Текст книги "Бортпроводница"

10

Выяснилось, что порезы далеко не так страшны, как показалось вначале. Швы накладывать не придется, решила Кэсси. Протрезвев от вида своих фото, она вылезла из ванны и принялась промокать влажным полотенцем ранки. Когда кровь почти остановилась, она прижала к каждому порезу по паре ватных дисков и обмотала левую руку клейкой лентой – получилось, как у мумии. Повязка выглядела так, словно первую помощь пытался оказать детсадовец. Утром надо будет купить пластырь.

Натягивая ночную майку, она пыталась убедить себя, что остальные члены экипажа не бродят, как она, по интернету в поисках информации об Алексе Соколове и не видели ее снимков из отеля «Роял финишиан». Но нет. Конечно, они его гуглят – он летел их рейсом. Он сидел в салоне, который обслуживали Меган и Джейда.

Она лежала в кровати, ожидая, когда погаснут огни на Эмпайр-стейт-билдинг. Сегодня башня сияла фирменным белым. Рано или поздно кто-то из экипажа увидит снимки. Без сомнения, полиция Дубая уже передала зернистые фото ФБР в Штатах, следователи неизбежно вычислят, что женщина рядом с Соколовым была в том самолете. Сначала они исключат друзей, знакомых и клиентов, сотрудников отеля, но потом снова займутся людьми с рейса. С кем видели Соколова? С кем он встречался? Они спросят у членов экипажа (спросят у Кэсси!), узнают ли те женщину, идущую под ручку с будущим покойником.

Что в конце концов ее выдаст? Шарф? Солнцезащитные очки? Крутой изгиб орлиного носа?

Завтра утром, велела он себе, позвони Дереку Майесу и скажи, что тебе и правда нужна помощь того адвоката по имени Ани. Кэсси позвонит и сама, но было бы неплохо, если бы Дерек тоже ей звякнул. Вот вам и маникюр. Нужно купить пластырь и нанять адвоката. Время пришло.

На следующий день она позвонила в офис «Юнисфер» в Дубае. Там было три пополудни, в Нью-Йорке – семь утра. Мысленно она представляла лобби отеля или коридоры аэропорта, где висят древние часы, показывающие время, например, в Токио, Москве и Лос-Анджелесе. Она хотела (если она вообще чего-то хотела) выяснить, работает ли в этой фирме Миранда. Если да, то Кэсси с ней поговорит – скажет, что она американка, подумывает вложить в «Юнисфер» кое-какие средства и предложит встретиться. Сотрудница или согласится, если занимается управлением, или перенаправит ее к другому специалисту. Кэсси собиралась представиться Джейн Браун, потому что однажды в детстве, захотев увидеть свою фамилию в справочнике, она поискала ее в адресной книге и заметила, как много там Браунов – бессчетные колонки.

Секретарь говорила по-английски без малейшего акцента, и Кэсси попросила соединить ее с Мирандой.

– Мирандой?.. – Собеседница сделала паузу, явно предполагая, что за именем последует фамилия.

Кэсси промолчала, выжидая. Тогда секретарь попросила:

– Назовите фамилию Миранды, пожалуйста.

– Честно говоря, я не знаю. Мы познакомились на вечеринке в эти выходные.

– У нас маленький офис. Насколько я знаю, здесь нет ни одной Миранды, – ответила секретарь. – Возможно, она работает в другой фирме?

– Скорее всего, – согласилась Кэсси и торопливо повесила трубку.

Пока Ани Мурадян вела ее из приемной в переговорную, Кэсси в изумлении спрашивала себя, почему, ради всего святого, Дерек Майес решил, что она может позволить себе ее услуги. Контора располагалась на среднем этаже Сигрем-билдинг – знаменитого небоcкреба на Парк-авеню между Пятьдесят второй и Пятьдесят третьей улицами. Кэсси не знала, смеяться ей или плакать. Что это: очередная жестокая шутка мироздания, решившего отправить дочь алкоголика, которая, по общему признанию, и сама пила слишком много, в небоскреб, принадлежавший известному виноделу? В приемной без окон стояли роскошные глубокие диваны, а стены были отделаны панелями красного дерева, словно из британской библиотеки или университетского клуба. Кэсси видела свое нечеткое отражение на их лакированной поверхности. Фирма располагалась в северо-западном углу здания, но большинство кабинетов, тянувшихся вдоль внешней стены, купались в утреннем свете солнца.

