Текст книги "«Великая Германия». Формирование немецкой национальной идеи накануне Первой мировой войны"

Интересна работа Т. Рокремера о милитаризме «маленького человека»[82]82
  Rohkrämer Th. Der Militarismus der «Kleinen Leute». Die Kriegervereine im Deutschen Kaiserreich 1871–1914. München, 1990.


[Закрыть], где на примере Союзов воинов показано мировосприятие значительной части «простого народа», не обременявшего себя партийно-политическими пристрастиями, голосовавшего и за консерваторов, и за социал-демократов и объединенного общим представлением о патриотизме, верностью кайзеру и идеалам Великой Германии. Автор рассматривает не только милитаристские взгляды, но практически весь комплекс воззрений – на монархию, семью, общество, воспитание, политику, экономику. Рокремер говорит о негативной роли «националистической идеи» для немецкого общества и государства.

Работа Рокремера примыкает к кругу исследований, которые посвящены проблемам национальных союзов – Пангерманского союза, Союза землевладельцев, Немецкого флотского союза, а также Союза в поддержку немцев за рубежом (Verein für das Deutschtum im Ausland), Союза «гакатистов» (Ostmarkenverein), Немецкого оборонительного союза (Deutsche Wehrverein). В литературе наблюдается почти полное единодушие в оценке национальных союзов как одного из проявлений немецкого идейного консерватизма. Вместе с тем имеются расхождения в подходе к вопросу о связи национальных союзов с правительственными кругами. В частности, Г. Элей исследует их в общем контексте внутренней политики и считает простым инструментом господствующей элиты, которым правительство могло манипулировать и который служил для сохранения существующих порядков[83]83
  Eley G. Reshaping the German Right: Radical nationalism and Polilitical Change after Bismark. New Haven, 1980; Idem. The German Navy League in German Politics. 1898–1914. Diss. phil. Sussex, 1974.


[Закрыть]. Х.-П. Ульман, напротив, говорит об относительной автономности национальных союзов и даже – на этапе выдвижения ими претензий на выражение национальной идеи в интересах народа – некоторой оппозиционности по отношению к правительству и кайзеру[84]84
  Ullmann H.-P. Interessenverbände in Deutschland. Frankfurt/ M., 1988. S. 108, 113–114. См. также: Ullmann H.-P. Bibliographie zur Geschichte der deutschen Parteien und Interessenverbände. Göttingen, 1978.


[Закрыть].

Отдельные авторы идут дальше, выдвигая тезис о том, что именно в политической жизни предвоенной Германии союзы играли прогрессивную роль, своей лоббистской деятельностью доказывая наличие «плюралистического общества» в Германской империи перед 1914 г. Более того, являясь общественными представителями народа, заявляя о своем праве на соучастие в формировании политики и относясь без должного уважения к правительству и кайзеру, именно «консервативные» и «националистические» союзы содействовали политической демократизации[85]85
  Fischer W. Staatsverwaltung und Interessenverbände im Deutschen Reich. 1871–1914. // Varain H.J. (Hg.). Interessenverbände in Deutschland. Köln, 1973. S. 145. При этом «самый консервативный», самый «верноподданический» из всех союзов – Лига аграриев (Bund der Landwirte) – характеризуется как «радикально-демократический».


[Закрыть].

В целом следует отметить малый интерес исследователей к проблеме участия союзов в общественной жизни, в формировании общественного мнения. Во многом это связано с недооценкой самими союзами подобной работы. Так, Союз промышленников свое влияние использовал для воздействия на высшую бюрократию, на рейхстаг и ландтаги и лишь с 1905 г. и особенно с 1912 г., после победы СДПГ на выборах, стал напрямую апеллировать к общественности[86]86
  Ullmann H.-P. Der Bund der Industriellen. Organisation, Einfluß und Politik klein– und mittelbürgerlicher Industrieller im Deutschen Kaiserreich 1895–1914. Göttingen, 1976. S. 115.


[Закрыть].

Работы по истории наиболее известного из «национальных союзов» – Пангерманского союза – свидетельствуют, насколько далеки исследователи от соотнесения деятельности таких союзов с национализмом[87]87
  Peters M. Der Alldeutsche Verband am Vorabend des Ersten Weltkrieges (1908–1914). Ein Beitrag zur Geschichte des völkischen Nationalismus im spätwilhelminischen Deutschland. Frankfurt/M.; Bern; N. Y.; P., 1992. S. 238–239.


[Закрыть]. К сожалению, отсутствуют исследования по идеологии союзов и по идеологическому воздействию на них тех или иных направлений общественной мысли. Этот пробел особенно досаден в отношении Пангерманского союза, устремления которого необходимо сопоставить с построениями экспансионистов. Данная задача – предмет дальнейших исследований.

