Текст книги "Дифференциальная психология и психодиагностика. Избранные труды"

Оценивая последовательно проявления мыслительного процесса, есть основания предположить мобилизацию, повышение уровня мыслительной деятельности в напряженных условиях тренировочной аварии, с одной стороны, а с другой – значительное функциональное расстройство мыслительных процессов – неспособность в сложных, ответственных условиях целенаправленно, интенсивно решать внезапно возникающие сложные мыслительные задачи, что также можно обозначить как своеобразную «блокаду» мышления.

Признаки, доступные наблюдению, свидетельствуют о затруднениях в хранении и переработке полученной в ходе игры информации. Они выражаются в «забывании» показаний прибора, действий, уже совершенных, или тех, которые надлежит совершить. Например, оператор Э. только спустя 13 мин после начала «аварии» вспомнил, что потребители остались без напряжения.

Экспериментальный план предполагал специальное введение руководителем ряда помех, прерывающих или затрудняющих деятельность операторов, необходимую для ликвидации аварии. Это давало возможность наблюдателю получить данные, касающиеся сопротивляемости, стойкости того или иного оператора по отношению к внезапно возникающим помехам.

Наряду с примерами высокой сопротивляемости помехам у ряда испытуемых получены данные об отсутствии или весьма низкой способности противостоять действию отвлекающих раздражителей.

Оценке наблюдателя в процессе игр подверглась и такая важная особенность поведения операторов, как быстрота перехода от одного вида деятельности к другому. Здесь также были обнаружены существенные индивидуальные различия, однако ради большей ясности следует заметить, что подвижность нервных процессов, вероятно, маскировалась большей частью интенсивностью или, наоборот, затрудненностью мыслительного процесса, влиявших на сравнительно более быстрый или замедленный переход от размышления к действию и обратно.

Неадекватные реакции в общении свойственны небольшой группе испытуемых. У оператора Щ. неадекватность реакций выражается в бурной экстраверсии, несдержанности, расторможенности. Перед началом тренировки он жалуется на свою повышенную впечатлительность: «Ночью во время дежурства мыльница с полки упала – я буквально подскочил». Во время тренировки Щ. бестактен, настроен против руководителя тренировки; затем, когда возникают трудности, нервничает и говорит: «все равно не буду бегать» или «побегайте, побегайте за мной, я ждать не буду, мне надо аварию ликвидировать».

Качественный анализ поведения испытуемых при ликвидации ими условных аварий, а также статистических результатов сравнения двух выделенных групп показывает, что в первой, пока еще приблизительной и грубой прикидке подтвердилось предположение о том, что успешные действия работника в сложной аварийной обстановке, сохранение им самообладания связаны с его индивидуальными особенностями в соотношении основных свойств нервной системы. На какой-то количественной границе результатов по пробе, диагностирующей силу процесса возбуждения, нетрудно уже отдифференцировать лиц, обладающих «оперативными качествами», от тех, кому они не присущи.

Что же касается проб баланса нервных процессов, то их дифференцирующее значение выступает только в сочетаниях с другими пробами, чаще всего – силы. Сами по себе показатели баланса не отграничивают одну группу работников от другой. Напрашивается вывод, что нарушения баланса профессионально существенны на фоне индивидуальной слабости процесса возбуждения. К сожалению, данные группы, малочисленной по своему составу, естественно, носят предварительный и ориентировочный характер.

Полученные в этом исследовании факты и их сопоставления создают весьма обнадеживающие перспективы для дальнейшего изучения возможностей прогноза абсолютной профессиональной пригодности путем исследования индивидуальных особенностей основных свойств нервной системы и их психологических проявлений.

Проблема профессиональной пригодности органически связана с проблемой надежности человека на производстве, о значении которой не приходится говорить. Особенно велико оно в автоматизированном производстве, где ошибки (или бездействия) человека-оператора почти всегда влекут нежелательные последствия.

Одно из лучших изложений проблемы надежности можно найти в книге Б. Ф. Ломова «Человек и техника». Он пишет:

«Как качественная характеристика надежность есть способность системы (или ее звена, детали) выполнять требуемые функции в заданный интервал времени… В количественном определении надежность есть вероятность того, что система или ее элемент будут выполнять требуемые функции удовлетворительно в течение заданного времени и в заданных условиях. Число, выражающее эту вероятность, называется коэффициентом надежности. Поскольку абсолютно надежных систем не существует, данный коэффициент всегда меньше (пусть даже на очень малую величину) единицы» (Ломов Б. Ф., 1956, с. 78).

