Текст книги "Духи рваной земли"

Глава 3. Плагфорды

Брент Плагфорд глубоко вдохнул и вместе с прохладным не по сезону утренним воздухом вобрал в себя традиционные гостиничные запахи – сырого белья, мыла, гниющего дерева, промасленной кожи, железа, застоявшегося сигарного дыма и дешевого бурбона.

Открыв глаза, двадцатидевятилетний ковбой увидел Длинного Клэя, поджарое тело которого было заключено в черную рубаху и того же цвета штаны; замерев у изножья кровати, он напоминал вытянутую предвечернюю тень пугала.

Человек с серебристыми волосами указал на спящего рядом с Брентом.

– Разбуди его.

– О’кей.

Длинный Клэй прошел к окну.

Брент сел, потянулся, разминая затекшие члены, провел ладонью по волнистым каштановым волосам и посмотрел влево. Раскинувшийся рядом на кровати младший брат, Стиви Плагфорд, двадцати одного года от роду, спал мертвым сном в теплых подштанниках, не снимавшихся уже неделю.

– Стиви, пора вставать. Уезжаем.

Молодой человек невнятно замычал.

– Поднимайся, – строго добавил Брент. – Живо. – Он потряс брата за левое плечо. Стиви отмахнулся и натянул на голову одеяло. – Нельзя так напиваться, – выговорил ему ковбой. – Я же предупреждал.

– Поди к чертям.

Длинный Клэй вынул черный револьвер, взял его за ствол и шагнул к кровати.

– Я его отведу… – начал было Брент, но высокий человек в черном треснул рукояткой по выпуклости под одеялом, что была головой Стиви.

Тот вскрикнул, стащил одеяло и потер ухо, уже приобретшее цвет спелого помидора.

– Черт, больно же! – Он посмотрел на треугольное лицо Длинного Клэя с холодными голубыми глазами, тонкими серыми усами и безгубым ртом и воздержался от прямых обвинений.

Стрелок отвернулся от юнца, сунул револьвер в кобуру, одну из двух на поясе, и снова пересек комнату.

На подоконнике, вырисовываясь темным силуэтом на фоне унылого серого неба, сидел Джон Лоуренс Плагфорд, здоровенный пятидесятидвухлетний мужчина с растрепанной бородой и в поношенном сером комбинезоне.

– С выпивкой ты закончил до возвращения домой. – Голос его прозвучал так, словно в горло набились сухие осенние листья.

– Не так уж много я и выпил, – попытался оправдаться Стиви. – Всего-то…

– Не заставляй папу повторять, – перебил его брат. – Мы не на прогулке.

Мысль о цели их путешествия отозвалась в груди у Брента рвущей болью.

В дверь трижды постучали. Два выхваченных револьвера взметнулись дугами вдоль рубахи Длинного Клэя. В замке жалобно скрипнул ключ. Дверь открылась. За порогом, в коридоре, держа в левой руке два куска баранины, стоял Штукарь, низенький и толстенький седоволосый негр в красно-коричневом костюме, куда более приличном, чем те, в какие вырядились белые люди.

Увидев перед собой два черных ствола – один смотрел ему в лицо, другой целился в сердце, – он не выказал страха и с набитым ртом произнес:

– Если дело в баранине, можем обсудить.

Высокий стрелок убрал оружие и отвернулся.

Штукарь проглотил прожеванное, переступил порог и закрыл дверь.

– Утро доброе всем.

– И тебе тоже, – сказал Брент.

– Доброе утро, – прохрипел Стиви.

Негр протопал к подоконнику и протянул кусок главе семейства.

– Как ты любишь.

Джон Лоуренс Плагфорд покачал головой и снова устремил взгляд в серый рассвет за окном. Растрепанная и торчащая во все стороны борода могла сойти за наглядное изображение взрыва негодования.

– Прожарилась как надо, – добавил негр, но и это уточнение не пробудило у папаши интереса.

– Пап, тебе поесть надо, – сказал Брент. – У нас сегодня долгий переход.

Джон Лоуренс взял предложенное угощение, прошептал «спасибо» и повернулся к окну. Кусок баранины в его лапищах смотрелся как музыкальный инструмент, назначения которого он не представлял.

Брент еще раз потянулся, спустил ноги на затертый плетеный коврик и направился к желтому комоду, на котором лежали плоские серые человеческие существа – его вымытое белье.

Стиви повернулся к Штукарю.