Следует отметить явно недостаточный интерес историографии к идеологии немецкого консерватизма, что, несмотря на принадлежность большинства экспансионистов к правоконсервативному направлению общественной мысли, затрудняет изучение их наследия под этим углом зрения. К примеру, обобщающее исследование «Немецкий консерватизм в XIX и XX вв.», созданное ведущими немецкими специалистами, описывает скорее внешнюю эволюцию консерватизма – в виде партий, союзов, изданий и программ, нежели его внутреннее развитие[88]88
  Stegmann D., Wendt B.-J., Witt P.-Ch. (Hg.). Deutscher Konservatismus im 19. und 20. Jahrhundert. Festschrift für Fritz Fischer zum 75. Geburtstag und zum 50. Doktorjubiläum. Bonn, 1973.


[Закрыть].

Тема войны, ее подготовки, гонки вооружений и т. п. неизбежно присутствует во всех исследованиях о предвоенном периоде. Сознательно не касаясь этой проблематики, назовем лишь некоторые работы, полезные для нашей темы. Книга Р. Хена «Армия как воспитательная школа нации» исследует собственно воспитательную работу в армии, без рассмотрения влияния армии на общество в духе воспитания народа в армейских традициях и без анализа идеологических предпосылок германского милитаризма[89]89
  Höhn R. Die Armee als Erziehungesschule der Nation. Das Ende einer Idee. Bad Harzburg, 1963.


[Закрыть].

Принципиальный интерес представляет идея С. Фёрстера о «двойном» милитаризме – «сверху» и «снизу». По Фёрстеру, милитаризм предвоенной эпохи начался как правительственная политика (1890–1908), он противостоял радикализму Пангерманского союза и в этом противостоянии перешел в милитаризм масс[90]90
  Förster S. Der doppelte Militarismus. Die deutsche Heeresrüstungspolitik zwischen Status-quo-sicherung und Agression 1890–1913. Stuttgart, 1985.


[Закрыть]. Своеобразному аспекту германского милитаризма посвящена книга «Наука и военная мораль» К. Швабе. Ее тема – позиция немецких ученых в годы Первой мировой войны, их переориентация на войну, своего рода добровольная идейная мобилизация. Университетские профессора играли активную идеологическую роль, которая от них ожидалась как властью, так и широкими слоями народа. Предвоенная тематика К. Швабе не интересует[91]91
  Schwabe K. Wissenschaft und Kriegsmoral. Die deutschen Hochschullehrer und die politischen Grundfragen des Ersten Weltkrieges, Göttingen; Frankfurt/M.; Zürich, 1969.


[Закрыть].

Книга Р. фом Бруха «Наука, политика и общественное мнение», изданная в 1980 г., остается наиболее серьезным исследованием роли профессоров в политической жизни предвоенной Германии. Охватывая очень широкий спектр вопросов – университетскую, парламентскую, партийную деятельность профессуры, ее связи в правительстве, прессе, участие в различных обществах и союзах, подробно прослеживая путь наиболее видных «политических профессоров», автор вместе с тем фактически уходит от поставленного в начале книги вопроса об их участии в «процессе принятия политических решений»[92]92
  Bruch R. vom. Wissenschaft, Politik und öffentliche Meinung. Gelehrtenpolitik im Wilhelminischen Deutschland (1890–1914). Husum, 1980.


[Закрыть].

Другая работа Р. фом Бруха – «Мировая политика как культурная миссия» – описывает различные попытки немецкого культурного влияния на зарубежные страны – от правительственных мероприятий до публицистической полемики о моделях культурной экспансии. Рассматривая деятельность Карла Лампрехта как вершину немецкой культурной экспансии, автор приходит к выводу об отсутствии ясных целей культурного экспансионизма, об организационном бессилии экспансионистов[93]93
  Bruch R. vom. Weltpolitik als Kulturmission. Auswärtige Kulturpolitik und Bildungsbürgertum in Deutschland am Vorabende des Ersten Weltkrieges. Paderborn; München; Wien; Zürich, 1982.


[Закрыть]. Спорен тезис Бруха о бесследном исчезновении предвоенной политики культурной экспансии. Косвенно он противостоит известному положению Ф. Фишера о «континуитете» – преемственности структур власти, политики и идеологии в Германии от Бисмарка до Гитлера. Ф. Фишер особенно подчеркивал последовательность идеологического развития до и после 1914 г., хотя и отмечал, что «континуитет не означает идентичности»[94]94
  Fischer F. Bündnis der Eliten. Zur Kontinuität der Machtstrukturen in Deutschland 1871–1945. Düsseldorf, 1979; Idem. Kontinuität des Irrtums. Zum Problem des deutschen Kriegszielpolitik im Ersten Weltkrieg // Historische Zeitschrift. Bd. 191. Heft 1. Aug. 1960. S. 83–100 (Abdruck in: Idem. Der Erste Weltkrieg und das deutsche Geschichtsbild. Beiträge zur Bewältigung eines historischen Tabus. Düsseldorf, 1977. S. 207–222).


