Текст книги "Охранитель. Мятеж в империи"

Дома, сверившись с часами (без двадцати минут шесть), решил позавтракать, а потом немного подремать. Так и поступил: дал указания служанке, чтобы меня подняла не позже десяти утра, и спать завалился. Увы, разбудили меня в восьмом часу. Профессор сам всю ночь не спал, состояние Анжелы ухудшилось, а мое предположение насчет беременности певицы оказалось ошибочным.

– Иван, голову сломал, но не могу найти причины такого состояния женщины! – нервно расхаживая по моему кабинету, заявил Портейг, протирая стекла своего пенсне.

– Семен Иванович, если уж вы не можете разобраться, я-то что могу сделать?

– Не знаю, – вздохнул профессор, – к вам, Иван Макарович, часто приходят совершенно неожиданные идеи. Хочу, чтобы вы осмотрели Анжелу и дали свое заключение. Понимаю, со временем напряженно, но молодой женщине необходима помощь.

Препираться и отказываться? Не вижу смысла, да и разбудил он меня уже все равно. С другой стороны, я мог бы еще часик вздремнуть…

– Через двадцать минут буду готов, – решил я и встал с кресла.

И вот мы уже прибыли в больницу, которая преобразилась до неузнаваемости. Нововведений много, сестры милосердия уже в другой униформе. Профессор давно признал, что мое предложение заменить апостольник, платье, передник и подъюбник на шапочку в виде колпака и халат – правильное решение. Единственное, в армии все осталось как прежде, но в больничных стенах работать лучше таким образом. Все больницы Екатеринбурга еще не перешли на новый так называемый дресс-код, Портейг объявил, что это эксперимент, но уже все понимают, что так удобнее.

Конечно, столкнулись и с противниками такого новшества среди медицинского персонала. Кое-кто продолжает возмущаться и прямо говорит, что в сем есть что-то от разврата. Ну, не знаю, халаты почти до пят, менять их удобно, да и цена за униформу значительно ниже, а удобство неоспоримо. Появились у нас и носилки-каталки, кресла для передвижения больных, моему конструктору понадобилось всего полдня, чтобы ухватить предложенную идею и выдать чертежи. Сделать же их на заводе, где выпускаются бронемашины (из отходов металла), не составило никакого труда. Правда, на этом все, больше ничего не переиначивал, если не считать, что Семен Иванович время от времени объявляет о новом каком-то препарате против болячек.

– Здравствуйте, Анжела, – поздоровался я, входя в палату к певице.

Молодая женщина лежит под одеялом, на тумбочке стоят различные лекарства, около кровати таз; как полагаю, его используют, когда певицу рвать начинает.

– Она заснула, – поднялась со стула у окна сестра милосердия.

– Давно уснула? – спросил Портейг, подходя к больной и осторожно беря ее за руку, одновременно доставая часы из кармана.

– С полчаса назад, до этого ее вырвало, – вздохнув, ответила сестра и добавила: – Совсем бедняжка обессилела.

– Спасибо, голубушка, – буркнул Портейг, а потом на меня посмотрел. – Пульс понижен, но некритично. Испарина, слабость и рвота, при этом ничего не ест и не пьет, вливаем глюкозу, чтобы совсем не обессилела. Рану перевязывал вечером, заживление идет, но из-за спазмов – не так, как хотелось бы. Что скажешь?

– Отравление исключили? – поинтересовался я.

– Ваня, – ласково проговорил Портейг, – ей влили уже много глюкозы, прокололи различными антибиотиками, на отравление это совершенно не похоже.

– А какие анализы брали? – задумчиво спросил я, подходя к изголовью больной и пытаясь расслышать, что та бормочет. Бредит…

– Кровь, моча – более-менее в норме, отклонения незначительны, а с учетом ранения и вовсе на них внимания можно не обращать, – махнул руками мой компаньон.

– Остается только предположить, что это такая психологическая реакция на стресс, – пожал я плечами.

– Снотворное ей давали, – поморщился профессор. – Спала, а как проснулась, то сразу же ее скрутило.

