Текст книги "Корах. Роман о времени"

Освидетельствование

Он возник неожиданно и незаметно, лишь бедуинской одеждой выделяясь из толпы рабов, таскающих солому и обжигающих кирпичи. Его появление не наделало переполоха; только между двумя стоявшими в стороне молодыми людьми состоялся некий странный диалог.

– А что, Датан, – произнес один, кивнув в сторону пришельца, – с таким-то через Зеир-Анпин можно.

– С таким можно, – отозвался Датан.

– А до Бины, пожалуй, не дотянем…

– Ты прав, Авирам, до Бины не дотянем.

На том разговор и кончился.

Высокая женщина с гордо посаженной головой, с резкими и прямыми, словно вытесанными из дерева чертами лица стояла рядом с ним, держа на руках младенца. Старший мальчик лет шести цеплялся за ее руку. Они неспешно продвигались среди толпы, ловя на себе удивленно-недоверчивые взгляды. Вскоре весть о появлении чужаков распространилась повсеместно в земле Гошен и на стройках Раамзеса и Питома.

Когда Корах увидел Божьего Человека, им овладело двойственное чувство. Долгие годы он ждал его появления, и, конечно, догадывался, кто обретет эту роль. Однако первая радость от сбывшегося пророчества, обещавшего выход евреев из Египта, вскоре сменилась озабоченностью и даже сомнениями. Дело с самого начала пошло весьма туго. Моше был совершенно не тот египетский принц, которого еще помнили люди старшего поколения. От стройного прекрасного юноши, твердой походкой отмерявшего шаг и размашистыми жестами руководившего строительством, не осталось и следа. Сейчас он ходил между сынами Израиля в грубой хламиде, с посохом в руке и вел странные речи. Людям, принуждаемым к тяжелому физическому труду, непривычно было слышать от невесть откуда взявшегося чудака свидетельство о его разговоре с Богом. Порой рассказ его был сбивчив, непоследователен, а поскольку незнакомец еще и страдал косноязычием, многих это раздражало и не все могли дотерпеть до конца повествования.

Вскоре выявилось еще одно обстоятельство, расстроившее Кораха. Обняв старого друга после сорокалетней разлуки и немного пообщавшись с ним, он понял, что отношения им придется выстраивать заново, и скорее всего, они будут уже не те, что прежде.

Его симпатия к Моше не приуменьшилась, но тот стал человеком решительно другим. Общение на основе прежних взаимных чувств и общих ценностей не клеилось и заходило в тупик, прерываясь на полуслове. Несколько раз случалось, что они сидели в доме Кораха в молчании, не будучи уверенными, о чем следует говорить. Моше явно стремился выразить сразу многое, но сбивался, заикался и нервничал, когда его не понимали. По счастью, Кораху удалось договориться с братом Моше Аароном, человеком уважаемым и сведущим. И хотя даже им потребовалось некоторое время для привыкания друг к другу, в связке Моше и Аарон сделались значительно понятнее. Постепенно все больше людей стали к ним прислушиваться, и дело пошло живее. Происходило это так: Моше в полголоса передавал Аарону сообщение для народа, а тот облекал их в красивые плавные формулировки с ясно прослеживаемой мыслью, выделяя интонацией особенно важные места. Голос Аарона звучал громко, отчетливо и убедительно. Зачарованные его бархатной речью соплеменники впервые за много лет слышали слова, обращенные к каждому из них. Те же, кому удавалось правильно расслышать и понять сказанное, убеждались, что говорил пришедший от имени и по поручению Бога.

– Бога? – переспрашивали евреи друг у друга. – Это какого?.. Того самого… – и осторожно показывали мизинцем правой руки наверх. И почему-то каждый понимал, какой именно Бог имеется в виду.[40]40
  Во время шабатной или праздничной молитвы евреи показывают мизинцем правой руки на поднятый вверх свиток Торы, подтверждая, что это та самая Тора, которая была вручена сынам Израиля на горе Синай.


[Закрыть]

Было бы неверно думать, что Моше по прибытии в Египет немедленно обратился к народу. Этому предшествовало вполне дотошное и обстоятельное выяснение, кто он, с какими вестями пожаловал и от чьего имени собирается говорить. Когда после многолетней разлуки Корах вышел навстречу Божьему Человеку, тот вместо дружеского объятия приветствовал хранителя казны уважительным поклоном.

