Текст книги "«Великая Германия». Формирование немецкой национальной идеи накануне Первой мировой войны"

Несомненную важность представляют исторические исследования Шимана, посвященные России[32]32
  Schiemann T. Die Ermordung Pauls und die Thronbesteigung Nikolaus I. Berlin, 1902; Idem. Kaiser Alexander I. und die Ergebnisse seiner Lebensarbeit. Berlin, 1904; Idem. Vom Tode Alexander I. bis zur Juli-Revolution. Berlin, 1908; Idem. Kaiser Nikolaus im Kampf mit Polen und im Gegensatz zu Frankreich und England 1830–1840. Berlin, 1913; Idem. Kaiser Nikolaus vom Höhepunkt seiner Macht bis zum Zusammenbruch im Krimkriege 1840–1855. Berlin; Leipzig, 1919.


[Закрыть]. Среди немногих, специально писавших о России и русской истории иностранных авторов Шиман выделяется добротной научной подготовкой, знанием источников. Но поражает не эта сторона его «русских работ», а их политическая заостренность, прямая тенденциозность. Россия – варварская страна, идущая к потрясениям, враждебная культуре и прогрессу, готовая принести западную (немецкую) цивилизацию в жертву своей дикости. Россия, по Шиману, – всегда агрессор, всегда сохраняется «русская опасность». Шиман – почтенный профессор русской истории неизменно тушевался перед Шиманом-публицистом, обличителем «русского империализма» и доверенным собеседником Вильгельма II[33]33
  Интересным свидетельством пренебрежения известными фактами в угоду предвзятой антирусской концепции служит работа «Russische Köpfe» (Berlin, 1916). Шиман не отказался от второго издания в трудный для Германии 1919 год, хотя сведения, им приводимые, безнадежно устарели. Главное для него – выразить презрение к России и русским.


[Закрыть].

Из работ О. Хётча, ученика и оппонента Т. Шимана, следует прежде всего выделить те, что посвящены России. Знаток и исследователь новой и новейшей русской истории Хётч с 1900 г. публиковал в специальных и массовых повременных изданиях статьи о традициях конституционализма в России, о панславизме, о русской колониальной политике в Средней Азии, выступал как биограф Екатерины II[34]34
  Hoetzsch O. Die historischen Grundlagen eines konstitutionellen Lebens in Rußland. Umrisse und Grundlinien // Hoetzsch O. Beiträge zur russischen Geschichte. Teodor Schieman zum 60. Geburstag von Freunden und Schülern. Berlin, 1907; Idem. Catharine II // The Cambridge Modern History. Bd. 6. Cambridge, 1909. S. 657–701; Idem. Russisch-Turkestan und die Tendenzen der heutigen russischen Kolonialpolitik // Jahrbuch für Gesetzgebung. Verwaltung und Volkswirtschaft im Deutschen Reich. 37 (1913). H. 2–3. S. 371–409. Материалы последней статьи легли в основу посмертно изданного исследования О. Хётча «Rußland in Asien. Geschichte einer Expansion» (Stuttgart, 1966).


[Закрыть]. Своеобразным обобщением исторических наблюдений, свидетельством его действительно глубокого знания современной России стала книга, изданная в канун мировой войны[35]35
  Hoetzsch O. Rußland. Eine Einführung auf Grund seiner Geschichte von 1904 bis 1912. Berlin, 1913. Пользовавшаяся очень большим успехом книга была переиздана в 1915 и 1916 гг.; новое, переработанное издание вышло в революционном для России 1917 году.


[Закрыть].

Политическое состояние восточного соседа, его экономическое и социальное развитие интересовали Хётча прежде всего в плане возможностей, которые открывались перед германскими экспансионистами. Хётч – убежденный и последовательный экспансионист, отлично осведомленный о слабости царской России. Ему глубоко чужда российская действительность – пренебрежение правом, насилие «сверху» и «снизу», идущее из прошлого стремление к захватам. Как и многие его немецкие современники, Хётч предвидел неизбежность русской революции, однако в отличие от большинства он, ясно отвергая для Германии возможность повторения «русского пути», всегда – неизменно и настойчиво – призывал к сотрудничеству с Россией независимо от ее внутреннего состояния и формы правления[36]36
  После смерти Хётча (он умер в 1946 г.) были изданы «Основные черты истории России» – измененный им в последний год жизни вариант книги 1913 г., где к отчетливо выраженному дружескому отношению к России была добавлена марксистская фразеология, что, конечно, не дает оснований считать позднего Хётча марксистом. См.: Hoetzsch O. Grundzüge der Geschichte Rußlands. Stuttgart, 1949.


[Закрыть]. Работы Хётча – необходимый и возможный корректив русофобским высказываниям Шимана и Рорбаха.

Другая сторона публицистики Хётча – пропаганда идей национального величия, утверждения германства в мире, необходимости имперско-гражданского воспитания[37]37
  Hoetzsch O. Nationale Parteien und nationale Jugend // Akademische Blätter. 17 (1902/1903). S. 104–107; Idem. Übersicht. Schulverein und Kolonialgesellschaft // Ibid. 18 (1903/1904). S. 93–94; Idem. Unsere Arbeit nach außen und innen // Ibid. 19 (1904/1905). S. 33–37; Idem. Das Deutschtum im Ausland // Deutsche Monatsschrift für das gesamte Leben der Gegenwart. 5 (1903/1904). S. 945–955; 6 (1904). S. 465–471, 953–957; Idem. Nochmals zur Ansiedlungsfrage in den Ostmarken // Ibid. 11 (1906/1907). S. 431–432.


[Закрыть]. Здесь он может служить как бы эталоном усредненного выразителя идей германского экспансионизма, его работы лишены энтузиазма Рорбаха, осведомленности Шимана, высокомерной отстраненности Ревентлова. В целом его статьи, проникнутые духом великодержавности и национализма, как бы концентрируют предвоенные представления экспансионистов об имперском величии и мировой роли Германии.

