Текст книги "Таинственный Леонардо"

Глава 1
Семейные тайны

Часто достаточно имени, чтобы пролить свет на самые интимные стороны жизни художника. Иногда подпись на картине становится бесценной визитной карточкой, раскрывающей тайны, касающиеся его происхождения, и рассказывающей поистине невероятные истории о его работе. Имена живописцев, живших во времена Леонардо, хранят целое собрание удивительных историй. Чтобы разгадать их, нет необходимости углубляться в темные закоулки архивов или слепнуть над старинными фолиантами. Одним из величайших художников эпохи Высокого возрождения был флорентиец Паоло ди Доно, более известный как Паоло Уччелло[17]17
  Ucello (ит.) – птица.


[Закрыть], поскольку в начале своей карьеры он специализировался на изображении голубей и горлиц. Эта страсть впоследствии стала его товарным знаком. Весьма примечателен случай с одним из знаменитейших художников того времени, Антонио дель Поллайоло[18]18
  Polio (ит.) – курица.


[Закрыть], который был обязан странной фамилией ремеслу своего отца, владельца куриной лавки на старом рынке во Флоренции. Алессандро ди Мариано ди Ванни Филипепи вошел в историю под более простым именем Сандро Боттичелли[19]19
  Botte (ит.) – бочонок.


[Закрыть], напоминающим о маленьком бочонке, в который его брат собирал взносы в городском ломбарде Монте ди Пьета. Верроккьо, учитель Леонардо, напротив, взял фамилию ювелира Джулиано Веррокки, у которого он работал в юности: на самом деле его звали Андреа ди Микеле ди Франческо ди Чионе. В то время живописцы, скульпторы и архитекторы к имени, данному им при рождении, за которым тянулась длинная цепочка предков (ди… ди… ди…), прибавляли также «артистическое имя», происходившее от их специальности или от ремесла их родителей. Имя обычно служит для обозначения принадлежности к семье и социальному классу, в то время как прозвище гораздо короче и легче запоминается. Это подтверждают примеры Андреа дель Сарто[20]20
  Sarto (ит.) – портной.


[Закрыть] и Андреа дель Кастаньо[21]21
  Castagnaio (ит.) – сборщик или продавец каштанов.


[Закрыть], имена которых пожизненно отмечены названием ремесел их отцов, или Доменико Гирландайо, чья фамилия напоминала об искусстве, с которым его отец чеканил серебряные гирлянды, предназначенные для украшения причесок флорентийских дам.

Фамилия Леонардо да Винчи, напротив, представляла собой особый случай, поскольку не следовала ни одной из этих традиций. В начале карьеры флорентийцы обращались к нему, никак не ссылаясь ни на имя его отца, ни на его профессию. Казалось, что художник был безродным, а причина достаточно щекотлива: Леонардо был незаконнорожденным сыном, и история его рождения заслуживает отдельного рассказа. Его отцом был сер Пьеро – ди сер Антонио ди сер Пьеро ди сер Гвидо – молодой успешный нотариус, пошедший по следам своих предков. Двадцатишестилетний волевой и решительный Пьеро не устоял перед обаянием скромной Катерины, крестьянки, жившей в его деревне. Леонардо появился на свет случайно, вследствие их мимолетной связи, как досадная оплошность. На протяжении по крайней мере трех поколений семья Пьеро пользовалась определенной известностью в окрестностях Винчи и во Флоренции. Городское хозяйство развивалось полным ходом: постоянно возникали новые сообщества, множились ряды торговцев, товары и недвижимость переходили из рук в руки с головокружительной быстротой. Каждый вид деятельности регулировался контрактами, и нотариусы всегда были востребованы. Пьеро вел дела с членами благородных семей и известными предпринимателями, включая самих Медичи. Опрометчивая интрижка с крестьянкой не должна была погубить его репутацию.

По правде говоря, рождение внебрачного ребенка в те времена не было такой уж редкостью: знать и дворяне постоянно плодили бастардов. Однако для менталитета благородной семьи, живущей в таком маленьком городке, каким был Винчи, рождение Леонардо стало весьма щекотливым вопросом.

