Текст книги "Киноклуб"
Автор книги: Крейг Маклей
Жанр: Современная зарубежная литература, Современная проза
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 7 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
– А что потом будешь делать?
– Не знаю. Стану свободным художником… то есть писателем. Кажется, сейчас это модно.
– Ух ты. Значит, хочешь полной свободы? Новая страна. Новые люди. Новая жизнь.
– Да, пожалуй.
– А я бы, наверное, побоялась вот так все бросить. Хотя это отличное приключение. – Робин поднимает бокал: – За чистый лист!
Мы чокаемся.
– Ужин скоро будет готов, – прибавляет Робин. – Когда предпочитаешь смотреть мои комиксы – сейчас или после еды?
– Нет, такого долгого ожидания мне не вынести. Оно станет для меня невыносимой пыткой. Кстати, странно, что «невыносимый» сказать можно, а «выносимый» нет. То же самое со словом «невзрачный». Почему про что-то красивое нельзя сказать, что оно «взрачное»? Вот вопросы, которые меня очень занимают.
– Ладно, – кивает Робин, ставя бокал на столик. – Пожалуйста, давай оставим вино здесь. Никогда не вхожу с напитками в кабинет. Все время боюсь, как бы на что-нибудь не пролить.
Оставив бокал на столике – шахматной доске, следую за Робин в комнату, где она установила мольберт, световой стол и компрессор. Робин жестом приглашает меня сесть на вращающееся черное кожаное кресло со специальной изогнутой спинкой, поддерживающей поясницу.
– Вот первые пятьдесят страниц, – объявляет Робин, показывая стопку листов размером с небольшую газету. – Комикс называется «Ева», но это пока что только рабочее название. По сюжету, случилась какая-то катастрофа, из-за которой все женщины куда-то подевались, осталась только одна главная героиня, которая старается уцелеть среди мужчин и мутантов. Зовут ее – ни за что не угадаешь! – Ева. У героини есть способности к телекинезу, но как и почему они у нее появились, Ева не помнит. Она вообще не помнит ничего, что случилось больше трех месяцев назад.
– Как в детективном фильме «Помни»? – спрашиваю я. – Или в смысле…
– Нет-нет, – прерывает Робин, – не подумай, будто Ева сразу забывает все, что случилось больше девяноста дней назад. Речь о конкретных трех месяцах. Начинается история с того, что Ева просыпается в разбомбленной лаборатории. Героиня понятия не имеет, кто она такая, где она и что вообще произошло. Единственное, что она о себе знает, – на запястье у девушки металлическая бирка с именем «Ева» и идентификационным номером.
– Звучит интригующе, – произношу я, перелистывая страницы.
Рисунки черно-белые, с легкими признаками импрессионистского стиля и обильным использованием игры света и тени. Сразу бросается в глаза, что героиня очень похожа на художницу, – короткие светлые волосы, стройная, гибкая фигура. Еще одна художественная особенность, которую не могу не отметить, – почти все первые двадцать страниц Ева обнажена.
– Очень красиво, – говорю я, жалея, что нельзя было захватить с собой вино. – Ты… такая талантливая…
– Спасибо! – заливается смущенным румянцем Робин. А я и вовсе сижу багровый, как свекла. – Пять лет над этим комиксом трудилась. Правда, не подряд, а параллельно с другими проектами. Но это моя первая крупная работа, и для меня она очень важна.
Сюжет оживляется где-то на десятой странице, когда Ева встречает группу причудливых существ – частично мужчины, частично машины, частично животные. Возглавляет компанию тип с квадратной челюстью и торчащим посреди лба рогом, похожим на носорожий. А на месте сосков болтается нечто, весьма напоминающее два полных комплекта мужских гениталий.
– Ничего не скажешь, красавцы-мужчины, – комментирую я.
– Это перепихонцы, – поясняет Робин. – Потом они становятся кем-то вроде личной армии Евы, но начинается знакомство при не слишком приятных обстоятельствах.
