Текст книги "Дом поющих стен"

От мысли о том, что девочка может оказаться совсем не той, кем он ее себе представлял, сердце Джека жалобно скукожилось в груди, отказываясь принимать столь ужасающую действительность.

Энни загадочно улыбнулась мальчику, затем расправила складку на своей цветастой юбке, покрытой свежими пятнами масляного крема, и спокойно произнесла:

– Ты хороший человек, Джек. Но даже ты ничего не сумеешь поделать. Это просто застывший момент, ясно?

– Нет, Энни, – с трудом сдерживая досаду и гнев, прокричал мальчик. – Мне абсолютно ничего не ясно!

– Значит, ты пока еще не готов, – девочка окинула узкий тоннель задумчивым взглядом и коротко вздохнула. – Жаль, что мы не нашли Питти.

Джек собирался было заявить, что ни за что не оставит этого просто так. Что ему наплевать на идиотские правила этого безумного дома, что он не станет делать вид, будто этой ночью не произошло ничего ужасного. Что он уж точно не из тех, кто способен смолчать о чудовищных злодеяниях, которые здесь, очевидно, все воспринимали как должное.

Он много чего готовился высказать кудрявой девчонке, топтавшейся прямо перед его носом. От возмущения раскрасневшийся Джек едва мог дышать – настолько сильно его задевала показная бесстрастность Энни Стоун.

Однако слова негодования застряли в его глотке, когда он осознал, что в недрах кирпичного тоннеля что-то шевелится.

В пустом до этого момента коридоре, сияющим кроваво-красными лампами, теперь явно находился кто-то еще. Кто-то, кто скрывался под густой мглой треснувших потолочных светильников. И, если бы не острое зрение мальчика, он вполне мог бы и не заметить едва различимого колебания темного пятна, возникшего в глубинах коридора.

– Там что-то есть, – шепнул он, на всякий случай загораживая вздорную девчонку своим телом. – Я видел движение.

На белом личике Энни отразилось беспокойство. Высунув всклокоченную кудрявую голову из-за плеча мальчика, она уставилась в багровые сумерки бесконечного тоннеля, силясь разобрать в них силуэт незваного гостя.

– Может, это Мистер Алый? – выдохнула она прямо в ухо Джека.

– Не знаю, – тихо ответил он, осторожно выудив из-за пояса кухонный топорик. – Там слишком темно, я почти ничего не вижу.

Джек застыл на месте, приготовившись к нападению. Костяшки его пальцев, сжимавших острый топорик старой Матильды, стали такими же белыми, как фарфоровые стопы босоногой Энни.

Мальчик понятия не имел, чего можно ожидать от этого злополучного места, потому ожидал самого худшего.

«Возможно», – думал он. – «Я потревожил убийцу, который скрывался на ярмарке сладостей. И теперь он явился за нами, чтобы избавиться от единственных свидетелей».

Джек мельком вообразил себе, как неизвестный злодей приближается к ним, прячась в темных пятнах тоннеля, чтобы не выдавать своего присутствия. Как он одним махом разделывается с ним, хлипким мальчишкой, чтобы поскорее убрать незначительное препятствие, возникшее на его пути. А затем рывком хватает Энни за тонкие белые руки и утаскивает за дверь. Чтобы проделать с ней все то, что он сотворил с несчастной, чьи останки затолкал в старый автомат с предсказаниями.

От этих мыслей Джека окатила горячая волна неистовой ярости. Такой ослепляющей и абсолютной, какую он еще никогда прежде не испытывал.

Тем временем, темное пятно, зависшее в сыром чреве тоннеля, внезапно снялось с места и рвануло вперед. Мальчик видел, как по нему скользят беглые алые тени. Оно металось от одной стены к другой, будто не решаясь следовать по прямой линии. И становилось все ближе с каждым мгновением.

Джек уже приготовился к неминуемой схватке. Занес топор над своей головой и оттолкнул Энни свободной рукой поближе к приоткрытой входной двери.

И тут внезапно раздался ее истошный вопль:

– Нет! Джек, стой!

Из пульсирующего мрака коридора к ногам мальчика вывалилось что-то уродливое, черное и бесформенное.

