Текст книги "Черная богиня"

Глава 4
ЧЕРНАЯ ЦАРИЦА

Посреди древнего города стоял старый царский дворец – великолепное здание с бесчисленными дворами, ходами, комнатами, залами. Роскошные сады окружали дворец; масса слуг возделывала цветники, тенистые аллеи, кусты и деревья, чистила пруды, откармливала рыб, ухаживала за зверинцем и множеством пестрых птиц.

Солдатам в черной кожаной чешуйчатой форме была отведена большая площадь между городскими улицами и царским дворцом.

Плоская крыша дворца была засажена широколиственными растениями и целыми рощами благоухающих кустов. Один только выход вел к этому роскошному убежищу, всегда полному прохлады и аромата. Никто не смел войти туда без приказания; никто не смел нарушать покой живых богов.

Чтобы добраться до бога, нужно пройти Путь. Путь наверх, к самым небесам…

…Двести ступенек. Двести крутых ступенек надо преодолеть, чтобы попасть во дворец. Лестница пятидесятиметровой ширины и приблизительно десятиметровой высоты. Дворец, больше похожий на святилище, окруженный колоннадой… Колонны из древних-древних скал. А за дворцом – горой грозила уставшему от людей небу священная пирамида. И росли, росли из камня ступени. Тому, кто поднимался по ним, казалось, что забирается он прямо на облака.

– Мне кажется, что я попал в сон, в самый заветный из моих снов, – признался Савельев. Ночь они провели в «доме для гостей», именно так назвал это жилище их похититель. В комнате, где археологов заперли на все засовы, не было даже окон, так что сразу становилось ясно, что слово «гость» лишь вежливый синоним «узника».

Филиппса они так и не увидели.

– Он лежит в нашей больнице, – заверил их «атаман» чешуйчатой шайки. – Как только этот человек поправится, он непременно присоединится к вам.

– Больница! – Савельев попытался разговорить загадочного незнакомца. – А ее можно осмотреть?

– Вам доведется увидеть еще очень многое, пока не погаснет для вас солнце, – отозвался «атаман» и запер своих подопечных.

Савельев тяжело вздохнул. Вновь цветистые речи, которые так подходили к этому месту и которые не означали ровным счетом ничего иного, кроме угрозы.

– Пока солнце для нас не погаснет… – поморщился Павел и повернулся к Веронике. Она сидела на каменной скамье, поверх которой была брошена какая-то лохматая шкура. Ларин метался по комнате, как запертый в вольере цепной пес. Шелученко апатично съежился на скамье, взгляд египтолога был пустой, а руки нервно перебирали незримые складочки на футболке.

– Я видела местную ювелирную мастерскую, – внезапно сказала Вероника. – Представляете, у них ювелиры работают теми же самыми инструментами, что и четыре тысячи лет назад. Каменщики – тоже. В общем, ребята, ожившая картинка из учебника по древней истории. Нам никто не поверит, когда мы обо всем расскажем нашим.

– Я почти что сошел с ума! – мрачно оповестил товарищей Алик. – Я всегда предчувствовал нечто подобное.

– Ну, и что ты предчувствуешь сейчас? – неприязненно поинтересовался Савельев.

– Кровь. Много крови.

– А парень и в самом деле того – тронулся! – возмущенно воскликнул Ларин.

Его шуточки уже не помогали… настроение у всех было подавленное. Не улучшилось оно и после того, как двое молчаливых слуг внесли еду. Что-то смахивающее на овощное рагу, которое, как заявил Ларин, кто-то переварил до них, но все равно вкусно. На столе стоял кувшин чуть кисловатой воды, удивительно освежающей, а на подносе лежало несколько кусков хлебных лепешек.

На следующий день в комнате «гостей» показался еще один незнакомец, которого без натяжки можно было назвать родным братом «атамана». Он был того же роста, так же строен, с точеной красивой головой и бронзовым цветом кожи. Вот только вместо «чешуи» из кожи на нем были надеты длинные одежды, прошитые золотой нитью, а на голове остроконечная высокая шапка, похожая на миниатюрную пирамиду. Спереди этот колпак был украшен золотыми пластинками, между которыми поблескивали мелкие камешки горного хрусталя.

– Меня зовут Домбоно, – представился незнакомец на неживом каком-то английском. – Домбоно, – повторил он для вящей убедительности. – Ви есть откуда?