– Сколько людей здесь работает? – спросила она у Ани.

– У нас не такая уж большая фирма. Полагаю, вместе с помощниками юристов и секретарями около шестидесяти человек.

– Знаете, я обычная бортпроводница.

– И что?

– Вероятно, я не смогу позволить себе ваши услуги. Не знаю, о чем только думал Дерек.

Адвокат провела посетительницу в маленькую внутреннюю комнату для переговоров и захлопнула дверь. За круглым современным столом могло разместиться не более четырех человек. Вдоль стен стояли белые шкафы, забитые книгами по правоведению.

– Все считают, у вас роскошная жизнь, – заметила Ани. – Но мне ли не знать. Дерек Майес мой дядя. Садитесь, пожалуйста.

Кэсси последовала приглашению. Ани села в соседнее кресло. Кэсси подумала, что адвокат лет на десять младше ее, и ощутила некоторое облегчение (наверное, часовая ставка молодого специалиста не так уж высока), но тут же задергалась – хватит ли у Ани опыта, чтобы справиться с ее случаем, чтобы ее защитить? Кэсси всегда предпочитала возрастных пилотов молодым. Неопытный пилот ничуть не хуже матерого, когда полет проходит без происшествий. Но когда возникают страшные проблемы – при посадке в снежный шторм отказывают двигатели, на взлете в сопло попадает гусь, – надежда только на опыт. Все, кто летал, знают: «Аэробус» компании «Ю Эс эйрвейз», следовавший рейсом 1549, благополучно приземлился на реку Гудзон в январский полдень 2009 года, когда отказали оба двигателя после столкновения со стаей птиц, только благодаря тому, что за штурвалом сидел хладнокровный Салли Салленбергер – бывший военный летчик, которому оставалось лишь несколько дней до пятидесятивосьмилетия. Этот мужчина уже был седым. Он провел в воздухе долгие годы, десятилетия.

– Точно не хотите кофе? – спросила Ани.

– Абсолютно. Секретарь мне уже предлагала. Все нормально.

– Что с вашей рукой?

– Уронила бокал. Пустяки.

Ани загадочно улыбнулась, и Кэсси не смогла прочитать, что скрывается за этой улыбкой. Не поверила? У адвоката были темные волосы до плеч, темные глаза и темные тонкие брови. Худенькая, почти тощая, она носила безупречный серый костюм индивидуального пошива и блузку классического розового оттенка.

– Итак, – заговорила она через мгновение, – мы решаем многие вопросы. Некоторые мои коллеги специализируются на защите прав персонала. Трудовое право, коллективные договоры.

– А вы неплохо устроились для компании профсоюзных юристов.

Ани усмехнулась:

– Почему вы думаете, что мы представляем профсоюзы?

– Ну, ваш дядя…

– Я вас поддразниваю, – перебила ее Ани. – Но да, наша контора зарабатывает значительные суммы, представляя не последние фирмы из мировых рейтингов. Большую часть моих часов оплачивает нефтяная компания. Также мы предлагаем защиту в уголовных процессах, в основном по экономическим преступлениям. Как я поняла, мой дядя считает, вам нужна кое-какая помощь.

Интересно, много ли на самом деле знает ее дядя, подумала Кэсси. У нее было чувство, что он подозревает больше, чем рассказал ей во время встречи.

– Так и есть.

– Продолжайте.

– Мне любопытно, что именно из вашего опыта, по его мнению, может мне пригодиться?

– Понятия не имею, – покачала головой Ани. – Дядя сыплет моими визитками, как пасхальный кролик конфетами. Я ему вместо дочери, которой у него никогда не было. Вы позвонили мне сегодня утром. Давайте с этого и начнем.

Кэсси бросила взгляд на свои пластыри – пять на два пореза. Похожа ли она с ними на ущербную горемыку?

– Вы, наверное, предполагаете, что у меня трудовой спор с авиакомпанией?

– Я ничего не предполагаю.

– Дядя рассказал вам про ФБР?

– Сказал, что они встречали ваш самолет. Больше ничего.

