Текст книги "Вальс осени"

Съёмка прошла на удивление быстро и легко в приятной рабочей атмосфере. На Милу надели тёмно – синее шёлковое платье строгого покроя, но короткое. В нём девушка почувствовала себя школьницей. Она садилась на стул, элегантно кладя одну ногу на другую, или ложилась на диван, кокетливо приподнимая ноги в красивых ажурных чулках на спинку стула. Иван сосредоточенно щёлкал затвором фотоаппарата, а Мила изящно и быстро принимала красивые позы, и это было легко, потому что с лицом практически не приходилось работать, всё внимание уделялось стройным ногам в дорогих итальянских чулках или колготках. Прощаясь, представитель фирмы подарил девушке несколько чулок и колготок разных моделей. И деньги за съёмку на карточку перевели в тот же день. Не заказ, а просто праздник души какой-то!

Следует прощать талантливым актрисам их капризы…

Жюль Ренар, французский писатель

А вот со следующим заказом всё было совсем иначе, он был полной противоположностью первому и засел в душе Милы глубоким страшным рубцом. Этот заказ предложил ей её бывший однокурсник Сашка Емельцев. И если бы не реально большие деньги, которые платил за него заказчик, Мила бы ни за что не согласилась.

– Съёмка обнажённой натуры, БДСМ атрибутика, бандаж, но, в принципе, ничего сложного, справишься, – заверил Емельцев, – Ты подходишь под требования заказчика по всем параметрам. Он хочет шатенку, невысокую, зеленоглазую, стройную. В общем, я сразу подумал о тебе. Соглашайся, Мирела. Где ещё ты заработаешь такую сумму за два-три часа съёмки?

– Хорошо, только я хочу работать с Иваном Покровским. С другим фотографом откажусь.

– Это принципиально? – спросил Емельцев, и Мила кивнула, а он ответил, – Хорошо, будешь работать с Покровским.

Мила не совсем представляла, что ей придётся делать, поэтому отнеслась к заказу слегка легкомысленно. Как и в прошлый раз с ней долго работала визажистка, но это была уже другая девушка. Первый этап съёмки – в одежде. Мила, одетая в красивый полупрозрачный пеньюар стояла напротив симпатичного парня, тело которого распирало от мускулов. Наверно, его нашли в стриптиз – клубе, заметила девушка. Миле распустили волосы и повязали на глаза чёрную ажурную повязку, а парень обнял её за плечи. После ещё несколько эффектных поз, Емельцев сам говорил, что нужно делать, а модели в точности выполняли его указания. Затем он позвал ещё одного парня, не такого эффектного, как первый, но такого же серьёзного и сосредоточенного, который принёс с собой чемоданчик, открыл его и достал верёвки. И Милу попросили зайти за ширму и полностью раздеться. Предстать обнажённой перед несколькими практически незнакомыми мужчинами Мила стеснялась, но пересилила себя. Работа есть работа, к тому же все здесь, чтобы выполнить работу и получить за неё деньги. Никто не собирался приставать к девушке с непристойными предложениями.

– Сначала пара кадров – вы вместе, а затем только ты, – объяснил Емельцев, – Заказчику нужны снимки модели, связанной в технике шибари. Слышала о таком, Мила? Это древнее японское искусство. Связанное в этой технике обнажённое тело женщины выглядит очень красиво, как бабочка, запутавшаяся в паутине. И не бойся, верёвки очень мягкие, сделанные из натуральной ткани, шрамов на коже не оставляют.

И работа началась… Миле связали запястья, заставили её партнёра прислонить её к стене, а ей велели обхватить его спину ногами, а связанные руки перекинуть через его шею. Всё это Мила выполнила механически, радуясь, что её обнажённое тело скрыла мощная фигура мужчины. А потом Милу заставили встать на колени, а парня схватить её за волосы и отвести её голову назад, затем, наоборот, приблизить лицо к его ширинке. Парень с обнажённым торсом был всё-таки в джинсах, и это немного лучше, чем, если бы он полностью разделся, как и она. На Милу надели ошейник, пристегнули цепь, а потом развязали её затёкшие от грубой верёвки запястья, но только чтобы затем привязать её уже с вытянутыми вверх руками к приделанной заранее к потолку перекладине. Парень, затягивающий на её запястьях верёвки, увлёкся и сделал это профессионально, подвязав девушку таким образом, что ей пришлось приподняться на носочки, чтобы снизить боль от подвешивания. И прежде, чем она издала глухой стон, послышался сердитый голос Ивана Покровского:

– Стас, верёвки ослабь! Не видишь, что делаешь?!

