Текст книги "Как отыскать Драконий Камень"

6. Ведьма Экселлинор слегка недовольна. Ой-ой…

Сердце Иккинга замерло, когда пустые ведьмины глаза уставились прямо на него. Старуха была тощей, как скелет, за спиной у нее волочилась седая грива, все человеческое в ней давно умерло. Двадцать лет жизни в темноте древесного ствола вытянули из нее весь цвет, и она сделалась белее слизня и злее змеи. Тесная тюрьма согнула ее спину в дугу.

Иккинг и драконы оказались у нее как на ладони. Застуканные на месте преступления.

Весь последний год она только и делала, что пыталась отловить Иккинга, весь Дикозапад перевернула, чтобы его найти.

И вот он сидит под столом, меньше чем в шаге от ее подергивающегося белого носа, и кормит драконов, что строжайше запрещено. Оба малыша зависли в воздухе, оцепенев.

Ведьма потянула носом воздух раз, другой…

– Драконы… – прошипела она в ужасе. – Драконы…

Она смотрела прямо на него и лаяла, как собака.

Но ведьма едва видела дальше своего носа. Она не разглядела их. На таком расстоянии она могла только чувствовать движение.

«Не шевелись, Беззубик, – мысленно умолял Иккинг, стиснув зубы от страха. – Не шевелись…»

Ведьма продолжала смотреть на них, казалось, целую вечность. Затем ее длинный, острый как нож нос дернулся от отвращения.

– Странно, – презрительно заметила старуха. – Мне показалось, я учуяла драконов, но это всего лишь рабы. Ну и вонь.

И – шмыг-шмыг – двинулась прочь, сопровождаемая «топ-ТУК, топ-ТУК» Элвина.

Тор, благослови слизь дракона-вонючки!

Дрожа от облегчения, Иккинг засунул Одинклыка обратно за пазуху. Бородавка на кончике носа отвалилась, и он едва успел подхватить ее, пока Беззубик не слопал. Глубоко потрясенный, мальчик прилепил бородавку на место, затолкал Беззубика к Одинклыку и вылез из-под стола.

Девочка с черными волосами и большими глазами теперь сидела на его месте. О боги, эти большие, полные отчаяния глаза изрядно беспокоили его.

– Долго же ты просидел под столом, – серьезно заметила девочка.

– Я это… отдыхал, – только и смог придумать Иккинг.

– Меня зовут Эггингарда, – представилась малышка.

– Приятно познакомиться, Эггингарда, – произнес Иккинг, устало пожимая ей руку. – Послушай, Эггингарда, а что это за Поиск такой и как люди становятся Пропавшими?

– Мы, рабы Янтарных Рабовладений, выходим на Поиск каждый день. – Эггингарда говорила очень по-взрослому для такой маленькой девочки. – Как только начинается отлив, трубят рога, и мы выходим на красные пески искать янтарное Сокровище. Оно нужно ведьме и ее сыну Элвину, но его там нет. Я выходила на пески каждый день, сколько себя помню, и точно могу сказать тебе, что Сокровища там нет.

Здорово…

– Потом трубит второй рог, – продолжала Эггингарда еле слышным испуганным шепотом, – и мы возвращаемся в Черное Сердце. Если только…

– Если только?

– Нас не уносит прилив или… – Эггингарда остановилась и распахнула глаза еще шире, – или что-то еще.

Черные глаза девочки выглядели очень знакомо, она кого-то напоминала Иккингу, вот только кого?

– Эггингарда, – спросил он, – сколько ты уже здесь?

– Сколько себя помню, – сказала девочка.

Бедная Эггингарда.

Сколько себя помнит.

А это долго.

– Все нормально, – сказала Эггингарда. – Я не боюсь, потому что я Странница, а Странники дикие.

Эггингарда натянула капюшон, растопырила пальцы, согнув их в когти, и зашипела.

Иккинг притворился, будто испугался. Эггингарде понравилось. Она аккуратно сняла капюшон медвежьего костюмчика и доверительно прошептала:

– Иногда я сама себя боюсь…

– Не сомневаюсь, – ласково сказал Иккинг. – А у тебя, случайно, не было очень страшной бабушки?

– У Странников все бабушки страшные, – ответила Эггингарда.

Ведьма вспрыгнула на Высокий Стол, выпрямилась и открыла рот. Это выглядело так же жутко, как если бы собака внезапно встала на задние лапы и заговорила по-человечески.

