Текст книги "В кругу семьи. Смерть Иезавели (сборник)"

Глава 9

Если Кокрилл и вправду позаимствовал свой котелок, хозяин головного убора был бы сейчас в шоке. Инспектор безжалостно мял его прокуренными пальцами, глядя на следователя, виновато подписывающего ордер на арест Элен, и обескураженных родственников, мнущихся в быстро пустеющем зале суда.

– Завтра или послезавтра она предстанет перед судом, – мрачно произнес Коки. – Я постараюсь, чтобы это произошло как можно скорее. А пока ей придется…

Элен беспомощно посмотрела на него.

– Надеюсь, вы не собираетесь посадить меня в тюрьму?

– Это не совсем тюрьма, – хрипло выдавил Коки, опустив глаза на свою шляпу. – Просто полицейский участок в Геронсфорде. Вам там будет вполне комфортно. Все не так уж страшно.

Родственники молча смотрели на Элен, сраженные неожиданным ударом. Наконец Белла обрела дар речи:

– Инспектор, да сделайте же что-нибудь! Прекратите этот кошмар. Ведь ясно же, что произошла ошибка. Вы не можете ее арестовать. Она… нет, это просто невозможно, какой ужас! Не могу поверить.

Подбежав к Элен, она обняла ее за шею.

– Элен, дорогая, мое бедное дитя, это просто ужасно, какая-то нелепая ошибка!

Но Элен, казалось, не слышала ее. Она смотрела на Филипа, растеряв всю свою показную беспечность.

– О господи, какой ужас! – в полной тишине произнесла Клэр.

Подойдя к Элен, Пета осторожно высвободила ее из объятий Беллы.

– Не сейчас, дорогая моя. Нелл лучше оставить в покое. – Потом постаралась подбодрить Элен: – Не думай, что мы могли в это поверить – ни единому слову даже на секунду. Это просто глупая и жуткая ошибка. Но если тебя все же заберут в это ужасное место, я позабочусь об Антонии, просто глаз с нее не буду спускать, обещаю, что с ней все будет в порядке…

Элен представила, как эти длинные неловкие руки будут обихаживать ее ребенка, но все же нашла в себе силы улыбнуться и поблагодарить:

– Спасибо, Пета, я тебе верю и постараюсь не переживать. Корми ее как положено и постарайся во время купания не уронить малышку в ванну, дорогая! Она так и норовит выскользнуть из рук, прямо как вареное яйцо без скорлупы.

Филип, оправившись от потрясения, метался между Кокриллом и покидавшим помещение мистером Бейтменом, взывая к их разуму и указывая на абсурдность подобного решения, давал слово врача, что такая инъекция вообще невозможна, призывал что-то сделать, как-то поправить дело – ну, или хотя бы что-то сказать. Мистер Бейтмен был напуган и от страха принял напыщенный и неприступный вид, объяснив, что вердикт присяжных отменить нельзя и вообще у него срочные дела и нет ни минуты времени. Кокрилл смотрел на Элен, теребя в руках шляпу.

– Мне очень жаль, доктор Марч, но сделать ничего нельзя. Могу только обещать, что в заключении ей будет вполне комфортно.

Комфортно! Запереть женщину в клетке по недомыслию глупых людей, заставить ее сердце сжиматься от страха, что все остальные мужчины могут быть столь же неумны и она попадет в сеть, которую не смогут разорвать никакие доводы разума и доказательства невиновности. Филип содрогнулся. Элен печально стояла чуть поодаль, словно уже отрезанная от остальных невидимой железной решеткой. И Филип рванулся к жене, чтобы утешить, ободрить и уверить в своей любви, пообещать, что сделает все возможное, чтобы вызволить ее из неволи. Заметив это движение, Элен взглянула на Клэр, с тревогой вглядывавшуюся в лицо Филипа, на котором читались самые противоречивые чувства, и, насмешливо подняв бровь, стала прежней Элен, как он себе ее представлял: независимой, самодостаточной, неотзывчивой и холодной. Клэр, закрыв лицо руками, заплакала, Филип, сердито нахмурившись, отвернулся, а Элен, весело кивнув Кокриллу и поджидавшим ее полицейским, повернулась и пошла вместе с ними.

Ночью Клэр спала с ребенком в комнате Элен, а Филип временно перебрался в ее апартаменты. Пета яростно протестовала против такого расклада.