Парню пришлось послушаться и чуть спустить верёвки, чтобы девушка могла полностью встать на ступни. Иван быстро защёлкал затвором, свет от ламп слепил глаза, и они слезились, но Мила терпеливо смотрела в объектив.

– Отлично, – похвалил Емельцев, – Теперь девайсы.

Стас достал из чемоданчика зажимы для сосков с утяжелителями и силиконовый фалоимитатор.

– Так, это убери, – Иван хмуро взглянул на фалоимитатор, – Порнуху я не снимаю.

– Заказчик хочет… – начал Емельцев, но Иван его резко перебил:

– Я читал договор, там обговорён этот пункт.

Мила бросила на друга благодарный взгляд, а Стас убрал фаллоимитатор обратно в чемоданчик. Но и того, что осталось, было достаточно, чтобы испугать девушку. И она сорвалась, не выдержала, и когда Емельцев приблизился к ней с зажимами для сосков, Мила жалобно взмолилась:

– Саша, не надо! Давай без этого! Я не могу…

– Можешь, – жёстко отозвался он, – Или хочешь, чтобы из-за твоих капризов сорвалась сессия, и заказчик нам ничего не заплатил? Денег не получишь не только ты, Мила, но и вся съёмочная группа!

Девушка ощутила, как её сосков касаются мужские пальцы и пощипывают, заставляя их набухать. Мила попыталась извиваться, но Емельцев опять предупредил:

– Тихо, тихо… Так нужно, Мила, потерпи.

И вдруг девушка почувствовала острую боль сначала в одном, а потом и в другом соске. Она опустила испуганный взгляд вниз и увидела, что на её сосках зажимы. Боль от сосков волной разливалась вниз, по всему телу. Девушка невольно застонала. Но и это было не всё, мужчина подвесил к каждому соску утяжелители, небольшие гирьки. И хоть они были совсем лёгкие, тело девушки пронзила такая невыносимая боль, что из глаз невольно покатились слёзы. Емельцев отошёл, и сразу же ослепила вспышка фотоаппарата. Девушка, не в силах терпеть острую пронзительную боль, выгибалась и стонала, но от её движений становилось ещё больнее. А ещё было очень стыдно и унизительно.

– Хорошо! Как хорошо! – восхищённо воскликнул Емельцев, – И даже не нужно прилаживать усилий, чтобы играть! Как всё натурально!

– Зажимы убери, достаточно, – послышался голос Ивана, громкий и требовательный.

– Но у нас ещё кадры с флоггером, – начал Емельцев, но фотограф его опять перебил:

– Убери зажимы, иначе я прекращаю сессию.

Емельцев и на этот раз вынужден послушаться, и снял с груди девушки зажимы, один за другим. Когда он это делал, Мила каждый раз сильно вздрагивала всем телом, снимать зажимы оказалось намного больнее и чувствительнее, чем их надевать. Девушка почувствовала, как дрожат её губы, она едва сдерживала готовую вот-вот начаться истерику. Мила снова опустила взгляд на свою большую полную грудь, её соски побагровели, распухли так сильно, что напоминали две ягоды. К ней приблизился парень с флоггером в руке, надавил его рукояткой на подбородок, заставив девушку поднять голову и посмотреть в объектив мокрыми от слёз испуганными глазами. В этот момент Мила так остро чувствовала свою беспомощность, как никогда до этого. Она одна совершенно голая, крепко привязанная за руки, а перед ней четверо мужчин. Мила, несмотря на застилавшие глаза слёзы, видела похоть и вожделение в глазах каждого, смотрящего на её тело. И только взгляд синих глаз Ивана оставался внимательным и серьёзным, как всегда во время работы. Мила смотрела на него и чувствовала себя немного увереннее, она знала, что он не позволит мужчинам выйти за рамки дозволенного.

– Возьми рукоятку в рот, – приказал Емельцов. Мила почувствовала, как деревянная рукоятка надавливает на её губы и разомкнула губы. Снова вспышка камеры.

