Текст книги "Заговор женщин"

7

Приезд автобуса во двор ночлежки стал событием. Несмотря на ветер, постояльцы сгрудились вокруг него, вставая на цыпочки, чтобы заглянуть в салон, и забросали водителя вопросами. Уже почти все знали, что к ним в дом, который они считали своим, подселили каких-то европейцев. Кто их еще не видел, спешили посмотреть, как они уезжают. Множество обитателей ночлежки расселись по лавкам возле главного корпуса. Беременная женщина – судя по фигуре, уже на последнем месяце, – кутаясь в серое покрывало, любовалась этим видением конца света. Будущая мама улыбалась, может быть, новой жизни, которую она носила в себе. В тепле ее тела ребенок еще ощущал себя в безопасности.

Странные гости, с бледными, осунувшимися лицами, по одному выходили из первого корпуса. Манн, наблюдавший за ними из окошка автобуса, попросил Амалию тоже взглянуть туда:

– Вон тот, – сказал он, – который только что вышел.

В эту же секунду Адам обернулся, чтобы еще раз попрощаться с директрисой.

– Слишком быстро, – сказала Амалия. – Я не успела его рассмотреть.

– Постарайтесь.

Ему было не по себе, но он не мог выдать причину своего беспокойства этой женщине, чья тактичность ему очень нравилась. Амалия не пыталась ничего вызнать в обмен на свою помощь. Французы все еще разговаривали, стоя на пороге главного здания, куда Салли пришла, чтобы пожелать счастливого пути. Адам повернулся спиной к автобусу. Манн взглянул на Амалию: этим утром она была довольно красива, длинные пряди густых волос сколоты на затылке. Если бы она была одета в короткий строгий костюм и не накрашена, ее можно было бы принять за представительницу среднего класса – мать семейства, которая собирается забрать ребенка из школы. «Магия женщин в том, что им удается одновременно принять и стереть свое прошлое», – размышлял Манн. Амалия повернулась к нему:

– Почему вы на меня так смотрите?

– Потому что вы красивы, – ответил Манн и сам так удивился своим словам, что добавил уже с прицелом: – Я горю желанием услышать ваш вердикт.

– Вы мне льстите, чтобы услышать от меня то, что вам хочется? – спросила она. – Что он натворил, этот сиднейский бизнесмен?

– Когда-нибудь я вам скажу.

Он слегка наклонился, чтобы унять спазмы в желудке. «Я с этой работой язву схлопочу!» – подумал он. Через несколько минут он узнает, кто этот человек с портфелем – настоящий Морэ или Адам Фурнье. Если он сумеет доказать, что Фурнье жив, то его компания не потеряет два миллиона долларов, а он получит повышение. В юности он хотел стать героем, творцом, новатором, а теперь ждет только прибавки к зарплате, и то если какой-нибудь жалкий тип соизволит поставить подпись.

Элиан первой зашла в автобус и сказала Манну «с Новым годом». Он слегка приподнял шляпу и ответил любезным тоном:

– И вас с Новым годом.

Она подошла ближе и протянула руку сначала Манну, потом Амалии:

– Вы тоже были в этом самолете? Ужасный полет, правда? Форменное безобразие!

Она говорила по-французски. Амалия спросила у Манна:

– Что она сказала?

– Ой, простите, – отозвалась Элиан. – Мой английский не на высоте. Но я не отчаиваюсь. Итак, еще раз: вы были в этом кошмарном самолете? И тоже едете забирать багаж?

Амалия помотала головой, и одна шелковистая прядь выбилась из прически. Пытаясь ее приколоть, она ответила:

– Я живу в Лас-Вегасе… Мне надо было в аэропорт, и этот господин предложил подвезти.

– Очень приятно, что вы решили составить нам компанию, – сказала Элиан, как будто она пригласила ее на чай к себе, в Марли.

Элиан завидовала внешности Амалии. Она ревниво относилась к женщинам с темными волосами и черными глазами. Где и когда бы вы ее ни встретили, она выглядит как героиня фильма одного из итальянских неореалистов.

– А где вы познакомились? И как?

На долю секунды перед глазами Манна мелькнули голые груди Амалии.

– В холле отеля, – ответила она.

Амалии удалось избежать дальнейших расспросов. В автобус зашли остальные женщины. Иоланда, с опухшим от слез лицом, сморкаясь, заняла место у окошка. К ней присоединилась Лиз. Клотильда устроилась где-то спереди. Адам вошел последним и заговорил с шофером. Элиан покинула Манна и его спутницу и уселась рядом с мужем.