– Питти! – радостно завопила девочка, метнувшись к куче, суетливо дрыгавшей куриными лапами. – О, милый Питти! Ты жив!

Она сгребла в охапку нечто, лишь весьма отдаленно напоминающее петуха, прижала к своей груди и принялась убаюкивать как неспокойного младенца.

– Он и правда безголовый, – пробормотал опешивший Джек, медленно опуская топор. – Какая мерзость…

У большого черного петуха осталась лишь часть шеи, покрытая ошметками перьев. Однако, судя по всему, это ничуть не мешало Питти копошиться в земле и исследовать округу – разве что время от времени он с разбегу натыкался на препятствия, так как ничего не видел и бегал зигзагами.

– Не обижай Питти, – девочка сурово поглядела на Джека снизу вверх. – Он не сделал никому ничего дурного!

Энни с нежностью посмотрела на ком черных перьев, притихший в ее объятиях. Казалось, каким-то невообразимым образом обезглавленный петух понимал каждое ее слово.

– Ладно, – устало выдохнул Джек, который уже едва мог стоять на ногах после всего, что ему пришлось вынести этой ночью. – Раз Питти нашелся сам, теперь мы можем наконец убраться отсюда.

Молча кивнув, девочка поднялась на ноги. Оттряхнула юбку платья от налипших комьев грязи, затем аккуратно опустила на пол петуха и направилась к металлической двери, отделяющей коридор первого этажа от остальной части старого дома.

– Я верну его на место, – бросила она перед тем, как исчезнуть за первым же поворотом. – Пошли, Питти. Тебе пора домой!

Безголовый петух послушно побежал следом, громко хлопая черными крыльями.

Вернув тяжелый засов на место и убедившись в том, что литая железная дверь надежно заперта, Джек утомленно вздохнул и медленно потащился наверх по лестнице.

Должно быть, эта ночь была одной из самых длинных в жизни мальчика. Нескончаемая, полная ужасов и странных событий, черная как уголь ночь. И, если бы только в ней не было Энни, он бы точно решил, что с него, пожалуй, будет достаточно и этого. Вряд ли он рискнул бы покинуть свою спальню до наступления рассвета еще хоть раз.

Если, конечно, взбалмошная девчонка не будет снова нуждаться в его помощи… В таком случае, вероятно, ему все же придется это сделать. Не бросит же он, в конце концов, ее одну наедине с собственным неукротимым нравом. После всего, что он видел и всего, что он узнал об этом месте, Джек твердо усвоил лишь одно: никто здесь не может чувствовать себя в безопасности.

«Я должен выяснить, что здесь происходит», – думал он, переступая порог своей спальной комнаты. – «Непременно должен».

Не раздеваясь и даже не снимая тяжелых осенних ботинок, Джек рухнул в свою постель и прикрыл веки. Сердце в его груди колотилось с такой силой, будто он всего за несколько часов оббежал весь старый Лондон.

– Невеселая выдалась ночь, мой маленький друг? – осторожно прокаркало пыльное чучело с крышки комода.

Мальчик лишь протяжно вздохнул в ответ.

Синие и золотые звезды кружились на стенах спальни в беспечном хороводе, оживая на ходу и заговорщицки подмигивая друг другу. Полная луна мерно раскачивалась вперед-назад, озаряя комнату уютным теплым светом. Казалось немыслимым, как в одном доме могут уживаться настолько разные миры.

Комната, наполненная умиротворяющим сиянием сказочного ночного неба и комната, где среди диких розовых кустов таятся человеческие останки. Этот беспощадный абсурд никак не мог уместиться в голове Джека, гудящей от целого вороха тяжелых мыслей.

– Не понимаю, – удрученно сокрушался он вслух. – За дверьми наверху прячется настоящее волшебство, а за теми, что на первом этаже, живут сплошные кошмары.

Он открыл глаза и уперся потухшим взглядом в потолок, на котором величественно мерцал Млечный Путь.

Казалось, достаточно было протянуть руку, чтобы коснуться кончиками пальцев живой звездной пыли, клубящейся над головой Джека. Но теперь мальчику этого совсем не хотелось. Алмазная россыпь небесных тел больше не восхищала его так, как прежде.