Особо следует отметить его статьи, где Хётч как бы перекликается с Ф. Науманом, когда затрагивает проблему «Срединной Европы» и пишет о генезисе этой идеи[38]38
  Hoetzsch O. Friedrich List // Alldeutsche Blätter. 11 (1901). S. 202–204, 214–217; Idem. Paul Lagarde // Ibid. 12 (1902). S. 57–59, 66–67; Idem. Der englische und deutsche Imperialismus // Ibid. 13 (1903). S. 107–110, 123–125.


[Закрыть].

Среди работ самого Ф. Наумана для нашей темы важны статьи о мировой политике и «Срединной Европе». Особенностью Наумана было стремление одновременно касаться различных вопросов – либерализма, социальных реформ, внутренней политики с точки зрения внешнеполитического положения Германии и поиска ее места в мире. Программный характер имела статья о мировой политике и либерализме, опубликованная в 1912 г. в либеральной штутгартской газете «Neues Tagblatt»[39]39
  Naumann F. Weltpolitik und Liberalismus // Neues Tagblatt. Stuttgart, 15.9.1912.


[Закрыть], и доклад «Мировой рынок и мировая политика», изданный им в сборнике «Политика современности»[40]40
  Naumann F. Weltmarkt und Weltmacht // Naumann F. Die Politik der Gegenwart. Wissenschaftliche Vorträge. Berlin, 1905. S. 12–23.


[Закрыть].

Работы о «Срединной Европе» и национальном немецком воспитании были собраны автором в 1903 г. в сборнике, несколько раз переиздававшемся[41]41
  Naumann F. Naumann-Buch. Eine Auswahl klassischer Stücke aus Friedrich Naumanns Schriften. Göttingen, 1903; 3. Aufl. Göttingen, 1904.


[Закрыть]. Наконец, важнейший труд – «Срединная Европа», вышедший в 1915 г., следует рассматривать как итог многолетних размышлений, как законченное выражение континентального, европоцентристского направления экспансионистской идеологии[42]42
  Naumann F. Mitteleuropa. Berlin, 1915. В русскоязычной историографической традиции термин «Срединная Европа» закреплен прежде всего именно за концепцией Фридриха Наумана и его последователей; он и используется в нашем исследовании в качестве перевода для немецкого Mitteleuropa в отличие от более нейтрального термина «Центральная Европа», обычно употребляющегося в других контекстах. См. также: Naumann F. Deutschland und Oesterreich. Berlin, 1900; Idem. Die Not der Deutschen in Österreich. Budweis, 1909; Idem. Bulgarien und Mitteleuropa. Berlin, 1916.


[Закрыть].

Для понимания истоков экспансионизма и в особенности генезиса идеи о «единстве всех немцев» важны труды А. Штёкера, который во многом был предшественником главных идеологов экспансионизма. На его работы ссылались и Рорбах, и Шиман, и Ревентлов. Квинтэссенцией взглядов Штёкера на назначение государства в деле народного воспитания можно считать автобиографически-назидательную «Мою борьбу за существование» и афоризмы, озаглавленные «Народ и государство»[43]43
  Stoecker A. O Land, höre des Herrn Wort! Berlin, 1892; Idem. Reden und Aufsätze, Leipzig, 1913. Последнее, посмертное издание широко использовалось экспансионистской пропагандой в предвоенные месяцы.


[Закрыть].

Среди многочисленных работ других представителей зрелого экспансионизма отметим книгу Эрнста Йека «Германия на Востоке после Балканской войны», которая, будучи издана в последний мирный год, откровенно раскрывает мечты германских экспансионистов, для которых Восточная Европа – поле не только культурной экспансии, но и объект аннексионистских замыслов[44]44
  Jäckh E. Deutschland im Orient nach dem Balkankrieg. München, 1913.


[Закрыть].

Материалы немецкой периодической печати использовались нами в работе как органическое дополнение к публицистике ведущих идеологов экспансионизма. Прежде всего был изучен комплект номеров «Kreuzzeitung» за 1900–1916 гг., т. е. за время, когда в газете постоянно (до осени 1914 г.) сотрудничал Шиман, которого в роли ведущего политического обозревателя сменил Хётч. Полный комплект «Kreuzzeitung» – библиографическая редкость. В настоящей работе были использованы номера, хранящиеся в Политическом архиве Министерства иностранных дел Германии (Бонн)[45]45
  Politisches Archiv des Auswärtigen Amtes (PA AA).


[Закрыть]. Содержание газеты, разумеется, выходит далеко за рамки экспансионистской пропаганды, но ее общая консервативно-монархическая тональность, равно как и стремление обращаться ко «всем немцам», показательны.

В том же архиве нами были изучены тематические подборки умеренно-консервативных газет «Deutsche Tageszeitung» и «Berliner Redaktion» за 1911–1913 гг., материалы которых по актуальным внешнеполитическим проблемам свидетельствуют о сложившемся к началу войны единстве в кругах экспансионистов.

В Государственном архиве земли Баден-Вюртемберг собраны комплекты газет, изученных в основном за период 1909–1913 гг. Для нашего исследования были привлечены консервативные «Frankfurter Zeitung» и «Schwäbischer Merkur», либеральная «Der Tag», леволиберальная «Berliner Tageblatt» и социал-демократическая «Schwäbische Tagwacht», а также городские «Stuttgarter Neues Tagblatt», «Ulmer Tagblatt». Там же находятся «Akademische Blätter» за 1890–1919 гг., интересные тем, что ими руководил и в них активно печатался Хётч[46]46
  Подробные характеристики этих газет см.: Noelle-Neumann E., Schulz W., Wilke J. (Hg.). Publizistik. Massenkommunikation. Das Fischer Lexikon. Frankfurt / M., 1994; Dovifat E. (Hg.). Handbuch der Publizistik. Bd. 1–3. Berlin, 1968–1969.


