Текст книги "Скандальная мумия"

Корсон Хиршфельд
Скандальная мумия

Посвящается Полу – верному другу, который не читает беллетристику, но покупает мои книги. (Увидит ли он это?)

Часть первая. ПАДЕНИЕ

1

Рита Рей и Орландо задумывали этот завтрак как праздник победы, но пока что не было ни объятий, ни поцелуев-недоданных-в-прошлый-раз, никаких вообще сю-сю. Рита Рей, как приехала на такси из международного аэропорта Майами, так и сидела, словно аршин проглотив, в угрюмом молчании излучая холод, в придорожном кафе на пляже Сауз-Бич.

Она снова прикусила губу, ударила кулаком по красной сумке и сказала наконец:

– Это из-за той собаки, черт бы ее побрал.

В ответ на смущенное пожатие плеч Орландо выхватила розовую палочку из «Куба либре», который он для нее заказал, сломала пополам и запустила в него обломки.

Орландо – тощий и смуглый, с зализанными назад волосами, на десять лет моложе Риты Рей с ее вечными тридцатью девятью – стряхнул обломки с расстегнутой рубашки (розовой, шелковой), опрокинул рюмку текилы, внимательно посмотрел темными глазами на свою собеседницу и произнес абсолютно немелодично:

– Dime. Que pasa, guajira? [1]1
  Скажи мне, что происходит, кубиночка? (исп.).


[Закрыть]

– Pasa вот что… – Рита Рей закинула голову назад, как воющий койот, и заорала: – Шики Дун! Я убью этого крысенка!

Разговоры вокруг стихли. Какой-то роликобежец врезался в поливалку, лениво ползущую в пробке по Оушен-драйв. Прохожие и посетители кафе обернулись посмотреть, кто там желает смерти Шики Дуну – кем бы этот крысенок ни был.

Чтобы облегчить им задачу, Рита Рей, подбоченившись, вскочила. В обтягивающих красных кожаных штанах, в прозрачной блузке на кружевной лифчик, шести футов от белокурого улья на голове до шпилечек на туфлях «Шарль Журдан» – такую женщину трудно было бы не заметить.

У зрителей вдруг появился интерес к чему угодно, только не к психованной блондинке с горящими ненавистью глазами. Синеволосая супруга какого-то восьмидесятилетнего старика в «бермудах» не успела отвернуться, и Рита Рей внесла ясность:

– Вы его знаете, леди? Шики Дуна, этого сукина сына? Эту сволочь! Этого пиз…

Орландо зажал ей рот ладонью и силой усадил на стул, одновременно сумев поклониться пожилой даме и заодно – метрдотелю, который направлялся к ним.

– Простите, сеньора, и вы, сеньор, – женские проблемы, у нее такое бывает…

Рита Рей вцепилась зубами ему в ладонь.

– Соñо!

Орландо в душащем захвате перенес укушенную руку к противоположному плечу, но передумал, когда увидел за спиной метрдотеля шкафоподобного официанта.

Блеснув белоснежными зубами из-под мышиных хвостиков усов, он развел руками, демонстрируя покорность и добрую волю.

– No hay problema, señores [2]2
  Все в порядке, сеньоры (исп.).


[Закрыть], видите? – Он сел на место, взяв Риту за руку и клюнув ее в щечку. – Ничего. Милые бранятся, только и всего.

Рита Рей смущенно кивнула работникам кафе, но, когда они отошли, еще пару раз буркнула сквозь зубы «сволочь», а потом добавила:

– Я этому червяку чуть не год жизни отдала, а он меня кинул. Меня кинул! – Она тряхнула левой рукой, будто отмахиваясь от осы, вытянула вперед, растопырив пальцы. – Я с кольца глаз не спускала с самого вылета из Ноксвиля. Это не мой бриллиант. А он его подменил – только потому, что я продала его кабысдоха!

– Ну-ну, mi vida [3]3
  жизнь моя (исп.).


[Закрыть]. Тебе не кажется, что ты иногда слишком бурно реагируешь?