– ДУРАКИ! – проскрежетала ведьма. – НЕВЕЖДЫ! ТРУСЫ! ЛЕНТЯИ! ГДЕ МОЕ СОКРОВИЩЕ, ВЫ, ТУПОГОЛОВЫЕ?

– Как видите, – промурлыкал Элвин, полируя свой крюк, – моя мама слегка недовольна.

Но тут ведьма, к немалому облегчению оцепеневших от напряжения слушателей, заговорила совсем другим тоном, мягким и рассудительным:

– Рабы Янтарных Рабовладений. Я принесла вам карту Черноборода. – Она указала на карту, аккуратно повешенную в центре двора. – Видите, как четко там обозначено, что Драконий Камень спрятан где-то между Зеркальным Лабиринтом и тюрьмой Черное Сердце? Я всего лишь прошу вас, ради блага всего Дикозапада, отыскать мне Камень. Но вижу, этого мало, чтобы по-настоящему вас заинтересовать. Так слушайте, рабы! – взвизгнула ведьма. – Тот, кто найдет мне Драконий Камень или хотя бы того мелкого Изгнанника…

При упоминании о своей персоне Иккинг виновато подскочил на скамье. К счастью, никто этого не заметил – все напряженно смотрели на ведьму.

– Нашедший Камень, кто бы он ни был, получит самый драгоценный приз из всех… И приз этот, – промурлыкала старуха, – СВОБОДА.

Толпа подалась вперед, жадно впитывая каждое ее слово.

– Свобода, – мечтательно протянули люди вслед за ней. – Свобода…

– Только закройте глаза, – улыбнулась кошмарная ведьма, – и представьте, чтó это слово значит для вас – свобода…

Закройте глаза и представьте, что свобода значит для вас…

Какие простые слова.

Измученные, оборванные рабы закрыли глаза, и каждый вообразил свое, но все видели одно и то же. Ясное голубое небо. Полет верхом на драконе. Корабль, бороздящий по твоей воле беспокойные волны. Маленький домик в тихой деревеньке на небольшом островке, из трубы лениво поднимается дымок. Дом.

Где-то далеко-далеко от этих цепей, этих безнадежных песков, этих темных тюремных стен…

– А как же Клеймо? – выкрикнул один из рабов, позабыв свое место.

– Его можно выжечь, – ловко ответила ведьма. – Операция несколько болезненная, но ради СВОБОДЫ можно и потерпеть.

– Вы ведь лжете, маменька? – шепнул Элвин Вероломный.

– Разумеется, лгу, – сладко шепнула ведьма в ответ. – Клеймо убрать нельзя. Раб остается рабом навсегда.

Она повернулась обратно к толпе рабов:

– Завтра из Поиска вы принесете мне Камень, я знаю, что принесете!

Она спрыгнула со Стола и удалилась.

Ох уж эта ведьма. Она и ее сын были нехорошие люди. Очень нехорошие.

7. Поистине страшная сказка – не читайте перед сном!

Черноволосая девчушка по имени Эггингарда показала Иккингу его место в углу одной из темниц Черного Сердца, служившей рабам спальней.

– Похоже, тут уже кто-то спит, – с сомнением произнес Иккинг.

– Нет. – Девочка твердо и печально помотала головой. – Раньше это была постель Недотепы, но он больше там не спит.

Иккинг устроил Одинклыка и Беззубика под потрепанным одеялом, которое принес с собой в рюкзаке. Затем там же, под одеялом, у них с Беззубиком состоялся спор шепотом.

– Беззубик, я же тебе велел не трогать несъедобное, помнишь? Погляди, ты мне в рубахе громадную дыру проел…

Беззубик округлил нефритовые глаза и невинно похлопал неприлично длинными ресницами.

– Это не Б’бе-беззубик… – пробубнил он с набитым ртом и с надеждой указал крылышком на Одинклыка. – Должно быть, это О-о-одинклык…

– Да у тебя лоскуток из пасти торчит, я же не слепой! – возмущенно прошептал Иккинг. – Лучше сознавайся!

Беззубик запротестовал:

– Нет, н-н-нет, нет…

Но пока он это говорил…

…у него изо рта выпала пуговица.

Иккинг и Беззубик уставились на нее.

У Беззубика все же хватило совести напустить на себя слегка виноватый вид.