– Я обещала Элен, что позабочусь об Антонии, я же обещала ей, обещала. Белла, скажи Клэр, что с ребенком буду спать я, и пусть не встревает, куда не просят!

А Клэр она подпустила шпильку, сказав, что, учитывая их отношения с Филипом, это уже верх неприличия и Элен никогда бы не согласилась на такое.

– Филип, ты должен ее остановить. Элен уж точно была бы против того, что Клэр спит в ее комнате с ее ребенком…

Филип сидел за обеденным столом, устало закрыв лицо руками.

– Помолчи, Пета. Какая разница, кто будет спать с ребенком? Элен сейчас не до этого.

Заметив, что Клэр готовится устроить сцену, Белла решила вмешаться. Им всем и так сегодня досталось, не хватало еще переругаться.

– Пета, дорогая, оставь все как есть. Клэр спит очень чутко, а тебя и пушками не разбудишь.

– Да уж как-нибудь проснусь, если ребенок заплачет.

– Не проснешься, – отрезала Клэр.

– Нет, проснусь.

– Дело в том, что комната Клэр ближе к моей, чем твоя, Пета, а Филип должен быть рядом, если ночью на меня вдруг найдет и я попытаюсь кого-нибудь убить, – проговорил Эдвард в своей жалобно-насмешливой манере. – Все, что Филип сказал сегодня следователю, конечно, чистая правда, но мы ведь не можем быть уверены во мне на сто процентов. Я все же немного с приветом.

Белла с несчастным видом кивнула.

– Ладно, – бросила Пета. А Стивену, вышедшему с ней вечером на террасу, она сказала: – И все же, я думаю, Элен будет в ярости, когда вернется. Но ее долго не задержат, правда, Стивен?

– Этого я обещать не могу, – ответил тот. – Ведь следователь выдал ордер на ее арест.

– Да, но ведь судья или кто там следующий ее обязательно освободит, потому что ясно же, что все это глупость.

– Не совсем.

– А ты сам разве не считаешь, что это идиотизм? Как можно сделать укол авторучкой? Хотя Филип и говорит, что теоретически такая вероятность существует.

– Но, Пета, на столе твоего деда были найдены следы чернил. В ручке могло быть что угодно, а чернилами ее могли заправить потом.

– Да, но…

– У Элен ведь нет свидетелей, правда? Ты там была с Беллой, а Элен ходила одна. Нет, я, конечно, и мысли не допускаю, что она могла убить вашего деда, но в этом нет ничего фантастического, как тебе кажется, и я могу предположить, что скажет судья, – и даже более того. Элен вполне могла достать с полки стакан, могла стереть с него свои отпечатки за спиной у деда или даже пойти в ванную и сделать это там, и с телефона она могла их стереть – и это объясняет тот факт, что твоих отпечатков на нем не обнаружили, хотя последней по нему говорила ты. Я не утверждаю, что вашего деда убила Элен, но вынужден признать, что она могла это сделать. Она же была последней, кто видел его живым.

Пета закусила губу.

– Никогда в это не поверю! Элен должны освободить – и все!

Она взяла Стивена под руку, они спустились по широкой лестнице и пошли по подъездной дорожке. Шагая по гравию, Пета чуть прижималась к Стивену, доверчиво и совсем по-дружески, словно забыв, что это он вызвал Кокрилла и заварил всю эту кашу. Заходящее солнце позолотило маленький белый павильон у ворот. Пета вдруг резко остановилась и вцепилась Стивену в рукав.

– Она не могла! Элен не могла убить дедушку! Кто-то был в павильоне после нее. Когда Элен уходила, шторы были задернуты, а утром Клэр увидела деда через окно! Кто тогда открыл шторы?

Стивен с жалостью взглянул на нее. Ему ужасно не хотелось портить ее наивное торжество.

– Думаю, это сделал ваш дед.

– Но тогда Элен никак не могла впрыснуть ему адренол из ручки. Он же открыл шторы после ее ухода.

– Конечно, никто не думает, что ему ввели яд авторучкой. Только старому дураку Биллоку с его приятелями такое могло прийти в голову. Но Элен могла налить яд в стакан и принести его вашему деду. Возможно, он сам попросил ее достать его, мы же этого не знаем. А выпить воду он мог уже гораздо позже, спустя несколько часов после ее ухода. Смерть от передозировки не такая уж мучительная. Может быть, один-два спазма, но скорее всего он просто постепенно впал в кому. Сидел за столом и потерял сознание, а до этого был вполне дееспособен.

