Текст книги "Если бы я был тобой"

Я так удивился твоей храбрости, хотя она была не к месту. Гарри боялись все в округе, в нашем классе особенно, даже некоторые родители. Он в третьем классе уже выглядел так, будто бы сидел в тюрьме. Я испуганно попятился от него.

– Мелкие говнюки!

А потом невесть откуда взялись и его тупоголовые дружки и началась драка. Хотя дракой это назвать было сложно – скорее, форменное избиение, но мы отделались парой царапин и синяков, потому что очень быстро сбежали. Мы мчались от них, как сумасшедшие, ты помнишь? А они кричали нам вслед, что на завтра оторвут нам головы. Кажется, тебе удалось даже пнуть Гарри в голень, когда он тебя схватил, и я успел толкнуть его еще со спины, чтобы он тебя отпустил. Не скажу, что мы вышли победителями из этого сражения, просто сбежав, но это было точно лучше, чем потом собирать свои мозги с асфальта. Помню, мы так быстро бежали, даже когда погони за нами уже не было, но мы все равно не могли остановиться. У меня начало колоть в боку, воздуха не хватало, но я все бежал следом за тобой и в какой-то момент растянулся на асфальте, наступив на собственный шнурок от кроссовка. Моторная координация никогда не была моей сильной стороной. К счастью, школьные брюки не порвались, но я тут же почувствовал острую боль в колене и дальше до дома бежал уже не так быстро.

Мы пришли ко мне, ты тут же стал осматривать собственные царапины, потому что мы бежали через парк, задевая кусты и ветки. У тебя была рассечена щека, и ты стал промывать ее мылом, пока я сидел на бортике в ванне.

– Могло быть хуже. Маме скажу, что поцарапался в школе.

– Ты ей не скажешь? – удивился я.

– Не-а, она в школу пойдет, разборку устроит. Все в нас пальцами тыкать будут, ну, что нажаловались. Сами разберемся. Так, с тобой же все нормально? – ты повторил это, наверное, в сотый раз, с момента моего падения.

– Коленка болит.

– Снимай штаны, надо промыть.

Я закатил глаза.

– Да ерунда там, наверное.

– Снимай, я хочу посмотреть! – и ты сложил руки на груди, стоя в моей ванной. Мне стало как-то не по себе, и я растерянно поднялся на ноги и стал расстегивать штаны.

– Давай быстрее, хочешь, чтобы случилось заражение крови?!

Я не хотел, поэтому постарался как можно скорее раздеться. Длинная школьная рубашка, заправленная в брюки, немного прикрывала трусы, и я обрадовался этому. Мне вдруг почему-то подумалось, что, если бы мама узнала, что я раздевался перед тобой, закрывшись в ванной комнате, пока никого не было дома – она бы этого не одобрила.

Кровь успела застыть, и я еле оторвал ткань брюк от кожи. Было больно, я зашипел.

– Охренеть. Почти до мяса разодрал, – воскликнул ты и в секунду оказался на коленках передо мной. Я почувствовал, что меня бросило в жар.

– Что ты делаешь? Эл?

– Хочу рассмотреть. И надо промыть. Где у тебя аптечка?

– Там, – махнул я рукой на верхнюю полку над раковиной. Ты быстро оценил высоту полки и побежал на кухню за стулом. Я не знал, куда мне встать или сесть. Мне стало как-то не по себе. От того, как ты прикасался ко мне, хотя в этом и не было ничего такого. Но сердце забилось чуть быстрее.

– Итак, сидите, мистер Т., сейчас я все сделаю.

Ты усадил меня на бортик ванны, а сам устроился на коленках передо мной и стал обрабатывать мне царапину. Колено было сбито в кровь, но я бы дал Гарри разбить мне и лицо, если бы ты так же за мной ухаживал. Мне было одиннадцать, половое созревание еще даже не начинало наступать, но что-то все противно крутилось в животе. Я почему-то вспомнил, как Гарри всех мальчиков в классе, кто хоть как-то близко взаимодействует, называл педиками. Странно, что к нам это слово не пристало.

– Готово. Больно? – ты завязал бинт мне на ноге, а сверху налепил еще смешной пластырь, который маме дали на сдачу в аптеке. Я пожал плечами.

– Не знаю.

– Подвигай ногой.