– Я вернулся, – молвил он.

– Я ждал этого, – ответил Корах. – Ты очень возмужал.

Легкое подобие улыбки пронеслось по заросшему бородой лицу Моше.

– Я так долго жил в пустыне у мидианитов, что совсем забыл дорогу сюда. – Оба слегка усмехнулись. – Кстати, всей жизнью признателен тебе за совет пойти к Итро. Его дочь уже много лет моя жена и сестра. И там… там я встретил Его. – Моше медленно воздел глаза к небу.

– Обо всем этом я мог только догадываться и представлять себе в лицах и числах, – Корах указал Моше на кресло. – Расскажи мне о Нем.

– Конечно, но несколько позже, – Моше слегка запнулся. – Ты мог бы собрать совет старейшин? Мне нужно поговорить с ними.

Вечером того же дня в доме Кораха собрались наиболее почитаемые представители двенадцати колен Израиля. Одни смотрели на пришельца с недоверием, другие с надеждой.

– Многие из вас помнят меня по временам моей юности, – начал Моше. – Я был воспитан во дворце фараона и руководил тогда стройками Раамзеса и Питома. Мне потребовалось время понять, а главное почувствовать, что я, министр северного царства, на самом деле являюсь частью угнетаемого народа. Несколько раз я пытался привлечь внимание фараона, чтобы смягчить жизнь несчастных, однако никто из совета меня не поддержал. Рамзес отнесся к моим словам с полным непониманием – почему ни с того ни с сего меня заботит судьба его рабов. С каждым упоминанием об иврим раздражение владыки нарастало. А тут еще эта история с убийством египетского надсмотрщика. Если бы я тогда вернулся во дворец, фараон бы, конечно, простил мне – кого интересует какой-то надсмотрщик. Но он взял бы с меня слово сосредоточиться на строительстве городов и больше не докучать ему нелепым заступничеством. Именно этого я и опасался. Окажись я в такой ситуации, руки мои оказались бы связаны и вряд ли мне бы удалось вырваться из этих пут. Поэтому я бежал, как от погони, оставив свою прежнюю жизнь на заклание, словно праотец Ицхак. Ведь он согласился принести себя в жертву всесожжения, следуя указанию Бога для его отца, Лунного Странника.

Среди старейшин прошелестел одобрительный шепот.

– Мой старший друг и наставник Корах, да благословятся дни праведника, направил меня в землю мидианитов, в стан к верховному жрецу Итро. Только со временем я постиг дальновидность и мудрость этого совета. Во-первых, Итро был единственным, кто заступился за сынов Израиля, когда фараон и его советники строили планы их порабощения, а то и истребления. А во-вторых, со временем я стал мужем его дочери Ципоры. Я многому научился у моей жены и ее отца, и ни на минуту не пожалел о своем побеге из Мицраима. Сейчас же дорогу сюда мы преодолели вместе с двумя нашими сыновьями.

Присутствующие слушали молча. Слова Моше вызвали заинтересованность даже у тех, кто вначале скептически отнесся к его появлению. Судя по благосклонным покачиваниям голов, можно было заключить, что речь его по душе седобородым старцам.

– Теперь о главном: я здесь потому, что Он послал меня.

Вряд ли появившаяся на горизонте туча саранчи или внезапно обрушившаяся на Египет тьма произвела бы большее смятение среди присутствующих, чем последние слова Моше. Кто-то вскрикнул, другие повскакали с мест, иных затрясло от волнения.

За сотню с лишним лет египетского рабства в среде иврим появились смельчаки, объявившие себя пророками Всевышнего и вещавшие разного рода идеи освобождения. Но благие их намерения ничем хорошим не кончались. Старейшины Израиля предлагали им пройти проверку для выявления истинности их слов. Ни один самопровозглашенный пророк до сего дня такого освидетельствования пройти не смог. В лучшем случае их путь заканчивался на тяжелых работах в глиняных ямах, в худшем – их могли предать побиению камнями за лжепророчество. Таким образом, заявление о своем общении с Богом, а то и о родственной связи с ним, несло в себе известный риск непризнания со всеми вытекающими последствиями.