– Но, Стивен, это же то, с чего мы начали. Как Элен могла налить яд в стакан? Она пришла в павильон в купальном костюме и принесла с собой только авторучку, которой, как мы выяснили, невозможно сделать инъекцию. Так как она могла пронести яд?

– Да в этой самой авторучке и пронесла, – словно извиняясь, произнес Стивен.

Одержавшая победу Клэр ровно в десять посадила Антонию на горшок, после чего, уложив ребенка, отправилась спать сама. В одиннадцать завыла сирена, и, минуя дирижабль, в сторону Лондона промчался бомбардировщик, неся городу пожары, разрушения, горе, боль и смерть. Включив свет, Клэр посмотрела на спящую малышку, тщательно завернутую в одеяло и похожую на розовый бутон, и приготовилась снова погрузиться в сон. Через открытое окно в комнату заглядывала бледная луна. В коридоре вдруг заскрипела половица. Потом стало тихо. И снова раздался скрип. Кто-то крался за дверью.

Клэр села на кровати и, затаив дыхание, стала прислушиваться. Ничего, кроме тихого дыхания ребенка и отчаянного стука собственного сердца. Но тут за дверью кто-то заскребся, словно нащупывая ручку. Клэр представила, как сейчас она повернется и дверь медленно откроется. И действительно, через секунду латунная ручка повернулась, и между дверью и косяком образовался зазор. В голове тут же мелькнула мысль: Эдвард! И сразу же послышался тихий шепот:

– Клэр… – Это был его голос. И он снова повторил: – Клэр!

Отчаянным усилием воли она стряхнула с себя страх и потянулась к выключателю. В дверях, щурясь от света, стоял Эдвард.

– Эй, не забывай про затемнение, – вполне нормальным голосом произнес он и, бесшумно проскользнув к окну, задернул шторы.

Потом подошел к Клэр и, виновато моргая, улыбнулся и сообщил, что у него возникла гениальная идея и ему надо срочно с кем-нибудь поделиться. Он уже ходил к Филипу и Пете, но они оба дрыхнут без задних ног, и, сколько он ни стучал, они и ухом не повели. Эдвард, облаченный в шелковую пижаму самой легкомысленной расцветки, осторожно присел на край кровати.

– Я вот о чем подумал, Клэр. Тебе известно об отпечатках пальцев Петы?

– Ты имеешь в виду, что их не осталось на телефоне?

– Да. И это означает, что телефон вытерли. А вытереть его мог только убийца, это ясно как божий день.

– Стивен сказал Пете, что его перед уходом могла вытереть Элен. Налила в стакан эту гадость и оставила деду, чтобы он позже выпил ее с водой. Нет, я, конечно, не думаю, что это Элен его убила, – торопливо добавила Клэр. – И Стивен тоже так не считает. Он только сказал, что она могла это сделать.

– Я лично не представляю, как она могла это сделать и как объяснила все это деду. Я вообще не верю, что это Элен вытерла телефон, налила яд в стакан или пронесла его в павильон в ручке – это уже вообще полный бред. У меня совсем другая версия – нечто из ряда вон выходящее!

– Я что-то не пойму, куда ты клонишь.

– Я клоню в сторону Бро, – заявил Эдвард и задрыгал от восторга ногами, высоко подбросив слетевшие с них красные тапочки.

Последовала долгая пауза, за время которой Клэр пыталась переварить услышанное. Наконец она медленно произнесла:

– Конечно, Бро никогда не любил деда. Но, с другой стороны, Тедди, мы же не убиваем людей только потому, что они нам не нравятся, даже таких, как Бро.

– Да, но дело тут в завещании.

– От изменения завещания Бро ничего бы не выиграл и не проиграл. Правда, дед хотел оставить Рози-Пози Серафитину брошку, а Бро обожает свою внучку. Я думаю, она единственная на этом свете, к кому он испытывает теплые чувства.

– Не считая Филипа.

– Филипа! Господи, Эдвард, – завещание! Бро любит Филипа, а деда терпеть не может. Если тот вычеркивает Филипа из завещания…

– Вот именно, – расцвел Эдвард, обнимая столбик кровати. – Я это и говорю. В этом вся штука. Было бы здорово, если бы деда ухлопал Бро, потому что тогда выходит, что я не убийца и не помешанный. Вот только как Бро мог пронюхать про завещание?