– И я знаю, как он это сделал. Я положила кольцо в ультразвуковой очиститель в ванной перед тем, как он уехал в Вегас. Он мне принес это кольцо в спальню, руку поцеловал, Ланселот хренов, и надел мне его на палец, а еще рожу свою мерзкую к руке поднес, чтобы мне не было видно. А потом мало-помалу уговорил меня перепихнуться. «Последний раз, – говорил. – Мне так жаль, милая, что из нашего брака ничего не вышло. Я все подписал, все тебе отдал, что ты заслужила». Сволочь! Выдурил у меня мое колечко – подменил, гад, про шавку свою ни слова не сказал, а потом так меня оттрахал…

– Dios mio! [4]4
  Боже мой! (исп.)


[Закрыть]– Наманикюренные пальцы Орландо разогнали тяжелый, насыщенный одеколоном воздух возле груди. – Избавь меня от неприятных подробностей.

Он взял ее вытянутую руку и чуть-чуть повернул. Пятикаратный камень, ограненный под бриллиант, блеснул на солнце. Потом Орландо, нахмурившись, вынул из кожаной наплечной сумки складную лупу и присмотрелся получше.

– Гм…

– Что ты мычишь? Мое это кольцо или нет?

– Оправа платиновая. Камень безупречен. Perfecta.

Рита Рей вздохнула:

– Так-то лучше. А я так волновалась…

– Полон огня.

– Люблю я это кольцо.

– Однако… – Орландо понизил голос. – У твоего камня был дефект возле основания. А теперь? Нету. А цвет? Гм… ребра между гранями? Мягкие, закругленные. У камня водянистый вид…

Рита Рей выдернула руку.

– Так что?

– Отличный кубический цирконий. – Орландо отложил лупу и потрепал Риту Рей по руке. – Да, твой муж – он тебя перехитрил.

– Сволочь! – Рита Рей запустила кубиком льда в дверцу проезжавшего такси. – Что ему было не так? Он отлично наварил на этой своей секте. Не мог дождаться, пока на мне женится, когда думал, что я беспомощная нефтяная вдовушка. Я мирилась с его нытьем о счетах по кредитным картам. Даже этому кабысдоху позволяла спать на кровати. С тобой почти не виделась. Сперва давала ему, как только он захочет: «Да, милый Шики. Что захочешь, Шики. Мне сегодня этот девичий наряд болельщицы надеть, хочешь? Будем играть в овечку и пастуха?» Орландо, у меня до сих пор на коленях мозоли. Вот, посмотри. – Она закинула ногу на стол.

Орландо отвел взгляд:

– Роr Dios! [5]5
  Ради Бога! (исп.)


[Закрыть]

– Не нравится? Когда он уехал в Вегас, я закрыла счет в банке. Там было восемьдесят три доллара. Дом? Заложен с потрохами. Он банкрот. Серебро пропало. Я нашла шифр от сейфа – пусто. Ростовщики-акулы за ним гоняются – сегодня один звонил. И что я со всего этого получила? Долги. И где он в Вегасе, я не знаю. Что, если он все обналичил и слинял в Рио или на Ривьеру? – Она затрясла головой. – Как мы с тобой собирались? – Она еще раз тряхнула головой. – Я бы поехала с ним, не будь я в Вегасе персоной нон фата. Помнишь это дело с поддельными фишками в казино? – И она снова тряхнула головой. – Эти гады такого не забывают. – Она горестно вздохнула, закрыв глаза ладонями. – Наверное, Бог меня ненавидит.

Орландо сочувственно кивнул и испытующе на нее посмотрел:

– Ты в этом уверена?

– В чем? Что Бог меня ненавидит?

– Нет, насчет твоего мужа.

– Черт побери, да! Орландо… – Рита Рей нагнулась над столом, ухватила его за лацканы и притянула к себе. – Это было задумано с самого начала. Куда-то он бабки заныкал. Счет в швейцарском банке, на Больших Каймановых островах, под камнем в лесу. Где-то. Его надо найти, найти наши деньги и мое красивое колечко раньше, чем до него доберутся ростовщики и все прочие.

Орландо вынул шестидюймовый выкидной нож и стал чистить без того безупречные ногти.

– У меня в Вегасе есть друзья, – сказал он. – Мы его найдем. А если с ним произойдет несчастный случай… Алло, сеньор представитель страховой компании… да?

2

Когда билет на оплаченную поездку в Вегас свалился ему в руки как манна небесная, Шики знал, что в жизни грядут перемены, знал каждой клеточкой своего пузатенького тела.