Применяя это определение к человеку, можно сказать, что надежность работы оператора в автоматизированной системе характеризуется вероятностью выполнения им заданий определенного уровня трудности (по количеству информации, темпам и регулярности ее поступления, по мере ответственности задания и т. п.).

Несколько с других позиций подошел к определению надежности В. Д. Небылицын. Он пишет:

«Надежность работы человека-оператора может быть определена как способность к сохранению требуемых рабочих качеств в условиях возможного усложнения обстановки или, короче, как “сохраняемость”, устойчивость оптимальных рабочих параметров индивида». Позднее В. Д. Небылицын несколько по-иному выразил свою мысль: «Говоря об оперативной надежности, мы имеем в виду ту характеристику индивида, которая выражается в способности его к устойчивому сохранению оптимальных рабочих параметров (работоспособности, “бдительности”, “помехоустойчивости” и т. д.) в течение заданных промежутков времени и при всевозможных усложнениях обстановки» (Небылицын В. Д., 1961, с. 349).

Достоинство формулировок В. Д. Небылицына по сравнению с приведенными ранее состоит в том, что они более специфичны; автор оперирует понятиями, которые легче эквивалентно заменить психофизиологическими понятиями – прямое их использование в таком определении вряд ли возможно, так как оно привело бы к излишней конкретности, а потому и узости. Но для того, чтобы их принять, нужно предварительно договориться об истолковании некоторых терминов.

В обоих случаях В. Д. Небылицын говорит об устойчивом сохранении оптимальных рабочих параметров или требуемых рабочих качеств индивида. В конечном счете это, вероятно, и есть то, что обеспечивает надежность работы. Рабочие качества индивида должны оставаться неизменными, как бы ни осложнялась обстановка. Но при этом нужно понимать, что психофизиологические его функции не останутся неизменными. Напротив, рабочие параметры (или качества) будут устойчивы именно потому, что изменятся психофизиологические функции. Так, оптимальные возможности зрения при различной освещенности сохраняются только благодаря изменению функциональных состояний органа зрения – изменениям, связанным с адаптацией, аккомодацией, переходом с колбочкового зрения на палочковое и т. п. По-видимому, при изменении и усложнении обстановки работы действует адаптационный синдром, обеспечивающий «устойчивое сохранение оптимальных рабочих параметров», но в зависимости от индивидуальных особенностей на каждом уровне трудности или сложности психофизиологическая характеристика этого синдрома будет несколько иной. На определенном уровне (различном для разных индивидов) адаптационный синдром уже не обеспечит сохранения оптимальных рабочих параметров, и с этой точки зрения вряд ли можно говорить, что можно стремиться к тому, чтобы устойчивые параметры сохранялись «при всевозможных усложнениях обстановки». Вернее, стремиться к этому стоит, но достичь этого нельзя. Каждый индивид надежен (в вероятностном смысле) лишь в определенной обстановке.

В принципе, профессиональная пригодность в ее индивидуальных вариациях и составляет основу надежности. Надежен каждый, но лишь в меру своих возможностей. Искусство руководства и состоит в нахождении каждому человеку из множества других постов того, где его работа будет надежной. Хотя профессиональная пригодность составляет главнейший компонент надежности, нельзя игнорировать мотивационный фактор. В профессиях операторского типа он играет существенную роль. Он не сводится к расширению возможности компенсации. Адаптационный синдром в столь сложной системе, какой является человек, не представляет собой фиксированного тождества. Уровень преодолеваемой сложности зависит не только от индивидуальных возможностей человека, но также и от того, как они претворяются в действительности.

В психологической литературе наряду с понятием компенсации появилось понятие сверхкомпенсации, то есть мобилизации возможностей при высочайшей мотивации. Было бы неоправданным уходом от реальности надеяться на то, что сверхкомпенсация уничтожает все границы индивидуальных возможностей в их психофизиологическом смысле. Границы остаются, но кто знает заранее, где они проходят? При решении же практических задач «человек – оптимальный рабочий пост» остается путь оценки возможностей посредством логической индукции, то есть учета и обобщения прошлого опыта. Можно проверить индивидуальную надежность посредством количественно выраженного «внешнего критерия».