– Не знаю, но вообще-то в этом нет ничего сложного. В любом случае он знал, как сделать укол, ведь доктор Браун показывал им с миссис Бро, что надо делать, если деду вдруг станет плохо в саду. А когда ты потерял сознание и Филип сделал тебе укол, а потом показывал нам шприц и адренол, Бро как раз возился с геранями под террасой. Я помню, как Филип извинялся, окатив Бро водой из шприца. Возможно, Черепаха подслушивала под дверью, когда дед во всю глотку грозился лишить нас наследства, и уж точно насплетничала миссис Бро.

Однако Эдвард был другого мнения.

– Нет, скорее дед сам сказал Бро!

– Дед сказал Бро, что хочет изменить завещание? С какой стати? И когда он успел?

– Когда позвал Бро засвидетельствовать его подпись, – заявил Эдвард, и глаза его торжествующе заблестели.

Сирены выли всю ночь, но это никого не пугало. Все проснулись и собрались на кухне, чтобы выпить какао и весело обсудить гипотезу Эдварда, после чего с чувством облегчения разошлись по своим спальням. Перед рассветом опять завыла сирена, и отбой объявили только в половине седьмого. На этот раз Филип встал, оделся и пошел к телефону.

– Извините, инспектор, что я так рано. Надеюсь, я вас не разбудил?

– Я уже давно встал и оделся, – холодно сообщил Кокрилл, стоя у телефона в пижаме, еще хранящей тепло постели.

– Дело в том, что ночью моему кузену пришла в голову блестящая мысль, он догадался, как все произошло, так что теперь вы можете выпустить мою жену. Конечно, убила не она. Это был Бро!

– Неужели? – довольно кисло отреагировал Кокрилл.

– Удивительно, как это раньше никому не пришло в голову. Ведь самое странное в этой истории то, что пропал текст нового завещания. Его спрятали или уничтожили, но зачем это делать, если оно не было подписано? Значит, сэр Ричард все-таки его подписал. Вы меня слушаете, инспектор?

– Очень внимательно, – ответил Кокрилл и, прижав подбородком трубку, полез в карман за первой утренней папиросой.

– А если завещание было подписано, кто тогда был свидетелем? Никто из нас этого сделать не мог, потому что здесь нужен посторонний человек. А Бро с женой живут рядом с павильоном, и около восьми он как раз разравнивал дорожки. Что вы об этом думаете, инспектор? Дед позвал садовника и велел привести миссис Бро, чтобы они оба засвидетельствовали его подпись. Но Бро, видимо, посчитал это вопиющей несправедливостью, потому что он по какой-то идиотской причине был безраздельно предан мне, и, когда его жена ушла, убил деда, отдернул штору и смотался из павильона, засыпав свои следы песком.

Затаив дыхание, Филип ждал, что на это ответит Кокрилл.

Ухитрившись свернуть и зажечь папиросу, инспектор глубоко затянулся и немедленно ожил.

– Очень хорошо, доктор Марч. Поднимайте своих родственников, я подойду минут через двадцать. Надеюсь, леди Марч накормит меня завтраком. И прошу вас, ни слова об этом никому из посторонних. – У Кокрилла на телефонной станции, главного центра распространения слухов, был свой человек. – И самое главное, ни слова, ни намека этой вашей старухе-служанке или чете Бро. Никто не должен покидать дом или подходить к павильону. Вы поняли? Тогда до свидания.

– Одну минуточку, инспектор! – завопил Филип в трубку. – А как насчет моей жены? Вы можете с ней как-то связаться? Кто-нибудь может ей это передать? Не оставлять же ее в неведении. Вы скажете ей прямо сейчас? Скажите ей, что это Бро…

– Я уже все сказал ей вчера вечером, – ответил Кокрилл и повесил трубку.

Сержант Трут заехал за ним на полицейской машине.

– Они там догадались, в чем дело, – сообщил Кокрилл, садясь рядом с водителем и кладя на колени белую панаму. – Мне надо срочно ехать. Хотя на дознании это и не прозвучало, я, в общем-то, был к этому готов. Если бы этот толстый дурень Бейтмен не потерял голову и не дал им вынести абсурдный вердикт против бедной Элен Марч, все бы сложилось как надо. Девочке просто не повезло, и надо ее поскорее освободить. Надеюсь, мне удастся привлечь Бро, тем более что на следующей неделе будет заседание суда. Вчера я ей достаточно прозрачно намекнул, что беспокоиться не о чем, но родственникам предпочел ничего не говорить, чтобы они не проболтались раньше времени.