«Тайные» роды

После этого неприятного происшествия отцу Пьеро пришлось взять все в свои руки.

Благодаря принятым предосторожностям рождение Леонардо, как казалось, прошло почти не замеченным.

Прежде всего сер Антонио позаботился о том, чтобы роды проходили не за стенами его дома, расположенного в центре древнего города, а в трех километрах от него, в округе Анкиано, где еще сегодня можно полюбоваться на деревенский дом, по традиции считающийся «родным домом Леонардо». Именно здесь 15 апреля 1452 года в обстановке секретности, вдали от нескромных взглядов появился на свет человек, оказавший огромное влияние на развитие культуры и всего западного мира. День спустя его дед устроил крещение новорожденного в небольшой церкви Санта-Кроче вместе с пятью земляками, исполнявшими роли крестных, но без молодых родителей, чье присутствие было бы неуместным. После того, как ребенка представили Богу, его, во избежание огласки и сплетен, передали матери, которую держали на значительном расстоянии от семьи. Катерина была бедной, соблазненной и брошенной девушкой.

Благодаря принятым предосторожностям рождение Леонардо, как казалось, прошло почти не замеченным. Сер Пьеро был уверен, что этот эпизод не сможет помешать ему жениться на Альбиере ди Джованни Амадори, богатой невесте, с которой он сочетался браком вскоре после «счастливого» события. Два месяца спустя также был зарегистрирован брак Катерины с Антонио ди Пьеро дель Вакка, по прозванию Аттаккабрига[22]22
  Attaccabrighe (ит.) – задира.


[Закрыть], крестьянином из селения Кампо-Дзеппи, расположенного примерно в двух километрах от Винчи. Кажется, что эта свадьба тоже была устроена отцом сера Пьеро для того, чтобы обеспечить матери и ребенку достойное существование в будущем. Жизнь продолжалась как ни в чем не бывало. Первые годы жизни Леонардо провел с матерью, вдали от пересудов и сплетен; вокруг него была многочисленная семья, в которой за несколько лет родились еще четверо детей. Чего никак нельзя было сказать о сере Пьеро. Альбиера, несмотря на молодость, оказалась бесплодной. Шли годы, а она так и не родила наследника.

В этот момент снова вмешался сер Антонио и срочно принял меры. Чтобы избежать риска угасания рода и утраты имущества, нажитого семьей, старик решил забрать Леонардо к себе в дом. Возможно, дед питал родственные чувства к внуку, который ни в чем перед ним не провинился. Пять лет спустя после его рождения, когда обитатели Винчи уже свыклись с мыслью, что в семье подрастает внебрачный ребенок, Антонио отобрал мальчика у матери и внес его наконец в свою декларацию о доходах. Именно в 1457 году в этом документе впервые упоминается о существовании «Леонардо, незаконном сыне Сера Пьеро, рожденном от него и Катерины, являющейся в данное время женой Аттаккабриги ди Пьеро дель Вакка да Винчи, пяти лет». Тогда же дедушка занес в записную книжку день и час тайных родов, точно так же, как до этого три поколения его предков записывали даты рождения всех законнорожденных членов семьи. Страх перед тем, что Пьеро может остаться без потомства, вынудил его признать этого незаконнорожденного ребенка.

Имя «Леонардо да Винчи», в котором не упоминался ни один из его предков, в те времена должно было звучать почти как имя безродного человека.

