Текст книги "Два брата"

XIII

Николай, против ожидания, не застал дома приятеля, которого хотел звать в секунданты. Он с утра ушел и обещал быть дома не ранее шести часов вечера. Николай оставил ему записку, в которой просил непременно, по очень важному делу, заехать к нему, а сам направился в редакцию, где работал приятель, в надежде застать его там около часу.

Погода, как нарочно, была превосходная. Стоял славный, яркий, морозный день… Николай доехал до Поцелуева моста и пошел пешком… Опять грустные мысли проносились в его голове… Опять тоскливо сжималось сердце у молодого человека… Как нарочно, навстречу ему попались похороны. Он даже полюбопытствовал узнать, кого хоронят. Оказалось, что хоронят какого-то молодого человека. «И его, может быть, так же повезут!..» А кругом кипела жизнь… улицы оживлялись… Николай теперь с особенным интересом заглядывал в лица проходивших. Они сегодня казались ему особенно добрыми, хорошими…

– Николай Иванович! – почти в упор раздался чей-то звонкий, приятный, знакомый голос.

Он повернул голову. Из подъезда дома министра внутренних дел проходила к карете Нина Сергеевна.

– Вы точно влюблены или получили неприятное известие, – сказала она, протягивая из-под белого пушистого меха бархатной накидки мягкую, теплую руку, оголенную почти до локтя. – В какие страны?

– На Литейную.

– Нам по дороге. Садитесь, я вас подвезу!

Николай согласился и сел вслед за нею в маленькую карету. Встреча с этой красивой, изящной женщиной обрадовала его… Он уже снова приободрился.

– Что с вами? Вы в самом деле как-то печально шли, – с участием продолжала она, обдавая его мягким, нежным взглядом. – Какое у вас горе?

– Никакого… так задумался.

– Не весело же вы задумались!

Она продолжала болтать; попеняла, что Николай не заходит, сказала, что непременно придет послушать, как он будет в суде сражаться с Присухиным. Присухин ей говорил.

Николай взглядывал на эту блестящую красавицу, и ему было необыкновенно приятно… Хотелось побыть с ней подольше, поговорить, узнать наконец, что это за женщина… А Нина Сергеевна, как нарочно, глядела на него так ласково. «Ведь, может быть… он никогда ее не увидит. Она и не знает, что он завтра дерется».

– Знаете ли, Николай Иванович, с вами весело встречаться! А вы вот как будто не хотите? Отчего?

– Некогда было, Нина Сергеевна…

– Все это вздор… Когда захочешь кого видеть, всегда найдешь время.

– Да и к чему?.. – прибавил тихо Николай.

– К чему? – усмехнулась Нина.

– Пожалуй… того и гляди опять, как тогда в деревне… – улыбнулся Вязников.

– О, какой вы самолюбивый… До сих пор помните… Ну, что ж? Положим, даже и влюбитесь…

– А потом?

– А потом найдете, что это было глупо! – рассмеялась Нина.

– Вы все смеетесь!

– Делать-то мне больше нечего!..

– Странная вы, Нина Сергеевна! В деревне вы были не та…

– Будто? Ах, да… вы помните… тогда вы говорили, что я любила какого-то рыцаря? – насмешливо протянула она.

– А разве нет?.. Ответьте-ка серьезно.

– Положим. Вы угадали.

– А теперь?

– Теперь? Ну, так и быть, скажу. Теперь – нет!..

– И хандрите?

– И хандрю.

– И даже от скуки делами занимаетесь?.. К министру ездите?..

– Хочу основать новый дамский кружок… Хлопотала об уставе. Хотите в секретари?

– Вы это как – серьезно или опять шутите?

– А вы как думаете? Недостает еще, чтобы Присухина в вице-президенты. Нет, нет… я еще до этого не дошла. Подождите; как старухой сделаюсь, тогда разве… Я по другому делу была. Кстати: помогите мне. Напишите мне прошение. Видите ли, одна мать просила меня похлопотать за своего сына… Неспокойная натура… Искал бурь и нашел тихую пристань.

– В доме предварительного заключения?..

– Кажется!.. Не знаю, впрочем, где именно!.. Так я обещала похлопотать, чтоб его пока выпустили на поруки. Вот и езжу к великим мира сего.

– И успешно?

– Надеюсь… – улыбнулась Нина Сергеевна. – А вы помогите мне написать докладную записку…

– Как фамилия этого неспокойного?