Самуэль с нетерпением ждал вердикта Амалии.

– Ну же, скажите что-нибудь!

– Я все время вижу его только со спины.

Как будто желая им помочь, Элиан окликнула мужа:

– Анри, будь столь любезен, оглянись, поприветствуй господина Манна и его очаровательную юную спутницу. Это главный сюрприз утра…

Адам, настроенный более благодушно, чем вчера, обернулся и направился к Самуэлю.

– Нам всем вас очень не хватало, господин Манн.

Ирония, в которую он хотел вложить радушие, пропала впустую. Он продолжил:

– Мы поедем в Лос-Анджелес вместе? Тем лучше: поделим транспортные расходы! На данный момент меня это вполне устраивает.

Он взглянул на Амалию.

– Полагаю, вы забыли нас представить…

Манн наблюдал за ним.

– Эту юную даму зовут Амалия.

Адам четко произнес:

– А я – Анри. Поскольку я не знаю вашей фамилии, не буду добавлять свою. Вы, несомненно, подруга господина Манна. Вы познакомились давно или на днях?

Амалия немного потерялась в этих французских изысках. Водопад слов.

– Я подруга господина Манна.

Адам попытался пошутить.

– Ему несказанно повезло, вот так, случайно, вас встретить. Или приветить. Вы поедете с нами в Лос-Анджелес?

– Нет, – ответила Амалия. – Только до аэропорта.

Манн убедился, что эти люди впервые видят друг друга. Даже если бы они были великолепными актерами, эффект неожиданности их бы подвел.

– Господин Манн, наверно, поведал вам о наших злоключениях, – продолжал Адам.

– Конечно, – сказала Амалия. – И вы правильно сделали, что решили уехать сегодня утром в Лос-Анджелес. Здесь вы не найдете ни одной свободной комнаты. До следующей недели все будет забито.

– Что ж, до встречи, может быть, – сказал Адам и вернулся на свое место.

Проходя мимо кресла Иоланды, он обратился к ней:

– Не плачьте, мы уже на вас не сердимся. Все позади.

Иоланда хотела что-то сказать, но не смогла выдавить ни звука. Лиз пришла к ней на помощь:

– Она уверена, что вы ее ненавидите.

– Да нет же, – ответил Адам. – Я редко бываю настолько благодушен, как сегодня.

Иоланда покачала головой. Лиз объяснила:

– Иногда после шока она теряет дар речи. Но это не только из-за вас и вашей семьи…

При слове «семьи» она опять состроила гримасу. Адам наклонился к ней и прошептал:

– Будешь кривляться – я тебя голыми руками где-нибудь в темном углу придушу!

– О Боже! – воскликнула Лиз – Все, боюсь, боюсь!

Она прибавила со смехом:

– Значит, зажимаешь девушек по темным углам?

Отчаявшись их заткнуть, Иоланда нацарапала в блокноте, который сунула им под нос: «Ваши шуточки невыносимы!»

Лиз сказала уже нормальным тоном:

– Помимо наших, Иоланда продала еще четыре места. Эти клиенты могут потребовать у агентства возмещения ущерба, подать в суд.

– Это не мои проблемы, – отрезал Адам.

Он сел на свое место. Амалия тихонько сказала:

– Я никогда не видела этого человека. Ни стоя, ни лежа.

– Помогите мне, – сказал Манн. – Может, он чем-то напоминает того человека, есть в нем что-то, из-за чего их можно перепутать, принять одного за другого?

– Понятия не имею. Люди меняются. Тот тип – я его называю «сволочь» – мог измениться. Но в любом случае, таким он не стал бы.

Манн все напирал:

– Амалия, вы ведь умная женщина…

– Приятно это слышать. Чего вы добиваетесь?

– Постарайтесь перечислить мне их сходства и различия.

– Мужчина того же типа, ладно. Этому, наверно, лет сорок пять – сорок шесть, может, чуть больше, – в любом случае, он выглядит младше своего возраста. Он довольно элегантен, хотя он и небритый, у него ухоженный вид… Ничего общего с тем, который вас интересует. Похожая фигура? Допустим. У того не было лысины, у этого тоже. Но тот ни за что не стал бы пускаться в вежливые разглагольствования. И есть еще одно отличие. Взгляд.

Родриго обернулся:

– Все в сборе? Тогда кто и когда мне заплатит?

– Я, наличными в Лос-Анджелесе, – ответил Адам.

– Вы уверены, что у вас хватит cash[17]17
  Наличные (англ.).


[Закрыть]?