Кэсси взглянула на книги за спиной Ани: солидные тома переплетены коричневой кожей, золотые, как генеральские эполеты, надписи на корешках. А внутри, как она догадывалась, страницы и страницы того, что наверняка действует не хуже снотворного, которое она принимала время от времени, борясь с синдромом смены часовых поясов. Из-за двери за ее спиной доносился отдаленный шум разговоров. Кажется, гудел копировальный аппарат. Она подумала о своих снимках, гулявших по интернету, потом в который раз вспомнила труп Соколова в постели, каким она увидела его с верхней точки, стоя у штор, и как она, мучаясь похмельем, сползла на роскошный ковер. Возможно, это ее последний шанс. И она заговорила.

– Я позвонила вам потому, что однажды проснулась в гостиничном номере далеко отсюда, и мужчина, лежащий рядом со мной, оказался мертв.

Вот так просто.

Ани приподняла безупречную бровь, но не произнесла ни слова. И тогда Кэсси рассказала все, начав с перелета из Парижа в Дубай, во время которого она на прошлой неделе впервые встретила Соколова, и закончив разбитым бокалом в Мюррей-Хилл накануне вечером. Она рассказала о Миранде. Показала на своем телефоне новости из Дубая и два снимка с камер наблюдения. Она призналась, что постаралась как можно тщательнее стереть отпечатки своих пальцев в номере перед уходом, и сообщила, что, вероятно, забыла в одной из комнат губную помаду и бальзам для губ. Время от времени Ани перебивала ее вопросами – впрочем, кажется, без всякого осуждения – и периодически просила сделать паузу, занося особо длинную заметку в желтый блокнот, лежавший у нее на коленях.

Когда Кэсси замолчала, Ани подытожила:

– Честно говоря, пока не могу оценить серьезность ваших проблем. Но я исхожу из предположения, что вы не убивали этого человека.

– Так и есть. То есть так и должно быть. Я уверена, что не убивала его, но не на все сто процентов.

– Вы не уверены на сто процентов? – переспросила Ани с явным удивлением с голосе.

– Да. Я не могу быть абсолютно уверена.

Кэсси рассказала о своей привычке напиваться и попадать – а по сути, с энтузиазмом устремляться – в пустынные земли сознания, где у мозга нет ни единого шанса что-то запомнить.

– А еще эта бутылка, – добавила она.

– Бутылка?

– Утром я обнаружила осколки бутылки из-под «Столичной». Я смутно помню, что мы ее разбили накануне. Водку принесла Миранда. Алекс почему-то не смог отвернуть крышку. В общем, горлышко и та часть бутылки, где она расширяется, остались целы. «Розочка» – это уже оружие, и оно валялось рядом с кроватью. Я собрала все осколки, которые смогла найти, и выбросила их, когда вышла из отеля.

– Вы хотите сказать, что могли его убить? Взять разбитую бутылку и перерезать ему горло? – уточнила Ани ровным голосом.

– Тут вот какое дело, – пробормотала Кэсси.

Часто люди, пытаясь объяснить что-то крайне нелепое, начинают со слов «это сложно». Ну хоть сейчас она обошлась без этой фразы, уже радует.

– В отключке я не агрессивна. Мне никогда не рассказывали, чтобы я кого-нибудь поранила. Может, я и вытворяю всякие глупости, рискую собственной жизнью, но на людей не бросаюсь. Если в какой-то момент среди ночи Алекс попытался снова заняться со мной сексом, не думаю, что я бы стала его останавливать. Подобное, возможно, случалось со мной и раньше. Вернее, точно случалось.

– Когда мужчина занимался с вами сексом без вашего согласия.

Она кивнула.

– Послушайте, здесь нет никакой двусмысленности. Просто когда я пьяна, я вряд ли откажу. Мне, скажем так, все равно.

– Вы правы, никакой двусмысленности нет. Это изнасилование.

– Я не думаю, что Алекс пытался меня изнасиловать. Или я была настолько пьяна, что ничего не соображала…

– Но это не значило, что вы согласны, Кэсси!

– Дайте договорить. Или я была настолько пьяна, что ничего не соображала, или меня вполне устраивало происходящее. Но я уверена, что, попроси я Алекса остановиться, он бы послушался. Он вообще был человеком мягким. Он помыл мне голову в душе, понимаете? Так с чего мне было хватать разбитую бутылку и драться с ним?

– Возможно, вы его убили, пока он спал? Вы к этому ведете?

