Текст книги "Хоббит. Путешествие по книге"

Натура Бильбо. И Тук, и Бэггинс

Пребывание Бильбо в Ривенделле превращается для него в нечто гораздо большее и важное, чем обыкновенная «передышка», о которой говорится в названии главы. В обществе эльфов, под их гостеприимным кровом, Бильбо впервые окунается в ту жизнь, которая устраивает оба сосуществующих в нем противоречивых начала – туковскую и бэггинсовскую породы. Ривенделл равно подходит и для сна, и для пиршеств, и для того, чтобы посидеть и подумать. Бэггинсовская порода не могла бы пожелать лучшего в смысле уюта, покоя, безопасности и неги. Но в то же время Ривенделл – идеальное место для тех, кто любит рассказывать и слушать истории, петь и слушать песни; и предания давнего, древнего, благородного прошлого в доме Элронда и его народа – не просто сказания, они продолжают жить: «Дом Элронда был само совершенство; там было хорошо всем – и тем, кто любит поесть и поспать, и тем, кто любит трудиться и кто любит слушать или рассказывать истории, петь или просто сидеть и думать, и тем, кому нравится все понемножку». В Ривенделле можно по-настоящему радоваться «всему понемножку», то есть всему тому, что на памяти Бильбо никогда не сосуществовало друг с другом в его жизни. В Бэг-Энде туковское начало в Бильбо дремало. В походе его бэггинсовское начало возмущалось и жаловалось на неудобства и тосковало по родному дому и уютному насиженному местечку у очага. В Ривенделле оба начала получили то, что хотели, и потому Ривенделл – место совершенное и гармоничное.

В Ривенделле Бильбо на краткий срок испытывает то душевное состояние, которое рождается от примирения в нем этих двух начал. Это образ жизни, в которой он может позволить себе завороженно слушать песни и легенды, восхитительные, трагические и увлекательные, мысленно уноситься в далекие края, но при этом оставаться в безопасности и уюте. Рассказчик подчеркивает, как доволен Бильбо, когда сообщает, что, пока Бильбо гостил у Элронда и эльфов, он ни разу не затосковал по Бэг-Энду: «Бильбо с радостью оставался бы там еще и еще, даже если бы мог без всяких хлопот по одному только желанию перенестись домой, в хоббичью норку». Бильбо осознает, что даже его хоббичья норка, которая раньше была для него воплощением уюта и безопасности и которую он представлял себе в минуты отчаяния в походе, не способна соперничать с Ривенделлом, потому что в Ривенделле Бильбо переживает куда более глубокую и многогранную радость, и возвышенную, и земную. Когда гномам и Бильбо приходит время пускаться в путь, Бильбо ощущает, что не просто отдохнул: он воодушевился. Его душа готова «к дальнейшим приключениям».

Удача и пророчество

Третья глава привлекает читательское внимание к теме, которая в дальнейшем будет играть в книге все более важную роль: поразительная удача, везение, которое сопутствует Бильбо и отряду Торина. Первые случаи такого везения мы видим в конце второй главы. После того как тролли окаменели, Бильбо удается провести спутников в троллью пещеру с помощью ключа, подобранного с земли, который «на их счастье» выпал из кармана Вильяма[14]14
  В первом, черновом варианте «Хоббита» ключ, который Бильбо подбирает в стойбище троллей, оказывается ключом, ведущим в пещеры Одинокой Горы. Лишь позже, редактируя текст перед публикацией, Толкин изменил его: этот ключ стал ключом к пещере троллей, а ключ от Одинокой Горы вручил Торину Гэндальф. Таким образом, мы видим, что в изначальном замысле Толкин планировал еще одно поразительное совпадение: отряду должно было повезти еще и с находкой вожделенного ключа! – Примеч. авт.


[Закрыть], пока тролли тузили друг друга. В пещере троллей Гэндальф и гномы находят два меча и кинжал для Бильбо. Путникам явно улыбнулась фортуна, потому что гномы тронулись в поход безоружными, а «клинки отличные» и «сразу бросились в глаза благодаря своим красивым ножнам и рукоятям, усыпанным драгоценностями».

