Текст книги "Чернильное сердце"

Вместо ответа незнакомец просунул в окно ствол ружья.

– Здесь частное угодье! – сказал он, и Мегги показалось, что она узнала кошачий голос из библиотеки Элинор. – А вы не боитесь, что вас могут пристрелить за вторжение в частные владения?

– Я сейчас все объясню! – произнес Сажерук.

– Вы только посмотрите – Сажерук! – Незнакомец убрал ружье. – Какого черта ты заявляешься сюда посреди ночи?

Элинор обернулась и с недоверием посмотрела на Сажерука.

– Я и не знала, что вы находитесь на дружеской ноге с этими дьяволами! – изумленно сказала она.

Но Сажерук уже вышел из машины. Мегги тоже показалось странным, что эти двое так дружелюбно шептались. Она вспомнила о том, что рассказал ей Сажерук о людях Каприкорна. Как после тех слов он мог разговаривать с одним из них? Как ни напрягала Мегги слух, она не услышала, о чем они говорили, но уловила, что Сажерук назвал незнакомца Бастой.

– Это мне совсем не нравится! – прошептала Элинор. – Посмотри на них – общаются так, словно наш друг спичкоглотатель здесь свой человек!

– Вероятно, он знает, что они ничего ему не сделают, потому что мы везем книгу! – прошептала Мегги.

У незнакомца было две овчарки. Они обнюхали Сажерука и уткнулись в него своими мордами, виляя хвостами.

– Смотри! – прошептала Элинор. – Даже для проклятых собак он свой. Что, если…

Тут Баста внезапно открыл дверцу водителя.

– Выходите, – приказал он.

Элинор спустила ноги из машины, Мегги вышла и встала рядом с ней. Она еще никогда не видела человека с оружием. Сердце готово было вырваться у нее из груди.

– Слушайте, мне вовсе не нравится ваш тон! – набросилась на Басту Элинор. – Наша поездка была очень изнурительной, и мы приехали в эту глушь, чтобы отдать вашему шефу, или боссу, или как там вы его называете, то, что он мечтает получить, поэтому ведите себя подобающе.

Баста бросил в ее сторону такой пренебрежительный взгляд, что Элинор тяжело вздохнула, а Мегги непроизвольно сжала пальцы в кулак.

– Откуда ты ее взял? – спросил Баста и снова повернулся к Сажеруку, который стоял с таким безучастным видом, как будто все происходившее его вовсе не касалось.

– Ей принадлежит дом, ну, ты же знаешь… – Сажерук говорил тихо, но Мегги слышала, что он говорил: – Я не хотел брать ее с собой, но она упряма.

– Могу себе представить! – Баста еще раз посмотрел на Элинор и перевел взгляд на Мегги. – А это никак дочурка Волшебного Языка, да? Не очень-то она на него похожа.

– Где мой отец? – спросила Мегги. – Что с ним?

Она произнесла эти слова так хрипло, будто давно ничего не говорила.

– О, у него все хорошо, – ответил Баста, глядя на Сажерука. – Хотя его можно вполне назвать Свинцовым Языком – так мало он говорит.

Мегги прикусила себе губы.

– Мы хотим его забрать, – сказала она. На этот раз она говорила высоким, но слабым голосом, хотя старалась говорить в манере взрослых. – Книга у нас, но Каприкорн получит ее только тогда, когда выпустит моего отца на свободу.

Баста снова повернулся к Сажеруку:

– Она почему-то напоминает мне своего отца. Посмотри, как шевелит губами, да и взгляд. Да, родство налицо.

Он говорил веселым голосом, но выражение его лица было совсем другим, когда он посмотрел на Мегги. У него было узкое лицо с грубыми чертами, он то и дело щурил близко посаженные глаза, как будто так мог лучше видеть.

Баста не отличался высоким ростом, плечи его были не шире мальчишеских, тем не менее у Мегги перехватило дыхание, когда он сделал шаг в ее сторону. Она еще никогда никого так не боялась, и причиной этому было вовсе не ружье в его руках – в нем самом было что-то злое, яростное…

– Мегги, возьми сверток из багажника. – Элинор прикрыла собой Мегги, как только Баста попытался задержать ее. – В нем нет ничего опасного! – раздраженно сказала она. – Только то, из-за чего мы сюда приехали.

Баста подтянул к себе собак, сильно дернув за поводки, и собаки взвизгнули.