[Закрыть].

В газетах поднимаются почти все вопросы внешней и внутренней политики – отношение к проблемам внешней политики, деятельность массовых союзов, имперско-гражданское воспитание. Интереснейший раздел многих газет – письма читателей, которые заслуживают специального источниковедческого исследования. Региональный характер отдельных изданий дает ценную возможность составления целостной картины имперской политики и духовной жизни кайзеровской Германии.

В Политическом архиве МИД хранится дипломатическая переписка и министерское делопроизводство. В рамках данного исследования нами были выборочно просмотрены архивные материалы, относящиеся к общим вопросам – имперской внешней политике и отношениям с Россией за 1908–1914 гг. Несомненный интерес представляют памятные записки, в том числе секретного характера, аналитические обзоры для внутреннего пользования по военным, морским, издательским, финансовым проблемам. Авторство записок и обзоров установить невозможно (все они без подписи), но их содержание убедительно подтверждает тезис о глубоком влиянии идей экспансионизма и его конкретных идеологов на практическую имперскую политику. Записки содержат ссылки на статьи Шимана, Рорбаха, Ревентлова.

Огромный интерес представляет внутриминистерская переписка, которая позволяет твердо установить, что Шиман, Хётч, Рорбах не только получали конфиденциальную информацию МИД, но и прямо выполняли ответственные поручения, печатая статьи на указанные темы и в необходимом немецкой дипломатии духе.

В материалах архива нами обнаружены и впервые введены в научный оборот проект создания Русско-германского общества, представленный в Министерство Хётчем, переписка 1911 г. по поводу предполагавшегося создания Бюро для поддержки германской экономики и культуры за границей. Главную цель этого Бюро ответственный чиновник МИД видел, строго по Рорбаху, в «национальной рекламе германства»[47]47
  PA AA, Deutschland. № 126b geh. Bd. 1, 5.


[Закрыть]. Материалы по Прибалтике (остзейские губернии), по немецкой колонизации на Востоке, в Африке, Южной Америке служат важным источником для выяснения того, насколько влиятельны были идеологи экспансионизма, в какой мере они воздействовали на общественное мнение и насколько к ним прислушивалось руководство МИД.

Материалы правительственных учреждений, связанных с распространением экспансионистских идей в немецком обществе, хранятся в Вюртембергском архиве. По своему происхождению они разделяются на документы бывшего Военного архива, Государственного министерства и Министерства культуры королевства Вюртемберг, а также личный архив К. Хаусмана[48]48
  Hauptstaatsarchiv Baden-Württemberg (Stuttgart). Далее – HStA.


[Закрыть].

Вюртембергский Военный архив, где отложились текущие материалы Военного министерства, содержит интересные сведения (в работе использованы данные 1909–1914 гг.), которые служат, во-первых, дополнением к проблематике Политического архива МИД. Колониальная экспансия, наличие внешней военной угрозы со стороны Франции и России, готовность немецкого народа к войне, обзоры военно-политического положения в европейских странах и их отношение к Германии – все это напрямую связано с внешнеполитическим комплексом идей экспансионистов. Во-вторых, принципиальную важность имеют архивные дела об организации различных военных, общественных, спортивных праздников, военно-патриотических юбилеев, о сооружении памятников и мемориалов. Военное ведомство оценивало настроения в армии и обществе, регулировало – вопреки законам о печати – правила поведения прессы по отношению к армии. При оценке конкретных политических и общественных явлений военные чиновники нередко опирались, вплоть до прямых ссылок, на экспансионистскую публицистику. В данном контексте исключительно ценны служебные записки о необходимости внутренней и заграничной имперско-патриотической пропаганды, об историческом значении войн в их связи с современностью, о воспитании молодежи в гражданском и патриотическом духе.

Материалы Государственного министерства и Министерства культуры полезны для понимания истории борьбы последователей экспансионизма за имперско-гражданское воспитание и образование, они показывают гражданское образование в действии – в школах, университетах, на уровне общественных союзов и организаций. Министерские указания по изданию школьных учебников, контроль за политической благонадежностью учителей, официальные бумаги о желательной трактовке политических событий – источники ценные и незаменимые. К ним примыкают школьные законы и указы за различные годы, уставы объединений и союзов, учебные программы (например, дрезденской гимназии за 1893–1904 гг.), которые позволяют проследить эволюцию экспансионистских идей гражданского воспитания, их восприятие педагогами и учениками, их воплощение в жизнь.

В архиве Конрада Хаусмана, политика, издателя, публициста, в 1919 г. – вице-президента Веймарского национального собрания (от Немецкой демократической партии) содержится материал, связанный с кругом общения видных экспансионистов и, в частности, уникальные документы о Союзе интернационального взаимопонимания, в который входили Ф. Науман, Й. Халлер, К. Лампрехт, Э. Трёльч, М. Вебер и который, вопреки названию, репродуцировал экспансионистские идеи.

Отдельный комплекс источников составляет педагогическая и воспитательная литература начала XX в. Выдающуюся роль в распространении экспансионистских идей играли два периодических издания – журналы «Прошлое и настоящее» (выходил с 1911 г.) и «Гражданин» (с 1910 г.), где последовательно проводилась политика имперско-гражданского воспитания, где печатались виднейшие немецкие педагоги и – не раз – Науман, Рорбах. Методическая, пропагандистская и учебная литература подробно рассматривается в тексте работы[49]49
  Перечень основных учебно-педагогических и воспитательных работ дан в разделе Библиография.