Но только в третьей главе мы узнаем, как неимоверно повезло Торину и компании с этими находками: оружие гораздо ценнее, чем мы (да и они сами) думали. Прочитав руны на мечах, Элронд устанавливает, что оружие не только очень древнее: эти клинки – «знаменитое оружие» и наделены особой силой. У мечей есть собственные имена, Оркрист и Глемдринг, причем последний принадлежал королю древнего эльфийского города Гондолина. Ситуация такова, как если бы вы поехали в отпуск в Индию и там на деревенском базаре отыскали меч, принадлежавший Александру Македонскому. Вероятность подобного стечения обстоятельств крайне мала, так что находка уникальна и Торину со товарищи и правда потрясающе повезло.

На случай, если читатель не обратит внимания на небывалую удачливость путников, Толкин усиливает тему везения за счет еще одного из ряда вон выходящего случая: Бильбо и гномам неимоверно везет в истории с лунными буквами. Ознакомившись с рунами на карте, Элронд предупреждает гномов: «Лунные буквы – те же руны, но обычно они не видны, – ответил Элронд. – Их разглядишь только в лунные ночи, когда луна светит на них сзади, а есть такие хитрые лунные буквы, что видны только при той фазе луны, в какой она была, когда их начертали». Элронд объясняет: «Эти надписи, очевидно, сделаны в такую, как сегодня, ночь – в канун Иванова дня». Поэтому тайное руническое послание на карте можно увидеть и прочитать всего один день в году, причем не только когда наступает определенный день, но и когда с ним совпадает определенная фаза луны! Иными словами, произошло невероятное двойное совпадение: гномам повезло вручить карту Элронду именно в тот единственный день, выпавший за много десятилетий, когда тайные письмена видны. Вот это удача! Однако это не притянутое обстоятельство, которое, как надеется Толкин, читатель не заметит и над которым не задумается. Наоборот, рассказчик нарочно привлекает наше внимание к этой удаче: гномы даже несколько раздосадованы тем обстоятельством, что «Элронд обнаружил такую вещь первым, хотя и то сказать: до сих пор такого случая не представлялось». Здесь уж читатель точно должен задуматься, не включились ли в действие какие-то таинственные силы.

Стоит присмотреться к содержанию тайного и чудесным образом обнаруженного послания, как наши подозрения усугубляются. Руны вроде бы оказываются наставлением, объясняющим, как проникнуть в Гору через боковой вход. Но на самом деле конкретным наставлением служит лишь одна фраза: «Стань в Дьюрин день у серого камня, когда прострекочет дрозд» («Stand by the grey stone when the thrush knocks»). Остальное – не указание направлений, а пророчество: «…и заходящее солнце бросит последний луч на дверную скважину». И даже предыдущая фраза, первая, тоже содержит предсказание: «…когда прострекочет дрозд». Обратите внимание – здесь не говорится, что прострекочет «какой-то дрозд»; в послании, судя по всему, подразумевается весьма конкретный «дрозд»: там стоит определенный артикль «the thrush», а не неопределенный «a thrush». Ощущение, что читаешь не указания, а пророчество, крепнет благодаря упоминанию «Дьюрина дня». Точно так же как свет луны в определенной фазе позволит прочесть руны, луч закатного солнца в строго определенный день, посвященный Дьюрину, который был «старейшим из старейшин древнего рода гномов Длиннобородых», высветит замочную скважину. Торин признается, что понятия не имеет, на какой день приходится Дьюрин день и совпадут ли в этом году нужная фаза луны, положение солнца, время года и прочее: «Как всем должно быть известно, мы называем Дьюриным тот день, когда последняя осенняя луна и солнце стоят в небе одновременно». Но если совпадение все же случится именно в этом году, и если Торину со товарищи удастся оказаться в нужный день и час у нужного серого камня, и если «прострекочет» тот самый дрозд (а мы пока не знаем, что именно здесь подразумевается), тогда Торину откроется замочная скважина и вход в Одинокую Гору.

