Текст книги "Четыре ветра"

Глава десятая

Ей не верилось, что он ушел среди ночи, не сказав ни слова.

Она тринадцать лет прожила с ним, делила с ним постель, носила его детей. Она знала, что он никогда не был в нее влюблен, но это?

Она вышла из комнаты. Семья – ее семья, их семья – сидела за столом. Энт взахлеб рассказывал, как он нашел виноград.

Роуз увидела Элсу и нахмурилась.

– Элса?..

Элсе хотелось рассказать Роуз об ужасном открытии, хотелось, чтобы та обняла ее, но надо молчать, пока она не убедится. Может, он просто пешком пошел в город за… чем-то.

Со всеми своими вещами.

– У меня… дела, – сказала Элса, понимая, что Роуз ей не верит.

Она выбежала из дома и схватила велосипед Лореды. Изо всех сил крутя педали, она ехала по густой пыли, покрывавшей дорожку. Приходилось объезжать сухие ветки и корявые сучья, которые посрывала последняя пыльная буря. Элса притормозила у почтового ящика. Ничего.

В такую жару она не встретила ни одного автомобиля, ни одного фургона. Только птицы сидели на телефонных проводах. Коровы и лошади бродили, жалобно выпрашивая еду и воду. Фермеры выпускали своих животных на волю, не в состоянии ни зарезать их, ни позаботиться о них.

Когда Элса добралась до Тополиного, волосы у нее растрепались, косынка промокла от пота.

Она остановилась на Главной улице. Мимо прошуршало перекати-поле, царапнув голую лодыжку. Тополиное лежало неподвижно, точно под наркозом: магазины заколочены, никакой зелени, тополь, в честь которого назвали городок, почти засох; ветер там и сям вырвал доски из дощатой мостовой.

Элса подъехала к железнодорожной станции и слезла с велосипеда.

Может, он еще здесь.

В здании станции пустые скамейки. Грязный пол. Питьевой фонтанчик только для белых.

Она приблизилась к кассе. В арке окошечка сидел мужчина в пыльной белой рубашке с черными нарукавниками.

– Здравствуйте, мистер Мак-Элвейн.

– Здрасьте, миссис Мартинелли.

– Мой муж был здесь недавно? Он купил билет?

Кассир смотрел на бумаги на своем столе.

– Пожалуйста, сэр. Не заставляйте меня вас умолять, выпытывать у вас правду. Для меня это и так достаточно унизительно, вы согласны?

– У него не было денег.

– Он сказал, куда хочет уехать?

– Лучше вам этого не знать.

– Нет, скажите.

Кассир посмотрел на нее и вздохнул:

– Куда угодно, только бы не оставаться здесь.

– Он так сказал?

– При этом он чуть не плакал. Может, вам от этого станет легче.

Мужчина достал смятый, запачканный конверт и протолкнул его через железную решетку кассы:

– Он просил передать это вам.

– Он знал, что я приду?

– Жены всегда приходят.

Она сделала глубокий вдох, пытаясь успокоиться.

– Может, если у него не было денег, он…

– Он сделал то же, что и все.

– Все?..

– Мужчины по всей стране бросают свои семьи. Мужья и жены бросают детей и родных. Я никогда ничего подобного не видел. Мужчина в округе Симаррон убил всю свою семью, а потом уехал.

– Куда же они едут без денег?

– На Запад, мэм. В основном. Запрыгивают на первый же поезд, который проходит через город.

– Может, он вернется.

Кассир вздохнул:

– Еще никто из них не возвращался.

Элса остановилась, выйдя из здания станции. Вскрыла письмо Рафа медленно, будто оно могло загореться. Слова на грязной и смятой бумаге кое-где расплылись. От его слез?

Элса,

Прости меня. Я знаю, слова ничего не значат, может быть, только сделают хуже.

Я умираю здесь, вот и все, что я знаю. Еще один день на этой ферме, и я приставлю пистолет себе к виску. Я слабый. Ты сильная. Ты любишь эту землю и эту жизнь так, как я никогда не смогу полюбить.