Я попробовал и скривился. Ты так сильно затянул бинт, что нога едва сгибалась.

– Это нужно, чтобы кровь остановилась. А то ты умрешь.

– Я не хочу умирать, – пробормотал я.

– Тогда не снимай повязку, – ты встал, отряхнул руки и стал убирать все в аптечку обратно. Я осторожно потрогал бинт. Нога за ним, как будто назло, зачесалась. Не знаю, зачем, но пока ты отвернулся, чтобы встать на стул и убрать все на место в ящик, я развязал бантик на бинте.

– Эл.

– Че?

– Ты плохо завязал. Че ты за врач такой?

– Да? – ты оглянулся через плечо, – сейчас поправлю.

Ты методично все убрал на место, вымыл руки, унес стул обратно на кухню. Из-за того, что твоя мама постоянно работала, а ты часто оставался один дома или только со мной, она научила оказывать тебя первую помощь еще лет в пять, наверное. Ты вернулся ко мне и снова опустился передо мной. Я уперся руками в бортик ванны и стал смотреть на пробор у тебя на голове.

– Так нормально? – ты снова завязал бинт на бантик.

– Щиплет.

– Придется потерпеть.

– Очень щиплет.

– Может, вызвать врача? Вдруг, ты ногу сломал?

– Не настолько щиплет, – быстро проговорил я, и ты, закусив губу, вдруг наклонился и подул мне на коленку. Я замер.

– Так лучше? Мама всегда так делала, – в твоем голосе сквозило беспокойство, – может, все-таки врача?.

– Не надо, – проговорил я, чувствуя, как даже руки краснеют от странного чувства. Я нервно сглотнул, попытался откинуть волосы с лица.

– Ладно. Пойдем, что-нибудь поедим? Очень есть хочу.

– Да, пойдем.

Я поднялся с бортика ванны и вдруг не удержал равновесия, видимо, затекла нога. Я чуть не упал, но ты придержал меня. До сих пор помню твои закатанные рукава рубашки вместе с пиджаком. До сих пор помню запах твоего шампуня, который мама покупала тебе в аптеках в отделах для малышей, потому что он был дешевле.

– Ральф? Может, все-таки?…

– Не, все норм, – я улыбнулся, и сердце застучало так быстро, потому что мы все еще стояли, почти обнявшись. Я смотрел на царапину на твоей щеке, а потом потянулся и поцеловал тебя. Ямочки расцвели у тебя на щеках.

– Ты чего?

– Спасибо, – пробормотал я, отстраняясь, – ну, за ногу.

– Могу отрезать, если будет очень болеть, – ты улыбнулся еще шире, – ладно, пошли пожрем. А то я сейчас в обморок грохнусь. Хотя вид твоей кровищи – не самый аппетитный.

– Да, пойдем.

Я улыбнулся через силу, и когда вышел за тобой из ванны, понял, что мне в прямом смысле трудно идти. Но не из-за перебинтованной ноги, а потому что внизу, в паху, что-то изменилось. Я застыл как вкопанный, когда до меня донесся с кухни твой голос.

– Ральф, где печенье?…

– Я сейчас достану, – крикнул я, лихорадочно оттягивая рубашку вниз, – только штаны надену.

– Ладно.

Я не знал тогда, почему это могло случиться. Иногда это происходило, но все приходило в норму так же быстро, как и появлялось, я не чувствовал почти никакого дискомфорта. Думал, может, он просто растет и поэтому становится чуть больше. Но в тот раз я почувствовал дискомфорт. Было больно, и он принял какое-то странное положение. Я испугался спросить у тебя, что бы это могло значить. Доковылял, как раненый солдат, до своей комнаты, и натянул пижамные штаны. В паху все пульсировало, но я постарался не обращать внимания. Я даже побоялся снять белье и посмотреть на него или прикоснуться. Я почувствовал, что это что-то неправильное, а потом вспомнил, что в предыдущие несколько раз это происходило, когда ты тоже был рядом.

В голове всплыл образ Гарри и его громкий голос.

«Педики».

Это было началом конца.

* * *

А помнишь, как ты решил показать мне, что такое засосы?

Ты всегда узнавал все такие вещи раньше, чем я. Что в теории, что на практике. Не знаю, на какие фильмы ты вечно попадал, но информации ты там почерпнул немало, и видимо, хотел поделиться ей именно со мной.

