Текст книги "Таинственный Леонардо"

Глава 2
Больше чем авангард

Когда Леонардо поселился в отцовском доме во Флоренции, город переживал весьма специфический момент своей истории. Решимость и энтузиазм, преобладавшие в первой половине столетия, сменились двусмысленным и неожиданным застоем, правительство переживало потрясения, от которых смогло оправиться лишь много лет спустя. Живописцы должны были считаться с заказчиками, которые не всегда оказывались готовы принять те новинки, которые появлялись на нарождавшемся художественном рынке.

Живописцы должны были считаться с заказчиками, которые не всегда оказывались готовы принять те новинки, которые появлялись на нарождавшемся художественном рынке.

Миф о флорентийском Возрождении полон нераскрытых тайн. В действительности этот феномен был придуман в кабинетах хронистов того времени для того, чтобы обольстить собственных меценатов и рекламировать образ Флоренции эпохи Возрождения за границей. Многие аристократы и богатые купцы высказывали серьезные сомнения и упорно сопротивлялись всему новому, среди них были те, кто не позволил Леонардо добиться в те годы заслуженного успеха и вынудил его оставить город в поисках общины, которая оценила бы его талант. В первые годы жизни во Флоренции он впитал невероятное количество будоражащих знаний, но также познал горький вкус неудач.

Между новациями и традицией

Новый век начался со знаменитого конкурса 1401 года на отливку бронзовых барельефов на воротах Северного портала Баптистерия святого Иоанна Крестителя. Эта инициатива стала истинным водоразделом. Гиберти и Брунеллески, ювелиры, введшие моду на скульптуру в общественных местах, представили два очень разных проекта: один, проникнутый изяществом и жеманством, и другой, насыщенный цитатами из классической античности и выполненный в соответствии с безупречным геометрическим планом. Выбор горожан пал на первый, менее смелый и инновационный проект, тем не менее сам факт проведения конкурса обозначил прохождение точки невозврата. Семена возрождения идеалов античности пали на благодатную почву, и оставалось только ожидать появления всходов. Через несколько лет Донателло создаст для украшения внешней стороны церкви Орсанмикеле своего «Святого Георгия» (см. иллюстрацию ниже) – образ воителя, сознательно защищающего доверенное ему пространство, твердо стоящего на земле, с упругим повернутым торсом и сосредоточенным выражением лица, образ воина, готового ринуться в бой по первому приказанию принцессы из Селена[35]35
  Согласно легенде, святой Георгий, трибун из Каппадокии, пришел однажды в город Селен, жители которого страдали от ненасытности дракона, жившего в озере неподалеку от города. Жители приносили ему в жертву ежедневно по две овцы. Но вскоре овцы у них кончились, и они вынуждены были отдавать чудищу своих детей. Многих детей съел дракон, пока выбор не пал на дочь царя этого города. Принцесса отправилась к озеру, но по дороге встретила всадника, которым был святой Георгий. Он пошел с нею, и, когда дракон поднялся из озера, он осенил себя крестным знамением и поразил его копьем. Потом принцесса накинула поясок на шею дракона и отвела его к стенам города.


[Закрыть]. Внизу, у него под ногами, изображена сцена битвы с драконом, напротив – лоджии с безупречно выполненной перспективой. Таковы были первые шаги нового стиля, содействовавшего трансформации воображаемого флорентийца.

Донателло. Святой Георгий. Национальный музей Барджелло, Флоренция

Однако рядом с такими невероятными творениями, как эта статуя Донателло, в скрытом диалоге между новациями и традицией удержался более привычный, ностальгический стиль. Палла Строцци, образованный и утонченный гуманист, строгим творениям Мазаччо предпочел куртуазную атмосферу и позолоту Джентиле да Фабриано, когда в 1423 году ему понадобилось декорировать капеллу в базилике Санта-Тринита. Восходящей звезде новой живописи банкир предпочел старого мастера. «Поклонение волхвов», которое Джентиле написал для капеллы Строцци, кажется шедевром, принадлежащим другой эпохе и свидетельствующим о том, что декоративный позднеготический стиль отнюдь не торопится уступать свое место. Пятьдесят лет спустя Леонардо тоже пришлось столкнуться с такой консервативной установкой.