– Из’звини, рубашка… – пискнул Беззубик. – Смотри, Б’бе-беззубик признался! – Он проглотил остатки рубашки. – Извини, п-п-пояс. Извини, верх штанов. Извини, карман безрукавки… О, у Б’бе-беззубика хо-хорошо получается сознаваться…

Иккинг вздохнул. Так у него не останется ничего необкусанного.

Вынырнув из-под одеяла, он повернулся к Эггингарде:

– А где теперь спит Недотепа?

Девочка нахмурилась. Она не ответила на вопрос, а просто сосчитала на пальцах прежних владельцев постели, где собирался ночевать Иккинг:

– А до Недотепы тут была Пучеглазая Герти, а до нее забавный парнишка с большими ушами, а до него Рукомаха – это за его свечку ты держишься. – (Иккинг отдернул руки от свечи, словно она была отравлена.) – И Ладошка Храбрый, и…

– Что случилось со всеми этими людьми? – спросил Иккинг в ужасе.

Эггингарда не ответила.

– Ты точно уверена, что в этой постели никогда не спал мальчик по имени Рыбьеног? – спросил Иккинг.

Эггингарда глянула испуганно:

– Рыбьеног – это такой высокий тощий мальчик с вьющимися волосами, в разбитых очках и с лицом как у селедки, который мечтал стать скальдом, точно как я?

– Да, – радостно подхватил Иккинг. – Это Рыбьеног!

– Нет, – сказала Эггингарда. – По-моему, я никогда не видела тут никого похожего. Но если бы видела, – добавила она с тоской, – думаю, он бы мне понравился.

– Эггингарда, ты же только что его описала! – раздраженно воскликнул Иккинг. – Ты наверняка знакома с ним! Пожалуйста, ты должна мне сказать. Он мой лучший друг. Что случилось с ним? Где он?

Эггингарда встревоженно покачала головой:

– Тсс! Я не могу тебе сказать. Рассказывать о Пропавших не разрешается, это подрывает дух.

Она оглянулась через плечо на темницу, заполненную постепенно затихающим шепотом. Люди устраивались на ночь.

Эггингарда натянула медвежий капюшон и выглянула из-под него.

– Но я могу рассказать тебе сказку, – сказала она, решительно нахмурив густые черные брови так, что они сошлись в одну прямую линию, и втянув воздух сквозь щель в зубах. – Очень страшную сказку. Это сказка не про твоего друга Рыбьенога. – Эггингарда яростно замотала головой. – Не-не-не-не-не. Это… про кого-то другого. Сказка называется: «Про мальчика-раба, девочку-рабыню и Чудище Янтарных Рабовладений».

– ПФФ! – Кто-то задул последнюю свечу в темнице.

Мрачным и тревожным шепотом маленькая девочка настояла на том, чтобы рассказать сказку.

Представьте себе громадную гулкую темницу, где шепот шелестит, словно голоса духов. Представьте себе Эггингарду, как она лежит в своем медвежьем костюмчике и размахивает в воздухе руками, помогая сказке, и как тени ее рук жутко пляшут в лунном свете на стены темницы.

– Однажды, давным-давно, в самой Проклятой из всех Проклятых Земель, в Янтарных Рабовладениях, бедный мальчик-раб и девочка-рабыня катили на своих песчаных буерах… – начала Эггингарда.

– Ой, не давай ей рассказывать… – простонал Беззубик из-под одеяла. – А вдруг это страшная сказка, а Б’бе-беззубику и так уже очень стра-а-ашно в этой те-темнице…

Но Эггингарду было не остановить. Она говорила и говорила, словно история сама рвалась с ее губ. Может быть, девочка просто не могла держать это в себе.

И Иккинг хотел услышать рассказ. Потому что вдруг Эггингарда все придумывает? Вдруг это все-таки история про Рыбьенога?

Для такой малышки Эггингарда рассказывала великолепно, не хуже настоящей сказительницы. Может, просто наслушалась, как это делают взрослые, а может, все Странники – прирожденные рассказчики.

– Отлив был такой низкий, – шептала Эггингарда, – что страшные красные пески протянулись насколько хватает глаз на север, на запад, на юг и на восток – ничего, кроме песка. Песок повсюду. Песок и зловещая тишина.

Даже птичьих голосов не было слышно над этими страшными красными песками, даже крики чаек не разносились над ними. Ибо пески скрывали нечто ужасное, нечто поистине кошмарное, и птицам хватало ума держаться подальше.