Здесь играй крупно, выигрывай много. Скатертью дорога, скупердяйка-жена, затеявшая развод и укравшая собаку; прощайте, ростовщики-акулы; ку-ку, бессердечные кредиторы! Шики Дун, Князь Света, снова станет царем горы в Гатлинбурге, штат Теннесси.

– Пролетел ты, друг, – сказал ему гробовщик из Лос-Анджелеса. – Тебе только осталось валить вниз и спустить остаток по квотеру на автоматах. – Он зевнул, потянулся, выставив костлявые руки из мешковатой желтой рубашки, расшитой голыми девицами, и взял полупустую бутылку «Бурбона». – Ну, чтобы улеглось, как говорят в нашем ремесле? – И плеснул Шики в стакан двойную порцию. Сам гробовщик, поднявшийся на семнадцать сотен, пил имбирное пиво.

В удачный день Шики, карликового роста мужичок лет под шестьдесят, мог бы пройти на роль кого-нибудь из бойких домочадцев Спящей Красавицы. Но сейчас, после двух тяжелых дней в казино и трех с половиной жутких часов стад-покера на семи картах, десятью этажами выше игрового зала «Цезарь-Палас», вид у него был такой, словно какой-то мстительный покерный суккуб высосал из его легких последний воздух. Он обвис в кресле, бледный и опустошенный, упираясь костяшками пальцев в ковер и вытянув ноги.

На Дунах лежит проклятие, мрачно подумал он. Вороватый братец Фенстер, который больше проводит времени в тюрьме, чем на воле. Сестричка Нелл, удравшая в тринадцать лет с иеговистами ходить от двери к двери. И мамуля, злобная как змея, ни разу ничего правильно не сделавшая с тех пор, как мертвецки пьяный папуля заснул в измельчителе кокосов в той пекарне. Дунам всегда не везло. Это невезение висло у них на плечах как альбатрос. И если сейчас я не стряхну с плеч эту здоровенную птицу, я спекся.

Он потер виски и глотнул «Бурбона».

– Я бы тоже выпил, – сказал флорист, живчик лет восьмидесяти с седым помпадуром на голове, так и не снявший свой пиджак из акульей кожи – в номере мясника из Филадельфии стоял арктический холод.

С самого начала игры, пока его бутоньерка еще была свежей, флорист все хвастался, как поставлял цветы на похороны боссов мафии. Он постучал пальцем по краю стакана, сказал гробовщику: «Только попробовать», – и положил руки на стол за своими ставками – тысячу двести баксов из денег Шики. Отстегнув увядшую бутоньерку, он бросил ее Шики на колени.

– Ты приехал, друг, – сказал он с хриплым смешком. – Но пока ты еще здесь, расскажи нам про тот дворец в Мемфисе.

Шики вздохнул:

– Гатлинбург, а не Мемфис. Мемфис – это откуда Элвис. А Гатлинбург – это откуда я. И хотя я слишком скромен, чтобы так его назвать, «дворец» – точное слово. Колонны на передней веранде когда-то украшали Парфенон – это такой знаменитый храм в Афинах, в Греции, кровососы вы филистерские.

– Филистимские? – переспросил мясник – напыщенный, вальяжный курильщик сигар с цветущим лицом, кустистыми бровями и блестящим черепом. Его выигрыш, две сто бумажками и фишками казино, тоже от Шики, лежал перед ним аккуратными стопками, как отбивные на витрине в Филадельфии. Он приподнял бровь, обращаясь к другим игрокам. – Филистимляне – это которые в Библии, с кожной болезнью, вроде как нос у них проваливался, и пророки их знать не хотели, гоняли шататься с мешками на голове и шекели выпрашивать. – А Шики он сказал: – Видел я твой Парфенон. Думаешь, я только в Вегасе бывал? Я жену в Европу возил, в круиз. Хорошее бабло выложил. Твой Парфенон – груда битых камней. Сколько ты за те колонны заплатил, не знаю, но переплатил ровно вдвое. Но сейчас, черт побери, мы за тебя выпьем. – Он поднял бутылку с пивом: – Завязываешь?

Неисправимый оптимист Шики выдохнул застоявшийся воздух из оттопыренных губ и сел прямо.