На такое нагромождение невероятных совпадений можно отреагировать двояко: читателю впору или насмешливо фыркнуть и счесть всю историю нелепой и невозможной, или же он может заподозрить, что вся история приключения Бильбо управляется какой-то волшебной силой, а не только магией Гэндальфа Серого или мудростью Элронда из Ривенделла. Конечно, волшебник и король эльфов тоже становятся орудиями судьбы и пророчества, потому что не кто иной, как Гэндальф, вручил карту и ключ Торину и не кто иной, как Элронд, волей случая посмотрел на нее в лунном свете в определенный день и час. Судя по всему, сам Гэндальф подозревает: происходит нечто непредсказуемое. Первый порыв Торина – отмахнуться от упоминания Дьюрина дня: «Боюсь, что нам это знание не очень-то поможет, так как в наше время утрачено умение вычислять, когда же наступит такой день». Гэндальф на это отвечает: «Это мы посмотрим»; похоже, он не спешит отмахиваться от пророчества и верит, что его содержание окажется полезным и сбудется, каким бы невероятным ни казалось перечисленное стечение обстоятельств. Толкин плавно подводит нас к мысли, что за событиями, которые разворачиваются на страницах книги, стоит некая высшая сила, и мы со временем должны заподозрить, что Бильбо и Торину со товарищи везет совершенно не случайно.

4. Через границу в Дикий Край. Через гору и под горой

Натура Бильбо. В Дикий Край

Ривенделл назван в «Хоббите» Последним Домашним Приютом, и он означает очень важный рубеж – границу между «добропорядочным краем», где еще встречаются хорошие трактиры, и Диким Краем. Когда попадаешь в Ривенделл, объясняет Гэндальф хоббиту, то оказываешься «на самой границе Дикого Края». Как я уже говорил в предыдущей главе, Ривенделл не просто находится на этой границе, но и сам воплощает ее. Дом Элронда – это место, где мир уюта и домашнего покоя встречается и сосуществует с миром легенд и путешествий. За ними начинается дорога в неизведанные края: «тропа была трудная, опасная, путь окольный, пустынный, бесконечный».

Пограничный статус Ривенделла, конечно, тревожит Бильбо, который готовится продолжать путь. Ведь получается, что даже Пустынная Страна и обитающие там тролли-людоеды находятся по западную, безопасную сторону от Ривенделла. Добравшись до эльфийской долины, Бильбо думает, будто уже изведал предостаточно опасностей, однако оказывается, что серьезные приключения еще и не начинались. Свою наивность Бильбо проявляет еще на подходе к Ривенделлу. Завидев в отдалении ближайшую из Туманных Гор, он на миг решает, будто путешествие окончено и перед ним предстала сама Одинокая Гора. Когда Балин разъясняет хоббиту, что это лишь первое из крупных препятствий на пути к Одинокой Горе, захваченной драконом, Бильбо ощущает «такую усталость, какой не испытывал прежде». Он сразу же мысленно уносится в родной Бэг-Энд, хватается за образ дома: «Он опять вспомнил свое удобное креслице у камина в любимой гостиной и услышал, как поет чайник». Хотя Бильбо еще находится на западной стороне Ривенделла, тихий спокойный мир Бэг-Энда кажется ему неимоверно далеким.

Миновав Ривенделл, Бильбо ясно и отчетливо осознает, как далеко остался родной дом, какой долгой будет разлука. Отряд Торина взбирается в горы, оставляя равнину позади, далеко внизу. Хоббит знает, что его «родная страна… мир безопасный и уютный, и в нем – его собственная хоббичья норка», скрылись из виду, остались «далеко-далеко на Западе, в сиреневой дымке». В названии главы Толкин не без иронии подчеркивает, что мир, в который вступил Бильбо, для него чужд и неизведан. Он называет путь Бильбо по горам и вынужденное отклонение от маршрута, в глубину пещер, комически-преуменьшенным словосочетанием «Через гору и под горой». «Под горой», то есть «Под Холмом», – это, разумеется, домашний адрес Бильбо, но навряд ли возможен контраст более разительный, чем мирная жизнь под горой в хоббичьей норке и пленение свирепыми гоблинами, которые волокут Бильбо и его товарищей в пещеры под другой горой.

