Текст книги "Таинственный Ван Гог. Искусство, безумие и гениальность голландского художника"

Встреча с Тео

Приезд Тео в Гаагу окончательно поставил точку в этой мучительной истории.

Как и много лет назад в Боринаже, когда отец выхаживает дядю во время смертельно опасной болезни, так и теперь: встреча с Тео помогает Винсенту выкарабкаться из затянувшего его болота, вновь ощутить твердую почву под ногами.

Сделав все возможное, чтобы обеспечить ту женщину и ее ребенка, – пишет моя мама, – Винсент уезжает в Дренте. Прощание было тяжелым, особенно для малыша, к которому он привязался как к собственному сыну.

Так, осенью 1883 г. дядя бежит, спасаясь от отношений, ставших для него тюрьмой. Он переезжает в Нью-Амстердам в Дренте – депрессивную провинцию на северо-востоке Нидерландов, о которой много слышал от других художников. Здесь, в окружении девственного пейзажа, он рассчитывает встретить собратьев по ремеслу. Если же этого не произойдет, то по крайней мере он сможет побыть один на один с природой, посмотреть на нее свежим взглядом, освободиться от клише древних образцов.

После внимательного изучения фигур и этюдов, сделанных в рабочих районах Гааги, после прогулок по городским улицам среди толпы Ван Гог с удовольствием наблюдает море, бронзовую ботву картошки, поля со стогами, пашню. Здесь он находит новую пищу для творчества: проезжающие повозки, старьевщики, крестьяне с вилами в руках, разгребающие навоз, суета многолюдных бараков, интересная игра света.

Природа и искусство, краски и мелкий песок сливаются воедино на холсте. Винсенту нравится этот эффект, придающий образам бо́льшую выразительность, реалистичность – песочные дюны становятся осязаемыми.

Дул такой сильный ветер, что буквально сбивал с ног. Песок вздымался вверх, так что вокруг ничего не было видно.

Многие картины содержат следы песка, листьев, частиц пыли, которые проступают из пигмента. Ван Гог испытывает эйфорию от контакта с природой, ощущая ее проникновение.

Вопреки ожиданиям новый опыт тоже закончится разочарованием: погода вскоре начинает портиться, дело идет к зиме, все сильнее становится потребность в общении с другими художниками. Одиночество и бедность приводят к очередному эмоциональному кризису. Боясь, что болезнь будет прогрессировать, в декабре 1883 г. Винсент покидает Дренте, оставив свои рисунки хозяевам гостиницы, в которой он проживал. Те же, не сумев продать картины, используют их для растопки печи.

Дядя возвращается в родительский дом, где в очередной раз находит пристанище и успокоение.

Надо сказать, что он принял самое правильное решение. В Нюэнене, где на тот момент жили бабушка с дедушкой, он создаст свой первый шедевр.

Бедняжка Син утопилась в канале спустя двадцать лет, холодным ноябрьским днем 1902 г. Ее тело похоронено в общей могиле.

Этап третий. Нюэнен. Внутри картины

Писать крестьян – дело серьезное.

Слова Винсента звучат у меня в голове, пока я прогуливаюсь по улицам Нюэнена: зимой в переулках ты утопаешь в грязи, а летом – в пыли, так что с каждым шагом возникает желание отряхнуться. Это колоритное место, усеянное деревянными бараками с соломенными крышами и редкими каменными постройками – ничего не изменилось с того момента, когда сюда семьдесят лет назад приехал дядя.

Здесь меня ожидает Питер Поллак – директор по связям с общественностью Чикагского института искусств: вместе мы должны найти новый ракурс, с которого можно было бы представить творчество Ван Гога американской публике. Идея состоит в том, чтобы описать жизнь художника через рассказ о местах, в которых он бывал и которые вдохновили его. Живопись Винсента – своего рода окно в его мир, где можно увидеть улицы, где он бродил; людей, попадавшихся ему на пути; пейзажи, притягивавшие его. Поллак оказался человеком жизнерадостным и любопытным, он напомнил мне о счастливом времени, проведенном в США, о царящем там оптимизме, который, увы, растеряли жители Старого Света. Когда мы расспрашиваем обитателей Нюэнена о Винсенте, просим поделиться историями и воспоминаниями, их глаза загораются. Несмотря на то что дядя прожил всего два года в этой брабантской деревушке, он оставил после себя неизгладимый след. Для поселка, жителей которого можно пересчитать по пальцам, присутствие художника стало настоящим событием.