– Где индеец?

– Забыл, как его звать?

– Не забыл.

– Имена у людей не просто так. Даже у ниггеров и индейцев.

– Где Глубокое Озеро? – спросил Стиви.

– Глубокие Озера, – поправил негр.

– Но он же один.

– Такое у него имя.

Стиви встал и потянулся.

– Хочешь меня позлить?

– Люди хотят, чтоб их называли правильно. Относись к этому с уважением. Хочешь, чтобы я звал тебя Шкиви?

– Не хочу. Где Глубокие Озера?

– Не знаю.

Брент посмотрел на еще не высохшие подштанники.

– Разве он не остался с тобой вчера у прислуги?

– Индейцев там не принимают, – заметил Штукарь. – Я сказал, что он цивилизованный парень, но они – народ недоверчивый. Глубокие Озера говорил, что встанет где-нибудь на стоянку, а из города уйдет вместе с нами.

Огорченный притеснением туземца, Брент покачал головой.

– Зря он мне не пожаловался.

– Не хочет навязывать свое общество там, где его не ждут.

– Ладно.

Брент сунул сырые, воняющие мылом носки в чемодан. Рядом принялся собирать вещи Стиви.

В чулане что-то громыхнуло. Вослед оттуда же донесся едва слышный стон. Лицо Брента потемнело от гнева.

– Черт бы побрал этого идиота…

Длинный Клэй подошел к чулану и открыл дверь. За ней, подрагивая, стоял большой черный сундук. Стрелок постучал рукояткой револьвера по дереву.

– Сиди тихо, а то разозлишь меня.

Человек в сундуке притих.

Брент взглянул на отца. Ядовитые глаза Плагфорда-старшего полыхнули, выжигая воздух. Недоеденная баранина упала на опилки. Пальцы здоровяка сжали приклад черного обреза.

– Джей-Эл, – предупредил Штукарь и, поспешив к окну, схватил старика за правое запястье. – Не надо.

Длинный Клэй встал между папашей и черным сундуком и достал из заднего кармана фляжку с бурбоном. Свет, вспыхнув на серебряном сосуде, отразился пламенем в безумных глазах старика.

– Успокойся, – сказал стрелок.

Джон Лоуренс убрал руку с приклада дробовика, принял фляжку, крутанул крышку и поднес горлышко к потерявшемуся в зарослях рту. Сделав три долгих глотка, он завинтил крышку и снова увел взгляд в серое утро. Как часто бывало в последние полгода с лишком, здоровяк обошелся без слов.

Между тем Штукарь поднял упавшее мясо, снял прилипшие опилки и завернул кус в обрывок восковой бумаги.

Длинный Клэй посмотрел на Брента и Стиви.

– Слейте из сундука и поставьте его в повозку. Живо.

Глава 4. Баллада для настоящих людей

Виселицы в Нуэва-Вида установили два года назад, спустя полвека с лишком после того как местное население уступило драгоценные мексиканские акры бледнолицым тексиканцам[18]18
  Жители Техаса, называемые по аналогии с мексиканцами: нынешний штат был территорией Мексики и откололся от нее в ходе Войны за независимость 1835 – 1836 гг.


[Закрыть]. Карательные приспособления являли собой очевидный и впечатляющий символ правосудия, регулярно обеспечивающий зрителей развлечением, особенно забавным в том случае, если повешенный необычайно долго дрыгал ногами или его голова отрывалась.

Приблизившись к эшафоту, Умберто Кальес вытер пот с лысины, прикрытой до того сомбреро, и пошел по ступенькам, украшенным росписью, несомненно, радовавшей глаз каждого вздергиваемого эстета. Запыхавшись после подъема, пятидесятичетырехлетний мексиканец пересек платформу в направлении балюстрады и уже оттуда, со смертоносных подмостков, обратился к зрителям с вопросом, не желают ли они послушать песню.

– ¡Por favor! – закричали восемь из двадцати четырех собравшихся внизу человек.

Умберто окинул взглядом толпу – нет ли в ней городских чиновников (они не хотели, чтобы серьезное сооружение использовалось для других, не имеющих отношения к смерти, развлечений), но не увидел никого, кто мог бы доставить ему неприятности. Среди слушателей преобладали люди, спешить которым было некуда, – швеи, фермеры и старики, а потому Кальес решил исполнить длинную меланхолическую балладу, бесспорно способную воздействовать на эмоции.