– Отлично, детка, отлично! – возбуждённо воскликнул Емельцев.

Девушку отвязали, она стала растирать затёкшие руки. Мила не чувствовала ничего, кроме боли в затёкшем теле и огромной усталости. Емельцев, наконец, объявил о конце сессии. Мила поспешила скрыться от жадных взглядов мужчин за ширмой, где её ждала девушка-визажистка.

– Ты хорошо держалась, умница. Очень профессионально, – произнесла девушка и протянула Миле влажные салфетки, – Вытри лицо, ты плачешь. Тушь водостойкая, но всё равно сейчас потечёт.

Глаза воспалились от яркого света софитов, лицо опухло от слёз, руки затекли так, что Мила не могла удержать салфетку. Незнакомая девушка принялась ей массировать плечи, приговаривая:

– Сейчас… сейчас пройдёт. В аптеке мазь от ушибов купи, запястья смазывай.

Мила обратила внимания на свои запястья, покрытые красными полосами. Как же она выйдет на сцену в таком виде?!

Наконец, Мила оделась, очистила лицо от макияжа, причесалась, прибрав волосы в тугой узел, и несмело выглянула из-за ширмы. Стас снимал верёвки с потолка, Иван и его ассистент уже убрали камеры, Емельцев нетерпеливо потирал руки.

– Давай посмотрим, как получилось, Иван, – обратился он к фотографу.

– Позже. Завтра отдам тебе готовые материалы, – отозвался Иван, подошёл к Миле и обратился к ней: – Тебя жду, Мила. Пошли, подвезу до дома.

Больше он ничего никому не сказал, только кивнул на прощание своему ассистенту, подхватил сумку с камерой и вышел. Мила последовала за ним.

На улице уже темнело, заканчивался долгий летний день. Солнце светило на листья берёз, растущих по краям тротуара, делая их румяными, праздничными. Иван подошёл к своей старенькой «тойоте», открыл багажник, положил в него сумку, а Мила стояла и наблюдала за его простыми действиями. С её глаз по щекам текли слёзы. Иван захлопнул багажник, взглянул на девушку и подошёл к ней.

– Ну, всё, забудь, – произнёс он, – Ты прошла через это, теперь забудь. Это в прошлом.

И не дожидаясь её ответа, обхватил за плечи и привлёк к себе, девушка прислонилась к его груди и тихо всхлипывала, подрагивая плечиками. Иван терпеливо ждал, пока она успокоится. Наконец, она жалобно всхлипнула и подняла голову.

– Ты осуждаешь меня? – спросила она, пытливо заглядывая в его глаза.

Его синий пронзительный взгляд оставался спокоен, бесстрастен.

– Нет, – искренне ответил он, – Ты не понимала свою героиню Маргарет. А сейчас ты сама побывала кошкой, только не на раскалённой крыше, а на раскалённых углях. И больно, и лапы жжёт, и спрыгнуть нельзя, так?

– Так, – кивнула девушка, уголки её нежных бледно-коралловых губ дрогнули в слабой улыбке.

– А давай-ка прогуляемся? – вдруг предложил Иван, желая отвлечь девушку от того, что ей пришлось только что пережить, – Поедем в старый город, походим по набережной, посидим в кафешке?

– Давай, – с готовностью кивнула Мила и провела ладонью по мокрой щеке, вытирая слёзы.

На бульваре играл небольшой уличный оркестр и несколько пар кружились под лёгкую музыку вальса. Мила тоже захотела танцевать и увлекла к танцующим парам на площадь Ивана, который сначала отпирался и говорил, что не хочет танцевать. Тогда Мила начала упрашивать его, чтобы они опять станцевали вальс вместе, как тогда в детстве… Он уступил, и вот они тоже кружат в вальсе, а перед ними мелькают высокие кроны тополей, мерцают разноцветные фонарики, а лёгкий ветер треплет волосы. И такой это оказался детский восторг, как будто наступило Рождество. Об этом Мила и сказала Ивану, когда они, запыхавшиеся и весёлые, прислонились к кованой изгороди, чтобы отдышаться.

– А ты знаешь, я был на Рождество в Париже. Я тебе это говорил, Мила? – произнёс Иван.