Манн пришел на помошь Фурнье и подал голос из глубины автобуса:

– Я готов вступить в долю, выручить, доплатить!

– Им на редкость повезло с вами! – заметил Родриго.

Адам достал одну из своих кредиток и показал ее ему:

– Здесь поблизости есть где-нибудь банковское отделение?

– Да, в отеле «MGM». Я показывал вам вчера по дороге из аэропорта: это самый большой отель в мире. Если вы хотите остановиться возле него…

– Да, – сказал Адам. – Немного наличности мне бы не помешало.

Вскоре микроавтобус выехал на бульвар Лас-Вегас. Знаменитая Стрип уже не сияла и была похожа на остатки торта с потухшими свечками наутро после дня рождения. Роскошные здания, архитектурные фантазии, казалось, вытряхнули из обертки. Несколько роботообразных машинок, водители которых были одеты во все желтое, пылесосили грязные тротуары и вылизывали мостовую. Несмотря на легкую рябь от ветра, искусственное озеро, раскинувшееся перед «Bellagio», напоминало алюминиевую крышку. В это мутное утро где-то среди облаков солнце искало лазейку, чтобы напомнить о своем существовании. Машины двигались медленно, их измученные водители полностью доверились своим рефлексам. Только у детей, прижимавшихся носом к оконным стеклам, еще хватало энергии.

– Им бы поспать, – сказала Элиан. – Чего им в голову взбрело садиться сейчас за руль?

– Они возвращаются к себе в Барстоу или Рино, – ответил Родриго. – Наверно, они всю ночь пили, ели на улице, смотрели шоу. Некоторые едут аж в Финикс[18]18
  Столица и крупнейший город штата Аризона.


[Закрыть].

– А Финикс – это далеко? – спросила Клотильда.

– Двенадцать часов в пути!

Ей было глубоко наплевать и на Финикс, и на двенадцать часов в пути. Все это ничто по сравнению с вечностью. Она всей кожей чувствовала присутствие Адама. «Если он мой отец, – думала она, – то лучше мне сдохнуть. А если, благодаря случайной неосторожности мамы, он мне никто, я хочу с ним жить и никогда больше не расставаться. Прижаться лицом к его шее. Почувствовать запах его кожи или пота, смеси мыла с одеколоном. Любить открыто».

– Клотильда? – позвала ее мама из другого конца автобуса.

– Да, мам.

Она выскользнула из воображаемых объятий.

– Ты не хочешь есть?

– Нет, я не хочу.

Адам не смог устоять перед искушением накрыть руку Клотильды своей. Преисполнясь решимостью, она перевернула ее ладонью вверх – их пальцы вдруг сплелись, словно в сексуальном действе.

С отчаянным упорством Самуэль спрашивал снова и снова:

– Амалия, вы в себе уверены?

– Вы опять настаиваете?

– Действительно, настаиваю. Или отступаюсь.

– Смотрите-ка, девица, которая сидит рядом с ним, – просто красавица…

– Это его дочь!

Амалия расхохоталась:

– Чья дочь? Не рассказывайте мне сказки!

– Эта юная барышня считается дочерью этого господина.

– Она же просто тает с ним рядом. А он без ума от нее.

Элиан уловила эти слова и обернулась:

– Кто от кого без ума?

– Я рассказывала про одну из своих подружек и ее любовника, – сказала Амалия. Потом она шепнула Самуэлю на ухо: – А у нее чуткий слух.

Ум Амалии и ее умение разбираться в людях ставили Манна в неудобное положение. Еще пара километров бок о бок, и она раскопает всю подноготную этого дела.

Она продолжала:

– Вы предполагаете, что тот человек причастен к исчезновению девушки, так? Я не хочу быть замешанной в вашем расследовании.

– Вы не будете ни в чем замешаны, – заверил ее Самуэль.

Он не отвергал гипотезу, согласно которой между человеком, выдававшим себя за Морэ, и его законной женой была договоренность. Согласилась ли она разыграть подмену ради денег? Без доказательств это оставалось лишь предположением.

Вскоре микроавтобус проехал мимо сфинкса на краю центральной аллеи, ведущей к отелю «Луксор». Они остановились перед «MGM» и вышли все вместе на несколько минут. Амалия спросила Самуэля, что ей делать дальше, уйти? А ее не спросят, почему она не поехала до аэропорта?

– Оставайтесь с нами, – посоветовал Манн. – Лучше не привлекать внимания.

После разговора, подкрепленного купюрой в пять долларов, с начальником парковки Родриго получил разрешение поставить машину в нескольких метрах оттуда. Компания зашла в огромный холл. Где-то в глубине был вход в лифты, перед ними вооруженные охранники проверяли магнитные карты – ключи, позволяющие подниматься по этажам.