Застой

В 30-е годы XV века Козимо де Медичи, управлявший городом, благодаря как своим деньгам, так и своему выдающемуся уму придал ускорение развитию архитектуры и живописи: он построил внушительный дворец для своей семьи за пределами средневекового центра Флоренции, предоставив возможность возвести эти грандиозные сооружения передовым архитекторам, таким как Брунеллески и Микелоццо, поощряя работу Беато Анджелико в монастыре Сан-Марко. Именно ему принадлежит заслуга утверждения нового ренессансного стиля, вдохновленного формами античного искусства. Однако после его смерти стремление к новому было приостановлено.

Украшение капеллы в семейном дворце его сын Пьеро Готтозо поручил Беноццо Гоццоли, чья картина «Шествие волхвов» послужила прежде всего для прославления династии Медичи, представители которой были изображены с большим портретным сходством в свите, сопровождающей процессию. Однако эта фреска не имела почти ничего общего с перспективным и сущностным видением, свойственным шедеврам Мазаччо и Пьеро делла Франчески: эта роспись стала скорее демонстрацией элегантных нарядов, драгоценных позолоченных чепраков и невыразительных лиц, воспроизводивших готический стиль живописи Джентиле. Неожиданно показалось, что искусство вернулось в 50-е годы. Этот сигнал остался незамеченным даже следующими поколениями Медичи.

Когда в 1469 году власть в городе перешла к Лоренцо и Джулиано, сыновьям Пьеро, художники оказались в совершенно иной ситуации. Новые властители Флоренции не были заинтересованы в возведении общественных зданий, напротив, они поощряли создание произведении, предназначенных для украшения домашних интерьеров, или приспособлений и устройств для декорирования шумных придворных событий. В такую атмосферу оказался погружен Леонардо в 70-х годах XV века. Подъем, вызванный революцией, совершенной Брунеллески, Мазаччо и Беато Анджелико, временно уступил место ностальгическим настроениям.

К художникам относились, как к простым ремесленникам, от которых не требовался высокий интеллектуальный уровень.

К художникам относились как к простым ремесленникам, от которых не требовался высокий интеллектуальный уровень. Живописцев зачисляли в корпорацию живописцев в цехе врачей и аптекарей, вместе с цирюльниками, продавцами канцелярских принадлежностей, торговцами специями и горшечниками. Это было очень разнородное сообщество, в котором Леонардо и его коллеги занимали подчиненное место, гораздо менее заметное, чем у тех, кто растирал в порошок и продавал в розницу пигменты, необходимые им для работы. Не лучше обстояло дело с архитекторами и скульпторами, которые не были даже внесены в официальный городской список профессий. В то время лучше всего жилось ювелирам, писавшим также картины для алтарных ниш, скульпторам, изготовлявшим церковную утварь, а также создателям устройств и костюмов для проведения великолепных общедоступных представлений, оживлявших Флоренцию.