Однако спокойствие и уверенность Моше производили благоприятное воздействие на старейшин, и это направило разговор в деловое русло.

– Скажи, – поднял голос председательствующий на собрании глава колена Йегуды, – сообщил ли тебе Неназываемый некий пароль, которым ты можешь удостоверить свой рассказ о свидании с Ним?

Моше взял перо и кусок пергамента, которые слуга уже держал наготове. Аккуратно набирая заранее налитые чернила, он неторопливо начал выводить буквы, не забывая об огласовках. Пароль следовало представить с абсолютной точностью. По мере начертания знаков разговоры в помещении стихали, пока не установилось совершенное молчание. Казалось, ничего более важного в этот момент не существовало. Моше выписывал не только буквы своей жизни; за этими знаками стояла судьба целого народа, осуществление древнего пророчества, данного их праотцам Невидимым Богом. Они ждали избавления, жаждали получения особой роли и молились о возвращении в Обетованную Землю.

Когда Моше закончил, слуга поднес ему салфетку из красной материи, которой Моше закрыл свое послание. Никто из присутствующих, включая Кораха, не должен был знать, что скрывалось под красной тканью.

– А теперь, – обратился председательствующий к старейшинам, – я попрошу всех глав колен явить хранимые ими знаки.

Двенадцать старцев извлекли по небольшому свитку, каждый из которых таил в себе одну букву, пока что скрытую от всех. Глава колена Йегуды многозначительно посмотрел на Кораха и произнес:

– Пора.

Корах подал знак слуге, и тот поднес ему небольшую шкатулку красного дерева. Достав висящий на шее ключ, Корах вставил его в замок и повернул хитроумным образом. Перед тем, как откинуть крышку, он обратился к присутствующим.

– Дорогие братья, все вы являетесь хранителями тайного кода, который должен помочь в определении истинности человека, призванного возглавить наш народ. Когда три поколения назад праотец Иаков, именуемый Израилем, лежа на смертном одре, готовился вступить в будущий мир, он созвал двенадцать сыновей, чтобы дать им свое знаменитое благословение. Вместе с этим они получили на хранение по одной букве – каждый из десяти братьев и два сына Йосефа, Эфраим и Менаше. Леви же вместо знака достался ключ к коду – порядок, в котором буквы должны быть составлены. Сравнив код с посланием пришельца, мы сможем сделать вывод об истинности его слов. Свои части кода мы получили от наших отцов или учителей. И я до этого момента ни разу не извлекал на свет мой свиток с определенным в нем порядком букв.

Вы осведомлены о процедуре, которую мы обязаны провести. Сейчас я буду называть имена колен в том порядке, который приведен в моем свитке. Глава названного колена выкладывает свой пергамент на этот ковер буквой вниз. Когда все буквы будут выложены, мы перевернем ковер и прочтем наш код. Если он совпадет с посланием Моше, значит, слова его истинны и мы должны будем признать в нем посланника Бога.

Собрание безмолвствовало. Корах торжественно извлек из шкатулки пергаментный свиток и, аккуратно развернув его, начал называть колена.

Воля ли господа двигала рукой праотца Иакова или вошедшая в притчи житейская хитрость, но порядок колен казался совершенно хаотичным, поэтому можно было с уверенностью сказать, что без списка Кораха никто не смог бы гарантировать правильного прочтения сокровенного кода.

– Ашер! – начал Корах.

Глава колена Ашера, старец с окладистой белой бородой, неторопливо развернул свой свиток и возложил его на ковер буквой вниз.

– И станут последние первыми, – произнес он с напускной важностью, и, хитро прищурившись, подмигнул остальным. Отпустив бремя серьезности, предводители колен заулыбались, а кое-кто тихо засмеялся. Атмосфера разрядилась, словно после тропической грозы, и дальше дело пошло веселее.[41]41
  И станут последние первыми – Ашер – младший сын Иакова, не считая сыновей Рахели Йосефа и Беньямина.