С этого момента, судьба стала не столь жестока к мальчику, как можно было ожидать, судя по первым годам его жизни. Леонардо перебрался в отчий дом, более богатый и респектабельный, тем не менее он по-прежнему считался внебрачным ребенком, и в родном доме к нему относились не как к родному сыну. Не следовало обольщаться, что поступок его дедушки перечеркнет предрассудки, связанные с его незаконным рождением: несмотря на то что он был первенцем Пьеро и первым внуком Антонио, а его имя появилось наконец в семейной книге регистрации рождений, к нему не добавили имен его предков. Впрочем, даже само имя Леонардо было чужеродным в длинной цепочке мужских имен этой семьи. Возможно, если бы он родился в браке, его назвали бы Гвидо или Микеле, как деда и прадеда Антонио. Никто не мог сказать, откуда взялось его имя, столь необычное для этого семейства. Во Флоренции Леонардо называли да Винчи, как любого другого, приехавшего из этого города: достаточно было его имени и места рождения, чтобы установить его личность. Имя «Леонардо да Винчи», в котором не упоминался ни один из его предков, в те времена должно было звучать почти как имя безродного человека, не имевшего семьи, и по закону с этим ничего нельзя было поделать. Незаконнорожденный ребенок не имел права носить фамилию своего отца.

Век спустя, собирая сведения о Леонардо, чтобы написать его биографию, Джорджо Вазари ошибочно называл Пьеро дядей художника, а не его отцом. В течение десятилетий исследователям не удавалось с точностью установить, кем приходился художнику нотариус из Винчи.

Флорентийский закон не позволял Леонардо наследовать нотариальную контору его отца. У мальчика не было ни малейшей возможности сделать престижную профессиональную карьеру, ему пришлось бы довольствоваться простой работой, поскольку на него не распространялась ни одна из привилегий, положенных первенцам. Ему помогла чистая случайность: на протяжении двадцати лет он оставался единственным ребенком. Пьеро одну за другой похоронил двух жен, так и не родивших ему законного наследника. У дедушки и отца не было иного выбора, как сосредоточиться на будущем единственного отпрыска, дарованного им судьбой. Итак, его детство протекало счастливо и безмятежно в стенах дома в Винчи, а судьба оказалась к нему более милостивой, чем этого можно было ожидать. По крайней мере, это то, что можно извлечь из старых биографий, повествующих о ранних годах художника.

Призрак матери

Столь необычные обстоятельства появления на свет не могли не наложить свой отпечаток на личность, выбор жизненного пути и мировоззрение Леонардо. В большой семье своего деда мальчик не занимал какого-либо определенного места. Его мать была замужем за человеком, который не был его отцом, он был едва знаком со своими четырьмя сестрами и братом, а его отец был женат на женщинах, которые, возможно, пытались заменить ему мать, поскольку у них не было своих детей. Участие отца было случайным и непостоянным, вначале Пьеро мало радовало появление в его жизни сына. Много лет спустя художник придумает словесную игру, в которой найдут отражение его отношения с отцом: ставя на бумаге свое имя, он будет прибавлять к нему «di s. р. еrо», что означает «ди сер Пьеро», но также «dispero»[23]23
  Dispero (ит.) – утративший надежду, отчаявшийся.


[Закрыть]… Подпись, скрывавшая отношения без надежды.

У обоих родителей были свои семьи, к которым он не принадлежал, его окружали братья и сестры, с которыми он не был близок, и взрослые, настроенные против него.

Его детство протекало между домом в Винчи, округом Кампо-Дзеппи и, возможно, краткими пребываниями с отцом во Флоренции, куда он окончательно перебрался только к четырнадцати годам. У обоих родителей были свои семьи, к которым он не принадлежал, его окружали братья и сестры, с которыми он не был близок, и взрослые, настроенные против него.