Критерием персональной надежности может служить количество отказов, зарегистрированных в трудовой деятельности, типичной для данного вида операторской профессии, на заданиях нормированной трудности. Само собой разумеется, что учитываются отказы, зависящие от человека, а не обусловленные объективной обстановкой. Для оператора-руководителя это технически бессмысленные действия, самоустранение. Дальше, на втором плане, просматриваются такие черты психической деятельности, которые В. Ф. Матвеев назвал «блокадой» восприятия и мышления, памяти и практического действия. На третьем плане стоят такие проявления личности, как растерянность, утрата самообладания и т. п., а еще дальше за ними – определенное индивидуальное своеобразие в основных свойствах нервной системы.

Отдельные отказы могут произойти в деятельности каждого оператора при неблагоприятных обстоятельствах, но если их много, тем более вероятно, что они обусловлены его индивидуальными психофизиологическими особенностями. Это определение поддается формализации. В частности, его можно формализовать следующим путем, хотя этот путь не единственный.

Пусть под отказом понимается ошибочное действие, задержка действия или самоустранение, вследствие которых данное единичное задание (учебного или производственного типа) оказалось невыполненным. Допустим, что для характеристики надежности данного оператора имеются данные о его деятельности при выполнении 25–50 подобных заданий. Назовем R — критерий надежности, d — число отказов, U_n — число выполнявшихся заданий нормированной трудности:

R = 1 – d/U_n.

Полное отсутствие отказов, когда d = 0, ведет к тому, что R = 1. Если же d = U_n, то R = 0. Между этими крайними значениями размещаются остальные возможные значения.

Допустим, что операторы X и Y выполняли каждый по 50 равнотрудных заданий. У оператора X зарегистрировано 2 отказа, а у оператора Y—20 отказов. Критерии персональной надежности обоих операторов будут выражены такими значениями:

R_x= 1–0,04 = 0,96;

R_y = 1–0,40 = 0,60.

Прямой вывод из рассмотрения критериев надежности обоих операторов должен быть таким: X надежнее Y, если принимать во внимание прошлый опыт обоих. Вывод этот, основанный на индукции, учитывает только прошлое. Критерий персональной надежности вряд ли даст высокий коэффициент корреляции с психофизиологическими показателями профессиональной пригодности, как бы совершенны ни были эти показатели. При одних и тех же природных данных оба оператора могли оказаться с разными критериями персональной надежности по причине различной мотивации. Следовательно, нельзя исключить и того, что с повышением уровня мотивации повысится и критерий надежности, хотя, разумеется, не произойдет никаких существенных сдвигов в картине природных данных.

Поэтому профессиональная пригодность и надежность, при всей их близости, не должны отождествляться. Первая говорит о возможностях, вторая – об их реализации. Каждая из этих индивидуальных характеристик имеет свои отличительные черты.

* * *

В этой главе речь шла о профессиональной пригодности к одному из видов операторской деятельности – оператора-руководителя. Требования к этой деятельности вытекают из ее существа: сила нервной системы в отношении возбуждения и баланс процессов возбуждения и торможения нужны оператору потому, что он сталкивается с экстренными сильными воздействиями.

Понятно, при иной деятельности требования к работнику были бы другими. Так, профессия оператора-наблюдателя связана с монотонностью и однообразием заданий, поступающих обычно в принудительном темпе. Успешность зависит от сосредоточения внимания, чтобы не смешивать сигналы с шумами и не оставить сигналы незамеченными. Такая сосредоточенность внимания нередко проходит либо на фоне полного отсутствия всяких раздражителей, либо на фоне постоянных шумов. Задания, где нужно путем последовательного прослеживания выделить раздражители, которым придано сигнальное значение, называют заданиями на бдительность. В опытах П. Бэкэна (Bakan P., Belton J., Toth J. С., 1963) были даны подобные задания, только его испытуемые находились в несколько иных условиях. Раздражители поступали в строго определенном темпе, по одному в секунду.

Данный тип деятельности, в его лабораторной моде, предъявляет к человеку не совсем те требования, чем производство к оператору-руководителю.

Согласившись с тем, что задания, выполняемые испытуемыми в экспериментах П. Бэкэна, В. И. Рождественской с соавторами, воспроизводят в главных чертах деятельность оператора-наблюдателя, представим себе психологическую природу возникших перед ним трудностей.