– Возможно, но…

– Но?

– Но я так не думаю, – сказала Кэсси. – Это на меня не похоже. Я много об этом размышляла после. И…

– Продолжайте.

– Я была уверена, что ушла. У меня осталось довольно четкое воспоминание, как я ухожу.

– Уходите из гостиничного номера?

– Да, из его люкса.

– Но вы проснулись в кровати рядом в ним.

– Когда я так сильно напиваюсь, в памяти образуются провалы. Сначала я собиралась уйти одновременно с Мирандой и вернуться в гостиницу авиакомпании. Я была одета, когда пришла Миранда, это я точно помню.

– Точно помните, – повторила Ани не без легкого сарказма.

– Но я не ушла. Миранда нас покинула, а я осталась. Мы с Алексом занялись любовью в спальне. Но после я снова оделась. Уверена, что оделась. Почти уверена. Я помню, как стою в дверях номера и прощаюсь с Алексом. Правда, помню.

– Хочу уточнить: он при вас разбил бутылку?

– Да.

– Значит, вы считаете, что его могла убить Миранда?

– Миранда? Эта мысль приходила мне в голову, – ответила Кэсси. – Сейчас я впервые пытаюсь описать все это словами, практически думаю вслух. Поворачиваю так и эдак. Пожалуй, это возможно. Я ушла. Миранда вернулась. Потом вернулась я.

– Пьяная вусмерть и не заметили, что Алекс мертв?

– Было темно. Возможно.

– Миранда стучала в дверь номера, когда пришла?

– Да, а что?

– Гадаю, был ли у нее ключ. Даже если не было, она могла его украсть, пока вы втроем веселились.

Об этом Кэсси не думала, но предположение Ани объясняло, как Миранда попала в номер во второй раз.

– Но если Алекс знает Миранду, ей не нужен ключ. Он просто ее впустит. Как думаете, долго вас не было в номере?

– Если я уходила? Понятия не имею.

– С чего вы вдруг вернулись?

– Может, что-то забыла? Такое раньше случалось.

Ани просмотрела свои записи и сказала:

– Также возможно, это работник отеля или его знакомый.

– Да, согласна, такая вероятность есть.

– Я лично не имею ни малейшего представления, как взломать замок гостиничного номера, но могу предположить, что способы существуют.

– Наверняка.

– Парень сказал вам, что раньше работал в «Голдман Сакс», а теперь у него хедж-фонд. Что еще он говорил про свою работу?

– Ничего.

– Зачем приехал в Дубай?

– На встречи.

– По поводу?

– Он не особо откровенничал. Всю информацию, а ее не так уж и много, я нашла в интернете.

Адвокат наклонилась вперед:

– Он мужчина. Молодой мужчина. Моего возраста. Когда мужчины моего возраста ко мне подкатывают, то всегда говорят о работе. Так альфа-самцы продемонстрируют свою значимость. Напрягитесь: он наверняка сказал что-то еще.

– Ну правда ничего.

– И вы не спрашивали?

– Нет.

– Тот факт, что он умолчал о работе, сам по себе кое-что значит. Возможно, ему было что скрывать.

– Возможно. Ваш дядя предполагает, что он шпионил на какую-нибудь страну.

– Моему дяде нравятся шпионские истории, – улыбнулась Ани. – Итак, о чем вы разговаривали с Алексом?

– О моей работе. Кажется, его очень интересовало все, чем я занимаюсь. Перелеты. Чокнутые пассажиры. Он просто угорал над моими рассказами.

– О чем еще?

– О детстве в Кентукки и Виргинии. О еде. О выпивке. Но…

– Продолжайте.

– Мы довольно быстро надрались. Не потому, что пить не умеем, а просто выхлестали очень много, – пояснила Кэсси.

Это прозвучало так же противно и убого, так же покаянно, как обычно.

– А когда пришла Миранда? О чем вы разговаривали, пока были втроем?

– Тут я уже мало что помню. Было поздно.

– Как вы думаете, зачем она приходила?

– В первый раз? Я предположила, что она коллега Алекса или он управляет ее деньгами. Подумала, что они друзья.

– Простите, насколько близкие друзья? Любовники? Бывшие любовники?

Обдумывая ответ, Кэсси уткнулась взглядом в стол, потому что ей становилось все сложнее и сложнее смотреть адвокату в глаза.