Самой проблематичной фигурой была его родная мать. Казалось, что Катерина не играла никакой роли в воспитании Леонардо, который, тем не менее, повзрослев, питал к ней самую искреннюю и глубокую привязанность. Полностью отсутствовавшая в скудных документах, касавшихся его детства, эта женщина внезапно появилась в его жизни вновь спустя много лет, примерно в 1493 году, когда Леонардо пригласил ее в свой миланский дом. Теперь, когда он твердо стоял на ногах, детство, проведенное в Винчи, стало лишь смутным воспоминанием. Художник своим трудом заработал видное положение при дворе герцога Миланского, где вместе с ним работали несколько молодых живописцев. Некоторые исследователи сомневаются в приезде Катерины, однако записи, сделанные Леонардо в эти годы, ясно свидетельствуют: «Катерина пришла в день 16 июля 1493 года». На том же клочке бумаги в строчку написаны следующие имена: «Антонио Лючия Пьеро Леонардо», как если бы это была подпись под семейной фотографией, на которой изображены самые дорогие ему люди – дедушка Антонио, бабушка Лючия, отец Пьеро, а также он сам. Кажется, не остается сомнений в том, что эта «Катерина» была не кто иная, как его родная мать. Никто не знал, почему женщина перебралась к сыну в Ломбардию, вместо того чтобы провести последние годы жизни в Тоскане, в семье одной из своих дочерей. Похоронив мужа и одного из сыновей, Катерина предпочла не обременять собой дочерей, а переехать жить к сыну, о котором она никогда не могла заботиться так, как ей бы этого хотелось. Возможно, в те времена было принято, чтобы вдова, оставшаяся без средств к существованию, жила за счет одного из сыновей? Или, может быть, это было ее собственное решение, продиктованное чувством привязанности к покинутому сыну? Мы не знаем ответа на этот вопрос, но, как бы то ни было, с 1493 года ее имя часто появляется в записях Леонардо. Именно она стала причиной одного из самых тяжелых переживаний, выпавших ему в жизни.

Внезапно в его записях появляется список расходов на «погребение Катерины». В первый момент он пишет «смерть Катерины», но затем решает зачеркнуть печальное слово – как будто для того, чтобы облегчить свое горе, и вместо этого с ледяным спокойствием перечисляет накладные расходы: 27 сольдо за 3 фунта воска, 4 – за переноску и установку креста, 8 – за несение тела усопшей, 20 – 4 священникам и 4 служкам, 16 – могильщикам и 2 сольдо врачу, засвидетельствовавшему смерть. Обычный подробный перечень расходов, по которому невозможно судить о его переживаниях по поводу смерти матери. Художник, никогда в своих записях не дававший волю чувствам, встречает кончину матери с той же рациональностью, с какой проводит свои эксперименты. В этот момент он пытается избежать страдания и не оставляет ни единого комментария. Складывается впечатление, что похороны матери были для него лишь одним из множества привычных повседневных дел. Разлука с Катериной в детстве и ее отсутствие на протяжении долгих лет закалили характер Леонардо, сделали его стойким перед лицом любого горя или испытания. В глубине души он оставался одиноким и никогда даже не мечтал о том, чтобы создать «нормальную» семью. Может быть, он пытался восполнить отсутствие матери, воскрешая ее образ на некоторых из своих шедевров.

Был ли Леонардо гомосексуалистом?

Дети, даже рожденные в законном браке, но не в любви, могут быть «ничтожными и презренными», в то время как, «если соитие совершается по большой любви и страстному желанию обеих сторон, то ребенок рождается талантливым, остроумным, резвым и ласковым». Из этих слов можно заключить, что, возможно, Леонардо как раз оказался таким плодом любви. Ему хотелось верить, что отношения Пьеро и Катерины были исполнены страсти и желания. Может быть, да Винчи оправдывал себя принадлежностью к такой категории: дитя любви, зачатое по взаимной, хотя и тайной страсти. Такие дети самые лучшие, возможно, думал он.

Целые реки чернил были пролиты в попытках понять, как повлияли непростые обстоятельства рождения Леонардо на особенности его жизни и его живописные работы. Первым и наиболее авторитетным автором, написавшим об этом, был Зигмунд Фрейд, в 1910 году посвятивший Леонардо блестящий очерк, в котором он стремился показать, как отсутствие матери в жизни художника повлияло на его сексуальную ориентацию и на его живописные шедевры. Размышления австрийского врача начинаются с обращения к детским впечатлениям Леонардо, которые можно найти среди строк, посвященных им изучению полета птиц: «[…] на ум приходит самое раннее воспоминание детства, будто я лежал в колыбели, а ко мне спустился коршун, открыл мне уста своим хвостом и много раз толкнул им мои губы»[24]24
  «Questi seriver si distintamente del nibio par che sia mio distino, perche nella mia prima ricordatione della mia infantia e mi parea che essendo io in culla, che un nibio venissi a me e mi aprissi la bocca colla sua coda e moke volte mi percuotesse con tal coda dentro alle labbra» (Cod. atlant. F. 65 V).