– Мне никогда не нравился этот тип Бро, – заявил Трут, который часто ретировался из любимой пивной не в силах выносить болтовню садовника.

– Похоже, все неплохо складывается, – размышлял Кокрилл, поглаживая свою панаму. – Возможно, нам удастся выудить из него признание – ведь Элен Марч страдает по его вине, а она как-никак жена Филипа, которому Бро безраздельно предан. Нет, я, конечно, далек от мысли, что это будет акт человеколюбия. В любом случае я попытаюсь – пусть поймет, что положение его безнадежно и ему ничего не остается, как признаться и спасти женщину от тюрьмы. Нет ничего лучше, чем выложить перед присяжными письменное признание подозреваемого!

И такое признание было найдено, однако выложить перед присяжными его вряд ли бы удалось, потому что написано оно было на пыльном полу. И рядом с ним, в гостиной маленького павильона, где был убит сэр Ричард, теперь лежал Бро. Тело его выгнулось конвульсивной дугой, лицо посинело, глаза вылезли из орбит, а пальцы рук скрючились, как звериные когти. В левом предплечье торчала сломанная игла от шприца, а на пыльных плитках коридора, рядом с его правой рукой печатными буквами было написано: «Я УБИЛ СЭРА Р». Внизу стояли инициалы «Д. Б».

Полицейская печать на дверном косяке была взломана, и дверь открыта ключом Бро – связка его ключей все еще висела в замке. В павильоне ничего не тронули. Окна и задняя дверь были закрыты изнутри, и печати на них были целы. Бро лежал поперек дверного проема между гостиной и коридором, и на полу четко отпечатались его следы. Он был в пижаме и халате, рядом валялись шлепанцы, слетевшие с ног во время судорог. Рука, протянутая в коридор, лежала на выложенном плиткой полу, а рядом с ней виднелись маленькие четкие печатные буквы, начерченные сломанной спичкой, которая валялась рядом: «Я УБИЛ СЭРА Р.» – и инициалы «Д.Б». В остальном пыль была нетронута, как и в день смерти сэра Ричарда, когда Белла выставила пылесос в коридор. Там он и стоял, задвинутый в угол, и кроме него в коридоре ничего не было. Рядом с левой рукой Бро валялся разбитый пузырек из-под стрихнина – садовник умер еще на рассвете.

Глава 10

Миссис Бро, угрюмая, но не заплаканная, стояла рядом с диваном в своей душной маленькой гостиной, украшенной кисточками, бахромой и чудовищными фарфоровыми тарелками. Безвкусные кружевные занавески перекрывали доступ яркому утреннему солнцу. Из-под наброшенного на тело покрывала торчала окоченевшая рука. Миссис Бро взяла ее в свою, живую и теплую, и, не выпуская, стала отвечать на вопросы полиции.

– Когда вы последний раз видели Бро живым?

– Я его не видела со вчерашнего вечера, – мрачно произнесла миссис Бро. – Он пошел спать, как обычно, и в комнату больше не возвращался. Обычно он утром вставал и пил чай, а потом шел работать и приходил уже к завтраку в половине восьмого или в восемь, он был ранняя пташка и любил работать по холодку. К этому времени у меня всегда был готов завтрак. А сегодня утром я не слышала, как он уходил, но со мной такое часто бывает. Сплю-то я крепко, – пояснила миссис Бро с таким видом, словно сообщила очень важные сведения.

– Похоже, он умер пару часов назад, – задумчиво произнес Кокрилл.

Он стоял, широко расставив короткие ноги, с неизменной папиросой в руках. Взглянув на миссис Бро, инспектор решил изменить тактику.

– Миссис Бро, когда я расспрашивал вашего мужа, куда он ходил в тот вечер, когда умер сэр Ричард, он сказал мне, что в восемь вы пошли в хозяйский дом, а относительно себя сообщил: «Я пришел из…» – и немного замялся, прежде чем сказать «сада». Он чуть было не сказал «из павильона»? Да?

– Выходит, что так.