– Фамилия? (Нина Сергеевна остановилась.) Да вы фамилии не проставляйте. Сама перепишу прошение и тогда… я забыла фамилию…

«О, неправда. Ты помнишь!» – подумал Николай.

– Так вы напишете? Чем скорей, тем лучше… Если можно, завтра к двенадцати часам приходите ко мне.

«Завтра! – вспомнил вдруг Николай. – Завтра!»

– Хорошо, Нина Сергеевна. Я приду завтра, если…

– Без «если». Непременно. Я не люблю этих «если»!.. Да или нет? Я люблю решительные ответы на всякие вопросы, – загадочно произнесла Нина Сергеевна.

– На всякие? – поддразнил Николай.

Он испытывал какое-то раздражающее удовольствие от этой беседы, полной прелести намеков, недосказанных слов, полупризнаний. Эта загадочная Нина Сергеевна была такая изящная, ослепительно красивая, благоухающая… Ему припомнились неясные рассказы об ее замужестве, о гибели какого-то юноши… Наконец сцена в саду с Прокофьевым, ее внезапный отъезд – все это придавало ей какую-то заманчивую прелесть.

– А если вам не ответят?

– Тогда я рассержусь! – проговорила Нина.

– И очень?

– Хотите испытать? – улыбнулась Нина, и в ее темных глазах блеснула искорка.

– Я не боюсь, но только… Однако ж мне пора… Вот и Литейная…

– Подождите. Куда спешить? Проедем еще… Проводите меня, мне недалеко… Надо заехать еще к одному сильному мира…

– И все по просьбе бедной старушки?.. Я бы с удовольствием вас проводил, но мне нельзя… ей-богу… Необходимо увидать одного приятеля.

Он высунулся из окна кареты и приказал кучеру остановиться у подъезда редакции.

– Вы решительно не хотите!..

– Не могу!.. Прощайте, Нина Сергеевна! – проговорил он с особенным чувством, когда карета подъезжала к крыльцу.

Нина удивленно взглянула на него.

– Вы прощаетесь будто навек.

– Кто знает!

– Умирать собираетесь?

– Пока собираюсь отыскать секунданта, – смеясь, проговорил Николай.

– Вы завтра деретесь на дуэли! – воскликнула она с таким сердечным участием в голосе, что Николай был тронут. – И не сказали раньше ни слова? – продолжала она, придерживая руку Николая в своей руке. – А еще мы считаемся друзьями!.. С кем? Из-за чего? Страничка любви, ревности?..

– По правде сказать, я и сам не знаю из-за чего!

– И все-таки делаете эту глупость? Разве нельзя объясниться?..

– Не всегда захочешь объясняться, Нина Сергеевна! – проговорил Николай, вспыхивая.

– О, какой же вы самолюбивый!

Нина остановила на Николае пристальный, ласковый взгляд. Ей было жаль этого красивого, славного Николая. Жить бы ему только, и вдруг глупый случай! Странная улыбка вдруг скользнула в ее глазах.

– Вы свободны вечером? – спросила она.

– А что?

– Проведем вечер вместе! Хотите?

Николай взглянул на Нину.

«В самом деле, отчего ж ему не провести вечер у Нины Сергеевны?»

– С удовольствием! – ответил он.

– Все веселей будет, чем скучать одному и думать о завтрашнем дне! Вы мне расскажите о вашей дуэли, – о, я уверена, что все кончится благополучно! – а я, если хотите, расскажу вам историю одной скучающей женщины… Будете?

– Это так интересно, что непременно буду.

– Так до вечера? – сказал она, пожимая его руку.

– До вечера! – ответил Николай и захлопнул дверцы кареты. – Я вам и записку привезу.

Нина дружески кивнула головой, и карета тронулась.

– Странная женщина! – промолвил Николай, поднимаясь по лестнице.

В редакции он не нашел приятеля, написал ему записку и поехал домой, рассчитывая теперь же написать письма и список своих долгов, чтобы быть вечером свободным и провести его у Нины Сергеевны. «То-то удивится она, когда я объявлю ей о своей женитьбе!..» Во всяком случае, он проведет интересный вечер.

«Может быть, последний в жизни!» – мелькнуло в голове, и снова беспокойные, мрачные мысли овладели нашим молодым человеком, когда он остался один.