Новые декорации, в которые попал Бильбо, отделены от его далекого привычного окружения не просто географическим, пространственным расстоянием: Бильбо попал в новый и чуждый ему мир. Это мир, где «он видел при вспышках молнии по другую сторону долины каменных великанов, которые перебрасывались обломками скал, ловили их и снова швыряли во мрак; обломки сыпались вниз, в гущу деревьев, или с грохотом разлетались вдребезги». Эти чудовищные создания не кажутся враждебными; они «гогочут» и, похоже, забавляются. Но даже игры и забавы в Диком Краю смертельно опасны для случайных путников и сплошь и рядом кончаются тем, что кого-нибудь из отряда «может схватить великан и поддать ногой, как футбольный мяч»[15]15
  Для Толкина, а за ним и его изначальной английской аудитории, под «футболом», конечно, подразумевалось регби, в которое Толкин играл в школьные годы. – Примеч. авт.


[Закрыть]. Даже погода в горах обладает великанским, чудовищным размахом; здесь молнии разят в горные вершины, скалы содрогаются; «ветер хлестал дождем и градом со всех сторон». Бильбо, дитя спокойных западных земель, «никогда ничего подобного не видел и даже вообразить не мог». Когда на Бильбо нападают гоблины, путешествие из мрачного становится попросту ужасным. Даже после того как Гэндальф освобождает Бильбо из оков, хоббит и его спутники оказываются в положении хуже некуда: «Ни пони, ни пищи; где мы – неизвестно». Представьте, каково это хоббиту, для которого даже обходиться без булочек и чая – и то непосильное лишение и который считал, будто совершил настоящий подвиг, когда согласился пожертвовать удобным ночлегом и едой!

В четвертой главе мы видим маленького перепуганного хоббита, чувствующего себя чужим в Диком Краю, однако, чтобы понять контекст, в который помещен образ Бильбо, нам нужно обратить внимание на две особенности. Во-первых, заметим, что Бильбо, вообще-то, напуган и ошарашен не больше, чем его спутники-гномы. Судя по тому, как гномы напугались играющих великанов и как поспешили спрятаться в первую же пещеру, которая показалась им подходящей и удобной (и впопыхах даже не обследовали ее как полагается), – судя по этому, гномов грозный горный мир вокруг страшит и подавляет не меньше, чем Бильбо. Позже, спасаясь бегством от преследующих их гоблинов, гномы держатся более профессионально и уверенно, чем их маленький взломщик. Бильбо сетует: «Зачем, ах зачем покинул я мою норку!» – а толстяк Бомбур, который тащит его, передразнивает хоббита: «Зачем, эх зачем брали мы с собой в поход этого недотепу!» Но снисходительные слова Бомбура – не более чем напускная бодрость. Может, он и пытается делать хорошую мину при плохой игре, представляя дело так, будто приключившаяся напасть – неизбежная часть охоты за сокровищами, однако на деле он справляется с ситуацией ничуть не лучше Бильбо. Рассказчик сообщает, что Бомбур даже спотыкается, «от жары и страха пот капал у него с носа». Бильбо не в своей тарелке, но не он один.

Во-вторых, обратим внимание, что Бильбо в разгар этих опасных злоключений впервые вносит в дело настоящую лепту как член отряда. В истории с троллями Бильбо не удалось, по сути, совершить ничего достойного, если не засчитать ему случайную удачную находку – ключ на земле. Его роль в эпизоде с троллями была скорее отрицательной: он попался в плен и тем самым подверг жизнь всех товарищей смертельной опасности. Однако в пещере у гоблинов Бильбо впервые за все путешествие предпринимает решительные действия и выручает спутников. Правда, он всего-навсего успевает вовремя проснуться и громко завопить за секунду до того, как гоблины хватают гномов, однако это уже кое-что. Может быть, Бильбо достиг немногого, но достаточно, чтобы рассказчик отметил: «Как показала эта ночь, они хорошо сделали, взяв в путешествие Бильбо». И мог бы добавить: «Лиха беда – начало!» Важное значение имеет также и сон, который снится Бильбо перед самым пробуждением. Пока что это второе упоминание снов Бильбо. Первый сон был прямой смысловой перекличкой: в конце первой главы, слушая Торина, повторяющего песню гномов, Бильбо засыпает и ему снятся «отвратительные сны». Рассказчик не сообщает нам, что именно приснилось Бильбо, но неприятные ощущения логично соотносятся с душевной сумятицей, которую Бильбо переживает в главе «Нежданные гости». Когда песня вновь заражает Бильбо гномьими мечтами (и это тревожит бэггинсовскую породу) или внушает страх и беспокойство перед опасным путешествием, понятно, что для хоббита вполне естественно видеть кошмарные сны.