– Из России, – Савельев оказался единственным, кто был еще в состоянии спокойно разговаривать с кем бы то ни было из местных аборигенов, да еще на их родном языке. Шелученко всю ночь преследовали «голоса», Ларин вздумал сыграть роль супермена из дешевого американского боевика и два часа подряд дубасил кулаками в наглухо закрытую дверь, а Вероника невозмутимо зарисовывала все, что им довелось увидеть в загадочном городе Мерое, – пирамиды, храмы с высоченными лестницами, одежду мероитов. Правда, ввиду отсутствия бумаги рисовала девушка на подкладке собственного пиджачка. Про свой фотоаппарат Ларин, казалось, позабыл.

– Россия? Что-то мы уже слышали о России, – кивнул Домбоно. – Следуйте за мной. Царица и богиня желает видеть вас…

Это было где-то с полчаса назад. И вот теперь они медленно поднимались по огромной дворцовой лестнице, минуя посты стражи в чешуйчатом одеянии: прекрасных людей с бронзовым оттенком кожи, но без какой-либо примеси негроидных черт. Наконец, едва дыша, они добрались до входа во дворец.

«Я все время думаю о Нага, втором по значимости после Мерое городе черных фараонов. Именно в храме львов такие знаменитые искатели золота и приключений, как Джузеппе Ферлини, должны были искать защиту от «царей зверей» и враждебно настроенных бедуинов. Вся область вокруг Нага кишмя кишела к тому времени – XIX век – львами. А первым европейцем, отправившимся на поиски затерянных городов, был молодой француз Линан де Беллефонд. Он появился в Нага 28 февраля 1822 года. Его проводник Мохаммед предупреждал Беллефонда о разбойничавших в этих краях шайках – племенах бедуинов. Им удалось добраться до священного храма львов. Мохаммед заметил, как обрадовался его господин, увидев изображенного на барельефе человека со вскинутым оружием – царя Натакамани. Француз бросился осматривать храм. И прервал свое занятие только тогда, когда появились четыре конных араба. К счастью, европейцу и Мохаммеду удалось оторваться от преследователей на верблюдах. А вернувшись в Шенди, Линан рассказал о своих приключениях и об открытии своему соотечественнику Фредерику Каллье.

Каллье не долго думал, мгновенно нанял проводника и уже 22 марта 1822 года был в Нага. Ему мы должны быть благодарны за первый топографический план этого загадочного места с целым комплексом из тринадцати храмов и святилищ. Благодаря этим документам Рихард Лепсиус вместе с Прусской Королевской экспедицией 1 февраля 1844 года добрался до древнего города после «восьмичасовой тряски на верблюдах». Он дополнил планы и чертежи француза, исследовал храм и барельефы, оставив подробнейшие – по-немецки скрупулезные – описания. А затем город вновь погрузился в забвение.

Жаль! Ведь что мы знаем о священном храме лъвов? Да ничего! Разве что скажут вам немногие, что посвящен он львиноголовому мероитскому богу-демиургу Апедемаку. А совсем уж немногие добавят, что был Нага резиденцией царицы Аманиторы и ее супруга Натакамани, последователей знаменитой воительницы и дипломата Аманисхахето. И мало кому известно, что здесь исчезает привкус пряностей из исторической лавки эллинизма, что только здесь можно окунуться в пески настоящей Африки с ее удивительной працивилизацией древних богов и традиционным, исконным владычеством женщин. Здесь и только здесь можно увидеть портреты царской семьи, связанной с богами. Вздымаются в одиночество небес колонны и стены храмов. Фантастическая история, про которую мы ничего не знаем.

Мы не видели этих храмов, в которых когда-то преданно служили космическому миропорядку, победе Добра, победе богов над Злом и Хаосом. Мы предпочитаем называть Африку «темной», «дикой», никак не желая признавать, что мероитская цивилизация более чем на пять тысяч лет старше египетской.

А мероиты были великодушны: зная о том, что где-то далеко от их земли появился на свет маленький Христос, они велели воздвигнуть в его честь солнечный храм…»

Классно сочинять статьи о древней цивилизации, канувшей, по мнению ученых всего мира, в Лету, сочинять, поднимаясь по безумно высокой лестнице под охраной живых – живее не бывает! – представителей этой исчезнувшей цивилизации. Классно еще и потому, что тогда не остается времени на размышления о собственной, скорее всего, невеселой участи.