Скажи моим родителям и детям, что я их люблю. Вам всем будет лучше без меня. Пожалуйста, не ищите меня. Я не хочу, чтобы меня нашли. Я все равно не знаю, куда я еду.

У Элсы даже слез не было.

Душевная боль так долго была частью ее жизни, что сделалась и частью ее самой, как цвет волос или легкая сутулость. Иногда она смотрела на мир сквозь боль, как сквозь линзу, а иногда боль служила шорами, которые она надевала, чтобы не видеть. Но боль никогда никуда не девалась. Элса считала, что сама повинна в этой боли, она отчаянно пыталась докопаться до ее сути, но так и не смогла найти в себе дефекта, который был бы в ответе за боль. Родители видели его. Отец так точно. И ее младшие, более красивые сестры. Они все чувствовали, что Элсе чего-то недостает. Лореда, конечно, тоже видит.

Все – включая и саму Элсу – думали, что она проведет жизнь, как бы оправдываясь, спрятавшись среди нужд людей более ярких, чем она. Будет обо всех заботиться, поддерживать в очаге огонь.

А потом она встретила Рафа.

Своего красивого, обаятельного мужа с переменчивым характером.

– А ну подними голову, – сказала она вслух.

Ей нужно думать о детях. О двух маленьких людях, которые нуждаются в утешении после предательства отца.

О детях, которые вырастут, зная, что отец бросил их в тяжкие дни.

О детях, которых, как и Элсу, сформирует душевная боль.

Когда Элса добралась до фермы, она чувствовала себя медленно ломающейся машиной. Все в доме были заняты делом. Роуз и Лореда на кухне готовили пасту, а Энт и Тони в гостиной натирали маслом кожаную упряжь.

С сегодняшнего дня жизнь детей навсегда изменится. Поменяется их мнение обо всем, но прежде всего о самих себе, о долговечности любви, о собственной семье. Теперь они всегда будут знать, что отец не любил мать – и их самих – настолько, чтобы остаться с ними в трудные времена.

Что хорошая мать делает в таких обстоятельствах? Рассказывает жестокую, уродливую правду?

Или лучше соврать?

Если Элса соврет, чтобы защитить детей от эгоизма Рафа, а Рафа – от их негодования, то пройдет немало времени, прежде чем правда всплывет, если они вообще ее узнают.

Элса прошла мимо гостиной, где сидели Тони с Энтом, в кухню, где ее дочь месила тесто для пасты на посыпанном мукой столе. Элса стиснула худенькое плечико дочери. Ей так хотелось крепко прижать ее к себе, но, откровенно говоря, сейчас она не перенесет, если и дочь ее оттолкнет.

Лореда отстранилась.

– Папа где?

– Да, – спросил Энт из гостиной, – где он? Я хочу показать ему наконечник стрелы, который мы с дедушкой нашли.

Роуз у плиты солила воду в кастрюле. Она взглянула на Элсу и выключила горелку.

– Ты что, плакала? – спросила Лореда.

– Глаза слезятся от пыли, – ответила Элса, заставив себя улыбнуться. – Дети, пойдите поищите картошку. Мне нужно поговорить с бабушкой и дедушкой.

– Прямо сейчас? – заныла Лореда. – Терпеть этого не могу.

– Прямо сейчас, – ответила Элса. – И брата с собой возьми.

– Энт, – вздохнула Лореда, отодвигая тесто, – пойдем копаться в грязи, как свиньи.

Энт захихикал:

– Я люблю копаться в грязи.

– Потому что ты поросенок.

Дети, шаркая ногами, вышли и захлопнули за собой дверь.

Роуз уставилась на Элсу:

– Ты меня пугаешь.

Элса прошла в гостиную и налила себе виски из бутылки Тони.

Отвратительный вкус, но она налила вторую порцию и залпом выпила.

– Мадонна миа, – ахнула Роуз. – За все эти годы ты никогда виски не пила, а сейчас сразу две стопки. – Свекровь подошла к Элсе и положила руку ей на плечо.

Тони отложил упряжь и встал:

– Элса, что случилось?

– Это Раф.