– Семен Иванович, если периодичность того или иного симптома отсутствует, то дело не в физической болезни, – махнул я рукой, а потом добавил: – Повторюсь, диагност из меня тот еще, как и доктор, хотя заслуженную, точнее, незаслуженную степень вы мне и выбили.

– Разбудим и поговорим? – не обратил никакого внимания на мои последние слова Семен Иванович.

– Попробовать можно… – протянул я, прикинув, что время у меня сейчас есть, хотя стоило бы где-нибудь отыскать тут свободную койку и отдохнуть.

– Голубушка, принесите нам с коллегой по стакану крепкого чая, – обратился Портейг к сестре милосердия, а потом на меня глянул и руками развел: – Иван Макарович, извини, но твоего любимого кофе тут нет.

– Сделаю, – удалилась из палаты сестра милосердия.

Портейг осторожно потряс за плечо Анжелу, та что-то пробубнила и открыла глаза. Зрачки резко расширились, певица ладонью рот прикрыла и резко на кровать села.

– А ну-ка прекратить! – рявкнул я. – Охренела совсем?! Ты чего себе позволяешь и почему над персоналом издеваешься?! Чтобы я не видел больше, как тебя тошнит, на это со стороны смотреть невыносимо!

Ну, наверное, мог бы так и не орать. Портейг в изумлении на меня уставился, а Анжела даже глаза прищурила, готовится устроить мне отповедь. «Ха» три раза! Я-то не собираюсь останавливаться. Отчитываю ее как дитя неразумное:

– Это же что за поведение?! Довела себя и весь персонал больницы! Занимаешь место, которое необходимо нуждающимся!

– Что вы себе позволяете?! – яростно сверкая глазами, воскликнула Анжела.

– Уже не тошнит? – склонил я голову к плечу.

– Э-э-э, перехотелось как-то, знаете ли! – ответила раненая.

Оглянулся я на профессора, а тот крякнул, одобрительно или нет – я не понял. Махнул рукой и направился на выход, рассчитывая где-нибудь койку отыскать. Странное поведение певицы лежит в области мозга, пусть с ней психиатры разбираются и лечат непонятную зависимость. Скорее всего, эффект от моей «взбучки» носит временный характер, теперь дело за Портейгом.

– Барышня, – обратился я к сестре милосердия, спешащей в палату с подносом в руках, на котором две кружки чая и какие-то булочки, – мне бы отыскать свободную койку, чтобы часик подремать.

– Ой, Иван Макарович, нам на рабочем месте спать запрещено, – ответила та и почему-то зарделась.

– Так речь не о вас, голубушка, – прикрыл я рот кулаком, подавляя зевок, – мне даже диван сгодится.

– В сестринской? – осторожно предложила та.

– Ведите, – потер я ладони.

Хм, диван оказался за ширмой, где сестры милосердия переодеваются, так как на вешалке развешаны шубки и пальто. Ну, я не привередлив, сапоги стянул, халат свернул и под голову его положил. Успел попросить разбудить через часок и сразу отрубился.

Выспался отменно, никто меня не потревожил, только осторожно укрыли одеялом. А я ведь даже не знаю имени благодетельницы. Кстати, личико у нее миленькое, а смущается-то как! Хотел уже встать, да привлек приглушенный разговор, как одна женщина другой хвалится своим новым платьем.

– Зинка, точно тебе говорю, если на прием придешь со своим поручиком в таком наряде, то он точно будет вынужден тебе предложить руку и сердце!

– Тань, больно у него вырез большой, да и стоит аж двадцать рублей – дорого!

Ага, сестры милосердия устроили примерку платьев, а про мою персону не догадываются. Если встану, то визгу будет… Женщины-то молоденькие, хорошенькие, в нижнем белье, а у Тани, если правильно определил, кто где стоит, и вовсе лифчика нет, а грудь тяжелая и массивная, не скажешь, что у обладательницы такой тонкой талии – столь выдающийся бюст, не меньше пятого размера. Высока, стройна… Э-э-э, господин наместник Урала, что за грешные мысли и шевеление, точнее, кол в паху образовался? Давненько с женщиной не был, так сам в этом виноват, все работа и работа, проблемы и суета, отдыхать некогда. Марта прием устроила, чтобы меня свести с певицей, – и то получилось не пойми что…

Зина все же платьице померила, ну не сказал бы, что оно на ней идеально сидит, но подруга убедила, что портниха за час все подгонит и от ухажеров отбоя не будет.