Видимо, они обусловлены поддержанием бдительности при монотонной и пассивной деятельности – пассивной потому, что она возникает не по внутренней спонтанной необходимости, а только как ответ на сигнал. Судя по некоторым исследованиям, на успешность работы оператора-наблюдателя влияет ритм (и аритмия) подачи сигналов, их сгущение и разрежение (экстремумы), но и в опытах П. Бэкэна эти факторы не рассматривались.

Задания, предлагавшиеся в опытах П. Бэкэна, успешнее выполняли интроверты.

Имеются основания считать, что «слабые» в нашем понимании и интроверты в понимании Г. Айзенка, на взгляды которого ориентировался П. Бэкэн, имеют много общего. В частности, так смотрит и Д. Грэй, специально разрабатывавший этот вопрос (Грэй Д. А., 1968). Представляют интерес продуктивные исследования Д. Бродбента: он также пришел к выводу, что интроверты при выполнении заданий, моделирующих деятельность оператора-наблюдателя, работают лучше, чем экстраверты. Он ссылается на других авторов, получивших сходные результаты. Нужно отметить, что Д. Бродбент пытался установить связь между типологическими особенностями высшей нервной деятельности испытуемых по Павлову и их успешностью в заданиях на бдительность. К сожалению, он использовал раннюю павловскую классификацию 1927 года (Broadbent D. Е., 1961).

Однако нельзя забывать, что в упоминавшихся исследованиях речь идет не о самой деятельности оператора-наблюдателя на производстве, а лишь о ее лабораторной модели. Поэтому не следует торопиться с заключениями, будто «слабые» всегда покажут себя лучше и в профессиональном труде. Производственная деятельность может предъявить такие требования к человеку, которые не обнаруживаются в лабораторных условиях. Психофизиологический критерий (слабость нервной системы относительно процесса возбуждения) не сопоставлялся с «внешним критерием», и его валидность пока не установлена.

При недостаточной изученности различных вариантов труда оператора-наблюдателя остаются нерешенными многие важные вопросы, непосредственно связанные с проблемой профессиональной пригодности, в том числе и такой: какие требования предъявляются тем или другим видом этой профессии – абсолютные или относительные?

Все это говорит о том, как много нужно сделать для изучения профессиональной пригодности к разным видам и типам операторской деятельности.

Большая часть профессий не предъявляет абсолютных требований к человеку. Формирование профессиональной пригодности к этим профессиям во многом совпадает с выработкой индивидуального стиля трудовой деятельности, но отождествить то и другое нельзя. Индивидуальный стиль – это признак личности, не ограниченный определенными ситуациями; один и тот же стиль может быть у человека в разных видах деятельности, а профессиональная пригодность – свойство личности, отчетливо проявляющееся в трудовой деятельности в конкретной профессии.

Процесс формирования пригодности облегчается и ускоряется, когда учителя или руководители, а также товарищи помогают ученику или начинающему профессионалу найти свой путь решения профессиональных задач. Человек ищет и то более, то менее успешно находит оптимальный способ деятельности, который лучше всего соответствует его природным данным и уже сложившимся у него формам поведения.

Речь идет не о знаниях и умениях, составляющих содержание профессиональной квалификации, а сначала о способах получения знаний и умений, а затем и о способах их применения в практической деятельности. Если начинающему трудовую деятельность не удается в его стихийном поиске найти такие способы, то формирование профессиональной пригодности затягивается и либо человек, продолжая заниматься своей профессией, останется навсегда ей чуждым, разобщенным с ней, либо будет вынужден оставить ее как профессионально непригодный. Однако это может быть не подлинная, а мнимая непригодность. Причины ее объясняются не каким-то неблагоприятным для профессии сочетанием психологических особенностей человека, а другими обстоятельствами.

Формирование пригодности часто протекает как субъективно трудный и противоречивый процесс, сопровождающийся подъемами и спадами, и на это есть много причин, не только психологических, но и социально-экономических. Как правило, профессии неоднородны по своей психофизиологической характеристике. Задачи, составляющие профессиональную деятельность, требуют мобилизации различных психологических функций, и для их успешного решения нужны различные индивидуальные особенности. Чем больше таких задач входит в профессиональную деятельность и чем они разнообразнее, тем труднее овладение профессией.