Когда он приехал домой и увидал записку Лаврентьева, сердце его радостно забилось. Надежда закрадывалась в его душу. Лаврентьев, быть может, узнал о свадьбе, был у Леночки или у Васи, кто-нибудь из них ему сказал, и… он придет объясниться. О, как бы ему хотелось, чтобы это было так! Да, разумеется, будет так. Зачем же Лаврентьев опять заходил? Он ведь, в сущности, не такой же идиот, этот Отелло!..

В беспокойстве, переходя от уныния к надежде, ждал теперь Николай Григория Николаевича.

Опять резкий звонок колокольчика. Опять Николай вздрогнул, и сердце его замерло в страхе от ожидания. Он старался овладеть собой и скрыть волнение перед «диким человеком».

«Дикий человек» вошел, как утром, не постучавшись в двери. Николай старался по лицу Григория Николаевича узнать решение, но на лице Лаврентьева он ничего не прочел. Николай сделал несколько шагов навстречу, поклонился и, сам не зная к чему, проговорил:

– Секундант мой еще не был у господина Непорожнева. Я жду его каждую минуту…

– Не надо секундантов! Я пришел повиниться перед вами, Николай Иваныч! Я давеча погорячился, набрехал черт знает чего… ну да… А вы не захотели успокоить человека… Теперь примите мою повинную! – проговорил Лаврентьев угрюмо, с некоторым усилием.

Николай тотчас же весело протянул руку. Лаврентьев не совсем охотно подал свою, но Николай под впечатлением радостного чувства не заметил этого.

– Я охотно готов забыть. Мне было очень обидно, Григорий Николаевич, что вы могли поверить слухам. Конечно, я, может быть, совершенно невинно мог причинить вам боль…

– Не станем больше об этом говорить! – перебил Лаврентьев. – Я сам понимаю свою дурость.

Он на минуту остановился, взглянул на Николая и проговорил прерывающимся голосом:

– Я узнал все. Желаю вам… Берегите Елену Ивановну, Николай Иванович! Она очень хорошая… Прощайте.

Николай вышел проводить Лаврентьева в переднюю. Григорий Николаевич надел своего волка, взял в руки чемодан и кивнул головой.

– Вы сейчас уезжаете? – осведомился Николай.

– Прямо на чугунку. Прошу передать мое почтение Елене Ивановне!

Через час Жучок проводил своего друга. Лаврентьев прикидывался спокойным и даже сделал несколько одобрительных замечаний насчет Вязникова. Тем не менее, когда поезд тихо двинулся, доктор в раздумье покачал головой и прошептал:

– Неизлечимая болезнь! Редкий случай привязанности!

XIV

Как легко, весело стало нашему молодому человеку, когда Лаврентьев ушел! Тяжелый кошмар прошел, мысли его просветлели; он испытывал радость жизни, ему хотелось веселиться, как ребенку. Завтра он встанет когда захочет. Завтра… ничего не будет завтра ужасного. Не надо будет подставлять под дуло грудь. В то же время он не без приятного чувства к себе самому думал, что поступил как порядочный человек. Он не трусил (о, он и на барьере бы не струсил!) и в то же время искренно протянул руку, когда Лаврентьев извинился. «В самом деле, бедняге, должно быть, тяжело. Он так любит Леночку, и что у него останется, кроме личного счастья?» – не без снисхождения подумал Николай.

Он даже в эту минуту пожалел Григория Николаевича и мысленно обвинил Леночку в легкомыслии. «Зачем она давала ему слово? Надо быть осторожнее… Так нельзя шутить! Впрочем, и ей было тяжело. Чем же она виновата, что полюбила меня! И Леночка славная. Славная!» – повторял он.

Все в эту минуту казались ему славными.

Ожидаемый секундант, однако, не являлся, а Николай с утра ничего не ел и теперь почувствовал голод. Он, однако, написал обещанную докладную записку и стал одеваться с особенною тщательностью, собираясь пообедать где-нибудь в ресторане («Можно сегодня раскутиться и хорошо пообедать!») и оттуда ехать к Нине Сергеевне. Он вспомнил, что следовало бы побывать у Леночки, но решил, что к Леночке можно завтра. Он обещал Нине Сергеевне, и надо исполнить обещание, неловко. «Пожалуй, Леночка обидится? Глупости!» – решил он после минутного колебания. – Что ж тут дурного? Разве он теперь привязан, что ли, оттого, что женится? Разве ему нельзя бывать где вздумается? Леночка умная, она поймет, что нельзя же вечно быть друг с другом и… Да и что ему Нина Сергеевна? Просто интересный субъект для наблюдений. В ней что-то таинственное, и он сегодня узнает, что это за женщина. Слава богу, он не юбочник! – вспомнил он выражение Прокофьева, и ему даже досадно стало. С ней можно провести приятно вечер, вот и все. А Леночку он любит, и она может быть спокойна. Да и как не любить Леночку? Она его так любит!