Вечно празднующий город

В 1469 году, когда да Винчи поселился в доме на виа делла Престанца (сегодня виа деи Гонди), во Флоренции были в моде костюмированные рыцарские турниры, спортивные состязания, на которых молодые отпрыски аристократических семейств устраивали живописные конные соревнования, стоившие огромных денег. Еще большее внимание, чем конные схватки, привлекали великолепные кортежи, предшествовавшие поединкам и служившие для наблюдения за ними. Сегодня практически не осталось и следа от этих необычных одноразовых действий, однако праздничное оборудование, использовавшееся Лоренцо и Джулиано Медичи, все-таки попало в историю благодаря свидетельствам хронистов и поэтов, запечатлевших невероятные подробности таких торжеств. В том же году по случаю карнавала Лоренцо Великолепный оплатил проведение знаменитого рыцарского турнира на площади Санта-Кроче. Рядом с ним выстроились в ряд оруженосцы, трубачи и юноши в роскошных одеяниях, причудливых шлемах и в вооружении, украшенном разноцветными перьями и серебром тончайшей выделки. Несколько месяцев спустя в городе опять были устроены трехдневные торжества по случаю свадьбы Лоренцо и Клариче Орсини. Роскошь и великолепие этой церемонии вошли в городские анналы и остались в истории: пять банкетов, на которых были съедены сто пятьдесят телят, четыре тысячи каплунов, семнадцать центнеров сладостей и конфет, запитых бесконечным числом бутылок вина. Не забудем упомянуть и про непременные аллегорические, украшенные шелками и цветами колесницы, растянувшиеся вдоль улиц. Все флорентийские ремесленники были заняты созданием костюмов и декораций для этих грандиозных представлений, призванных прославлять семейство Медичи, олицетворявшее будущее Флоренции и всей Италии.

В кузнице Вулкана

Сначала Леонардо мог только наблюдать за этими представлениями из толпы, они должны были поразить его воображение в сравнении с бедными праздниками, которые он видел на городской площади в Винчи. Всего через несколько лет, поступив в мастерскую Андреа Верроккьо, он, напротив, примет самое активное участие в создании некоторых украшений для знаменитых рыцарских турниров Джулиано Медичи, проводившихся на площади Санта-Кроче в 1475 году. Брат Лоренцо предстал на площади облаченным в серебряные доспехи и шлем, изготовленные учителем Леонардо. В мастерской Верроккьо делали не только великолепные надгробные памятники для новых дворянских часовен и впечатляющие алтарные ниши, но и конские чепраки, штандарты, украшения и доспехи; над ними трудилась целая группа ремесленников, среди которых был и юный Леонардо.

В мастерской Андреа анатомировали трупы, что широко практиковалось в ту эпоху в художественных мастерских, и устраивали «смотр» античным скульптурам, которые флорентийская знать приобретала на антикварном рынке. Возле сада Сан-Марко Лоренцо Великолепный устроил что-то вроде лавки под открытым небом, где были собраны античные мраморные скульптуры, рельефы, саркофаги, фонтаны и бассейны любого размера и на любой вкус. Леонардо посчастливилось очутиться в самом центре этого парка чудес, где, как казалось, Лоренцо организовал настоящую академию искусств, вдохновленный обнаруженными при раскопках предметами античного искусства.

Поверхностные знания, полученные художником в Винчи, в эти первые флорентийские годы быстро обогащались его новыми исследованиями в широком диапазоне – от изучения античности и экспериментирования с новыми сюжетами до технических проектов, связанных с природными штудиями. Верроккьо был не только знатоком антиквариата, он обладал широким набором необычайных умений, заставлявших его ставить бесконечные эксперименты: он соединял в себе профессии художника, ювелира, гравера, кузнеца, инженера и архитектора. В городе его сравнивали с Лисиппом[36]36
  Лисипп – греческий скульптор, вместе со Скопасом и Праксителем вошел в триаду величайших скульпторов классической греческой скульптуры. Завершает эпоху поздней классики (IV век дон. э.).


[Закрыть] и почитали как одного из самых таинственных алхимиков, прозвав его «сыном бога Меркурия». Учитель делился знаниями, почерпнутыми из античных источников, со своими юными сотрудниками (помимо Леонардо в его мастерской трудились Перуджино, Синьорелли, Боттичелли и Лоренцо ди Креди), которым давалось задание проверять каждую идею, экспериментируя и пробуя до тех пор, пока не будет достигнут результат, удовлетворяющий заказчика. Леонардо единственный из всех учеников унаследовал широкую гамму интересов своего учителя.

