Текст книги "Комната мертвых"

3

Дарби свалила амуницию и оружие на свободный стол и на негнущихся ногах вошла в раздевалку.

Ее напарник по работе в лаборатории, Джексон Купер, сидел на одной из скамеек, привинченных к полу между рядами металлических шкафчиков для одежды, выкрашенных в серый цвет. На плечах и спине у него под темно-синей спортивной рубашкой с короткими рукавами плавно перекатывались тугие узлы мускулов, когда он большим пальцем лениво перелистывал потрепанный номер «Плейбоя».

– Тебе что, нравится торчать в мужской раздевалке? – поинтересовалась Дарби, расстегивая крепления бронежилета.

Куп даже не соизволил поднять голову.

– Твой инструктор, этот солдафон, распорядился, чтобы я ждал тебя здесь. К счастью, на полу я нашел вот эту штуку, и она не дала мне умереть со скуки. Это не ты обронила?

– Что стряслось?

– Похоже, в твоем родном городке, Белхэме, произошел грабеж со взломом. Маршалл-стрит. Женщину и мальчишку-подростка привязали к стульям. Женщина мертва, мальчик в больнице.

– Как их зовут?

– Эми Холлкокс. Как зовут мальчика, не знаю.

Фамилия женщины Дарби ничего не говорила, но она выросла не далее чем в двух милях от Маршалл-стрит. Насколько она помнила, тот район был застроен преимущественно большими старыми домами в колониальном стиле Новой Англии, с обширными земельными участками, на задах которых рос настоящий лес, через который вели тропинки, сбегающие к пруду Лососевая Заводь. Когда-то там жили преуспевающие врачи и адвокаты. Этот район считался – по крайней мере, пока она была маленькой – одним из самых спокойных и безопасных для жизни мест в Белхэме.

Дарби опустилась на скамью и принялась расшнуровывать армейские ботинки.

– Кому поручено расследование?

– Какому-то парню по имени Пайн.

– Арти Пайну?

– Да, он там самый главный. – Куп поднял голову и взглянул на нее в упор своими разноцветными глазами – один был голубым, второй темно-зеленым. – Откуда ты его знаешь?

– Арти начинал работать патрульным вместе с моим отцом. Но потом он стал детективом, и его перевели куда-то… в Бостон, кажется.

– Господи, да от тебя смердит!

– Последние три дня я жила на этой жаре под открытым небом.

– Большинство женщин, которых я знаю, предпочитают проводить отпуск другим способом – они нежатся на пляже. Как Саманта, к примеру.

Дарби швырнула свои ботинки в шкафчик.

– Кто такая Саманта?

– Саманта Джеймс, мисс Сентябрь. – Куп показал ей фото на развороте журнала. – После дней и ночей, которые Саманта проводит, спасая бездомных котят и щенков из приютов, где их подвергают эвтаназии, она предпочитает расслабиться на пляже с бутылочкой пива и хорошей книгой. Держу пари, она обожает романы Джейн Остин.

Дарби рассмеялась.

– Ты-то откуда знаком с творчеством Джейн Остин?

– Я встречаюсь с одной девушкой. Ее зовут Шерил. Так вот, она без ума от Джейн Остин.

– Как и любая женщина, если хочешь знать.

– Нет, она действительно без ума от нее, точно тебе говорю. Иногда мы… э-э… разыгрываем ролевые игры, так она заставляет меня надевать сюртук и изображать Дарси из этого кошмарного фильма «Гордость и предубеждение».

Дарби улыбнулась, вспоминая Колина Ферта в роли мистера Дарси.

– У тебя сейчас то же самое мечтательное выражение, что появляется на лице и у Шерил, – заметил Куп. – Я что-то пропустил?

– Ты все равно не поймешь. Займись лучше своей книжкой с картинками.

Дарби встала, скатала носки и отправила их в большую пластиковую корзину с крышкой.