Сжав лакированный гриф гитарки, он крепкими ногтями правой руки резко прошелся по струнам и под ровный перебор представил публике композицию, называвшуюся «Под галькой» и представлявшую собой художественный пересказ подлинной истории человека, сражавшегося против бледнолицых тексиканцев более пятидесяти лет назад.

Умберто пел под сочные тревожные аккорды.

Черные тучи обрушились дождем на мексиканскую деревушку. В глинобитной лачуге, стоявшей всего три года, двадцатипятилетний мужчина по имени Александр прощался с женой Габриэлой, беременной их первым ребенком. Оставлять возлюбленную ему не хотелось, но война с бледнолицыми тексиканцами шла плохо, а для него было важно, чтобы истинный народ этой земли отстоял свое законное достояние. Габриэла плакала.

(Умберто отдельными щипками взял несколько высоких нот на тончайшей из струн.)

Объятая печалью отважная мексиканка не стала, однако, удерживать мужа, потому что знала – в том его долг. Они поцеловались.

(Умберто сыграл две мелодии, слившиеся гармонично в одну – рефрен их любви.)

В компании четырех друзей детства Александр покинул родную деревню и отправился на север, где вступил в полк, стоявший у асиенды[19]19
  Имение, усадьба.


[Закрыть] Те́хас, незадолго до того захваченной мексиканской армией. Гринго[20]20
  Презрительное прозвище неиспаноязычных иностранцев (в женском роде – гринга).


[Закрыть] взяли верх в двух решающих сражениях, и командир Александра, капитан Хесус Гарсия, понимал, что для победы над тексиканцами необходима уловка, хитрость.

Его план был прост. Александру и четверым его друзьям предстояло спрятаться на горном перевале, которым пользовались вражеские связные, и убить вестовых, прежде чем те достигнут тексиканского форта. Как человек образованный, знающий испанский и английский, Александр должен был подделать документы с тем, чтобы гринго, найдя тела, получили ложные сведения. Солдаты сомневались, что сумеют успешно выполнить поручение, но война близилась к концу, и такие отчаянные предприятия в ту пору были делом обычным.

(Сыгранная Умберто медленная нисходящая мелодия подчеркнула падающий боевой дух Мексики.)

За день до выступления Александр получил недельной давности известие от Габриэлы, писавшей, что у нее случился выкидыш. Бедная женщина завернула крохотное тельце мертвого сына в накидку, похоронила на заднем дворе и украсила могилку галькой, которую собрала на дне реки, где они с Александром в свете луны обменялись когда-то первым поцелуем.

(Умберто сыграл мелодию их любви.)

Александр попросил капитана Хесуса Гарсию дать ему увольнительную на два дня. Он надеялся, прежде чем отправиться с безнадежной миссией в горы, съездить в деревню, утешить скорбящую жену и зачать другого ребенка. Но старший офицер ожидал, что в ближайшие дни через перевал проследует отряд тексиканских связных, и отказал солдату.

(Музыкант резко ударил по струнам и тут же зажал их. Внизу, под эшафотом, стояли двадцать семь слушателей, каждый из которых по-своему переживал излагаемые события.)

Александр отправил жене письмо, в котором просил ее поехать на север и укрыться в заброшенном амбаре в восточной части асиенды. Он знал, что Габриэла получит сообщение не раньше чем через шесть дней.

(Длинные ногти Умберто подстегнули ритм.)

Александр и четверо его друзей ушли на перевал, где им предстояло поджидать в засаде тексиканских связных. Неприятельские курьеры появились лишь через две недели – тридцать один бледнолицый гринго.

(Исполнитель неистовствовал; толпа из тридцати одного слушателя замерла и притихла.)

Хотя враг и имел шестикратное преимущество, команда Александра, вооруженная лишь старыми пистолетами и ножами, атаковала отряд. Половина бледнолицых тексиканцев пала в бою; погибли и четверо мексиканцев, окропив кровью родную землю. Александра ранили в живот и ногу.

(После жесткого удара по струнам Умберто заставил инструмент замолчать, и зрители слушали только голос.)

Миссия провалилась.

(Гитарка заиграла тихо и печально.)

Поднявшись на четвереньки, Александр пополз к асиенде, замерзший, страдающий от жажды.

(Снова тихая печальная мелодия.)

Он полз по траве к заброшенному амбару, где надеялся встретить возлюбленную Габриэлу. Пришла ночь, но мексиканец не останавливался и медленно, превозмогая боль, стремился к цели.