– Если уж не твой поручик, то кого-нибудь другого охмуришь! – вынесла вердикт Таня, после чего получила обещание, что деньги за платье получит.

Довольные друг другом сестры милосердия наконец-то оделись в форму и отправились к больным. Встал я с дивана, потянулся и на часы взглянул:

– Твою ж!.. – выругался из-за того, что часовая стрелка уже к двенадцати подползла. – И чего меня никто не разбудил?!

Надо бы нагоняй дать той, что мне диван показала да потом укрыла. Хотя сестра милосердия вряд ли бы ослушалась, если только к этому не приложил руку Семен Иванович. Высказывать же претензию своему компаньону – бесполезно, тот найдет множество причин и отговорок, да еще в итоге себя могу виноватым и неблагодарным почувствовать.

Вышел из больницы и усмехнулся. Рядом с моим автомобилем припаркована машина охранников, а два подпоручика при виде меня честь отдали. Ясно, все знали, где нахожусь, и сон мой берегли, а двух сестричек милосердия проворонили. Ну да ладно, смешно бы смотрелось, если бы Анзор выставил пост у сестринской.

– Происшествия? – подошел я к подпоручику.

– Не могу знать, ваше высокопревосходительство, – ответил тот, а потом добавил: – Вроде спокойно все. Куда сейчас отправимся?

– К Терешкину, потом в управу, – ответил я и сел в свою машину на заднее сиденье.

Подпоручик поздоровался и завел машину. Кто-то предусмотрительно оставил свежую прессу на сиденье, наверняка мой советник по безопасности. Хм, интересно, а чем он сейчас занят?

– Павел Арсеньевич, а давно господина Анзора не видели? – спросил у водителя.

– С час назад приезжали, – ответил тот, выруливая на центральную улицу.

– Что в городе говорят и какие сплетни среди офицеров курсируют? – раскрывая газету, поинтересовался я.

– Ой, Иван Макарович, зачем сразу «сплетни»? – усмехнулся подпоручик. – Честно говоря, большинство озадачены и строят различные предположения. После же публикаций в газете, думаю, всем сразу все станет понятно, ну, тем, кто думать умеют.

Бегло просмотрел статью, которую сам же и согласовал. Да, слово в слово, как и договаривались, за исключением небольших правок, чисто в отношении стилистики. Рассказано все подробно, про покушения на меня и императрицу, как пытаются свалить расстрел революционеров на имперскую стражу. Вопрос на всем протяжении статьи прослеживается один – кому это выгодно? Конечно, дается ответ, что ни наместник Урала, ни тем более сама Ольга Николаевна за этими событиями стоять не могут, ибо слишком уж невыгодно с политической и экономической точки зрения. Для чего нам ссориться? Затеять войну друг против друга? Нет, никто в здравом уме на это не пойдет. А вот насчет верхушки революционеров делается еще один вывод, который, честно говоря, я пропустил. Предполагается, что, возможно, расчищается кому-то дорога в лидеры движения. А вот внешний враг копит силы, спит и видит, что мы все друг дружке глотки перегрызем.

Ну, нормальная статья получилась, а завтрашняя дополнится еще и новыми данными о задержании группы, которая теракты готовила. Главное, подать правильно, тогда, вполне возможно, из операции врага можно и выгоду для себя поиметь.

– Война скоро будет? – то ли вопросительно, то ли утверждающе произнес мой водитель.

– Мы ее раньше ждали, всеми силами оттягиваем, – ответил я.

– Эх, нам бы еще годик – и тогда сам черт не страшен! – заявил подпоручик.

– С чего это такой вывод? – удивился я и стал хлопать себя по карманам в поисках папирос.

– Так наши бронемашины врага сразу в бегство обратят! Если бы их сотня была!