– Нет. Не говорил, – девушка посмотрела изумлённым детским взглядом, а Иван продолжил:

– Весь Париж светится в это время, когда темнеет. Всё, витрины магазинов, мосты, театры, купола церквей. Мы гуляли на Больших Бульварах, возле «Прентан» и «Галери Лафайет». На улицах тоже живая музыка, скрипачи, гитаристы, акробаты и танцоры, художники и жонглёры. А ещё там жарят каштаны в жаровнях, и можно подойти к огню и погреть руки.

– А глинтвейн и имбирное печенье тоже есть? – поинтересовалась девушка.

– Конечно! И люди там в этой праздничной толпе такие разные, европейцы, африканцы, кого только нет! И все, знаешь, как-то всё-таки отличаются от нашей толпы.

– Чем отличаются?

– Свободой, что ли, не знаю. Вот идёт парень, например, с длинными ярко зелёными волосами или девушка почти совсем лысая, и никто не оборачивается, не смотрит с осуждением или любопытством. В людях есть терпимость, понимаешь?

– Понимаю, – ответила Мила, вспомнив, как приехав к бабушке, пошла в магазин в короткой пёстрой юбке, а деревенские женщины за глаза её потом назвали «гулящей».

– А ещё чувство стиля есть. Потом, на обратном пути, мы были в Риме, и я решил купить себе костюм, чтобы выглядеть так же элегантно, как итальянец. Продавец помог мне с костюмом, но сказал, что даже в дорогом костюме я не смогу выглядеть как итальянец. Для этого нужно родиться среди красоты, жить среди неё, естественно принимать её в себя.

– Как интересно! А фотографии у тебя есть?

– А как же! Я ведь всегда беру с собой камеру. Хочешь посмотреть, Мила? Приезжай ко мне завтра после репетиции, я как раз с заказом закончу и покажу тебе свои альбомы.

– Хорошо, – сразу же согласилась девушка, – А как ты оказался в Европе?

– О, это интересная история! Только не моя.

– Расскажи, – просит Мила и от нетерпения подталкивает его кулачком в бок, – Нет, ну, расскажи!

– Тогда слушай, – с охотой уступает Иван, – Мой прадед Иван Васильевич…

– Это в честь него тебя назвали? – перебивает Мила, Иван кивает и продолжает:

– Так вот у моего прадеда был друг Фёдор Петрович, с которым он вместе ушёл на фронт. Им тогда лет по двадцать было, а может и меньше, совсем молодые. Мой дед получил два ранения, лежал в госпитале, а его друг Фёдор Петрович дошёл до Европы. И, оказавшись во Франции, встретил там свою будущую жену. Помнишь, как в песне: «Как-то утром на рассвете заглянул в соседний сад, там цыганка-молдаванка собирала виноград», – Иван пропел чистым красивым баритоном, а Мила не выдержала, засмеялась. Иван продолжил, – Только вместо сада была апельсиновая роща, куда Фёдор Петрович залез попробовать апельсины, которые никогда до этого не ел. А в этой роще он встретил красивую девушку, которая собирала апельсины, и влюбился в неё с первого взгляда.

– Девушка француженка?

– Ну да. Фёдор Петрович бы и вернулся домой, но его девушку бы в Советский Союз не пустили, и он остался во Франции. Теперь живёт в Провансе в деревенском доме, у него много детей, а внуков ещё больше. Много лет мой прадед ничего не знал о своём друге, и семья Фёдора Петровича, кстати, тоже ничего не знала, но в начале девяностых его дети разыскали русскую родню и моего прадеда, позвали в гости. А так как дед уже очень старый, то один поехать не смог, взял с собой меня. Вот такая вот история.

– Интересная и необычная, – согласилась Мила.

Они ещё долго гуляли, сидели на веранде кафе и смотрели на реку в багровых всполохах заката. И Миле было так хорошо и спокойно, как будто и не было самых ужасных двух с половиной часов в студии. И только, когда посмотрела на часы, Мила обнаружила, что уже поздно, она с сожалением произнесла:

– Одиннадцать часов! Нужно домой, Аля не уснёт, пока я не вернусь. А ей нужно соблюдать режим.

– Тогда возвращаемся, – спокойно произнёс Иван, смотря на неё всё тем же серьёзным внимательным взглядом.