– Раф? – нахмурилась Роуз.

– Он ушел, – сказала Элса.

– Раф ушел? – не понял Тони. – Куда?

– Он ушел, – устало повторила Элса.

– Опять в эту проклятую таверну? Я ему говорил…

– Нет. Он уехал из Тополиного. На поезде. Во всяком случае, так мне сказали.

Роуз во все глаза смотрела на Элсу.

– Уехал? Нет. Не может такого быть. Я знаю, что он несчастлив, но…

– Ради бога, Роуз, – покачал головой Тони, – мы все несчастны. Вместо дождя с неба идет пыль. Деревья падают мертвыми. Животные умирают. Мы все несчастны.

– Он хотел уехать в Калифорнию, – сказала Элса. – Я отказалась. Это была ошибка. Я собиралась поговорить с ним об этом, но…

Она достала из кармана письмо.

Роуз взяла письмо дрожащими руками и принялась читать, беззвучно шевеля губами. Когда она подняла взгляд, в ее глазах стояли слезы.

– Сукин сын, – сказал Тони, прочитав письмо, и смял листок. – Нечего было его баловать.

Из Роуз словно воздух выпустили.

– Он вернется, – сказала она.

Они смотрели друг на друга. Отсутствие Рафа висело в комнате, переливалось через край.

Хлопнула дверь. Вернулись Лореда и Энт – с перемазанными руками и лицами и тремя маленькими картофелинами на двоих.

– Толку никакого… – начала Лореда и осеклась. – Что случилось? Кто-то умер?

Элса отставила стакан и сказала:

– Мне нужно поговорить с вами.

Роуз прижала ко рту ладонь, и Элса ее понимала. Жизнь детей изменится, когда она произнесет эти слова вслух.

Роуз на миг крепко обняла Элсу и тут же отпустила.

Элса повернулась к детям.

Глядя на их лица, она все же потеряла самообладание. Оба – вылитая копия отца. Она подошла к ним, обняла обоих сразу. Энт с готовностью прижался в ответ. Лореда попыталась вырваться.

– Ты меня задушишь, – пробурчала она.

Элса отпустила дочь.

– Где папа? – спросил Энт.

Элса убрала волосы с веснушчатого лица сына.

– Пойдемте со мной.

Она вывела детей на крыльцо, там все сели на качели. Элса посадила Энта себе на колени.

– Что еще случилось? – спросила Лореда таким тоном, словно мать вконец ее достала.

Элса вздохнула, оттолкнулась, и качели пришли в движение. Господи, как бы она хотела, чтобы дедушка был здесь, чтобы он сказал ей «Будь смелой» и подтолкнул качели.

– Ваш отец ушел…

Лореда нетерпеливо смотрела на нее.

– Да? И куда же он ушел?

Вот и все. Сейчас нужно либо соврать, либо сказать правду.

Он нашел работу в другом городе, чтобы спасти нас. Легко сказать, труднее доказать, когда не будет ни денег, ни писем, когда он не приедет домой ни через месяц, ни через два. Но дети не будут засыпать в слезах.

Только Элса.

– Мама? – резко сказала Лореда. – Куда папа ушел?

– Не знаю. Он нас бросил.

– Подожди. Что? – Лореда соскочила с качелей. – Ты хочешь сказать…

– Он уехал, Лоло. Запрыгнул на поезд.

– НЕ НАЗЫВАЙ МЕНЯ ТАК, только он может так меня называть! – заорала Лореда.

Элса испугалась, что вот-вот расплачется.

– Извини.

– Он бросил тебя!

– Да.

– Я ТЕБЯ НЕНАВИЖУ!

Лореда сбежала с крылечка и скрылась за углом дома.

Энт извернулся и посмотрел на мать. Он явно ничего не понял, и от этого у Элсы сжалось сердце.

– А когда он вернется?

– Я думаю, он не вернется, Энт.

– Но… он нам нужен.

– Я знаю, малыш, это больно.

Она отвела волосы с его лба.

Глаза мальчика наполнились слезами, у Элсы тоже защипало в носу, но она не станет плакать перед сыном.