На рассвете Александр добрался до амбара и пополз по сену мимо коров, у каждой из которых было растерзано вымя, и коз, пожиравших останки мертвых собратьев. Габриэла позвала его по имени, спустилась из укрытия и поспешила к любимому.

(Мелодия любви.)

Они зачали ребенка, которому было суждено вырасти, сочинить и исполнить эту песню, а потом Александр умер у Габриэлы на руках.

(Финальный аккорд утих под одобрительные возгласы.)

– Gracias[21]21
  Спасибо (исп.).


[Закрыть].

Александр жил в этой балладе, мексиканцы знали его имя и думали о тех многочисленных и славных жертвах, которые принесли полвека назад в борьбе против бледнолицых тексиканцев. Исполнитель расчувствовался, увидев, как две старушки вытирают слезинки с морщинистых щек.

– Bonita cantando[22]22
  Здорово поёшь (исп.).


[Закрыть], – добавил их потрепанный сверстник со свисающими из бронзового кулака двумя мертвыми черными курицами.

В обитый изнутри синим фетром футляр для гитары, загодя оставленный Умберто у подножия эшафота, полетели, звякая, золотые и серебряные песо.

– Gracias, amigos, gracias, – повторял музыкант, обращаясь к благодарным слушателям. Размеры толпы не позволяли рассчитывать на значительную сумму, но Умберто не переживал. Гости из Америки скоро облегчат его финансовые проблемы.

Глава 5. Gringa Madre

Мужчина, воняющий рыбьими потрохами, сдавил женщине ноздри и зажал рот ладонью другой руки. Его голое брюхо елозило по ее животу, словно волосатый слизняк, оставляя жгучий след пота. Между ног женщины бушевало пламя.

Она задвигала бедрами, подгоняя воняющего рыбьими потрохами к оргазму, зная: выплеснув жидкость, он отпустит ее, извинится и начнет каяться. (Он уже и прежде душил ее.) Глядя на колышащиеся искусанные груди, мужчина пробормотал: «Madre». Женщина, гринга на десять лет его моложе, знала, что означает это испанское слово. Мать.

Минута без воздуха.

Боль между ног стала резче, язвы на спине вопили в полный голос. Запертая в терзаемой плоти, она задыхалась. Сердце колотилось, стремясь наружу; насильник бился, врываясь внутрь.

Хотя нынешняя жизнь и не была в радость, умирать под вонючим мерзавцем, который и не заметил бы ее кончины, пока температура трупа не сравнялась бы с температурой стылой подземной тюрьмы, она не хотела. Смерть должна иметь хоть какое-то значение.

– Gringa madre.

Все ее тело пульсировало в одном, отчаянном ритме с сердцем. Горели оставшиеся без кислорода легкие.

– Madre.

Его дыхание участилось, жирное маслянистое брюхо терлось со скрипом о ее живот – вверх-вниз, вверх-вниз.

Сердце толклось у горла, в глазах темнело; волосатый слизняк повизгивал, катаясь по ней. Не выдержав, женщина изо всех сил хлестнула насильника ладонью по лицу.

Горячая струя устремилась внутрь ее. Пальцы больше не зажимали ноздри, ладонь не накрывала рот. Она с шумом втянула холодный воздух в горящие легкие.

После двух глотков в глазах прояснилось, хотя круги еще плавали.

– Прости, – выдавил из себя воняющий потро-хами.

Женщина закашлялась.

– Никаких микробов. – Беспокоясь за свое здоровье, он торопливо вынул съежившийся член и поднялся с кровати.

– Чтоб тебя. – Женщина сжала разукрашенные синяками бедра.

Мужчина натянул красные штаны, завязал веревочный пояс, сунул ноги в кожаные сандалии на деревянной подошве, подошел к выемке в стене, заглянул внутрь, порылся в своих пожитках, достал плоскую флягу и протянул женщине.

– Bebe[23]23
  Выпей (исп.).


[Закрыть]. – Он положил бутылку ей на живот. – Хороший напиток.

Женщина осмотрела сосуд с вырезанной на ней кличкой «Кокос», вытащила пробку и сделала глоток. Вкусом содержимое напоминало фруктовое лампадное масло, но отказываться она не стала и приникла к горлышку, ища забвения.