– Ага. Это чтобы я? Завязывал? Ну уж нет. Милостивый Господь испытует мою решимость, вот и все.

Шики покопался в карманах, достал две пятерки, четыре квотера и двадцатидолларовую фишку казино.

– Надо было больше прихватить. Слушайте, отыграться-то мне надо? Если кто из вас, джентльмены, возьмет мой чек или расписку…

Гробовщик из Лос-Анджелеса ответил поднятым средним пальцем, не только выразив свое мнение, но и показав крупный сапфир на кольце, которое Шики спустил ему три сдачи тому назад. Послюнив кончик пальца, гробовщик послал Шики воздушный поцелуй, снял кольцо и положил перед собой.

Голубой кабошон смотрел на Шики непрощающим оком.

– Глядите, – провозгласил флорист, – кольцо Папы!

– Одно из его любимых, – подтвердил Шики. – Подарок за услугу, которую я оказал Ватикану.

– Кольцо Папы, – повторил мясник и выдохнул клуб дыма в сторону Шики. – Полна у тебя голова вранья. Вроде того, как ты был закадычным другом принца Монакского.

– Не закадычным, – поправил Шики. – Я говорил другое: мы с ним вместе смотрели гран-при. Это с принцессой Грейс, благослови ее Господь, у нас была нежная дружба.

– Наверняка ее к тебе привлекло твое везение в картах, – предположил гробовщик и сказал: – Послушай, друг, я был рад твоему обществу, но я хочу играть в карты, а у тебя нет денег. Так что ты тогда здесь делаешь?

– Погоди. – Шики повозился под столом и вынырнул, держа в руках туфли. – Итальянские. Почти пятьсот баксов. Едва ношеные. Вчера еще сияли. Сколько дадите?

– Размер? – спросил мясник.

– Десятый.

– Маловаты. У меня двенадцатый.

Шики показал туфли гробовщику и флористу:

– Смотри, какая кожа элегантная!

Флорист покачал головой, но гробовщик со словами «У меня десятый» взял их, помял плетеную кожу в пальцах, проверил шнурки и подошвы, быстро поставил туфли на пол и примерил.

– Ладно, избавлю тебя от них в порядке одолжения. Тридцать баксов?

– Тридцать? Шутишь.

Гробовщик не отдал туфли, а выложил на стол двадцать однодолларовых бумажек и двадцатидолларовую фишку.

– Сорок. И ни пенни больше.

– Такая щедрость заразительна, – сказал мясник. – Знаешь что? Вот эти твои часы – дам я тебе за них, пожалуй, сотню.

– Ты что? Это же «Ролекс»!

– Ты думаешь, я тебе столько баксов отвалил бы за «Таймекс»?

Шики погладил свои часы и затряс головой:

– Это мой талисман, и стоят они в сорок раз больше. Не пойдет.

– Ладно, давай так: я тебе даю двести баксов – взаймы под залог часов. Выигрываешь – платишь их обратно и уходишь в своих часах.

– Если берешь взаймы, – сказал гробовщик, – то выиграешь ты или проиграешь, а туфли мои.

Он прижимал их к груди.

– Кто знает, может, улыбнется тебе госпожа Удача? – процедил мясник, жуя сигару.

Шики произнес про себя молитву. Ну, всего-то пару раз хорошая карта. Двести девяносто один бакс – и я снова в деле. Долгих пять минут смотрел он на часы, закрыв глаза. Больше чем достаточно.

– А, черт… ладно.

Он отстегнул часы и отдал мяснику.

Тот оглядел циферблат и заднюю крышку, ремешок, приложил часы к уху, показал их флористу – тот рассмотрел тщательно и кивнул. Отсчитав двадцать десяток, мясник подвинул их по столу к Шики, а «Ролекс» надел на свою лапищу. Ремешок был слишком короток, не застегнулся, и часы так и остались болтаться.

– Поехали. – Гробовщик поднял перетасованную колоду: – Стад на семи картах. Вход – пять баксов. – Он поставил в банк свою пятерку: – Третий проход, – и раздал по две карты закрытые, одну открытую.

Открытой картой Шики оказался валет пик, у флориста – шестерка пик, у мясника – тройка треф и у сдающего – десятка черв.