– Я хочу папочку. Я хочу папочку…

Элса прижала сына к себе и позволила ему выплакаться.

– Я знаю, малыш. Я знаю…

Никаких других слов у нее не было.

Лореда забралась на ветряную мельницу, села на площадке под огромными лопастями, поджав коленки. Доски, нагретые солнцем, были почти горячими.

Как папа мог так поступить? Как он мог бросить свою семью на ферме без урожая и воды? Как он мог бросить…

Меня.

Она задыхалась от боли при мысли об этом.

– Вернись! – закричала она.

Голубое, сияющее бескрайнее небо Великих равнин поглотило ее слабый крик, она была совсем одна – маленькая, оставленная.

Как он мог бросить ее, он ведь знал, как сильно она хотела уехать с фермы? Она такая же, как он, она не похожа на маму, бабушку и дедушку. Она не хочет работать на ферме, она хочет уехать в большой мир, стать писательницей, написать что-нибудь важное. Она хочет уехать из Техаса.

Мельница затряслась, и Лореда подумала: «Отлично, теперь еще мама лезет меня утешать. Жалкое существо». Меньше всего на свете Лореде сейчас хотелось видеть мать.

– Уходи! – Лореда яростно вытерла глаза. – Это ты во всем виновата.

Мать вздохнула. Бледная, почти хрупкая. Даже смешно. Как же, хрупкая она, как корень юкки.

Элса забралась на площадку и села рядом с Лоредой, там, где всегда сидел отец, и Лореда разъярилась.

– Это не твое место! Здесь он…

Ее голос прервался.

Элса положила руку на бедро Лореды.

Лореда дернулась в сторону.

– Нет. Нет. Я не хочу снова и снова слушать твое вранье о том, что все будет хорошо. Ничего хорошего не будет. Он из-за тебя уехал.

– Я люблю твоего отца, Лореда.

Мама сказала это так тихо, что Лореда едва услышала. Глаза у мамы блестели от подступивших слез, и Лореда подумала: «Я не буду смотреть, как ты плачешь».

– Меня бы он не бросил, – вырвалось у нее.

Она спустилась с мельницы и, ослепленная слезами, кинулась в дом, где дедушка с бабушкой сидели на диване, держась за руки, и выглядели так, будто над ними только что пронеслось торнадо.

– Лореда, – окликнула ее бабушка, – вернись…

Лореда была уже на втором этаже. Энт лежал на ее кровати, свернувшись клубком, и сосал палец.

И тут Лореда наконец заплакала. Закапали горячие слезы.

– Он бросил нас? – спросил Энт. – Правда?

– Не нас. Ее. Он, может быть, где-то ждет нас.

Энт сел.

– Это такое приключение?

Лореда вытерла глаза и подумала: «Именно».

– Да. Приключение.

Элса сидела на мельничной площадке, ничего не видя перед собой. Спуститься, пойти в дом, в спальню – лечь в постель – даже подумать об этом не было сил. Поэтому она продолжала сидеть, вспоминая все свои ошибки, которые привели к этой катастрофе, пытаясь представить, какой теперь будет ее жизнь.

Ветер вцепился ей в волосы. Элса не заметила этого, заблудившись в густом лесу боли.

Нужно пойти за Лоредой.

Но она не могла посмотреть в лицо ярости и боли своей дочери. Пока еще нет.

Следовало сказать Рафу, что она поедет с ним на Запад. Все было бы сейчас иначе, если бы она просто сказала: «Конечно, Раф, мы поедем». Он бы задержался. Вместе они убедили бы Тони и Роуз поехать с ними.

Нет.

Эту ложь она даже сейчас не могла себе позволить. Как бы они оставили стариков? Как бы поехали на Запад без машины и денег?

Ветер сорвал косынку с головы. Легкая ткань упорхнула прочь. Площадка затряслась, лопасти над головой Элсы, скрежеща, пришли в движение.

Приближается буря.

Элса слезла с трясущейся площадки. Когда она ступила на землю, ветер, завывая, сорвал верхний слой почвы, поднял его и метнул в сторону. Песок ударил в лицо Элсы, точно крошечные осколки.