– Мегги, послушай меня! – прошептала Элинор, когда они оставили машину и отправились следом за Бастой по обрывистой тропе, ведущей к домам. – Отдавай книгу только тогда, когда они приведут к нам твоего отца, поняла?

Мегги кивнула и крепко прижала к груди целлофановый пакет с книгой. За кого Элинор ее принимала? С другой стороны, как можно не выпустить книгу из рук, если Баста станет вырывать ее? Но эту мысль Мегги решила оставить…

Ночь стояла душная. Небо над черными холмами было усеяно звездами. Тропа, по которой Баста вел их вниз, была каменистой и такой темной, что Мегги не видела своих ног, но каждый раз, когда она спотыкалась, ее ловила за руку то Элинор, шедшая рядом, то Сажерук, следовавший за ней словно тень. Гвин сидел у него в рюкзаке, и собаки Басты чуяли запах зверя.

Над старыми домами из серого, грубо отесанного камня вздымалась колокольня. Многие дома пустовали. Улочки были такими узкими, что Мегги, казалось, не хватало воздуха, так трудно стало дышать. У некоторых домов не было крыши, от других остались лишь полуобвалившиеся стены. В деревне Каприкорна горело только несколько фонарей, которые свисали с арок, перекрывавших улочки. Наконец они пришли на узкую площадь. На одной стороне площади высилась колокольня, которую Мегги заметила издалека, а рядом с ней находился двухэтажный дом, в котором не было ничего примечательного. Площадь освещалась лучше, чем вся деревня, – сразу четыре фонаря рисовали зловещие тени на мостовой.

Баста подвел их к большому дому, в котором из трех окон на втором этаже лился свет. Был ли там Мо? Мегги прислушивалась к каждому шороху, пытаясь найти ответ, но единственное, о чем рассказали ей удары ее сердца, был страх. Страх и волнение.

Выполненное задание

– Да нет никакого смысла его искать, – прорычал бобер.

– Это еще что значит? – спросила Сузи. – Он же не может уйти далеко! Мы должны найти его! Почему вы утверждаете, что нет смысла его искать?

– Потому что совершенно ясно, где он, – ответил бобер. – Разве вы не понимаете? Он же к ней пошел, к Белой Колдунье. И он нас предал!

К. С. Льюис. Хроники Нарнии

Мегги сотню раз рисовала себе лицо Каприкорна, с того времени, как Сажерук впервые рассказал о нем: и по дороге к дому Элинор, когда Мо сидел с ней рядом, и в той огромной кровати, и, наконец, по дороге сюда. Сто, да что там – тысячу раз пыталась она представить его себе, призывая в помощники всех злодеев, которые встречались ей в любимых книгах: Крюка, горбоносого и тощего, долговязого Джона Сильвера, вечно с притворной улыбкой на губах, индейца Джо с его ножом и сальными черными волосами, которого она столько раз встречала в плохих снах…

Но Каприкорн выглядел совсем иначе.

Мегги быстро сдалась, считая двери, мимо которых они проходили, пока Баста не остановился перед одной из них, но она подсчитала всех мужчин, одетых в черное. Их было четверо, они топтались в коридоре со скучающими лицами. Рядом с каждым к стене, выкрашенной белой известкой, было прислонено ружье. В облегающих черных костюмах они были похожи на грачей на пашне. Один Баста был в белой рубашке – белоснежной, как сказал бы Сажерук, а к воротнику его куртки, словно предупреждение, был приколот красный цветок.

Таким же красным был домашний халат Каприкорна. Он сидел в кресле, когда вошел Баста с тремя ночными посетителями, а перед ним на коленях стояла женщина и подстригала ему ногти на ногах. Кресло казалось для него слишком маленьким. Каприкорн был высокий, выглядел он изможденным: кожа как будто слишком туго обтягивала его кости, и она была бледнее листа неисписанной бумаги, а на голове – короткий ежик волос. Мегги не могла сказать, седые они или светлые.

Он поднял голову, когда Баста открыл дверь. Глаза у него были почти такие же бесцветные, как и все остальное, – тусклые, как серебряные монеты. Женщина у его ног тоже бросила взгляд на вошедших, но потом вновь склонилась над своей работой.

– Прошу прощения, но прибыли те, кого вы ждали, – сказал Баста. – Мне показалось, что вы хотели поговорить с ними немедленно.