[Закрыть]. Вероятно, эта сцена родилась из ощущения, оставленного материнским соском, касавшимся губ новорожденного и побуждавшим его открыть рот и начать сосать. Это впечатление Леонардо превратил в великолепный натуралистический образ. Однако такое объяснение не удовлетворило Фрейда: опытный психоаналитик придал этому воспоминанию художника эротический смысл. По его мнению, да Винчи представил таким образом фелляцию, «половой акт, при котором член вводится в рот человека, который его принимает»[25]25
  Фрейд 3. Воспоминание Леонардо да Винчи о раннем детстве // 3. Фрейд. Художник и фантазирование. – М.: Республика, 1995. – С. 187.


[Закрыть]. Такой вывод, кажущийся, честно говоря, довольно странным, он делает, опираясь на анализ статистики наиболее частых сновидений у пациентов психоаналитика: «Хвост, «coda», – это один из известнейших символов и замещающих обозначений мужского члена как в итальянском, так и в других языках»[26]26
  Фрейд 3. Воспоминание Леонардо да Винчи о раннем детстве // 3. Фрейд. Художник и фантазирование. – М.: Республика, 1995. – С. 187. Там же, с. 181.


[Закрыть], – объясняет отец психоанализа. Не только это, однако тот факт, что Леонардо воспользовался своим младенческим воспоминанием для того, чтобы описать половой акт, может послужить для врача доказательством того, что художник переживал свою гомосексуальность как проблему и пытался таким образом дистанцироваться от своей истинной природы. Если к этим размышлениям добавить тот факт, что да Винчи окружал себя юношами, которых он выбирал («В качестве учителя он окружал себя красивыми мальчиками и юношами, принятыми им в ученики»[27]27
  Там же, с. 181.


[Закрыть]), то, согласно Фрейду, мы несомненно имеем дело с человеком, которого привлекали представители его пола, но который не мог спокойно относиться к своим импульсам. Затем Фрейд проводит ряд запутанных культурных параллелей и приходит к выводу, что единственной причиной гомосексуальности Леонардо было отсутствие матери. Из-за этого он с детства не мог устанавливать нормальные отношения с женщинами, общаясь преимущественно с доминантными мужчинами. Отношения с Катериной основывались на запретной связи, оставившей след в его живописных шедеврах. Позади женских портретов художника скрывается воспоминание о его матери. Психоаналитик отмечает, что загадочная улыбка, типичная для его дам и Мадонн, появляется на его картинах только после смерти матери: это не что иное, как выражение материнского лица, всплывающее в его младенческих воспоминаниях, единственном времени, когда они были по-настоящему близки.

Такое объяснение пользовалось большой популярностью в XX веке: «Джоконда», картина, которую художник начал писать сразу после кончины Катерины, чтобы затем всегда держать ее при себе, по мнению некоторых исследователей, может быть портретом той самой женщины, которую он всегда желал и с которой его разлучили в раннем возрасте… Заманчивая, но довольно фантастичная гипотеза, как мы увидим дальше.