Что верно, то верно. Трудно не заметить, что героиня сразу вызывает у главаря бурный и вполне определенный интерес, однако, когда Ева взглядом воспламеняет неуместно выступающие части его тела, энтузиазма у парня резко убавляется.
– Я же предупреждала: комиксы немножко откровенные, – произносит Робин, наблюдая за моей реакцией и едва сдерживая улыбку.
– Да, – киваю я. – А кто такие эти перепихонцы?
– Специально выведенная раса особо мощных мужчин-мутантов, задача которых – разыскать и оплодотворить всех женщин, чтобы обеспечить продолжение рода.
Фыркаю.
– И для этого надо было выводить мутантов? Зачем такие сложности? Наш киноклуб с радостью согласился бы предложить свои услуги в этом качестве. Как, впрочем, и любая другая группа мужчин.
Робин хихикает:
– Знаю. Вообще-то, как ты, наверное, уже заметил, мои комиксы – не столько фантастика, сколько общественная сатира. А намек с перепихонцами и вовсе шит белыми нитками. Но рисовать их весело. Вот эти штуки у них на груди подсказывают, есть ли поблизости женщина, – сразу увеличиваются в размере.
Да, меткая у Робин сатира. Все про нашего брата знает.
– Много еще осталось? – спрашиваю я.
– Первую книгу закончила. Правда, только в черновом варианте. Набело перерисовать успела только половину, – отвечает Робин. – Но уже начала работу над второй книгой.
– И есть издательство, которое заинтересовалось твоей работой?
– Да! – улыбается Робин. – На этой неделе у меня была встреча с представителями издательства «Хатоки». Кажется, мои комиксы им понравились. Через две недели встречаемся снова. Но еще ничего не решено, поэтому стараюсь заранее не радоваться – так же, как и ты.
Указываю на пустые пузырьки рядом с основным текстом диалогов:
– Ты их нарочно оставила, чтобы потом можно было перевести реплики на другие языки?
– Да, – кивает Робин. – Для этого есть специальное программное обеспечение. Так легче выпускать иностранные издания. Можно подставить текст на любом нужном языке, а лишние пузырьки убрать. Это ведь просто макеты.
– Уверен, твои комиксы напечатают, – говорю я. – А если нет, натравим на них шайку перепихонцев.
Робин смеется.
– Рада, что тебе понравилось. А теперь в награду за тяжкий труд тебя полагается как следует накормить. Проголодался?
Думал, что да, но из-за полуэротических комиксов Робин голову мою теперь занимают совсем другие мысли, не имеющие к еде никакого отношения.
Глава 8
– Вы знали, что «стюардесса» – самое длинное слово на английском языке, которое можно напечатать на клавиатуре компьютера, используя только левую руку? – спрашивает Тео.
– Ох, сколько всего стюардессы могут сделать, используя только левую руку! – мечтательно произносит Костас. – Поверьте опыту Костаса.
Эти слова – первое, что я слышу, когда вхожу в редакцию «Крика Вильгельма». Трансляция церемонии вручения Оскара уже началась. Нарочно пропустил дефиле по красной дорожке. Модой не увлекаюсь, а смотреть, выдержат ли труды пластических хирургов общей стоимостью десятки миллионов долларов жаркий свет софитов и необходимость три часа подряд удерживать на лице фальшивую улыбку, – занятие не особо интересное. Кстати, забавно было бы пробраться в машину к Карлу Лагерфельду, стащить у него пиджак, а потом явиться в нем на церемонию и, когда спросят, от какого модельера эта вещь, честно и совершенно спокойно ответить: «От Лагерфельда».
– Где тебя носило? – высовывает голову в коридор РТ. – Мы рекорд побили!
– Какой еще рекорд? – удивляюсь я.
– Не поверишь, сколько у нас фолловеров! А ретвитов! – радуется РТ. – Шевонн сегодня просто в ударе! Представляешь, что придумала? Ведет репортаж с церемонии от лица красной дорожки. Жалуется, что знаменитости ее уже всю истоптали, и рассказывает, что в этом году Энн Хэтэуэй опять не надела под платье нижнего белья. Мы звезды Интернета!