[Закрыть]. Особо следует отметить труды К. Бидермана, А. Мессера, Т. Франке, внесших огромный вклад в создание общегерманской системы гражданского воспитания; из авторов учебников – Людвига Хана, чья «Отечественная история» к 1899 г. насчитывала 50 изданий.

Вспомогательное значение для нашей темы имела мемуарная литература, свидетельства которой привлекались в небольшом объеме. Кроме известных мемуаров А. Тирпица, Б. Бюлова, Т. Бетман-Гольвега, К. Гельффериха, Макса Баденского, была использована автобиографическая книга сестры Э. Ревентлова, знаменитой в истории европейской культуры Франциски цу Ревентлов. В своеобразной форме она рассказала об обстановке, которая сформировала ее брата, раскрыла характер интеллектуальных влияний, им испытанных[50]50
  Reventlow F. Ellen Olestjerne. München, 1925.


[Закрыть].

История вопроса

Данная работа является первой в историографии попыткой рассмотреть германский экспансионизм как единое общественное течение на всем протяжении его истории. Необходимо констатировать практическое отсутствие специальных работ по проблематике собственно великогерманской идеологии рубежа XIX–XX вв., при этом ее неразработанность сочетается с наличием большого объема смежных исследований. Взаимоотношения Германии с соседями и ведущими державами, история подготовки к мировой войне, шовинистические организации и прямая военная пропаганда проанализированы достаточно подробно; в то время как такие важные для данной темы сюжеты, как система имперско-гражданского воспитания в высшей и средней школе, связь государственного аппарата с пропагандистским, идеология немецкого консерватизма, освещены явно недостаточно. Истоки идеи «Срединной Европы», восходящие к началу XIX в., разрабатывались немецкой и французской историографией, однако ее трансформация к концу века и переосмысление для нужд идеологии «Великой Германии» почти не рассматривались.

Слабо изучена как в теоретическом плане, так и в конкретных проявлениях тема политической агитации и пропаганды в кайзеровское время. Также практически не стала предметом специального рассмотрения деятельность основных идеологов экспансионизма – известных публицистов П. Рорбаха, Т. Шимана, Э. Ревентлова. Исследования, посвященные наследию других экспансионистов (Ф. Науман, О. Хётч, А. Штёкер), отличают внимание к отдельным историческим деталям и анализ их специфических взглядов лишь на некоторые конкретные проблемы. В целом налицо отсутствие картины идейной целостности данного течения общественной мысли и государственной практики в историографии.

Отсутствие работ, посвященных комплексному анализу германского экспансионизма, заставляет исследователя обращаться к сочинениям, косвенно затрагивающим эти вопросы. Здесь можно выделить несколько проблемно-тематических комплексов. Прежде всего, работы, посвященные отдельным представителям экспансионизма; затем – германскому предвоенному империализму и колониальным вопросам; гонке вооружений и строительству флота; периодической печати; немецкой консервативной мысли.

Степень изученности проблем, связанных с историей понятия «Великая Германия», со взлетом немецкой национальной идеи, различна. Так, русский и, во взаимосвязи с ним, прибалтийский вопросы исследованы подробно и обстоятельно. В последние годы, в связи с юбилеем начала Первой мировой войны, интерес исследователей вызывает изучение славяно-германских отношений, взаимных национальных и исторических стереотипов, а также германского «Дранг нах остен» и реакции на него славянской политической мысли.

Деятельность известных публицистов – представителей экспансионизма, несмотря на исключительно широкий круг источников, практически не становилась предметом серьезного изучения. Творческое наследие большинства авторов столь богато и разнопланово, что создает немалые трудности для исследователя, будь то историк общественной мысли, культуры или внешней политики. Один из немногих авторов, писавших по данной проблематике, А. Рост утверждал, что работа историка превращается в сизифов труд из-за необходимости обрабатывать «хаотическое нагромождение первоисточников и не ограничиваться классическим полем политической истории, но и заниматься психологией, социологией и еще слишком многим»[51]51
  Rost A. Bilder und Röntgenbilder // Die Welt der Literatur. 1965. № 8. S. 207.


[Закрыть]. По мнению другого исследователя, Х. Боога, «монографии отсутствуют из-за переизбытка материала и недостатка времени или являются по тем же причинам слишком специальными и излагают только один или несколько из долженствующих быть рассмотренными аспектов»[52]52
  Boog H. Graf Ernst zu Reventlow (1869–1943). Heidelberg, 1965. S. 10.


[Закрыть].

Именно Х. Боог является автором единственной работы, посвященной Э. Ревентлову. Защищенная как диссертация в 1965 г. в Гейдельберге, она была задумана как «начало большого духовно– и социально-исторического исследования о графе Эрнсте цу Ревентлове»[53]53
  Ibid. S. 3.


[Закрыть]. Боог представил даже план этого «большого исследования», которое, по всей видимости, осталось ненаписанным (по крайней мере, неизданным). Та часть работы, что была напечатана и доступна читателю, содержит краткий очерк рода цу Ревентлова и изложение начальной стадии его жизненного пути, доведенное до «вступления Ревентлова в политическую жизнь»[54]54
  Ibid. S. 82.


[Закрыть]. Основное внимание уделяется духовному развитию Ревентлова, его ранним религиозно-философским взглядам и становлению, как считает Боог, его «культурно-пессимистического антиинтеллектуализма»[55]55
  Ibid. S. 163.


[Закрыть]. Вопросы, собственно представляющие интерес для настоящего исследования, остались за хронологическими и тематическими рамками книги Боога.