Ларин буквально обвис на Савельеве, а Алик просто рухнул без сил на верхней ступеньке.

– Двести ступенек! – задыхаясь и придерживаясь рукой за левый бок, сообщил он. – У меня аж коленки дрожат. Самоубийство, а не лестница!

– И это только начало, – проворчал Ларин. – И почему этого никто из вас никак не хочет понять? Отсюда мы никогда не вернемся в наш мир!

– А на каком основании они будут удерживать нас здесь? – удивленно вскинул брови Павел.

– Основании? Не будь таким наивным, Савельев! – Шелученко недовольно поморщился, подсасывая вставную челюсть, багаж слишком раннего старения. – Об этом городе никто не знает… так кто же отпустит нас отсюда в целости и сохранности? Чтобы мы растрезвонили о кусочке древнего мира по секрету всему свету?! Лично мне здесь никто не напоминает самоубийц, милейший друг мой Павел.

– Шелученко прав, – тихо проговорила Вероника. – Они впустили нас в тайну… и в этой тайне нам придется остаться навсегда.

Домбоно, переговорив с офицером дворцовой стражи, вернулся за археологами. Их ввели в огромный, пустой на первый взгляд зал, стены которого сантиметр за сантиметром были испещрены вырезанными на каменных монолитах изображениями богов. Одно изображение все время повторялось: человеческое тело, а на плечах – голова хищной птицы с чуть приоткрытым острым клювом.

Савельев закусил губу.

– Не нужно иметь слишком много фантазии, чтобы узнать древнего бога дождя, – мрачно заметил он. – Дождь! Конечно же он для них самое важное в жизни. Дождь и тепло… и тогда поднимутся всходы на полях-террасах. Засуха для них означала бы катастрофу, – внезапно Павел смолк на полуслове, вспомнив о тех ужасных человеческих жертвоприношениях, которыми во времена майя и инка «умасливали» именно того самого бога дождя. Об этом писано-переписано ничуть не меньше, чем о Древнем Египте…

– Царица-богиня Сикиника, – торжественно провозгласил Домбоно. Он чуть откинул с широких дверей тяжелый, прошитый золотом занавес, пропуская пленных вперед себя. Они вступили в полутемный зал без окон, освещаемый только светом факелов, светом, который отражался в покрытых золотыми панелями стенах. Все здесь призвано было ослеплять и поражать. Савельев прикрыл глаза рукой, Ларин и Шелученко непроизвольно зажмурились.

– Вон же она сидит, – дрожащим голосом прошептала Вероника. – Вон!

Теперь Савельев увидел ее. И горло перехватил спазм. Спазм ужаса и восхищения.

Шесть ступеней, каждую из которых охраняли золотые собаки, вели к золотому трону. Над ним был натянут пурпурный балдахин, поддерживаемый четырьмя золотыми колоннами, украшенными драгоценными камнями. На самом верху балдахина виднелись два крылатых диска.

Позади трона стояли метлоносцы и веероносцы. Стены и потолок всей залы были покрыты блестящими золотыми пластинками.

Крылатые быки с человеческими головами лежали, словно вечные стражи, у входа в тронный зал, копья почетного караула были украшены золотыми и серебряными яблоками. Поверх кожаной чешуи стражников были надеты золотые панцири – отряд «бессмертных».

Это была самая настоящая древняя Нубия черных фараонов. Это был самый настоящий трон фараонов, черных царей. И на этом троне сидела стройная женщина. Сидела совершенно неподвижно, ни один мускул не дрогнет на светло-бронзовом лице-маске, и только темные, очень холодные глаза говорят… Божество во плоти, как это было возможно только на берегах Нила, четыре тысячи лет тому назад.

Возраст женщины определить было непросто, цвет волос тоже никак не разглядеть… На точеную головку накинута золотая пелена, только лицо не закрыто ею. «Как древняя монахиня», – мелькнуло в голове у Вероники.

Домбоно подошел к трону. Сказал что-то на звонком, очень красивом языке, потом с силой толкнул Савельева в спину, и Павел упал, от неожиданности не удержавшись на ногах. Он прокатился несколько метров по скользкому полу и замер у подножия трона. За его спиной начал тихо плакать Алик Шелученко.