Здесь, среди огородов, курятников и водосборных фонтанов, слухи распространяются мгновенно, и за время своего пребывания – с 5 декабря 1883 г. по 24 ноября 1885 г. – Ван Гог стал притчей во языцех, так что сплетни о нем разлетелись по окрестным деревням.

Прошло два года с последнего визита Ван Гога к родителям, в семье произошли изменения. Дедушка проповедовал в небольшом сообществе, где было около сотни верующих – местные по преимуществу католики. Бабушка растила тетю Виллемину и тетю Анну – девиц на выданье – и присматривала за дядей Корнелисом, который уже вступил в подростковый возраст. Мой отец и тетя Элизабет уже давно жили отдельно от родителей.

По словам моей мамы, бабушка и дедушка были обеспокоены внезапным приездом Винсента, тем не менее приняли его радушно и постарались создать для него максимально комфортные условия.

Двадцатого декабря дедушка Теодорус пишет папе письмо, полное одновременно нежности и тревоги отца, силящегося понять странности старшего сына.

Тебе, должно быть, не терпится узнать, как там Винсент. Поначалу положение казалось безвыходным, но мало-помалу все утряслось. Он изъявил желание, чтобы мы отдали ему прачечную под студию. Место не самое удачное, но мы установили там печку, покрыли каменный пол деревянными досками, чтобы было теплее. […] Когда помещение будет сухим и теплым, то, наверное, в нем будет гораздо уютнее, чем прежде. Мне пришла было в голову идея прорубить там окно, но Винсент решительно отказался. В общем, мы предприняли этот эксперимент в надежде, что теперь все получится; твой брат полностью свободен – делает, что хочет, одевается, как хочет. Местные уже наслышаны о его приезде, однако он не спешит знакомиться – что ж, мы стараемся мириться с его чудачествами […] Он много работает, его рисунки нам очень нравятся.

Мне удалось побывать в прачечной: она расположена между колодцем, отхожим местом, угольным складом и выгребной ямой. Не самое уютное помещение – снаружи оно походит на сырую ветхую лачугу, хоть дедушка и пытался как-то облагородить внутреннюю обстановку.

Я так и вижу, как бабушка с дедушкой вопросительно смотрят друг на друга, пытаются, как могут, удовлетворить прихоти сына, делают все возможное для того, чтобы он занимался любимым делом. Теодорус и Анна – люди простые и приземленные.

Винсент принимает их заботу с типичной для него иронией и долей раздражения.

Сравнения, которые он использует в письмах, весьма забавны.

Мое присутствие явно стесняет родителей. Я словно мохнатый грязный пес, который носится по всему дому, оставляет после себя грязные следы и клоки шерсти, докучает своим громким лаем – одним словом, глупое животное.

Дядя везде чувствует себя лишним.

А еще для меня этот дом слишком роскошен, мама с папой и прочие домочадцы – слишком церемонные (и холодные) […] И главное, тут слишком много священников. Лохматый пес понял, что даже если его и не выбросят на улицу, то будут терпеть скрепя сердце, так что лучше ему подыскать себе другой приют.

Я жалею о том, что приехал – надо было остаться среди вересковых пустошей, там я чувствовал себя менее одиноко, чем здесь, в компании вежливых и воспитанных людей.

В итоге мне отвели гладильню, где я смогу хранить свои вещи и картины и которую можно будет приспособить под студию, если в том будет необходимость.

Если вам когда-либо доведется побывать в Нюэнене, то вы поймете, что главной проблемой для Ван Гога было плохое освещение: в гладильне лишь одно маленькое окошко, лучи солнца практически не попадают на предметы. Прачечная годилась только как склад, но не как мастерская художника. Винсент вынужден пересматривать свой творческий метод: уже не получится, как раньше, дописывать увиденные сцены в студии – а значит, пришла пора искать новые сюжеты.

Движимый необходимостью и одновременно неугасающим любопытством, Винсент начинает активно посещать местных жителей.

Очутиться внутри картины

В 1884 г. в Нюэнене проживают четыреста тридцать ткачей. Производство льна составляет лишь малую часть их дохода: основным источником средств к существованию является работа в полях, которая в период непогоды уступает место ткацкому делу.