После четвертого глотка женщина подтянула мокрую простыню, прикрылась и посмотрела на обезо-браженное лицо Кокоса.

– No sofocarse.

(Она не знала, как сказать по-испански «приятно познакомиться», но знала, как будет «не души».)

– Прости. – Сидевший на дальнем краю кровати Кокос склонил свою бугорчатую голову и уставился на безобразные пальцы ног, похожие на корнеплоды, распределенные на две группы по пять штук.

Тяжелое лицо горело раскаянием, и женщина углядела в нем возможность для себя.

– Расскажу большому jefe[24]24
  Боссу (исп.).


[Закрыть], что ты душил меня. (Мертвая шлюха ценилась здесь даже меньше, чем сдохший койот, и потому удушение считалось запретным увлечением.)

Бугорчатая голова повернулась к женщине.

– Это вышло случайно. – Корнеплоды в сандалиях задергались. – Я ж извинился. – Он с усилием сглотнул. – Не говори Грису.

– Если я скажу, что ты душил меня, Грис не пустит тебя на большую фиесту. И никакой gringa madre ты больше не получишь.

Призвав все доступные мыслительные способности, Кокос сосредоточился на поиске выхода из затруднительного положения.

– Я только играл. Я никогда не обидел бы gringa madre всерьез… только играл.

– Сделаешь для меня кое-что, и я не стану жаловаться на тебя Грису.

– Чего ты хочешь? – спросил Кокос. – Убежать отсюда помогать не стану.

– Мне нужно кое-что узнать. Жив ли еще кое-кто.

– Кто?

– Светловолосая женщина, что привезли со мной.

– Как ее зовут?

– Иветта.

– ¿Ella es tu hermanita?[25]25
  Она твоя младшая сестра? (исп.).


[Закрыть]

– Да, – ответила Долорес. – Она моя младшая сестра.

Глава 6. Предприятия опасные и безопасные

Надев желтый верховой костюм, Натаниэль Стромлер направился на своей буланой[26]26
  Коричневато-желтая или желтовато-коричневая с черными гривой, хвостом и нижними частями ног.


[Закрыть] кобыле по центральной улице Лизвилля в направлении кузницы, где ему предстояло встретиться с будущими нанимателями. Небесный свод был выстелен серыми облаками, рассеивавшими солнечные лучи и погружавшими все вокруг в унылую неопределенность – никто не взялся бы определить время дня. Под тусклым светом ни джентльмен, ни его лошадь не отбрасывали теней.

Скользя по пепельно-серому небу, на улицу опускалось распятие, лишь слегка выделявшееся на безрадостном, чуть более светлом фоне. Приглядевшись, Натаниэль, пока еще не мастер определять пернатых, решил, что это ястреб.

От шеи птицы тянулась тонкая черная линия. Крылатое существо беззвучно низринулось с небес и шлепнулось посередине улицы. К упавшему ястребу тут же подошел, подволакивая ногу, невысокий смуглокожий мужчина с седеющими волосами до плеч, в одежде из синей саржи[27]27
  Грубая плотная ткань с диагональным плетением.


[Закрыть] и со странного вида луком.

Натаниэль уже приблизился к лучнику, когда из ближайшей лавки появился и похлопал в ладоши третий участник сцены, дородный мужчина в зеленом костюме и с полумесяцем белых волос, огибающим гладкую в остальном голову.

– Пользоваться этой штукой ты определенно умеешь, – с энтузиазмом заметил он. – А мне с ней поиграть можно?

Лучник, индеец лет пятидесяти, молча покачал головой. Потом повесил свой чудно́й лук на обнаженное левое плечо и опустился на колено возле мертвой птицы.

– Собираешься приготовить ястребиное рагу? Или, может, ястребиное тако?[28]28
  Мексиканское национальное блюдо – тонкая лепешка-тортилья, сложенная вдвое вокруг начинки.


[Закрыть] – осведомился толстячок и на секунды задумался. – Ястреба в вине?

– Я съем его глаза и мозг.

Натужная улыбка не смогла скрыть заметавшегося в глазах лавочника беспокойства.

Туземец выдернул стрелу, сунул ее в колчан на спине и взял птицу за когти. Голова ястреба свесилась, из раны на шее на землю падали багровые капли крови. Не говоря больше ни слова, лучник вместе с трофеем свернул в ближайший переулок.

Натаниэль взглянул на кровавые бусинки, сверкавшие в пыли красным жемчугом, вытер со лба остывший пот и постарался не думать о невесте, плачущей в одиночестве в детской дома Футменов.