Раб и рабыня шли на своих буерах из Восточных песков. Они дико озирались и работали шестами так, словно за ними гнались ведьмы, хотя вокруг не было ни души. Не переставая поглядывать по сторонам, они время от времени останавливались и тянулись подобрать лежащий на песке янтарь своими сачками на длинных ручках.

Обнаженные отливом кусочки драгоценного янтаря поражали роскошью и разнообразием. Одни были цвета меда и прозрачные, как воздух, другие – молочные капли желтовато-зеленого, третьи – кораллово-красные, теплые на ощупь, с застывшими внутри крылышками мелких насекомых.

Эти берега славятся как лучшие места для поиска янтаря во всем викингском мире. Множество рабов умерли здесь, пытаясь отыскать драгоценный янтарь, достойный воинственной дочери викингского вождя или рукояти королевского меча. Искать янтарь лучше всего в отлив, а низкий отлив лучше всех… но и самый опасный.

Они все гребли и гребли как безумные. Вперед, и вперед, и вперед – ивовые корзины уже почти заполнились янтарем. Красные пески побулькивали и шелестели, буерки шлепали по ним вперед, вперед, вперед. Возвращаться было нельзя… и вдруг мальчик и девочка остановились. Резко, как подстреленные.

Перед ними в мягком, мокром красном песке сверкали алые углубления, появляющиеся из ниоткуда, и тянулись на многие мили. Море заполняло отпечатки, блестевшие в свете заката, словно пролитая кровь.

Следы были такие большие, что буер рабыни с глухим бульканьем остановился прямо посреди одного из них и еще место осталось.

Это были следы… ГИГАНТСКОГО… дракона.

Беззубик жалобно заскулил. А Эггингарда продолжала:

– Сердца раба и рабыни замерли. Они поняли, что обречены. Удача покинула их окончательно. Они посмотрели друг на друга и свернулись на своих буерах калачиком, закрыв головы руками. Мальчик-раб представил, что он снова дома, в своей деревне, а девочка-рабыня представила бы себе, что она дома, если бы знала, где этот дом.

Но тут мальчик вспомнил, что до того, как угодить в рабство, он готовился стать пиратом. А девочка вспомнила, что на самом деле она очень-очень храбрая.

И они сжали кулаки и погрозили ими следам, чтобы показать, что не боятся…

Эггингарда сжала кулачок и яростно потрясла им в воздухе. Тень ее кулака тоже заметалась, куда больше, на стене темницы.

– Б’бе-беззубику не-не нравится эта сказ’зка, – прошептал Беззубик.

– Да, мне тоже эта сказка не нравится, – ответил Иккинг вслух, забыв, что Беззубика тут якобы нет.

– Если не хочешь, я могу и не рассказывать дальше. – Эггингарда уронила руки.

Но теперь Иккинг, как бы страшно ему ни было, должен был обязательно узнать, чем закончилась эта история.

– Нет, продолжай, – попросил он.

– Раб с рабыней опустились на колени, чтобы разглядеть след, – сказала Эггингарда. – И пока они стояли на коленях, что-то очень-очень тихо зашевелилось в песке у них за спиной. Оно не издавало ни звука, лишь выпустило легкий фонтанчик песка, словно крохотный булькающий водопад вверх тормашками. Вот он поднялся еще чуть-чуть. Что это было? Нечто очень странное…

На песке лежал великанский глаз и тихонько моргал. Медленно-медленно он поднялся, а затем из песка выкопались еще четыре глаза. Они моргали на концах длинных драконьих пальцев. Все пять вместе образовывали гигантскую когтистую драконью лапу.

Лапа замерла. Жуткие глаза на пальцах в упор уставились на мальчика.

Рабы, стоя на коленях в песке, почувствовали чье-то присутствие за спиной. Волосы у них на затылке зашевелились от страха, они ме-е-едленно огляну-у-улись…

– Ты меня с ума сведешь, Эггингарда, – выдохнул Иккинг.

– И меня, – заметил Одинклык, выглядывая из-под покрывал.

– И Б’бе-беззубика, – добавил дракончик, зажимая крылышками уши. – Разве ты не можешь заставить ее остановиться? Уку-кусить, там, или еще как…

– Беззубик, – укоризненно произнес Одинклык.

– Ну совсем чуть-чуть куснуть? – взмолился Беззубик. – Ласково. Только чтоб остановилась!

Но Эггингарду уже ничто не могло остановить.

– «А-а-а-а-а-а!» – заорали они. – Девочка выпрямилась, сидя в постели, и сама заорала: – А-а-а-а-а!