Каприкорн откинулся на спинку кресла и мельком взглянул на Сажерука. Потом перевел свои ничего не выражающие глаза на Мегги. Она невольно еще крепче прижала к груди пакет с книгой. Каприкорн пристально посмотрел на пакет, как будто знал, что в нем спрятано. Он подал знак женщине у его ног, та неохотно выпрямилась, поправила свое угольно-черное платье и бросила на Мегги и Элинор взгляд, лишенный любезности. Она была похожа на старую сороку: седые, зализанные назад волосы да острый нос, так не подходивший к ее маленькому морщинистому лицу. Слегка кивнув в сторону Каприкорна, она покинула зал.

В просторном зале мебели стояло немного: длинный стол, восемь стульев, шкаф да тяжеловесный буфет. Не было ни одной лампы, только свечи, десятки свечей в тяжелых серебряных подсвечниках. Мегги показалось, что они наполняют зал не светом, а тенью.

– Где она? – спросил Каприкорн. Мегги невольно отпрянула, когда он отодвинул свое кресло и поднялся. – И не говори мне, что на этот раз вы привезли мне только девочку.

Голос у него был выразительнее лица – он был тяжел и мрачен, и Мегги возненавидела его с первого же слова.

– Она привезла ее с собой, – ответил Сажерук, прежде чем Мегги успела среагировать. Глаза его беспокойно блуждали от свечи к свече, пока он говорил, как будто их танцующие огоньки были единственным, что его занимало. – Ее отец и правда не знал, что взял не ту книгу. Вот эта его так называемая приятельница, – Сажерук показал на Элинор, – заменила книгу без его ведома! Мне кажется, она одними буквами питается. У нее их целый дом. Ей явно лучше с ними, чем в обществе людей. – Слова слетали с губ Сажерука так поспешно, словно он хотел от них избавиться. – Я ее с самого начала терпеть не мог, но вы же знаете нашего приятеля Волшебного Языка – он всегда думает хорошо о людях. Он бы и самому черту поверил, улыбнись тот ему по-дружески.

Мегги обернулась к Элинор. Та стояла как будто проглотив язык. Угрызения совести большими буквами были написаны у нее на лбу.

Все объяснения Сажерука Каприкорн удостоил одним кивком. Он затянул потуже пояс халата, заложил руки за спину и медленно подошел к Мегги. Девочка изо всех сил старалась не отстраниться и посмотреть в его бесцветные глаза твердо и храбро, но страх зашнуровал ей горло. Это же надо – так перетрусить! Она попробовала вспомнить хоть какого-нибудь героя, хоть из одной своей книжки, влезть в его шкуру, чтобы почувствовать себя сильнее, больше ростом, бесстрашнее… Почему ей вспоминались только сказки про страшное, пока Каприкорн рассматривал ее? Ведь ей всегда так легко удавалось исчезать в незнакомых местах, перевоплощаться в животных и людей, существовавших лишь на бумаге. Почему же сейчас она не может этого сделать? Потому что она боялась. «Потому что страх убивает все, – сказал ей однажды Мо. – Рассудок, сердце, а уж фантазию – и подавно».

Мо… Где же он? Мегги искусала все губы, чтобы они не дрожали, но знала, что страх сидит в ее глазах и что Каприкорн его видит. Как ей хотелось сейчас, чтобы сердце стало у нее ледяным, а губы – насмешливыми, а не дрожащими губами ребенка, у которого отняли папу!

Еще никто и никогда не смотрел на нее так. Мегги чувствовала себя мухой, которая приклеилась к липкой бумажке и ждет лишь, когда ее прихлопнут.

– Сколько ей лет? – Каприкорн оглянулся на Сажерука, как бы не доверяя Мегги ответить самой.

– Двенадцать! – сказала она звонко. Говорить дрожащими губами было нелегко. – Мне двенадцать. А теперь я хочу знать, где мой отец.

Каприкорн будто и не услышал ее.

– Двенадцать? – повторил он своим мрачным голосом, тяжело резавшим слух. – Еще два-три года, и она станет симпатичной, полезной штучкой, только кормить ее надо получше.

Он сдавил ей руку длинными пальцами в золотых кольцах – на одной руке было сразу три. Мегги попыталась вырваться, но Каприкорн крепко держал ее, глядя на нее своими бесцветными глазами, как рыбу, несчастную трепещущую рыбку.

– Отпустите девочку!

Вот когда Мегги впервые порадовалась, что голос Элинор мог звучать так жестко. И Каприкорн отпустил ее руку.

Элинор встала за Мегги и положила руки ей на плечи.