– Это совершенно естественно, юный Джек, – негромко хрипнула черная птица. – Если ваши мечты воплощаются в жизнь, то это означает, что где-то оживают и ваши кошмары.

«И снова только загадки, загадки и ни одного ответа», – меланхолично подумал мальчик, вновь прикрывая глаза.

Он был убежден в том, что ни за что не сможет уснуть, и проваляется в своей постели до самого рассвета, терзаемый мучительными раздумьями. Но стоило ему унять сердцебиение и сделать несколько ровных вдохов, и его утомленный разум тут же начал погружаться в спасительную полудрему.

Наконец-то эта неприлично долгая ночь подходила к концу.

Немного ржавая пятая глава

Когда Джек открыл глаза, за окном уже понемногу обживалось раннее серое утро. Густой сизый туман, окутавший собой лысые колючки, лениво стелился по мокрой тропинке, расслаиваясь у самой земли, будто несвежий молочный пудинг.

Грязные капли бесконечного ливня монотонно стучали по толстым стеклам спальни, барабанили по металлическим козырькам, с громким хлюпаньем приземлялись на покатую кровлю старинного дома. «ХЛЮП», «ЧАВК», «ХРЮК» – казалось, будто кто-то незримый безостановочно клацает зубами, в тщетных попытках силясь прожевать нечто совершенно несъедобное.

– Доброе утро, – произнес мальчик, слегка поклонившись вороньему чучелу в знак приветствия.

Мертвая птица хрипло каркнула в ответ, качнув иссиня-черной головой. На полированный комод медленно осела пригоршня разлапистых пылинок.

Джек озадаченно поскреб взлохмаченный затылок. Он не припоминал, чтобы чучело прежде издавало подобные звуки. Пыльный Ворон предпочитал разговаривать, а не кричать, как остальные птицы… Во всяком случае, до этого самого момента.

– С вами все в порядке? – на всякий случай поинтересовался мальчик.

И снова услыхал в ответ лишь сухое скрипучее карканье.

«Как странно. И почему он вдруг перестал говорить?», – удивленно размышлял Джек.

Он шагнул к комоду и аккуратно взял в руки большую мертвую птицу, стараясь не сминать пальцами ее лоснящихся черных перьев. Повертел чучело в ладонях, осторожно потрогал острый длинный клюв – быть может, что-то сдавило ворону горло? Затем заглянул в его блестящие эбонитовые глаза и даже зачем-то пересчитал когти на птичьих лапах. После чего коротко вздохнул и поставил ворона обратно на место.

Чучело выглядело точно так же, как и вчера вечером. Ровным счетом никаких изменений – мальчик не заметил ничего необычного. Так почему же, в таком случае, его новый друг внезапно перестал с ним беседовать?

Продолжая задаваться этим вопросом, мальчик выскользнул из своей спальни, и едва не налетел на чью-то изящную фигурку, кружившую прямо под его дверью.

– А вот и ты, – радостно зазвенел тонкий девичий голосок. – Пора спускаться в столовую, если только ты не хочешь пропустить завтрак и остаться голодным!

На Энни было то же самое цветастое платье, что и вчера. За тем лишь исключением, что этим утром оно выглядело куда опрятнее: на кружевах, украшавших юбку, не видно было ни единого сливочного пятна, а пышные рукава-фонарики явно кто-то старательно выутюжил.

– Мое чучело больше не говорит со мной, – протянул Джек, бездумно наблюдая за тем, как беспокойная кудрявая девчонка притопывает босыми ногами по исцарапанному дубовому полу. – Как думаешь, почему?

– Так ведь за окном светло, – просто ответила она. – Чего же ты ждал?

– Выходит, оно может разговаривать только по ночам? – уточнил мальчик.

– Ну да, – кивнула Энни. – С наступлением темноты многие вещи меняются. Разве ты не замечал этого?

– Не знаю… – растерянно пробормотал Джек.

Он чувствовал себя немного глупо. Казалось, что все странности, которые происходили вокруг, замечал лишь он один. Всем остальным и этот дом, и его диковинные правила, и даже самые необычайные события казались совершенно привычным делом.