В начале десятого часа Николай позвонил у двери, на которой блестела узенькая дощечка с надписью: «Нина Сергеевна Ратынина». Лакей доложил, что барыня у себя, и через гостиную провел его до портьеры следующей комнаты и проговорил:

– Пожалуйте!

Николай отвел тяжелую портьеру и вошел в большую, ярко освещенную комнату. Никого не было. Он с любопытством оглядывал необыкновенно изящный кабинет молодой женщины. Ничего в нем не бросалось в глаза, но все свидетельствовало об артистической жилке и тонком вкусе. Каждый стул, каждая безделка на столах были художественной вещью. Картины на стенах показывали, что хозяйка знает в них толк. В углу стоял мольберт с опущенным коленкором. «Ого! Она пишет, и никогда не сказала!» – подумал Николай, продолжая разглядывать этот кабинет, нисколько не похожий на обыкновенные дамские кабинеты. Он подошел к библиотеке и еще более удивился. Выбор книг был необыкновенно хороший. Иностранные классики, произведения лучших русских писателей, затем серьезные книги. «Дарвин [69]69
  Дарвин, Чарльз (1809-1882) – английский естествоиспытатель, основоположник теории биологической эволюции.


[Закрыть], Спенсер, Бокль [70]70
  Бокль, Генри Томас (1821-1862) – английский историк и социолог.


[Закрыть], Маркс, Лассаль [71]71
  Лассаль, Фердинанд (1825-1864) – деятель немецкого рабочего движения, родоначальник одной из разновидностей оппортунизма.


[Закрыть], Фурье, Прудон! – прочитывал Николай названия книг. – Верно, после мужа остались. Не читает же она. А впрочем, кто знает!» Он продолжал разглядывать книги, как сзади него раздался мягкий голос:

– Простите, Николай Иванович, я заставила вас ждать.

Николай обернулся.

Слегка зевая и потягиваясь, стояла Нина Сергеевна в голубом, вышитом шелками капоте, ласково протягивая ему обе руки.

– Я заснула! – продолжала она, щуря глаза на свет. – Устала сегодня с этими разъездами, ну и от скуки вздремнула перед вечером… Пойдемте туда, в мой уголок. Я там люблю сидеть.

– В том-то и беда, что я, пожалуй, некстати потревожил ваш сон.

– Очень кстати. Я очень рада вас видеть!

– И, быть может, думали – в последний раз. Вы любите все интересное, а это тоже интересно. Но увы, дуэли не будет! – смеясь заметил Николай.

– Не будет?! Ну, слава богу! – повторила она и медленно перекрестилась, к удивлению Николая. – А говорить вам так – стыдно!.. Вы подумали, что я позвала вас из любопытства? Непроницательный же вы! Мне просто стало жаль вас. Вы такой молодой, вам так жить хочется. Ведь хочется?.. И вы теперь рады, что все прошло?

– Рад!

– То-то. А я испугалась, что вы скажете фразу. Юный вы какой! – тихо проговорила она. – А все-таки с вами весело… глядишь на вас и невольно сама вспомнишь о молодости!.. Ну, ну, не вздумайте обижаться, я ведь старше вас. Рассказывайте мне вашу историю. С кем? Из-за чего? Теперь я смею вступить в свои права и быть любопытной, как и должно быть женщине. Кто жаждал вашей крови?

– Лаврентьев.

– О, это интересно. Этот медведь?

– И вдобавок Отелло!

– Из-за этой барышни? Как ее звать, я все забываю?

– Леночка.

– Да, Леночка! Так из-за Леночки? Он считает вас похитителем своего счастья. И что ж, вправе был?

– Он слышал разные сплетни, приехал и прямо ко мне.

– Требовать объяснений?

– Я их не дал.

– Понимаю. Как можно дать человеку, для которого эта Леночка, говорят, дороже жизни? – иронически подсказала Нина Сергеевна. – Ведь он ее очень любит?