– Как интересно, – произношу я.
Вот уж не ожидал, что РТ, всегда презиравший подобные штучки, будет так восторгаться по этому поводу. Хочется спросить, кто этот человек и куда он дел моего друга.
– Ну давай, рассказывай. – РТ подходит и подталкивает меня локтем в бок. – Как вчера прошло свидание?
– Да говорил же, – отмахиваюсь я. – Это было не свидание. Робин просто показывала мне свои работы.
– Ну и как у нее… работы? – спрашивает РТ, с хитрым видом поигрывая бровями.
Вспоминаю рисунки с Евой и не в первый раз принимаюсь гадать, похожа она на Робин только лицом или некоторыми особенностями фигуры тоже.
– Робин – замечательная художница.
РТ ухмыляется от уха до уха:
– Ладно, как хочешь. Кстати, она уже пришла.
Робин говорила, что придет, поэтому удивляться вроде бы нечему, но я был уверен, что приглашение РТ она приняла только для вида, из вежливости.
– Д-да?..
– С каким-то парнем по имени Тим.
С Тимом? С каким Тимом? Ах да, так зовут ее бывшего мужа.
– Вот оно что… Значит, Робин взяла его с собой?
РТ понижает голос:
– Пока не понял, в отношениях они или нет. Пришли примерно полчаса назад, в отличие от… некоторых, которые забыли, что опаздывать уже не модно.
Входим в редакцию, где сегодня вечером устроен импровизированный кинозал. Раскладные походные стулья, которые гости приносят сами, расставлены перед экраном неровными рядами. РТ взял напрокат мультимедийный проектор. Демонстрируется церемония на простыне, натянутой поверх окна. В нижнем правом углу «экрана» виднеются два больших, чуть полинявших пятна, напоминающие плохо отстиранные следы крови. Это результат маленького инцидента, произошедшего на прошлогодней церемонии. Подвыпивший Костас был так рад видеть ягодицы Скарлетт Йоханссон, что сразу устремился их поприветствовать, забыв, что держит в обеих руках по бокалу вина. Сколько бы раз РТ ни пытался вывести пятна (а зная моего друга, пытался он это сделать один раз, и то кое-как), избавиться от них так и не удалось. Зато их вид хоть немного пробуждает совесть Костаса.
Шевонн сидит на своем обычном месте, за рабочим столом, и, сосредоточенно нахмурившись, печатает. Должно быть, ведет тот самый прямой репортаж. Костас, занявший мое кресло, о чем-то оживленно рассказывает Тео, при этом так энергично размахивая зажатой в руке бутылкой шампанского «Кристалл», что рискует вот-вот оглушить собеседника. Дэвид расположился в стороне ото всех и с унылым видом потягивает пиво. Странно, на него это не похоже. Кэти, моя сестра и его супруга, обещала прийти, но ее нигде не видно. Конечно, для шеф-повара популярного ресторана свободный вечер – удовольствие из разряда редких, но за последние шесть лет Кэти не пропустила ни одной церемонии вручения Оскара. С чего вдруг сестра нарушает традицию?
Ленни беседует с незнакомым мужчиной, которого, судя по тому, что по другую сторону от него сидит Робин, зовут Тим. Второй сосед, Вернер, подался к ней всем корпусом и отчаянно клеит новую знакомую. То обстоятельство, что Робин пришла не одна, нашего друга нисколько не смущает. Перепихонцы из ее комиксов этому парню в подметки не годятся. Если для того, чтобы остановить этих ребят, достаточно поджечь их гениталии, то Вернера такая пылкость только раззадорит. Сколько раз видел, как на бейсбольных или баскетбольных матчах наш приятель успевал подкатить ко всем женам и девушкам игроков, пока вся скамейка запасных сверлила его злобными взглядами. На кинопоказах Вернер теперь бывает редко из-за ставшего более напряженным графика перелетов, но на Оскар всегда старается прийти.