– Я всего лишь хотела посмотреть на вас, – внезапно произнесла Сикиника. Ее звонкий, какой-то детский голосок здорово контрастировал с торжественным великолепием, жившим самостоятельной жизнью вокруг нее, царицы и богини. Но этот голос был холоден, Павла тут же обдало морозцем ненавистной зимы – он звенел, как удары маленького молоточка по металлу. Савельев поежился. Теперь безумие мира казалось ему еще более безумным. Богиня, которая щебечет на древнемеройском языке! Это смущало, это сводило с ума, и вместо того чтобы отвечать, Павел только и смог, что кивнуть головой.

– Уже три месяца, как не было дождя, – медленно проговорила Сикиника, и каждое слово казалось кусочком льда, отколотого от айсберга и сунутого за пазуху к сильно вспотевшему человеку. – Поля пересохли, люди начинают голодать. С богами нужно помириться, принести им какую-то совершенно особую жертву. Они и так уже получили десять девственниц. Но все еще молчат. Ваша смерть может смягчить их гнев. Дождь спасет Мерое.

Савельев судорожно сглотнул комок в горле. За спиной у него тяжело сопел Ларин.

– Что она сказала? – прошептал он на ухо Павлу.

– Что нас должны убить.

– Я что, ради этого оплачивал билеты и визы?

– Черт побери, да прекрати ты свои дурацкие шуточки! – Савельев не сводил глаз с царицы-богини. Она молча глядела сквозь него… великолепная, волшебная, ожившая богиня, недостижимая для всех, кто топчет грешную землю.

– Когда? – осмелился спросить Павел Савельев живое божество. Торговаться с этой женщиной, вымаливая жизнь, было бесполезно.

– Бог скажет, – пронеслось над залом ледяное дуновение ее голоса.

Савельев собрался с силами. Только не раскисать, только не раскисать!

– Это же убийство! – выкрикнул он.

– Жертва богам никогда не была убийством! Почему вы не радуетесь, что должны спасти Мерое?

– Да как-то не хочется умирать. Кроме того, нас уже и сейчас ищут, и вашу Мерое непременно найдут.

– Никто вас не ищет! – Сикиника презрительно глянула на Савельева. – И никто не войдет в Мерое. Никто, кто родился за ее пределами. Они уже не ищут вас. Большие бабочки исчезли с неба. Боги избрали вас…

И она кивнула Домбоно. Он схватил Савельева за руку. Ларин побледнел, Алик смотрел на мир ничего не видящими глазами. Вероника пошатнулась, мертвенно-серая, с дрожащими губами.

– Вероника… – прошептал Павел.

Она кивнула.

– Я… я все поняла. Не забывай, что я тоже учила древнемеройский, как ты и мой Лешка. Я… я… – она схватилась рукой за горло и горько заплакала.

– Женщина может жить! – прозвенел голос-лед. – Бог принимает только невинных дев.

– По крайней мере, ты спасена, – попытался улыбнуться Савельев. – Ника, соберись с силами. Нам еще придется обо всем рассказать Ларину и этому… Шелученко. К тому же еще не все кончено…

– Правда?

– Дождь! Если в ближайшие дни пойдет дождь, мы спасены…

– Но нас все равно никогда не выпустят из Мерое.

– Это другое дело. Давай подумаем об этом завтра или когда пойдет дождь.

За дверью с золотым занавесом их взяли под стражу и повели прочь из дворца. Домбоно остался с царицей.

– Ты говорил, что этот человек смыслит в целительстве? – спросила Сикиника.

– Да, богиня.

– Он, кажется, не дурак. Но сможет ли он помочь?

– Кто знает, богиня? – Домбоно отвел взгляд в сторону. – Своему больному спутнику он не смог помочь, ему помогли наши травы.

– Но, возможно, он может назвать недуг?

– Он скажет то же самое, что принято говорить в их мире: нужна операция.

– К нему никто не прикоснется! – маленькая рука Сикиники взлетела в воздух. – Боли становятся все сильнее, каждый шаг стал для него страшной мукой! И почему только лекари так невежественны?

Что они могут, кроме как отпускать мудреные словечки? – ее лицо-маска на мгновение ожило. – Я желаю переговорить с этим чужаком с глазу на глаз после захода солнца. А пока пусть повисят в клетках на стене храма! – царица подалась вперед, губы ее дрожали. – Как думаешь, Домбоно, будет дождь?

– После жертвоприношения обязательно будет, о богиня, – Домбоно выскользнул из зала.