Помню, как мы лежали с тобой на моей кровати, было так жарко, послеполуденное солнце готово было сжечь все дотла. Мои родители были на работе, твоя мама – уехала в город за покупками, а у нас было ничем не обремененное лето. Впереди еще два месяца каникул и безмятежности.

Сколько нам было лет? По одиннадцать, если я не ошибаюсь. Тогда наших мам еще не волновал тот факт, что мы спали вместе на одной кровати. Накатавшись на велосипедах и нагулявшись, мы вечно приходили ко мне и валились на кровать. Могли лежать так часами, в перерывах пощипывая и щекоча друг друга, а потом снова проваливаясь в тяжелый сон.

– Ральф, – позвал меня ты, – ты спишь?

– Нет, – я повернулся на бок. Постель была горячая от наших тел, мне стало жарко. Ты уже давно лежал без футболки, только в одних шортах, но я почему-то не решался раздеваться при тебе. На озере – да, но дома почему-то становилось неловко. Я смотрел на то, как поднимается и опадает твоя грудь, уже обильно тронутая загаром, в то время как я оставался мертвенно бледным. Ты лежал, закинув одну руку за голову, и я с удивлением отметил, что волосы у тебя на теле еще не растут. Или ты уже брил их? Я сконфузился и опустил голову обратно.

– Я вчера телек вечером решил посмотреть, – ты повернулся ко мне, кладя руку под голову и щекой прижимаясь к ладони, – и в общем, там фильм странный шел…

– Опять порно? – тихо спросил я, хотя кроме нас дома никого не было. Помню, как ты впервые рассказал, что это такое, и даже включил мне диск. Это было ужасно. Если бы ты опять стал рассказывать про нечто подобное – я бы отправил тебя домой.

– Не. Ну, не совсем, – ты почесал переносицу. Летом у тебя всегда на носу выступали веснушки, которые ты ненавидел, а мне они нравились. Уже тогда мне все в тебе нравилось, но я еще не понимал, почему, – они там одеты были.

– И что?

– Там мужчина и женщина целовались… И короче, как-то странно. Типа в шею куда-то, и у нее потом такой след остался. Как от синяка.

– Может, он вампир? – хмыкнул я, отодвигая от шеи воротник рубашки. Было очень жарко; за окнами жужжала газонокосилка соседей, под потолком кружила огромная ленивая муха.

– Не знаю, вряд ли. Судя по всему, ей было приятно. А потом она сказала ему, чтобы он ей не оставлял засосов, а то муж увидит.

– Ага, понятно. А дальше че?

– А дальше мать на кухню пошла, пришлось резко выключить, – ты перевернулся на живот, подпирая подбородок руками, – как думаешь, это приятно?

– Когда тебя за шею кусают? Вряд ли. Меня так как-то оса укусила, – я поморщился от воспоминаний.

– Ну ты сравнил, – ты начал постукивать себе по подбородку пальцами, – осу и поцелуй.

– А это было похоже на поцелуй? – тут уже я заинтересовался, потому что ты всегда узнавал какие-то непонятные вещи про отношения взрослых людей раньше всех остальных в классе, хотя и был ниже всех ростом.

– Ну, похоже, да. Давай попробуем?

Я уставился на тебя.

– Ты мне щас целоваться с тобой предлагаешь? – я даже приподнялся на постели, и футболка еще больше намокла на спине, – мы друзья, конечно, но…

– Вот ты дурак, – ты закатил глаза, – нет, конечно. На шее если мать увидит, так всыплет. И с мальчиками я не целуюсь.

– Ты еще вообще ни с кем не целовался, – поддразнил тебя я.

– Это лишь дело времени! Ну-ка, дай руку, – ты быстро сел на кровати, поджимая под себя загорелые ноги. На коленях и чуть выше, к бедру, у тебя была поросль светлых мелких волосков. Почему-то я смутился, когда ты задел меня своим бедром по оголенной коже. Я тут же убрал ногу.

– Ты уверен?

– Да давай, все равно скучно же. А спать не хочется.

Я растерянно протянул тебе руку. Ты дернул меня на себя за запястье. Потом стал рассматривать мою левую руку, как будто увидел ее впервые.

– А потом ты, ладно?

