский голос. – Чем я могу вам помочь?

– Здравствуйте, мадемуазель, – я изо всех сил старался, чтобы мой голос звучал твёрдо.

– Рада вас слышать, мсье Деверо, – искренняя радость и удивление с той стороны, – вам пришло восемнадцать писем, было три звонка, два из них от мсье Фрейена.

– Я жду его на фабрике завтра в двенадцать, – ответил я. Сам не знаю, почему в двенадцать.

– Я передам ему. Когда вы будете в офисе, мсье Деверо?

– Завтра утром, мадемуазель…

– Марианна Шварц.

– Спасибо, мадемуазель Шварц.

– Когда прислать машину, мсье Деверо?

– К девяти утра, отель «Мажестик».

– Будет сделано, мсье Деверо.

– До свидания, – я повесил трубку. Если откровенно, я был в растерянности. Я понятия не имел, что мне делать в офисе, что делать на этой треклятой фабрике, что вообще делать. Ладно. Хорошо. Я просто спрошу. Пусть смотрят, как на идиота, по-другому мне всё равно не разобраться.

Я задумался, прижав ладони к лицу, а когда отнял их, Ники стояла передо мной. В том самом костюме, в котором вчера сошла с поезда – деловой костюм, вполне современный – чёрный пиджак и брюки, ослепительно-белая блузка, тонкий галстук, чёрные туфли. Никаких высоких каблуков, никакой косметики – или почти никакой. Тонкие золотые серёжки, в каждом по бриллианту. И, конечно, жасмин.

– Всё в порядке, Брюс?

– Не совсем, – я поднялся, отряхнул брюки. – Завтра меня ждут в офисе. Есть одно маленькое затруднение.

– Какое?

Она спрашивала всерьёз, никакой иронии ни в голосе, ни во взгляде.

– Я понятия не имею, что там делать – я не готов управлять всем этим.

Она кивнула.

– Я помогу тебе. Первое время, пока это будет нужно.

Я едва не спросил «Как?» во всем сарказмом, который смог бы собрать. Но не спросил, просто кивнул.

– Ты готов, Брюс? Готов, чтобы я начала рассказывать?

Я кивнул. Я не был уверен, что готов, но оттягивать этот момент просто глупо.

– Идём, – она взяла меня за руку. – Пора обедать. Я жутко проголодалась. Там и начну.

* * *

Мы сидели на террасе, второй этаж отеля – отсюда открывался восхитительный вид на центр Старого Города. Ники просто сидела и любовалась. Чашечка кофе перед ней давно остыла, я свою давно выпил. Сидел и ждал.

– Ты когда-нибудь слышал, чтобы мир сравнивали с картиной, Брюс? – она не повернула голову в мою сторону.

Я пожал плечами.

– Много раз, а что?

– Он и есть картина, Брюс. Представь огромное полотно, где в каждый момент изображён весь наш мир, каждая его деталь, каждая пылинка.

– Большое будет полотно.

– Огромное, настолько, что трудно представить. И каждый миг оно обновляется, меняется, дорисовывается.

Я кивнул.

– Господь бог – художник?

– Бога нет, – она повернула голову ко мне. – Не пугайся. Его нет в том смысле, в котором его представляют. Бог – это полотно, и тот, кто его дорисовывает, одновременно.

Я улыбнулся.

– Слушай внимательно, Брюс. Представь, что ты остановил время и можешь увидеть весь мир сразу – в этот момент. Та часть общей картины, где находишься ты – это ниточка, тоненькая ниточка в общем полотне. Всё, что происходит с тобой, всё, что относится к тебе, всё, что могло бы относиться к тебе – это всё одна ниточка.

Я кивнул.

– Но в каждый момент времени всё могло бы быть чуточку по-другому.

– В смысле?

– Эта чашка могла стоять ближе ко мне, – она указала на чашку с кофе. И… чашка оказалась ближе к ней. Ники не дотрагивалась до неё, чашка просто оказалась в другом месте. Мне показалось, что в глазах двоится – я видел чашку сразу в двух местах, там, где она была и там, где она оказалась. – Я могла давно выпить этот кофе, – чашка оказалась пустой, – я могла разбить её, – и вот уже возле её левой ноги лежат осколки. – Я могла заказать ещё кофе, – чашка оказалась целой, осколков не стало, а рядом появилась ещё одна, дымящаяся.