– Я не знаю, что здесь происходит! – набросилась она на Каприкорна. – Не знаю, кто вы и что вы и эти люди с ружьями творите в этой забытой богом деревне, да меня это и не интересует. Я здесь, чтобы эта девочка вновь обрела отца. Мы передадим вам книгу, которая так важна для вас, – пусть даже у меня по ней вся душа болит, – но вы получите ее обратно только после того, как отец Мегги закроет изнутри дверь моей машины. А если он по какой-либо причине захочет еще здесь задержаться, то мы хотели бы услышать это от него самого.

Каприкорн, не проронив ни слова, повернулся к ней спиной.

– Зачем ты привез с собой эту женщину? – спросил он у Сажерука. – Я же сказал: девочку и книгу.

Мегги сверлила Сажерука взглядом.

«Девочку и книгу». Эхо этих слов звенело в ее голове снова и снова. Мегги попыталась посмотреть в глаза Сажеруку, но он уклонился от ее взгляда, как будто мог сгореть от него. Как больно было чувствовать себя такой идиоткой. Такой ужасной, кошмарной идиоткой.

Сажерук присел на край стола и пальцами сжал одну из горящих свечей – очень мягко, очень медленно, как будто ожидая боли, маленького укуса пламени.

– Я уже объяснил Басте: милейшая Элинор и слышать ничего не хотела о том, чтобы мы уехали вдвоем, – сказал он. – Она никак не отпускала со мной девочку одну, да и книгу она выдала сопротивляясь.

– Разве я была не права? – спросила Элинор так громко, что Мегги вздрогнула. – Мегги, ты только послушай его, этого пожирателя спичек с раздвоенным языком! Полицию мне звать надо было, когда он появился. А вернулся он из-за книги, только из-за нее!

«И из-за меня», – подумала Мегги. «Девочку и книгу».

Сажерук притворился, что очень занят вытаскиванием какой-то нитки из рукава своего пальто, но его руки, обычно такие ловкие, дрожали.

– А вы! – Элинор уперла указательный палец почти в грудь Каприкорна. Баста сделал шаг вперед, но Каприкорн жестом остановил его. – Я и правда пережила немало из-за книг. У меня уже не одну книгу украли, к тому же я не могу утверждать, что все книги на моих полках попали туда законным путем. Может быть, вы знаете такую цитату: «Все коллекционеры книг – падальщики и охотники»? Но вы, кажется, и впрямь самый сумасшедший из них. И меня удивляет то, что я про вас никогда раньше не слышала. Где ваша коллекция? – Она окинула большой зал ищущим взглядом. – Не вижу ни одной книги.

Каприкорн сунул руки в карманы халата и подал знак Басте.

Не успела Мегги понять, что происходит, как тот вырвал пакет у нее из рук, открыл его и недоверчиво заглянул внутрь, как будто ожидал увидеть там змею или еще что-нибудь кусающее, а потом вынул оттуда книгу.

Каприкорн взял ее, но Мегги не смогла прочесть на его лице что-нибудь подобное той нежности, с какой Элинор или Мо рассматривали любую книгу. Нет, на лице Каприкорна не было ничего, кроме отвращения… и облегчения.

– Они обе ничего не знают?

Каприкорн раскрыл книгу, полистал ее и закрыл. Это была она, Мегги поняла это по его лицу. Это была именно та книга, которую он искал.

– Нет, они ничего не знают. – Сажерук так напряженно смотрел в окно, словно там было гораздо больше интересного, чем просто непроглядная черная ночь. – Отец ничего ей не рассказывал, вот почему я этим и занялся.

Каприкорн кивнул.

– Отведи их на задний двор! – приказал он Басте, который все еще стоял рядом с ним с пустым пакетом в руках.

– Это еще что значит? – начала Элинор, но Баста уже потащил ее и Мегги за собой.

– Это значит, что я вас, милых пташек, запру на ночь в одной из наших клеток, – сказал Баста, подталкивая их ружьем в спину.

– Где мой папа? – закричала Мегги, услышав, как собственный голос зазвенел в ее ушах. – У вас же теперь есть книга! Что вам еще от него надо?

Каприкорн не спеша подошел к свече, которую погасил Сажерук, провел указательным пальцем по фитилю и осмотрел сажу.

– Что мне надо от твоего отца? – сказал он, не поворачиваясь к Мегги. – Я хочу оставить его здесь, что же еще? Похоже, ты не знаешь, каким выдающимся талантом он обладает. До сих пор Волшебный Язык не желал поступить ко мне на службу, как ни старался Баста уговорить его. Но сейчас, когда Сажерук привез тебя, он будет делать то, что я потребую. В этом я абсолютно уверен.