Определенное значение для понимания идейно-культурной позиции Э. Ревентлова, а также общей духовной атмосферы тех кругов, где рождались новые веяния и идеи, имеют материалы, посвященные его сестре Франциске, чье имя неразрывно связано с существованием и устремлениями Швабинга – знаменитого мюнхенского центра интеллектуальной оппозиции культурно-политическим порядкам кайзеровской Германии. Дух Швабинга, пусть косвенно, но влиявший на Ревентлова, активно критиковавшего общество и эпоху, в которую он жил, в последнее время плодотворно исследовался Р. Фабером и Б. Кубичек[56]56
  Faber R. Franziska zu Reventlow und die Schwabinger Gegenkultur. Köln, 1993; Idem. Männerrunde mit Gräfin: die «Kosmiker» Derleth, George, Klages, Schuler, Wolfskehl und Franziska zu Reventlow. Frankfurt / M., 1994; Kubitschek B. Franziska Gräfin zu Reventlow: 1871–1918; ein Frauenleben im Umbruch; Studien zu einer Biographie. Prien, 1994.


[Закрыть]. В их работах содержатся отдельные биографические детали, полезные для изучения жизненного пути Ревентлова.

Деятельность Пауля Рорбаха почти не привлекла внимания исследователей. Можно назвать лишь три работы, посвященные ему. Брошюра «Памяти Пауля Рорбаха»[57]57
  Dem Andenken Paul Rohrbachs. Ein Beitrag zur osteuropäischen Problematik / Hg. von Deutsch-Ukrainischer Herder-Gesellschaft. München, 1959.


[Закрыть], изданная вскоре после его смерти, являет собой большее, нежели просто некролог. Напечатанная Немецко-украинским гердеровским обществом на волне первых послевоенных попыток переосмысления истории, она содержит ряд статей, объединенных темой германско-украинских отношений. Русофобские, украинофильские и антиверсальские взгляды авторов, среди которых выделяется Фр. Рорбах, племянник П. Рорбаха, в сочетании с отрицанием итогов Второй мировой войны продолжают многолетнюю традицию самого Рорбаха. Показательно при этом, что П. Рорбах неизменно вызывает у пишущих восхищение верностью своей балтийской родине, христианско-просветительской деятельностью, свободомыслием и свободолюбием. Рорбах изображается как «типично немецкий исследователь и мыслитель» с твердыми демократическими убеждениями, несравненными знаниями и кругозором, его главная заслуга – помощь в борьбе за украинскую идею и украинскую государственность. Тенденциозное изображение «отца украинцев», достойного стоять в ряду с Гердером и Гумбольдтом, исторически неплодотворно.

Две фундаментальные научные работы о Рорбахе вышли в 1972 г. и принадлежат В. Могку и Х. Биберу[58]58
  Mogk W. Paul Rohrbach und das «Größere Deutschland». Ethischer Imperialismus im Wilhelminischen Zeitalter. München, 1972; Bieber H. Paul Rohrbach – Ein konservativer Publizist und Kritiker der Weimarer Republik. Berlin, 1972. Книга В. Могка полностью перекрывает по своим материалам и выводам раннюю диссертацию В. Майбаума (Maibaum W. Das publizistische Schaffen Paul Rohrbach vor Ausbruch des Ersten Weltkriegs. Diss. phil. Marburg, 1955).


[Закрыть]. Суть книги В. Могка передает ее подзаголовок «Этический империализм вильгельмовской эпохи. Исследование по истории культурного протестантизма». Могк рассматривает и прибалтийские корни Рорбаха, и его географическо-колониальную и публицистическую деятельность, но основное внимание уделяет его религиозным взглядам, созданной им специфической концепции социально-либерального протестантизма. Добротное исследование Могка, к сожалению, немного дает для понимания общественной и политической позиции Рорбаха, хотя автор постоянно подчеркивает воспитательное значение публикаций своего героя для граждан «Великой Германии». Предложенное Могком определение «этический империализм» не получило развития в трудах других авторов.

Книга Х. Бибера представляет Рорбаха как консервативного публициста и критика Веймарской республики. Ранний этап его жизни автор фактически не рассматривает, проблему экспансионизма раскрывает бегло, в связи с пребыванием Рорбаха в бывших немецких колониях. Несомненный интерес представляет основной тезис Бибера о склонности Рорбаха к безответственной пропаганде, но иллюстрируется это положение на материале 1920-1930-х годов.

В статье П. Боровски «Пауль Рорбах и Украина»[59]59
  Borowsky P. Paul Rohbach und die Ukraine. Ein Beitrag zum Kontinuitätsproblem // Geiss I., Wendt J. (Hg.). Deutschland in der Weltpolitik des 19. und 20. Jahrhunderts. Festschrift für Fritz Fischer zum 65. Geburtstag. Düsseldorf, 1973. S. 437–462.


[Закрыть] Рорбах представлен как создатель и последовательный выразитель той концепции восточноевропейской политики, которая определяла внешнюю политику Германии по отношению к России начиная с Первой мировой войны и – через Вторую – вплоть до «холодной войны»: «…расчленение России на отдельные государства – из которых важнейшее Украина, которые, как поставщики сырья и рынки промышленного сбыта… должны стать базой для укрепления Германии в качестве мировой державы»[60]60
  Ibid. S. 437. Отголоски этих идей явно видны и в сегодняшней политике.


[Закрыть]. Пронесенная Рорбахом через всю его жизнь позиция украинофила и русофоба[61]61
  См.: Rochrbach P. Warum ich Ukrainophiler wurde // Ukraine in Vergangenheit und Gegenwart. 1. Heft 2 (April – Juni 1952).


[Закрыть] в сочетании с «теорией разложения» предстает в интерпретации автора, явно несогласного со своим героем, едва ли не утопичной, а влияние Рорбаха на практическую политику и долговременные теоретические постулаты недооцениваются.