Я испытывал сильнейшее головокружение, я схватился за виски, чтобы его унять. Ники смотрела на меня, встретилась со мной взглядом, кивнула.

– Это ты? – я не сразу смог издать хоть звук. – Это ты делала?

Она кивнула.

– Такие нити рядом с тобой, Брюс. Рядом со всеми нами. Нити, где всё чуточку по-другому. Или не чуточку. Но большинство людей, – она обвела рукой вокруг себя, – не могут видеть другие нити. Они даже не догадываются, что такое возможно. Они сочтут это забавной выдумкой, фантазией, бредом. Для них есть только одна нить, та, в которой они пребывают здесь и сейчас.

– А другие нити… там же эти самые люди? Нет?

– Нет, – она придвинулась к столику. – Слушай внимательно, Брюс. Нитей очень много, может быть, бесконечно много. Все люди, которые в них есть, каждый из них – это часть чего-то большего. Представь, что ты смотришь на человека, обходя вокруг него. Что у тебя в руке фонарик и ты светишь на человека. Люди, которых ты видишь в разных нитях – это тени от фонарика, тени его подлинной сущности. И каждая такая тень не знает, что она часть чего-то большего, не может ощутить себя чем-то ещё. Неспособна это увидеть.

– А ты?

– Я вижу, – она выделила слово интонацией. – Я вижу много такого, чего не видит почти никто на этой планете. Люди видят только свою нить. Я вижу гораздо больше.

– И можешь… перемещаться между нитями? – догадка пришла в голову неожиданно. Доминик хлопнула в ладоши, улыбнулась.

– Верно, Брюс, молодец. Да, я могу перемещаться между нитями. Но не только перемещаться. Скажи, кто передвинул ту чашку, кто разбил её, кто заказал вторую?

– Ты? Я не видел этого, но больше некому, так?

– Так. Я не только могу видеть другие нити, Брюс. Я могу их создавать.

– Покажи!

– Идём, – она встала, протянула мне руку. – Идём со мной.

* * *

Мы прошли по улице до ближайшего перекрёстка – рядом было кафе. Ники встала среди людского потока. Я встал рядом.

– Смотри, – она протянула руку, указывая на пожилого мужчину – пенсионера? – с тростью, в старомодном костюме и старой выцветшей шляпе. – Вон тот человек оставил дома включённый утюг. Он узнает о пожаре через полтора часа, увидит, что потерял всё, что оставалось и у него случится сердечный приступ.

Мне стало не по себе.

– Откуда ты можешь это знать?!

– Поспорим?

– Нет, – я отказался, сама идея такого пари казалась жуткой.

Она кивнула и подбежала к мужчине. Что-то сказала ему – тот хватил себя по лбу ладонью, что-то ответил Ники, улыбнувшись, развернулся, и торопливо засеменил прочь.

– Пожара не будет, и он сегодня же избавится от старого утюга. И проживёт ещё долго, Брюс, – Ники улыбалась.

– Смотри, – она указала рукой на котёнка, совсем кроху, который топтался вокруг торговца газетами, рядом с переходом. К перекрёстку подошёл молодой человек в спортивной одежде, с наушниками – слушает музыку? Похоже, да – он едва заметно двигал головой – в такт музыке. Сделал шаг вправо, шаг влево…

– Осторожно! – крикнула женщина рядом с ним – котёнок ковылял по тротуару, и парень чуть не наступил на него. Он вздрогнул, посмотрел вниз, отшатнулся, и…

Визг тормозов, удар, крики и вопли.

Я замер, не мог и пошевелиться от ужаса – я никогда ещё не видел, чтобы человек так нелепо попал под машину.

– Брюс, – Ники взяла меня за руку. – Открой глаза. Просто открой.

Головокружение. Я открыл глаза. И…не сразу понял, что вижу – не было катастрофы, не было столпившихся людей. Молодой человек, который только что погиб на моих глазах, подходил к перекрёстку.

– Что это? – я едва услышал свой голос. – Прошлое?! Мы вернулись в прошлое?

Ники кивнула, присела, поманила котёнка ладонью.

– Кис-кис-кис… беги сюда, малыш!

Котёнок, беззвучно раскрывая рот, отважно побежал к ней, спотыкаясь о собственные ноги. Люди улыбались, останавливались, давали ему дорогу. Зелёный свет – и парень, смерть которого я только что видел, спокойно пошёл через дорогу, вместе со всеми.