Орала она громко, но никто из рабов, как ни странно, не проснулся. Должно быть, они слишком устали после тяжелого дня в песках, потому что продолжали похрапывать как ни в чем не бывало.

– И рабыня, и раб попрыгали на свои буера и погнали их вперед что было сил. Они неслись как бешеные, крича и шлепая шестами по алому песку. Они не могли остановиться, чтобы подуть в свистки, не могли остановиться, потому что за ними гнался дракон. Если бы они остановились, никто не успел бы их спасти.

Драконьи глаза-лапа-перископы исчезли, но, оглядываясь в испуге через плечо, беглецы видели, что пять бугорков песка следуют за ними и даже не думают отставать.

Эггингарда все сильнее размахивала руками, живописуя кошмар, словно дирижировала какой-то дикой музыкой, все быстрее и быстрее:

– Раб и рабыня гребли и гребли, а пять бугорков песка неотступно следовали за ними, терпеливо дожидаясь, пока они устанут.

Раб и рабыня гнали свои буера, казалось, несколько часов. Деваться было некуда. Деревьев, чтобы на них залезть, не было. Криков никто бы не услышал. Пески тянулись бесконечно.

И тут!..

И тут?! Иккинг, Беззубик и Одинклык в ужасе подались вперед…

Эггингарда сглотнула, руки ее на миг замерли, а затем продолжила еще более замогильным голосом:

– В самой восточной части Проклятых Земель, прямо рядом со скалой, похожей на торчащий к небу ведьмин палец, буер мальчика задел металлический край драконьего капкана, полуприкрытый песком в ожидании дракона.

Драконий капкан захлопнулся, захватив борт буера, и прижал его накрепко.

Буер мальчика перевернулся.

И мальчик сдался. Он лег на песок и свернулся в комочек.

Вокруг раскинулись безмятежные пески.

Медленно, осторожно из песка у ноги мальчика выкопалась драконья лапа с ужасными глазами на концах пальцев.

Мальчик-раб не шевелился.

И тогда лапа сомкнулась вокруг его лодыжки и мягко утянула его в песок.

Эггингарда медленно опустила руки. Воцарилось долгое-долгое молчание.

– Что сталось с девочкой? – в ужасе выдавил наконец Иккинг.

– Она поехала дальше, обратно в тюрьму, – вздохнула Эггингарда и натянула капюшон своего медвежьего костюма.

Беззубик и Одинклык под покрывалами тихонько жалобно скулили. Им тоже явно не понравилась сказка.

– Это очень-очень грустная сказка, – сказал Иккинг. – Почему мальчик не спасается? Не могла бы ты сделать так, чтобы он спасся, чтобы у сказки был счастливый конец?

– Если бы я жила где-нибудь, где есть место счастью, – ответила Эггингарда, – наверное, в моих сказках было бы место счастливому концу.

Чем больше Иккинг думал о сказке, тем больше крепло в нем нехорошее подозрение.

– Это ведь не правдивая история, а, Эггингарда? – спросил он.

«Пожалуйста, пусть это будет выдумкой…»

Девочка ничего не ответила.

– Это ведь не про Рыбьенога? Мальчик-раб и девочка-рабыня – это же не были вы с Рыбьеногом, правда, Эггингарда?

Темнота полнилась тишиной.

– Этого я тебе сказать не могу, – наконец отозвалась Эггингарда. – А то еще дух подорву.

Иккинг умолял и умолял ее, но она больше не произнесла ни слова.

Было темно. Тихо. Все остальные уже спали.

Через минуту посапывание донеслось и с постели рядом с Иккингом. Эггингарде-то хорошо, она сняла груз этой истории со своих плеч.

Но Иккинг и его два дракончика лежали без сна в темноте, прислушиваясь к реву Мятежных драконов, атакующих тюрьму.

– Но ведь она все выд’думала, правда, хо-хозяин? – прошептал Беззубик, его глаза горели в темноте, как факелы.

Иккинг и сам всем сердцем желал, чтобы история оказалась только сказкой…

– Никогда не слышал о таких чудовищах, – прошептал он в ответ. – Хотя поговаривают, будто в песках Янтарных Рабовладений водятся странные твари. В других местах их давным-давно не осталось, но здесь они развивались собственным особым путем. Безмозглые ногодеры, стрекальщики, слизнеклыки… Но я никогда не слышал о драконе с глазами на пальцах.