– Отличный бросок. Кстати, как у тебя дела с этим банкиром-яппи?[2]2
  Яппи – молодой перспективный специалист-горожанин с высшим образованием и высоким уровнем дохода.


[Закрыть]

– Мы с Тимом больше не встречаемся, – сообщила Дарси, стягивая через голову влажную от пота футболку.

– С чего бы вдруг?

– Типичная история. Я хочу сделать карьеру. И еще не готова взять на себя связанные с семьей обязательства. Я…

– Гомик.[3]3
  Игра слов. По-английски «gay» означает «беспечный, веселый, нагловатый» и «гомосексуалист». Дарби, естественно, имеет в виду первое значение слова.


[Закрыть]

– И это тоже.

– И как ты догадалась, что он гомик?

– Он – не гомик, тупица! Тим славный парень, просто мы не созданы друг для друга. Лучше посмотри сюда. – Дарби взяла в руки свой ремень и вынула из ножен небольшой нож. – А еще здесь есть место для режущей проволоки-удавки и других маленьких штучек…

– Господи, когда же ты наконец выйдешь замуж? Мне было бы интересно почитать твой список свадебных подарков.

– Все это можно не покупать. Свой боевой пояс я заберу с собой.

– Мои поздравления! – пробормотал Куп, снова уткнувшись носом в журнал.

Дарби выскользнула из штанов и осталась перед ним в одном черном бюстгальтере для бега и тренировочных шортах. Она ничуть не стеснялась его. Купу не раз доводилось лицезреть ее в таком виде. Они вместе ходили в тренажерный зал, а после работы частенько бегали в Паблик-гарден.

И на протяжении двух последних недель она отказывалась пользоваться женской раздевалкой. Она одевалась здесь, в укромном уголке, тогда как мужчины оккупировали остальные проходы. Они сидели и расхаживали голыми в душевую и обратно. Эти мачо едва удостаивали ее взглядом или коротким кивком. Вся сексуальная энергия, которой они обладали на старте, без остатка ушла на то, чтобы преодолеть «Дорогу в Изумрудный город» и прочие прелести, которые подкидывал им неутомимый Хейг.

Перебросив через плечо чистое полотенце, Дарби подхватила груду грязного белья и отнесла его в пластмассовую корзину, стоявшую возле раковины. Она развязала эластичную ленту, которой были перехвачены волосы, и взглянула на себя в зеркало. Ее взгляд сразу же наткнулся на тонкий белый шрам, заметный даже под слоем грима на искусственной скуле. Имплантат заменил кость, вдребезги разбитую топором Бродяги.

Дарби намочила полотенце и принялась стирать с лица остатки краски. Куп не отрываясь смотрел на нее. Их взгляды встретились в зеркале.

– Классные у тебя шашечки на прессе, – обронил он.

Дарби опустила глаза на раковину, чувствуя, как перехватило дыхание. Не столько от комплимента, сколько от странного чувства, которое она испытывала в последнее время, когда в конце рабочего дня в груди возникало сладкое жжение от звука голоса Купа. Иногда, томясь в одиночестве своей квартиры, она ловила себя на мысли о нем. Пожалуй, Куп более всего подходил на роль члена семьи – причем единственного, учитывая, что мать ее уже умерла. Дарби часто спрашивала себя, а не вызвано ли это чувство тем, что совсем недавно Купу предложили новую работу. К нему обратилась компания из Лондона, занимавшаяся внедрением последних достижений в области экспертизы отпечатков пальцев, на чем специализировался и он.

– Есть новости из Лондона? – поинтересовалась она.

– Они повысили ставку.

– Ты собираешься принять их предложение?

– Скажи мне сама.

– Сказать тебе что?

– Что будешь скучать по мне.

– Все будут скучать по тебе.

– А ты в особенности. Я уеду, и ты окончательно отгородишься от мира в своей квартире в фешенебельном районе Бикон-Хилл, будешь слушать Джона Майера и топить печали в ирландском виски.