[Закрыть].

Здесь нет необходимости разбирать известные работы Фишера «Бросок к мировому господству» и особенно «Война иллюзий»[95]95
  Fischer F. Krieg der Illusionen. Düsseldorf, 1969; Idem. Griff nach der Weltmacht. Die Kriegszielpolitik des Kaiserlichen Deutschlands. 1914/1918. Düsseldorf, 1971.


[Закрыть]. Произведя в свое время революцию в германской историографии и вызвав не стихающую до сих пор «фишеровскую дискуссию», эти книги и теперь не утратили своего значения. Фишеровская концепция «континуитета» (особенно его выводы об идейном континуитете) представляется обоснованной. В данном исследовании сделана попытка их конкретизации на примере идей германского экспансионизма.

«Расширенная военная история» последних лет[96]96
  «Militärgeschichte in der Erweiterung» – ср.: Kühne T., Ziemann B. (Hg.). Was ist Militärgeschichte? Paderborn, 2000.


[Закрыть], изменившая взгляд исследователей на сам феномен войны и на его изучение[97]97
  См., например: Berding H. (Hg.). Krieg und Erinnerung. Fallstudien zum 19. und 20. Jahrhundert, Göttingen, 2000; Carl H., Buschmann N. (Hg.). Die Erfahrung des Krieges. Erfahrungsgeschichtliche Perspektiven von der Französischen Revolution bis zum Zweiten Weltkrieg, Paderborn, 2001.


[Закрыть], новые методологические подходы современной историографии[98]98
  Яркий пример работы с новыми пластами источников и новой методологией: Hamann B. Der Erste Weltkrieg: Wahrheit und Lüge in Bildern und Texten. München, 2004. Ср. также обобщающую коллективную монографию: Schild G., Schindling A. (Hg.). Kriegerfahrungen. Krieg und Gesellschaft in der Neuzeit. Neue Horizonte der Forschung. Paderborn, 2009.


[Закрыть] и постепенное изменение восприятия научным цехом, прежде всего в Германии, проблемы национального (от неприятия и отторжения самой тематики – к интересу, идущему параллельно с вновь возникающими в обществе националистическими – возможно, здесь уместен термин «постнеонацистскими» – тенденциями) заставляют ожидать появления работ, посвященных такой интересной, трудной и актуальной теме, как германский экспансионизм. Пока, однако, данная тематика, несмотря на рост научного интереса к теме войны в Европе, в частности к истории Первой мировой войны[99]99
  История войн в Европе постепенно выдвигается в центр историко-политических исследований. Одно из проявлений этого процесса – расширение междисциплинарности изучения, когда наряду с историческими активно проводятся экономические, культурологические, социологические, демографические исследования. В качестве примера можно назвать два новых периодических издания, специально посвященных этой теме, – «Krieg und Literatur / War in Literature» (выходит с 1989 г.) и «War in History» (с 1994 г.), которые ставят целью теснее связать специальное изучение военной тематики с общим историческим контекстом; а также, например, целый ряд изданий, вышедших в 2000–2009 гг. в рамках Особой исследовательской программы Тюбингенского университета (Германия) «Война и общество в Новое время». Литературу о Первой мировой войне, в том числе выходившую к ее 100-летнему юбилею, невозможно даже пытаться описать исчерпывающе. Одним из характерных примеров является фундаментальная коллективная монография: Первая мировая война и судьбы европейской цивилизации / Ред. Л.С. Белоусов, А.С. Маныкин. М., 2014.


[Закрыть], остается дезидератом историографии.

Глава 2
Творцы немецкой национальной идеи: «Проповедники всех немцев»

1

Идеи, ставшие подлинной сутью и стержнем германского экспансионизма, вызревали в немецком обществе на протяжении долгих десятилетий и не были отражением особых настроений какой-либо партии или социальной группы. В конце XIX – начале XX в. экспансионистские воззрения высказывали, отстаивали и разделяли представители самых разных политических и общественных течений, от консервативных монархистов до социал-демократов. Отдельные фундаментальные положения экспансионизма – ценность «Единой и Великой Германии», необходимость внутреннего единства немецкого народа перед лицом «враждебного окружения», готовность к «защите отечества», величие немецкой культуры, борьба за обретение немцами достойного «места под солнцем» – никем, за исключением крайне левых, под сомнение не ставились и служили своего рода основой национального согласия, вполне реального накануне и в первые годы мировой войны. Другие, и прежде всего внешнеполитические, положения экспансионизма – нехватка «жизненного пространства» для немцев, неизбежность колониальных приобретений и «движения на Восток», милитаризм, верность монархической традиции – разделялись далеко не всеми, были предметом политических и партийных споров, и даже среди ведущих идеологов германского экспансионизма не было единства в вопросе о том, считать ли эти положения принципиально значимыми.