[Закрыть]

– И верно, – одобрил председательствующий, – лучше в простодушье о высоком… Ирония выстраивает то, что разрушает пафос.

Корах продолжил:

– Шимон!

Глава колена Шимона открыл свою букву вслед за первой.

– Менаше! Завулун! Реувен!

Буквы одна за другой ложились на красный ковер.

– Иссахар! – воззвал Корах. – Эфраим! Йегуда!

Моше внимательно следил за порядком выкладывания букв. Никто не знал, какое сообщение таят в себе скрытые знаки.

– Гаад! Нафтали! Бен Йомин!

Все одиннадцать букв были теперь выложены на ковре. Не хватало знака от оставшегося колена.

– Дан! – провозгласил Корах.

Предводитель колена Дана вытащил свой сверток, оказавшийся значительно длиннее остальных. Разгладив, он поместил его под буквами из начала в конец. Этот последний пергамент содержал в себе специальные знаки – особым образом сгруппированные точки, указывающие правильное звучание начертанных букв. Это давало возможность, с одной стороны, верно прочесть послание Иакова, а с другой – лишний раз удостовериться в подлинности свидетельства Моше.

– Теперь переворачивайте, – скомандовал Корах.

Слуги ловко подхватили ковер и открыли буквы. В то же самое время другой слуга сдернул красную ткань с начертанного Моше сообщения.

Взорам присутствующих предстали слова, хранимые несколькими поколениями и дожидавшиеся своего часа:

Буквы, написанные Моше, подобно обнявшимся близнецам соответствовали открывшемуся коду: три Алефа, четыре Хейя, два Йуда, Шин и Рейш. Всего их было одиннадцать, и выглядели они в точности так же.

В наступившей тишине голос Кораха раздался многозвучным эхом:

– Айехи Ашер Айехи!.. Айехи Ашер Айехи!..

Кораху послышалось, как голоса праотцов Авраама, Ицхака и Иакова слились в один храмовый хор, звучащий из надмирного царства. Хор заполнял все пространство вокруг, растянувшись в мощный, не имеющий ни начала, ни конца поток, захвативший их всех и несущий с неумолимой силой в разверзшуюся неизвестность. Казалось, прошлое и будущее сосредоточились здесь и сейчас во всесметающем и затягивающем в себя вихре. Мгновенное видение вспыхнуло в его голове, не успев сформироваться в мысль, и он не то чтобы увидел или услышал, а скорее ощутил в глубине себя – замершее, отразившееся в вечности время. Последнее, что он успел осознать, были раздавшиеся из недр потока слова:

«Я тот, кто пребудет с вами – вовеки!»

Отпусти народ мой

С того дня, когда Моше был единодушно признан посланцем Всевышнего, идея освобождения сынов Израиля начала распространяться подобно песчаной буре. Об Исходе говорили везде, но не все охотно соглашались в этом предприятии участвовать. В первую очередь по причине совершенной неясности, куда именно нужно отправляться и как можно надеяться, что фараон позволит им уйти. Даже рабы не бежали из Египта, ибо знали: дикая земля Куш не прокормит, не приютит бездомного пришельца. Так что евреи, хотя и одобрительно кивали головами, соглашаясь со словами Моше, по здравом размышлении приходили к выводу, что лучше все же остаться здесь. Куда спокойнее было мириться со знакомым злом, чем бегством стремиться к неведомому.

Поговаривали, что к партии Исхода примкнули поначалу двое из тысячи. Однако со временем идея освобождения получила широкую огласку. Это привело к тому, что количество ее приверженцев удесятерилось. В один из дней Моше, поднявшись на холм над Раамзесом, имел беседу с Богом. Вернувшись, он во всеуслышание сообщил, что получил приказ идти к фараону с просьбой отпустить их народ из Египта. После этого число решившихся на Исход возросло еще на порядок. Таким образом, каждый пятый из сынов Израиля был готов к действиям и только ожидал сигнала.

Вечером того же дня Моше сидел на террасе в доме Кораха, прислушиваясь к согласному стрекотанию цикад.

– Завтра я иду к фараону. Мы идем.

– С Аароном?