– Сначала я так и подумала. Решила, что она пришла заняться сексом…

– Втроем, – ровным голосом договорила за нее Ани.

– Типа того.

– Но этого не случилось.

– Эта тема и близко не возникла. Миранда принесла водку, мы немного выпили, они в основном говорили между собой, я не особо прислушивалась.

– Они говорили о его работе? Или о ее работе?

– Припоминаю, что речь шла о какой-то встрече, на которую им надо было пойти утром. Вот и все. Кажется, поздним утром. И на встрече должны были присутствовать другие люди.

– Кто?

– Инвесторы из Дубая, кажется. По-моему, где-то в центре города. Но еще у меня возникло ощущение, что они не очень хорошо друг друга знают. Вроде как встретились впервые. Кажется, она чья-то дочь.

– Его знакомого?

– Или человека, играющего важную роль в его жизни. Но могу сказать еще вот что: сегодня утром я выяснила, что если Миранда и работает в «Юнисфер», то не в дубайском офисе.

– И как вы это выяснили?

– Я им позвонила.

– В Дубай.

– Да, – ответила Кэсси и пересказала свою краткую беседу с секретарем.

Ани вздохнула. Глубоко и многозначительно. Кэсси догадалась, что это был за вздох – вздох осуждения.

– Ладно, – сказала Ани наконец. – Есть хорошие новости. Преступление произошло на территории Объединенных Арабских Эмиратов, а между ними и США нет соглашения об экстрадиции. Чтобы вызвать вас на допрос в качестве свидетеля, Эмиратам потребуется специальный документ – судебное поручение, или что там у них является его эквивалентом. Все это делается через суды и может растянуться на долгие годы.

Кэсси ощутила, как внутри колыхнулось облегчение, и, видимо, это отразилось на ее лице, поскольку почти сразу Ани подняла палец, чтобы не дать эмоции укорениться.

– Но не стоит расслабляться. В законе США существует поправка, которая позволяет экстрадировать человека, совершившего за рубежом преступление против американского гражданина. Мне нужно проверить, освобождается ли от экстрадиции американский гражданин.

– Если да, то мне ничего не грозит?

– Возможно. Но тут вступают в игру другие сложности. Даже если США не отправят вас в Дубай, родственники Соколова могут предъявить вам гражданский иск в связи с непредумышленным убийством. Вспомните дело О. Джея Симпсона. Уголовный суд его отпустил. Гражданский суд признал виновным и назначил компенсацию в тридцать с чем-то миллионов долларов.

– Боже мой!

– До этой суммы дело так и не дошло. В итоге стороны сошлись на половине миллиона долларов.

– У меня и того нет. У меня нет ничего, кроме квартиры.

– Уже кое-что. Но может оказаться, что все это не имеет значения. С другой стороны, эти ваши фото. Они в любой момент попадут в американские СМИ, и вскоре после этого вы окажетесь у всех на виду.

– Меня так легко узнать на этих снимках?

– Понятия не имею. Мне нужно посмотреть их в увеличении. Хорошо бы увидеть оригиналы. Но, судя по тому, что вы рассказали, кто-то с рейса – кто-нибудь из экипажа – сложит два и два и поймет, что это вы. Как и ФБР. Какие у вас планы на сегодня и завтра?

– Сегодня вечером я лечу в Рим.

– Не в Дубай?

– Нет.

– Хорошо. Больше туда не летайте.

– Я и не планировала.

– Я серьезно.

– Понимаю.

– А после Рима? – спросила Ани.

– Возвращаюсь домой. Мы прибываем в Италию завтра утром, во вторник, потом ночуем в городе и обратно в Штаты вылетаем в среду до полудня. На все про все чуть больше суток.

– Непыльная работенка в сравнении с тем, что терпят другие бортпроводники.

– Я отлетала свое на внутренних рейсах, – пожала плечами Кэсси. – Отдала этому много лет.

– О, я знаю правила. В курсе, как все устроено.

– Мы еще не обсудили, как же я буду вам платить.

Ани положила на стол свой блокнот и подалась к собеседнице. Она бросила на Кэсси почти добрый взгляд и произнесла:

– Послушайте, еще не время жечь копирки…

– Жечь копирки? – перебила она адвоката.

– Просто выражение. Знаете, что такое копирка?