Котёнок сначала показался мне совсем чёрным, но теперь я видел белое пятнышко на его грудке и белую полоску вдоль живота. Он млел в ладонях Доминик, жмурился и мурлыкал. Совсем недавно прозрел – голубые, с дымкой, глаза. Кто же выбросил его на улицу?

– Тебе нужен хозяин, – Ники оглянулась, помахала рукой какой-то девушке, подбежала к ней, что-то тихо сказала и протянула котёнка. Девушка рассмеялась, кивнула и забрала зверька.

– Я могу менять и создавать нити, – повторила Ники. – Хочешь, чтобы я показала ещё?

– Нет, – довольно с меня было крови. И не нужно было никаких пожаров. – Но пожар… ты умеешь видеть будущее?

Она кивнула.

– В некотором смысле, Брюс.

– И возвращаться в прошлое?

Она улыбнулась и кивнула вновь.

– Ты можешь видеть, – произнёс я медленно. – Я ничего не вижу, Ники. То есть… – я не мог сформулировать мысль. – Я что-то чувствую, иногда.

– Ты и Софи, – подтвердила она. – Вы оба можете видеть. Но пока что не по своему желанию. Но скоро научитесь.

– Даже если бы ты ничего не делала?

Она кивнула.

– С каждым из нас случилось что-то такое, что разбудило. Разбудило наши способности. Брюс, людей, которые видят, очень мало.

– Сколько же их?

Она опустила голову.

– Я думала, что здесь – только я. Но там, в Университете, тем вечером…

Я запустил руку в карман и достал платок. Тот самый, который она когда-то вручила мне.

Она кивнула.

– Ты понимаешь. Ты можешь учиться, узнавать всё сам, Брюс. Но это очень опасно. Скорее всего, ты не сможешь понять, насколько это может быть опасным и погибнешь. Я могу научить тебя, тому, что сама знаю. Тебе решать.

– А если я вообще не хочу ничему учиться, Ники?

– Ты на самом деле не хочешь? Хочешь вернуться в то, что было? Найти себе работу управляющего, жить со своей мамой, вечно слушаться её по каждому поводу и состариться, так ничего и не достигнув?

Я сжал зубы. Она одной фразой выразила то, что я пытался скрыть от самого себя уже много лет.

– Брюс, я не могу сделать так, чтобы ты снова заснул, стал тенью. Может, и могу, но не хочу.

– А когда я должен выбрать?

Она пожала плечами. И я понял, насколько глупым был вопрос.

– Я согласен, – я взял её за руку. – Научи меня, Ники.

Она обняла меня. Люди обходили нас, почти все улыбались, проходя мимо. Улыбки были добрыми, все до единой – из тех, что я заметил.

Она отпустила меня, отошла на шаг, продолжая улыбаться.

– У меня одно условие, Брюс. Ты будешь делать всё так, как я говорю. Будет трудно. Ты сто раз пожалеешь, что согласился. Но пути назад не будет.

Я кивнул. Ники говорила серьёзно.

– Идём, – она взяла меня за руку. – Я помогу тебе – завтра. Ты почувствуешь, что сможешь делать. Когда будешь готов к первому уроку – скажешь.

– Почему не прямо сейчас?

– Ты ещё не веришь, – она сжала мою ладонь. Мы выбрались, наконец, из людского потока, стояли рядом с отелем. – Не до конца веришь. Ты должен быть абсолютно уверен в том, что всё это правда. Всё, что я рассказала.

– Что мне сейчас делать?

– Брюс, это твоя жизнь. Делай, что хочешь!

– Пойду погуляю, – решил я вслух. – Мне нужно подумать, Ники.

Она кивнула, привлекла меня к себе и поцеловала.

– Я буду рядом, – шепнула она. – Просто позови.

Брюс, Ле-Тесс, парк Мон-де-Вельер, 23 июня 2010 года, 16:00

Я не очень удивился, обнаружив в кармане пиджака мобильный телефон, которого там – ручаюсь! – утром не было. Телефон был таким, какой я давно хотел взять, уже даже присматривался в магазине Университета, «Atean V4», почти без «наворотов», зато очень прочный и неприхотливый. То, что надо. В адресной книге я увидел несколько номеров: свой офис в Ле-Тесс, телефоны офисов в Северных Штатах и Южной Африке, три телефона Ники, и телефон того загадочного комиссара Лакруа. Я втайне ожидал увидеть телефон Софии, но увы. Видимо, у Ники пока своё мнение, нужен мне тот телефон или нет.