– Братец, ты думаешь, что враг на тебя с доисторическим копьем и мечом пойдет? Нельзя недооценивать противника, он сейчас тоже оружие совершенствует и каверзы готовит, – недовольно ответил я.

Подпоручик промолчал, к этому моменту мы уже въехали на территорию завода, где собираются бронемашины, и Терешкин должен показать наработки по самолетам.

Прошел я мимо зачехленных брезентом легких танков, которые завод еще не передал войскам. Увы, всего пять машин собрано, правда, в войсках полтора десятка обкатали, но это капля в море. С автоматами дело обстояло намного проще. Чтобы собрать одну машину, требуются большие вложения, и не только в те же двигатели, простой возникает в основном из-за нехватки каких-либо мелких деталей.

– Иван Макарович! Наконец-то! – заспешил мне навстречу мой конструктор.

– Здравствуй, Василий Андреевич, прости, обещал утром, да… – Пожимая парню руку, я чуть улыбнулся и после паузы добавил: – Проспал!

– Не верю! – рассмеялся тот. – Ваше высокопревосходительство, на себя наговаривать – нехорошо!

– Вот те крест! – перекрестился я и вспомнил отца Даниила, к которому обещал зайти еще на прошлой неделе.

– Небось всю ночь на ногах провели? – догадливо спросил Василий.

– Показывай уже, что наработал, – не стал я развивать тему.

Хм, показал… Хорошо хоть макет, а не опытный образец. Правда, по уверению моего конструктора, если установить двигатель на деревянный каркас, обшитый фанерой, то можно это чудище в воздух поднять, расчеты, мол, показывают, что точно взлетит. Дело в том, что мой схематичный чертеж размеров не имел. Рисовал я наспех, думая, что все понятно, да и пропорции можно вывести. Нет, Василий увеличил габариты в несколько раз! В ангаре, занимая чуть ли не все пространство, стоит огромный и неповоротливый монстр (на мой взгляд). В длину метров двадцать пять, размах крыльев, естественно, чуть больше.

– И где же вы лес такой длины нашли? – пробормотал я, видя, что незакрытая часть каркаса сделана из очень длинного бруса.

– Так в лесу! – рассмеялся мой конструктор. – Что скажете?

– Хрень это! – коротко припечатал я, но потом поправился: – Габариты в несколько раз уменьшить, как и все остальное.

– Так маленький получится, – озадачился Терешкин. – А вот такой если в воздухе покажется, то враг от страха в штаны наложит.

– И бочку с топливом на привязи за собой таскать! Двигателей с десяток потребуется, чтобы этого монстра в воздух поднять. А как пилоту им управлять, да еще огонь по противнику вести? Нам нужен легкий самолет, охотник на воздушные суда противника. Понимаешь?

– Да, простите, – потупился Василий, а потом крикнул рабочим, что в сторонке стояли: – Братцы! Ломай эту хрень!

– Подожди, не спеши его под топор пускать, – задумчиво проговорил я и потер щеку. Мелькнула у меня одна мысль, но сейчас на ее реализацию времени нет…

– Иван! Иван Макарович, ваше высокопревосходительство! – вбежал в ангар Анзор. – Срочные сведения! Необходимо переговорить немедля!

Глава 4
Дурные вести

Если мой советник выглядит встревоженно, то новости явно из разряда хреновых. Сделал знак Василию, чтобы оставался на месте, а сам направился навстречу своему другу.

– Что случилось? – спрашиваю, пожимая ладонь Анзору.

– В Москве захватили телеграф, телефонные станции, вокзалы, перекрыты дороги на подступах к столице. В самом городе возводятся баррикады, а часть имперских войск перешла под красные знамена, – ошарашил меня советник.

– Революция, черт бы ее побрал! – Прикрыл глаза и медленно считал про себя, чтобы успокоиться и привести мысли в порядок. – Императрица?

– Блокирована в резиденции, – мгновенно ответил Анзор. – Министры и прочая придворная шелупонь разбежались. Кто-то забился в норы, другие рванули из столицы, но есть и те, кто перешел на сторону бунтовщиков.