– Любит, но…

– Но она его не любит, как обыкновенно бывает, и он искал виновника? Но как же дело уладилось?

– Он думал, что я…

– Увлекли, пошутили и… Тоже старая история!

– То-то и ошиблись. Он думал так же, как и вы, но когда узнал, то пришел и извинился.

– Узнал, что не вы соперник?

– Напротив, узнал, что я женюсь.

– Вы? Вы женитесь? Вы сегодня как будто нарочно хотите изумлять меня?

– Разве так удивительно, что я женюсь? Скоро наша свадьба.

– И, пожалуй, так же расстроится, как и ваша дуэль, и мне снова придется порадоваться за вас.

Николай даже рассердился. Она говорила об его женитьбе с каким-то недоверием.

– Да вы не сердитесь, Николай Иванович. Ей-богу, меня эта новость огорчила не менее, чем новость о дуэли. Еще вопрос, что лучше?

– Вы, Нина Сергеевна, против браков вообще или против моего в частности?

– Против вашего. Нельзя жениться ни слишком рано, ни слишком поздно. Одинаково скверно, а вам и подавно. Вы еще не перегорели.

– Вы преувеличиваете опасность. Во-первых, никто нас не остановит, если…

– Если вы друг друга достаточно измучаете?

– А во-вторых, я люблю свою невесту.

– Любите? Вам кажется, что вы любите!

Нина Сергеевна говорила с участием, точно мать с сыном. Этот тон раздражал Николая.

– Вы не верите?

Она тихо покачала головой.

– «То кровь кипит, то сил избыток…» [72]72
  «То кровь кипит, то сил избыток…» – из стихотворения М.Ю.Лермонтова «Не верь себе» (1839).


[Закрыть] Еще сколько раз вам будет казаться!

Николай стал говорить о Леночке, о том, как он Леночку любит. Он рассказывал, какая Леночка замечательная девушка, сколько в ней ума, энергии, оригинальности, самоотвержения, и, увлекаясь искренним образом, не жалел красок для ее возвеличения. Ему как будто хотелось уверить и себя и Нину Сергеевну, как он любит Леночку, и, когда он говорил о Леночке, слова его звучали такой страстью, такой нежностью! Нина Сергеевна жадно слушала. Казалось, эти горячие слова любви подействовали и на нее. Она как-то притихла, не спуская глаз с возбужденного лица Николая.

– Теперь вы убедились? – воскликнул Николай, оканчивая свою горячую исповедь.

– Нет!.. И знаете ли что? Я готова пари держать, что вашу свадьбу легко расстроить.

– Уж не вы ли? – насмешливо спросил он, весь вспыхивая.

Она подняла на него серьезное лицо, только глаза ее странно улыбались.

– Да хоть бы и я!

– Попробуйте!

– Вы уж забыли деревню?..

– Что прошло, то не повторится! – резко сказал Николай.

Нина Сергеевна усмехнулась.

– Будьте спокойны, я пошутила. Я с вами больше не сделаю опыта! – тихо проронила Нина. – Довольно и прежних.

– А их было много?

– Бывало.

– И все удавались?

– Иногда! – задумчиво протянула Нина.

Николай вспомнил слова отца об одном молодом человеке, который застрелился из-за этой женщины, и ему хотелось спросить об этом опыте, но, взглянув на Нину, он не решился. Грустным выражением светились теперь эти насмешливые глаза.

– Странная вы, Нина Сергеевна! – прошептал Николай.

– Странная? Говорят! И не то еще говорят!.. Пусть говорят! – прибавила она равнодушно. – Не все ли равно?.. Так вы женитесь, Николай Иванович? Что ж, с богом! Не вы первый, не вы последний…

– Уж докончите: делаете эту глупость?

– Пожалуй, что и так!

– А я все-таки попробую!

Она тихо усмехнулась.

– Да вы не сердитесь! Пожалуйста, не сердитесь и не примите моих слов за кокетство! – прибавила она, дотрогиваясь рукой до его руки. – Этого бы еще недоставало! Я в самом деле за вас боюсь. Вы, сколько я вас знаю, впечатлительны, легко увлекаетесь и к тому же… Говорить ли?

– Говорите.

– Самолюбивы, очень самолюбивы. Вас гложет червь. Вы ждете от жизни чего-то особенного. Вам хочется славы, вам хочется известности. Не так ли?