В бумажнике оказалось относительно немного денег, тысяча евро с мелочью. И несколько кредитных карт на моё имя. Я усмехнулся и прогулялся до одного из банкоматов. Где кодовый номер? Ну да, разумеется, на крохотном клочке бумаги, приклеенной к обратной стороне карты. Я вновь усмехнулся, отлепил клочок. Он на моих глазах почернел и потерял эластичность. Вот как!

На счету оказалось семь миллионов шестьсот пятьдесят четыре тысячи триста двадцать один евро. Смотреть на другую карту я уже не стал, для душевного равновесия. Так… если я здесь и сейчас настолько богат, то что теперь нужно моей матушке? Я помню, как она мечтала, чтобы я смог воплотить её давнюю мечту – выкупить дом, который некогда принадлежал деду. Дом здесь, в Ле-Тесс, сейчас он стоил бы миллиона два. Двадцать лет назад его с трудом продали за сорок пять тысяч, этого едва хватило на то, чтобы рассчитаться с долгами и счетами за лечение.

Нехорошо злиться на собственную мать, но несколько секунд я был зол, как чёрт. Хорошо. Спокойно, Брюс. Предположим, что все эти деньги не обратятся завтра в пыль. Что бы я сделал, если бы располагал таким состоянием?

Первым делом я бы сделал так, чтобы мама ни в чём не нуждалась. Вторым – дал бы ей понять, что я более не нуждаюсь в её советах.

Если я владелец неведомо откуда вернувшейся компании Жюля Деверо, значит, я уже умею управлять ей, умею зарабатывать сам и делаю всё, чтобы компания жила ещё много сотен лет. Да. Я-то понимаю, что власть – это ещё и ответственность. Теперь я понимаю, чем ещё меня так притягивает Ники. Если то, что она показала, правда, то она может всё. Буквально. Может купаться в роскоши, заниматься чем угодно, посвящать себя любой прихоти, прожигать время. Но она этого не делает. Я не могу понять, что она делает, может, она и вправду из спецслужб – но она не тратила всё это только на себя.

Чёрт, Брюс, ну откуда в спецслужбах могут быть такие люди? Кто может им приказывать, кроме других таких же? У неё что – начальники такие же? Тогда кто на самом деле правит Галлией, да что там Галлией – остальными странами?

Я помотал головой. Она права, я пока не готов, я всё ещё считаю это фокусом, трюком. В голове просто не укладывается, чтобы человек мог подобное.

Я открыл адресную книгу телефона, ещё раз. И обнаружил ещё один адрес, адрес того самого дома – рассказы о котором меня давно уже вводили в прострацию и безысходность.

Я поймал такси и минут через двадцать был уже на месте.

Брюс, Ле-Тесс, бульвар Фламеля, 14, 23 июня 2010 года, 17:00

– Брюс! – матушка моя действительно ни в чём не нуждалась и, увы, тратила деньги на что попало – как я и подумал. Теперь дом стал квинтэссенцией того, чтобы было в нашем домике в Сант-Туаре – нелепый антиквариат, вычурная мебель, множество дорогих безделушек. Дворецкий склонился в глубоком поклоне. Терпеть не могу такого, а ей, я знаю, нравится. – Филипп, распорядись насчёт обеда! – точно, нравится.

И почти сразу же она взялась за старое.

– Брюс, господин Фрейен сообщил мне…

– Мама, – я взял её под руку и повёл в гостиную. Удивительно, но дорогу я знал – откуда? Матушка моя замолчала – наверное, от неожиданности, а может быть оттого, что я довольно сильно сжал её руку. – Я очень рад, что ты беспокоишься за меня, но я веду все дела сам.

– Брюс, я…

– Сам. У меня много консультантов. Я получил высшее образование и долго изучал ювелирное дело. Я умею управлять своей компанией, понимаешь?

– Брюс, как ты можешь говорить со мной таким тоном? – она начинает свой любимый монолог, о неблагодарных сыновьях. Знаю-знаю, мама.