Странная гримаса

Многие исследователи предполагают, что руке Леонардо принадлежит эскиз хоругви, на котором Купидон отнимает стрелу у своей уснувшей матери Венеры. Напротив, не остается сомнений в том, что им был нарисован изумительный бюст воина в шлеме и латах (см. иллюстрацию ниже), возможно, это один из набросков, которые Верроккьо показывал заказчику перед тем, как отчеканить для него парадный шлем. Лицо на этом профиле в точности напоминает изображения императоров на римских монетах: в конце XIV века вернулась мода на изображения античных ликов, как это было принято при Августе или Траяне. Вновь обнаруженные римские императорские монеты также привлекали внимание Верроккьо, который чеканил головы со смягченными или, напротив, очень энергичными чертами лица, согласно придворным вкусам.

Да Винчи перенял стиль, предложенный учителем, придав новую энергию некоторым неожиданным деталям.

Да Винчи перенял стиль, предложенный учителем, придав новую энергию некоторым неожиданным деталям. Следуя примеру Андреа, он украшал шлемы гирляндами из листьев и прекрасных цветов, спускавшихся прямиком с коринфской капители, и снабжал их драконьими крыльями. На груди у воина располагалась голова льва с гривой, выраставшей непосредственно из изысканных акантовых завитков в античном вкусе. Формы, заимствованные из средневековых бестиариев, смешанные с элементами классической архитектуры, смотрелись гармонично благодаря вниманию к деталям, напоминавшим вблизи шедевры ювелирного мастерства. Этот шлем, слишком хрупкий и неудобный для использования в бою, служил изысканным украшением, в котором можно было покрасоваться по случаю рыцарского турнира. Однако Леонардо не ограничился тем, что украсил детали доспехов искусной гравировкой: он пошел дальше своего учителя, нарисовав яростный профиль, лицо воина, какое Верроккьо никогда не смог бы изобразить.

Леонардо да Винчи. Профиль воина в шлеме. 1412 год, серебряный карандаш на бумаге, 28,5×20,1 см, Британский музей, Лондон

Впервые молодой художник с такой свободой воспроизвел традиционный образ. Столь реалистичное изображение лица воина было абсолютно внове, его суровость контрастировала с изяществом доспехов, а выразительность была результатом острой наблюдательности художника. Взгляд воина направлен внутрь, его лицо нахмурено, как никогда прежде во Флоренции не изображали человека на портрете в профиль.

Пьеро делла Франческа в портрете Федерико да Монтефельтро или Пизанелло в портрете Лионелло д'Эсте с точностью воспроизводили все недостатки и индивидуальные особенности своих господ, но в данном случае мы имеем дело с персонажем, в изображении которого художник передал определенный характер. Орлиный нос, выдающаяся нижняя губа, острый подбородок и бычья шея – таким предстает закаленный в боях воин, сосредоточенный и осознающий свою власть.

Леонардо питал подлинную страсть к странным и уродливым лицам.

Леонардо, желавший продемонстрировать Верроккьо свое умение и самостоятельность в работе с заказчиками, превзошел своего учителя: он не только довел до совершенства ремесленное изделие Андреа, но также набросал профиль, поражающий своей реалистичностью. Еще раз, как и в пейзаже Вальдарно, с огромной силой проявилась его страсть к познанию реальности. Интерес к окружающей его действительности, росший в нем год за годом, от работы к работе, превратился в почти одержимость.

Похвала уродству

Леонардо питал подлинную страсть к странным и уродливым лицам. Если ему на улице встречался человек с необычным лицом, он мог ходить вслед за ним целый день, чтобы уловить и запомнить все его особенности и выражение лица. Вечером, вернувшись домой, он набрасывал его портрет в записную книжку.