– Это не бунт, – покачал я головой. – Сколько в распоряжении Ольги Николаевны войск? Смогут продержаться до подмоги?

– Этого не знаю, – покачал головой Анзор.

– Что на границе? Боестолкновения не начались?

– Пока тихо, – криво усмехнулся советник, – ты же сам говорил, что сначала попытаются в России всех друг с другом лбами столкнуть. Как видишь, им это удается. Иван, какие распоряжения последуют?

– Василий! – обернувшись в сторону ожидающего меня конструктора, крикнул я и взмахом руки подозвал того к себе. Когда он подошел, задал вопрос: – Какова максимальная скорость бронемашин?

– Последние на испытаниях показали максимальную скорость порядка сорока пяти километров в час, – ответил главный конструктор и сразу уточнил: – Таких машин у нас тринадцать, экипажи не полностью сформированы, боекомплекты есть.

– До столицы, если устроить марш-бросок, за какое время дойдут? – прищурился я.

– Гм, – задумчиво пригладил волосы Василий, – дня за три, если в дороге ничего не случится. На такие дальние расстояния, без остановок, мы технику не испытывали, гарантировать, что не откажет ходовая, – не могу. Да и пополнять запас топлива где-то нужно.

– А запас хода? – скептически спросил Анзор.

– Если по дороге, то километров триста, но можно навесить дополнительные баки, тогда увеличим дальность вдвое, – мгновенно ответил конструктор, словно такой вопрос ожидал.

– Мало, – пнул я ногой камушек. – Черт! Где-то потребуется топливом заправляться, а это время, и вряд ли мы отыщем столько горючки.

– А что случилось-то? – поинтересовался Терешкин.

– В столице бунт, – не стал я скрывать то, о чем вскоре станут кричать на каждом углу разносчики газет. – Следует перекинуть туда войска и помочь императрице.

– Так погрузим на платформы – и поездом, – как само собой разумеющееся, предложил конструктор.

– Василий Андреевич дело говорит, – поддержал его Анзор. – Пусть до самой столицы и не доедем, но горючку сэкономим, а потом вдоль путей можем устроить перегон, заправляясь в паровозных депо.

– Поехали в штаб нашей армии, надеюсь, генерал Гастев на месте! – принял я решение, но в последний момент посмотрел на своего главного конструктора. – Так, слушай внимательно! Тринадцать бронемашин следует готовить к походу, максимально увеличить боекомплект, не забыть про запчасти, которые чаще всего выходят из строя, – дал указания, а сам скорым шагом направился к автомобилям.

Своего водителя попросил пересесть на заднее сиденье, сейчас важна быстрота, нельзя терять ни минуты. Анзор сел рядом со мной, и мы рванули в штаб нашей армии. По дороге уточнил, есть хоть с кем-то в столице связь. Советник меня обрадовал, что до своих осведомителей он может дозвониться, а вот с резиденцией или тем же Генеральным штабом соединять барышни-телефонистки отказываются, ссылаясь на распоряжения господ эсеров и лично на товарища Чернова.

– Это кто такой? – поинтересовался я.

Мой советник вытащил из кармана обрывок газетного листа, на котором что-то от руки записано, и зачитал:

– Виктор Михайлович Чернов, тридцать четыре года, один из руководителей партии социалистов-революционеров, выходец из зажиточной семьи и старинного дворянского рода, уроженец Саратовской губернии.

– Откуда сведения? – поинтересовался я.

– А из революционной газеты, – хмыкнул Анзор. – Мне зачитали по телефону, сейчас в Москве чуть ли не все улицы усеяны «Революционной Россией»!

– Прямо-таки и усеяны? – недоверчиво переспросил я.

– Говорят, что кое-где даже пачками лежат, – мрачно подтвердил мой советник.