Именно об этом и думал Джек, пока тащился вниз по лестнице следом за Энни.

– Все уже ушли, – нырнув за дверь, девочка потерла белоснежные ладошки в предвкушении предстоящего пиршества. – Вот и чудесно, не люблю завтракать в компании Матильды!

Не теряя времени, она упорхнула к щедро накрытому столу, уселась на первый попавшийся стул и облизнула розовым язычком свои пухлые губки.

На столе для завтраков, застеленном старомодной ажурной скатертью, дымился большой медный поднос на крученых ножках, уставленный разномастными блюдами. Тут были и пузатые кастрюльки с овсяной кашей, и фарфоровые соусники с джемом, и старинные оловянные блюдца с горками оладий, и расписная тарелка в форме плывущего лебедя, доверху заваленная свежими хрустящими тостами. На чугунной жаровне все еще тихо потрескивала остывающая глазунья. А прямо рядом с ней деловито пыхтел заварочный чайник, из носика которого то и дело вырывались колечки полупрозрачного пара.

Зависнув над подносом, Энни принялась опустошать его содержимое голыми руками, с аппетитом слизывая ягодный джем с кончиков своих тонких пальчиков. Судя по всему, к столовым приборам девочка относилась весьма скептически.

Джек опустился на соседний стул, придвинул к себе чистую тарелку и сжал в руке холодный столовый нож.

Ему не терпелось наконец поесть. Он давно не ощущал такого зверского голода – казалось, сейчас мальчик был готов смести все, что только оставалось на медном подносе. Разом проглотить угощения вместе с вычурными блюдцами.

– Как вкусно, – едва не застонал он, когда первый кусочек тоста с маслом опустился на дно его пустого желудка. – Ты не пододвинешь чайник поближе?

Энни вытерла липкие ладошки прямо о юбку своего пестрого платья, после чего послушно переставила пыхтящий заварник вплотную к тарелке Джека, на которой теперь громоздилась целая башня из оладий, яичницы и тостов с сыром.

Ухватившись за фарфоровую ручку, изображавшую изогнутую цветущую лозу, мальчик застыл в недоумении.

– Я не вижу чашек, – озадаченно заметил он.

Джек на всякий случай повертел головой по сторонам, однако не заметил ничего, во что можно было бы налить чаю. Даже теоретически.

– С чашками в доме мистера О всегда так, – пожала плечами Энни, которая уже успела наесться до отвала, и теперь удовлетворенно поглаживала свой сытый живот. – Он хранит их в своем кабинете и не позволяет к ним прикасаться.

– Почему?

– Понятия не имею, – девочка широко зевнула, обнажив ряд ровных зубов. – Но если ты хочешь попить чаю, то тебе придется поступать так, как поступают все остальные.

– Это как же?

Джек нахмурился, продолжая сидеть с фарфоровым чайником в руке.

– Пей прямо из носика, – Энни вытянула губки трубочкой, изображая, как она осторожно прихлебывает горячий чай. – Я всегда так делаю. Со временем и ты привыкнешь!

– А нельзя просто принести сюда чашку?

– Я так не думаю, – ее лицо вдруг стало серьезным. – Однажды у меня была большая розовая чашка с серебристым донышком. Когда мистер О узнал об этом, он отобрал ее и куда-то спрятал.

Мальчик вздохнул. Пить чай из носика заварочного чайника – то еще удовольствие. Однако ничего другого не оставалось, поэтому Джек склонился над своей тарелкой и аккуратно приподнял чайник за резную ручку. Тонкая струйка дымящегося напитка, вырвавшаяся на свободу, с воодушевлением растеклась сперва по острому подбородку мальчика, а затем и по накрахмаленному воротничку его школьной рубашки.

Энни, лениво наблюдавшая за происходящим, тут же залилась звонким смехом и принялась раскачиваться на стуле взад-вперед, грозя свалиться на пол в любой момент.

– Не вижу ничего забавного, – проворчал Джек, безуспешно пытаясь оттереть пятна чая со своей груди вышитой салфеткой. – Какое-то безумие…

Он все тер, тер и тер кружевным платком свою рубашку, а большие темные пятна лишь глубже въедались в ее грубую ткань. Кудрявая девчонка все смеялась и смеялась, а хлипкий стул под ней с каждым мгновением раскачивался все сильнее и сильнее.