Отчасти сон Бильбо в четвертой главе тоже имеет прямое отношение к его душевному состоянию. Несомненно, когда ему снится, что он «падает вниз-вниз, неведомо куда», словно Алиса вниз по кроличьей норе, – это намек на то, что жизнь его вышла из русла и бурно течет в неизвестном направлении и что Бильбо входит в неведомый, новый и пугающий мир. Однако в основном хоббиту снится то, что находится вокруг него в пещере: «…трещина в задней стене пещеры растет, раскрывается все шире и шире». Рассказчик не говорит об этом открытым текстом, но похоже, что в начале сна Бильбо видит именно то, что в этот момент происходит в пещере наяву. Бильбо видит вещий сон, который сообщает ему об опасности и помогает вовремя проснуться, чтобы успеть криком предупредить товарищей.

У нас недостаточно данных, чтобы полностью понять сон, который снится Бильбо в пещере, но этот эпизод дает пищу для размышлений. Есть вероятность, что поначалу Бильбо лишь дремлет и поэтому видит происходящее в пещере наяву, но в полудреме, и лишь затем погружается в сон и ему снится, будто он падает. Однако если весь эпизод, начиная с трещины в стене, и правда сновидение, значит, Бильбо каким-то образом увидел вещий сон, получил во сне предупреждение о происходящем в реальном мире и резко пробудился, как раз чтобы успеть поднять тревогу.

Гоблинское логовище. Вниз, вниз, в город гоблинов

Трещина, которую Бильбо видит во сне, пропускает на страницы этой истории целую стаю персонажей, играющих важную роль во всех произведениях Толкина: гоблинов, или «орков», как писатель назовет их во «Властелине колец»[16]16
  Толкин в основном использует слова «гоблин» и «орк» как синонимы. «Орк» происходит от староанглийского слова; «гоблин» – традиционное сказочное обозначение. В «Хоббите», адресованном главным образом детям и написанном в традициях волшебных сказок, Толкин склонен пользоваться словом «goblin». Перейдя к «Властелину колец», он предпочитает староанглийское, более древнее слово «orc», которое вызывает меньше ассоциаций с традиционной литературой. Однако оба эти слова он употребляет для описания одной и той же расы. – Примеч. авт.


[Закрыть]. Толкин в третий раз использует похожий ход: знакомит читателя с новой для него расой, позволяя персонажам исполнить своего рода выходную арию, – вскоре после того, как Бильбо впервые видит гоблинов. Внимательно присмотревшись к тексту короткой песни, грубой и жестокой, с которой гоблины волокут Бильбо и гномов в свое логовище, мы узнаем много важного о природе гоблинов и об их отношениях с эльфами и с гномами.

Первый куплет гоблинской песни дает нечто вроде краткого содержания сюжета:

 
Clap! Snap! the black crack!
Grib, grab! Pinch, nab!
And down down to Goblin-town
You go, my lad!
 

Хлопай! Щелкай! Черная трещина! / Хватай! Держи! Щипли, кусай! / Вниз, вниз, в город Гоблинов / ты отправишься, мой мальчик!