Ранний талант

Окруженный заботой дедушки и безразличием отца Леонардо в детстве получил образование, достаточное для незаконнорожденного ребенка. В доме да Винчи считалось вполне достаточным дать мальчику некоторые основные сведения, в число которых не входило изучение классической литературы, латинского языка и философии. Ему преподавали лишь основы грамматики. «Я хорошо понимаю, насколько я неграмотен, – писал он с некоторым сожалением. – Любой мог бы осуждать меня на том основании, что я неграмотен […]. Скажут еще, что, поскольку я неграмотен, я не смогу как следует объяснить то, что хочу». Леонардо понимал, что его коллеги гораздо более образованны, чем он. В течение долгих лет он усердно работал, чтобы заполнить пробелы в своем довольно дилетантском образовании. В детстве он слышал, как в церкви декламировали Данте, единственного поэта, которого он знал, в промежутках между литаниями всем святым[28]28
  Litania Sanctorum – католическая молитва святым, построенная в форме литании – молитвы, состоящей из повторяющихся коротких молебных воззваний.


[Закрыть]. Овидий, Плиний, Петрарка, античные и современные классики, которых изучали дети в благородных семьях, не входили в круг его чтения. К тому же его учитель сам был не слишком ученым и довольно рассеянным. Учитывая все сказанное, кажется просто невероятным, что Леонардо с течением времени смог достичь таких необыкновенных результатов благодаря неустанным занятиям и экспериментам.

«Я хорошо понимаю, насколько я неграмотен… Любой мог бы осуждать меня на том основании, что я неграмотен… Скажут еще, что, поскольку я неграмотен, я не смогу как следует объяснить то, что хочу».

Если верить тому, что рассказывали современные ему биографы, то исследования Леонардо были результатом его ума и упорства. Действительно, можно сказать, что он был самоучкой. Леонардо горел желанием учиться, соединенным с необыкновенным талантом. «[…] В юности […] он принимался за изучение многих предметов, – пишет Вазари. – Так, в математике за те немногие месяцы, что он ею занимался, он сделал такие успехи, что, постоянно выдвигая всякие сомнения и трудности перед тем учителем, у которого он обучался, он не раз ставил его в тупик»[29]29
  Вазари Джорджо. Жизнеописания наиболее известных живописцев, ваятелей и зодчих. Полное издание в одном томе: Пер. с ит. А. Г. Габричевского и А. И. Бенедиктова. – М.: Альфа-Книга, 2008. С. 456.


[Закрыть]. В то время умение считать на счетах пригодилось бы для любой профессии, какую бы он ни избрал, будь то работа в текстильной лавке, ювелирной мастерской или аптеке, в любом случае он должен был уметь измерять длину куска ткани, взвешивать металлические изделия или рассчитывать дозы лекарственных средств. Леонардо проявил незаурядные способности в самых различных областях. «Некоторые усилия потратил он и на познание музыкальной науки – продолжает Вазари, – но вскоре решил научиться только игре на лире […] он божественно пел, импровизируя под ее сопровождение»[30]30
  Вазари Джордже. Жизнеописания наиболее известных живописцев, ваятелей и зодчих. Полное издание в одном томе: Пер. с ит. А. Г. Габричевского и А. И. Бенедиктова. – М.: Альфа-Книга, 2008. С. 456.


[Закрыть]. С детства ему давалось легко все – от математики до геометрии, от ботаники до игры на музыкальных инструментах и звуковой гармонии. Как ни странно, именно последний талант однажды изменил его жизнь.

Невероятно, но правда

При нехватке книг и опытных учителей мальчик утолял жажду познания, наблюдая окружающий его мир: бескрайние зеленые поля, раскинувшиеся вокруг Винчи, представлялись ему чудом природы. Первые проявления одаренности Леонардо привлекли внимание его отца. Движимый желанием дать Леонардо образование и найти ему работу, сер Пьеро решил подвергнуть испытанию его творческие способности. Однажды один из крестьян принес ему грубый некрашеный щит (деревянный диск, которыми часто завершали декорирование стен в домах) с просьбой расписать его. Нотариус попросил сына разукрасить его по своему вкусу. Юноша принялся за работу, он отрихтовал грубый щит из фигового дерева, придумав довольно оригинальное решение: изобразил чудовищный лик, навеянный образом «головы Медузы Горгоны».

При нехватке книг и опытных учителей мальчик утолял жажду познания, наблюдая окружающий его мир.