Это плохо. Ларионов проморгал – допустил, чтобы газету где-то массово напечатали и доставили такой огромный тираж в столицу. Из этого можно сделать определенные выводы, и они, как ни прискорбно, печальны. Кто-то в Генеральном штабе и ведомстве ротмистра целенаправленно закрывал глаза на подготовку переворота. Да что там закрывали! Сами помогали и готовились! Предателей вокруг Ольги навалом, чудо, что покушения на нее не завершились успешно. Впрочем, следует отдать должное охранителям, те свою работу выполняют, но их не так много, и противостоять многочисленным боевикам эсеров они не смогут. Да и, честно говоря, у охранителей совершенно другие задачи.

В штабе уже собрались офицеры, слухи распространяются как пожар. К сожалению, ходят и сплетни о количестве жертв с той и другой стороны. Якобы резиденцию уже несколько раз пытались брать штурмом, а в данный момент идут переговоры по отречению от власти императрицы. Эти разговоры мы с Анзором услышали, еще не войдя в зал совещаний. Конечно, такой поворот событий в столице вполне возможен, чего не хотелось бы.

– Здравствуйте, господа офицеры! – вошел я в зал и направился к сидящему во главе стола Гастеву.

Шум немного стих, шепотки остаются, но выкрики прекратились. Обменялся приветствием с Иваном Матвеевичем, повесил шинель на спинку стула и посмотрел на собравшихся. Лица встревоженные, чувствуется, что за будущее империи переживают, и это хорошо. Собрался я с мыслями и начал с того, чего не планировал:

– Господа, как понимаю, о бунте все наслышаны. Конечно, враги России пытаются назвать происходящее революцией, однако я с этим готов поспорить после того, как мы отстоим Отчизну с помощью своего оружия, господа. У меня ко всем вам есть один из главных вопросов и заключается он именно в отношении к происходящему. Если кто-то считает, что в империи назрели радикальные перемены и власть должна перейти к социалистам, то прошу, – указал на дверь, – представить рапорт. Его незамедлительно рассмотрим, выдадим полный расчет; сдадите оружие и офицерскую книжку, а потом можете отправляться на все четыре стороны!

Возмущенные возгласы проигнорировал, прошелся по комнате, а потом стал тихо говорить:

– Господа, Россия на пороге гражданской войны, этого от вас скрывать не собираюсь. Сумеем ли остановить братоубийство? Постараемся сделать все, что от нас зависит. Придется идти под пули своих же соотечественников и проливать русскую кровь. Не остановить бунт другими путями, никакие мирные переговоры, как и уступки со стороны императрицы и высших чинов империи, не помогут.

– Капитан Маликов, – поднялся один из офицеров. – Иван Макарович, разрешите уточнить?

– Спрашивайте, – кивнул я.

– Неужели вы считаете, что собравшиеся готовы предать? Простите, но вы нас обижаете! – заявил капитан, смотря мне в глаза. – Не так ли, господа? – окинул он взглядом остальных.

Раздались одобрительные выкрики, это напоминает не совещание в штабе армии, а какой-то базар-вокзал.

– Тихо! – поднялся со своего места Гастев. – Что вы как дети малые, ей-богу! Устроили гвалт! Иван Макарович дело говорит! Сами подумайте, в какой опасности империя!

– Мы присягу давали! – возразил ему все тот же капитан.

– Алексей Миронович! Не забывайтесь! – повысил голос Иван Матвеевич на своего офицера. – Не посмотрю на ваши заслуги и отправлю на гауптвахту, чтобы в тишине подумали о субординации!

– Господин генерал, – посмотрел я на Гастева, – спокойнее, вопросы поднимаются острые и сажать кого-то на «губу» не стоит. Заранее прошу у всех прощения за следующие слова. – Вздохнул, поморщился, а потом продолжил: – Если в наших рядах окажутся те, кто начнет агитацию против императрицы и самой империи, будет саботировать приказы и распоряжения, то наказание одно – расстрел. В сложившейся ситуации вынужден объявить военное положение на территории Урала и Сибири. Указ подпишу сегодня. Предлагаю всем успокоиться и перекурить, обдумайте мое предложение. Если кто-то, – вытащил часы и откинул крышку, – через десять минут не вернется, то жду рапорта. Разойтись!