Невдалеке от центральной двери Адам обнаружил нужное ему отделение банка. Он протянул свою кредитную карту и попросил десять тысяч долларов наличными. Сотрудница поздоровалась, улыбнулась, посмотрела на экран, потом встала и о чем-то посоветовалась с другой. Они позвонили по внутреннему телефону, и вскоре к ним подошел начальник отделения банка. Для того чтобы карта прошла контроль электронной системы, нужен был код авторизации, иначе в доступе будет отказано. Банковская служащая сказала успокаивающе:

– Временно прервалась спутниковая связь с центральным офисом в Чикаго. Это только вопрос времени. Подождите минуточку…

– Несмотря на то что по этой карте теоретически можно взять кредит, вам нужно что-то отдельно согласовывать, чтобы выдать десять тысяч долларов?

– Вы можете сказать нам ПИН-код? – спросила сотрудница.

– У вас в руках моя карта, ее срок действия истекает 6 июня 2001 года.

– Назовите, пожалуйста, ваш индивидуальный ПИН-код, который вы сообщили в центральный офис.

Адам вспомнил о записной книжке Морэ, он внимательно изучил ее, но не нашел в ней дополнительный код к этой карте. И сейчас не стоило совершать ошибку, которая могла привлечь внимание банковской системы безопасности.

– Дайте мне столько, сколько сможете.

Вторая сотрудница вернулась и шепнула что-то на ухо первой.

– Мы можем выдать вам не больше трехсот долларов.

Начальник дополнительного офиса в свою очередь подвердил:

– Триста долларов, господин Морэ. Это все.

– Сожалею, – сказал Адам. – Во сколько завтра открываются банки?

– Сегодня первый день 2000 года. Второго числа, вероятно, все будет закрыто.

– А в Лос-Анджелесе я смогу получить больше, чем триста долларов?

– Не могу вам сказать. В каждом штате свои законы.

Адам вышел с тремя сотнями долларов в кармане и присоединился к остальной группе, которая стояла перед одним из огромных телеэкранов. Глядя на них, постояльцы могли следить за событиями по всему миру. Адам заметил Елисейские Поля.

– Смотри! – воскликнула Элиан. – Мы уже знаем, что произойдет потом, вон там. Обожаю разницу во времени. Сегодня утром мы – боги. Мы видим, как простые смертные гуляют по Елисейским Полям в этот же день, но девять часов спустя, то есть в другом тысячелетии!

Адам взглянул на женщину, которую ему вроде бы удалось обмануть. Она во все глаза смотрела на экран, занимавший почти всю поверхность стены. Она была довольно привлекательной: живая и забавная, посреди этой мрачной толпы, где только дети, подстегиваемые дьявольской энергией, носились как угорелые. У всех были мобильные телефоны, чтобы родители могли их отыскать, позвонить, узнать, где они. У них на головах были шапочки, обклеенные серебристой бумагой. Было что-то смехотворное во взрослом, оказавшемся в такой обстановке.

Портфель, с которым он не расставался ни на секунду, продолжал оттягивать руки. Он на минутку представил себя свободным от всего, в легких брюках, распахнутой рубашке, на острове. Никакого портфеля! Никакого компьютера… Вдруг перед его глазами всплыл Морэ, мертвый, в соседнем кресле, в самолете. Он смотрел, как обшаривает карманы покойника. Лиз прошла мимо него и сказала:

– Даже издалека у тебя виноватый вид. Взбодрись, если хочешь из этого выкарабкаться.

– Спасибо, – ответил он.

К ним подошел Родриго:

– Едем? Иначе мы так и не приедем вовремя в Лос-Анджелес.

Амалия чувствовала себя лишней. Ее сбивало с толку поведение Самуэля, который одновременно доставил ей столько удовольствия и столько беспокойства. Ей хотелось, чтобы он хоть капельку побыл лицемерным, проявил хотя бы тень обходительности, нежности, пусть даже мимолетной. Ей хотелось услышать что-то в духе: «Лас-Вегас навсегда останется в моем сердце благодаря вам». Но Самуэль был раздосадован. Женщины слишком умные и в то же время такие чувствительные, а с виду иногда такие простые, выбивали его из колеи.

Самуэлю самому казалось, что он лишний в эту эпоху, где на гигантском экране в отеле «MGM» мелькали, сменяя друг друга, Елисейские Поля, нью-йоркский Метрополитен[19]19
  Один из крупнейших художественных музеев мира.