Леонардо заперся в комнате со щитом, «напустил в одну из комнат, в которую никто, кроме него, не входил, разных ящериц, сверчков, змей, бабочек, кузнечиков, нетопырей и другие странные виды подобных же тварей»[31]31
  Там же, с. 458.


[Закрыть]. В порыве вдохновения «из множества каковых, сочетая их по-разному, он создал чудовище весьма отвратительное и страшное, которое отравляло своим дыханием и воспламеняло воздух»[32]32
  Там же.


[Закрыть]. Он так глубоко погрузился в работу, что не замечал распространявшегося вокруг зловония, источаемого дохлыми тварями, запертыми в его комнате. Через несколько дней, закончив работу, он установил щит на мольберте, расположенном напротив окна, сквозь которое на него падал рассеянный свет, и пригласил отца войти в комнату. «Сер Пьеро, который об этом и не думал, при первом взгляде от неожиданности содрогнулся, не веря, что это тот самый щит и тем более что увиденное им изображение – живопись»[33]33
  Там же, с. 459.


[Закрыть]. Затем, пораженный видом изображенного на щите чудовища и чуть ли не теряя сознание от распространявшегося из комнаты зловония, он унес работу Леонардо с собой, купил у лавочника другой щит, на котором было написано сердце, пронзенное стрелой, и отдал его крестьянину, который остался ему за это благодарным на всю жизнь. Он понимал, что держит в руках настоящее произведение искусства, которое можно будет продать на рынке за кругленькую сумму (дукатов сто – недурная цена за деревянный щит, расписанный неизвестным юнцом). Несомненно, это была удачная сделка, не считая того, что сер Пьеро не сумел разглядеть в добротном ремесленном изделии маленького шедевра. Тем не менее он понимал, что у молодого человека большое будущее и ему следует обучаться живописи.

Первая работа

Разглядев способности Леонардо к живописи, нотариус принялся задело всерьез. «Заметив это и приняв во внимание высокий полет этого дарования, – рассказывает Вазари, – сер Пьеро отобрал в один прекрасный день несколько его рисунков, отнес их Андреа Верроккьо, который был его большим другом, и настоятельно попросил его сказать, достигнет ли Леонардо, занявшись рисунком, каких-либо успехов»[34]34
  Вазари Джордже. Жизнеописания наиболее известных живописцев, ваятелей и зодчих. Полное издание в одном томе: Пер. с ит. А. Г. Габричевского и А. И. Бенедиктова. – М.: Альфа-Книга, 2008. С. 456.


[Закрыть]. Несомненно, нотариуса интересовали не столько престиж и слава, сколько возможный доход, и он пустил в ход все свои связи, чтобы обеспечить сыну достойное будущее. Андреа дель Верроккьо был поражен, рассматривая листы с рисунками никому не известного самоучки, и сразу же принял его в свою мастерскую. Сер Пьеро обратился к нему только потому, что был с ним близко знаком, поскольку они оба оказывали услуги при дворе Медичи. Однако он не мог бы сделать лучшего выбора: в то время мастерская Андреа дель Верроккьо пользовалась наибольшей известностью во Флоренции. Именно здесь Леонардо смог применить свое врожденное мастерство рисовальщика и удовлетворить свое стремление к знаниям, которое до этого развивалось стихийным образом. Здесь он наконец получил в руки средства для совершенствования своей врожденной способности изображать мир.

Мастерская Андреа дель Верроккьо пользовалась наибольшей известностью во Флоренции. Именно здесь Леонардо смог применить свое врожденное мастерство рисовальщика.