Впереди сидят более юные члены киноклуба. Джонатан Музонве вступил в наши ряды пять лет назад. У Джонатана собственная компания, занимающаяся IT-консалтингом. Среди его клиентов много крупных фирм, которые все время предлагают Джонатану место у себя в штате, но он всякий раз отказывается. Хочет работать на себя. Так у него больше свободного времени для подготовки к соревнованиям по триатлону. Как-то раз Джонатан даже заказал в Интернете какой-то экспериментальный препарат – кажется, мышечный стимулятор. После приема чудодейственного средства Джонатан угодил в больницу – откусил себе кончик языка. Наученные горьким опытом, мы давно уже стараемся не спрашивать у Джонатана, как дела на работе. За этим обычно следует не менее двух часов баек про тупых пользователей. Чаще всего главным героем выступает клиент по имени Богдан. Судя по акценту, с которым Джонатан его передразнивает, этот Богдан – выходец из Восточной Европы и в компьютерах разбирается не лучше, чем Брэм Стокер, скончавшийся в девятьсот двенадцатом году.
Рядом с Джонатаном сидит Гейб Дзуринка, как обычно одетый в широкую спортивную кофту с логотипом хоккейного клуба «Торонто Мейпл Лифс». Гейб до сих пор живет со своей строгой мамой, поэтому самоутвердиться как мужчина может, только болея за спортивные команды. Зимой – за «Лифс», летом – за «Джейс», осенью – за футбольный клуб Торонто и «Рэпторс». Вес Гейба составляет около ста пятидесяти килограммов, поэтому Джонатан постоянно на него наседает, требуя, чтобы тот хотя бы иногда делал упражнения.
– Не понимаю, – как-то поделился со мной Джонатан, – как человек, который любит спорт, может до такой степени растолстеть?
– Все очень просто, – отвечаю я. – Гейб любит спорт платонически, на безопасном расстоянии.
В киноклуб Гейб вступил после того, как врач посоветовал ему чаще выходить из дому и больше двигаться. Овощи Гейб не ест принципиально. Работает фоторедактором в женском журнале. Именно в его обязанности входит убирать прыщи, волоски в неположенных местах и прочие несовершенства с лиц и тел многочисленных прелестниц, украшающих собой страницы печатного издания. Гейб любит шутить, что у него было больше красивых женщин, чем у Уоррена Битти. За годы работы у Гейба скопилась огромная коллекция фотографий моделей и звезд в первоначальном, неисправленном виде. Говорит: если когда-нибудь решит продать весь комплект, сразу заработает целое состояние и сможет не работать всю жизнь. В киноклуб Гейба позвал Костас, с которым они познакомились в стриптиз-клубе.
За происходящим на экране никто, кроме Шевонн, не следит. В первый раз вижу ее такой напряженной и сосредоточенной. Даже наушники надела, чтобы никто не мешал. РТ подлетает к ней, держа в руках поднос с пивными кружками (!), потом чмокает в щеку (?) и направляется ко мне.
– Что это было? – вполголоса спрашиваю я и беру с подноса кружку.
– Совсем не то, что ты думаешь, – шепчет в ответ РТ.
– Даже не знаю, хорошо это или плохо.
– Привет! – окликает меня Робин и машет рукой, подзывая к себе. – Знакомься – Тим.
Послушно приближаюсь к ним и пожимаю ее бывшему мужу руку. Кажется, при этом бормочу себе под нос что-то о том, как я рад встрече.
– Тим обожает кино! – говорит Робин. – Когда рассказала про ваш киноклуб, пришел в полный восторг!
– Костас уже объяснил, что у нас очень строгий отбор, – произносит Костас, отпивая глоток шампанского прямо из горлышка бутылки.
Замечаю, что под стулом у него стоят еще две штуки. Правда, пустые или полные, не видно.
– Мой друг совершенно прав, – киваю я. – Те, кому нравятся четыре серии про древних римлян в сериале «Доктор Кто», не допускаются.
– Терпеть их не могу, – отвечает Тим.
– Насколько сильно? – спрашивает Ленни.
– Прямо передергивает.
Мы с Ленни и Костасом вопросительно переглядываемся.
– Ответ верный, – киваю я. – Ты принят.