Продолжая путь на восток, джентльмен миновал «Свечную Хардинга», «Карманные часы и антиквариат», «Магазин платья мадам Гертруды», «Лечебные жидкости и порошки», «Пекарские товары», «Лизвилльскую мясную лавку» и «Торгуем оружием». Вездесущая пыль изгонялась с крылечек посвистывающими густыми метлами.

Натаниэль приблизился к пестрому сборищу, центром которого был большой фургон с потрепанным зеленым тентом и заплатами из пары желтых подштанников. Два высоких, под шесть футов[29]29
  Около 183 см.


[Закрыть], парня с волнистыми каштановыми волосами и в еще сырых одеждах стелили одеяла на голые спины лошадей, стоявших на привязи у кузницы. Еще четыре одеяла висели на перекладине, и толстенький седоволосый негр в красно-коричневом костюме выбивал их с помощью огне-упорной трости.

Натаниэлю тут же пришло в голову, что люди эти бедны, и четыреста пятьдесят долларов для них – огромные деньги. Он мягко потянул поводья, буланая кобыла сбавила шаг.

Негр выбивал одеяла, братья продолжали возиться с попонами. Тут старший, не прерывая занятия, сместился, оказавшись по другую сторону от лошади и скрывшись от Натаниэля, и его правое плечо приподнялось. Младший, чьи покрасневшие глаза выдавали то ли лихорадку, то ли жуткое похмелье, прислонился к другому коню и потел. Негр исчез.

Решив, что старший укрылся за мустангом, чтобы достать оружие, Натаниэль остановился.

– Утро доброе.

Старший, взяв на заметку бедра и чемодан джентльмена, молча кивнул.

– Оружия не ношу, – сообщил Натаниэль и вздрогнул от громкого хлопка, а повернувшись вправо, увидел, что негр возвратился и снова взялся за палку.

– Не похоже, что он что-то прячет. – Надышавшись пылью, цветной громко чихнул.

Старший из братьев расслабился, плечо опустилось. Оглядев всадника, он спросил:

– Вы – Натаниэль Стромлер?

– Он самый. А вы – Брент Плагфорд или Джон Лоуренс Плагфорд?

– Брент. – Ковбой выступил из-за лошади и направился к джентльмену, открыто оценивая его на ходу. – Где ваш представительный костюм? – Акцент выдавал техасца.

– В чемодане.

– Покажите одежду. – Сырые сапоги скрипнули. – Хочу посмотреть.

Терпеть бесцеремонно предъявляемые требования Натаниэль не собирался, а потому ответил в том же духе.

– Покажите жалованье, которое вы намерены выплатить мне, – раздраженно сказал он.

Брент остановился в шаге от буланой кобылы.

– Деньги у отца в бумажнике.

– Вы имеете в виду Джона Лоуренса Плагфорда?

– Да.

– Возможно, мне стоит поговорить непосредственно с ним.

Произнесено это было без вопросительной интонации.

– Папу лучше не беспокоить, – посоветовал младший брат. – Он… он не в духе.

– Будете иметь дело со мной, – обратился к джентльмену Брент, переборов, похоже, какую-то сокровенную печаль. Голос его окреп и прозвучал жестче, чем секунду назад.

Хотя Натаниэль не выехал бы из Лизвилля, не удостоверившись, что бедолаги располагают средствами для оплаты его услуг, он хотел снять нарастающее напряжение до того, как оно обернется ссорой.

– Я покажу одежду, которую взял с собой.

– О’кей, – кивнул Брент.

Джентльмен спешился, взял кобылу под уздцы, отвел к навесу у кузницы, повесил уздечку на столб, снял с седельного крюка зеленый чемодан, поставил его на скамью, раскрыл четыре золотые пряжки, вытянул ремни, откинул верх и расстегнул четыре пуговицы, державшие внутреннюю подкладку.

– Будто скромницу раздевает, – заметил младший.

– Стиви, – одернул старший.

Из темных внутренностей чемодана Натаниэль извлек черный смокинг.

Брент провел по ткани кончиками пальцев.

– Ладно. А второй хоть цветной? Мексиканцам нравятся цветастые вещи.

В этот момент Натаниэль понял, что предприятие включает пересечение границы, чего он надеялся избежать. Вернув на место смокинг, он поднял темно-синий двубортный костюм.