– Положим, и так.

– Вот в том и беда! Вам показалось, что вы любите, и вы, недолго думая, руку и сердце.

– Что же дальше?

– А дальше вот что. Если бы будущая ваша жена была похожа… ну, положим, на меня, такая же скучающая натура, тогда ничего, не беда. Мы бы скоро надоели друг другу и разошлись в разные стороны; но ваша невеста, сколько я знаю, не такая. Она лучше нас с вами! Она любит, верно, вас так, как мы с вами не умеем, так, как, говорят, можно и должно любить.

– Говорят, – подчеркнул Николай.

– Да, говорят! Ну, и что ж тогда? Вы сделаете одним несчастным человеком больше. Вот и все!

– Какая мрачная картина! Разве можно знать, что случится? Я люблю, а что будет вперед… будь что будет!

– Будь что будет. Вот Лаврентьев ваш так бы не сказал. Он любит, а кто любит, тот так не говорит!..

– А как же?

– Иначе…

– Вы слышали, как?

– Полно шутить! А впрочем, не верьте мне… право… Я сегодня мрачно настроена и, быть может, слова мои слишком жестки… Согрейте их в вашем любящем сердце, и дай бог вам славы, хорошеньких детей и согласия!.. – сказала она как-то задушевно.

– Вы нынче в особенном настроении.

– Так, стих такой напал, желать всем счастья! – улыбнулась она.

– А самой не давать ни другим, ни себе?

– Кому как… Однако давайте лучше чай пить…

Она позвонила и приказала подать чай.

– А история скучающей женщины? Вы ее расскажете?

– Не боитесь хандры? А впрочем, похандрите… Это не мешает! Я расскажу вам эту историю… Пожалуй, можете сообщить какому-нибудь беллетристу… Сюжет пикантный… Но только пусть он не делает из героини какой-нибудь демонической натуры. Выйдет глупо, это вы и сами увидите. Это вместо предисловия, а вам и в виде предостережения!

– Уж я сам выведу заключение, не беспокойтесь…

– И откровенно произнесете свой приговор?

– Еще бы!..

– Ну, начинаю… Детство оставим в стороне… И неинтересно и долго. Замечу только, что моя героиня выросла в роскоши. Институт тоже в сторону. Начнем с того времени, когда нашей героине минуло восемнадцать лет, она выезжала и влюбилась в одного молодого человека. Он был юный, увлекающийся, порывистый. Он был недурен, богат надеждами и беден. Она тоже была бедна… Состояние после отца расстроилось. Они дали друг другу слово в вечной любви, а через несколько месяцев она уже венчалась с одним богатым чиновным стариком. Он был сдержан, очень умен и не говорил о любви. Ему нужна была жена…

– И она сознательно пошла замуж?

– Сознательно или нет, а пошла и даже очень была рада… подите! Она, моя героиня, любила роскошь, любила блеск, а это все было. Тогда как у молодого человека… одни надежды. Вдобавок…

– Просьбы матери?

– Отчасти… Но только отчасти. Не воображайте самоотвержения… вообще раздирающих сцен… Ничего этого не было. Мать взглянула на вопрос практически и рассказала все шансы… Она выслушала и не мешала устройству свадьбы…

– А после?..

– Вы ждете драмы?.. – усмехнулась Нина Сергеевна. – Никакой драмы не случилось. Муж был, как я вам сказала, умен, внимателен и понимал людей… Он умел скрывать свою ревность – а он был очень ревнив! – и никогда не говорил ей о любви. Во-первых, он был всегда занят, а во-вторых, понимал, что она его не любила и не могла любить! Он не стеснял ее свободы; она выезжала, кокетничала, за ней много ухаживали, она была недурна…

– Что так скромно?.. Она была красавица! – воскликнул Николай.

– Допустим! – улыбнулась Нина. – Жизнь проходила, как обыкновенно проходит жизнь светской женщины… весело и пусто. Она не имела времени скучать, хоть изредка хандрила и была верной женой.

– А что же случилось с рыцарем? И его клятва оказалась пустым словом?

– О нет. Он, бедный…

– Застрелился?

– Вы угадали… Верно, слышали об этой истории? – тихо проговорила Нина.

– Слышал! Что же она?

– Пожалела.

– И только?