В определенном смысле история германского экспансионизма есть история духовного развития его главных идеологов и история их влияния на политическую и общественную жизнь страны. Благодаря их публицистическому дару, настойчивости и моральному авторитету (хотя редкий из них избежал упрека в беспринципности) экспансионизм на рубеже веков стал в Германии влиятельным направлением общественно-политической мысли. Однако со всей определенностью следует подчеркнуть, что в этом качестве он возник и развивался как следствие глубокого недовольства правящих кругов положением страны среди великих держав. Недовольства, которое всемерно и целенаправленно раздувалось и благодаря умелой пропаганде разделялось большинством немцев.

Идеологи экспансионистской политики проповедовали идеалы Великой Германии, решительное, вплоть до военного, противостояние возможным противникам, отвергали бисмарковский тезис об «удовлетворенности» Германии своим положением. Они писали о неустраненных европейских противоречиях и враждебности «держав окружения», о желательности передела колониального мира и сфер влияния, о военных приготовлениях коварных соседей и необходимости «миролюбивой» Германии вооружиться ради собственной безопасности. Борьба за Великую Германию делала их популярными в народе, призывы к войне – часто косвенные, а порой и прямые – в военных и правительственных кругах. Их вклад в создание обстановки конфронтации и нетерпимости в предвоенной Европе, разжигание антагонизма между народами, формирование образа врага (Англии, России, Франции – в Германии; Германии как воплощения агрессивной милитаристской политики – за рубежом) очевиден. Их роль в развязывании войны – хотя и не решающая – несомненна.

Но ограничиваться этим нельзя. Это было бы явным упрощением, которое, однако, имеет место в историографии[100]100
  См., например: Vondung K. Das wilhelminische Bildungsbürgertum: Zur Sozialgeschichte seiner Ideen. Göttingen, 1976; Schwabe K. Ursprung und Verbreitung des alldeutschen Annexionismus in der deutschen Professoreschaft im Ersten Weltkrieg // Vierteljahrreshefte für Zeitgeschichte. 14 (1966). S. 105–138; Wernecke K. Der Wille zur Weltgeltung. Außenpolitik und Öffentlichkeit im Kaiserreich am Vorabend des Ersten Weltkrieges. Düsseldorf, 1970; Dülffer J., Holl K. (Hg.) Bereit zum Krieg. Kriegsmentalität im Wilhelminischen Deutschland 1890–1914. Göttingen, 1986.


[Закрыть]. Ибо ведущие идеологи экспансионизма не только умели ладить с политиками, угождать военным и приспосабливать свою пропаганду к уровню понимания бульварной публики – хотя именно эти качества и предопределили их личный успех как публицистов. Крупные ученые и оригинальные политические писатели, они не ограничивались призывами к территориальной или экономической экспансии, и тем более – к военной агрессии. В исторической перспективе наиболее важной частью концепции германского экспансионизма была попытка по-новому осветить и обосновать место Германии и германства в меняющемся мире, поставить перед страной и народом ясную и великую цель, пробудить в немцах дух великого народа. Призывы к «Великой Германии» никак не сводились у них к примитивной идее «бронированного кулака» пангерманистов. Напротив, главные выразители настроений германского экспансионизма активно боролись против пангерманской политической школы с ее проповедью раздела мира путем грубой силы. Пауль Рорбах утверждал: «Мир существует для того, чтобы быть полем экспансии не только кораблей и оружия, но и национальной идеи». При этом он подчеркивал: суть проблемы заключается в том, что «ни один немец» этого не знает[101]101
  Rohrbach P. Der deutsche Gedanke. S. 56.


[Закрыть].

Пропаганда «немецкой идеи» в мире – немецкого образа жизни, высокой немецкой культуры, укрепление немецкой церкви, системы образования, политических институтов – вот истинная конечная цель виднейших экспансионистов. При этом, говоря о путях развития мысли, о «немецкой идее», они имели в виду, по словам Рорбаха, «идеальное нравственное сохранение германства как созидательной силы современной и будущей мировой истории», силы, которая будет существовать «как совладычица мировой культуры»[102]102
  Ibid. S. 6–7.


[Закрыть].

В субъективном плане эта – малоинтересная подавляющему большинству читателей и последователей – сторона германского экспансионизма была главной для его идеологов. Высокая вера в будущее оправдывала в их глазах неприглядные стороны экспансионистской пропаганды в настоящем и в определенной мере облегчала идеологам экспансионизма бремя личной ответственности.