Эта строфа пересказывает историю пленения гномов, причем упрощенно: в скале открылась и затем закрылась черная трещина, гоблины схватили гномов, – и вот они тащат гномов и Бильбо вниз в город Гоблинов. Сюжетно она не сообщает нам ничего нового, зато стиль ее весьма красноречив. Строфа почти полностью состоит из действия. Шесть слов в первых двух строчках – глаголы, и все они в повелительном наклонении, в настоящем времени. Гоблины в своей песне вовсе не рассказывают историю захвата гномов: они заново проживают ее и смакуют происходящее.

Обратим внимание на то, как примитивна и груба эта песня. Кроме слова «гоблин», все остальные слова в строфе односложны. Правда, я не считаю, что текст построен так, чтобы подчеркнуть тупость и скудоумие гоблинов. Их поэтические выразительные средства идеально соответствуют содержанию песни. Односложные слова, которые они выбирают, почти все звукоподражательны; это резкие звуки, переведенные в слова: «clap», «snap» и даже «crack», единственное существительное («трещина»). «Clap! Snap! the black crack!» («Хлопай! Щелкай! Черная трещина!») – эта строка переполнена повторяющимися взрывными звуками, и поэтому каждый из них звучит очень агрессивно. В итоге получается строфа, которая оставляла бы ощущение грубости, резкости, уродства, напора, даже если бы мы не понимали смысла слов.

Вторая строфа начинается сходным образом, еще четырьмя агрессивными звукоподражательными односложными словами:

 
Clash, crash! Crush, smash!
Hammer and tongs! Knocker and gongs!
Pound, pound, far underground!
Ho, ho! my lad!
 

Толкай, греми! Свист-щелк! / Молот и клещи! Кувалда и барабаны! / Колоти, колоти глубоко под землей! / Хо-хо, мой мальчик!

Этот куплет, в отличие от первого, не просто смакование совершаемых жестокостей. Здесь перед нами в сжатом виде предстает уклад гоблинской жизни. Например, мы узнаём, что грохот и стук не полностью разрушительны, а лишь отчасти. Гоблины, как и гномы, на поверку оказываются кузнецами и ремесленниками. По сути, этот куплет должен напомнить нам песню самих гномов, которая звучала в первой главе:

 
The dwarves of yore made mighty spells,
While hammers fell like ringing bells
In places deep, where dark things sleep,
In hollow halls beneath the fells.
 

Гномы минувших лет создавали мощные чары, / когда молоты падали [на наковальни], словно звенящие колокола, / в глубоких подземельях, где спят темные создания, / в залах, выкопанных под горами.

Слова гномов о молотах, падающих на наковальни, словно звенящие колокола, гораздо притягательнее, чем «колоти, колоти глубоко под землей», но обе песни явно описывают одно и то же. Это сходство подтверждается позже, когда рассказчик уже в прозе описывает обиталище гоблинов. Он объясняет: «Они не хуже гномов, исключая наиболее искусных, умеют рыть туннели и разрабатывать рудники, когда захотят», и, подобно гномам, умельцы в оружейном деле и в изготовлении инструментов. С профессиональной стороны у гномов и гоблинов много общего.

Подобно тому как песня гномов открывает Бильбо их заветное желание, третий куплет гоблинской песни рассказывает нам, что драгоценнее всего для гоблинов.

 
Swish, smack! Whip crack!
Batter an beat! Yammer and bleat!
Work, work! Nor dare to shirk,
While Goblins quaff, and Goblins laugh,
Round and round far underground
Below, my lad!
 

Секи, хлещи! Плетка, свисти! / Колоти и бей! Стенай и повизгивай! / Работай, работай! Не смей отлынивать, / пока гоблины пьянствуют и гоблины хохочут / снова и снова, глубоко под землей, / там, внизу, мой мальчик!

Здесь мы снова видим односложные глаголы, но на этот раз вместо грохота молотов слышим свист плеток. Гоблины, в отличие от гномов, не получают от своего ремесла радости и работают из-под палки. Больше всего в жизни они любят сидеть без дела, праздно, и напиваться («guaff»), при этом, помахивая бичами, заставлять других работать на себя. Рассказчик объясняет, что гоблины обычно не копают шахты и не куют ничего сами; они предпочитают эксплуатировать узников и рабов, «которые работают на них, пока не умрут от недостатка воздуха и света». Гоблины жестоки и ленивы, и благодаря строчкам: «Работай, работай! Не смей отлынивать, пока гоблины пьянствуют и гоблины хохочут» – мы видим, как гоблины праздно валяются, пьют и издеваются над своими рабами. Обратите внимание, в этом куплете даже есть лишняя строка; гоблины продлевают и разворачивают свои приятные фантазии, смакуя свое безделье, а также насилие и издевательство над рабами.