Когда за ним закрылся тяжелый занавес, Сикиника прижала к груди руки.

– Пусть этот будет умнее моих лекарей, – прошептала она. – Пусть он будет умнее…

Глава 5
ЧЕЛОВЕК И ПУСТЫНЯ

Уже целых три дня Алексей Холодов блуждал по пустыне. Беспрепятственно миновав военный кордон – помог-таки пропуск чернокожего генерала! – он оказался единственной живой душой на просторах этой удивительной, прекрасной земли. Кое-где росли пучки непонятной травки, очень далеко едва шевельнул головой огромный ящер, обломок далекой эпохи динозавров. Огромные черные мухи висели в воздухе. На юго-западе лениво-голубое небо пронзали вершины Лунных гор.

Холодов несколько раз останавливал джип-развалюшку, что-то помечал на карте, полученной от секретарши генерала Жакоба Симо Кхали с характеристикой «самая-самая точная». На эту самую карту красным фломастером Алексей наносил те маршруты, которые уже не одну сотню раз проделали и археологические экспедиции, и группы туристов… стандартная дорога любого «фотосафари», совершенно безопасная, эдакий безобидный аттракцион для белых охотников за впечатлениями.

Генерал Симо Кхали не преувеличивал… военные и в самом деле перекрыли весь участок пустыни в этом районе. Следы колес их автомобилей все еще впечатывались в пересохшую кожу земли. Здесь больше не было никаких тайн, да и были ли они когда-нибудь? Алексею Холодову с каждым часом становилось все тревожнее и тревожнее.

«Шесть человек и «лэндровер» не могут испариться вот так запросто», – думал он на четвертый вечер своих поисков. Он разбил маленький лагерь на небольшом песчаном холмике, развел костер и разогрел на огне банку консервов. На ночь Холодов забрался в джип, устроился на сиденье поудобнее и задумчиво покосился на чернеющие вдали Лунные горы. О них ему рассказывал генерал Симо Кхали, покачивая лысой шишковатой головой.

– Да горы как горы. Гебель Негайм, Лунные или Звездные называются. А вы думаете, они туда забрались?

– Да, вполне возможно.

– Нет! Археологи из лагеря сказали, что они туда и не собирались.

– Именно поэтому! Предположим, только предположим, что им внезапно во что бы то ни стало туда приспичило. Кто-нибудь из них наверняка читал сказку о месте постоянной прописки богов. Сами-то вы ее читали?

– Ну, да! – генерал Симо Кхали важно кивнул головой. Очень гордый собой, своей начитанностью. Хотя эту старую-престарую сказку о жестоких богах он накрепко забыл еще в раннем детстве. – Да кто ж верит в сказки?

– Предположим, один из пропавших туристов – натура романтичная и готов выложить деньги за незапланированную экскурсию в Лунные горы.

– Невозможно! Во-первых, о его желании тут же по рации доложили бы в Абу-Хамед. А во-вторых, с ними был мистер Филиппс. Один из лучших экскурсоводов в наших краях. Он бы не позволил уговорить себя на подобное безумие.

Тут Алексей Холодов не мог не согласиться с чернокожим генералом… Одно лишь присутствие хваленого мистера Филиппса было еще той гарантией благоразумного поведения. И тем не менее пять человек как в воду канули, и легендарный Филиппс вместе с ними! Загадка, да и только.

– И все-таки ничего другого не остается, – пробормотал Алексей Холодов, вглядываясь в черную громаду гор. – Они исчезли там, в горах. И что-то там произошло. Нехорошее.

В этот момент он меньше всего думал о такой прозаичной вещи, как несчастный случай, и гораздо больше о нападении каких-нибудь отморозков, спрятавшихся с добычей в какой-нибудь пещере. Если его подозрения небезосновательны хотя бы процентов на пятьдесят, надежда увидеть Нику и остальных ребят целыми и невредимыми мала до неприличия.

В эту ночь Алексей почти не мог заснуть. Страх за Нику давил на него, подобно тому как могильная плита давит на плечи человека, по случайности впавшего в летаргический сон. Кроме того, всю ночь напролет где-то поблизости выли и визжали гиены, не поделившие протухшую добычу.

В предрассветных сумерках Холодов торопливо собрал свои немногочисленные пожитки, зарядил охотничье ружье, купленное в Абу-Хамеде и залил полный бак бензина. «У меня осталось еще шесть канистр, – подумал Алексей. – Хватит. Сколько там километров до наших Звездно-космических горушек? Тридцать, сорок? Ай, ладно!»