Мегги попыталась отпихнуть Басту, но тот взял ее за шкирку, как курицу, которой хотел свернуть шею, а когда Элинор кинулась ей помочь, он небрежно направил ей в грудь ружье и подтолкнул Мегги к двери.

Обернувшись, она увидела, что Сажерук по-прежнему стоял у большого стола и смотрел на нее, но на этот раз не улыбался. «Извини! – казалось, говорили его глаза. – Я должен был это сделать. Я могу все объяснить!»

Но Мегги ничего не хотела понимать. И уж совсем не собиралась его извинять.

– Да чтоб ты подох! – кричала она, пока Баста тащил ее из комнаты. – Чтоб ты сгорел! Чтоб ты в собственном огне задохнулся!

Баста смеялся, закрывая дверь.

– Нет, вы только послушайте эту маленькую кошку! – говорил он. – Мне кажется, что тебя надо остерегаться.

Счастье и несчастье

Была глубокая ночь. Бинго не мог спать. Пол был жесткий, но к этому он привык. Одеяло у него было грязное и отвратительно пахло, но он и к этому был привычен. В голове у него вертелась песенка, и он никак не мог избавиться от нее. Это была триумфальная песнь спирали.

М. де Ларрабейти. Борриблы-2. В лабиринте спирали

Клетки – как назвал их Баста, – которые Каприкорн держал наготове для незваных гостей, располагались за церковью, на асфальтированной площадке, где стояли контейнеры для мусора и бочки вперемешку с горами строительного хлама. В воздухе витал легкий запах бензина. Светлячки, бесцельно летавшие в ночи, казалось, и сами не знали, как их занесло на это место. За контейнерами с мусором стояли полуразвалившиеся дома. Вместо окон в их серых стенах зияли дыры. Несколько трухлявых ставней едва висели на петлях, и казалось, малейший порыв ветра вот-вот сорвет их. Лишь на первом этаже двери были покрашены в грязно-коричневый цвет, а на них неровно, как будто детской рукой, были нарисованы цифры. На последней двери, насколько Мегги смогла разобрать в темноте, была цифра 7.

Баста подвел их к номеру четыре. На мгновение Мегги почувствовала облегчение оттого, что он все-таки не имел в виду настоящую клетку, хотя дверь в глухой, лишенной окон стене выглядела совершенно непривлекательно.

– Это все курам на смех! – бранилась Элинор, пока Баста отпирал замок и отодвигал засовы на двери. Он привел с собой подкрепление – тощего мальчишку, одетого в такую же черную форму, как мужчины в деревне Каприкорна, которому явно доставляло удовольствие угрожающе наставлять ружье на Элинор всякий раз, когда она открывала рот. Но заставить ее замолчать это не помогало. – Во что это вы тут играете? – ругалась она, не отводя взгляд от дула ружья. – Я слышала, что эти горы с давних времен служили приютом разбойникам, но мы с вами в двадцать первом веке живем, ребята! В наше время посетителей винтовкой прочь не гонят, даже такие сопляки, как вон тот…

– Насколько я знаю, и в этом дивном веке творят все то же, что и прежде, – ответил Баста. – А тот сопляк как раз в нужном возрасте, чтобы поступить к нам в учение. Я еще моложе был.

Он пинком отворил дверь. Темнота за ней была еще чернее, чем ночь во дворе. Баста втолкнул сначала Мегги, потом Элинор и с грохотом захлопнул за ними дверь.

Мегги услышала, как в замке повернулся ключ, как Баста что-то сказал, а мальчишка рассмеялся и как звучали их удаляющиеся шаги. Она стала шарить руками по сторонам, пока не коснулась стены. Мегги даже не могла понять, где Элинор, но слышала, как та ругалась где-то рядом.

– В этой дыре что, нет даже проклятого выключателя? Черт побери, мне кажется, я провалилась в какой-нибудь скверно написанный приключенческий роман, где, поигрывая ножичком, бродят злодеи с черной повязкой на глазу.

Элинор любила браниться, это Мегги уже успела заметить, и чем больше она взвинчивалась, тем сильнее ругалась.

– Элинор? – позвал кто-то из тьмы.

Радость и испуг сразу прозвучали в одном слове.

Мегги так быстро обернулась, что запнулась нога об ногу.

– Мо?

– О нет! Мегги! Как ты сюда попала?

– Мо! – Мегги, спотыкаясь, пошла в темноте на голос Мо.