– Серьезно? – оживляется Тим.
– Ну конечно, – говорю я. – Только отныне ты будешь известен как Брайан. Позывной – тоже Брайан. График встреч вышлем дополнительно. В октябре предвидится «окно». Если согласен, можешь устроить свой первый кинопоказ. Вообще-то по расписанию фильм должен был демонстрировать Гейб, но ему выписали направление на диализ почек.
– Что ты мелешь? – возмущается Гейб. – Какой еще диализ? Сто раз повторял: на октябрь у меня назначена операция по уменьшению пениса!
– Да, удивительно, каких успехов за последние годы добилась микрохирургия, – восхищается Ленни и тянется за пивом. – Понимаешь, Тим, Гейб у нас крупных женщин не любит, предпочитает миниатюрных. Комарихи уже надоели, хочет попробовать с амебами.
РТ протягивает Гейбу поднос с дольками фруктов и овощей:
– Давай, приятель, ты сможешь! Попробуешь хоть одну – дам пятьдесят баксов.
– Я с ним поспорил на сотню, что Гейб ко всему, что лежит на этом подносе, не притронется, – шепотом объясняет странное поведение РТ Джонатан.
– Ни за что, – категорично заявляет Гейб и отправляет в рот пригоршню начос с мясным фаршем. – Сам ешь свою отраву.
– А когда стриптизерша выжала на грудь фруктовые взбитые сливки и предложила тебе слизать, отказываться не стал, – напоминает Костас.
Джонатан качает головой:
– Если на упаковке изображены фрукты, это еще не значит, что внутри они действительно есть.
– Прошу прощения за моих друзей, – обращаюсь я к Робин. – Эти пещерные люди не в курсе, что женщины уже получили избирательные права.
– Кто бы говорил! – фыркает Ленни. – Когда ты в последний раз ходил на свидание с девушкой, Элеонора Рузвельт считалась горячей штучкой!
– О чем не знаешь, молчи, – отмахивается Робин. – Только на днях у нас с ним было просто замечательное свидание.
Робин улыбается и подмигивает. Спрашивается, как это понимать? Наша встреча действительно была свиданием или Робин хочет восстановить мою репутацию в глазах приятелей? Пребываю еще в большей растерянности, чем в начале вечера.
– Есть вещи поважнее личной жизни. Например, работа! Или спортивные достижения, – объявляет Джонатан. – Когда готовлюсь к декатлону – никаких женщин!
– Судя по тому, в скольких соревнованиях ты участвуешь, – произносит Ленни, – ты самый неудовлетворенный мужчина во всей Канаде.
Проигнорировав этот выпад, Джонатан принимается рассказывать, что сегодня его срочно вызвали на работу, и, конечно, потчует всех присутствующих очередной историей про злосчастного Богдана. Воспользовавшись удобным случаем, поворачиваюсь к Тео и спрашиваю:
– Ну, как прошел кастинг на роль трупа?
– Кажется, нормально, – отвечает Тео. – Правда, попросили раздеться.
– Странно, – произношу я.
– Погоди, – подмигивает Костас. – Ты еще самого интересного не слышал.
– Потом позвали фотографа. Она меня сфотографировала с разных сторон, – продолжает Тео. – Заходила то справа, то слева, нагибалась… А блузка у нее была довольно откровенная, если понимаете, о чем я. Да и юбка тоже.
Увы, все мои попытки выкинуть из головы эту картину успехом не увенчались.
– В общем, несмотря на все усилия, – произносит Тео, смущенно ерзая на стуле, – убедительно притвориться мертвым не получилось. Некоторые мои части тела смотрелись даже слишком живо.
– Да, неудобно вышло, – сочувствую я.
– И вообще, какие-то подозрительные получились кинопробы, – продолжает Тео. – Поспрашивал других студентов с курсов актерского мастерства, и все в один голос говорят, что на таких кастингах ни разу не бывали.
– А роль-то получил? Или другому досталась? – спрашиваю я, изо всех сил стараясь сохранить серьезное лицо.
– Оказалось, я немножко перепутал место и время, – признается Тео.