«Он испытывал такое удовольствие, когда видел в натуре людей со странными лицами, бородатыми или волосатыми, что готов был целыми днями ходить по пятам такого понравившегося ему человека и запоминал его настолько, – рассказывает Вазари, – что потом, вернувшись домой, зарисовывал его так, словно имел его перед глазами»[37]37
  Вазари Джордже. Жизнеописания наиболее известных живописцев, ваятелей и зодчих. Полное издание в одном томе: Пер. с ит. А. Г. Габричевского и А. И. Бенедиктова. – М.: Альфа-Книга, 2008. – С. 460.


[Закрыть]. Множество листов Леонардо изрисовал лицами, настолько необычными, что они кажутся выдуманными. В действительности они представляют собой превосходную подборку изображений на грани карикатуры, собранных на многочисленных страницах, и выделяющихся прежде всего захватывающим уродством персонажей. Эти чудовищные лица с шишковатыми носами, беззубыми ртами, всклокоченными волосами и гротескными головами могли бы послужить типажами для масок для представлений, с которыми Леонардо был тесно связан на протяжении своей карьеры. Во время карнавала во Флоренции показывали сатирические представления, сам Лоренцо Великолепный выступал со сцены с сочиненными им шуточными текстами. Детали, с которыми художник воспроизводит необычные лица этих персонажей, выдают его ироничное и безжалостное отношение к уродству.

«Если живописец пожелает увидеть прекрасные вещи, внушающие ему любовь, то в его власти породить их, а если он пожелает увидеть уродливые вещи, которые устрашают, иль шутовские и смешные, или поистине жалкие, то и над ними он – властелин и бог».

На одном из листков изображены целых пять лиц. Беззубая старуха злобно ухмыляется, в то время как позади нее человек с всклокоченными волосами разинул рот то ли в жутком крике, то ли в сальной усмешке; в центре – античный профиль взирает со строгостью поэта, коронованный венком из дубовых листьев, символом самой грязной похоти, в то время как напротив него высовывается обезьянья физиономия с длинными ухоженными волосами, туго перетянутыми на лбу жгутом. На заднем плане, можно различить пристальный взгляд старика со скупой улыбкой и оттопыренными ушами, набросанный столь легкими штрихами, что он кажется прозрачным. «Если живописец пожелает увидеть прекрасные вещи, внушающие ему любовь, – пишет Леонардо, – то в его власти породить их, а если он пожелает увидеть уродливые вещи, которые устрашают, или шутовские и смешные, или поистине жалкие, то и над ними он – властелин и бог»[38]38
  Леонардо да Винчи. Трактат о живописи: Пер. с ит: А. А. Губарев. – М.: Фолио, 2013. – С. 8.


[Закрыть].

Очарование уродства идет рука об руку с комедией. Рисунок – это не только наилучшее из средств для создания совершенных природных форм, стройных геометрических структур и фигур с безупречными пропорциями; он также позволяет исследовать телесные несовершенства, изъяны человека, его темную сторону. Однако флорентийское общество, стремившееся окружать себя красивыми людьми, драгоценными материалами и великолепными декорациями, еще не было готово воспринять эти провокации да Винчи. Даже такие великие и дальновидные меценаты, как Медичи.

Грандиозное предприятие

Одной из самых необычных работ, над которыми в те годы работали Верроккьо и его ученики, был огромный медный шар[39]39
  Герб Медичи.


[Закрыть] (водрузить его на купол собора Санта-Мария-дель-Фьоре во Флоренции у его создателя Брунеллески не нашлось времени). Увенчать фонарь сферой диаметром три метра было привилегией, которой по праву гордилась бы любая мастерская, но также совершенно необычным заданием. До сих пор все мастера, бравшиеся за это дело, неизменно терпели поражение.