И вот столовую заполнил оглушительный треск: одна из деревянных ножек не выдержала столь беспардонного отношения, разломившись надвое.

Широкая улыбка, сиявшая на лице Энни Стоун еще секунду назад, испарилась без следа. Девочка в панике вскинула руки, однако ухватиться ей было не за что. И если бы не Джек, вовремя вскочивший на ноги и придержавший свою незадачливую спутницу за тонкую талию, Энни бы пришлось несладко – пол в столовой комнате был каменным.

Какое-то время в помещении царила полнейшая тишина: можно было услышать, как снаружи по щербатой тропинке шлепают крупные капли дождя.

Девочка продолжала безвольно висеть в руках Джека, а он изо всех сил прижимал ее к себе, не давая упасть. Как будто они оба застыли в одном мгновении. Или же просто не желали его отпускать.

Ее пестрая юбка, подскочившая вверх в момент незаконченного падения, бесстыже оголяла стройные девичьи бедра. В огромных зеленых глазах Энни застыла смесь из совершенно несочетаемых между собой чувств: холодного высокомерного смущения и горячего желания узнать, что же будет дальше.

А дальше, как это нередко случается в жизни, ничего не произошло.

– Какая же ты неловкая, – произнес Джек, медленно убирая свои руки с платья девочки и делая шаг назад.

Энни лишь молча повела плечами. И принялась тщательно расправлять подол своего платья, стараясь не поднимать глаз.

В этот момент они оба ощущали нечто удивительное. Удивительное и совершенно непознанное.

Чувство того, что они пересекли какой-то невидимый барьер. Перешагнули через тонкую грань, стремительно стирающую все, что было прежде. Так случается порой: жизнь разделяется на две части, и разделительной чертой служит всего лишь одно касание.

– Вот ты где, мальчонка! – проскрежетал знакомый голос за спиной Джека. – Живо отправляйся в кабинет мистера О. Ему нужна твоя помощь!

Старая Матильда ненадолго зависла в дверном проеме, чтобы погрозить мальчику своим кривым пальцем. А затем исчезла столь же неожиданно, как и появилась. Должно быть, она куда-то очень спешила.

– Я должен идти, – немного неуверенно проговорил Джек.

– Да, – кивнула Энни. – И я тоже!

И прежде, чем Джек успел произнести что-то еще, она выскользнула в коридор, бодро шлепая босыми пятками по холодному дощатому полу.

«Увидимся вечером», – подумал Джек.

По крайней мере, ему очень хотелось на это надеяться.

– Ну где ты там отираешься, мальчонка?

Скрипучий голос Матильды выдернул мальчика из собственных мыслей. И он поспешил к кабинету дедушки Оливера. Пулей пролетел сквозь сумрачный коридор, пахнущий влажным лесным мхом, затем завернул за угол и уперся в уже знакомую дверь.

То, что дедушка Оливер был не в духе, Джек понял еще до того, как вошел внутрь.

– Что это, Матильда? – раздраженно громыхал он, позвякивая чем-то, явно весьма увесистым.

– Это ржавчина, мистер О, – спокойно прогудела одноглазая старуха.

– Ржавчина! – взревел дедушка Оливер, отчего в замшелых оконных рамах дрогнули толстые стекла. – Это не ржавчина! Это катастрофа, Матильда!

Джек проскользнул в кабинет хозяина Дома поющих стен в тот момент, когда он в исступлении размахивал тяжелой железной цепью перед крючковатым носом своей сгорбленной помощницы.

И остановился неподалеку от распахнутой настежь двери, не решаясь двигаться дальше.

– У нас протекает чердак, – невозмутимо произнесла Матильда, скрестив под грудью старческие морщинистые руки. – Вы сами прекрасно знаете о том, что в дождь здесь бывает крайне сыро!

Будто желая подтвердить ее слова, с высокого потолка на лоб дедушки Оливера незамедлительно упала большая прозрачная капля. А затем еще одна, игриво скатившись по его смородиновому жакету, приземлилась на носок заношенных ботинок.