Брент взял костюм в руки и осмотрел его с тем же вниманием, какое уделил бы шкуре экзотического зверя.

– Этот лучше.

– Ты покажи Длинному да спроси, что он думает, – посоветовал Стиви.

Никак не отреагировав на предложение брата, Брент отдал костюм владельцу и исчез в кузнице. Стиви и негр продолжили свои занятия – один выбивал одеяла, другой расстилал их.

Натаниэль убрал вещи в чемодан и достал испанский роман.

Из кузницы, неся на левом плече тяжелый узел, вышел высокий худощавый мужчина. Неприятное треугольное лицо, разлинованное длинным узким носом, тремя вертикальными шрамами и тонкими седыми усами. Шляпа, рубаха и штаны черные, глаза же пронзительно голубые. Взглянув на джентльмена свысока (Натаниэлю с его шестью футами и двумя дюймами[30]30
  Около 188 см.


[Закрыть] было непривычно смотреть на кого-либо снизу вверх), незнакомец, не сказав ни слова, прошел мимо. В узле при каждом шаге позвякивало что-то металлическое.

Натаниэль сразу же понял, что это Длинный Клэй. Его рост соответствовал кличке, и он определенно не принадлежал к тому типу мужчин, которые стремятся обзавестись детьми или держат при себе случайное потомство, а значит, не мог быть отцом двух братьев. Два длинноствольных револьвера на бедрах и непроницаемое лицо указывали на то, что человек этот, скорее всего, стрелок и, возможно, мастер других, менее легальных искусств. Прежде чем отправляться в путешествие с таким типом, Натаниэль хотел бы получить некоторые гарантии.

Принесенный узел Длинный положил в фургон рядом с большим черным сундуком. Ветер выл и стонал, словно жалующийся на незавидную долю горемыка.

Земля дрогнула под тяжелыми шагами, и Натаниэль, повернувшись к входу в кузницу, увидел здоровенного старика в сером комбинезоне и со всклокоченной бородой. За ним следовал Брент.

– Пап, это Натаниэль Стромлер. Тот джентльмен, что отозвался на наше объявление.

С неровного полотна, изображавшего опьянение, горе и ненависть, на джентльмена смотрели глаза без проблеска мысли. Из висевшего на бедре кожаного чехла высовывался приклад покрытого черной краской обреза.

– Доброе утро, – сказал Натаниэль.

Старик молчал.

– А это что? – поинтересовался Брент, указывая на книгу в руке джентльмена.

– Роман на испанском под названием «La Playa de Sangre».

– И вы можете читать и понимаете, о чем там написано?

– Могу. Выберите любой отрывок, и я прочту его вам и переведу.

– Я вам верю, а проверить, скажете вы правду или солжете, все равно не сумею. – Брент достал потертый бумажник из нагрудного кармана отцовского комбинезона и протянул Натаниэлю. – Пересчитайте и убедитесь сами, что деньги есть.

Джон Лоуренс молча наблюдал за происходящим.

Судя по толщине бумажника, в нем вполне могла находиться требуемая сумма, но тем не менее Натаниэль, как ему советовали, пересчитал кучу мелких купюр. Банкноты определенно не были только что сняты со счета в банке, из чего он сделал вывод, что зарабатывали и откладывали их постепенно, на протяжении длительного времени.

– Здесь все как было обещано. – Он вернул бумажник Бренту. – До отъезда мне понадобится половина.

Старший брат открыл кошелек, отсчитал половину и протянул деньги джентльмену.

Натаниэля удивила готовность, с коей эти люди отдавали чужаку немалую сумму. Пестрая компания… разномастные банкноты… Взять сейчас все эти хрустящие и мятые, яркие и выцветшие бумажки означает наняться.

– Берите. – Брент потряс бумажками. Джон Лоуренс смотрел на джентльмена все так же молча и жутко.

– Прежде чем принять плату, я должен осведомиться о деталях работы, для которой меня нанимают.

Не произнеся ни слова, почтенный глава семейства сорвался с места и устремился к фургону.

Брент посмотрел вослед отцу и вновь повернулся к джентльмену.

– Вы проведете для нас разведку. Выведаете кое-что.

Столь туманное объяснение не удовлетворило Натаниэля.

– Не могли бы изъясниться точнее?

– Я им займусь. – Высокий худощавый мужчина в черных сапогах направился к кузнице.

Брент, Стиви и негр замерли.