Заархивировав файлы, он отправил их по электронной почте заказчику. А потом снова открыл папку и стал просматривать фотографии. Каждая из них удерживала внимание, будоражила воображение и вызывала эмоции. Всё-таки как возбуждает боль красивой девушки. Возбуждает вид того, как она терпит эту боль… Иван смотрел на настоящие, не искусственные слёзы, на настоящие эмоции – страх, стыд и страдание на лице Милы и понимал, что заказчик будет просто в восторге от этой работы. Это не актриса, которая играет боль и страх, это девушка, которая испытывает страх и боль по-настоящему. Он вспомнил, как сдерживался из последних сил, чтобы не дать по морде Стасу или Емельцеву, когда увидел это животное вожделение в их глазах. Видела это и Мила и ещё больше боялась. А её стоны… такие чувственные, приглушённые от боли… Это же просто с ума можно сойти! Иван быстро закрывает папку, с минуты на минуту должна прийти Мила и, конечно, ей неприятно будет увидеть фотографии и пережить всё это ещё раз.

И, действительно, звонок в дверь. Иван срывается с места, не успев закрыть страницу почтового ящика.

На пороге стоит Мила в тонком сером платье, поверх которого накинут светло-бежевый плащ. Капли воды блестят в её шоколадных волосах.

– На улице дождь? – спрашивает Иван, девушка кивает:

– Да, а ты не увидел в окно? Ты работал, да? Я помешала? – догадывается она.

– Работал, но уже закончил. Проходи, Мила, – Иван помогает девушке снять плащ и, заботливо расправив его, чтобы он быстрее высох, вешает его на плечики.

Девушка проходит в комнату и видит перед собой фотостудию, но в уменьшенном виде. На стене висят фотографии, на которых изображены пейзажи. На полках коробки с плёнкой и неизвестные девушке предметы, о значении которых может знать только тот, кто занимается фотографией. В углу непонятные приспособления для проявления изображений.

– Ты работаешь с плёнкой? – спрашивает девушка.

– С плёнкой тоже, – отвечает Иван и достаёт с верхней полки несколько альбомов.

– Ой! – удивлённо восклицает Мила и осторожно берёт в руки фотоаппарат, – Это же «Лейка», да?

– Да, моего деда, – кивает Иван, – Старая, да. Но до сих пор в рабочем состоянии.

Мила так же осторожно кладёт фотоаппарат на полку, садится на диван и берёт альбомы.

– В основном я фотографирую природу. У меня одних только видов заката штук триста, и все разные, ни один не повторяется. А в этом альбоме – только зима. В школе я каждый год участвовал в фотоконкурсе «Крещенские узоры» и всегда занимал первое место, – говорит Иван, присаживаясь рядом.

Пейзажи были прекрасны. У Милы от восхищения замерло в груди. И разглядывая изображения, она понимала слова Ивана без всяких объяснений:

– Миг красоты неповторим и быстротечен. И только в объектив удаётся поймать эту неуловимую мимолётность. Я, кажется, вообще не понятно говорю?

– Мне всё понятно, – отозвалась девушка, не поднимая взгляда от альбома, – А людей ты не фотографируешь?

– Только когда заказ, за который получаю деньги. То, что я показываю тебе, это для души. А вот альбом Франции, Париж и Прованс, а вот Рим, это вообще отдельный альбом. Даже на фотографиях я не смог передать того, что почувствовал там, в Риме. Я тогда весь день проходил по городу, и только поздно вечером, когда зашёл в кафе, вспомнил, что с утра ничего не ел. А ещё понял, что влюбился.

– Влюбился? – Мила подняла голову и заинтересованно посмотрела на Ивана, – В кого?

– В этот город, – ответил Иван, и Миле это стало понятно, ей не требовалось переспрашивать и уточнять. Она сразу поняла его тогдашнее состояние – уставший путник, очарованный тем, что он увидел, настолько сильно, что это чувство вытеснило все другие и стало в тот момент самым сильным, настолько ярким, что вспыхивает в глазах Ивана даже через годы живым завораживающим огнём.

Они смотрели фотографии долго, очень долго, и так увлеклись этим занятием, что не заметили, как прошло несколько часов. Первым опомнился Иван, он предложил девушке выпить чай и пошёл на кухню его заваривать. Мила очень бережно положила альбомы на полку и подошла к столу, где мерцал экран компьютера. Девушка тронула мышку, экран засветился ярким светом, и Мила увидела в строке электронной почты адрес, по которому несколько часов назад был отправлен архив «БДМС сессия». Адрес получателя – Антон Назаров, генеральный директор золотодобывающего предприятия « Золотое руно». Мила навела курсор на уголок, закрывающий документ, но не успела свернуть страницу. В комнату зашёл Иван.