Однако разрыв между политической реальностью и идеальным будущим был столь разителен, что это обстоятельство дает основание говорить о глубинной противоречивости и даже утопизме германского экспансионизма как направления общественной мысли. Читатели газет воспринимали экспансионистские идеи в их упрощенно политическом аспекте, мечты о мировой роли немецкой культуры казались им необязательным увлечением ученых авторов. Для самих идеологов экспансионизма в этом коренилась первопричина того, что, умея влиять на настроения немецкого народа, они никогда не умели повести его за собой. Они стояли не только над партиями, но и нередко над реальностью, особенно когда шла речь о внутреннем состоянии Германии. Раздвоенность и тщательно скрываемый утопизм воззрений были как бы родовыми чертами идеологов германского экспансионизма, обрекали их проповедь на конечную неудачу.

Анализ причин успехов и неудач германского экспансионизма, его внутренней противоречивости неизбежно приводит к необходимости изучения жизненного пути и мировоззрения его отдельных идеологов. Проанализированные в контексте эпохи, эти данные позволяют судить как о многообразии оттенков германского экспансионизма, так и о путях эволюции экспансионистских идей после Первой мировой войны.

Выбрать несколько имен из практически бесконечного списка германских экспансионистов – задача нелегкая. Главная трудность – не в опасении пропустить то или иное известное имя, но в правильных критериях отбора. В рамках нашей темы такими критериями стали общественная известность, политическое влияние, многосторонность интересов и, как следствие, тематическое разнообразие их публицистики, а также, и это, пожалуй, главное – умение видеть, формулировать и отстаивать глубинные цели германского экспансионизма, даже выполняя рутинные обязанности газетного обозревателя. Научный авторитет, организаторские способности, партийные пристрастия, прозорливость и литературный талант представляются характеристиками важными, но не решающими. Именно поэтому на периферии исследования остались такие видные деятели германского экспансионизма, как военный историк и теоретик Ганс Дельбрюк, медиевист Иоганнес Халлер, журналист и издатель Эрнст Йек.

По нашему мнению, с наибольшей ясностью и полнотой история германского экспансионизма может быть прослежена при обращении к именам Теодора Шимана, Адольфа Штёкера, Фридриха Наумана, Эрнста Ревентлова, Пауля Рорбаха и Отто Хётча. Каждый из них внес крупный вклад в развитие идей германского экспансионизма, каждый был заметной фигурой в политических, общественных, научных кругах, в газетно-журнальном мире. В совокупности их публицистическое наследие дает достаточно цельное представление об идеологии германского экспансионизма, а практическая деятельность – о роли и месте экспансионистов в жизни Германии начала XX в. Правда, обращаясь к изучению жизненного пути виднейших выразителей экспансионистских воззрений, полезно помнить, что их деятельность вовсе не сводилась к служению целям германского экспансионизма, а взгляды претерпевали эволюцию, далеко не всегда совпадавшую с эволюцией экспансионистских идей. Последнее особенно заметно на примере тех, кому довелось жить в межвоенный период и после Второй мировой войны.

Речь идет прежде всего о Пауле Рорбахе и Эрнсте Ревентлове, чьи судьбы наиболее тесным образом сплелись с судьбой германского экспансионизма. Ровесники Германской империи, они пережили расцвет и крушение связанных с нею надежд. Надежд, которые они разделяли, а иногда – вызывали к жизни. Рорбах и Ревентлов – из первого поколения тех немцев, для кого Германия – не поэтическое понятие в духе Шиллера и Гёте, а реальность, восприятие которой обострено новизной и восторженностью. В отличие от более старшего поколения, чьи мечты в основном воплотились в церемонию 18 января 1871 г., они не могли не думать о будущем, о дальнейшем развитии Германии. Проблема «величия» Германии, как они ее понимали, – тема настоящего исследования. Для Рорбаха, Ревентлова и их единомышленников, людей очень разных, не схожих ни средой, их воспитавшей, ни социальным опытом, эти размышления стали судьбой.

2

Пауль Карл Альберт Рорбах родился 17 (29) июня 1869 г. в Иргене Курляндской губернии и рос в типичной мелкобуржуазной среде. Его род не был ни знатным, ни древним и не принадлежал к первым немецким колонистам. Его предки впервые упоминаются в 1764 г., когда они вместе с волной переселенцев покинули родной Гессен-Дармштадт. Никому из них не удалось подняться по социальной лестнице. Рорбахи неизменно принадлежали к низам немецкого населения остзейских провинций России, к «среднему сельскому сословию». Правда, Альберт Рорбах, отец Пауля, поступив на гражданскую службу, достиг 14-го класса, получив тем самым наследственное почетное гражданство.

С 1877 г. Рорбах посещал гимназию в Митаве. Через нее прошла едва ли не вся остзейская интеллектуальная элита, в том числе десятью годами раньше – Т. Шиман. Она занимала особое положение в городе и во всей Курляндии, так как там стремились поддерживать традиции классического гимназического образования в духе европейского Просвещения. Позднейшая высокая оценка роли подобного образования для «становления человеческого духа вообще» проистекала у Рорбаха именно из воспоминаний о годах гуманитарного и гуманистического воспитания в Митаве.