Игроки посмотрели свои закрытые карты. Шики приподнял уголок своей первой, короля черв. Сумел подавить улыбку, увидев вторую – король бубен. Скрытая пара.

Гробовщик кивнул в сторону тройки мясника:

– Младшая начинает.

Мясник открыл пятью долларами, гробовщик уравнял. Шики поднял до десяти. Флорист в задумчивости потеребил губу и уравнял. Мясник повысил, гробовщик уравнял. Шики добавил сверху, остальные уравняли.

Гробовщик раздал по открытой карте, называя их вслух:

– Десятка бубен для чуда из Теннесси, десятка пик для господина флориста, шестерка бубен для большого дяди из Филадельфии. Сдающему – семерка черв. Начинает мистер Парфенон, его валет старше.

– Ставлю десять, – сказал Шики.

– А расскажи-ка нам еще раз, – попросил флорист, – как ты этот банк подломил в Монако?

– Потом, – ответил Шики.

– Хорошая была байка… а, черт с ним! Уравниваю.

Мясник поднял на десять, гробовщик уравнял. Шики снова поднял, остальные уравняли.

Гробовщик раздал по пятой карте, открытой. Шики пришла пятерка бубен, флористу – семерка бубен, у мясника открылась вторая тройка, пиковая, а сдающему пришла третья черва – тройка.

– Ставит джентльмен из Филадельфии с парой троек.

Мясник стряхнул пепел с сигары и поставил двадцать. Сдающий, изображая флешь, на двадцать поднял.

– Сорок под тебя, – сказал он Шики.

Тот, озабоченный возможной флешью сдающего, но с надеждой собирающий флешь сам, уравнял. Флорист постучал себя по подбородку, глянул на червы сдающего, на тройки мясника…

– Ушел.

Мясник снова повысил:

– Двадцать.

Лениво перебирая стопку фишек, флорист спросил у Шики:

– А этот твой особняк… сколько, ты сказал, там квадратных футов?

– А сколько квадратных футов в Белом доме? Понятия не имею. Так, на чем мы остановились… поднимаю.

Мясник и гробовщик уравняли.

Гробовщик раздал по шестой карте. Шики пришел валет треф, мяснику – пятерка треф, гробовщику – туз пик. Он кивнул Шики:

– Ставит пара валетов.

Шики, теперь с двумя парами – на королях и на валетах, сказал:

– Двадцать.

– Поднимаю, – ответил мясник.

– Уравниваю, – сказал гробовщик.

– Еще поднимаю, – заявил Шики.

Остальные уравняли.

Флорист встал из-за стола и отошел к бару.

– Последний стрит, – объявил гробовщик и раздал по последней карте, закрытой.

Шики приподнял уголок карты и тут же выпустил. Снова взялся за карту и глянул радостно – слава те, Господи! Третий король.

Он ощутил чье-то присутствие, обернулся и увидел в двух футах за собой флориста с бутылкой.

– Налить тебе еще?

– Нет, – резко сказал Шики, прижимая карты к столу. Старик подсматривал и короля видел? Если припомнить, все время кто-нибудь их этих троих пасовал рано и брел к бару – за спиной Шики. Суки, через плечо заглядывают! И сигналят другим? Да, и еще все время ему крепкое подсовывают, а мясник медленно цедит пиво, флорист – сильно разбавленный «Бурбон», а гробовщик вообще имбирное пиво пьет. И все они, особенно флорист, стараются его разговорить, чтобы болтал, не дают сосредоточиться. Одна команда? И когда его до косточек обдерут, поделятся? Старика он встретил в одном из баров «Цезаря». Выглядел он лох-лохом, да еще со старческим слабоумием. И сам сказал, что есть тут компания сыграть, вроде него ребята. Шики прямо услышал голос мясника, говорящего флористу: «Давай, Джо, приведи кого-нибудь свеженького».

А сдавали – без подтасовки? Вроде бы, но при постоянной выпивке, да под болтовню – он бы заметил? Черта с два.

Время от времени приходила хорошая карта. Наживка небось, чтобы удержать на леске, пока они ее выбирали, вытягивали, развлекаясь.

Шики снова оглядел стол. Гробовщик вполне мог собрать свою флешь. У него лежала открытой пара троек, третья вышла. У Шики фулхаус, и его тут ничем не перебить. На этот раз он крепко поймал удачу, не вывернется.