– Не смей так говорить!

– Чего? Что ты будешь скучать обо мне?

– Нет, что я буду слушать Джона Майера. – Дарби вытащила из своего шкафчика чистое полотенце. – Мне нужно по-быстрому принять душ. Дай мне пять минут.

– Можешь не спешить, Грязный Гарри.[4]4
  «Грязный Гарри» – полицейский фильм с Клинтом Иствудом в главной роли. Найти маньяка поручается инспектору по прозвищу Грязный Гарри, который известен своими эффективными методами работы. Проблема в том, что эти методы балансируют на грани закона.


[Закрыть]

4

Перед тем как ехать в Белхэм, Дарби хотела узнать как можно больше о совершенном преступлении. Выезжая из Бостона, она несколько раз пыталась дозвониться Арти Пайну, но всякий раз автомат переадресовывал вызов на голосовую почту. Потерпев неудачу в очередной раз, Дарби оставила ему сообщение.

В эфире «ВБЗ», бостонской радиостанции круглосуточного вещания, уже несколько раз прозвучал репортаж о громком убийстве. Но из двадцатисекундного сообщения, записанного находящимся на месте происшествия репортером, сложно было что-либо понять: «…в Белхэме женщина и ее сын стали жертвами преступления, которое, по мнению полиции, напоминает небрежную имитацию грабежа со взломом. Женщина погибла на месте, а ее сын в критическом состоянии доставлен в Центральную клинику Бостона. Представители полиции Белхэма отказываются сообщать имена жертв, но источник, близко знакомый с ходом расследования, назвал преступление зверским и бесчеловечным, худшим из всего, что ему доводилось видеть».

Репортаж закончился, и радиостанция начала передавать местный прогноз погоды. Снова дожди и одуряющая влажность. Жители день и ночь не выключали кондиционеры в домах, и система электроснабжения начала работать с перебоями. Диктор сообщил, что следует ожидать веерного отключения электроэнергии.

Получасом позже Дарби въехала на служебном автомобиле криминалистической лаборатории, темно-синем фургоне «форд-экспловер», на Маршалл-стрит. Тротуары в тупичке оказались забиты местными жителями, сбежавшимися посмотреть бесплатное представление, и на их лицах плясали сине-белые сполохи мигалок, вращавшихся на крышах трехпатрульных машин. Они плотно стояли в самом конце подъездной аллеи, ведущей к дверям массивного старинного особняка в колониальном стиле с кольцевой верандой и гаражом на три автомобиля, примыкавшем сбоку. Открыта в нем, впрочем, была только средняя дверь.

По обеим сторонам передней двери дома висели кованые античные фонари. Та же самая конструкция освещала гараж изнутри. Деревянный забор высотой, по крайней мере, в семь футов отделял подъездную аллею и баскетбольную площадку от заднего двора. Подъездную аллею перегораживала полицейская лента. Дарби подогнала фургон к тротуару, выбралась наружу и вытащила из багажного отделения свой рабочий чемоданчик. На окнах особняка, выходящих на улицу, были задернуты все шторы.

Куп, прихватив с собой саквояж эксперта, зашагал по аккуратно подстриженной лужайке перед домом. На крыльце рядом с входной дверью уже ожидал фотограф Майкл Бэнвиль, здоровенный малый, телосложением и вечной легкой небритостью напоминавший медведя гризли. Он был затянут с ног до головы в белый защитный комбинезон эксперта-криминалиста.

Дарби включила фонарик и направилась к краю лужайки, чтобы осмотреть подъездную аллею. В ярком луче света сверкнули кровавые отпечатки ног. Рядом с одним из них она расставила конусы для обозначения улик.

– Напрасный труд, – окликнул ее с крыльца Бэнвиль. – Их оставили санитары реанимационной бригады. На крыльце и ступеньках тоже.

«Там, должно быть, все залито кровью» – подумала Дарби.