– Вас ведь позвал сэр Ричард? И, перед тем как уйти в большой дом, вы засвидетельствовали новое завещание? Вдвоем с мистером Бро. Он рассказал мне, как ужинал в тот вечер. Вы велели ему взять хлеб с сыром и луком и запить пивом – чай вы заварить не успели. Вы не успели приготовить ужин, потому что Бро водил вас в павильон, чтобы засвидетельствовать завещание. Так?

– Он велел мне помалкивать, – сказала миссис Бро, глядя на тело под покрывалом. – Но теперь чего уж там. Да, старик позвал нас к себе, показал два длинных таких листка бумаги и сказал: «Я хочу, чтобы вы засвидетельствовали, как я подписываю это, а потом поставили свои подписи». Но Бро заупрямился, он ведь был не промах. Не буду, говорит, ничего подписывать, раз не знаю, что там такое. «Я меняю свое завещание, – сказал сэр Ричард. – Но тебя это не коснется. Я оставляю все ее светлости, а после нее мистеру Эдварду. А внукам моим не достанется ничего». И начал поливать их почем зря, вроде как они бесстыжие, неблагодарные и всякое такое. Я ждала, когда он кончит эту волынку, мне ведь надо было в хозяйский дом идти. Наконец он замолк и подписал бумаги, а потом и мы с Бро. Это я научила его подписываться, ведь я-то ходила в школу, а он нет, хотя говорить и был мастак. А потом я пошла домой и на скорую руку собрала ему ужин, минут через десять он появился, а в начале девятого я ушла к хозяевам. Ужин-то готовит старуха, а я помогаю ей убрать со стола и вымыть посуду.

– Бро говорил вам что-нибудь про завещание, когда вернулся?

– Он сказал, что это просто позор, что доктора лишили наследства. Доктор Филип ведь спас нашу Рози, и Бро его за это сильно уважал. Он считал, что хозяином здесь должен быть доктор, а не все эти бабенки, и так бы оно и было, если бы не мистер Гард. Когда мистер Филип вернулся домой, сэр Ричард хотел оставить все ему, но мистер Гард его отговорил и убедил оставить все мисс Пете – верно, чтобы потом на ней жениться. Эти законники – такие хитрецы, своего не упустят!

– Когда Бро сообщил вам, что сэр Ричард умер?

– На следующее утро. Ночью он дежурил в пожарной команде – попросту говоря, сидел с дружками в пивной, – а утром пришел и сказал мне, что слышал об этом от миссис Хоггин – ее дочка работает на телефонной станции. Я-то сама сидела дома и ничего не знала. «Они нашли старика мертвым, – сказал мне Бро. – Флорри Хоггин слышала, как мистер Гард звонил инспектору Кокриллу. Он сказал, что исчез какой-то яд и они не могут найти завещание». И еще Бро сказал, что теперь мы сможем воспользоваться… сможем что-то сделать для доктора, в том смысле, что доктор получит то, что ему причитается, – закончила миссис Бро, тщательно подбирая слова.

Кокрилл долго думал, роняя пепел на безупречно чистый линолеум.

– Понимаю. А он не сказал вам, что сэр Ричард умер еще до того, как вы пошли в большой дом?

– Да с чего это? И десяти минут не прошло с тех пор, как старик был жив, здоров и не кашлял.

– Однако теперь он умер, и нам следует говорить о нем с уважением. Итак, миссис Бро, между тем моментом, когда вы ушли в большой дом, и временем, когда Бро отправился на свое пожарное дежурство, что могло ему помешать проскользнуть в гостиную, взять адренол, вернуться в павильон и дать его сэру Ричарду или налить в стакан, стоявший на столе, а потом уйти из павильона и засыпать свои следы песком. У вас есть что возразить против этой версии?

– Нет. Да ничего ему не могло помешать, – невозмутимо ответила миссис Бро. – И мне ничего не мешало сделать то же самое.

Кокрилл удивленно поднял бровь.

– Вы меня нарочно провоцируете? С какой целью? Ведь мы оба прекрасно знаем, что вам это сделать было невозможно. Миссис Элен Марч ушла от сэра Ричарда без четверти восемь, а вы пришли в большой дом в начале девятого. У вас бы просто не хватило времени, чтобы прийти в павильон, засвидетельствовать завещание, похитить яд и убить сэра Ричарда, не говоря уже о том, чтобы выработать план действий. Однако знать об этом вы вполне могли. Бро пошел дежурить еще до того, как вы ушли из дома. Черепаха… э-э… миссис Фезерстоун утверждает, что все это время вы находились вместе с ней на кухне.