– Кто он такой? – сильно волнуясь, спросила девушка.

– Да не важно, Мила, – Иван подошёл, взял из её рук мышку и закрыл страницу почты, – Забудь о нём, не стоит внимания. Человек, сделавший такой заказ, не может быть психически нормальным. Пошли пить чай. Я же знал, что ты придёшь и купил вкусных пирожных в кондитерской.

Мила поддалась его обаянию, улыбнулась, мгновенно забывая неприятное волнение и такие неприятные воспоминания вчерашнего дня.

«Актриса Х сложена так чудесно, что,

в каких бы туалетах она ни была, платья на ней не видно».

Станислав Ежи Лец,

польский поэт и афорист

Настраивая аппаратуру и подбирая свет, Иван слушал вдохновлённую речь рекламного агента, а девушка, которую он собирался фотографировать для рекламного баннера, сидела на стуле посередине комнаты и терпеливо ждала.

– Акция называется «50 оттенков белого», на самом верху баннера надпись, – говорит Даня Зайцев, менеджер по рекламе, – А внизу будет так: « экспресс – отбеливание», акция с 5 июля по 5 августа. Скидка 30 процентов. Кстати, сам не хочешь воспользоваться? Цена вообще отличная за двадцать зубов. Нигде дешевле не найдёшь.

Ивану не мешала болтовня Дани для того, чтобы сосредоточиться. Он слушал и делал свою работу. Эксплуатировать этот раскрученный бренд с оттенками может только человек без фантазии, да и какие у отбеленных зубов должны быть оттенки, Иван не представлял, но Даня ждал ответа.

– Неа… – нехотя произнёс фотограф, – Ненавижу ваши стоматологические клиники. Нет никакого желания их посещать. Кстати, почему зубов двадцать?

– Это называется зона улыбки, первые десять зубов сверху и столько же снизу. Эффект потрясающий. А почему не хочешь? Неужели боишься врачей? Зато как потом блеснёшь всеми тридцатью двумя перед девушками, – Даня повернулся и шутливо подмигнул Миле.

– Ага, – простодушно ответил Иван, – У меня их всего двадцать восемь.

– А чего так?

– Недавно только удалил последний зуб мудрости. Сколько намаялся с ними! Лет в двадцать начали расти и болеть, так что пол лица опухало. А как выросли, верхние пришлось удалять, а на нижних ещё и дёсны разрезали в хирургии. Да ещё киста была на передних, тоже пришлось разрезать.

– Да, действительно, намаялся ты с зубами, – согласился Даня. Иван отвечать не стал, он обратился к Миле:

– Готово. Начинаем.

Девушка встряхнула головой, высвобождая пышные локоны шоколадного цвета из заколки. Пряди легли на щёки, красиво обрамляя лицо.

– Мне улыбаться? – спросила она.

– Да, но не очень радостно. Поднеси палец ко рту, прикуси зубами, да вот так, и на меня смотри, – Иван сразу же включился в работу, забыв про Даню. Защёлкал затвор фотоаппарата, Мила с кокетливым призывом смотрит в камеру, подперев подбородок рукой и чуть прикусив указательный пальчик. Ярко-красная помада оставляет след на пальце, глаза призывно смотрят так, как будто девушка снимается не для рекламы стоматологической больницы, а на обложку мужского журнала с эротическим содержанием. Губы у Милы немного капризно припухшие, а когда она растягивает их в соблазнительной улыбке, образ становится порочным и чувственным. Глаза тоже очень выразительные, чуть раскосые, по– кошачьи зелёные, тонкие брови взлетают вверх.

– Чёрт, какой красивый насыщенно зелёный цвет! – не выдерживает Даня, – Жаль, что заказчик захотел в техники сепии, а то бы такой цвет получился на фото обалденный!

И зубы у девушки белые без всякого рекламного отбеливания. Сразу видно, что сигареты и алкоголь она не употребляет. Кожа такая нежная… Мысли Дани прервались.