Длинный подошел к Натаниэлю и невозмутимо посмотрел сверху вниз.

– Вас не попросят делать что-либо противозаконное. – От него пахло золой, маслом и железом.

Натаниэль побарабанил пальцами по книге, нашел самый яркий оттенок баритона и задействовал его, чтобы задать вопрос:

– Придется ли мне оказывать содействие каким-либо противозаконным действиям?

– Сами все сделаем, – ответил Длинный.

– Я бы просто хотел знать, до каких…

– Вы либо работает на нас, либо не работаете, – отрезал стрелок. – Мы не отчитываемся перед вами. – Он повернулся и направился к высокой вороной лошади.

– Мы пытаемся найти сестер, – тихо, так что слышать его мог только Натаниэль, сказал Брент. – Их забрали. Похитили. – В глубине его карих глаз блеснули слезы. – Мы – добрые честные люди. Я, например, обычный гуртовщик[31]31
  Здесь: бригадир ковбоев-погонщиков.


[Закрыть], но… – Ему пришлось сделать над собой усилие, чтобы сохранить хладнокровие. – Мы готовы сделать все, что только потребуется, чтобы их вернуть. Вот почему с нами Длинный Клэй.

Джентльмен поверил ковбою.

– Не трепись о деле, – крикнул уже сидевший верхом Длинный. Прозвучало это так, что повторять не пришлось.

Брент снова протянул аванс. Банкноты затрепетали на ветру.

– Возьмите. Пожалуйста.

Натаниэль взял деньги.

– Я вернусь, как только положу деньги в банк. – Он спрятал купюры в карман рубашки, убрал книгу, привязал чемодан, снял поводья и вскочил в седло.

* * *

К тому времени когда джентльмен вернулся, положив деньги в один из десяти небольших сейфов «Сберегательного банка Лизвилля», серое небо уже прояснилось. Плагфорды и Длинный сидели верхом, а негр на скамеечке впереди фургона – с кнутом на длинной рукояти, которым мог достать любую из разномастной четверки лошадей. Двух крепких верховых под красивыми женскими седлами держал на крепко зажатых в кулаке поводьях Джон Лоуренс.

Все молчали, но молчание было не мирным и покойным, а напряженным и зловещим.

Натаниэль направил свою кобылу к замыкавшему небольшой караван фургону.

Длинный щелкнул плетью, и его вороная тронулась с места. За стрелком последовали Плагфорды, негр и свеженанятый джентльмен.

Поехали на запад.

Грузный седоволосый негр сунул кнут в петлю, повернулся, потянулся через скамью и подал Натаниэлю руку, но правый рукав зацепился за пуговицу на груди.

– Вот же досада. – Он расстегнул пуговицу и снова протянул руку. – Меня зовут Штукарь. – Судя по акценту, уроженец Флориды.

Они обменялись рукопожатием, и оно стало единственным – никто больше подобного не предложил.

– Приятно познакомиться. Меня зовут Натаниэль Стромлер.

– И мне приятно познакомиться, мистер Стромлер. Часто бывает, что те, кто путешествует со мной, по возвращении домой весят больше, чем при отъезде.

– Так вы знаток поварского дела?

– Ваш желудок не устоит против моей стряпни.

Длинный свернул с центральной улицы на ту, что вела на юг, и остальные повторили его маневр. За последними зданиями городка открылась широкая оранжевая полоса земли, такая же однообразная и унылая, как серое небо.

– У вас есть любимая еда, чтобы повар мог добавить ее в меню? – осведомился Штукарь, высокопарно говоря о себе в третьем лице.

– Я неравнодушен к рябчикам и фазанам.

– Тушеным или жареным?

– Нет у тебя ни рябчика, ни фазана, – проворчал Стиви, ехавший на крапчатом жеребце возле задней оси фургона.

– Пока нет. Но Глубокие Озера уже добыл ястреба.

Стиви сплюнул на дорогу, выразив свое отношение к такого рода дичи.

Натаниэль вспомнил лучника, которого видел ранним утром.

– Так вы купили птицу у хромого индейца с чудны́м луком?

– Глубокие Озера ничего нам не продает, – ответил негр. – Он ест что хочет и отдает остальное.

– И он едет с нами?

– Рядом. – Штукарь повернул светлую сторону ладони вверх, словно собирался поймать дождевую каплю, и сделал широкий жест. – Где-то в пределах нашего периметра.