Из Гааги к Винсенту приезжает ван Раппард: он не отвернулся от друга, несмотря на нелицеприятные отзывы Мауве. Они вместе отправляются в крестьянские дома писать простых мужиков и баб за работой – те же готовы терпеть некоторые неудобства за скромное вознаграждение. Должно быть, просьба позировать для портрета показалась несколько странной – крестьяне никак не ожидали, что могут представлять для художников какой-либо интерес. Однако за небольшую сумму они готовы простить молодым живописцам причуды.

В глазах Ван Гога писать повседневную жизнь крестьян означает войти в их жизнь, потрогать руками то, что собираешься перенести на холст, слышать шум швейной машинки, который затем предстоит передать в изображении, вдыхать аромат дерева и специфический запах ткани, наблюдать за мерным движением шпульки и за пылью, поднимающейся от сотканного полотна в маленькой комнатушке, которая служит одновременно мастерской, столовой, спальней и детской.

Я посетил дома ткачей, и меня поразило, насколько это трудоемкое и вредное производство. Ткачи работают молча, внимательно выбирают цвета и слушают, как стучат, касаясь глиняного пола, инструменты. Сегодня уже не найти старинных ткацких дубовых станков, напоминающих своим темным цветом хоры в соборе, с высеченной датой производства. Бледное солнце пробивается сквозь узкое оконце, слабо освещая комнату с низкими потолками и закопченными балками. Ткачи, серые от пыли, быстро и нервно перебирают пальцами, не останавливаясь ни на секунду. Прогулявшись по Нюэнену, по его аллеям, обрамленным густой листвой орешника, легко ощутить, почему Винсента и Антона так притягивал ритмичный стук ткацких станков.

Пока что я написал три акварели. Рисовать ткачей нелегко, потому что комнатка маленькая, в ней невозможно отойти на достаточное расстояние, чтобы изобразить ткацкий станок. Думаю, что именно поэтому их никто не может нарисовать. Однако сегодня я нашел комнату, в которой два станка, и, может, у меня наконец получится то, что я задумал. Раппард написал в Дренте этюд, довольно удачный. В целом выглядит это все довольно грустно, потому что ткачи очень бедны.

Интересно сравнивать образы, созданные дядей и его другом ван Раппардом. Они ровесники, учились у одних мастеров, работают с одинаковыми сюжетами, используют одни и те же материалы, но пишут с натуры одну сцену совершенно по-разному. Ван Раппард создает слаженную композицию, пытается разрешить проблему отсутствия пространства: он неукоснительно следует принципу, согласно которому пространство должно выглядеть реалистично: станок стоит на ровном полу, перспектива несколько обрезана. Неяркий свет распространяется мягко, равномерно освещая всю картину. Если же обратиться к ткачам Ван Гога, то складывается ощущение, словно тебя затягивает в темную комнатку, где дядя создает дискомфортный контраст между темнотой помещения и ослепляющим светом, бьющим из окон. Его ткачи как будто порабощены станком, кажется, что они застряли между его перекладин, как в клетке, и не в силах пошевелиться.

Ван Гог не испытывает к работникам жалости, не приукрашивает их, не романтизирует. Он убежден, что их нужно показать их же собственными глазами, вложив в эти образы чувства реальных людей. Дядя не хочет превращать ткачей ни в героев новой Аркадии, ни делать из них жертв прогресса и жестокого, алчного общества.

В своей рабочей одежде крестьянин выглядит гораздо элегантнее, чем когда идет на воскресную мессу, вырядившись в пальто, будто знатный господин.

Винсент чувствует, что ему удалось узреть истинную сущность работников, он доверяет своей интуиции.

Дядя посещает ткачей на протяжении всей зимы. Ему не нужно, чтобы они позировали неподвижно – они могут спокойно продолжать заниматься своим делом, так даже лучше. Винсента не заботят ровные линии, законы перспективы, наоборот – он настаивает на грубой композиции, упорствует в своих ошибках, потому что только так можно проникнуть в самое сердце образа, передать его внутреннюю тоску. Ван Гог рисует ткачей не такими, какими видит, а такими, какими он их ощущает.

Мы должны слышать вздох или стон, периодически доносящийся из-за груды перекладин.

Свет не озаряет лица людей, ничто не отделяет их от коричневой массы деревянного станка. Человек и машина сливаются в унисон.