– А что же больше? Не в монастырь же идти! Муж догадался свезти ее за границу. Они пробыли полгода и вернулись. Между тем светская жизнь начинала надоедать моей героине. Люди казались скучными, все эти ухаживания – однообразными. Она стала читать, сперва от скуки, а там увлеклась. Стала больше хандрить. Попробовала было заняться филантропией, но скучно стало. В один прекрасный день умер муж, и она осталась вдовой с состоянием. Сперва она обрадовалась – она не жалела о муже! – но скоро опять стала скучать. Одно время ей даже пришла сумасбродная мысль сделаться доктором, но вскоре и эта мысль показалась ей нелепой. К чему? Для чего? Разве ей нужно доставать средства? О, в это время разные сумасбродные мысли лезли в голову. Она старалась рассеяться, рисовала, читала, пробовала слушать лекции Присухина и Горлицына, – они сейчас же руку и сердце. Тоска…

– Итак, ваша героиня никого не любила?

– Так… один обман… а, впрочем, история не кончена…

– Начинается только?

– Случайно она встретилась с человеком, непохожим на тех, кого она встречала, ее заинтересовал этот человек… и…

– Она стала делать опыты?

– Сперва, а потом…

– Полюбила?

– Вроде этого. Если хотите, полюбила даже!

– Чем же этот замечательный человек увлек вашу героиню?

– Всем: энергией, умом, характером, отсутствием фразы. Все в нем было непохоже на то, что она встречала в других. Случайно она еще узнала его прежнюю историю, и он заинтересовал мою скучающую женщину. Она попробовала его изучить, а потом незаметно увлеклась, тем более что он не обращал на нее вначале ни малейшего внимания. Все поклонялись, а он хоть бы какое внимание. Это ее взорвало, – она тоже, как вы, самолюбива! Она познакомилась с ним ближе, стала слушать его. Так было страшно, ново и заманчиво. Он все искал бурь, и вся жизнь его была – буря. Она увлеклась, а он принял это как нечто должное, даже и не удивился. Натура деспотическая, упрямая, без уступок. Моя героиня было подумала: вот оно настоящее… вот око счастье. В ней вспыхнула страсть. Вначале тревоги, беспокойства, ожидания… было жутко и весело, а после, когда они ближе узнали друг друга, когда он поставил вопрос прямо, она испугалась и его и бурной жизни. И вот, в один прекрасный день, после многих дней, когда чувствуется, что приближается начало конца, они решили, что довольно… и… разошлись.

– Нашла коса на камень? Сошлись две беспокойные натуры?

– Сошлись, приняли порыв страсти за любовь, обманулись и разошлись!

– И конец?

– Конец. Между ними большая разница. Он ищет борьбы, а она ее боится. Она слишком избалованная женщина.

– И не расстанется с таким уютным гнездышком, как, например, ваше?

– Да и к чему? Здесь так тепло, уютно, не правда ли? А там… Бог знает что там!

– И он, в свою очередь, сюда не придет!

– Еще бы! Да и здесь он будет не на месте, так же, как я там! – заметила Нина, смеясь. – Ведь было бы смешно, если бы я, например, вот этими самыми руками стала готовить кушанье. Зачем я буду это делать и портить руки! Глупо и скучно! – усмехнулась Нина Сергеевна. – Вот вам и история. Вы ждали большего? Не правда ли?

– И этого довольно. Благодарю вас!..

– А приговор?

– Самый строгий! – улыбнулся Николай.

– Какой же?

– Выйти замуж за господина Присухина!

– За Присухина? – воскликнула Нина и рассмеялась. – Вы придумали моей героине действительно ужасный приговор!

– Впрочем, я милостивый судья и, пожалуй, дам снисхождение! Она и так довольно наказана.

– Вы думаете? – промолвила Нина, осторожно макая сухарик в чашку.

– Еще бы! Ведь не удалось приручить рыцаря? Всех приручала, а вот наконец нашелся таинственный рыцарь без страха и упрека, из-за которого наша гордая красавица, пожалуй, не раз омочила слезами свои насмешливые глазки. Вам этих подробностей героиня не сообщала, Нина Сергеевна? – говорил, посмеиваясь, Николай, любуясь в то же время ослепительной красотой Нины. – Она не говорила вам? Были слезы? А тайные свидания при лунном свете бывали, где-нибудь в беседке?

– Верно, – усмехнулась Нина.