– Так оно и было! – усмехнулась миссис Бро, словно разговаривая с глупым ребенком.

Но Кокрилл проигнорировал насмешку.

– Но вот Бро вполне мог это сделать где-то от восьми до восьми сорока. И спрятать или уничтожить завещание, припрятать стрихнин и шприц – так, на всякий случай. И такой случай представился. Миссис Марч обвинили в убийстве, которое совершил он. Пострадал человек, ради которого он и убил сэра Ричарда. Он мог ее спасти, только признавшись в убийстве. Что он и сделал, покончив с собой.

Миссис Бро хрипло рассмеялась. Скривив губы, она дернула покойника за руку, которую все еще держала в своей.

– Слышал, Бро?!

Вошедшая Белла в ужасе застыла, но, быстро придя в себя, устремилась к миссис Бро, не обращая внимания на Кокрилла.

– Я пришла сказать вам… Мы все вам так сочувствуем, миссис Бро. Это просто ужасно. Мы готовы все для вас сделать – правда, я не знаю, что именно требуется…

– Благодарю вас, мадам, – с каменным лицом произнесла миссис Бро. Приподняв покрывало, она подсунула под него холодную руку мужа. – Не стоит вам на него смотреть.

Вместо ответа Белла решительно подошла к дивану и, откинув покрывало, с жалостью оглядела мертвое лицо. Потом пригладила растрепавшиеся седые волосы покойника.

– Бедный Бро, – вздохнула она, закрывая труп покрывалом.

Кокрилл, наблюдавший эту картину, стоя на коврике перед камином, с трудом удержался от одобрительного восклицания.

– Спасибо на добром слове, ваша светлость, – холодно произнесла миссис Бро.

Белла взяла ее бесчувственную руку.

– Ах, миссис Бро, я вас так понимаю, так вам сочувствую. Я ведь тоже потеряла мужа, только мне еще тяжелее, ведь это такой кошмар – знать, что тот, кого ты так любила, был безжалостно убит.

– Вы так со мной нянчитесь, словно и не держите на нас с Бро никакого зла, – сказала миссис Бро без всяких признаков смирения.

– Сейчас не время и не место сводить счеты, я все время стараюсь помнить, что, совершив это ужасное преступление, он все же не допустил, чтобы за него пострадал невиновный.

Миссис Бро снова рассмеялась.

Белла пришла сюда, движимая чувством милосердия. Однако сейчас она не могла сдержать возмущения.

– Должна заметить, миссис Бро, что вы не очень-то вежливы. Я всего лишь хотела сказать, мы все очень сожалеем, что на вас свалилось такое несчастье, хотя сами вы ни в чем не виноваты.

– Не виновата, это уж точно. И кому как не вам знать об этом.

Это была уже не насмешка, это был вызов.

– Что вы хотите этим сказать? – быстро спросил Кокрилл, бросая папиросу в камин и делая шаг вперед.

– А то, что она верно говорит: я не виновата. И она об этом прекрасно знает, и то, что мой старик не виноват, ей тоже известно. – Миссис Бро мотнула головой в сторону дивана. – Пришла посочувствовать! Думаете, я не понимаю, что вы там все сговорились, чтобы вытащить свою ненаглядную миссис Марч из тюрьмы? Да всей вашей шайке наплевать, что он поплатился за ваши грехи и теперь вот лежит мертвый. Со слугами можно не церемониться! Богатых и пальцем тронуть нельзя, и словечка вымолвить не смей, чтобы не задеть их драгоценные чувства. Как можно их посадить или даже заподозрить? Для этого есть слуги, пусть они за них отдуваются! Вы не хуже меня знаете, что он не убивал сэра Ричарда! Бро! Чтобы Бро кого-то убил ради справедливости! Чтобы он рисковал ради кого-то другого! Хотела бы я на это посмотреть! А потом взял и покончил с собой, чтобы кто-то безвинно не пострадал. – Миссис Бро снова рассмеялась, коротко, зло и неприятно. – Он скрыл, что подписал завещание, вот и все, что он сделал. Он и не думал убивать старика – это вовсе не он!

– Но тогда кто же убил его? И почему? Зачем кому-то убивать бедного старого Бро?