Собственно идеологии германского экспансионизма начала XX в. посвящена книга Клауса Майера о Теодоре Шимане, изданная в 1956 г. (единственная монография о Шимане). Охватывая все стороны жизни и творчества историка и публициста, автор делает основной упор на «политико-публицистической» стороне его трудов, исследует «не только их содержание, но и их воздействие как на формирование внутригерманского общественного мнения, так и на ход “большой политики” немецкого имперского правительства»[62]62
  Meyer K. Theodor Schiemann als politischer Publizist. Frankfurt/M.; Hamburg, 1956. S. 12.


[Закрыть]. Для автора Шиман – прежде всего консервативный публицист, чье влияние стало реальным фактом «большой политики». Непосредственно взгляды Шимана, система его воззрений изложены менее глубоко и подробно, чем те «практические советы», что он давал Вильгельму II. Особенно наглядны в этом смысле страницы, посвященные «русификации Прибалтики», проблеме, столь сильно волновавшей Шимана, как, впрочем, и Рорбаха. Автор склонен излишне доверять Шиману, не подвергая его утверждения критической проверке[63]63
  Такую проверку с неблагоприятным для Шимана итогом на конкретном примере государственных и национальных отношений в период русской революции 1905–1907 гг. см., например: Крупников П.Я. Полвека истории Латвии глазами немцев (конец XIX века – 1945 год). Рига, 1989. С. 101–120.


[Закрыть].

Тем не менее книга К. Мейера может быть названа полезной и ценной как по полноте собранного материала, так и по его классификации и оценке. Именно К. Мейер аргументированно показал, что «боевой» и «бескомпромиссный» Шиман не сумел преодолеть своей прибалтийской провинциальности, что его обличения «русской опасности» были преувеличенными и тенденциозными, а видение мира – упрощенно-консервативным, далеким от «великих социальных переворотов эпохи»[64]64
  Meyer K. Op. cit. S. 267.


[Закрыть]. Умение упрощать было, по Мейеру, сильнейшей стороной знаменитого публициста-историка, оно и определяло благосклонное восприятие «шиманизма» и экспансионистской пропаганды как Вильгельмом II, так и его верными подданными – прусским юнкерством, офицерским корпусом, чиновничеством. Важно подчеркнуть, что К. Мейер как бы снимает вопрос об ответственности – политической или исторической – публициста и тем самым смягчает впечатление от удручающих итогов германского экспансионизма, в формировании которого деятельно участвовал Теодор Шиман. Причины неудачи экспансионизма автором не рассматриваются.

Книга К. Мейера не вызвала исследовательского интереса к проблеме идейной подготовки Первой мировой войны (так, собственно говоря, не формулировал вопрос и сам К. Мейер), она как бы закрыла тему «Шиман-публицист»[65]65
  Позднее в Германии была лишь защищена диссертация о Шимане-ученом, основоположнике современного изучения России и Восточной Европы: Zeisler K. Theodor Schiemann als Begründer der deutschen imperialistischen Ostforschung. Diss. phil. Halle, 1963.


[Закрыть], а мейеровские суждения об агрессивной сути «шиманизма» кажутся даже излишне суровыми в свете более поздних историографических оценок, что содержатся у Х. Боога или В. Могка. Разумеется, в наиболее общем виде объяснение тому – в пересмотре вопроса о «немецкой вине» и «немецкой ответственности», что постепенно происходит в общественном сознании и историографии ФРГ.

Личность Фридриха Наумана, теолога, политика, мыслителя и публициста, неоднократно становилась предметом специальных исследований[66]66
  Conze W. Friedrich Naumann. Grundlagen und Ansatz seiner Politik in der national-sozialen Zeit (1895–1903) // Schicksalswege deutscher Vergangenheit. Festschrift für S.A. Kähler. Düsseldorf, 1950. S. 355–386; Heuss T. Friedrich Naumann und sein Vermächtnis an unsere Zeit // Nuber A.H. Katalog der Gedächtnisausstellung in Heilbbronn anläßlich seines 100. Geburtstages am 25. März 1960. Heilbronn, 1962; Göggelmann W. Christliche Weltverantwortung zwischen sozialer Frage und Nationalstaat. Zur Entwicklung Friedrich Naumanns 1860–1903. Baden-Baden, 1987.


[Закрыть]. Однако важная сторона его деятельности как зачинателя и пропагандиста «мировой роли» Германии, создателя идеи «Срединной Европы» традиционно остается за рамками внимания исследователей. Одна из немногих посвященных этому статей В. Конце издана еще в 1950 г. Подходя очень критически к идеям Наумана и его способности воплощать их в реальность и говоря о его «политической легкомысленности и безответственности в словах, которым не соответствовали дела», В. Конце рисует его как зеркало эпохи Вильгельма II, как типичного «политика чувства».

Принципиальную важность имеет вывод В. Конце о том, что Науман – не оторванный от жизни публицист, несмотря на неудачу своих политических начинаний, а представитель и выразитель определенного общественного настроения, тенденции «политизации немецкого народа», особенно его образованных слоев, при которой национализм сочетался с оптимизмом по отношению к будущему и стремлением к политической и экономической экспансии[67]67
  Conze W. Op. cit. S. 363, 386.


[Закрыть]. Эту мысль развивает и Э. Довифат, отводя публицистике Наумана роль «созидательную и прокладывающую новые пути» германской экспансии. Однако в полемике с В. Конце автор проводит тезис (в согласии с Т. Хойссом) о том, что публицистические успехи Наумана влекли за собой политические[68]68
  Dovifat E. Op. cit.


[Закрыть]. В целом критическое осмысление В. Конце оказалось несвойственно немецкой историографии, следовавшей в основном за умеренно-консервативными оценками Т. Хойсса, книга которого о Наумане доброжелательна, добротна и подробна, но лишена четких оценок[69]69
  Heuss T. Friedrich Naumann. Der Mann, das Werk, die Zeit. Berlin, 1937; 3. Aufl. Stuttgart, 1968.


[Закрыть].