Закончив гимназию, Рорбах решил продолжить образование и посвятить себя изучению истории. Поступив в августе 1887 г. в университет Юрьева (Дерпта), Пауль остался ему верен, хотя сначала и планировал со временем перевестись в Москву. После семестра в Юрьеве, бесед с немецкими преподавателями, особенно с медиевистом профессором Ричардом Хаусманом, Рорбах окончательно сделал выбор в пользу немецкой формы обучения и всего немецкого вообще. Эти беседы «сделали много для того, чтобы отчетливо прояснить для меня всю разницу между немецкой и русской наукой, особенно в области истории, и немецкий образ действий достаточно мне нравился, чтобы я надолго захотел остаться в его лоне»[103]103
  Rohrbach P. Wie alles anders kam! S. 23.


[Закрыть]. Давалось ему обучение, однако, не очень легко. Тем не менее успехи его были очевидны. Достаточно сказать, что еще в 1970-е годы написанная им в семинаре Хаусмана работа «Ледовое побоище» считалась в Западной Германии одним из важных исторических трудов по этой теме.

В октябре 1890 г. Рорбах покинул Юрьев и направился в Германию. Поездка стала «сильнейшим внутренним переживанием моей тогдашней жизни. Итак, теперь ты в Германии, на Родине всех нас, прибалтов!»[104]104
  Rohrbach P. Um des Teufels Handschrift. S. 13.


[Закрыть]. Он был зачислен в Берлинский университет, где стал посещать знаменитые историко-политические лекции Генриха фон Трейчке. В Берлине Рорбах сблизился с Гансом Дельбрюком, перенявшим у Трейчке издание «Preußische Jahrbücher», а затем – университетскую кафедру, познакомился с Фридрихом Науманом, в общественной деятельности которого его привлекли попытки соединить идею Великой Германии с либерализмом и социализмом, с теологом Адольфом Харнаком, подсказавшим Рорбаху тему диссертации – об александрийских патриархах. В августе 1891 г. Рорбах был удостоен звания «доктор философии». Теперь он мог вернуться домой, где намеревался начать преподавательскую карьеру. Однако помешала этому политика русификации прибалтийских губерний. Попечитель Юрьевского университета М.Н. Капустин был тверд: «Он очень жестко сказал мне, что в Казани или Томске, сибирском университете, против меня ничего не имели бы, но в Дерпте не может быть и речи о принятии на службу прибалта»[105]105
  Rohrbach P. Wie alles anders kam! S. 27.


[Закрыть].

Пребывание на родине потеряло смысл. Рорбах решил окончательно переехать в Германию. Вернувшись в октябре 1891 г. в Берлин, он обосновался там и получил в 1894 г. прусское гражданство. Здесь он продолжил образование, возобновил контакты с Дельбрюком, стал членом своеобразного клуба наиболее одаренных учеников Наумана. С первых берлинских лет сохранили на Рорбаха воздействие теолог Адольф Харнак, развивавший идеи социального христианства, и географ Фердинанд фон Рихтхофен, автор оригинальной теории происхождения человеческой культуры, которую Рорбах воспринял и разрабатывал.

Знаменитая гимназия в Митаве, Дерптский (Юрьевский) университет, переезд в 1890 г. в Германию и учеба в Берлине у Генриха фон Трейчке и Ганса Дельбрюка, а также дружба с Фридрихом Науманом – вот основные этапы продвижения Рорбаха в германский научный и интеллектуальный мир. При этом Рорбах никогда не забывал о своем остзейском происхождении, которому был обязан той особой склонностью к политике, что «была, – по его убеждению, – для каждого прибалта естественной, из-за положения его родины между Германией и Россией»[106]106
  Ibid.


[Закрыть]. Сказалась и учеба в Дерптском университете – тогда не только научном, но и влиятельном политическом центре, где, несмотря на усилия властей, не прекращалась пронемецкая и антирусская пропаганда. Именно в Дерпте получил Рорбах тот заряд политической активности, который сохранился у него до последних дней жизни. Именно здесь сформировался он и как ученый, и как энергичный общественный деятель, и уже ранние работы Рорбаха характеризует двойная направленность – научная и публицистическая. Серьезное воздействие оказал Трейчке, причем не только своими историческими и русофобскими взглядами, но и пропагандистским и даже агитаторским духом своих лекций, горячностью и ярко выраженной политической нацеленностью, сочетавшимися с серьезностью несомненно крупного ученого.

Трудно четко определить круг интересов и сферу деятельности Рорбаха, у которого «теология, история и география боролись друг с другом»[107]107
  Rohrbach P. Um des Teufels Handschrift. S. 18.