Недаром одной из первых работ, выполненных им в мастерской Верроккьо, был пейзаж, с большим умением начертанный пером на листе, на котором да Винчи поставил дату 5 августа 1473 года, День святой Марии делла Неве (см. иллюстрацию 1 на вкладке). На первый взгляд кажется, что это упражнение, почти эскиз, набросанный, возможно, где-нибудь на природе, в то время как художник созерцал долину реки Арно с определенной точки. Кажется, что юноша вначале сделал беглый карандашный набросок, чтобы затем в мастерской вернуться к нему с пером в руках. Эксперты перессорились, пытаясь определить, с какого именно места был сделан этот набросок. На самом деле, возможно, на нем изображен реальный пейзаж, поскольку он очень отличается от пейзажей, которые художники в то время изображали на заднем плане своих полотен. Луга, горы, реки и городки заполняют там пространство позади фигур святых, Девы Марии и знатных дам, однако речь всегда идет о вымышленных видах, на которых можно в лучшем случае опознать плавность умбрийских холмов или прозрачность лагуны. Таковы задние планы на картинах Перуджино, сады кисти Мантеньи или морские пейзажи Карпаччо и Беллини. Однако это произведение Леонардо, как кажется, не было написано только для того, чтобы заполнить фон позади фигуры: художник изобразил панораму с такой полнотой, таким богатством деталей и так детально, что превратил ее в законченную самостоятельную работу. Можно с большой вероятностью утверждать, что здесь речь идет о первом пейзаже в истории искусства, который превратится в отдельный жанр лишь более века спустя.

Художник запечатлевает реальность такой, какой он ее видит, направляя наш взгляд на ряд планов, постепенно отдаляющихся по направлению к фону рисунка.

Маленький рисунок юного да Винчи раскрывает совершенно новый сюжет. В этих беглых штрихах пера нет ничего условного. Художник запечатлевает реальность такой, какой он ее видит, направляя наш взгляд на ряд планов, постепенно отдаляющихся по направлению к фону рисунка. Справа изображен обрывистый утес, с вершины которого низвергается водопад, стекающий по ущелью в реку. Деревья, растущие вдоль реки, набросаны легкими и уверенными штрихами: нескольких горизонтальных полосок вполне достаточно, чтобы наметить их ветви.

Леонардо удается, используя одни только чернила, изменять интенсивность света, как если бы он пользовался кистью.

Одна деталь поистине необычна. Следуя за течением реки, взгляд движется налево, где на полпути возвышаются крепостные стены. Линия стен соединяет отдельные башни с угловым бастионом, в то время как вдали виднеется группа домов, скрывающихся за горой. Со скалы открывается вид на долину, теряющуюся на заднем плане. Здесь штрихи становятся все легче, Леонардо пропускает детали, ему довольно нескольких сходящихся линий, чтобы обозначить открывающееся вдалеке бесконечное пространство. Там можно рассмотреть несколько кустарников, быть может, еще пару островков и затем очертания далеких гор. Таковы подробности, дающие основания предполагать, что мы находимся посреди болот Фучеккьо, к северу от долины реки Арно, текущей в отдалении. Возможно, Леонардо запечатлел этот ландшафт с определенной точки: это замок в Монтеветтолини, принадлежащий сегодня семейству Боргезе, расположенный на холмах, окружающих Монтекатини. В те времена в замке останавливались на отдых во время охотничьих выездов, устраивавшихся флорентийскими аристократами. Это место находится не слишком далеко от Винчи, возможно, Леонардо забредал туда во время своих летних прогулок, и оно вдохновило его на создание такого экспериментального перспективного изображения ландшафта. По мере продвижения в глубь рисунка его перо все легче прикасается к бумаге: там, где взгляд теряется, не имея возможности разглядеть подробности, остается едва заметный контур горной цепи. Леонардо удается, используя одни только чернила, изменять интенсивность света, как если бы он пользовался кистью. До него никому еще не удавалось изображать природу, вглядываясь в нее столь пристальным взглядом. Рисунок кажется очень естественным и спонтанным, однако за этой кажущейся легкостью скрывается внимательный и ясный взгляд да Винчи. Спонтанность и контроль – это двуединство, которое будет всегда сопровождать его в работе. В это время он совершенно готов, и не хватает только удобного случая, чтобы полностью раскрылся его необыкновенный талант. Леонардо полон надежд, которым вскоре суждено приобрести горький привкус разочарования.