– Всё. Готово, – говорит Иван, и девушка сразу же вновь стала серьёзной и целомудренной. Даня хотел было пригласить её вечером куда-нибудь вместе сходить, но она молча переодела туфли на высоком каблуке на лёгкие чешки и подошла к Ивану.

– Три минуты, Мила, и поедем, – ответил он на её молчаливый вопрос. За всё это время она оставалась молчалива, никак не реагируя на комплименты и шутки Дани.

Уже выйдя из студии и сев в машину, Иван снова сделал попытку начать разговор, от которого девушка постоянно легкомысленно отстранялась.

– Мила, возьми у меня деньги или я сам заплачу за лечение.

– Даже не вздумай! – сразу же возмущается девушка, – Только попробуй! И мы больше не друзья. Если ты сделаешь по-своему, я не смогу больше доверять тебе и обращаться за помощью.

– Хорошо, ладно, – Иван поторопился согласиться, – Но сколько ты можешь эксплуатировать свою внешность? Я снимал тебя в нижнем белье. А в последний раз и вовсе без белья!

– Что поделаешь, если я ничего больше не умею? – небрежно пожала плечиками девушка, наблюдая, как Иван вывел машину из парковки и пристроился в крайний ряд. Она продолжила, – В театре мне столько денег за месяц не заплатят, как за час фотосессии.

– Мне это всё не нравится. С тобой стало невозможно пойти в кафе, погулять по городу. Тебя стали узнавать и просить автографы.

– Ты завидуешь моей известности? – засмеялась Мила. Уж что-что, а завистливым её друг не был никогда.

– Я боюсь за тебя, Мила. Когда я рядом с тобой, это ещё ничего. Но если я подумаю, как ты где-нибудь одна… красивая и теперь уже известная актриса, мне становится страшно за тебя, Мила, – Иван вдруг резко поворачивается к ней и смотрит ей в глаза, – А если тот богатый извращенец, как его там… Назаров… Если он предложит тебе секс за деньги, тоже согласишься?

Мила видит, как судорожно его пальцы сжимают руль, но отвечает честно, не утаивая мыслей:

– Да, Ваня, да! Соглашусь! Я на многое соглашусь ради дорогих мне людей. Ради Али, ради бабушки, ради тебя!

Иван с трудом переводит взгляд на дорогу и произносит сквозь зубы, едва сдерживая досаду и гнев:

– Я не позволю тебе перейти эту грань. Не позволю, Мила!

Она пытается сказать что-то, чтобы смягчить свои слова, успокоить парня, но не может найти подходящих фраз и только беспомощно произносит:

– Но ты же знаешь, что я ничего такого не делаю… – начала девушка и вдруг осеклась. Да, Иван, конечно, безусловно, тысячу раз прав! Рекламы ажурных чулок, нижнего белья, а особенно эта БДСМ сессия, которая просто выбила почву у неё из под ног, так что до сих пор стыдно Ивану в глаза смотреть. Но именно благодаря той фотосессии Мила почувствовала свой предел, после которого можно только спуститься вниз. Она понимала, чего боится её друг, боялась этого и она. Всё-таки не такая она пустоголовая, как может показаться на первый взгляд, и инстинкт самосохранения у неё тоже есть. Но как часто в последнее время Миле приходилось заставлять себя о нём забывать.

Но теперь, когда уже деньги заработаны, нужно остановиться. Но Милу не покидало странное чувство какой-то незавершённости событий. Слишком удачно всё сложилось, даже не смотря на её каждодневный труд. Чем-то она должна будет расплатиться за свою удачу, деньги и успех.

«Актриса – нечто большее, чем женщина».

Ричард Бартон, американский киноактер

Ромка Остапенков, приятель Ивана ещё по колледжу, смотрел на девушку с лёгкой добродушной ухмылкой, растянув губы в широкой улыбке. Из чего Мила сделала вывод, что он пьян.

– Где Ваня, я тебя спрашиваю! – повторила свой вопрос Мила и прошла в комнату, решив не стоять в узком коридоре семейного общежития и не ждать, пока хозяин догадается проявить гостеприимство, – Я звонила ему несколько раз, но он сбрасывает вызов! В чём дело, Рома? Я уверена, ты в курсе!

– Да дома он, спит, наверное… – пробормотал парень, следуя за Милой.