– Так что, может, все это и выдумка… – заявил Одинклык, к облегчению Беззубика.

И дракончики уснули (Одинклык ласково обнимал лапками Беззубика, защищая его). А Иккинг так и лежал без сна.

«Что, если рассказ Эггингарды – правда? – думал он. – И все это случилось с Рыбьеногом? Пожалуйста, пусть это будет выдумкой…»

Потом Иккинг сурово сказал самому себе: «Рыбьеног где-то снаружи, он верит в меня, не теряет надежды».

Вскоре юность и привычка верить в лучшее взяли свое, и Иккингу удалось убедить себя, что история Эггингарды – просто сказка, хоть и очень правдоподобная. И он тоже уснул.

8. Сбор янтаря в Янтарных Рабовладениях

Рано-рано на следующее утро рабы собрались в тюремном дворе на Поиск.

Беззубик, невыспавшийся и перепуганный, выглядывал у Иккинга из-за пазухи.

– Б’бе-беззубик не хочет ид’дти на этот По-поиск.

Иккинг тоже не хотел.

– ОТКРОЙТЕ ВОРОТА ЯНТАРНЫХ РАБОВЛАДЕНИЙ! – рявкнул Элвин Вероломный.

СКРИИИИП!

Громадные створки в восточной стене тюрьмы Черное Сердце распахнулись, и Иккинг впервые увидел пески Рабовладений.

Необычайно яркий алый, как кровь, оттенок им придавала вулканическая порода. Отлив обнажил пески на многие мили – окруженные стенами Рабовладений, они тянулись насколько хватает глаз и дальше.

– КОПАЙТЕ ИЗО ВСЕХ СИЛ! СМОТРИТЕ В ОБА, ХОТЬ ВСЕ ГЛАЗА ПРОГЛЯДИТЕ! НО, РАДИ ТОРА, ОСТОРОЖНЕЕ… а то мы в последнее время многовато рабов теряем! – выкрикнул Элвин Вероломный.

Прозвучал холодный и чистый голос рога.

– ВПЕРЕД, НА ПОИСК!!!

По всему периметру двора, за безумными нагромождениями оружия и драконьих капканов, стояли бесконечные ряды песчаных буеров. Толпы рабов кинулись к ним и принялись толкаться. Объявленная ведьмой награда значила для них куда больше, чем наказание за нерадивость.

– Спокойно, Охотники за Янтарем! – гаркнул Стоик Обширный своей команде, вскинув громадную ладонь. – Спокойно! Времени у нас предостаточно.

Так что Охотники за Янтарем подошли к песчаным буерам, когда толчея и давка уже схлынули.

Эггингарда показала Иккингу его буер.

– Он теперь ничей, – сказала она.

Иккинг сглотнул.

– Что случилось с его бывшим владельцем? – спросил он, хотя уже знал ответ.

– Я правда не могу сказать, – отозвалась Эггингарда, но ее глаза, казалось, говорили: «Пропа-а-ал…»

– Знаю-знаю: это подрывает дух, – закончил за нее Иккинг.

Песчаный буер оказался шаткой кособокой штуковиной с корзиной для янтаря на корме и длинным шестом, тоже кривоватым, чтобы отталкиваться от песка.

Иккинг мысленно окрестил буерок «Молодым талантливым бакланом-2», ибо тот очень напоминал «Молодого талантливого баклана», крохотную лодчонку, которая была у него на Олухе давным-давно. До войны…

Чтобы приподнять собственный боевой дух и напомнить себе о том, что счастливые времена настанут снова, он вытащил из рюкзака кусок мела и нарисовал значок «Молодого талантливого баклана» на боку буера.

– Буер надо беречь, – объяснила Эггингарда, – потому что, если у тебя сломается мачта или еще что, ты не сможешь вернуться обратно в Черное Сердце до прилива.

У каждой команды имелся надсмотрщик. Во главе Охотников за Янтарем Элвин поставил Сморкалу.

– Но я же вождь и драконоборец! – яростно возмутился Сморкала. – А не раб или стражник! Я должен быть там, за тюремными стенами, убивать драконов для тебя, Король. Я слишком важен для этой войны, чтобы сгинуть в песках.

– Молчать! – гаркнул Элвин. – Или ты не уважаешь мои приказы, вождь Сморкала?

Сморкала умолк. Дураком он не был. Он знал, что случилось с теми, кто не уважил приказы Элвина.