Чья-то рука схватила ее за плечо, пальцы пробежались по лицу.

– Ну, наконец-то! – Под потолком загорелась лампочка без абажура, и самодовольная Элинор убрала палец с пыльного выключателя. – Электрический свет и впрямь сказочно прекрасное изобретение! – сказала она. – По крайней мере, это явный прогресс по сравнению с другими столетиями, вы не находите?

– Что вы здесь делаете, Элинор? – спросил Мо, прижимая Мегги к себе. – Как ты могла допустить, чтобы они привели ее сюда?

– Как я могла это допустить? – Голос Элинор пресекся. – А я не набивалась в няньки к твоей дочери. Я знаю, как ухаживать за книгами, но дети, черт меня возьми, – это совсем другое дело. Она же по тебе вся извелась! Хотела идти искать тебя! И что делает дурная Элинор, вместо того чтобы спокойно оставаться дома? Ну, не могу же я отпустить девочку одну, думаю я. И вот что я получаю за свое благородство! Мне говорят гадости, держат на мушке, а теперь еще и ты упрекаешь…

– Ладно, ладно! – Мо оглядел Мегги с ног до головы.

– У меня все хорошо, Мо! – сказала Мегги, хотя голос у нее немного дрожал. – Правда!

Мо кивнул и посмотрел в сторону Элинор.

– Вы принесли книгу Каприкорну?

– Естественно! Ты бы тоже ему ее отдал, если бы я…

– Если бы ты ее не подменила, – закончила за нее Мегги. Она взяла Мо за руку и сжала ее. Ей все еще не верилось, что они снова вместе и он жив-здоров, вот только на лбу окровавленная царапина, почти незаметная за его темными волосами. – Они били тебя? – Мегги заботливо погладила ранку.

Мо улыбнулся, хотя сейчас ему было невесело.

– Это пустяки. Все нормально! Не волнуйся.

Мегги не сочла это ответом, но больше не спрашивала.

– Как вы сюда добрались? Каприкорн еще раз послал туда людей?

Элинор покачала головой.

– Нет, – горько сказала она. – Твой дружок все устроил сам. Хорошую змею привел ты в мой дом. Сначала он предал тебя, а потом преподнес этому Каприкорну еще и книжку да дочку твою в придачу, на подносике. «Девочку и книгу», – мы только что слышали это от самого Каприкорна, это было его задание для пожирателя спичек. И тот его исполнил, к вящей радости Каприкорна.

Мегги положила руку Мо себе на плечо и спрятала лицо у него на груди.

– Девочку и книгу? – Мо прижал к себе Мегги. – Естественно. Теперь Каприкорн может быть уверен в том, что я сделаю все, что он потребует. – Мо повернулся и похромал к соломенному тюфяку, лежавшему в углу на полу. Вздохнув, он уселся на него, прислонился спиной к стене и на мгновение закрыл глаза. – Н-да, теперь мы, видимо, квиты с Сажеруком, – сказал он. – Хотя я и задаю себе вопрос: как заплатит ему Каприкорн за предательство?

– Квиты? Что ты имеешь в виду? – Мегги присела рядом с отцом. – И что ты должен сделать для Каприкорна? Что он от тебя хочет, Мо?

Солома была влажной и не очень пригодной для сна, но это было все-таки лучше, чем каменный пол.

Мо молчал целую маленькую вечность, разглядывая голые стены, запертую дверь и грязный пол.

– Мне кажется, наступает время рассказать тебе всю историю, – сказал он наконец. – Хоть я и хотел рассказать тебе ее не в таком безутешно-печальном месте и тогда, когда ты станешь немножко постарше…

– Мне двенадцать лет, Мо!

Почему взрослые думают, что дети лучше переносят тайны, чем правду? Разве они не знают про мрачные истории, которые плетешь себе сам, чтобы объяснить тайну? И лишь позже, когда у Мегги уже появились свои дети, она поняла, что бывает такая правда, которая до краев наполняет сердце отчаянием, и что о ней не любят рассказывать, особенно своим детям, если нет в запасе хоть чего-нибудь, дающего надежду и прогоняющего отчаяние.

– Садись, Элинор! – сказал Мо и чуть подвинулся. – Это долгая история.

Элинор вздохнула и церемонно присела на мокрую солому.

– Это все неправда! – пробормотала она. – Это все не может быть правдой.

– Я так уже девять лет думаю, Элинор, – сказал Мо. И он начал рассказывать.