– Потому что у бедного старого Бро неплохо варил котелок, ваша светлость! Он видел, как вы там сидели. Сидели на подоконнике спиной к окну и разговаривали с сэром Ричардом, пока он ел свой ужин, а мисс Пета была на кухне. Бро в это время ровнял дорожки. «Они меня спросили, двигалась ли она, и я ответил, что нет, – так он мне говорил. – Зачем мне было соваться со своими идеями? Какое мне дело, кто угробил этого старого хрыча! Но разве я не видел, как доктор Филип выпустил воду из шприца накануне? Выпустил с террасы такой большой дугой, что она достала до пруда, рядом с которым я стоял. И разве я не видел, как она бросала своей собаке сахар и печенье? Это что, собака такая умная, что сидит, открыв рот, и ловит кусочки? Нет, это ее хозяйка такая ловкая. Глаз у нее точный, и она никогда не промахивалась. Сэр Ричард мог отвернуться, чтобы позвать мисс Пету с кухни, а ее светлость нажала на шприц и выпустила яд прямо ему в тарелку!» Вот что говорил Бро. Он все знал, моя прекрасная леди, и мог выложить судье, если бы вы позволили засадить жену доктора Филипа за ваши грязные делишки. Вот вы его и убили. Вы и ваш невиноватый парень!

Миссис Бро сдернула покрывало с трупа.

– Вот, глядите! Видите, как он мучился, поглядите на его выпученные глаза, на его рот, на его руки…

И она бухнулась рядом с диваном на колени и истерически зарыдала.

Белла ошарашенно смотрела на нее.

– Вы и вправду думаете?.. Вы же не можете утверждать?.. Инспектор! – воскликнула она, поворачиваясь к Кокриллу. – Но вы-то не верите в это? Вы не считаете это возможным? Вы же не можете… Вы не…

– Нет, – отрезал Кокрилл. – Никто Бро не убивал, он сам наложил на себя руки. Он лежал в гостиной у двери, все было заперто и опечатано изнутри, и пройти в гостиную можно было только через коридор. И потом там та же история, что с песком: на пыльном полу были только следы Бро. Убийца просто не мог войти вслед за ним – он бы оставил следы на полу коридора. Бро написал признание на пыльном полу и покончил с собой. Никто иной не мог сделать эту надпись. Бро написал это сам.

Миссис Бро, все еще стоявшая на коленях, перестала рыдать и, подняв голову, выслушала эту тираду. Потом поднялась на ноги и, вытерев слезы большой костистой рукой, одернула бесформенное черное платье и пригладила растрепавшиеся волосы. Вместе со спокойствием к ней вернулись прежняя враждебность, холодность и нескрываемая угроза.

– Он написал это сам, – повторил Кокрилл, глядя ей в глаза.

– Но он был неграмотный, – заявила миссис Бро и залилась ужасным смехом.

На похоронах все чувствовали себя ужасно. Было просто невыносимо идти за внушительным гробом сэра Ричарда маленькой кучкой близких людей, среди которых, как теперь стало ясно, находился убийца; медленно и торжественно шагать по солнцу в глубоком трауре под жадными взглядами незнакомых людей, взявшихся неизвестно откуда, чтобы поглазеть, как провожают в последний путь убитого; чувствовать косые взгляды многочисленных родственников и «друзей семьи», любопытных, озабоченных, испуганных и негодующих на всю эту публичность; выдерживать домогательства и щелканье фотоаппаратов репортеров – бесцеремонных молодых людей и нагловатых женщин, – которые всего лишь делали свою работу; очутиться в толпе людей, которые толкались, протискиваясь к гробу; видеть затоптанные, растерзанные цветы, венки, разодранные мерзкими любителями сувениров, карточки, засаленные множеством рук, хватавших их, чтобы прочитать слова скорби и прощания, написанные на обороте. Стоя на кладбище, они сквозь слезы мрачно и недоверчиво смотрели друг на друга, боясь поверить, что один из них – жестокий и безжалостный преступник, совершивший убийство ради денег, старались убедить себя, что это все-таки Эдвард, бедный мальчик, у которого не все дома и который не отвечает за свои поступки; пытались думать только о дорогом усопшем, гоня от себя эгоистичные мысли о том, что его смерть означает для них самих… И вот теперь этот Бро, который тоже был убит. Убийца среди них, и бог знает, когда и чем все это закончится. Как можно скорбеть об умершем старике, когда в голову лезут мысли, что смерть лишь избавила его от всего этого кошмара.