[Закрыть]. Внешне география часто брала верх. Невозможно даже кратко перечислить путешествия Рорбаха – вся Европа от Швеции до Стамбула, вся Россия от Варшавы до Владивостока и от Финляндии до Армении, Азия от Палестины до Гонконга и Сингапура, Африка, Америка от Канады до Аргентины, – за два предвоенных десятилетия Рорбах объездил весь мир, из каждой поездки он привозил новую книгу, путешествия расширяли его общий и политический кругозор (хотя выходец из низших слоев остзейского общества так и не выучил английский язык), развивали умение ориентироваться в происходящих в мире событиях. Все это помогало в работе, хотя настоящим географом Рорбах так и не стал. Его поездки финансировались периодическими изданиями, патриотическими фондами и отдельными промышленниками, позднее и Министерством иностранных дел: всех интересовали реалии германских колоний, геополитические наблюдения, политические репортажи. Став мировой державой, Германия пробудила в немцах интерес к заморским территориям и мирам, чуждым тевтонской культуре и ценностям подлинного христианства. Одним из результатов путешествий был отказ от активных занятий теологией – Рорбах понимал, что, посвятив себя богословию, он не найдет ни времени, ни возможностей для решения других задач, которые сделались для него более важными и которым он отдавал все свои силы, знания и талант. Главным для него стало регулярное комментирование внешнеполитических сюжетов в периодической печати и написание книг по проблемам международных отношений.

С 1892 г. Рорбах сотрудничал в «Preußische Jahrbücher» Ганса Дельбрюка – тогда «самом выдающимся немецком издании»[108]108
  Ibid. S. 14.


[Закрыть], а с 1901 г. – в журналах Фридриха Наумана «Hilfe» и «Zeit». Статьи Рорбаха появлялись в десятках других газет по всей Германии, публиковались также в Каире, Дар-эс-Саламе и даже в Танганьике. С полным правом его можно отнести к «наиболее читаемым комментаторам внешнеполитических событий перед Первой мировой войной»[109]109
  Mogk W. Paul Rohrbach und das «Größere Deutschland». Ethischer Imperialismus im Wilhelminischen Zeitalter. München, 1972. S. 5.


[Закрыть]. Со временем работа в чужих изданиях начинает его тяготить, и Рорбах приступает к осуществлению своей давней мечты – созданию собственной газеты.

В апреле 1914 г. он основал еженедельник с характерным названием «Das Größere Deutschland» («Великая Германия»). Тогда, в последнюю предвоенную весну, издание Рорбаха воспринималось как триумф экспансионизма, как высшая точка его общественного признания. Начало издания оказалось весьма успешным. Книги, журнальные публикации, газетные комментарии, доклады и лекции Рорбаха снискали ему славу одного из самых видных публицистов своего времени. Его имя было на слуху, авторитет высок, что, безусловно, привлекало внимание и вызывало интерес читателей. Солидность газете придавал и круг лиц, сотрудничавших в ней: Рорбах имел тесные связи повсюду, в том числе в Министерстве иностранных дел и в Морском министерстве. Популярность газеты была высока, но денег у Рорбаха было мало, и в 1915 г. она перешла в руки пангерманистов. С января 1916 г. Рорбах издавал новую газету – «Deutsche Politik». Здесь он также придерживался принципа подачи информации из первых рук: выбирал авторитетных сотрудников (у него печатался сам Теодор Шиман) и даже разместил свой редакторский кабинет в Центральном управлении Министерства иностранных дел, сотрудником которого стал.

Во время войны Рорбах недолго работал в Морском министерстве, ездил в Брюссель, чтобы узнать возможные пути воздействия на бельгийское общественное мнение (поручение совершенно безнадежное), и в Стокгольм, где читал лекции в «немецком духе». В мае 1916 г. Рорбах с той же целью направился в занятую германскими войсками Курляндию и по пути, под Ковно, пытался встретиться с главнокомандующим Гинденбургом, которому хотел сообщить свои идеи о путях дальнейшего развития войны. Однако это не удалось, и дальше Людендорфа Рорбах не пробился. Навязать генералу свою точку зрения Рорбах не смог. Он советовал бросить все силы против России и был уверен, что в этом случае ее окончательный разгром неизбежен. Поэтому он предлагал отказаться от Бельгии, после чего продолжение войны со стороны Антанты не будет выглядеть морально оправданным, сохранить на Западе статус-кво и добиться решающего преимущества на Востоке. Ответ Людендорфа был лаконичен: «То, что Вы хотите – есть политика, которой я как солдат не могу заниматься»[110]110
  Rohrbach P. Um des Teufels Handschrift. S. 201.


[Закрыть].