Благодаря записи, относящейся к последующему периоду, мы знаем, что Леонардо принимал участие в этом предприятии: «Помни о сварке для установки шара на Санта-Мария-дель-Фьоре», – отмечает художник между строк, посвященных использованию зеркала горения (зажигательного стекла) для спайки металлов. Чтобы изготовить сферу, требовались знания геометрии для создания пропорциональной формы, металлургические навыки для подготовки литья, декораторское искусство для нанесения наружной позолоты, а также инженерные знания для изобретения механизма для безопасного подъема груза весом почти две тонны. Это была трудная работа, за которую мог взяться и довести ее до конца только Верроккьо со своими помощниками. После многочисленных проб и экспериментов 27 мая 1472 года шар взлетел над крышами Флоренции и был осторожно установлен на высочайшей точке города. Об этой работе упоминалось в восторженном тоне в хронике того времени, однако вскоре пришлось столкнуться с неожиданными практическими трудностями. «22 декабря, – записывает аптекарь Лука Ландуччи в своем флорентийском дневнике, – в купол ударила молния, повредила фонарь и разбила на куски множество мраморов». Сфера действовала, как необычный громоотвод! Никто не ожидал, что спустя годы, в январе 1601-го, после очередной грозы огромный шар свергнется на землю. В память о разрушительной силе стихии в точке его падения была установлена круглая мраморная плита, сохранившаяся до наших дней.

Это событие в дальнейшем побудит Леонардо полностью пересмотреть метод работы, принятый в мастерской Верроккьо. Если учитель ломал голову, проводя бесконечные пробы, прежде чем прийти к определенному решению, без всякой уверенности в том, что он учел все непредвиденные случайности, то его ученик понимал, что любому делу должно предшествовать внимательное и тщательное изучение проекта. Для да Винчи прежде практического экспериментирования шли изучение теории, вычисление вероятностей, размышления над чертежами, выполненными с минимальными изменениями, и все это задолго до работы с материалами и технических проб. «Изучай вначале науку, за которой последует потом практика, рожденная из этой науки» – это был новаторский и, по всей видимости, безукоризненный метод исследования, подталкивавший Леонардо к тому, чтобы ломать голову над своими записями, в которых накапливались самые невероятные умозаключения и гипотезы. Процесс, который в теории протекал без неприятных неожиданностей, на практике мог обернуться внезапными неполадками и подвергнуть риску осуществление самых амбициозных из его проектов, как мы увидим впоследствии.

Очевидец заговора

Не совсем ясно, какие отношения сложились у Леонардо с Лоренцо Медичи. Между ними существовала непонятная связь, выражавшаяся как в демонстрации уважения, так и в неожиданных предательствах.

Лоренцо Великолепный, несомненно, был главным автором революционных изменений, превративших Флоренцию в крупную державу. Однако он был не только прекрасным стратегом и дипломатом, но и поэтом, меценатом, музыкантом, щедрым любовником и человеком, признававшим в других ум, когда он встречал его. Его окружала компания интеллектуалов и поэтов, таких как Анджело Полициано, создатель знаменитых стихов, в которых восхвалялось семейство Медичи, и Луиджи Пульчи, автор «Моргайте», смешной пародии на средневековые рыцарские поэмы. Лоренцо любил красоту, но также мог оценить самый дерзкий сарказм. Он очаровывал своих союзников и был беспощаден к врагам; за короткое время он сравнялся с величайшими европейскими правителями и стал папским казначеем. Однако при необходимости он мог пойти на компромисс и стать на сторону миланского герцога Сфорца и короля Неаполя, чтобы противостоять двойственной политике папы римского и опасности, исходившей от венецианцев. Тем не менее стратегия сидения между двух стульев не помогла ему избежать опасности, грозившей из Рима, где папа жил в постоянном страхе быть поглощенным неудержимой флорентийской лавиной.

В 1478 году папа римский Сикст IV при поддержке семьи Пацци, которой только что было доверено управление папскими финансами, отобранное у Медичи, замышлял заговор против Лоренцо Великолепного, вылившийся в знаменитое покушение 26 апреля. Во время торжественной церемонии в честь кардинала Риарио в соборе Санта-Мария-дель-Фьоре два священника вместе группой наемных убийц напали на Джулиано и Лоренцо, пытаясь убить их. Первого из братьев насмерть заколол Бернардо Бандини Барончелли[40]40
  Бернардо Бандини Барончелли (1420–1479) – флорентийский купец, известный своим участием в заговоре Пацци.