Офицеры вновь зашумели и потянулись к выходу. Им необходимо переговорить между собой. Возможно, действую неправильно, мог бы приказ отдать и без разговоров. Об этом мне и Гастев сразу же попенял, мол, в армии не устраивают диспуты. Ничего ему не ответил и объяснять не стал. Господа офицеры – люди чести, и если кто-то сочувствует революционерам, то они сейчас уйдут… Нет, рад, что ошибся: ни одного рапорта, все с перекура пришли уже какими-то притихшими.

– Рад вас всех видеть, – сказал я офицерам. – Теперь приступим непосредственно к делам. Бунт произошел в Москве и еще нескольких крупных городах России. Захвачены телефонные станции, телеграф. Какая-то часть армейских подразделений перешла на сторону революционеров. Императрица в резиденции и с верными ей войсками, отбивающими атаки мятежников. Не вижу иного выхода, как поспешить и помочь Ольге Николаевне в подавлении бунта. Прошу в кратчайшие сроки, – вновь вытащил часы, – даю два часа, предоставить предложения и план действий. Задавайте вопросы: если смогу – отвечу.

Как и ожидалось, офицеров больше интересует, что творится в центральной части России. Каковы силы у революционеров, как себя ведет Генеральный штаб. Нет у меня ответов, как и связи со столицей. Не говорить же, что мой советник связывался со своими людьми, которые далеки от армии и являются преступными элементами. План у нас, конечно, тот еще, больше похож на авантюру, но ничего другого никто предложить не может. Приняли решение отправиться в столицу в эшелоне, загрузив на платформы бронемашины и вооружив личный состав автоматами. Этакая мобильная группа в количестве почти трех сотен бойцов. Артиллерию не берем, рассчитываем на нашу технику и должны наскоком прорваться в резиденцию императрицы, а потом уже действовать по обстоятельствам. Остальные наши войска приводятся в полную боевую готовность, способные отразить удар мятежников здесь или же выдвинуться на помощь ударной группе.

– Возглавлю данную операцию лично, и это не обсуждается! – сказал я в заключение, зная, что начнутся возражения со стороны Гастева и моего советника. – Господа офицеры, прошу разойтись и ускоренно готовиться к выступлению, через три часа мы должны уже грузиться в вагоны.

– Иван Макарович, ваше высокопревосходительство, – обратился ко мне один из штабных офицеров в чине полковника, – дозвольте пару слов сказать.

– Михаил Ефимович, если не ошибаюсь, – посмотрел я на убеленного сединами офицера, которому шестой десяток пошел, – давайте коротко, если можно.

– Гм, Иван Макарович, вы занимаете должность наместника Урала и негласно, хотя ни для кого это не секрет, являетесь хозяином Сибири, – начал полковник, нахмурил густые брови, а потом махнул рукой и в сердцах продолжил: – Нельзя командиру покидать и бросать на произвол судьбы находящихся в подчинении и поверивших ему людей! Конечно, я все понимаю, в том числе и то, что Ольга Николаевна притягательная и обаятельная женщина. Однако…

– В первую очередь она императрица, – перебил я полковника. – Продолжайте, вывод-то понятен: мобильную группу должен возглавить кто-то другой, а я – дожидаться результата в тылу. Верно?

– Ну так да, вы все правильно подметили, – твердо посмотрел на меня полковник.

– Это не обсуждается, – покачал я головой. – Ситуация намного опаснее и серьезнее, чем вы ее представляете. Ответственные решения предстоит принимать на месте. Возможны какие-то переговоры, но не исключаю и того, – щека даже дернулась, – что придется отдавать приказ открывать огонь на поражение. Господа, у нас мало времени, и тратить его на диспуты я не желаю. Будьте любезны исполнять приказы!

Ну, после моих слов все понимают, что спорить я не готов, да и на уступки не пойду. Согласовал несколько предложений, после чего с хмурым Анзором отправился в управу, следует выпустить несколько указов, согласовать линию поведения с газетчиками, договориться с священнослужителями о том, чтобы они благословили поход во спасение империи и императрицы. Нельзя забыть и про главного конструктора, с которым мы не договорили. Обязательно переговорить с губернаторами городов, которые мне принесли присягу. Дел столько, что голова кругом! А скоро выступать!