– Да. Брат будет говорить за меня. Так велел Неназываемый. Видимо, я ему порядком надоел своими вопросами и жалобами тогда в пещере у горящего куста. Вся эта миссия виделась мне настолько неподъемной, что я уже не знал, как отвертеться. В конце концов, мне кажется, Его разгневали мои отговорки; а может, он и впрямь пожалел меня убогого и все-таки дал мне в сопровождение брата. Наверное, чтобы я чувствовал себя увереннее, стоя перед народом, а главное, перед фараоном.

– Это прекрасная идея, – заметил Корах. – Люди доверяют словам Аарона, поскольку понимают их. Для них твой брат – плоть от плоти; они верят, что он заступится за них, если будет нужно. Аарон пользуется здесь заслуженным уважением. Поэтому решение уравнять вас как двух братьев в такой ответственной миссии мне представляется очень мудрым.

– Там нужно будет кое-что совершить, во дворце… Но не буду говорить об этом. Завтра все разрешится.

– Дал бы Бог…

Минуло несколько часов, и ночная прохлада стала нехотя разогреваться мягкими лучами дневного светила. Рассветная тишина висела над Нилом, когда механизм Исхода, повинуясь воле Творца, пришел в движение. Древняя цивилизация, не подозревая того, уже была обречена на гибель и тысячелетнее запустение. Разрушительный маятник египетских казней впервые качнулся именно в то спокойное утро, когда двое зрелого возраста людей, у каждого по посоху в руке, вступили на территорию царского дворца. Удивительно было уже то, что проходили они, не встречая преград, хотя никакой аудиенции с фараоном назначено не было. Стража спокойно следила за их шествием в направлении приемной залы, однако никто их не окликнул. Так при полном параде предстали они пред очи солнцеподобного владыки, который волею случая проводил расширенное собрание со своими советниками, жрецами и колдунами разных мастей и калибров.

– Моше! – фараон вскочил с трона и бросился навстречу вошедшим, словно желая обнять своего старого, из прошлой жизни друга. Он остановился в шаге от них и только тогда вновь обрел горделивую осанку. Моше и Аарон поклонились с почтением и достоинством. Если бы кто-нибудь взглянул на них сбоку, он мог бы увидеть, что фараон при всем своем царственном росте все-таки не дотягивал до Моше. Это было тем более странно, что последний никогда не отличался великанским сложением, в то время как египетский царь казался на полголовы выше своих приближенных.

– Я рад тебя видеть снова на Египетской земле, – провозгласил фараон. – Ты возмужал за время жизни в пустыне. Кто это с тобой?

– Мой старший брат Аарон, – негромко ответил Моше.

– Чудно, – улыбнулся фараон, – мы с детства воспитывались вместе, но я и не подозревал, что у тебя есть брат. Я уже несколько дней ожидаю твоего появления здесь во дворце. Мне доложили, что с востока явился некий человек, вызвавший среди рабов иврим нарастающее беспокойство.

Фараон обернулся к присутствующим:

– Сведущие в письменах! – торжественно провозгласил он. – Перед вами человек, который много лет назад должен был вознестись на должность первого визиря. Однако предпочел огненное жерло пустыни блистательной карьере царедворца.

Фараон хитровато улыбнулся, и по зале пронесся шелест легкой усмешки. Было непонятно, искренне ли радуется Рамзес возвращению Моше или стремится вовлечь членов совета в свой сарказм.

– Ну и с чем ты пожаловал к нам после стольких лет?

– Отпусти народ мой, – Моше говорил ровно, не заикаясь. – Отпусти всех иврим.

Слова Божьего Человека раздались в нависшей тишине, которую никто не осмелился нарушить. От неожиданности фараон застыл с разведенными в стороны руками.

– Отпустить рабов? Куда? И зачем?

– На три дня ходу в пустыню. Мы принесем жертвы нашему Богу, – Моше склонил голову.

– Вашему Богу? – скривился Рамзес. – Это какому богу? У нас здесь богов полно. Но я что-то не припомню, чтобы иврим участвовали в каких-либо жертвоприношениях.

– Богу наших праотцов. Творцу всего сущего.