– Конечно.

– Ну а я не видела ни одной. Но насколько знаю, у сотрудников ЦРУ, работающих за рубежом, есть такое присловье: когда мир разваливается на части и посольство вот-вот захватят, приходит время жечь копирки. Ну, понимаете, чтобы знать наверняка, что Советы, или джихадисты, или кто там еще не доберутся до государственных секретов. В общем, ваше время жечь копирки еще не пришло. Так что можете перевести дух.

– А как быть с оплатой?

– У меня есть предчувствие, что, вернувшись в среду, вы окунетесь в поток дерьма. Не такой, что пора жечь копирки, но ощущения будут… тяжелые. По-настоящему тяжелые. Итак, я попрошу вас спокойно лететь в Рим, потому что хочу быть уверена, что вы находитесь под защитой авиакомпании. И я хочу быть уверена, что вы не совершите новых поступков, способных подтвердить вашу виновность. Простите, но я подчеркну – никаких лишних телодвижений. Из-за этих снимков история с большой вероятностью попадет в американскую желтую прессу. Будьте внимательны. Вероятно, все начнется не позже чем завтра или послезавтра. Полиция Дубая может найти другие ваши фото, качественные фото, и прийти с ними в «Роял финишиан». Они покажут снимки горничным, портье, продавцам в магазинах и спросят, не вы ли та женщина, которую видели с Алексом Соколовым. Я понятия не имею, шпионил ли этот тип в пользу ЦРУ, или России, или какой-то третьей страны. Не важно. Может попросту оказаться, что у его семьи хорошие связи. В любом случае я уверена, что ФБР захочет снова с вами поговорить. И что эта история долго будет на слуху.

– Понимаю.

– Но есть и хорошие новости. Я также уверена, что наша фирма согласится представлять вас бесплатно. Вы привлекательная женщина, и многие считают вашу профессию – знаю, ошибочно – в каком-то смысле сексуальной. Не хочу признаваться, что мы гоняемся за славой в СМИ, но это так. Мы и правда медиавампиры. Когда-то нашей фирмой заправляли привилегированные выпускники Лиги плюща, но теперь все изменилось. Итак, мы в силах уберечь вас от экстрадиции – если до этого дойдет, в чем я сомневаюсь. Мы в силах помочь, если вам предъявят гражданский иск – да, это более вероятно, но все-таки пока не стоит терять сон. И мы в силах защитить вас, если авиакомпания решит потрепать вам нервы.

– Об этом я не подумала.

– Об авиакомпании? О, это может быть та еще заноза. Полагаю, если это случится, профсоюз вас защитит. И мы тоже.

– И вы это сделаете просто ради рекламы?

– Бесплатной рекламы. Ключевое слово – бесплатной. Да, мы уже не из Лиги плюща, но и объявления в метро не расклеиваем.

Ани проводила ее до лифта. Кэсси протянула руку на прощание, но адвокат просто обняла ее, и Кэсси чуть не расплакалась от благодарности.

Чаще всего для ночевки экипажей, прилетающих в аэропорты Лонг-Айленда, авиакомпании заказывают гостиницы там же, на Лонг-Айленде. Если у вас между рейсами всего двенадцать часов, нет смысла тащиться на Манхэттен, особенно учитывая, что гостиницы Манхэттена редко предлагают бесплатные автобусы, аэропорты слишком далеко, а дорожное движение слишком непредсказуемо.

Но так бывает не всегда. Если стыковка долгая, даже американские перевозчики отправляют экипажи в центр Манхэттена и предоставляют микроавтобусы из аэропорта и обратно. И конечно, так поступают многие иностранные компании. Это весьма ценное с точки зрения культуры преимущество для иногородних экипажей – провести вечер в нескольких кварталах от Таймс-сквер или в паре-тройке остановок от Гринвич-Виллидж, а не любоваться из окон своего номера на огни взлетки номер 4R.