Спустя час он обнаружил в песке следы четырех рифленых шин. Алексей внимательно осмотрел едва заметный отпечаток колеса… Странно, пьяные, что ли, здесь на машине зигзагами гоняли?

Алексей Холодов решил следовать тем же маршрутом. И чем дальше он ехал, тем загадочнее становились следы: нет, точно, тот, кто здесь катался, был изрядно «под мухой»! Алексей вновь притормозил, удивленно оглядываясь по сторонам. Нет, сомнений быть не могло – водитель гонял по пустыне кругами, зигзагами, то приближаясь к горам, то возвращаясь в исходную точку своего кружения, как безумец, потерявшийся в незримом лабиринте.

Холодов нажал на газ и погнал машину по пустыне. Теперь он чувствовал, что ниточка разгадки уже зацепилась за его руку, за крохотный заусенец на указательном пальце. И приведет его эта ниточка куда следует. Непременно приведет!

…Он сразу же заметил, что за тем холмиком останавливались. Вон кострище, там еще дырки от колышек палатки виднеются. А один из горе-путешественников пил, пузырь из-под джина пустой валяется. Неужели водитель? Этот Нага Мибубу, кажется, так в лагере археологической экспедиции называли негра.

Холодов огляделся по сторонам. Ну что же, безумное кружение по пустыне теперь хотя бы как-то можно объяснить.

Водитель был пьян в стельку, в дугу, в дымину, называй как хочешь. Но почему лучший из лучших мистер Филиппс не помешал ему? Сам тоже напился? Как-то не вяжется это с теми хвалебными одами, что все распевали в голос, упоминая имя англичанина! А может… нет, все равно ничего непонятно…

Холодов исследовал каждый миллиметр остановки горе-путешественников. Нашел крышку от консервной банки, пустую упаковку из-под таблеток без названия. Холодов даже понюхал ее со всех сторон. Хм, пахнет чем-то противно горьким.

Хинин! Господи милосердный, хинин! Кто-то из них заболел, и Пашка Савельев – чертушка, друг со школьной скамьи, только в институте вместе с Холодовым он не удержался, – дал больному порошок хинина. Но кто, кто заболел-то? Уж не Филиппс ли? Уж не страдает ли англичанин от малярии? Алексей сунул пустую коробочку в карман и молча глянул на Лунные горы.

– Летать они точно не умеют! – громким голосом оповестил он, наконец, разморенную от жары пустыню. – Через триста метров никаких следов ребят уже не видно! И где «лэндровер»? Не растворился же он в воздухе?

Алексей еще раз внимательно рассмотрел карту. Все дороги, все, даже самые маленькие тропинки вели к горам. А вот как на них карабкаться, на высоту почти в четыре тысячи метров, на самой-самой точной карте почему-то не указывалось. Не очень-то они были гостеприимными, эти самые Лунно-Звездные горы, вечное прибежище своенравных богов!

Впрочем, что ему эти горы? Здесь на этом самом месте все и заканчивалось. И как оказывалось, ничем.

– И все-таки, – пробормотал Холодов, садясь в свой старенький джип, – как бы безумно все это ни казалось, они в горах.

И Алексей до жути испугался собственных мыслей. «В горах», – сказал он. «В горах»… Это означало, что их туда доставили, доставили совсем не на добровольных началах. А еще это могло означать, что на точно таких же началах с ними могли сотворить все, все, что вздумается.

Холодов проверил свое ружье, а потом поехал к Лунным горам. Дорога стала более ухабистой и каменистой. Камешки весело вылетали из-под колес старенького джипа.

Алексей Холодов ехал медленно, тащился просто черепашьим шагом, как сказала бы Ника. Не стоит окончательно ломать старую машинку, решил он. Еще пригодится – возможно, джипешник еще спасет всем нам жизнь… если, конечно, Ника и ее спутники все еще живы…

…Сикиника торопливо вошла в маленькую комнатку.

Ее верная служанка и подруга Нефру-Ра держала на коленях голову мальчика-подростка.

Перед ней на золотой скамеечке стоял на жаровне маленький медный котелок, принесенный Домбоно. К котелку был прикреплен длинный камыш. Он состоял из двух частей, соединенных кожаным цилиндром, позволявшим верхней части конструкции двигаться в обе стороны.