В процессе обучения это разнообразие задач, вводимых постепенно в деятельность учащегося, сказывается в том, что успешность овладения ими неодинакова.

В процессе обучения некоторые новые по своей психофизиологической сущности навыки не возникают, а появляются только в последующей практической деятельности в связи с ее специфическими чертами. Так, во многих профессиях успех работника определяется не одним уровнем специальной квалификации, но и умением установить нужные формы общения с другими участниками трудового процесса. Неумение наладить такое общение может резко снизить профессиональную успешность. В то же время сама по себе профессиональная деятельность и общение различны по своим психологическим предпосылкам, и пригодность к ним формируется по-разному.

Субъект остается самим собой во всех видах и формах деятельности. Если он не отыщет способов действий, соответствующих его индивидуальности в каждом виде деятельности, то ему грозит опасность остаться «ограниченно годным» профессионалом. Чтобы это избежать, ему нужно определить для себя лишь такой круг профессиональных задач, который ему близок по его психофизиологическим особенностям и их привычным проявлениям.

С этими обстоятельствами связана дифференциация заданий внутри профессии. Складываются рабочие посты, объединяющие группы производственных задач, близких по своим психофизиологическим характеристикам и отвечающих более резко выраженным сочетаниям индивидуальных особенностей.

И общество, и каждый трудящийся заинтересованы в том, чтобы происходило правильное распределение по таким рабочим постам. Как уже указывалось, в высококвалифицированных профессиях специалист иногда сам формирует для себя свой рабочий пост. Так, ученый сам определяет свои функции. Во многих профессиях выбор трудового поста зависит от непосредственного руководителя и начальника и, в частности, от его психологического такта, его умения разобраться в людях.

Е. А. Климов, первый систематически изучивший проявление основных свойств нервной системы в производственном труде (его работой руководил В. С. Мерлин), придавал большое значение совершенствованию обучения путем формирования индивидуального трудового стиля. Стихийный поиск своего стиля не всегда успешен. «По-видимому, – писал Е. А. Климов, – эти поиски далеко не всегда приводят к успеху. Об этом косвенно свидетельствует и то, что в течение всего периода сбора нашего материала процент “инертных” среди четырехстаночниц держался на заметно более низком уровне, чем среди трехстаночниц, где работа являлась относительно менее напряженной… Таким образом, в тех случаях, когда мы сознательно не вмешиваемся в дело производственного обучения с целью сформировать у каждого человека надлежащий стиль работы, мы вынуждены констатировать факт стихийного естественного отбора рабочих для многостаночного обслуживания. Очевидно, главная задача… психологии труда состоит не столько в профотборе, сколько в том, чтобы путем рационализации обучения устранить самый факт отбора» (Климов Е. А., 1960, с. 75).

Впоследствии В. С. Мерлин и Е. А. Климов признали, что в некоторых профессиях (по нашей терминологии, в профессиях «первого типа») остается необходимость отбора (Климов Е. А., Мерлин В. С., 1966).

Итак, речь должна идти о совершенствовании обучения. В этом направлении проведено несколько весьма плодотворных исследований под руководством Е. А. Климова и руководителя его первого исследования В. С. Мерлина.

Попробуем, хотя бы без детализации, представить себе круг вопросов, возникающих перед психологами, желающими вести исследования по совершенствованию обучения путем формирования индивидуального стиля трудовой деятельности. Сюда войдут решения таких задач: 1) установление в данной профессии таких заданий, которые могут выявить реальные различия между лицами (или группами лиц), имеющими индивидуальные, присущие им особенности в сочетании свойств нервной системы; 2) выявление того, как эти различия обнаруживаются на разных по своим психофизиологическим характеристикам профессиональных заданиях в различных производственных условиях; 3) нахождение путей обучения с учетом индивидуальных особенностей обучающихся; 4) нахождение способов формирования индивидуального стиля (то, что сказано в этом пункте, не совпадает с тем, о чем шла речь в предыдущем пункте; там речь шла об усвоении учебного материала, а в данном пункте говорится о стиле профессиональной деятельности в целом); 5) решение, хотя бы в каком-то приближении, социально-психологической задачи; ориентировать начинающего профессионала и тех, от кого зависит его судьба, на подыскание рабочего поста (в рамках избранной им профессии), соответствующего его особенностям.