– И знаете ли что? Ваша героиня из хищных натур, да к тому ж из артистических. О, она умеет художественно играть с людьми, и вдруг не удалось. Ее соблазнила новизна, заманчивость; она думала, что и этот рыцарь поддастся ей, и… не удалось. Не оттого ли она и хандрит теперь? Пожалуй, она до сих пор неравнодушна? Признаться, Нина Сергеевна, я даже рад, что ваша героиня получила урок…

– Ну, мой строгий моралист, сознайтесь, вы бы обрадовались еще более, если бы моя героиня вас помучила? – насмешливо промолвила Нина. – Вам досадно, что не вы на месте героя?

– Куда мне! – вспыхнул, задетый за живое, Николай. – Слава богу, я незнаком с этой барыней, а то, чего доброго, если б от скуки ей вздумалось удостоить меня своим вниманием, пококетничать, я был бы несчастнейший человек. Слава богу, вы хоть, Нина Сергеевна, смягчились и не намерены разрушить моего семейного счастия, – иронически прибавил Вязников. – Сердце у меня мягкое, доверчивое. Я бы поверил ей сразу и… и полюбил, да как полюбил!.. Все забыл бы ради вашей милой хищницы. За один ее поцелуй, за ласку я готов был бы на самые ужасные жертвы… ну, хоть слушать лекции Горлицына. Я, как раб, ждал бы ее слова, ее взгляда. Я шептал бы ей страстные речи, от которых содрогнулся бы… сам Присухин и понял бы, что такое молодая горячая страсть. А она, ваша гордая красавица, принимала бы эту дань как недурное лекарство от скуки. О, мне остается только радоваться, что ваш сфинкс не удостоивает вниманием обыкновенных смертных.

Облокотившись на стол, чуть-чуть отвернув голову, слушала Нина, не прерывая, эту саркастическую речь Николая. В тоне его голоса звучала не одна насмешка. Страстные звуки незаметно вырывались из его груди, лаская слух и щекоча ее нервы. Она тихо повернула голову, взглядывая украдкой из-под ладони на свежее, молодое, красивое, вызывающее лицо Николая. Странная, загадочная улыбка пробежала по ее оживившемуся лицу. В глазах загорался огонек, грудь задышала быстрее. Она как-то вся потянулась, жмуря глаза.

Николай замолчал и взглядывал на Нину, стараясь заметить впечатление своих слов, но лицо ее было прикрыто рукой. Она не подымала головы и молчала.

Когда наконец она тихо отвела руку и повернулась к Николаю, она была совсем спокойна. Только румянец алел на ее розоватых щеках. Она посмотрела на молодого человека насмешливым пристальным взглядом и, словно бы нехотя, проговорила:

– Напрасно вы так иронизировали, Николай Иванович! Моя героиня никогда бы и не подумала серьезно вас сделать своим рабом. Во-первых, рабы скоро надоедают, а во-вторых…

Она остановилась на секунду, как бы в раздумье.

– А во-вторых, – продолжала она, – вы верно заметили: хищница, и даже артистическая. Мне кажется, ее даже и при скуке не заняла бы слишком легкая победа над таким юношей, как вы. Вам не пришлось бы ждать ее поцелуев. Напрасная трата времени! – прибавила она холодно.

Нина нанесла жестокий удар самолюбию нашего молодого человека. Он старался было под смехом скрыть досаду, но смех вышел ненатуральный. Он посмотрел на Нину со злостью. В голосе звучала раздражительная нотка, когда он проговорил:

– А ваша героиня, как видно, очень самоуверенна и раздает поцелуи только…

С уст его чуть было не слетело имя Прокофьева. Но он вовремя остановился.

– Только очень интересным людям! – прибавил он ядовито. – И, верно, тайно, чтобы никто не знал.

– Как видите… самоуверенна. Избаловали ее!.. Однако довольно о ней. Оставим ее в покое.

– В ожидании нового рыцаря? – ядовито добавил Николай.

– Пожалуй, если найдется подходящий!.. Жить ведь хочется!

– О, за этим дело не станет. Стоит поискать только.

– Да вы, кажется, очень недовольны моей героиней? Я и сама ею недовольна… Расскажите-ка лучше о себе, Николай Иванович. Вы только что так хорошо говорили о вашем будущем счастье, о любви, о надеждах, что я готова еще раз прослушать… Я ведь очень люблю слушать счастливых людей.