Исследователи не раз обращались к отдельным сторонам наследия Ф. Наумана. Его теологическая деятельность, его поворот к «социальному либерализму», его – важные для обоих – отношения с М. Вебером неоднократно подробно изучались[70]70
  Lewerenz O. Zwischen Reich Gottes und Weltreich. Friedrich Naumann in seiner Frankfurter Zeit unter Berücksichtigung seiner praktischen Arbeit und seiner theoretischen Reflexion. Diss phil. Heidelberg, 1993; Kramer-Mills H. Wilhelminische Moderne und das fremde Christentum. Zur Wirkugsgeschichte von Friedrich Naumanns «Briefe über Religion». Neukirchen-Vluyn, 1997; Schnorr S.-G. Liberalismus zwischen 19. und 20. Jahrhundert. Reformierung liberaler politischer Theorie in Deutschland und England am Beispiel von Friedrich Naumann und Leonard T. Hobhause. Baden-Baden, 1990; Theiner P. Sozialer Liberalismus und deutsche Weltpolitik. Friedrich Naumann im Wilhelminischen Deutschland (1860–1919). Baden-Baden, 1983; Panzer M. Der Einfluß Max Webers auf Friedrich Naumann. Würzburg, 1986. Spael W. Friedrich Naumanns Verhältnis zu Max Weber. Sankt Augustin, 1985.


[Закрыть]. Однако интересующие нас проблемы, анализ их места в мировоззрении Наумана не были предметом исследования. Вскользь упоминая экспансионистские идеи Наумана, авторы остаются на уровне констатации приоритета для него агрессивной внешней политики как главной задачи государства и империалистичности его воззрений[71]71
  См.: Panzer M. Op. cit. S. 152; Theiner P. Op. cit. S. 217; Spael M. Op. cit. S. 63.


[Закрыть].

Несколько более повезло Отто Хётчу, который в специальных исследованиях-воспоминаниях предстает как знаток русской истории, экспансионистский публицист и, более того, как «воспитатель в немецком образованном слое вкуса к внешнеполитическому мышлению»[72]72
  Russland-Studien. Gedenkschrift für Otto Hoetzsch. Stuttgart, 1957. S. 10.


[Закрыть]. Не может не вызывать удивления, что его деятельность до Первой мировой войны не стала предметом отдельного исследования. Если «Книге в память Отто Хётча» присущ некритический подход к наследию Хётча, то более поздние работы, особенно У. Лишковского и в еще большей степени Г. Фойгта, затрагивают разные стороны многогранного наследия О. Хётча[73]73
  Voigt G. Otto Hoetzsch. 1876–1946. Ein biographischer Beitrag zur Geschichte der deutschen Osteuropakunde. Diss. phil. Halle-Saale, 1967; Idem. Otto Hoetzsch. 1876–1946. Wisseschaft und Politik im Leben eines deutschen Historikers. Berlin, 1978; Liszkowski U. Osteuropaforschung und Politik. Ein Beitrag zum historischpolitischen Denken und Wirken von Otto Hoetzsch. Bd. 1–2, Berlin, 1988.


[Закрыть]. Эти работы интересны серьезным анализом его позиции по отношению к России. Убеждение Хётча в необходимости взаимопонимания Германии и России, в общности их интересов в борьбе против Англии и США рассматривается исследователями его взглядов как опередившее свое время.

Деятельности Адольфа Штёкера, учителя и в некоторых вопросах предшественника Наумана, посвящены работы Г. Коха и М. Имхоф[74]74
  Koch G. Adolf Stöcker. 1835–1909. Ein Leben zwischen Politik und Kirche. Diss. phil. Erlangen; Jena, 1993; Imhof M. «Einen besseren als Stöcker finden wir nicht». Disskursanalytische Studien zur christlich-sozialen Agitation im deutschen Kaiserreich. Oldenburg, 1996.


[Закрыть]. В схожих по затронутым темам и оценкам работах Штёкер понимается как консерватор, писавший о социальном единстве немецкого народа в духе протестантско-аграрной утопии. Обращает на себя внимание стремление авторов выдвинуть на первый план социальную, политическую и в какой-то степени экономическую агитацию Штёкера как особую научную проблему.

В современной историографии тема агитации и пропаганды в кайзеровское время изучена слабо как в теоретическом плане, так и в ее конкретных проявлениях. Если терминология и эволюция понятий «агитация», «пропаганда», а также близкого по значению и – особенно на рубеже веков – употреблявшегося как синоним понятия «реклама» достаточно разработана[75]75
  Schieder W., Dipper Ch. Propaganda // Geschichtliche Grungbegriffe / Hg. von Brunner O., Conze W., Kosellek R. Bd. 1–8. Stuttgart, 1972–1997. Bd 5. 1984. S. 69–112; Basler O., Redlich F. Reklame. Die Bezeichnung und ihre Geschichte // Preußische Jahrbücher. 234 (1933). S. 244ff.; Dieckmann W. Zum Wörterbuch des Unmenschen, IV: Propaganda // Zeitschrift für deutsche Sprache 21 (1965). S. 105–114; Hundhausen C. Wirtschaftswerbung. Essen, 1963; Düwell K. Deutsche Auswärtige Kulturpolitik 1918–1932. Grundlinien und Dokumente. Köln; Wien, 1976; Wilke J. Begriff und Gegenstand der Medienpolitik // Aus Politik und Zeitgeschichte. Beilage zur Wochenzeitung «Das Parlament». Bd. 35. 1986. S. 3–16; Strauß G., Haß U., Harras G. Brisante Wörter von Agitation bis Zeitgeist. Berlin; N. Y., 1989; Sturminger A. 3000 Jahre politische Propagande. Wien; München, 1960.