Опустив чемоданчик на траву и внимательно глядя себе под ноги, она направилась к гаражу.

Машин внутри не оказалось, стояли лишь горные велосипеды да самоходная газонокосилка. Пол покрывали темные пятна. Машинное масло, решила было Дарби, но, направив на них луч фонаря, убедилась, что это были кровавые отпечатки ног. Среди них выделялась единственная пара маленьких следов, оставленных узкой обувью, – кедами или кроссовками, судя по рисунку на подошве.

В глубине гаража Дарби обнаружила смазанные кровавые разводы на деревянных ступеньках, ведущих к двери.

– Как мы должны поступить при появлении королевы? – раздался мужской голос из-за деревянного забора. – Просто поклониться до земли или еще и поцеловать ее в задницу?

– Если ты рассмотришь ее получше, тебе захочется поцеловать ее не только в задницу, – ответил ему другой голос. – Тебе захочется зарыться лицом меж ее бедер и не отрываться даже для того, чтобы глотнуть воздуха. Ты что, никогда не видел ее вблизи?

– Я видел ее пару раз в новостях по телевизору, – отозвался первый голос. – Она похожа на английскую актрису, при виде которой мой петушок встает и делает стойку. Ну, она еще снималась в сериале «Другой мир». Проклятье, как же ее звали-то?

– Кейт Бэкинсейл.

Последовал щелчок пальцами.

– Точно, – воскликнул первый мужчина. – Эта МакКормик похожа на нее как две капли воды, да еще и волосы у нее темно-рыжие. Эх, так бы и запустил в них пальцы, а она стояла бы передо мной на коленях и забавлялась с моим петушком.

Раздался понимающий смешок.

Дарби постаралась пропустить досужие комментарии мимо ушей. Она уже давно поняла, что большинство мужчин видят в женщинах лишь сосуд для сексуальных забав, предназначенных для удовлетворения сугубо физиологических потребностей, не более того: «Трахни и выкинь на помойку…» До ее слуха частенько долетали подобные выражения в полицейском участке, когда коллеги полагали, что она их не слышит.

– Эй, парни, послушайте-ка!

Голос Арти Пайна звучал грубо и хрипло. Это был голос человека, достаточно повидавшего в жизни, который слишком много вечеров провел на работе и за выпивкой. При звуках его Дарби мысленно перенеслась в детство, когда они с отцом каждую субботу жарили шашлыки, – вплоть до того дня, как ей должно было исполниться тринадцать. Пайн, круглый, как шар для боулинга, только с ножками, восседал в шезлонге и смолил то, что ее отец называл «пятидесяткой» – дешевые сигары толщиной с карандаш, завернутые в шуршащую обертку. Дым их был столь отвратителен, что отпугивал комаров после захода солнца. Пайн мог просидеть в шезлонге весь день, зажав в зубах сигару и рассказывая истории, которые всегда вызывали у слушателей истерический смех, сопровождавшийся похлопыванием по коленям в знак восторга и признательности. Время от времени он просил кого-нибудь из детворы принести еще пива из холодильника и всегда расплачивался с ними свернутой в трубочку долларовой банкнотой.

– Вы говорите о девочке Биг Рэда, если кто не знает! – прорычал Пайн. – Когда она подойдет сюда, окажите ей достойный прием и уважение.

Дарби выключила фонарик. Вернувшись к входу в особняк, она заметила яркие вспышки фотоаппаратов на другой стороне улицы. Полиция Белхэма оттеснила стаю стервятников из средств массовой информации в загон, огороженный передвижными барьерами.

На крыльце Куп о чем-то разговаривал с Бэнвилем. Дарби склонилась над вымощенной каменными плитами пешеходной дорожкой, рассматривая кровавые отпечатки ног. Они совпадали с теми, что она видела на подъездной аллее.

Она присоединилась к коллегам и сказала:

– Отпечатки ног на подъездной аллее и пешеходной дорожке отличаются от тех, что я обнаружила в гараже на ступеньках.

– Сейчас займусь ими, – пообещал Бэнвиль, собирая свое оборудование для съемки. – Я уже сфотографировал холл и кухню. Прежде чем пойдете туда, советую переодеться в эти чудные защитные комбинезончики.

– Не пугай, – отмахнулся Куп, – а то у меня уже поджилки трясутся!

– Вот что я вам скажу, – продолжал Бэнвиль. – Видите передние окна, выходящие на улицу? Когда я прибыл сюда, жалюзи были опущены, а шторы задернуты. А вот на окнах сзади и раздвижной стеклянной двери в гостиной занавесок не было. Это и есть то, что мы называем зацепкой, Куп.

– Спасибо за подсказку.

Из задней части фургона Дарби вытащила защитные комбинезоны, и они переоделись под аккомпанемент вспышек над головами. Дарби надвинула на глаза очки-консервы, пересекла лужайку и открыла входную дверь.

Холл выглядел так, словно здесь пронесся ураган. Фотографии были сорваны со стен и безжалостно разбиты. Старый письменный стол лежал на боку, зияя бойницами выдвинутых ящиков. Каждый дюйм выложенного плиткой пола усеивали осколки стекла, бумаги и раздавленные семейные снимки. Через весь коридор протянулась цепочка кровавых следов, исчезающая в кухне. На столешницах коричневого мрамора громоздилась разбитая посуда» Встроенные шкафчики и серванты – по крайней мере, те, которые она видела со своего места, – были распахнуты настежь, а полки их пусты. Дарби перевела взгляд на Купа.

– Пайн говорил тебе об этом? Куп отрицательно покачал головой.

– Нет. В противном случае я вызвал бы сюда Чудо-близнецов, и они уже встречали бы нас здесь. Мы одни не управимся, разве что будем работать без перерыва всю следующую неделю.

Дарби расстегнула молнию на комбинезоне, достала телефон и набрала номер оперативного управления, чтобы призвать на помощь Марка Алвеша и Рэнди Скотта. Столовая, как она заметила, находилась с правой стороны от холла. Там валялись перевернутые горка и буфет. Все ящики были выдвинуты, а их содержимое свалено на тканый коврик с восточным орнаментом, засыпанный осколками битого стекла.

– Давай пройдем через столовую, – предложила она, закончив разговор, – Пожалуй, так будет легче всего.

Осторожно пробираясь через столовую, она вдруг ощутила запах кордита,[5]5
  Кордит – бездымный нитроглицериновый порох


[Закрыть] смешавшийся с тяжелым смрадом крови с сильным медным привкусом, и у нее моментально начали слезиться глаза.

В кухню вел арочный проход, слева находилась гостиная, и она вошла туда первой. На полу валялись телевизор с плоским экраном и пульт дистанционного управления. На бежевом ковре отчетливо выделялись грязные отпечатки ног, уходившие куда-то в сторону от раздвижной двери с разбитым стеклом. Она заметила точно такие же отпечатки на полу мореного дуба и мимоходом подумала, а не оставил ли их кто-нибудь из офицеров полиции.

Пройдя через арку, Дарби повернула за угол.

Сначала она увидела женские пальцы. Те, которые еще оставались на руке, были сломаны и торчали под неестественным углом. Запястья женщины и руки от кисти до локтя были надежно примотаны к подлокотникам толстым скотчем. То же самое и с лодыжками – несколько слоев клейкой ленты намертво прикрутили их к ножкам кресла. Горло у неебыло перерезано от уха до уха, причем рана оказалась настолько глубокой, что голова едва не отделилась от шеи. Глаза у несчастной были плотно заклеены скотчем, а отрезанные пальцы – общим числом три – засунуты ей в рот.

– Господи Иисусе… – пробормотал Куп за спиной у Дарби.

Несмотря на работающий кондиционер, Дарби покрылась холодным потом. Под креслом натекла целая лужа крови, раскинув растопыренные щупальца по белым плиткам пола. Стул, усеянный обрывками того же скотча, лежал рядом на боку. Полоска клейкой ленты слабо шевелилась в потоке прохладного воздуха, идущего из вентиляционного отверстия.

На полу алели кровавые отпечатки ног. Две ярко-красные полоски крови протянулись через всю комнату и исчезали в коридоре, ведущем к двери в гараж. Черная дамская сумочка валялась открытая, а ее содержимое было высыпано на пол.

Создавалось впечатление, что неизвестные обыскали каждый дюйм просторной кухни. Все до единого ящики были выдвинуты. Холодильник стоял распахнутым настежь, а его полки зияли пустотой. Дверцы духовки и посудомоечной машины были открыты, решетки для гриля валялись рядом на полу. Крепления кухонного «островка» были вывинчены, мебель опрокинута. Кровавые отпечатки в коридоре шли в обе стороны. Кто-то несколько раз прошел из кухни в гараж и обратно.

Куп провел тыльной стороной ладони по лбу, смахивая пот. Лицо его покрывала смертельная бледность.

– Ступай подыши свежим воздухом, – распорядилась Дарби, направляясь в гостиную, – а я пока поговорю с Пайном.

Взгляд ее скользнул по голым белым стенам, забрызганным фонтаном артериальной крови. Она заставила себя сосредоточиться на стульях, и тут ей в голову пришла жуткая мысль: неужели кто-то расставил их так специально, чтобы мать сидела лицом к сыну?

5

Под куполообразным, типа кафедрального, потолком гостиной вращались два вентилятора. Кто-то искромсал ножом черный кожаный секционный диван и два кресла. Разрезанная обивка была безжалостно сорвана, обнажились деревянный остов и пружины. Все до единой подушки оказались выпотрошены. Белый хлопковый наполнитель и шарики поролона ровным слоем, словно снег, укрывали опрокинутую мебель и разбитые фотографии в рамочках.

Капли крови на бежевом ковре. Непрерывная цепочка кровавых отпечатков и брызг на зазубренных осколках стекла, торчавших, подобно зубам акулы, снизу и с боков раздвижной двери, ведущей на террасу.

Дарби нащупала выключатель, включающий свет на заднем дворе.

Она снова стала всматриваться в грязные следы, ведущие с террасы на лестницу. На перилах справа от нее виднелись смазанные пятна, как если бы кто-то хватался за них окровавленными руками.

Дарби потянула на себя ручку раздвижной двери. Заперто. У нижней обвязки двери она обнаружила запорную щеколду. Так что открыть дверь можно было, только разбив стекло.

На ковре валялось множество осколков стекла, а вот на террасе их почти не было. Дарби обвела взглядом дальнюю сторону гостиной. На голых белых стенах в штукатурке виднелись два отверстия – того рода, что остаются от пуль.

Очевидно, кто-то стоял на террасе и стрелял в дверь, отсюда и осколки стекла на ковре. А потом стрелявший вошел в дом и… Что дальше? Связал свои жертвы? Нет. Кто-то сообщил о выстрелах в полицию. Один человек никак не мог сначала выстрелить, потом войти в дом, обездвижить двух человек и замучить женщину до смерти. На это понадобилось бы слишком много времени.

В течение следующих двадцати минут Дарби осматривала гостиную, пытаясь обнаружить стреляные гильзы. Она не нашла ни одной. Она прошла в кухню, но и здесь ее ждала неудача. Неужели у нападавшего хватило времени и на то, чтобы подобрать гильзы?

Она отодвинула щеколду, отомкнула раздвижную дверь и вышла на террасу. Занавески на окнах, выходивших во двор, не были задернуты. Да и зачем, если домов сзади не было? Перед ней лежал обширный двор с открытым бассейном и сараем неподалеку, за которым виднелся забор и лес, тянущийся до самой Лососевой заводи.

Пайн с двумя патрульными стоял возле ограды, отделявшей задний двор от подъездной аллеи. Он выглядел выше, чем она помнила, но в его раздавшейся фигуре до сих пор ощущалась скрытая мощь, как у профессионального футболиста, забросившего спорт и заплывшего жирком. На затылке у него теперь красовалась обширная лысина, а остатки черных волос на висках были коротко подстрижены.

Все трое держали в руках телефоны и разговаривали. Пайн не видел ее. А вот высокий патрульный с короткой армейской стрижкой заметил Дарби и уставился на нее, наблюдая, как она обшаривает террасу.

Дарби осторожно спустилась по ступенькам, стараясь держаться левой стороны, подальше от испачканных кровью перил и грязных следов, время от времени останавливаясь, чтобы расставить таблички для вещественных доказательств.

Спустившись на задний двор, она завернула за угол, присела и направила луч фонарика на щебенку под террасой.

В свете луча ей подмигнул кусочек металла. Дарби залезла под террасу и увидела рядом со стреляной гильзой табличку – значит, Бэнвиль уже сфотографировал ее. Кончиком ручки она подняла гильзу. На круглом донце отчетливо виднелись выдавленные буковки «44.РЕМ МАГ».

Патрон от «Ремингтон магнум» 44-го калибра. Одним выстрелом из такого оружия можно запросто уложить медведя.

Дарби опустила гильзу на щебенку и принялась осматривать пространство под террасой. Больше гильз не было.

Она вернулась к ступенькам и обвела лучом фонаря выгоревшую на солнце траву, в которой тут и там поблескивали лужи грязной дождевой воды.

Вот оно! В пятнадцати футах от ступенек на стебельках травы блестела кровь.

Уголком глаза она заметила, что к ней направляется Пайн в сопровождении обоих патрульных.

– Ребята, – начал Пайн. – разрешите представить вам…

– Оставайтесь на месте, – коротко бросила Дарби.

Она поставила рядом со следами крови табличку с номером и продолжила поиски, думая о следах волочения на полу в кухне. Две ровные параллельные линии, какие остаются после тела, которое тащат, держа под мышки. Кровавый отпечаток на ступеньках в гараже, потом на полу и дальше – ничего. Получается, труп погрузили в автомобиль?

Мальчика отвезли в клинику, мать оставалась в доме. Или здесь была еще и третья жертва?

Капли крови на траве терялись у калитки. Она была не заперта. Дарби приоткрыла ее и обнаружила кровавый отпечаток на доске.

В лесу отпечатки ног, поднимавшиеся вверх по склону холма, покрывали опавшие листья и сосновые иголки.

– Тебе осталось только прицепить пару длинных ушей, и ты будешь похожа на Пасхального кролика, – заметил Пайн.

Дарби обернулась и обнаружила его в нескольких шагах поодаль. Подмышки его белой рубашки потемнели от пота. От него просто разило сигарным дымом.

– Когда же это мы виделись с тобой в последний раз? Года три назад?

– На похоронах моей матери, – ответила Дарби. – Что там с мальчиком? Я слышала, его отвезли в больницу.

– Физически с ним все в порядке. Но он по-прежнему в шоке. Один из реаниматологов попытался было дать ему успокоительное, и парень устроил истерику. Мы оставили егов покое, чтобы он хоть немного пришел в себя. Я поставил охрану у его палаты в клинике Святого Иосифа, чтобы кто-нибудь был рядом, когда он захочет поговорить.

Клиника Святого Иосифа была центральной больницей Белхэма.

– В новостях передали, что его отвезли в Центральную клиническую больницу штата Массачусетс.

Маленькие глазки Пайна засветились от удовольствия.

– Ага, именно я сообщил это прессе. Решил, что пусть эти стервятники уберутся в Бостон. Кстати, большинство из них так и сделали. Но кое-кто остался. Они стали лагерем у входа, как ты наверняка заметила.

«Отличная работа, Арти!»

– Как зовут мальчика?

– Джон Холлкокс. Мать звали Эми Холлкокс – в ее сумочке мы нашли водительское удостоверение, выданное в Вермонте. Соседи говорят, что она с сыном переехала сюда около недели назад. Как его зовут, они не знают. Новые жильцы держались особняком. Кто-то из соседей видел, как они ходят по двору, но, по большей части, они не высовывали носа наружу. Женщина ездила на красной «хонде-аккорд». Мы передали описание машины и номерного знака по радио, но пока что никто ничего не видел. Заметила следы волочения на полу в кухне?

Дарби кивнула.

– Я думаю, кто-то тащил труп за собой, а потом погрузил его в машину и уехал, – заявил Пайн. – Насколько мы можем судить, в доме находились только мать и сын. Об этом третьем человеке нам ничего не известно. Дом принадлежит пожилой чете – Мартину и Илейн Векслерам. Он – врач на пенсии. Должно быть, неплохо зарабатывал, поскольку, как нам сообщили, они сейчас отдыхают где-то на юге Франции. В данный момент мы пытаемся установить их местонахождение.

Дарби выключила фонарик.

– Почему вы не сообщили оперативному дежурному, что в доме полный разгром? Я бы предпочла, чтобы здесь работало больше людей.

– Звонил не я. Но я с этим разберусь, не волнуйся, и вставлю по первое число. Извини, не мог поговорить с тобой, когда ты звонила. Здесь был настоящий дурдом.

Дарби чувствовала, что духота ночи и накопившееся раздражение грозят вот-вот вырваться наружу. У нее застучало в висках. При этом ей не хотелось расходовать остатки сил на бесполезные препирательства.

– Зато я проверил лес. – Пайн кивком указал на свои туфли и манжеты брюк, перепачканные в грязи. – Можешь туда не ходить. Я шел по следу – не волнуйся, рядом, и ни на что не наступил – вплоть до самого шоссе Блейкли-роуд. Там следы обрываются. Кто бы ни убежал тем путем, его давно и след простыл.

Дарби мельком подумала о том, что автомобиль мог быть припаркован на обочине, где не было асфальта, и сделала мысленную зарубку поискать следы шин.

– Полагаю, вы уже были в доме.

– О да, – ответил Пайн. – Похоже, я еще долго не забуду то, что там увидел.

– Кто еще был там, кроме вас?

– Только патрульные полицейские, они первыми прибыли на вызов. Куигли и Питерс. Вон они стоят, на углу. Я задержал их на тот случай, если тебе захочется задать им несколько вопросов.

– Они осматривали весь дом?

– Это их работа.

Дарби и сама знала это, но все равно осталась недовольна. Она легко могла представить себе, как какая-нибудь важная улика прилипла к подошве сапога и потерялась снаружи, оказавшись безнадежно утраченной для следствия.

– Это они натаскали грязи на ступени террасы?

– Пойдем и спросим у них об этом.

– Одну секунду.

Дарби включила фонарик и повернулась к калитке. Она слышала, как Пайн, уходя, что-то недовольно ворчит себе под нос.

Войдя в лес, она сразу же наткнулась на две кучи компоста в нескольких футах от ограды на задворках дома. Вокруг нее моментально закружились комары, танцуя в луче света от фонаря. Их назойливый звон лез в уши.

Поднимаясь вверх по склону, Дарби думала о том, что ненавидит этот лес. Пять лет назад она обнаружила в нем захороненные женские останки – очередную жертву Дэниела Бойля… и его сообщника и наставника, Бродяги. Многие их жертвы – пропавшие женщины, мужчины и дети, включая ее подругу детства Мелани Круз, – так и не были найдены. Они наверняка остались закопанными где-нибудь в таком вот лесу.

Дарби замерла на месте, боясь пошевелиться. Впереди, в темноте, зазвонил мобильный телефон.