Кэсси знала наизусть время отправления из аэропорта Кеннеди всех международных рейсов своей авиакомпании. Даже на некоторых внутренних рейсах во время длительных стыковок членов экипажей селят на Манхэттене. Кроме того, она знала, что авиакомпания часто пользуется услугами гостиницы «Дикинсон» на перекрестке Лексингтон-авеню и Сорок девятой. Поэтому всякий раз, когда выпадала возможность, она проезжала от своего дома три остановки до отеля и подсаживалась в автобус любого экипажа, отправляющегося в аэропорт. Альтернативный вариант – выйти на Центральном вокзале и сесть в автобус до аэропорта. Билет на него со скидкой авиакомпании стоил всего десять баксов, так что Кэсси могла себе это позволить. Но летом потеешь, как марафонец – особенно в униформе из полиэстера, – и макияж растекается еще до того, как успеваешь спуститься в метро. Зимой холодно, одежда и чемодан в брызгах дорожной соли и талого снега. Некоторые бортпроводники считали безумным желание Кэсси жить на Манхэттене, притом что она приписана к аэропорту имени Кеннеди, но для нее Манхэттен был полной противоположностью сельского Кентукки, где прошло ее детство. Она ни за что не отказалась бы от своей квартиры. Никогда. К тому же она знала много бортпроводников, тративших свой свободный день на ранний подъем и дорогу из Буффало, Бостона или Детройта в аэропорт приписки. Включая Меган, которая приезжала из округа Колумбия и проводила полдня или ночь в каком-нибудь убогом общежитии рядом с аэропортом. Кэсси когда-то жила в таком – в Озон-Парке в Квинсе, на нижней койке в подвальной спальне полуразрушенного дома. Как минимум десяток других бортпроводников тоже там останавливались – там можно было перекантоваться пару ночей, дней или часов.

На маникюр Кэсси так и не сходила – слишком много времени потратила на адвокатскую контору. Поезд в метро задерживался, народу на перроне прибывало, пока она стояла там со своим чемоданом, держа в руке телефон. Приближался час пик, стада из небоскреба «Нью-Йорк лайф» еще не спустились в метро, но все равно толпа была огромная, потому что это Манхэттен. Кэсси простояла так минут десять, когда на смену клаустрофобии постепенно пришло более глубокое чувство – тревога. Она начала обращать внимание на людей, стоявших рядом. Молодые матери с маленькими детьми, старшеклассники и студенты колледжей, курьеры самых разных фирм, белые воротнички и рабочие. Просто еще один летний день – плавильный котел, в котором смешались пожилые и молодые, месиво хмурых лиц над рубашками поло и летними платьями, над пиджаками, над толстовками и футболками с символикой местных спортивных команд.

Но у нее возникло чувство – реальное или воображаемое, – что в этой толкучке есть кто-то, кто затесался сюда исключительно ради нее. Что за ней следят. Она могла принять это за паранойю, неудивительную после всего пережитого в Дубае. Неизбежную, хоть и злонамеренную игру ума.

Но ей не удавалось стряхнуть это чувство. Ей, женщине, достаточно часто приходилось стоять на платформах или ходить по ночным улицам одной, чтобы научиться понимать, когда что-то идет не так. Когда чье-то приближение чревато опасностью. Когда надо бежать, и бежать быстро.

Так она и поступила. Засунула телефон в сумку, схватила ручку своего чемодана и стала прокладывать себе путь сквозь толпу, вытянув шею и держась начеку, выискивая того единственного человека, который видел ее, знал ее и…

И – что? Неужели кто-то и вправду на нее нападет?

Неизвестно. Может, за ней просто наблюдают. Может, она все придумала. Но рисковать она не собиралась.

С трудом протаскивая чемодан через вращающиеся воротца, она оглянулась, чтобы проверить, не проталкивается ли кто-то следом за ней против течения на платформе. Проверила еще раз, когда тащила чемодан вверх по ступенькам. Поезд еще не прибыл, и она в одиночестве выбралась наверх, на улицу, к солнечному свету. На углу Парк-авеню виднелось такси, направлявшееся на север и остановившееся на красный сигнал светофора. В нем не было пассажира, и Кэсси, подбежав, запрыгнула в машину.

– «Дикинсон», пожалуйста, – сказала она водителю.

Загорелся зеленый, и машина двинулась. Кэсси оглянулась на вход в метро: в этот момент оттуда выскочила одинокая фигура в темных очках и черной бейсбольной кепке, низко надвинутой на лоб. Мужчина. Кэсси не видела его лица – такси отъехало уже довольно далеко. Но кажется, он оглядывался по сторонам, а потом его взгляд остановился на ее такси.