– Мама, – я жестом предложил ей присесть, она подчинилась – видимо, всё ещё не оправилась от шока, – ты в чём-нибудь нуждаешься? Если тебе нужны деньги, или врачи, или что-нибудь ещё, просто скажи. Ты в чём-нибудь нуждаешься?

– Брюс, ты не…

– Просто ответь на вопрос, мама.

Она отрицательно покачала головой. Она пользуется дорогой косметикой, но то, что получается, выглядит вульгарно. Ладно. Это её жизнь.

– Я очень рад, мама, – в дверях появился Филипп, ещё двое слуг внесли подносы. Пахло очень вкусно. Узнаю привычку мамы – есть где вздумается. Пусть так, она здесь хозяйка.

Я дождался, пока всё составят на стол и приготовят. Когда в гостиной остались лишь мы вдвоём, я посмотрел ей в глаза. Взгляд её был настороженным, холодным – словно она думала, её ли это сын?

– Мама, если ты хочешь, чтобы я в следующий раз снял трубку или приехал в гости, не лезь в мою жизнь. Не лезь, – я немного повысил голос.

– Ты не можешь угрожать мне, – это вторая её любимая тема, «я отдала тебе всё, а сама под старость буду побираться». – Ты не смеешь так говорить со своей матерью! Я отдала тебе…

– Мама, – она осеклась. На меня вновь накатила злость. Я поверил, в тот момент полностью и окончательно поверил, что бриллиантовая империя Жюля Деверо – не фантом. – Мама, ты ни в чём не будешь нуждаться. Никто не выбрасывает тебя на улицу и не заставляет побираться, – она отвела взгляд. – Но если ты хочешь, чтобы я приезжал сюда и отвечал на звонки, ты перестанешь каждые пять минут указывать мне, что делать. Иначе я встану и уйду, прямо сейчас.

Она поверила. Теперь она поверила, что я так и сделаю.

– Брюс, – она заплакала. Самое сильное её оружие теперь не пробивало моей брони. Но… прошло всего несколько секунд, и я понял, что это не показное. Я присел рядом с ней а диван и обнял её за плечи. И злость прошла, осталась усталость. Она действительно многое сделала для меня, но от такой заботы можно умереть раньше срока.

Она встала (я встал вместе с ней), ещё раз крепко обняла меня и поспешила прочь из комнаты. Прошло минут десять, я уже начинал беспокоиться, как вновь увидел её – похоже, только что из ванны. Она смыла почти всю косметику, отчего стала выглядеть лучше, и переоделась в старый домашний халат. Я хорошо его помню.

– Ты пообедаешь? – спросила она новым, живым голосом – в нём слышалось, что она устала. Я кивнул. Она улыбнулась и вернулась за стол.

Мало-помалу мы разговорились. О пустяках – я рассказал про происшествие в Университете, она тоже слышала про этот ужас, и её привело в восторг, что я хорошо знаком с наследницей Сант-Альбан.

– Брюс, не хочешь остановиться здесь хотя бы на недельку? Ты постоянно в разъездах…

Я улыбнулся, покачал головой.

– Мама, это моя жизнь. Приеду, как позволят дела.

Когда я отъехал от дома на пару километров, то очень удивился – в первую очередь, своей смелости. Я давно мечтал о подобном разговоре, часто разыгрывал его мысленно. Но чтобы на самом деле…

Камень с плеч. Ещё одна мечта сбылась. И что, стало лучше или хуже? Наверное, лучше. И я сказал шофёру, чтобы тот ехал к «Мажестик».

Брюс, отель «Мажестик», апартаменты «Жасмин», 23 июня 2010 года, 19:30

Ники не было в номере.

Признаться, я отчасти был этому рад. То, что она делала, по-прежнему казалось волшебством, её объяснения мало что изменили. Может быть, даже усилили ощущение, что это волшебство – разум отказывался верить тому, что предлагали. Хотя ничего другого не предлагалось.

Я ходил по гостиной, вокруг фонтана, и понимал, что боюсь. Ники открыла дверь и предлагала туда войти. Если я шагну, пути назад не будет. Если допустить, что она говорит чистую правду, то вся моя предыдущая жизнь. Все мои планы, всё-всё идёт кувырком. Чего всё это стоит, если можно усилием воли создать бриллиантовую империю – а значит, можно так же и отнять её. Чего стоила моя учёба, планы на будущее, если кто-то ещё меняет эти ланы по своему усмотрению.