Добрались до управы, дал указания своей секретарше напечатать тексты указов, которые успел по дороге в блокноте набросать. Анна Максимовна не удивилась, коротко доложила о несмолкающем телефоне и попыталась узнать, что же теперь в империи будет. Успокаивать ее не стал, не до этого, лишь строго-настрого запретил паниковать и если кто-нибудь будет интересоваться настроением, то ничего, кроме победной риторики, не говорить.

Прошли с Анзором в кабинет, секретаршу попросил организовать кофе и никого не пускать, ни с кем не соединять.

– Иван, ты отправь состав, а сами мы их потом на машине догоним, – порекомендовал Анзор.

– Кто это «мы»? Ты останешься в Екатеринбурге и…

– Не-а, – скрестил руки на груди мой советник, – не заставишь! Без тебя все к чертям собачьим рухнет, это понимает и тот полковник, который не побоялся слово поперек тебе сказать. За наших близких не беспокойся, найдутся преданные люди, кто их от опасности оградит. Потребуется, так и за границу переправят, пути отхода, по-твоему же распоряжению, имеются.

Да, было дело, когда я отдавал распоряжение, если со мной что-то произойдет при уничтожении мятежников, то всех следовало обезопасить. В том числе и некая сумма в банках Швейцарии лежит. Нет, там деньги, принадлежащие лично мне, казну и золотой запас Сибири (он уже имеется) и в страшном сне не собираюсь вывозить. А ведь подстраховаться и в данном вопросе необходимо. Задумался, вспоминая историю своего мира. Когда-то никто не сомневался, что революция – явление временное, одумаются рабочие, а крестьяне и вовсе окажутся недовольны новой властью. Высшие чины и богатые люди бежали из России, а свое нажитое прятали, рассчитывая вернуться через год, когда все уляжется. Тот же бесследно пропавший эшелон Колчака с золотом говорит о многом. Кто его захватил? Где двести тонн золотого запаса империи? И тем не менее необходимо верить в лучшее, иначе никогда не победить. Если пойдут слухи, что готовятся пути отхода, то возникнет паника, а она в таком деле сродни пожару, в пламени которого погибнет все достигнутое.

– Анзор, ты же понимаешь, что я обязан отправиться в этот поход? – задаю вопрос, пытаясь придумать, как попытаться переубедить друга. – Конечно, здесь есть на кого мы можем положиться, чтобы присмотрели за женщинами, но положиться-то могу только на тебя.

– Оставим Жало, – пожал плечами мой советник, – ты же знаешь, ему доверять можно.

– Но у него не так много власти, как у тебя, – попытался парировать я.

– Отец Даниил, генерал Гастев, начальник сыска, – отмахнулся мой советник, – многих могу перечислить. А главное, – он поднял вверх палец, – народ тут за тебя, поэтому и нет смуты. Революционеров, кои сюда забредут и свою деятельность начнут, сдадут в полицию на раз!

– Ладно, иди пока в дорогу собирайся и дела передай тому, кого вместо себя оставишь. Кстати, это же будет Александр Анзорович?

– Угадал, – хмыкнул мой советник и поднялся с кресла. – Действительно, надо бы Жало дать указания, что и как, в том числе и договориться о связи. Встретимся у тебя дома или на вокзале?

– Как получится, – пожал плечами в ответ.

Время летит стремительно, телефонный аппарат почти не замолкает. Попытался дать указание секретарше отвечать на звонки и беспокоить только по важным вопросам – не получилось, еще хуже стало. Анна начала через каждые несколько минут в дверь стучаться и озвучивать чин звонившего и вопросы, на которые требуются мои пояснения. Два часа прошли в каком-то угаре, а потом явился глава города с банкиром. Если с господином Марковым решил все за несколько минут, то с Велеевым этого не сделать, финансы куда сложнее. Отпустив градоначальника, я сделал большой глоток кофе. За короткое время уже вторую кружку пью. Посмотрел на банкира и спросил: