Текст книги "Хроники Края. Полночь над Санктафраксом"

Глава восьмая
Таверна «Колыбельное дерево»

– Каулквейп, – тихо предупредил Прутик, – корзина скоро будет. (Каулквейп оторвался от старого свитка, который изучал). – Подумать только, – улыбнулся Прутик, – мы собираемся начать трудные, если не сказать напрасные, поиски, а ты сидишь как ни в чем не бывало, уткнув нос в свой свиток.

– Извини, Прутик, – откликнулся Каулквейп. – Но этот свиток просто зачаровывает.

Прутик улыбнулся:

– Ты ведь просто сгораешь от нетерпения рассказать мне о нем, так что валяй.

– Это миф о Риверрайзе, проф… то есть Прутик, – взволнованно начал Каулквейп.

– Что, эта старая сказка? – хмыкнул Прутик. – Спельда, моя мать, или, точнее, лесная троллиха, которая воспитала меня как собственного сына, ее рассказывала, когда я еще пешком под стол ходил. – На его губах блуждала улыбка, а в глазах вспыхнул огонек. – Однажды в бархатной темноте блеснула искра… – пробормотал он. – О, как сладко у меня сжималось сердце, когда она произносила эти слова! Из всего, что она рассказывала, миф о Риверрайзе всегда был самым любимым.

– Искра зажглась. И задули ветры. И заплакал ветер… – читал Каулквейп.

Прутик кивнул.

– И солнце улыбнулось. И прошла первая минута из всех минут, – произнесли они вместе.

– Ты знаешь его наизусть, – восхищенно произнес Каулквейп.

– Миф о Риверрайзе рассказывается в каждом уголке Края, – сказал Прутик. – Я слышал его в пещерах сварливых трогов, я слышал его на борту «Громобоя» – версии разные, но в сущности все одно и то же. То, что написано у тебя там, – классический вариант.

– Это многое объясняет, – заметил Каулквейп.

Прутик закрутил вокруг шеи концы шарфа.

– Иногда в старых легендах скрывается истина, – серьезно сказал он.

– Так ты думаешь, где-то есть место, от которого все началось? – спросил Каулквейп.

– А что, если Мать Штормов ударила в самую высокую точку этой бесплодной нависающей скалы и там зародилась жизнь? – спросил Прутик.

– А почему бы и нет! Я видел много странного в Темных Лесах, в Сумеречных Лесах… – внезапно он замолчал.

– Что такое, Прутик? – озабоченно спросил Каулквейп.

Прутик напряженно вглядывался в пустоту за Краем.

– Есть что-то такое, – прошептал он. – Я в этом уверен. Что-то, что не могу вспомнить. – Напряжение в его голосе росло. – Что-то, что я должен вспомнить…

– Прутик, – позвал его Каулквейп и кивнул в сторону, – корзинщик прибыл.

Не говоря больше ни слова, Прутик и Каулквейп полезли в корзину. Каулквейп дрожал от радости. Корзинщик, крохгоблин, отцепил веревку и начал медленно, толчками, опускать их вниз с края воздушного города.

– Мрачноватая погодка стоит в последнее время, – заметил тот важно и вопросительно на них посмотрел. – Но уж не мне вам об этом говорить.

Похоже было, что он пытался узнать какие-нибудь новости. Как и все жители Нижнего Города, крохгоблин отчаянно хотел найти объяснение предательской погоде, обрушившейся на них в последнее время. Но Прутик ничего не сказал, и Каулквейп последовал его примеру.

Когда корзина опустилась, Прутик и Каулквейп сняли свои мантии, свернули и спрятали, чтобы путешествовать незамеченными. Запахи Нижнего Города усиливались, чем ниже они спускались. Острые запахи. Знакомые запахи: поджаривающиеся зерна соснового кофе, топленое масло из тильдера и липкий сладкий запах, которым многие пытались забить вонь от неисправной канализации.

И звуки! Грохот колес из железного дерева по булыжникам мостовой, подтрунивание и подшучивание, вечная суматоха и лихорадочная суета.

Крохгоблин опустил корзину в квартале ремесленников – расползающейся во все стороны мешанине торговцев скобяными изделиями, кожевников и стеклодувов.

Выйдя из корзины, Прутик указал на убегавшую влево от него кривую улочку.

– Сюда, Каулквейп, – позвал он. – Нужно действовать методично, потому начнем с посещения таверн в восточной части Нижнего Города.

– Но я не хочу пить, – занервничал Каулквейп.

– И я не хочу, Каулквейп. Но многие хотят – купцы, работорговцы, лавочники и воздушные матросы. А когда они пьют, Каулквейп, они разговаривают. А когда они будут говорить, мы будем слушать. И может быть, мы что-то и услышим. Находись рядом, – предупредил его Прутик, – и держи глаза и уши открытыми.

– Я хорошо умею слушать, – с улыбкой заверил Прутика Каулквейп, пробиваясь за ним в толпе.

Вскоре Каулквейп потерял счет постоялым дворам, тавернам и питейным, в которые они заглянули: «Бегущий тильдер», «Ржавый якорь», «Глаз и крюк» – все названия смешались. Однако к концу первого дня они так ничего и не услышали…

Усталый, с ноющими ногами, Каулквейп вышел вслед за Прутиком из «Красного дуба». Уже давно наступила ночь и зажглись масляные фонари. Каулквейп огляделся затуманенными глазами:

– Какую мы… – он подавил зевок, – попробуем следующей?

Прутик улыбнулся.

– Хватит на сегодня, – сказал он. – Мы устроимся где-нибудь переночевать и возобновим поиски завтра.

Каулквейп неуверенно огляделся:

– Ты что, хочешь провести ночь здесь, в Нижнем Городе? – спросил он.

– Мы ищем мою пропавшую команду, Каулквейп, – напомнил ему Прутик. – Мы не можем, поджав хвост, нестись в Санктафракс каждый раз, как нам станет холодно, когда мы промокнем или устанем, не так ли?

Каулквейп покачал головой.

– Нет, – подтвердил он с некоторой грустью, – наверное, не можем.

Они нашли место для ночлега в маленькой темной комнатушке над «Красным дубом». Она была простенькая, но вполне им подходила. У стен лежало два соломенных тюфяка, а стоявший в углу кувшин со свежей водой дал им возможность прополоскать рот и смыть запах застарелого дыма.

– Спокойной ночи, Каулквейп, – сказал Прутик.

– Ищи свои корни, капитан, – прошептал какой-то голос.

– Что ты сказал, Каулквейп? – переспросил Прутик.

Но ответа не последовало. Каулквейп уже провалился в глубокий сон, в каком даже снов не снится.

На следующее утро они проснулись поздно и, плотно позавтракав, отправились дальше. Так продолжались их поиски. В течение трех дней – с утра до ночи – они бродили по восточным кварталам Нижнего Города, оставаясь на ночлег в таверне, в которой они заканчивали свои поиски, когда часы били двенадцать. На четвертый день они оказались в таверне «Колыбельное дерево», в особо запущенной части Нижнего Города, рядом с воздушными доками.

– «Колыбельное дерево» принадлежит к тем же корням, что и ты, – сказал на ухо Прутику тихий, с присвистом голос.

Прутик повернулся к Каулквейпу:

– Ты что-нибудь знаешь о колыбельных деревьях?

– Я? – озадаченно спросил Каулквейп. – Ничего, Прутик.

Прутик нахмурился.

– Ну, может, нам стоит попытать удачу здесь.

Каулквейп взглянул на вывеску таверны, где было изображено дерево из Темных Лесов, с широким узловатым стволом и расширяющимися, как веер, верхними ветвями. Художник даже изобразил кокон Птицы-Помогарь, свисающий с веток.

– Давай веселее! – приободрил его Прутик, делая шаг вперед. – Мы…

Хрясь!

Тяжелая деревянная скамья вылетела через окно справа от двери. Прутик и Каулквейп пригнулись. И вовремя, потому что в следующий миг тяжелый бочонок просвистел уже сквозь застекленную дверь. Он пролетел, едва не коснувшись их голов, и со звучным треском шмякнулся на землю, разлив все свое содержимое.

– Я же сказал, Рябой, могут начаться неприятности! – долетел до них сердитый крик.

– Ага! – угрожающе произнес второй голос. – Корыта поломаются. Бочонки разобьются. – Эти слова сопровождались треском ломающегося дерева.

– Личико кой-кому можно подправить, – прошипел третий, – понял ты, куда я клоню?

– Да-да, – раздался еще один, тихий и испуганный голос.

Прутик и Каулквейп собрались с духом и осторожно выглянули из-за сломанной двери. Трое дюжих молоткоголовых гоблинов стояли, окружив несчастного хозяина таверны, плюгавенькое существо со спутанными волосами и кожей в пятнах. Все его тело, с головы до ног, тряслось мелкой дрожью.

– Времена нынче тяжелые, – заикаясь, объяснял он. – Выручки все меньше. У меня просто нет таких денег.

Прутик взглянул на Каулквейпа горящими от негодования глазами.

– Ненавижу, когда сильные обирают слабых!

Каулквейп дотронулся до его руки.

– Их слишком много, – прошептал он, – тебя покалечат…

Но Прутик стряхнул руку Каулквейпа.

– Может, надо было не вмешиваться, когда тебя бил этот подмастерье? – спросил он.

Каулквейп покраснел от стыда.

– Все в порядке, Каулквейп. Оставайся здесь, если хочешь, – предупредил Прутик, – а я пойду. – Он поднялся и распахнул искореженную дверцу.

Петли заскрипели. Молоткоголовые гоблины повернулись на скрип.

– Добрый вечер, – спокойно произнес Прутик. – Добрый вечер, Рябой. Будь добр, бокал твоего лучшего крушинного вина. – Он оглянулся, и на губах у него промелькнула улыбка: в конце концов Каулквейп последовал за ним. – И еще один бокал для моего друга.

– Я… мы сейчас закрываемся, – выдавил Рябой.

Прутик взглянул на кучку посетителей, прячущихся в тени, в глубине таверны, слишком трусливых или пьяных, чтобы прийти на помощь Рябому. Никто из них, похоже, не собирался уходить.

– Неудивительно, что дела идут плохо! – сердито проворчал молоткоголовый гоблин. – Так отшивать посетителей! – Он оглядел Прутика и Каулквейпа с головы до ног и самодовольно ухмыльнулся. В бирюзовых отсветах горящего колыбельного дерева сверкнули его темно-серые вставные зубы из железного дерева. – Садитесь! – приказал он, ножом указывая на одну из перевернутых скамей.

Каулквейп собирался уже было повиноваться, но Прутик остановил его, положив руку ему на плечо.

– Сесть, я сказал! – заорал молоткоголовый.

– Делайте, что они говорят, – слабо выдохнул Рябой. – Я сейчас к вам подойду.

Прутик и Каулквейп остались стоять на месте.

– Я, че, непонятно выражаюсь? – сквозь зубы процедил молоткоголовый. Двое других повернулись и направились к ним с горящими глазами, сжав кулаки.

– За Риверрайз! – спокойно ответил Прутик и вытащил свой меч с длинным изогнутым лезвием. Этот меч вручил ему отец, перед тем как его унесло прочь Великим Штормом. Оружие сверкнуло в бирюзовом свете.

На секунду пораженные гоблины замолчали. Потом они повернулись, взглянули друг на друга и недоверчиво расхохотались.

– Эй ты, мерзкий недоносок! – выкрикнул тот, который стоял ближе всего к молодому капитану, и вытащил собственное оружие – зловеще выглядящий серп. – Ну давай! – насмешливо прорычал он, переминаясь с ноги на ногу, и пальцем поманил Прутика.

– Вперед, Тарбор! – ободряюще проворчал второй молоткоголовый, с ножом.

Рябой воспользовался представившейся возможностью и улизнул.

– Вот так! – Рябой внезапно выскочил из тени, взмахнув дубинкой.

Бах!

Удар пришелся по виску, и молоткоголовый свалился, как поваленное дерево, а нож выпал у него из рук, отлетел по полу таверны в сторону и лег прямо у ног Каулквейпа. Какое-то время Каулквейп колебался, а затем нагнулся и подобрал его.

Тяжелый нож странно смотрелся у него в руке. Несмотря на все попытки его отца, Каулквейп так и не научился искусству самообороны. Парнишка не без страха повернулся к другому молоткоголовому.

– А ну-ка взгляни сюда! – сказал он так угрожающе, как только мог. – Не заставляй меня этим воспользоваться. – Но голос его прозвучал тихо и неубедительно.

За спиной Каулквейпа серп третьего молоткоголового со свистом рассек воздух. Прутик с поднятым мечом подскочил к своему подмастерью и встал рядом. Молоткоголовый нанес чудовищный удар серпом, серп и меч скрестились с такой силой, что у Прутика задрожала рука, но он выстоял.

– Чем они уродливее, тем прекраснее победа, – выговорил Прутик. Он яростно бросился вперед, на двоих молоткоголовых гоблинов, размахивая мечом – раз, другой.

Снова в воздухе просвистел серп, на этот раз со стороны и по ногам. Прутик отскочил назад. Острый конец лезвия едва не задел его живот и срезал застежку на накидке из ежеобраза. Каулквейп повернулся и с яростью ударил нападавшего на Прутика ножом.

– Ай-и-и! – завопил разбойник, когда остро отточенное лезвие вонзилось ему в большой палец правой руки.

– Молодец! – ободряюще крикнул Прутик. Он занес руку и выбросил меч вперед. Тот достиг цели, и серп молоткоголового со звоном упал на пол.

Каулквейп ногой отбросил его к боковой стене. Прутик приставил меч к горлу молоткоголового.

– Убирайтесь немедленно, – холодно сказал он, – иначе я доведу дело до конца.

Двое молоткоголовых обменялись взглядами.

– Выметаемся! – закричал один, они повернулись и бросились вон так, что только пятки засверкали. Ни тот ни другой даже не взглянули на приятеля, оставшегося лежать на полу.

– О небо! – проговорил Каулквейп. Он протянул нож молоткоголового Прутику.

Прутик улыбнулся.

– Оставь себе, – сказал он. – Ты его заслужил. Прекрасная работа, Каулквейп. Я и не знал, что у тебя есть способности к этому, – заметил он.

Каулквейп опустил голову и смущенно засунул нож за пояс. То же самое сделал и Прутик.

– Эти молоткоголовые гоблины не очень-то верные друзья, – захихикал Рябой, вешая дубинку на стену. Он повернулся к Прутику и Каулквейпу. – Однако они опасны, – продолжал он, – спасибо, что пришли на помощь, господа. – Трактирщик поставил обратно одну из перевернутых скамей. – Присаживайтесь. Я вам налью из своего лучшего бочонка – за счет заведения, разумеется.

Прутик и Каулквейп сели не без удовольствия. Каулквейп был весь в поту, и руки у него дрожали. Он в первый раз оглядел трактир.

Другие посетители, сидевшие по темным углам, потягивая вино, казалось, не обратили никакого внимания на происшедшее. Некоторые примостились рядом со штабелями шестиугольных бочек, встроенных в дальнюю стену, как соты лесных пчел; некоторые развалились на низких бревнах у питьевых корыт. В углу крытая жаровня светилась бирюзовым светом и эхом отражала мелодичное пение горящих поленьев.

– Поет, как «Колыбельное дерево», – с беспокойством заметил Каулквейп. Он все еще не отошел от потрясения.

– Ну, мы же в трактире «Колыбельное дерево», – заметил Прутик и улыбнулся. – Напоминает мне о Темных Лесах во времена моего детства. Спельда – я рассказывал тебе о ней, – моя приемная мать, лесная троллиха, бывало, перед сном закладывала в огонь полено колыбельного дерева. Его протяжное пение убаюкивало меня, и я засыпал.

– По мне, так звучит жутковато, – содрогнулся Каулквейп.

Рябой вернулся с тремя бокалами, доверху наполненными золотистой жидкостью, и сел между ними.

– За ваше здоровье, – сказал он, и они подняли бокалы и поднесли ко рту искрящееся крушинное вино. – А-ах! – со вздохом оценил его Рябой. – Чистый нектар.

– Очень хорошее, – похвалил Прутик. – Правда, Каулквейп?

Каулквейп сморщился, потому что крепкая жидкость жгла ему горло и отдавала в нос. Он поставил бокал и протер глаза.

– Очень приятно, – пискнул он, потом нахмурился и повернулся к Рябому. – А вы не боитесь, что эти вымогатели опять вернутся? – спросил он.

Рябой захихикал.

– В душе молоткоголовые – трусы, – объяснил он. – Стоит раз их побить, и все. Пойдут слухи, что таверну «Колыбельное дерево» на деньги не разведешь, и они оставят меня в покое, по крайней мере на какое-то время. И все благодаря вам двоим!

– Эй, Рябой, – раздался в дальнем углу хриплый голос, – еще лесного грога, быстрее!

– Уже иду! – прокричал в ответ Рябой. Он встал из-за стола и обтер руки передником. – Никакого покою с ними нет, – пожаловался он. – Позовите меня, когда нужно будет долить вина.

Рябой удалился. Прутик повернулся к Каулквейпу, который во второй раз попробовал глотнуть крушинного напитка.

– Подождем, – велел он юноше, – может, стоит осмотреться, пока мы здесь сидим. Поболтать с местными. Вдруг кому-нибудь что и известно.

Каулквейп решительно поставил бокал на стол, радостно кивнул и вскочил на ноги.

– Отличная мысль, – поддержал он, – и я с тобой. – Бедняга не хотел оставаться один в этом грубом, темном месте со странной, заунывной музыкой.

В таверне гуляли больше десятка пьяных. Троги, тролли и гоблины: запойные пьяницы с морщинистыми, обрюзгшими лицами и осоловелыми, невидящими глазами.

– Привет, друг. Можно тебя угостить? – спросил Прутик, хлопнув одного из них по плечу. – Интересная стоит погодка.

Странное создание повернулось и оказалось троллем-несуном. Он с трудом сфокусировал взгляд на лице Прутика и заплетающимся языком выговорил:

– Че те н-надо?

Прутик поднял руки.

– Просто выпить, – сказал он. – И немного поболтать. Рябой, наполни корыто для моего друга. Он, кажется, хочет пить.

Несколько пар глаз повернулись на звук пенистой струи.

– Спасибо, сэр, – поблагодарил тролль-несун. Прутику удалось привлечь его внимание.

– Я говорю, погодка интересная: странные дожди, градины размером с кулак гоблина и всякая ерунда с неба сыплется. Я даже слышал, будто прямо здесь, в Нижнем Городе, падали звезды.

Тролль-несун вздохнул.

– Я не видел ничего, – ответил он. – Только что с корабля, с Великого Рынка Работорговли Шрайков. Рабов мы везли, – пробурчал он. – Больше никогда! Шум ужасный: крики, стоны всю дорогу. Из головы выбросить не могу. Прямо сюда пришел, забыться. – Он опустил лицо в наполненное до краев корыто, и Прутик пошел дальше.

Вдруг справа раздался вопрошающий хриплый голос:

– Капитан?

Прутик обернулся. Каулквейп всматривался в темноту, пытаясь разглядеть говорящего.

– Капитан, никак это ты? – Тяжелый стул с грохотом полетел на пол, и крепкий коренастый человечек вскочил на ноги, протирая глаза, как если бы только что проснулся.

Прутик уставился на подошедшего. Это был душегубец из Темных Лесов: пышная грива и кроваво-красная кожа, темно-малиновая в полумраке таверны. Его суровое лицо растянулось в улыбке.

– Капитан Прутик, ведь это ты, правда? – спросил он. – Правда ведь?

– Тарп? – отозвался Прутик. – Неужели это ты, Тарп? Тарп Хаммелхэрд? Из команды «Танцующего-на-Краю»? – воскликнул Прутик. – Да, это я! Это я, твой капитан!

Они упали друг другу в объятия.

– Ох, капитан! – со слезами на глазах проговорил Тарп. – Я уж боялся, что не доживу до этого дня.

Прутик вырвался из крепких объятий Тарпа и схватил его за руки.

– Но ты выжил, Тарп! Ты жив! Ты правда жив! – голосом, дрожащим от волнения, повторял он. – И вот я тебя нашел! – Он повернулся к Каулквейпу. – Смотри, Каулквейп, – начал он, – мы нашли одного из моей…

Он замолчал. Его юный подмастерье вытаращился на него так, словно увидел привидение. Он стоял неподвижно, с открытым ртом, глаза у него чуть на лоб не вылезли. Рядом с ним таращился и Рябой, тоже порядком обалдевший.

– Каулквейп, во имя неба, в чем дело? – спросил Прутик.

– В… вы об… оба светитесь, – заикаясь, ответил Каулквейп.

– Как два светильника на масле из тильдера, – добавил Рябой, в ужасе уставившись на них.

Прутик глянул на Тарпа. И правда, начиная с ярко-рыжих волос на голове до носков начищенных кожаных сапог тот излучал яркое сияние. Прутик осмотрел собственное тело. Грудь, ноги, руки, трясущиеся пальцы – все светилось.

Вокруг них завсегдатаи начали перешептываться. Они тыкали в них пальцами и качали головами. Тролль-несун рядом с Каулквейпом схватился за амулеты на шее.

– Духи, – прошептал он, – духи в воздушных доках. И тут тоже духи. Это ненормально, я вам доложу.

Пара городских гномов встала из-за столов.

– Я здесь не останусь, – испуганно сказал один и направился к двери.

– Я тоже, – поддержал его приятель. По пути он повернулся к Рябому. – В Нижнем Городе в наши дни и так жутко. Не хватало только, чтобы духи появлялись в твоей таверне!

– Да уж, – пробормотал тролль-несун и поспешил за ними. – Духи – это уж последняя капля.

– Но… но ведь они уже уходят, – начал Рябой. – Не так ли? – добавил он, быстро выпроваживая всех троих за дверь. – Ничего личного, – пробормотал он, обращаясь к Прутику, – но вы мне клиентов разгоните. А торговля есть торговля, вы понимаете… – и он мягко, но решительно вытолкал их на улицу.

Когда дверь за ними захлопнулась, Прутик повернулся к остальным.

– Вот она благодарность! – усмехнулся он. – Но какая разница? Ты жив, Тарп! Вот что главное.

– Приятно снова увидеть тебя, капитан, но… – Тарп нахмурился. – Мы на самом деле выглядим странно, это свечение и все такое. Кто угодно испугается. – Он сдвинул брови. – Я светился, когда упал в Нижнем Городе, но свечение скоро погасло… До того момента, – неуверенно добавил он, – когда мы встретились.

– И со мной то же самое, – подтвердил Прутик. – Но вот мы встретились и снова светимся. Должно быть, там с нами что-то случилось, – низким грудным голосом выдохнул Прутик. – Что-то, что и сейчас нас связывает. – Он схватил Тарпа за руку. – Ты не помнишь, что произошло? А остальная команда? А мой корабль? И мой отец? Скажи, нашли мы Облачного Волка?…

Но Тарп грустно покачал большой косматой рыжей головой.

– Если б только я мог вспомнить, капитан, – сказал он. – Но ничегошеньки не помню с того момента, как мы вошли в этот вихрь, будь он проклят.

Прутик улыбнулся и дружески пожал ему руку.

– Ничего, – ободрил он Тарпа. – Я нашел тебя, Тарп, и это только начало. Прекрасное начало! Теперь мы должны найти остальных, – его лицо помрачнело, – но где?

– Духи, – тихо проговорил Каулквейп.

– Что такое, Каулквейп? – спросил Прутик.

– Говори громче.

Каулквейп повернулся к нему:

– Я слышал, как тролль-несун сказал, что ты дух, – он сделал паузу, – такой же, как те, что в воздушных доках!

– Воздушные доки? – переспросил Прутик.

– Духи в воздушных доках? Такие же, как мы?

Каулквейп кивнул:

– Я слышал, он именно так и сказал.

– Отлично, Каулквейп! – с восхищением воскликнул Прутик и хлопнул его по плечу. – Вот туда-то мы и отправимся. К воздушным докам!

Каулквейп скромно опустил голову.

– Я же сказал, что умею слушать, – радостно прошептал он.