– Творцу всего сущего? Ты говоришь, в пустыню? – Фараон едва сдерживал смех. – Уж не Сет ли тебя прислал сюда в отместку? Что-то о нем давно не было слышно. Но я отсоветовал бы тебе с ним связываться. Во-первых, он негодяй и подлый убийца Осириса. А во-вторых, с тех времен, когда Гор оскопил его, отрезав причинные места, он обозлился на весь мир и только ищет случая поквитаться.

Вдоволь отсмеявшись, Рамзес добавил уже вполне серьезно:

– Шестидневная прогулка в пустыню для совершения сeтанинского ритуала может оказаться для вас небезопасной. Я не стану рисковать тысячами рабов во имя более чем сомнительной затеи.

– Меня прислал не Сет. – Моше говорил негромко, но слова звучали весомо.

– Почему ты так уверен? – голос Рамзеса эхом отдавался в зале. – Ты видел его лицо? Вернее, голову.

– Он не показывался мне, – ответил Моше. – Я не думаю, что смертные могут видеть его лицо. Он говорил со мной из горящего куста.

– Клянусь Ра, такого мы еще не слышали, – Рамзес старался быть ироничным. – Может, ты представишь какие-нибудь доказательства величия этого невидимого бога?

– Представлю.

Говоря это, Моше отступил на несколько шагов; Аарон последовал его примеру. Моше сделал брату знак, и тот бросил свой посох на пол на виду у фараона и его слуг. Посох скрутился, затем словно бы вывернулся наизнанку и обратился во внушительных размеров крокодила. Окружающие в ужасе отпрянули к стенам залы. Нильское чудовище, однако, не проявляло агрессии, топчась на месте.

Фараон вновь засмеялся:

– Ну ты фокусник! И где ты только утаил эту тварь?

Он кивнул двум магам, стоявшим вблизи трона. Они только и ждали этого знака, чтобы дать начало странному действию. В зале ударили бубны, и несколько барабанов принялись отбивать причудливый ритм. Откуда-то сверху с шумом низверглись занавеси, погрузив парадную залу в полумрак. В кругу перед собравшимися двигался один из магов в фиолетовом балахоне, совершая руками и всем туловищем причудливые пассажи. Он вращал свой посох наподобие обоюдоострого меча, когда тот внезапно вспыхнул желтым пламенем. Маг продолжал вращение, отчего казалось, что в руках у колдуна крутится огненное колесо. Другой маг каким-то непостижимым образом появлялся то на возвышении в задней части зала, то где-то под потолком, то на ступеньках трона. Здесь и там зажигались разноцветным огнем подвешенные к потолку шары. Световые вспышки и учащающийся ритм барабанов приводили в смятение некоторых гостей, очевидно, впервые оказавшихся на подобном представлении. Иные созерцали происходящее в гордом молчании, всем своим видом давая понять Моше и Аарону, насколько их фокус с крокодилом наивен по сравнению с мастерством придворных колдунов.

Судя по ускорившемуся до частоты дрожи ритму, зрелище подходило к кульминации. Вертящийся в круге, как заведенный, маг сделал несколько неуловимых взмахов широкими рукавами своего балахона – и в центре круга словно из воздуха соткались два змея, вызвав у зрителей невольный вздох ужаса. Оба змея принялись шипеть на крокодила, обозначая атакующие намерения.

Фараон, а вслед за ним остальные, победно зааплодировали. Но то ли что-то случилось со светом, то ли неясного происхождения тень легла на пол, а только внимательный глаз мог заметить, как крокодил, не прилагая усилий и не сходя с места, поглотил обоих змеев. Интересно, что этого события, явно заключавшего в себе знак, почти никто не заметил. Моше взял крокодила или то, что присутствующим казалось крокодилом, за хвост, и у него в руках снова оказался посох Аарона.

Рамзес хлопнул в ладоши, и занавеси взлетели вверх, пропуская в залу лавину солнечного света.

– Я не отпускаю своих рабов приносить жертвы неизвестно кому, – произнес Рамзес. – Выбрось эту идею из головы, а лучше посмотри, сколько мы всего построили за сорок лет твоего отсутствия. Я пришлю тебе опытного провожатого.

С этими словами фараон развернулся и, медленно двигаясь сквозь строй склонившихся подданных, исчез в дверях своих покоев.