– Ну, ладно.

Я все еще не понимал, что ты собираешься делать. Нас разморило от жары, было душно и мокро. Я засмотрелся на твою грудь, плечи, ключицы. Увидел, что один сосок у тебя чуть розовее, чем другой, и почему-то это так отложилось у меня в памяти, что даже сейчас, при воспоминании об этом, меня бросает в жар. Тогда я просто не понимал, почему я не мог отвести от этого взгляд.

А потом ты прикоснулся губами к моей руке.

Да и не просто к руке, а к самому уязвимому месту, на внутренней стороне сгиба локтя и втянул кожу в рот.

Это было странно. Ты оставил мне огромный засос на руке, который выглядел, как только что появившийся синяк. Ты очень старался. Я чувствовал, как ты всасываешь в рот кожу на моей руке, и мне было щекотно, приятно и странно. Что-то мне говорило внутри, что мне надо вырвать свою руку, но я не мог. Я смотрел, как ты сосредоточенно делаешь это, и внизу живота что-то шевельнулось.

– Ну, как?

Ты отпустил мою руку и быстро лизнул покрасневшее место языком. В комнате слегка подуло ветром, у меня по коже побежали мурашки.

– Странно, – я пожал плечами, – слюней много напустил.

– Да? – ты потянулся пальцами к губам, – извини. Теперь ты?

– Ну, давай.

Я все еще пялился на красное пятно размером с монету у себя на руке. Хорошо, что родители тогда ничего не заметили. Ты протянул мне правую руку, и я осторожно прикоснулся губами к тому же месту, возле локтя.

Кожа у тебя была мягкая, пахла загаром и детским кремом. Я осторожно втягивал ее в рот, как показал ты, стараясь не задеть зубами. В голове пульсировали все жилы. Я подумал о том, что моя мама бы наругала нас за то, что мы делаем, и почему-то твердо решил для себя, что она никогда об этом не узнает. Я отодвинулся, смотря как кожа у тебя краснеет все сильнее и быстро лизнул это место языком.

– Ну?

– Прикольно. Щекотно немного. А так приятно. Но с девчонкой явно лучше будет.

– Вот спасибо, – я оттолкнул твою руку, и ты тут же стал рассматривать след от моих губ, – с ней бы и старался.

– Ну, надо быть готовым к будущим отношениям, – серьезно ответил ты, проводя пальцами по контуру пятна. Мне стало так жарко, что я не выдержал и снял футболку через голову. Запутался в ткани, волосы попали в глаза. Кинул футболку комком куда-то на пол, чувствуя, как сильно бьется сердце. Я вдруг резко устыдился своей наготы, худобы и бледной кожи, что быстро лег на кровать, лицом в одеяло и сделал вид, что заснул.

– Вообще прикольно. Давай потом еще потренируемся, – сказал ты, ложась рядом со мной, и снова задевая меня ногой по бедру. Тело отозвалось каким-то странным подрагиванием. Я отодвинулся от тебя.

– Жарко, – зачем-то произнес я.

– Ага. Пойду схожу на кухню, принесу воды. А потом давай поиграем в приставку, идет?

– Идет.

Ты вышел на кухню, а я перевернулся на спину и положил руку себе на грудь. Сердце отбивало дробь. Я списал тогда все на жару, а не на твою близость. И пока ты не видел, поднес руку к губам и лизнул языком ты место, где ты оставил мне засос и еще не до конца высохшую слюну.

Мне понравилось.

И знаешь, Эл, это может показаться странным, но я никому и никогда в жизни не позволял оставлять мне засосы.

Дата: 23.09.19 в 01.56

Кому: @elvin.devil

От кого: @R.Tanner

Я помню, каким необычным ты казался мне в детстве. Я помню один день из того времени – ужасный, страшный день. Нам было по десять. Мы играли у меня в комнате, когда в дверь постучала мама. Она была не накрашена – я даже не сразу узнал ее с таким «голым» лицом. Помню, что она показалась мне очень молодой, хотя тогда я не мог представить себе, что родители могут быть молодыми. Мама заправила волосы за уши, присела на край моей кровати.

– Что-то случилось, миссис Ти? – спросил ты, подползая к ней по ковру на коленях. Я так и остался на своем месте, сжимая игрушечного робота.