В папках, которые хранила моя мать, я обнаружил шестнадцать рисунков и десять картин, изображающих ткачей. Думаю, что их было гораздо больше. Среди имеющихся у меня только одиннадцать рисунков отмечены автографом – знак того, что Винсент остался доволен карандашными работами больше, нежели полотнами.

Дядя имел обыкновение подписывать только завершенные работы, которые при этом считал удавшимися. За десять лет творчества таких накопилось совсем немного.

Новоиспеченный мастер

Винсент становится завсегдатаем в крестьянских домах, тем временем в его собственном доме вновь сгущаются тучи.

Мое воображение недостаточно богато, чтобы я мог считать условия, в которых ныне живу, лучшими, чем год назад.

Дядя не замечает, что, избегая семейной жизни, отвергая общество сестер, все время стремясь к одиночеству, он приносит боль своим близким. Те же, как явствует из писем, приписывают подобное поведение его природной «чудаковатости», по выражению бабушки. Исхудавший, в изношенных сапогах – таким он явился домой, – Винсент вызывает жалость у родных, которые стараются вести себя деликатно и относиться с пониманием к его сумасбродным поступкам.

Во время семейных обедов Винсент ведет себя своеобразно – сидит в уголке, держа тарелку на коленях и внимательно разглядывая только что написанную картину, стоящую на стуле напротив. Одной рукой он, прищурившись, измеряет изображение, другой – закладывает еду себе в рот. Как и в детстве, дядя отрезает огромные куски хлеба и потом жует их всухомятку. Чай или кофе предпочитает наливать себе сам. Ему не важно, что именно он ест, – настолько он погружен в свои мысли: как создать контраст, как уравновесить фигуры и цвет.

В голове Ван Гога все перемешано: живопись с идеологией, техника с моралью, идеи отца с идеями любимых живописцев. Его не вдохновляет качество образов, создаваемых художниками-реалистами, однако он уважает их миссию, которую готов полностью разделить.

Что касается папы, то я не согласен не с его мировоззрением как таковым, а когда сравниваю его с доктриной великого Милле, например. Взгляд Милле настолько всеобъемлющ, что в сравнении с ним папины идеи выглядят ничтожно и убого. Быть может, ты сочтешь ужасными мои слова, но это мое видение, и я не скрываю от тебя своих убеждений, так же как и ты не стесняешься сравнивать папин нрав с характером Коро.

Склонность придавать собственным картинам этическое значение отличает Ван Гога от его современников. Если импрессионисты борются за утверждение новой образности, разрабатывают новую технику, настаивают на новом видении природы и человека, то Винсент отбирает сюжеты, которые считает важными для общества, для истории.

Лично мне очень импонирует идея о моральном аспекте живописи, она созвучна моим собственным взглядам. Я считаю, что искусство должно менять жизнь людей к лучшему, заставлять их действовать во имя общего блага или как минимум просто задуматься.

В глазах современников творческие решения Винсента выглядят чересчур эксцентричными, в конечном итоге это обрекает его на изоляцию.

Постепенно в душе Ван Гога растет ощущение отверженности: я никогда не понимал, было оно вызвано просто жалостью к самому себе или же действительно спровоцировано крайней степенью фрустрации.

Что я в глазах большинства? Ничтожество, эксцентричный и неприятный тип, который не имеет и никогда не будет иметь положения в обществе. Одним словом, последний из последних. Но даже если так, я бы хотел, чтобы мои произведения показали всем то, что́ в душе у этого эксцентричного типа, у этого ничтожества.

Винсент упивается своей отверженностью, но ему хватает дерзости, чтобы, не достигнув еще вершин мастерства, начать самому давать уроки рисунка.

Естественно, дядя не может принимать учеников в прачечной в отцовском доме.

Новый род деятельности становится удачным предлогом для переезда. Он снимает студию в доме Йоханнеса Шафрата, католического священника в Нюэнене. В подобном жесте легко усмотреть бунт против отца, но, по словам самого художника, переезд вызван исключительно необходимостью иметь в распоряжении светлое и просторное помещение.

Ван Гог оборудовал себе мастерскую в просторной зале, где раньше располагались молельня и кружок вязания. Полотна он поставил к стене – поскольку работает над несколькими произведениями одновременно, а рисунки повесил.