Третья шмякнулась с громким «ХЛЮП» прямо рядом с мальчиком.

– Из-за того, что у нас прохудилась крыша, цепи ржавеют, – дедушка Оливер шагнул к продавленному бархатному креслу и опустился в него с тяжелым вздохом. – А разве могут быть надежны цепи, которые изъела патина?

Хозяин старого дома выглядел крайне обеспокоенным и, как показалось мальчику, даже немного испуганным. Как будто он всерьез опасался того, что толстенные звенья цепи, зажатой в его большой ладони, способны в любой момент рассыпаться в труху.

– Новая черепица нам не по карману, – Матильда окатила мистера О ледяным взглядом. – Но вы можете попросить мальчонку отмыть ржавчину с цепей. Это позволит на какое-то время остановить процесс разрушения…

– На какое-то время, – перебил дедушка Оливер, явно недовольный подобным ответом. – Это звучит слишком ненадежно, Матильда. И ты знаешь это лучше меня!

Он бросил в сторону тощей помощницы суровый взгляд, полный немого осуждения. Однако старая Матильда хладнокровно его выдержала – очевидно, этот малоприятный разговор происходил между ними далеко не в первый раз.

Пока дедушка Оливер сердито пыхтел в своем бархатном кресле, а одноглазая Матильда топталась у двери, терпеливо ожидая завершения беседы, на полу кабинета уже успела образоваться небольшая лужица. И теперь капли, летевшие вниз с подгнивших балок потолка, с размаху шлепались прямо в воду, поднимая в воздух россыпь грязных брызг.

– Если на этом все, я бы хотела вернуться на кухню, мистер О, – проскрипела Матильда. – С делами в кабинете вам поможет управиться ваш новый помощник.

Хозяин особняка лишь обреченно кивнул. И одноглазая старуха, на удивление лихо развернувшись на стоптанных квадратных каблуках, тут же скрылась в мозглых недрах дома.

– Как скверно, – едва слышно пробубнил дедушка Оливер себе под нос. – Столько хлопот из-за какого-то дождя… Да, все это очень скверно. Очень…

Он медленно опустил цепь на влажный пол, как если бы она внезапно стала слишком тяжела для его грубых пальцев. Немного помолчал, меланхолично покручивая одну из пуговиц своего старомодного жакета. А затем с долгим протяжным вздохом вылез из кресла.

– А вот и он, мой новый помощник! – наигранно весело произнес дедушка Оливер, протягивая мальчику свою сильную руку. – Сегодня мне никак не обойтись без твоей помощи, мой мальчик. Что скажешь? Ты готов как следует поработать?

– Думаю, да, – не слишком уверенно произнес Джек. – Если вы растолкуете, что именно я должен делать, сэр.

– Чудесно! – воскликнул хозяин Дома поющих стен. – Именно таких людей нам здесь и не доставало – тех, кто готов браться за любую работу. Превосходно, мой мальчик!

Дедушка Оливер широко улыбнулся, обнажив квадратные зубы, отдаленно смахивавшие на полотно совковой лопаты, а затем дружески похлопал мальчика по плечу. И тут же принялся энергично вертеть своей лохматой головой по сторонам, будто никак не мог решить, какую задачу следует поручить новому помощнику в первую очередь.

«Наверное, сейчас мне следовало бы сказать дедушке Оливеру о том, кто я такой. Иначе он так и продолжит считать меня случайным гостем», – промелькнуло в голове у Джека.

– Так-так-так… – мистер О в задумчивости поскреб выпирающий подбородок. – Давай-ка сегодня мы и впрямь остановимся на ржавчине. Думаю, ты с легкостью справишься с этой напастью, вооружившись банкой кислоты и щеткой. Согласен?

– Я… Да, конечно… – замялся мальчик, которому никак не удавалось ухватить за хвост подходящий момент для запоздалого признания. – Я думаю, я справлюсь…

– Превосходно! – дедушка Оливер одобрительно кивнул, из-за чего его седые кудри незамедлительно пришли в хаотичное движение. – Я даже не сомневался в этом! Ты и в самом деле прекрасный помощник… Э-э…

Он вдруг осекся и наморщил высокий скошенный лоб, словно силился припомнить нечто важное.