– Благодарю, – промурлыкал Король. – В последнее время мы потеряли много тюремных стражников, а Камень надо найти как можно скорее. Моя матушка видела это во сне, а к матушкиным снам следует прислушиваться.

Так что перед выходом к команде Охотников за Янтарем обратился Сморкала.

– ЗНАЧИТ, ТАК, вы, уроды уродские! Вы слышали, что сказал Элвин: ищите, пока у вас глаза не повылазят! Стоик, Пузан и Плевака, не смейте отставать. Не хватало еще, чтобы вы, старичье, задерживали всю команду, – ехидно бросил он.

И вот они выехали следом за великой армией буеров на пески.

Впереди от толпы то и дело отделялись маленькие группки и принимались копать бессмысленные ямы или высматривать янтарь, поэтому по мере продвижения на восток армия буеров постепенно таяла.

Пока не остались только Охотники за Янтарем.

Они шли под парусом несколько часов.

Земля и острова постепенно таяли далеко позади.

Уходящая вода порождала странный сосущий звук. Под ногами булькало, шипело, лопалось… И может, у Иккинга просто разыгралось воображение, но сейчас ему было совсем не трудно поверить, что там, ВНИЗУ, и правда затаилось в ожидании нечто жуткое, что вот-вот пески разверзнутся и коварный хищник выскочит прямо на людей…

Там могли обитать безмозглые ногодеры… бешняки… а то и что-нибудь похуже…

Самое жуткое, что все рабы, похоже, думали об одном и том же. Они сделались очень-очень нервные и все время озирались.

Беззубик с Одинклыком встревоженно выглядывали у Иккинга из-за пазухи.

– Ду-думаешь, Эгги-гингарда не врала? Там, внизу, правда Чуд’дисче? – спросил Беззубик жалобно.

– Ну, Беззубик, – произнес Одинклык, – если там и вправду Чудище, нам просто надо постараться с ним договориться. Мы, драконы, как и люди, способны развиваться и спустя эпохи, после смены многих тысяч поколений обрести разум…

«Все это, конечно, здорово, – думал Иккинг, – но готов спорить, этот дракон не самый покладистый».

Вождю Сморкале оказалось трудно не отставать от Охотников за Янтарем. Тюремной страже буера полагались шире и больше, и Сморкала никак не мог приноровиться к своему.

Даже Иккинг шел быстрее Сморкалы, несмотря на то что разваливающийся на части «Молодой талантливый баклан-2» наотрез отказывался двигаться по прямой и ковылял вперед отчаянными зигзагами. (И в этом очень походил на первого «Молодого талантливого баклана», строптивую лодчонку, у которой была склонность ходить кругами.)

– Стойте! Не так быстро! Подождите меня! – орал Сморкала, размахивая кнутом.

Но никто и не думал его ждать.

Он отставал все сильнее.

Поэтому, когда они наконец достигли самой Проклятой части Проклятых Земель далеко-далеко на востоке, Стоик обратился к команде таким тоном, будто всегда был и остается вождем.

– Экхм, – с достоинством кашлянул он. – Команда Охотников за Янтарем! Пусть мы рабы, так будем лучшими среди рабов! Мы это очень даже можем!

При этих словах даже несчастная маленькая Странница расправила плечи.

– Снаряжение к осмотру! – скомандовал Стоик.

И вот посреди зловещей красной пустыни жалкая горстка буеров выстроилась в цепочку для смотра, а люди гордо выпрямили укрытые лохмотьями спины. Было в этом что-то очень героическое.

Стоик спокойно шел вдоль ряда, словно проверял боевой отряд дома, на Олухе.

Подоспел запыхавшийся Сморкала.

– Как ты смеешь… уфф, ффух… – Он устало хлопнул кнутом. – Это бунт. Я тут главный, Стоик, а не ты! Нам надо набрать как можно больше янтаря, ленивые рабы, так что рассредоточиваемся для работы как можно шире, – пропыхтел Сморкала, восстанавливая свое главенство. – Я останусь здесь, где побезопаснее, с несколькими из вас в качестве телохранителей. Остальные расходятся подальше – ваши жизни значения не имеют. А о тебе, Стоик, я доложу, когда мы вернемся в тюрьму. – Сморкала трясущимся кнутом указал на Стоика.

И тут произошло нечто неожиданное.

Плевака Крикливый шагнул вперед, спокойно отобрал у Сморкалы кнут, сломал его пополам и отдал обратно.

– Сейчас мы не в тюрьме, Сморкала, – сказал Плевака. – Здесь, снаружи, главный Стоик.