Время от времени Нефру-Ра подносила к груди ребенка и давала ему по предписанию Домбоно вдыхать горькие водные пары с добавлением успокоительной смеси.

– Смесь спокойствия хорошо действует? – спросила Сикиника.

– Думаю, хорошо, – ответила подруга. – У сына Солнца больше нет таких болей, как раньше.

Верховный жрец ощупал лоб ребенка и сказал:

– Лихорадка уменьшается, я надеюсь на лучшее. Это лекарство очень действенное, о царица. В старинных рукописях Гермеса Трижды Величайшего применение его рекомендовалось как раз в подобных случаях. Знаешь ли, богиня, этот пар сильнее лошадей и волов, сильнее великанов.

Сикиника молча кивнула головой.

– Нефру-Ра, – приказал Домбоно, – возьми кусок полотна. Сложи его вместе, намочи вот этой водой с соком цветка умиротворения и обмотай ногу мальчика.

Сикиника робко спросила:

– Так злые духи оставили ребенка?

– Конечно, – ответил жрец. – Ох, как же много дел мы имеем со злыми духами и как мало с добрыми! Люди куда охотнее верят в злых духов, чем в добрых и покровительствующих им. Нефру-Ра, через каждые четверть часа меняй компресс…

Сикиника схватила Домбоно за рукав широкого жреческого одеяния.

– Но ты приведешь того чужеземца? Домбоно дружески кивнул царице, а затем ласково погладил ее по волосам:

– Я дал слово, богиня, и не в моих правилах нарушать его… Хотя твоя затея мне и не по вкусу.

Они висели на самом верху каменной стены храма в маленьких железных клетках. К клеткам вели длинные приставные лестницы. По этим самым лестницам отряд солдат доставил Савельева, Веронику, Ларина и Шелученко к месту их последней остановки в этой жизни. Доставил медленно, осторожно, чтобы те, не дай бог, не оступились случайно и не упали на каменную мостовую двора. В клетках их освободили от пут. Солдаты вежливо попрощались с будущими жертвами богов, даже отсалютовали на прощание. А потом закрыли решетчатые двери, спустились по лестницам вниз и убрали их.

Алик Шелученко выл, не переставая. А потом упал на пол клетки, задергался в конвульсиях, как во время эпилептического припадка.

– Да он так совсем свихнется! – крикнул Павел Веронике. Они висели по соседству друг от друга. Вероника вжалась лицом в прутья железной решетки и пристально всматривалась в раскинувшийся далеко внизу фантастический город, казавшийся отсюда маленьким-маленьким, игрушечным и нереальным.

– Здесь можно сойти с ума! – крикнула она в ответ.

Ваня Ларин растерял весь свой легендарный юмор еще во время подъема в клетку. Сейчас он метался по своей подвесной камере, два метра туда, два метра сюда, пока клетка не начала раскачиваться подобно гигантскому маятнику.

– Помогите! – кричал он. – Помогите! Вы не можете убить меня вот так вот! Вы просто не имеете права… – безумные, отчаянные, бесполезные крики.

А потом он смолк, вжался головой в железную решетку и заплакал.

А жизнь в Мерое текла своим чередом, как будто и не было никаких клеток на огромной стене храма. Никто не вскинет голову к небесам, никто не замрет в ужасе, глядя на дар богам. И только десять солдат, которые несли почетный караул на стене, демонстрировали важность этой темницы для народа Мерое.

В небо тянулась тоненькая струйка дыма. Жрецы приносили жертвы ночным божествам. Узники слышали однотонное пение и ритмичные шлепки рук по коже барабанов. Вечер раненой птицей рухнул в каменную котловину, стало намного прохладнее, и город потонул в пасти черных теней.

– Я сейчас тоже закричу, – пожаловалась Вероника Савельеву. – Я не могу. Я больше не могу. Я должна закричать.

– Так кричи, Ника! – Савельев вцепился в прутья решетки. Сердце захлебывалось от дикой боли, нервы были натянуты уже до предела. Еще немного, и они лопнут, и сердце разорвется.

«Такого человеку не выдержать, – подумал он. – Нет, не выдержать!»

Павел закрыл глаза и сполз по решетке клетки на колени.

– Санька, мы скоро встретимся, – прошептал он. Савельев не видел, как к его клетке вновь приставили длинную лестницу.