– Невероятно, – мистер О огорченно хлопнул себя по груди, примяв застиранные лацканы смородинового жилета. – Я ведь так и не спросил твоего имени, мой мальчик. Как грубо и неучтиво с моей стороны!

На его лице заиграла беглая извиняющаяся улыбка. Сделав несколько шагов вперед и подступив вплотную к мальчику, хозяин замшелого дома положил свою руку на его плечо и произнес несколько официальным тоном:

– Меня зовут Оливер Питерс, однако ты можешь называть меня мистером О, как делают остальные, – он заговорщицки подмигнул мальчику. – А как зовут тебя, мой мальчик?

– Джек, сэр. Мое имя Джек.

– Прекрасное имя, – мечтательно протянул дедушка Оливер. – Просто замечательное! Моего малютку-внука зовут ровно так же. Можешь себе такое представить?

Он улыбнулся, отчего вокруг его уставших серых глаз расползлись мелкие морщинки, похожие на тонкие паучьи лапки.

«Вот он, тот самый подходящий момент. Я наконец расскажу дедушке Оливеру о том, кто я такой и как тут очутился. Если он помнит меня, значит, будет рад тому, что я здесь» – торжествующе размышлял мальчик.

– Сэр, я… – уже начал было Джек.

И в это самое мгновение на нос мистера О упала огромная ледяная капля.

– Черт бы побрал этот ливень! – взбешенно вскричал он, вытирая лицо манжетом льняной рубашки. – Если Матильда не может справиться с текущей крышей, тогда я сам займусь этим!

Тяжело топая сбитыми ботинками, дедушка Оливер вылетел в коридор, проклиная на ходу осенний дождь, густой утренний туман и вездесущую мохнатую плесень, которая, если верить его собственным словам, не росла разве что на его пятках.

Оставшись один, Джек огорченно вздохнул. Затем ступил вглубь опустевшего кабинета и наконец огляделся.

Продавленное велюровое кресло на гнутых ножках, которое недавно покинул мистер О; массивный письменный стол цвета ягодного сиропа с облупившимися хлопьями лака; парочка бесцветных картин, которые от времени превратились в неразборчивое месиво; и пузатый стеллаж со старыми книгами, покрытыми вековым слоем пыли: вот и все убранство.

В комнате было темно – сквозь узкие окна снаружи просачивались жалкие обрывки промозглого осеннего дня, больше похожие на густые вечерние сумерки. Падавшая с потолка вода мерно хлюпала по вздувшимся половым доскам, неспешно пробираясь тонкими мутными струйками к большой луже, переливавшейся гладким алмазным блеском.

На стенах, некогда оклеенных строгими зелеными обоями, во все стороны расползались изумрудные пятна бархатного мха. А сами обои, давно превратившиеся в размокшие лохмотья, печально свисали полосами, причудливо закрученными на конце как древний свиток папируса. Видимо, дела у мистера О и впрямь шли неважно.

В кабинете сильно пахло прелой бумагой, отсыревшим деревом и чем-то еще – едким и едва уловимым, однако до невозможности неприятным. Как будто кто-то разлил на пол бочонок с травяной микстурой от кашля, после которой Джека всегда начинало подташнивать. От этого прогорклого спертого воздуха у мальчика мигом разболелась голова.

Он приблизился к окну, ухватился пальцами за треснувший подоконник и выглянул наружу.

Проливной дождь даже и не думал стихать. Прозрачный водопад нещадно поливал скорченные колючие кусты, а порывистый ветер, низко гудевший где-то под гнилыми стропилами, жестоко трепал оголенные ветки карликовых деревьев, распластавшихся прямо под окнами кабинета. Угольное небо, походившее на мокрую грифельную доску, нависало над шипастым пустырем тяжелым мглистым одеялом. Молочный туман робко клубился у самой земли, словно опавший сливочный крем. Все вокруг как будто застыло в объятиях промозглого оцепенения, утратив и краски, и живость. И лишь одинокий дуб у ворот сотрясался в беззвучной агонии, отчаянно царапая сизые тучи обнаженными ветвями.