– Была я у него, Рома! Нет его! – Мила резко развернулась и посмотрела в упор на парня, глаза в глаза. Ромка не выдержал требовательного взгляда, отвёл виновато глаза, посмотрел себе под ноги и невнятно пробормотал, – А я при чём?…

– Да знаешь ты всё! Говори, где Ваня? – Мила, и не намереваясь уступать, напирала на парня, схватила его за рукав растянутого свитера, дёрнула, заставляя снова взглянуть на неё, – У него, что… девушка появилась, да? Ты это от меня сейчас скрываешь?

– Да нет у него никого… Ну чего ты пристала, Милка, в самом деле…

– Врёшь! Врёшь и в глаза мне не смотришь! Кто она, говори! Говори сейчас же! Или я не уйду отсюда! А Ваньке скажу, что ты силой меня здесь удерживал! Вот будет тебе от него! Мало не покажется, – злорадно пообещала девушка.

– Милка, ты чё?… Да я не… Да мне Ванька за тебя башку пробьёт и даже не спросит!

Но видя, что девушка прошла в комнату и села на диван, скрестив руки на груди, ещё больше засмущался:

– Ты это… Мила… не надо меня так подставлять. Ванька же не посмотрит, что друг мне… Не надо тебе у меня оставаться…

– Скажешь, где Иван, уйду сразу же, – пообещала девушка, – Кто эта девка? Я её знаю? Вот уже вторую неделю он избегает меня по вечерам.

– Да не у девки он… Эх, ладно, скажу… – Ромка обречённо вздохнул, растерянно глядя на решительно настроенную подружку Ивана, – На ринг он сегодня выходит.

И видя недоумённый взгляд девушки, начал рассказывать:

– Мила, да ты только не сердись! Я его отговаривал, только он и слушать не хотел, говорил – нужны деньги и всё! А в этом клубе очень серьёзные ставки солидные люди делают, за один выход на ринг можно кучу бабла получить.

– Где этот клуб? – Мила резко вскочила с дивана и потянула Ромку к двери, – Поехали, покажешь!

Ромка не стал отпираться – почему бы и не посмотреть бои без правил скучным субботним вечером? Но, уже подъезжая к полутёмным окраинам города, решил немного ввести девушку в курс дела:

– Это закрытый частный клуб, но нас туда пустят, не волнуйся. Меня там знают, пустят и тебя со мной. Клуб называется «Уличные бои», богатые люди делают ставки.

– Я не вижу здесь никаких зданий, – недоуменно заметила Мила, начиная всё сильнее и сильнее волноваться.

Ромка остановил машину в темноте двора заброшенного завода. Одна единственная лампочка, прикреплённая над ржавой железной дверью, со скрипом покачивалась на ветру, внося ещё большую тревогу в окружающую атмосферу. Парень нажал на звонок над дверью, который Мила и не заметила сразу. И в ту же секунду тяжёлая дверь с неприятным лязгом открылась, высокий охранник в тёмной форме мрачно взглянул на прибывших, но узнав Романа, коротко кивнул и отступил, пропуская гостей вовнутрь. Мила прошла за парнем по узкому тёмному коридору и спустилась по винтовой железной лестнице вниз в подвальное помещение. Она инстинктивно держалась рядом с Романом, боясь замешкаться и упустить его из виду в мрачном лабиринте проходов и лестниц. Свет резко ослепил их, гул толпы взорвал тишину. Мила и не поняла, как оказалась среди множества незнакомых людей, тесно набившихся в подвальном помещении.

Какая-то ярко накрашенная девица в узкой кожаной юбке и обтягивающем пышную грудь топике поприветствовала Романа, он махнул ей рукой, улыбнулся и проследовал дальше, ближе к обтянутой толстыми канатами сцене. На ринге двое молодых мужчин, обнажённых по пояс, в широких спортивных штанах наносили яростные удары друг другу под громкое восторженное улюлюканье толпы. Сильно пахло сигаретным дымом и ещё чем-то сладким, травяным… Заметив блестящие, безумные глаза парня, оказавшегося рядом с ними, Мила поняла, что это запах конопли. На ринг девушка пыталась не смотреть, ей становилось до тошноты плохо от вида драки. Гул толпы оглушал, восторженные возгласы ярко накрашенных и вызывающе одетых девушек раздражал так, что хотелось прижать к ушам ладони и хоть как-то загородиться от всего этого…