Скрестив руки, Плевака сурово уставился на Сморкалу сверху вниз. Сморкала сглотнул – до него начал доходить зловещий смысл его слов.

Плевака был прав. Отсюда тюрьму даже не было видно – только бесконечные красные пески, куда ни глянь, и крохотная кучка буеров, молча застывших посреди пустыни. Многие из рабов уже миновали пору расцвета, но все же они были старые воины, и Сморкала прекрасно знал, на что они способны в бою.

И их было пятнадцать, а Сморкала только один.

– Рано или поздно нам придется вернуться, – прошипел Сморкала, потрясая сломанным кнутом. – Мы не можем остаться здесь навсегда. И когда мы вернемся, я прослежу, чтоб вас прикончили как мятежных…

Плевака пренебрежительно фыркнул, словно от мухи отмахнулся, повернулся к Стоику и отдал Хулиганский салют.

– Какие будут приказания, вождь Стоик Обширный?

– Спасибо, воин Плевака, – отозвался Стоик Обширный, очень важный и горделивый, вождь с головы до ног, воин, каким он был, пока не получил Клеймо. И отсалютовал Плеваке в ответ.

Иккинг расплылся в восторженной улыбке, а Охотники за Янтарем захлопали в ладоши, и Стоик торжественно поклонился им всем. Как же здорово было видеть отца снова главным, пусть лишь на время!

Стоик Обширный, снова Да Трепещет Всякий, Кто Услышит Его Имя, Кх, Гм, оценил положение.

Гораздо безопаснее было бы держаться вместе на случай атаки Незнамо Чего. (О Незнамо Чем, чем бы оно ни было, Стоик старался особенно не думать.)

Однако, может, и стоило немного рискнуть. Ведь если они найдут Камень, то завоюют самую желанную награду. Свободу…

Мысль о свободе на время завладела Стоиком.

Свобода… Достоинство… Может, ему даже удастся снова стать вождем… И тогда не придется рассказывать Валгаллараме обо всем этом печальном эпизоде. Клеймо можно просто спрятать под шлемом, как делал Иккинг, и она ничего и не узнает…

Стоик прикрыл глаза и одну благословенную минуту наслаждался этой маленькой счастливой неправдоподобной фантазией. А затем открыл глаза и оказался все там же, в проклятущих красных песках, где ветер выдувал из него душу.

Он взглянул на солнце:

– Прекрасный ясный денек… Хорошая видимость! Так, надо разбиться на группки поменьше. Таким образом мы покроем территорию в два раза больше. Я пойду с Эггингардой и… Топильсеном, – объявил Стоик, к удивлению Иккинга. – Посмотрим, не удастся ли нам перебить полосу неудач, которая тебя преследовала в последнее время, Эггингарда. – Стоик устало, но ободряюще улыбнулся девочке.

Малышка низко натянула капюшон своего медвежьего костюма.

– Я не боюсь, – глухо прорычала она. – Пусть старое Чудище само меня боится, потому что мы, Странники, страшные. Рррррр! – зарычала она, скрючив пальчики в когти.

Все притворились напуганными.

– Ого! – воскликнул Плевака, делая вид, будто падает. – Полегче, Эггингарда, у меня чуть сердце не лопнуло.

Малышка выглядела довольной – по крайней мере, та часть лица, что виднелась из-под капюшона.

– Свистки у всех при себе?

Все кивнули. У каждого на шее висел свисток из лосиного рога.

– При первых признаках опасности сразу свистите. Мы все примчимся на помощь. Будьте все время начеку по поводу Незнамо Чего, и я бы сказал, что у нас… – Стоик прищурился на солнце, – четыре часа до прилива. Так, помните, если кто-то найдет Сокровище, остальные собираются вокруг него и охраняют победителя. И не отходите далеко от напарников, чтобы в случае чего каждый мог позвать на помощь. Если мы найдем Камень, получим величайшую награду из всех, саму свободу!

– Свободу! – вскричали Охотники за Янтарем, вскинув сачки на длинных шестах. – Мы ищем свободу!

– Погодите секундочку, – заблеял Сморкала, когда все принялись разворачивать буера. – А со мной кто останется? Всем известно, что здесь что-то водится. – Взгляд Сморкалы нервно обшаривал бесконечные алые пески. – Оно уносит рабов… а МОЯ жизнь слишком важна для Дикозапада, чтобы ею рисковать.