[Закрыть], Сиднейская опера. Потом появились серфингисты, Манн почти неприязненно рассматривал этих полубогов, покорявших необъятные волны с пенной каймой. Эти существа, порхавшие на своих досках, могли исчезнуть в огромной синей пасти и отправиться в скитание по бесконечным безднам. У Самуэля возникло странное ощущение, будто он стремительно стареет. На экране начинающие боги покоряли волны, вокруг него – взрослые с пустыми глазами и бурлящее море детей в клоунских нарядах, которые мотались на роликах по гладкому мраморному полу.

Ему стало казаться абсурдом преследовать человека, который в этом жестоком мире всего лишь вытащил из карманов покойника документы и украл компьютер, чтобы попытаться вернуть деньги, которые умерший заработал благодаря украденному у него изобретению. Разве этот человек, этот лже-Морэ, не менее виновен, чем какой-нибудь спятивший служащий, в одно прекрасное утро расстрелявший в офисе своих коллег? Разве лже-Морэ не более достоин снисхождения, чем все эти могущественные наркобароны, спаивающие индейцев Центральной Америки и из-за которых богатые страны все больше отупевают? Разве он не менее жесток, чем какой-нибудь знаменитый serial killed[20]20
  Серийный убийца (англ.).


[Закрыть], чьи издевательства над жертвами описывают с такой извращенной дотошностью? Совершенно потерянный, Манн смотрел на экран, где больше миллиона туристов штурмовали Иерусалим. «Все ищут своего бога. Значит, чтобы не сойти с ума, надо умереть?» – подумал он.

Ему было стыдно. Он прокручивал в голове, что произошло несколько минут назад. Как это часто бывает даже с умными и тонко чувствующими мужчинами, он совершил оплошность. Амалия хотела «расцеловать» его. Такой простой и человечный жест: делаешь вид, что касаешься своей щекой щеки другого, с правой стороны, потом с левой и снова с правой. Ни один представитель самого слаборазвитого племени не отступил бы на три шага назад, как это сделал Манн. Даже теперь он не смог бы внятно объяснить, по какой загадочной причине его так оттолкнул жест Амалии. Быть может, избежав его, он тем самым хотел полностью зачеркнуть ту ночь, так сблизившую их?

– Вы какой-то отстраненный, – сказала Амалия. – Впрочем, какое мне дело. Я думала, что вы получше прочих. Но разумеется, на следующий день мы отворачиваемся от девушки, с которой переспали. Мы слабаки.

Она скрылась за затемненными стеклами.

С недальновидностью человека, выбитого из колеи, он попытался сгладить свою неловкость:

– Могу я дать вам денег на такси? На дорогу домой?

«Домой», в съемный номер в сомнительном отеле? Это задело ее еще больше.

– Нет, – сухо отрезала она. – Нет!

Но она сжалилась над ним:

– Господин Манн, когда вы действуете как компьютер, иногда нужно переключаться. Знаете, что такое мышка? Так вот, с помощью этого маленького, но необходимого приспособления вы подводите курсор к вашим ошибкам… и отправляете их в корзину.

– Как вы считаете, – спросил Манн, – тот, кто нажимает на клавиши, способен сам себя отправить в корзину?

– Вы все же заслуживаете лучшего, – ответила Амалия. – Я ухожу, – заключила она. Но вдруг она обернулась: – Хотите я вам докажу, что человек, которого вы мне показали, – не тот, что из Австралии?

– Мне только это и нужно…

Амалия отвела его в сторонку.

– Я сделаю вам подарок: дам примету…

– Вы хотите мне помочь? – спросил Манн.

– И не собираюсь! – резко ответила Амалия. – Я говорю вам это только потому, что тот австралиец – гад. После аварии его парализовало на несколько недель, и на ноги он встал только после пары операций. Его позвонки закреплены фиксаторами. Каждые пятнадцать лет их надо менять. Что-то одно изнашивается – либо металл, либо позвонки. Если даже это вам не поможет прижать одного из них…

– Спасибо, – сказал Манн. – Вот, купите себе что-нибудь из духов…

– Господин Манн, сведения, которые я вам сообщила, не заслуживают вознаграждения, потому что вы жалкий тип.

Она ушла, на этот раз не обернувшись.

Невдалеке от них Адам громогласно спросил Иоланду:

– Ну что, как вы?

Иоланда написала в блокноте: «Я потеряла дар речи, а не слуха. Незачем так кричать!» Она помахала перед его носом листком, на котором было продолжение: «Согласна на все, если смогу вернуться в Париж. Просьба не ругать!»