[Закрыть], в то время как второму чудом удалось спастись, захлопнув за собой тяжелую бронзовую дверь ризницы. Месть Лоренцо участникам заговора была ужасной. На них обрушился гнев флорентийцев, а Бернардо Бандини не спасло даже бегство в Константинополь. Магомет II, хорошо знавший и уважавший Лоренцо, схватил убийцу и доставил его во Флоренцию, где 29 декабря он был публично казнен: его повесили на окне Палаццо Капитано дель Пополо, позади Палаццо Веккьо. Леонардо присутствовал при казни, он набросал на листке изображение повешенного (см. иллюстрацию далее). На рисунке на казненном еще надет восточный костюм, в котором он был, когда его схватили за несколько дней до этого.

Стиль да Винчи, не предусматривавший ссылок на античность, классическую архитектуру и традиционные приемы, не соответствовал декоративному стилю предметов, окружавших флорентийского правителя.

Рядом с изображением повешенного художник оставляет пометки относительно цвета и тканей его одежды: «[…] шапка каштанового цвета, черная атласная безрукавка, черный сюртук на подкладке, бирюзовая куртка на подкладке с лисьей опушкой на горловине, воротник куртки с бархатной подкладкой в черную и красную крапинку; Бернардо ди Бандино Барончелли, черные чулки». Может быть, он надеялся получить от Лоренцо Великолепного заказ написать картину с изображением сцены казни для какого-нибудь престижного общественного места, как это случилось с Андреа дель Кастаньо в 1440 году, когда он запечатлел на фасаде Палаццо дель Подеста в Римини сцену неудавшегося заговора против Козимо Медичи. Однако Леонардо никогда так и не получил такого заказа.

Леонардо да Винчи. Повешенный Бернардо Барончелли. 1419 год, перо и чернила на бумаге, 19×8 см, Музей Бонна в Байонне

Лоренцо не оценил да Винчи по достоинству; фактически, не сохранилось ни единого свидетельства о том, чтобы он напрямую дал Леонардо заказ. Стиль да Винчи, не предусматривавший ссылок на античность, классическую архитектуру и традиционные приемы, не соответствовал декоративному стилю предметов, окружавших флорентийского правителя: бронзовые статуэтки, отчеканенные Поллайоло с необычайным вниманием к деталям, изящные андрогинные герои, отлитые из бронзы Верроккьо. Кроме того, да Винчи был тогда довольно необразованным молодым человеком, неспособным принимать участие в ученом обсуждении классических текстов, или поддержать беседу об античной философии. Отрывочные знания, полученные им в детстве, которыми ограничивалось его образование, не позволяли ему установить более близкие отношения с таким прославленным меценатом, как Лоренцо Медичи. Не случайно заказ на изображение приговоренного к повешению заговорщика перешел к Боттичелли, несравненно более образованному и утонченному, чем Леонардо был на тот момент. Сандро входил в интеллектуальный кружок Лоренцо Великолепного, он был одним из главных представителей Платоновской академии Медичи. Именно ему принадлежат полотна, висящие в Палаццо Веккьо и написанные в свойственном ему гармоничном, традиционном, но в то же время совершенном стиле, отвечавшем вкусам флорентийского общества.

Боттичелли, будучи очень близок с кружком интеллектуалов-гуманистов, уже написал к тому времени мемориальный портрет убитого брата Лоренцо. Именно его считают истинным наследником революционной эпохи Ренессанса: он не отвергал канонов античной красоты и привлек внимание Лоренцо Великолепного притягательной загадочностью лиц, написанных им с невероятным совершенством. Леонардо оказался слишком необычным и капризным художником: случай с повешенным был лишь одним из ряда горьких разочарований, которые ему пришлось испытать во Флоренции, принадлежавшей семейству Медичи.