[Закрыть], то этого нельзя сказать о конкретно-историческом аспекте проблемы. Правда, имеется ряд тематически близких работ, посвященных либо времени Бисмарка[76]76
  Sösemann B. Publizistik in staatlicher Regie. Die Presse– und Informationpolitik der Bismarck-Aera // Kunisch J. (Hg.). Bismarck und seine Zeit. Berlin, 1992. S. 281–308; Nanjoks E. Bismarck und die Organisation der Regierungspresse // HZ 205 (1965). S. 46–80; Idem. Bismarcks auswärtige Pressepolitik und die Reichsgründung. 1865–1871. Wiesbaden, 1968; Idem. Die ofiziöse Presse und die Gesellschaft (1848–1900) // Presse und Geschichte. München, 1977.


[Закрыть], либо зарубежной или военной пропаганде во время Первой мировой войны[77]77
  При этом значительное большинство работ посвящено британской пропаганде (см.: The great war of words. British, American and Canadian propaganda and fiction. 1914–1933. Vancouver, 1987; Sanders M.L., Taylor P.M. Britische Propaganda im Ersten Weltkrieg. 1914–1918. Berlin, 1990; Albes J. Worte wie Waffen. Die deutsche Propaganda in Spanien während des Ersten Weltkrieges. Essen, 1996). Подробнее см.: Wilke J. (Hg.). Pressepolitik und Propaganda. Historiche Studien vom Vormärz bis zum Kalten Krieg. Köln; Weimar; Wien, 1997.


[Закрыть]. Эти работы дают возможность опереться на некоторые важные положения. Например, анализ войны и предшествующих событий как коммуникативного процесса – не только пассивного: в виде использования прессы для отражения событий в восприятии авторов, но и активного: как инструмента целенаправленной пропаганды, создания желаемых образов и трактовок и воздействия на общественное мнение – внутри собственной страны и в стане противника (политического, а затем и военного).

Не менее важен не требующий особых доказательств факт проигрыша Германии в войне пропагандистской. Причем корни этого поражения, по мнению современных исследователей, лежат не в военных событиях 1918 г. и неспособности немецких публицистов, историков, писателей в последующие десятилетия исправить положение, а уходят в эпоху Вильгельма II, когда ни на общественном, ни на государственном уровне не было понимания необходимости проведения организованной внешней и внутренней пропагандистской политики. Речь при этом идет не о милитаристской или колониальной пропаганде, а об общеполитической и – на более общем уровне – об обосновании исторического пути Германии[78]78
  Для нашей темы важны работы: Wilke J. Deutsche Auslandspropaganda im Ersten Weltkrieg: Die Zentralstelle für Auslandsdienst // Wilke J. (Hg.). Pressepolitik und Propaganda. Historiche Studien vom Vormärz bis zum Kalten Krieg. Köln;Weimar; Wien, 1997. S. 79–125; Hense G. Kommunikationsobservanz in Wilhelminischer Zeit (1890–1914) // Fischer H.-D. (Hg.). Deutsche Kommunikationskontrolle des 15–20. Jahrhunderts. München; N. Y.; Leipzig; P., 1982. S. 153–184.


[Закрыть].

С нашей темой связаны исследования по истории и положению прессы, более обще – по состоянию печатного дела в кайзеровской Германии. Помимо специальных энциклопедий и лексиконов, которые содержат ценную информацию, в частности, о времени издания газет, их тираже и числе подписчиков[79]79
  Publizistik. Massenkommunikation. Das Fischer Lexikon / Hg. Noelle-Neumann E., Schulz W., Wilke J. Frankfurt / M., 1994.


[Закрыть], необходимо выделить исследование Ю. Вильке, где речь идет о принципиальной разнице, которая существовала между известными публицистами профессорского ранга и простыми профессиональными журналистами, зачастую недоучившимися студентами, составлявшими «касту париев», которая постоянно оценивалась по своим «этически наиболее низко стоящим представителям»[80]80
  Wilke J., Noelle-Neumann E. Pressegeschichte // Publizistik. Massenkommunikation. Das Fischer Lexikon. S. 417–452, 438.


[Закрыть]. Данное наблюдение дает дополнительную аргументацию в пользу нашего выбора именно ученых-публицистов как главных выразителей экспансионистских идей.

В работе К. Шрётера о немецких писателях эпохи Первой мировой войны на примере Ричарда Демеля, принадлежавшего к литературному кружку Стефана Георге, показано, как умеренно-либеральные литераторы на волне имперского национализма и экспансионизма выступали за необходимость войны и «широко пропагандировали превосходство германства», после чего в первые же месяцы войны изменили точку зрения на противоположную. Автор приводит две соответствующие дневниковые записи Демеля: «Я полагаю, что мы без ложной скромности можем приписать нашему народу наиболее сильное воплощение идеи человечности» и «трудно продолжать верить, что дело Германии – дело благородной человечности», которые разделяют менее чем три месяца[81]81
  Schröter K. Der Chauvinismus und seine Tradition. Deutsche Schriftsteller und der Ausbruch des Ersten Weltkriegs // Schröter K. Literatur und Zeitgeschichte. Fünf Aufsätze zur deutschen Literatur im 20. Jahrhundert. Mainz, 1970. S. 12, 16, 20. См. также работы Э. Кёстера и Э. Келлера, которые вслед за Шрётером обосновывают мысль о глубоком вовлечении независимых интеллектуалов – писателей, ученых – в феномен политического национализма (Koester E. Literatur und Weltkriegsideologie. Positionen und Begründungszusammenhänge des publizistischen Engagements deutscher Schriftsteller im Ertsen Weltkrieg. Kronberg/Taunus, 1977; Keller E. Nationalismus und Literatur. Bern; München, 1970).


[Закрыть]. Шрётер показывает, что даже наиболее влиятельные, известные и политически неангажированные писатели были подвержены идеологическому воздействию экспансионизма.