Удовольствие, которое гоблины получают от своих действий, дает своего рода смысловую перекличку: это кривое зеркало, извращенное подобие того восторга, который эльфы Ривенделла испытывают от всего сущего. Судя по тому, что именно доставляет наслаждение гоблинам, они – полная противоположность эльфам. В третьей главе эльфы в своей легкомысленной дурашливой песенке веселятся надо всем, что видят: их забавляет и закат, и сумерки, и сбитые копыта пони, и гномьи бороды. На все это эльфы реагируют смехом. Последние три строки их песенки просто переходят в счастливый смех и заканчиваются «ха-ха!». Гоблины тоже хохочут, но их «Хо-хо! Мой мальчик!» носит совершенно иной характер. Гоблинов веселит не мир как таковой, а собственная власть, возможность помыкать, управлять, способность разрушать или причинять страдания. Наслаждение гоблинов настолько же извращенно и отвратительно, насколько радость эльфов – чиста, гармонична и невинна.

Однако отношения между гномами и гоблинами очень непросты. Конечно, эти два народа сильно отличаются между собой, хотя оба известны кузнечным мастерством. В песне гномов мощно звучит радость созидания, восхищение красотой своих творений, а многие гномьи изделия, судя по описанию, лишены практической цели, они созданы просто для красоты, например:

 
On silver necklaces they strung
The flowering stars, on crowns they hung
The dragon-fire, in twisted wire
They meshed the light of moon and sun.
 

На серебряные ожерелья они нанизывали / цветущие звезды, на венцы прикрепляли / драконий огонь, в филигрань / подмешивали свет луны и солнца.

У гоблинов вся смекалка направлена на сугубо практические цели, на то, как еще изощриться в жестокости и эксплуатации пленников. Гоблины «не умеют делать красивых вещей, но зато отлично делают все злодейское»; «Молоты, топоры, мечи, кинжалы, мотыги, клещи и орудия пытки – все это они прекрасно делают сами или заставляют делать других». Более того, рассказчик предполагает: «Не исключено, что именно гоблины изобрели некоторые машины, которые доставляют неприятности человечеству, особенно те, которые предназначаются для уничтожения большого числа людей за один раз»[17]17
  В этой фразе Толкин откровеннее, чем где бы то ни было в своих произведениях, показывает свое отношение к войне и оружию. Он был решительным противником индустриализации, и не потому что испытывал ностальгию по простой жизни, а потому что видел: заводы и фабрики ведут к появлению все более опасных и мощных бомб. – Примеч. авт.


[Закрыть]. Гоблины, в отличие от гномов, отвратительно практичны, лишены душевной поэзии и приземленны.

Следует сказать, что у гномов с гоблинами есть еще кое-что общее помимо кузнечного и оружейного дела. Оба народа ассоциируются с темнотой и обитают глубоко под землей. Вы, наверно, помните, что гномы говорили Бильбо в Бэг-Энде: «нам нравится в темноте» и «темные дела совершаются во тьме», считая, что обсуждать свои планы лучше всего во мраке. Конечно, у гоблинов связь с темнотой куда более тесная. Гоблины окружают себя «непроницаемой тьмой, в которой только гоблины, привыкшие жить в сердце гор, могут видеть». Гоблины темноту не просто любят, она им жизненно необходима, потому что они не переносят дневной свет и способны терпеть лишь тусклый, красноватый подземный. Гномы не настолько прикованы к темноте, как гоблины, но тем не менее они порождения тьмы.