Судя по литературе, усилия исследователей концентрировались на решении первой и третьей задач, в меньшей степени – второй и четвертой; задача пятая как будто совсем не затрагивалась.

Все перечисленные здесь задачи, которые не исчерпывают, разумеется, всего круга возникающих здесь вопросов, взаимосвязаны и должны быть решены дифференциальной психологией. Изучение индивидуального стиля не может превратиться в сумму научных примеров и иллюстраций[4]4
  Диссертационные работы Б. И. Якубчика, М. Р. Щукина, В. М. Шадрина, М. Г. Субханкулова, Л. А. Копытовой и другие, выполненные под руководством Е. А. Климова и В. С. Мерлина, раскрывают методы решения некоторых из этих задач. Этим же занимался и автор этих строк.


[Закрыть].

В упоминавшихся выше работах главное внимание было уделено изучению и доказательству того, что испытуемые, распределенные по группам в зависимости от преобладания определенного свойства нервной системы, отличаются в своей учебно-производственной деятельности. Выводы Е. А. Климова о сложившихся профессиональных чертах ткачих-многостаночниц были подтверждены убедительными исследованиями многих авторов. Правда, за исключением Б. И. Якубчика, о котором придется сказать особо, они ограничивались изучением одного периода обучения. Если, что чаще всего бывало, испытуемых делили по подвижности, то и в их учебно-производственной деятельности обнаруживали различия, которые естественно и логично истолковывались как проявления присущих им особенностей по подвижности.

Эти авторы специально не разрабатывали методов формирования индивидуального стиля и не ставили вопрос о соответствии индивидуального стиля тому или другому рабочему посту.

В таких исследованиях групповых различий, как у М. Р. Щукина, В. М. Шадрина и М. Г. Субханкулова, вообще трудно ставить задачу по формированию индивидуального стиля, которое вряд ли можно вести по коллективному методу. Ведь обучающиеся объединяются психологом в группу по признаку одного какого-то свойства нервной системы, но совсем не исключено, как показано, например, у В. М. Шадрина, что по другим свойствам они могут отличаться.

При формировании стиля приходится считаться с некоторыми другими чертами обучающегося, выявляющими индивидуальность, – различиями по упрочившимся проявлениям свойств нервной системы, тренированностью, воспитанием и пр. Нужно провести в исследовании сложную работу для составления однородной группы, различающейся от другой столь же однородной группы только по одному лишь признаку. Формирование стиля в принципе должно протекать как индивидуальный процесс. Далее, те или иные проявления стиля неизбежно зависят от сущности профессиональных задач. Так, монотонная работа, если она составляет какую-то даже незначительную часть профессиональной деятельности, вызовет различные формы активности у субъектов с сильной и слабой нервной системой.

М. Р. Щукин и М. Г. Субханкулов изучали индивидуальные различия по подвижности нервных процессов в начальные периоды обучения. Нет причин сомневаться в том, что подвижность и ее жизненные проявления играют существенную роль в любой, а значит, и в учебно-профессиональной и спортивной деятельности индивида. Но функция этого свойства нервной системы состоит в том, что нервные процессы быстро уступают требованию новых внешних условий; по самому определению это свойство должно наиболее проявиться тогда, когда индивид приобщается к новой для него сфере деятельности.

Различия по подвижности нервных процессов должны, видимо, сказаться в том, что одним это приобщение дается легче, чем другим.

Нет нужды вспоминать, что при действии нового сложного комплекса раздражителей обнаруживается не только подвижность, но и сила нервной системы, а отчасти и баланс.

Но поскольку перечисленные авторы изучали группы, которые подбирались только по этим свойствам, постольку с известным допущением можно признать, что остальные свойства были элиминированы. Поэтому, признавая примерное равенство групп во всем, кроме различной подвижности, все же нельзя без специальных доказательств отказаться от того, что изучалась в большей степени реакция каждой из этих групп на «способность» быстро уступать требованию новых внешних условий, на быстрое или медленное приспособление к новому виду деятельности вообще, а не приспособления в отношении отдельных заданий.

А. И. Сухарева, выполнившая свое исследование под руководством автора этой книги, также подвергла изучению первоначальный этап учебной жизни в производственно-техническом училище у одной группы обучающихся токарной специальности. Ее интересовали природные особенности учащихся, играющие наиболее важную роль в первый период обучения.