С крыльца сбежала Роуз:

– Буря! Скорее!

Элса кинулась к ней:

– Дети?

– Дома.

Держась за руки, они пробрались к двери, задвинули засов. Стены тряслись. С потолка дождем сыпалась пыль. Новый порыв ветра, и мир вокруг содрогнулся.

Роуз бросилась запихивать клочки тряпок и газет в оконные щели.

– Дети! – закричала Элса.

– Мамочка!

В гостиную влетел перепуганный Энт, бросился к матери. Та прижала мальчика к себе.

– Надень противогаз.

– Не хочу. Я в нем дышать не могу.

– Надевай, Энтони. И полезай под кухонный стол. Где твоя сестра?

– Что?

– Приведи Лореду. Скажи ей, чтобы она тоже надела противогаз.

– Я… не могу.

– Не можешь? Почему?

Вид у Энта был несчастный.

– Я обещал ей не говорить.

Элса опустилась на колени, глядя на сына. На них сыпалась пыль.

– Энтони, где твоя сестра?

– Она сбежала.

– Что?!

Энт мрачно кивнул.

– Я ей сказал, что это тупость.

Элса бросилась к комнате Лореды, распахнула дверь.

Дочери не было.

Что-то белело на комоде.

Записка, подернутая пылью.

Я найду его.

Элса бегом спустилась, прокричала:

– Лореда сбежала. Я возьму грузовик. В баке еще остался бензин?

– Совсем немного! – крикнул Тони. – Но в такую бурю ехать нельзя.

– Придется.

Элса выудила из ведерка со всякой всячиной, которое стояло на кухне, давно не используемые ключи и вышла в ревущую песчаную бурю. Обвязала нос и рот банданой, прикрыла ладонью глаза.

Перед ней закручивались вихри. От статического электричества волосы встали дыбом. Там, где раньше находился забор, между колючей проволокой вспыхивали синие огоньки.

Пробираясь сквозь пылевые вихри, Элса нашла веревку, которую они протянули между домом и амбаром.

Крепко держась за веревку, она пробралась к амбару, распахнула дверь. В амбар ворвался ветер, затряс дощатые стены, пугая лошадей.

Через образовавшуюся щель Бруно в панике выскочил из стойла и замер в проходе. Ноздри у него трепетали от страха. Он фыркнул и выскочил в бурю.

Элса сорвала с грузовика чехол, ветер вырвал ткань у нее из рук, и чехол расправленным парусом взлетел на сеновал. Мило в ужасе заржал.

Элса забралась на водительское место, вонзила ключ в замок зажигания и с силой повернула. Мотор неохотно кашлянул и ожил. Только бы хватило бензина.

Вцепившись в руль, она выехала в бурю. Ветер тут же попытался столкнуть машину в канаву. Сзади гремела цепь, привязанная к оси, – заземление грузовика, чтобы его не закоротило.

Коричневая пыль летела в стороны, две фары вперялись во мрак. В конце дорожки Элса подумала: куда?

В город.

Лореда ни за что не пошла бы в другую сторону. Их ферму от границы с Оклахомой отделяли мили пустоты.

Элса с трудом заставила грузовик повернуть. Теперь ветер дул в спину, подталкивая вперед. Она наклонилась, пытаясь хоть что-нибудь разглядеть. Ехала она со скоростью не больше десяти миль в час.

Городские фонари включили в бурю. Окна и двери заколочены. По улице неслись пыль, и песок, и грязь, и перекати-поле.

Лореда съежилась у запертой двери вокзала, крепко прижав к себе чемодан, который ветер пытался вырвать у нее.

Элса остановила грузовик и выскочила. Вокруг фонарей сияли тонкие нимбы золотого света, пронизывая коричневую муть.

– Лореда! – закричала она тонким голосом, царапающим горло.

– Мама!

Наклонившись вперед, Элса двинулась против ветра, который срывал с нее платье, царапал щеки, лишал зрения. Пошатываясь, она поднялась по ступенькам и прижала Лореду к себе так крепко, что на секунду буря исчезла, их не терзал ветер, не кусал песок, остались только они вдвоем.