– Разве мистер О не поручил тебе мытье цепей? – скрипнул за спиной мальчика строгий голос, заставив его вздрогнуть. – Почему ты до сих пор не принялся за работу, мальчонка?

Джек отпрянул от окна. В дверном проеме темнела сухая приземистая фигура.

– Мне нужны щетка и раствор… – промямлил он, поникнув под пристальным взглядом единственного черного глаза Матильды. – Я не знаю, где бы я мог…

– Все нужное ты найдешь в шкафчике за дверью, – резко оборвала его старуха. – А теперь приступай к делу. И не вздумай отлынивать, мальчонка!

Джек бегло осмотрел кабинет. Предположим, теперь мальчик знал, где можно раздобыть щетку и банку с кислотой для того, чтобы отскрести со стальных звеньев въедливые пятна ржавчины. Вот только где же прятались сами цепи?

Будто прочитав его мысли, Матильда добавила уже гораздо более сдержанным тоном:

– Когда будешь искать щетку, наткнешься на круглую черную кнопку. Надави на нее, и сможешь попасть в тайное хранилище мистера О. Только не вздумай ничего там расколотить, мальчонка! Работай очень осторожно. Ты все понял?

Джек молча кивнул в ответ.

«Интересно, что такого прячет в своем хранилище дедушка Оливер? И зачем ему вообще понадобились цепи? Разве что там, в этой секретной комнате, он удерживает что-нибудь опасное», – рассуждал мальчик с нарастающим волнением.

Когда Матильда исчезла, он подобрался ко входной двери кабинета и осторожно взял ее за ручку. Раздался тонкий протяжный скрип: заскорузлые петли нехотя поддались, и перед глазами Джека возник небольшой вытянутый шкафчик из серебристого металла.

Мальчик прикоснулся пальцами к висячему замку, скреплявшему две ручки воедино. Однако, вопреки его ожиданиям, шкафчик оказался не заперт – звонко брякнув, замок сам собой свалился на пол, с легкостью выскользнув из своих ненадежных оков.

Судя по всему, Матильда регулярно наводила здесь порядки: узкие полки из толстостенной жести сияли чистотой, а всевозможные банки и склянки были расставлены с педантичной прилежностью, которой позавидовал бы даже придирчивый преподаватель химии (которого Джек откровенно недолюбливал).

Схватив в руки одну из щеток, густо набитую жесткой щетиной, и вооружившись бутыльком с янтарно-прозрачной кислотой, мальчик опасливо покосился на круглую черную кнопку, темневшую под самой верхней полкой.

– Ладно… – собравшись с духом, выдохнул он.

И что есть сил надавил на кнопку.

Своды плесневелого кабинета огласил странный треск, похожий на звук лопающихся по швам брюк. И, к невероятному изумлению мальчика, дальняя стена, на которой красовались безликие картины, плавно выпятилась вперед, а затем разъехалась на две равные части, образовав тесный проем, протиснуться в который можно было разве что боком.

– О-о… – протянул опешивший мальчик.

Решительно сдавив в руке колючую щетку, он быстро зашагал вперед, с легкостью проскользнул в возникшую между рыхлыми камнями щель и остановился, хлопая круглыми он удивления глазами.

В тайном хранилище дедушки Оливера не было ни окон, ни дверей. Небольшое пространство идеально круглой формы освещали уже хорошо знакомые Джеку желтые свечи – они неторопливо таяли, сдавленные крепким охватом старинных медных канделябров.

Мальчик, охваченный живым детским любопытством, ожидал обнаружить в тайнике что угодно. Но только вовсе не то, что он увидел. А увидел он… чашки.

Тайник хозяина Дома поющих стен был доверху забит чашками. Большими и маленькими, лаконичными кружками из керамики, угловатыми глиняными черепушками и изысканными чашечками из чистого фарфора. Чайными, кофейными, расписными и однотонными, с золотой каймой по краю и без.

Чашки громоздились повсюду. Они были уложены высокими стопками на настенных полках, расставлены в ряд на миниатюрных столиках, а некоторые и вовсе одиноко висели на крюках, словно им была отведена какая-то особенная участь.