– Ральфи, – сказала мама, и голос ее дрогнул; я сразу понял, что случилось что-то страшное, – бабушка умерла.

Помню, что я даже не плакал. Я просто не понимал, как это – умерла? Что значит – бабушки больше нет? За тобой пришла твоя мама, долго о чем-то разговаривала с моими родителями в коридоре. Тебе разрешили остаться у меня на ночь. Ты молчал, пока я разбирал кровать.

– Ральф?

– М?

– Как думаешь, бог существует?

Я обернулся на тебя. Мне казалось странным, что дети могут обсуждать подобные темы. Моя семья не была религиозной, в церкви я был только пару раз, в самом раннем детстве, и почти ничего не помнил. Я пожал плечами и стал дальше расстилать простынь.

– Не знаю. А ты?

– Думаю, что да. Только не думаю, что бог хороший.

– Плохой, значит? Как дьявол?

– Нет, – ты покачал головой, – дьявол это прям совсем зло. Хотя не думаю, что он есть. А Бог, он… Ну, не хороший и не плохой. Он обычный. Как человек. У моей мамы есть двоюродная сестра в другом городе. И у нее есть дочь, моя какая-то там кузина. Я видел ее только пару раз в жизни, – я повернулся на тебя, и заметил, что всегдашняя улыбка сошла с твоего лица, – она младше меня. Была.

– С ней что-то случилось? – спросил я, опуская простынь на кровать и садясь на нее. Ты кивнул и сел рядом.

– Ага. Я слышал, как мама разговаривала со своей сестрой. У моей кузины был рак. В семь лет. И она умерла.

– Это… Ужасно, – сказал я, хотя до этого думал, что рак – это животное. Я тут же почувствовал себя глупым и маленьким.

– И мама сказала тогда, что богу так было угодно, раз он ее забрал. И я вот думаю: зачем богу дети? Или старики? Наверное, он с ними развлекается. Наверное, твоей бабушке там будет весело.

Я почувствовал, что у меня защипало глаза. Я отвернулся от тебя и стал рассматривать узоры на одеяле.

– Да, наверное.

– Прикинь, они там могут красить волосы во все цвета радуги, носить яркую одежду, и никто не будет тыкать их возрастом. Твоя бабушка любила яркую одежду?

– Как-то не особо.

– Наверное, потому что она считала себя слишком старой для этого. А Бог дает разрешение. Он много косячит, но и совершает добрые дела. Как обычные люди.

Я попытался кивнуть. Горло сдавило. Вдруг ты потянулся ко мне и взял меня за руку. Обычный жест, но тогда меня всего как будто пропустили сквозь мясорубку. Ты сжал мои пальцы и уверенно сказал:

– Она не перестала быть твоей бабушкой, даже когда умерла, Ральф. И теперь она там может красить волосы в другие цвета.

Утром я проснулся раньше тебя и увидел на столе листок бумаги. Там был рисунок моей бабушки. Ты видел ее пару раз, но нарисовал довольно похожей – с седыми кудрями и в цветном платье. Бабушка на рисунке показывала «козу» и под ней была подпись, выведенная твоим корявым почерком.

«Оторвись здесь за меня, внучок!»

Вот тогда я и заплакал.

На следующий день ты объявил мне, что хочешь пойти со мной на похороны. Мои родители переглянулись, и ты, чтобы нарушить неловкое молчание, твердо сказал:

– Моя мама в курсе. Она сказала, что я могу пойти.

– Но, Элвин… – моя мама растерянно посмотрела на отца, – ты уверен, что?…

– Уверен, миссис Ти.

– Ральфу нужен друг в этот момент, – сказал отец, откладывая газету, – спасибо, что остаешься с ним, Элвин.

Ты улыбнулся во весь рот.

– Мы же друзья.

Я не помню, как я чувствовал себя в те дни. Мама плакала у себя в комнате, а папа купил мне черную рубашку и черные джинсы. Ты пришел в черной футболке и школьных брюках. Мы не смотрели друг на друга.

Это были мои первые похороны в жизни. Я чувствовал, что это все выглядит чем-то неискренним. Пришли бабушкины друзья, которые еще остались живы. Они спрашивали, как друг у друга дела, вспоминали молодость. Я стоял возле гроба бабушки, смотрел на ее фотографию. На минуту представил ее с красными волосами. Стало чуть легче. Если бы не ты, Эл, уверен, этот день показался бы мне настоящим адом.