Темнота, с которой ассоциируются гномы, – это не только темнота в буквальном смысле слова. Когда они называют свою затею с походом и сокровищами «темными делами», то, несомненно, подразумевают строжайший секрет, но все же их слова кажутся Бильбо, который хотел было принести лампу, очень зловещими. Сравним: гоблины жестоки и коварны, но ведь и сердца гномов преисполнены мстительности и собственничества. Торин и его спутники не воплощают зло, но, в отличие от эльфов, они способны противостоять гоблинам на их уровне, на равных: под землей, в темноте. Когда-то гномы уже воевали с гоблинами и мстили за убийство своего короля и вождя Трора, деда Торина. Неприятная правда заключается в том, что, когда в конце главы гоблины пускаются за Гэндальфом и гномами в яростную погоню, они жаждут отомстить по точно такой же причине: за смерть своего вожака, Верховного Гоблина.

Несмотря на все эти черты сходства, Толкин настойчиво подчеркивает в первую очередь различия между гоблинами и отрядом Торина. Самый яркий пример контраста – в еще одной песне, которую гномы поют в первой главе в кухне у Бильбо.

 
Chip the glasses and crack the plates!
Blunt the knives and bend the forks!
That’s what Bilbo Baggins hates —
Smash the bottles and burn the corks!
 

Бейте стаканы и ломайте тарелки! / Тупите ножи и гните вилки! / Вот что терпеть не может Бильбо Бэггинс – / колотите вдребезги бутылки и жгите пробки!

Это лишь первый из трех куплетов, но вся песня выдержана в том же духе. Если сравнить эту песенку с песней гоблинов, думаю, мы очень отчетливо увидим и сходство, и разницу между гоблинами и гномами.

В песенке гномов, как и в песне гоблинов, преобладают резкие, односложные глаголы, которые встречаются по два в трех строках из четырех в этом первом куплете (третья строка потом повторяется в припеве). Гномы даже используют те же агрессивные и звукоподражательные глаголы: «crash», «smash», «pound», то есть «круши», «бей» и «колоти» (в третьей строфе: «Pound them up with thumрing pole» – «Перемешайте и переколотите их [чашки, тарелки и бокалы] железным ломом»). Песенка гномов шутлива, но все же это песня об агрессии и разрушении, которое осуществляется за счет беспомощной жертвы (хозяина дома, Бильбо).

Между песней гоблинов и песенкой гномов есть два принципиальных различия. Во-первых, агрессия и разрушения, которыми грозят гномы, вполне умеренны и безобидны по сравнению с чудовищными угрозами гоблинов. Погнутые вилки, побитый фарфор и затупленные ножи – это совсем не то что издевательский смех, сопровождающий избиение запуганных, окровавленных рабов, которые трудятся на гоблинов, пока не упадут замертво, – и все это во тьме подземелий. Однако куда важнее, конечно, второе принципиальное различие. Гномы на самом деле не собираются бить посуду! Они просто поддразнивают Бильбо. Приведя слова гномьей песенки, рассказчик тут же заверяет нас: «Ничего подобного они, естественно, не натворили, а, наоборот, все вымыли и прибрали в мгновение ока, пока хоббит вертелся посреди кухни, стараясь за ними». Они, правда, повеселились над ошарашенностью и испугом Бильбо, позлорадничали, повредничали, но совершенно не собирались нанести хоббиту никакого ущерба и тщательно перемыли всю посуду после ужина, не разбив ни единой тарелки.

Гоблины, наоборот, выполняют все, о чем поют в своей жестокой песне, до последнего слова. Первый куплет описывает только что произошедшие в пещере события: пленение гномов. Во втором и третьем поется о том, что случится дальше: гномов и Бильбо ожидает заточение, пытки, каторжный труд и рабство; им грозят побои, порка, их заставят «работать, работать глубоко под землей» до самой смерти. Сразу по окончании песни рассказчик подтверждает, что гоблины планируют все это выполнить и приступить к делу не мешкая. Они достают плети и со свистом секут пленников, которые, конечно, вскидываются с криками боли, «стонут и повизгивают». Может быть, в душах у гномов и есть место для тьмы, но гоблины – воплощенное зло с головы до пят, темные, как непроглядная тьма их подземелий, о которых поется в гоблинской песне.