– В смысле? – уточняю я.
– Ну-у… – мнется Тео. – Выяснилось, что это был кастинг совсем на другую роль.
– На какую? – интересуюсь я.
– Если не возражаешь, сейчас предпочел бы воздержаться от обсуждения этой темы, – отвечает Тео, заметив, что Костас подался к нам всем корпусом и буквально сгорает от любопытства.
– Ладно, как скажешь, – соглашаюсь я. – А с Дориан как дела? Не помирились?
– Несколько раз говорили по телефону, – отвечает Тео, на этот раз в полный голос. – Дориан не понимает моей, как она выразилась, «неожиданно проснувшейся тяги к лицедейству».
– Знаешь, как говорят про актеров? Умирать на сцене просто, а смешить тяжело. – Робин озорно подмигивает, намекая, что слышала весь разговор. – В твоем случае я бы еще добавила: побороть эрекцию тяжело.
Все смеются. Тут в голову мне приходит идея. Гениальная в своей простоте и простая до смешного. Хотя не уверен, что из этого выйдет хоть что-то путное.
– Знаешь что, Робин? – произношу с самым непринужденным видом, на какой только способен. – Ты тоже можешь вступить в наш киноклуб. Ждем в любое время.
Сам понимаю, что переступил хоть и необозначенную, но все же черту. Прямого запрета нет, но по негласному правилу киноклуб считается исключительно мужской территорией. За все неполные десять лет существования в его ряды не вступила ни одна представительница прекрасного пола. Поэтому менять старые традиции – очень ответственный шаг, предпринимать который следует обдуманно и осмотрительно. В то же время понимаю, что правда на моей стороне – давно пора исправить эту возмутительную историческую несправедливость.
– Нет, спасибо, – отказывается Робин. – Это же ваши мужские посиделки, мне там делать нечего. Только помешаю и все испорчу. Наверное, болтаете про разные пацанские заморочки, про девчонок… А если приду я, сразу станет неудобно. Начнете обсуждать вышивание, чтобы я чувствовала себя комфортно, и никакого удовольствия от встречи не получите. Да и я тоже.
– Какие пацанские заморочки? Какие девчонки? Не смеши, – отмахивается Ленни. – У большинства наших ребят сексуальная жизнь не активнее, чем у альпиниста, примерзшего к вершине Эвереста. Если, конечно, не считать Костаса и Вернера.
– Спасибо, – вскидывает бокал Костас.
– Но я ведь ничего не знаю про кино, – продолжает отказываться Робин. – Буду весь вечер сидеть и отмалчиваться, как дурочка.
– Успокойся, никто тебя не заставляет. Но если все-таки надумаешь, приходи, – говорю я. Давить слишком сильно – тоже не дело. Именно из-за таких штучек особенно настойчивые продавцы распугивают всех покупателей в магазине. – А насчет киноэрудиции не стесняйся, ты нас быстро догонишь. Тео, когда вступал в клуб, думал, что «Пять легких пьес» – фильм про драматурга.
– Неправда! – обижается Тео. – Я знал, что главный герой – пианист!
Поднимаю голову и вижу, что из другого угла редакции мне энергично машет РТ. Извиняюсь, встаю и отправляюсь узнать, что ему надо. РТ стоит рядом со столом Шевонн.
– Нет, ты только посмотри! – тычет он пальцем в экран. – Меньше чем за час – триста тысяч новых фолловеров!
– Поразительно, – киваю я. Хочу спросить, что означал давешний поцелуй в щечку, но разговор этот правильнее будет завести в более приватной обстановке. Впрочем, в наушниках Шевонн нас все равно не слышит.
– Такого в истории киноклуба еще не бывало, – шепчет РТ. – Пригласить двух новых участников за один вечер! Сдается мне, эта леди сразила тебя в самое сердце.
– Просто подумал, что с ней в клубе будет интереснее.
– Кому другому расскажи, – фыркает РТ. – Да ладно, мне-то можешь признаться.