– Ты как? – ты подошел ко мне и протянул яблоко, – там все взрослые о чем-то болтают. Никто не обращает на нас внимания.

– Они думают, что детям не место на похоронах, – ответил я растерянно.

– Если дети могут умирать, значит, могут посещать и похороны, – ответил ты, и я удивился, откуда в твоей маленькой голове такие умные мысли. Мы решили пройтись, отойти чуть в сторону под большое дерево.

– Мне жаль, что я не успел познакомиться с твоей бабушкой поближе, – сказал ты, снова беря меня за руку. Мне была приятна твоя тактильность, но я не мог сказать спасибо. Все было как декорации, хотя тогда я не отдавал себе в этом отчета. Просто прогуливался по парку со своим лучшим другом, который размышлял о смерти, – я думаю, она была очень крутой.

– Да, это правда, – сказал я, подкидывая яблоко на ладони, – теперь некому будет водить меня в театр. Родителям не до этого.

– Ну, ты можешь ходить один, – ты пожал плечами, – тебе уже десять.

– Мне не продадут билеты.

– Моя мама может нас водить. Ну, иногда, – ты сморщил нос, – и я тоже буду с тобой ходить.

– Ты там засыпаешь, – я закатил глаза, и ты ткнул меня локтем в бок.

– Не всегда. Только когда не высплюсь.

Мы оба прыснули со смеху, хотя было не смешно. Я был очень благодарен тебе, что ты находишься сейчас рядом со мной. Мне было намного спокойнее, когда я находился с тобой.

– Ты все успел сказать своей бабушке?

– Что? – я обернулся на тебя, уйдя в свои мысли. Ты остановился позади меня.

– Ну. Ты все ей сказал, что хотел?

– Не знаю, – я пожал плечами, – я… Наверное. Не знаю. Что за сложные вопросы?

– Ты можешь сказать сейчас, – ты заложил руки за спину, – ты можешь всегда поговорить с ней. Просто она тебе не ответит. Но услышит. Обязательно.

Из глаз полились слезы. Я не понимал, как ты можешь говорить так, что твои слова пробивают меня полностью. Ты развел руки в стороны, и я бросился к тебе.

– Обещай, что не умрешь раньше меня, – тупо проговорил я, утыкаясь тебе носом в шею. Это было очень приятно. Ты пах чем-то вкусным и сладким – детский гель для душа и порошок. Ты обнял меня сильно-сильно.

– Обещаю. И ты.

– Но мы не можем умереть в один день, – глупо сказал я, все еще пряча лицо у тебя на плече.

– Постараемся, – ответил ты.

Я впервые плакал так сильно не при родителях, а при ком-то другом. Я впервые осознал смысл слова «друг». Впервые так долго обнимал тебя, а ты гладил меня по спине. Мы были детьми. Это выглядело абсолютно нормально. И в ту минуту ты был для меня самым близким и дорогим человеком. Я не знал, с кем еще бы мог говорить о боге, кто еще бы смог нарисовать мою бабушку в рокерском стиле, кто еще мог бы двадцать минут терпеть мои слезы, кто бы отправился со мной на похороны.

Дата: 24.09.19 в 21.09

Кому: @elvin.devil

От кого: @R.Tanner

Эл, я правда не знаю, как мы с тобой так совпали. Как смогли стать такими друзьями. Как могли понимать друг друга без слов. Ведь после этого мы даже создали с тобой наш тайный алфавит, помнишь? Буква А – треугольник, Б – квадрат, В – знак бесконечности и так далее. Мы писали друг другу записки на уроках тайным шифром, и когда учителя забирали их, они не могли понять, о чем мы переписываемся. И даже если кого-то из нас вызывали к директору, мы всегда друг друга выгораживали. Даже директор и все учителя в школе знали, какие мы с тобой лучшие друзья. Если нас хотели за что-то наказать – нас рассаживали в разные концы кабинета, но даже оттуда мы умудрялись переговариваться жестами и строить друг другу рожи.

Ты был моим лучшим воспоминанием из детства, самым болезненным – из юношества, тоскливым и ноющим – из взрослой жизни. Я люблю тебя.