Провалились и попытки воздействовать на Бетман-Гольвега, сначала письменно, а потом при личной беседе. Нерешительный, вечно колеблющийся канцлер не пожелал предпринимать какие-либо шаги, чтобы обуздать собственных генералов. Еще одним разочарованием стало решение о начале неограниченной подводной войны. Рорбах и все те, кто группировался вокруг него и Дельбрюка, были противниками такой войны, как неизбежно ведущей к вступлению в войну США и созданию решающего перевеса в пользу врагов Германии. Для Рорбаха война кончилась «предательством в Версале»[111]111
  Rohrbach P. Deutschland unter den Weltvölkern. 1921. S. 339.


[Закрыть].

После войны он подробно разобрал ошибки германского руководства и свои попытки это исправить. Помимо упомянутых выше, одной из главных ошибок он считал отсутствие в Германии четкой программы противодействия враждебной пропаганде: «В этом отношении у нас отсутствовала не только действенная практика, но даже элементарное понимание». В то время как английская и французская печать подробно информировала своих и иностранных читателей о поступках и речах политических лидеров, в нужном ей свете трактовала каждый факт и каждый шаг любой известной персоны, на немецкой стороне об этом совсем не задумывались. «С этой стороны наши военные усилия настолько малозначительны, что трудно найти подобную нацию, которая располагала бы столь мощными силами, как Германия, и была бы столь слаба в организации вспомогательных средств»[112]112
  Rohrbach P. Um des Teufels Handschrift. S. 206–207.


[Закрыть].

После войны «Deutsche Politik» осталась без денег и подписчиков и в 1922 г. закрылась. Популярность Рорбаха-публициста резко упала, хотя он и продолжал привычную работу. В гитлеровской Германии Рорбах не побоялся открыто выступить против нацистских идей о завоевании «жизненного пространства», которые он находил бессмысленными и опасными. Аншлюс Австрии, Мюнхенское соглашение, расчленение Чехословакии он отказывался понимать, как это делала фашистская пропаганда, в духе реализации заветной мечты Наумана о «Срединной Европе». По его мнению, Срединная Европа могла возникнуть только на основе абсолютно мирных и равноправных отношений.

Писал Рорбах и во время, и после Второй мировой войны, хотя книги раскупались плохо и своего места в послевоенной Германии он так и не нашел. Умер Пауль Рорбах 20 июля 1956 г. почти забытым. Волна некрологов была скорее данью памяти со стороны старых друзей и сотрудников, чем признанием современников. И это объяснимо: прошло уже больше 40 лет с того периода (последние годы перед Первой мировой войной), который Рорбах сам обозначил как «высшую точку» своей жизни[113]113
  Ibid. S. 175.


[Закрыть].

Две основные книги Рорбаха – «Германия среди мировых народов» (первое издание 1903 г.) и «Немецкая мысль в мире» (1912) – призваны были служить достижению «великой цели», которая стояла перед Германией в начале XX в. Эту цель Рорбах видел в формировании идеологии, которая позволила бы немцам преодолеть внутреннюю моральную слабость, встать во главе «мирового концерта» и, наконец, «наложить на мир печать собственной национальной идеи»[114]114
  Rohrbach P. Der deutsche Gedanke. S. 6.


[Закрыть]. Своей главной задачей Рорбах считал именно участие в создании «национальной идеи».

Такой подход, надо признать, придавал воззрениям Рорбаха твердость и законченность, превращал скромного журналиста, поверхностно описывающего путевые впечатления, в политического писателя национального масштаба. Настойчивая проповедь необходимости «национальной идеи» делала Рорбаха центральной фигурой германского экспансионизма.

В своей текущей публицистике Рорбах разоблачал – не всегда талантливо и проницательно – происки врагов Германии, политику которых он считал «империалистической», напоминал о готовности немцев «дать отпор», строил планы колониальных приобретений. Среди видных публицистов экспансионистского направления его выделяла, пожалуй, лишь уверенность, что у Германии нет ни одного потенциального союзника среди «мировых держав». Здесь с ним не были согласны ни Шиман, ни Ревентлов, ни Науман. Другая яркая особенность его экспансионистских рассуждений, напротив, сближала его с Шиманом: Рорбах был законченным русофобом. Россию и русских он ненавидел так сильно, что это вызывало непонимание Ревентлова и острую критику Хётча. Однако, возвышаясь над злобой дня, он не забывал напомнить единомышленникам и последователям, что немцы станут «мировым народом» только благодаря политике, построенной на принципах христианской морали и культуры. Даже в начале войны, едва ли не противореча официальной пропаганде, он утверждал: «Полной победы мы достигнем, если освободим себе путь не к немецкому мировому господству или мировой державе, но к немецкой мировой работе»[115]115
  Rohrbach P. Zum Weltvolk hindurch! Stuttgart, 1914. S. 89; Статья «Куда должна вести нас война?» из «Das Größere Deutschland»(31.10.1914).


[Закрыть].