Между тем на экране Стив Карелл идет получать статуэтку за лучшую мужскую роль второго плана в фильме «Поливая маргаритки». В этом фильме он сыграл страдающего слабоумием садовника, который работает в Кэмп-Дэвиде, загородной резиденции президентов США. По сюжету садовник регулярно общается с президентом и дает советы, в дальнейшем определяющие американскую политическую линию. Президента играет Кейт Бланшетт – еще бы, при таком-то солидном опыте исполнения ролей представительниц власти. Одни из присутствующих хлопают, другие опускают голову и бормочут под нос страшные ругательства. Каждый год проводим конкурс. Угадавшему наибольшее число победителей достается игрушечный Оскар и бутылка любого вина, оставшегося недопитым после церемонии.
– Вот черт! – огорчается Ленни. – Проиграл.
– На кого ставил? – интересуется Джонатан.
– Думал, премию получит Райан Гослинг за роль в «Благородном развратнике».
– Извини, приятель, – вздыхает РТ. – Но у твоей исторической фигни против «Маргариток» никаких шансов. Актер, ранее выступавший исключительно в комедийном амплуа, играет роль серого кардинала с задержками в умственном развитии! Еще что-нибудь говорить надо?
– Смотрела «Благородного развратника»? – поворачивается Вернер к Робин. – Многие говорят, я очень похож на героя Райана Гослинга.
– Серьезно? – вскидывает брови Робин. – В заставке было видно одни ягодицы. Обычно для церемонии берут отрывки, которые дают наиболее полное представление о фильме, так что остальное, скорее всего, в том же духе. И как только людям хватает наглости говорить тебе прямо в лицо, что ты похож на задницу Райана Гослинга?
Но Вернер только улыбается. Его не так-то просто смутить.
– Так говорят только близкие знакомые. Не хочешь оказаться в их числе?
Единственный человек в редакции, даже краем глаза не следящий за церемонией, – Дэвид. Так и провел весь вечер, нахохлившись в углу. Подхожу к нему.
– Привет, Дэвид, – говорю я и присаживаюсь рядом. – А Кэти где?
Дэвид молча пожимает плечами и отпивает пива, одним махом осушив кружку до дна. Тут же достает из-под стула очередную бутылку. Судя по количеству пустой тары вокруг, эта уже шестая. Странно – обычно Дэвид пьет умеренно.
– Не смогла отпроситься с работы? – предполагаю я.
– Сам у нее спроси, – бормочет Дэвид. Глаза у него красные, слова в предложении разъезжаются, будто ноги у начинающего фигуриста. Все ясно – муж моей сестры пьян в стельку.
– Ты как сюда добрался? – спрашиваю я как бы между прочим. – Надеюсь, за руль не садился?
– В «Ноже и топоре» приняли мой сценарий, – с трудом выговаривает Дэвид. – Для триллера. Мне даже позволят самому режиссировать фильм.
Смутно припоминаю, что «Нож и топор» – название малобюджетной студии, которой Дэвид пытается продать свой новый сценарий. Но в последний раз он заводил о ней разговор так давно, что все решили: ничего из этой затеи не вышло.
– Отличная новость! – изображаю энтузиазм. – Празднуешь, значит?
– Нечего праздновать, – бубнит Дэвид.
– Как это – нечего? – удивляюсь я.
– Придется отказаться, – произносит Дэвид так отчетливо, что речь его становится почти внятной. – И все из-за твоей чертовой сестрицы!
С этими словами Дэвид с размаху грохает кружкой о стол. Вокруг разливается пенная лужа. Потом встает и с видом разъяренного быка устремляется к двери. Остальные молча обмениваются удивленными взглядами.
– Что это было? – спрашивает РТ после долгой паузы, в течение которой все собравшиеся вынуждены слушать речь Оуэна Уилсона о скромном и незаметном, но чрезвычайно важном искусстве звукового монтажа.
– Не знаю, – отвечаю я. – Но собираюсь выяснить в самое ближайшее время.
Внимание! Это не конец книги.
Если начало книги вам понравилось, то полную версию можно приобрести у нашего партнёра - распространителя легального контента. Поддержите автора!Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?