Слава тебе господи…

– Нужно попасть внутрь, – сказала Элса.

– Дверь заперта.

Где-то совсем рядом взорвалось стекло. Элса отпустила Лореду и пробралась к разбитому окну, перелезла через острые стеклянные зубы, торчащие из подоконника, не обращая внимания на боль.

Открыла дверь, втащила Лореду внутрь и заперла засов.

Здание вокзала подрагивало, разбилось еще одно окно. Элса подошла к питьевому фонтанчику, зачерпнула теплой воды и в горсти отнесла Лореде, которая жадно выпила.

Элса опустилась на пол рядом с дочерью. Глаза так сильно болели, что она почти ничего не видела.

– Прости меня, Лореда.

– Он ведь хотел уехать на Запад? – спросила Лореда.

Стены вокзала тряслись, казалось, весь мир распадается на части.

– Да.

– Почему ты просто не сказала ему «да»?

Элса вздохнула.

– У твоего брата нет обуви. У нас нет денег на бензин. Ни на что нет денег. Бабушка с дедушкой не поедут. Я видела только причины не ехать.

– Я добралась сюда и не знала, куда дальше. Он не хотел, чтобы я знала.

– Понимаю.

Элса положила руку на спину дочери.

Лореда дернулась в сторону.

Элса убрала руку и сидела молча, она сознавала, что никакими словами уже не заделать брешь в отношениях с дочерью. Раф бросил их обеих, бросил детей, бросил родителей, попросту отшвырнул свои обязательства, а винила Лореда по-прежнему Элсу.

Вечером, когда буря стихла, Элса с Лоредой вернулись на ферму. Элса как-то нашла в себе силы поесть, накормить детей и уложить их спать. И даже не заплакать при этом на глазах у всех. «Победа», – подумала она. За несколько часов, что прошли с того момента, как Роуз узнала о бегстве своего сына, ее боль обратилась в клокочущий гнев, который она бурно выражала по-итальянски. Отчаявшаяся Лореда за ужином не проронила ни слова, на Энта, который ничего не понимал, больно было смотреть. Тони отводил глаза.

Когда Элса оказалась в спальне – наконец-то, – ей пришло в голову, что за последние часы она не произнесла ни слова, даже не отвечала, когда к ней обращались. Боль все ширилась и ширилась внутри, пожирая ее.

Ветер угомонился, стихия больше не набрасывалась на дом. Стояла тишина. Только иногда слышался вой койота да шелест пробегающего по полу насекомого.

Элса подошла к комоду у окна. Открыла ящик Рафа, где лежала единственная рубашка, которую он оставил. Вот и вся память о муже.

Она взяла в руки эту светло-голубую полотняную рубаху с латунными пуговицами. Сама сшила ее Рафу в подарок на Рождество. На манжете сохранилось коричневато-красное пятнышко ее крови: укололась, когда шила.

Она обернула рубашку вокруг шеи, как шарф, и бесцельно вышла в звездную ночь. Может, она так и будет идти и идти без конца… или так и будет носить этот шарф, пока не состарится и не поседеет, и тогда какой-нибудь ребенок спросит, что это за сумасшедшая, которая носит рубашку вместо шарфа, и она ответит, что не помнит, где взяла эту рубашку и чья она.

У почтового ящика она увидела мертвого Бруно, мерин был завален ветками. В приоткрытом рту запеклась грязь. Завтра надо будет постараться выкопать яму в такой же мертвой, как и Бруно, земле, чтобы похоронить его. Еще одно ужасное дело, еще одно прощание.

Вздохнув, Элса побрела домой, забралась в постель. Кровать была слишком широкой для нее одной, даже когда она раскинула руки и ноги. Элса сложила руки на груди, точно покойница в ожидании, когда ее обмоют и похоронят, уставилась в грязный потолок.

Все эти годы, все ее молитвы, вся ее надежда, что однажды ее полюбят, что муж повернется к ней, и разглядит ее, и поймет… все это исчезло.

Правильно ее родители говорили.