Кэсси твердила себе, что это ничего не значит, что это совпадение, что кто-то тоже потерял терпение и решил пройтись пешком или взять авто, а не ждать следующего поезда.

Но сама в это не верила.

К тому времени, когда она добралась до гостиницы «Дикинсон», микроавтобус ее авиакомпании уже ушел. Она опоздала больше чем на пять минут.

К счастью, «Люфтганза» тоже селила своих сотрудников в «Дикинсон». Кэсси поймала микроавтобус с немецким экипажем, который собирался вот-вот отправиться, и сунула водителю десятку. Она так уже делала три-четыре раза.

Ей стало немного не по себе. Пилоты ее проигнорировали, бортпроводники шепотом обменялись парой шуток на ее счет, но в целом всем было наплевать. Многие ее понимали, потому что получали такие же скромные зарплаты, как и она. Коллега-бортпроводница хочет доехать до аэропорта? Да на здоровье! Она пристально смотрела в окно, почти ожидая увидеть на тротуаре безликого человека в бейсболке, снимающего на телефон ее в автобусе.

Пока еле двигавшийся шаттл выбирался из манхэттенских пробок, она читала взятую с собой книгу Толстого, стараясь не сожалеть о том факте, что не может пообщаться с немцами, сидевшими рядом. Она гнала из головы навязчивые мысли, но была уверена, что расслышала, как одна из соседок сказала другой что-то насчет Дубая. Она несколько раз услышала слово «mord», вбила его в Гугл-переводчик и обнаружила, что, как она и подозревала, оно означает «убийство». Но, пыталась убедить она себя, маловероятно, что она правильно все расслышала. С чего бы немцам вообще знать про смерть Соколова? Только если кто-то из пассажиров шаттла недавно не летал в Дубай или не собирается туда лететь.

Что, увы, было вполне возможно. Очень даже возможно.

Перед выходом из квартиры она в последний раз заглянула в компьютер проверить, не разлетелись ли ее снимки из «Роял финишиан» по всему интернету. Кажется, она делала это каждые двадцать минут, пока была дома. Не разлетелись. По крайней мере, пока. Но она понимала, что Ани права: это произойдет. Она в любой момент ждала сообщения от Меган или Джейды, потому что они наверняка тоже следили за этой историей, впрочем, конечно, без того личного интереса, который испытывала Кэсси.

Она глубоко вдохнула, выдохнула и почти убедила себя, что никто не следил за ней на платформе метро. Почти. Ну, теперь у нее хотя бы есть адвокат, это немного успокаивает. Ей определенно стало полегче. Но пока микроавтобус тащился по экспресс-магистрали Лонг-Айленда, хорошо она себя не чувствовала.

На мгновение Кэсси остановилась у иллюминатора, глядя на огоньки, мигающие по краю крыла аэробуса. Она тряхнула головой, приводя себя в чувство, чтобы не затеряться в медленном стробоскопическом ритме. На сей раз она получила экономкласс, потому что это Рим, а ее стажа не хватало, чтобы постоянно работать в первом или бизнес-классе при полетах в Вечный город. Хотя многие бортпроводники предпочитали эконом-класс.

В наши дни никто в «экономе» не чувствует себя вправе требовать хоть что-то, и пассажиры – особенно во время ночного перелета – довольно покладисты. Авиакомпании выбили из своих клиентов идею, что у тех есть какие-то права. Кроме того, большинство людей на международном рейсе сдают чемоданы в багаж, в отличие от рейсов внутренних, значит, будет меньше споров между пассажирами по поводу места на верхних полках, меньше попыток схитрить и меньше стресса для бортпроводников. Единственное, что немного омрачало работу Кэсси в экономклассе, – отсутствие возможности пофлиртовать. Слишком много людей, слишком много семей, а проходы слишком узкие. Конечно, у нее не было настроения кокетничать. Не сегодня. Ей хотелось выпить, ей нужно было выпить. Поэтому, когда большинство пассажиров в салоне спали, читали или смотрели фильмы на своих ноутбуках и планшетах, оставшись одна на задней бортовой кухне, она сделала то, чего не делала почти никогда, – взяла пластиковую бутылочку виски на одну порцию и махом вылила ее содержимое в горло. Потом набила рот мятными леденцами, разгрызла их на мелкие кусочки и языком размазала крошку по зубам.