В углу Винсент установил ствол дерева, в которое ударила молния. Он спилил его и поместил в ящик с землей. Среди ветвей он пристроил птичьи гнезда – во время прогулок по лесам дядя собирает гнезда, оставленные птицами: гнездо крапивника в форме конуса, мшистое гнездо сокола, гнезда воробья, дрозда, соловья (несколько нескладное). Есть здесь уютное гнездо камышевки, а также ласточки – из глины и травы. И наконец, гнезда птиц, которые обустраивают себе жилища на земле.

Гуляя по улицам Нюэнена, я обратил внимание на двух проходивших мимо стариков: они выглядели дружелюбно и смотрели на меня с любопытством. На ногах у них были традиционные голландские остроносые башмаки. Мы разговорились – оказалось, что им довелось познакомиться с дядей, когда они еще были маленькими.

Они позировали для его картин, но главное – добывали для него птичьи гнезда. Винсент любил рисовать гнезда, и ребята за двадцать пять центов доставали их для него с деревьев. Один из них вспомнил, что как-то раз дядя предложил ему вместо оплаты свою картину, но тот отказался, отдав предпочтение живым деньгам. Вот уж теперь он локти кусает! Другой поделился, что художник как-то попросил найти для него гнездо зимородка, свитое из рыбьих костей, ребята долго искали его, но так и не нашли.

Страсть дяди Винсента к птичьим гнездам вызывает во мне умиление. Одно из них я получил от него в подарок, когда в июле 1890 г. мы с отцом и матерью приехали в Овер-сюр-Уаз незадолго до его смерти. Это гнездо Винсент добыл сам – так я узнал о его любимой детской забаве.

В сердце Ван Гога странным образом уживались мягкость и раздражительность. Он умел быть великодушным и суровым, жизнерадостным и агрессивным. Вот как его описывает Виллем ван де Ваккер, один из учеников.

Учиться у Винсента было тяжело: он мог быть саркастичным, несдержанным, ругался на чем свет стоит, если кто-нибудь из нас делал ошибку или забывал материалы для рисования.

Такое впечатление, что дядя записался в учителя только ради того, чтобы ему было с кем поговорить. Он не берет денег с учеников, а в качестве оплаты просит приносить материалы и оборудование для живописи.

Антон Керссемакерс вспоминает, какое впечатление произвела на него студия Ван Гога.

Комната буквально ломилась от картин: ткачихи и прядильщицы, крестьяне, сажающие картофель, бесчисленные натюрморты и как минимум шесть этюдов маслом с изображением старой нюэненской церкви, которую художник очень любил и рисовал в разное время года (впоследствии разрушена теми, кого Винсент называл «нюэненские вандалы»). Вокруг печи лежали горсти золы, на расшатанных камышовых стульях и серванте громоздились птичьи гнезда, мох и степные растения, шпульки, прядильное колесо, грелка, садовые инструменты, старые шапки и шляпы, женские чепчики, башмаки и масса других вещей.

Гаагский опыт научил Винсента, что обстановка в студии крайне важна и влияет на качество создаваемых в ней произведений. Работа в большом и уютном помещении дает любому художнику массу преимуществ.

Среди учеников дяди – ювелир Петрус Херманс, зажиточный ремесленник, которому удалось на заработанные деньги собрать в своем доме в Эйндховене внушительную коллекцию старинных картин. Он заказывает Ван Гогу шесть полотен для столовой. Точнее, дядя должен был сделать эскизы, расписать их хозяин планировал сам. Сначала это должны были быть образы святых, Винсент же предлагает в качестве альтернативы сцены из крестьянской жизни – иллюстрации времен года.

Во время их встречи в студии дядя сделал эскизы – сеятель, крестьянин с плугом, пастух, сенокос, сборщики картофеля, бык, тянущий за собой сани. Выполнив наброски углем, он завершает образы в масляной технике и в таком виде отдает Хермансу. Картинки смотрятся наивно: фигуры лишены гармонии, они выглядят отчужденно. Похоже, Ван Гог взялся за заказ без энтузиазма, а только чтобы удовлетворить просьбу друга и смягчить одиночество, которое точит его изнутри.

В итоге было решено, что Херманс расплатится материалами, компенсировав Винсенту то, что тот использовал в работе. Не знаю, вернул ли в итоге ученик картины учителю: в доме моей матери я их не нашел. Одно могу сказать с уверенностью: дядя никогда не платил за краски – для него это был серьезный удар по финансам и очередной повод для разборок с Тео.