Эту сдачу я возьму, сказал себе Шики, выкуплю у этой Мясницкой рожи свой «Ролекс», и быстро-быстро – до свидания, и в дверь – как умный человек. Оттащить весь выигрыш в «Бел-ладжио», поиграть в честную игру казино – и домой.

– Ставит пара валетов, – объявил гробовщик.

– Двадцать, – сказал Шики.

– Пусть будет сорок, – ответил мясник, затягиваясь сигарой.

– Сверху, – отозвался гробовщик, постукивая пальцами по столу. Он явно нервничал при виде такого банка – где-то семьсот долларов.

Шики подумал, что у мясника вполне могут лежать закрытыми три туза, а это был бы выигрывающий фулхаус. Но крайне маловероятно, учитывая открытый туз перед гробовщиком.

– Еще сверху, – сказал он.

– И еще.

Это мясник.

– Ушел, – объявил сдающий.

Что за черт? Гробовщик поднимает – и уходит? Дерьмовый же игрок, раз флешь не собрал. Или собрал, но сдрейфил, что столь же глупо. Не складывается как-то. Ага, наверняка этот хмырь раздувает банк для мясника. А вот шиш ему. Шики протер глаза, плохо соображая. Не надо было столько пить.

Он потянулся за двадцаткой – уравнять, но перед ним лежали только шестнадцать долларов.

– Э-гм…

Мясник осклабился, показав крупные тедди-рузвельтовские резцы.

– Выставился ты. Но знаешь… – Он помахал в воздухе сигарой, оставляя полосы белого дыма. – Ты в себе уверен, я уверен… давай я тебе еще сотню одолжу на отдельную ставку? Прибавим?

– Давай, – ответил Шики, ушам своим не веря. – Я тебе сейчас расписку напишу…

– Да ну, зачем она? Твоего слова мне хватит. Ну, залог тоже было бы неплохо. Вперед, конечно.

Шики пожал плечами:

– Вы ж меня обчистили, стервятники. У меня ни хрена…

– А знаешь… вот эта рубашка, что на тебе?

– Шиш!

– Но ты же веришь в свои карты? Показывай шкуру.

Шики потер лоб, кивнул, решился и расстегнул голубенькую рубашку, снял и передал мяснику.

– Моя счастливая рубашка.

Мясник положил в банк четыре доллара и две стопки фишек поставил возле – по одной с каждой стороны.

– Время показа, джентльмены. Лучшие пять карт.

И гробовщик подмигнул флористу, предвкушая, как сейчас Шики будет гореть синим пламенем.

Пришел черед Шики скалить зубы.

– Фул на королях.

Флорист присвистнул, гробовщик про себя буркнул:

– У, собака!

– Ну-ну, – произнес побагровевший мясник с враждебной ноткой в голосе и размочаленной сигарой ткнул в пепельницу – не слишком спокойно. – Видали такое? Наше голое-босое чудо таки повернуло свою фортуну.

– Я всегда на четыре лапы падаю, – ответил Шики.

– Да, черт… я-то думал, что у меня выигрыш на этой паре троек плюс еще две шестерки. – Он медленно пошевелил карты. – А вообще-то… знаешь что? Это ж по-другому можно понять. Вот у меня в двух закрытых были эта четверка и шестерка треф, а на третьем мне сдали троечку, вот на шестом эта пятерка пришла… ага, и последняя – двойка. Тоже трефовая. Слушай, это как называется? Флешь-рояль, что ли?

Он взметнул руку вверх и стукнул по ладоням флориста и гробовщика.

– Я вам что говорил? Последнюю рубаху со спины сдеру! Вы мне каждый по Бену Франклину должны.

– НЕТ!

Шики долгих три секунды таращился на ленту треф, потом свалился на стол, рассыпав с него все, и хлопнулся на пол, рухнув сперва на колени гробовщику.

Визг его перешел в скулеж; он ухватился за штанину мясника, пытаясь подтянуться.

– Черт возьми, – сказал он в гогочущее лицо над нависшим брюхом, – дай руку!

Лопаясь от смеха, мясник помог ему встать.

Трое игроков ржали и отпускали шуточки в спину Шики, ковыляющему в одних носках к выходу из номера. Побыстрее, как умный человек.