Текст книги "Одинокое место"

Я отменяю рабочие встречи, одну за другой. Пишу, что у меня рак. Не хочу ничего скрывать, чтобы меня не начали упрашивать, приходится говорить твердое «нет, не получится». Никакой книжной ярмарки. Никаких семинаров. Никаких библиотек. Я не приду. Из всех запланированных на осень мероприятий оставляю только Джамайку Кинкейд на Стокгольмском литературном фестивале. На самом деле хочу отменить и ее, ведь встречаться придется сразу после третьей химии и я наверняка буду паршиво себя чувствовать, но Матс говорит, что это глупо, что я потом буду жалеть. «Я помогу тебе».

Я хочу сделать это с ним вместе. Если мне станет совсем плохо, Матс сделает это сам. Мне необходимо, чтобы он был рядом. В конце концов, это он открыл для меня Джамайку Кинкейд.

Я оказалась заперта в теле, на которое больше не могу положиться. В таком беззащитном теле. Дырявом, как решето. И выбраться из него я не могу. Так же, как не могу его игнорировать, махнуть рукой. Мне не вырваться, так что я должна попытаться выжить. Болезнь превратила меня в биологический организм, но я никак не могу понять, что именно от меня требуется.

Так хочется снова писать. Было бы слишком высокомерно утверждать, что критические заметки, статьи, эссе – это не литература. Еще какая, в высшей степени литература. Но это не писательская деятельность как свободная игра, где я сама могу устанавливать правила. Это не моя вселенная, не мое прибежище. Другие тексты выполняют определенные обязанности, они заданы извне. В личной, художественной, биографической литературе обязанность только одна – быть правдивой по отношению к тексту. Открыться ему. Стать податливой. Но после Май мне это не удается.

* * *

На следующий день после того, как я узнала диагноз, была наша четырнадцатая годовщина свадьбы. Мы отправились в город, решили пообедать в «Голубых вратах». Вареный лосось и французский картофельный салат, солнечно, тепло. Мне дали телефонный номер Центра груди на случай, если возникнут вопросы, и они возникли. Тысячи вопросов, из которых самый насущный – эта боль, у меня никогда так не болело тело, кости, живот. Как быстро разрастаются опухоли? Может, во второй груди уже тоже что-то растет, а если оно распространилось, что тогда делать? Я надиктовываю свой номер на автоответчик, чтобы они перезвонили. Но до конца дня так никто и не перезванивает. Я не спускаю глаз с телефона на пароме по пути на Юргорден, а потом и в ресторане. Не успели мы сесть, как тут же налетели осы. Они ползают по каперсам, картошке, по майонезу с укропом и по рыбе, у меня аллергия на осиные укусы, не хватало только проглотить осу. Я выхожу из ресторана, солнце припекает, после холодного лета вдруг пришла жара. Матс догоняет меня. «Идем на паром, пора возвращаться», – говорю я. И тут звонят с незнакомого номера. Женщина, которая говорит, слегка раздражена, что-то пошло не так, они не нашли мой номер, не смогли проверить, идентифицировать меня, поэтому не могли перезвонить. Меня трясет, я сажусь на скамейку у воды, так много туристов, народ толпится у входа в парк аттракционов, а мне что, так и сидеть, выкрикивая свою панику? Я спрашиваю, насколько велик риск, что опухоль перекинется на вторую грудь, распространится по телу. Она говорит, что все зависит от того, что человеку довелось пережить раньше. Некоторым трудно принять известие о том, что у них рак, может случиться кризис, если психика неустойчивая. Да, я много чего пережила в жизни, но когда и при каких обстоятельствах вообще может быть легко принять новость о том, что тебе отрежут грудь и подвергнут химиотерапии? Кому легко услышать онкологический диагноз, особенно если твои дети еще учатся в средней школе? Я говорю, что у меня страшно болит все тело, что я не могу нормально сидеть. Она не может толком ответить почему, нужны дополнительные обследования, биопсия лимфоузлов, рентген. Хорошо уже то, что на УЗИ в лимфоузлах ничего не нашли. Я прекрасно слышу, как она это произносит, но я только что узнала, что у меня три опухоли, которые быстро растут, а тут еще и боль во всем теле?

Насколько помню, до начала лечения я успеваю еще раз встретиться с доктором Аннели Блад. Хотя, возможно, это был все тот же первый раз.

 
Я испытываю животный страх смерти.
Я все время ощущаю внутри огромную опухоль.
Ее ничто не остановит.
Она будет расти, сколько захочет.
 

Нет, наверное, я все-таки встретилась с доктором Аннели еще раз. Когда она рассказала об исследовании, в которое вписываются опухоли моего типа. Мне кажется, что она представила его как исследование с целью разработки более направленного лечения. Широко известно, что в наше время терапия для онкологических больных излишне жесткая. Поэтому ученые начали разработку, где больных разделили на группы, чтобы проверить, действительно ли это так. У участниц берут множество дополнительных анализов, неоднократно делают биопсию опухоли, в частности перед самым началом лечения. Участие в таком исследовании дает много преимуществ, говорит Аннели. К пациентке относятся с особым вниманием. Она даст мне почитать брошюру.

Я киваю. Разумеется, я могу поучаствовать в исследовании, если это поможет другим… я не хочу умирать, уходить от детей. У меня вдруг возникает ощущение, что доктор Аннели – компетентная, деятельная, опытная, циничная – видит мое загорелое лицо с макияжем, мои длинные волосы и думает: «Эта самодовольная дамочка переживает из-за того, что облысеет». А в ее власти мое спасение, и она будет меня спасать, эта Аннели. Это она тут решает – исследование, операция, а я лишь испытываю жуткий страх. Я не сплю, тело отказывается подчиняться. Я должна поддержать детей. Выдержать их страх. Сердце колотится, бьется, стучит. Интересно, человек всегда слышит свое сердце? Я теперь слышу его все время – и особенно по вечерам, когда пытаюсь уснуть. Было бы здорово приглушить этот стук. Чуть-чуть уменьшить страх, чтобы я могла немного передохнуть. Я не принимаю ни снотворного, ни успокоительного, никаких антидепрессантов. Не потому, что в них не верю, напротив, эти лекарства могут быть жизненно важными. Но я знаю, что пациенты клиники расстройств пищевого поведения, где я работала, испытывали жуткую тревогу, когда их заставляли регулярно принимать пищу, доедать все, что положено на тарелку, есть жирную пищу, чувствовать сытость и не испытывать при этом рвотных позывов, и я знаю, что доктор выписывал им «Атаракс», мягкий транквилизатор. Сейчас мне вспомнилось название, и я думаю, может, доктор Аннели мне его выпишет, я спрашиваю ее еле ворочающимся языком: «Может, мне стоит попринимать какое-нибудь успокоительное, пока я жду окончательного вердикта?»

Она отвечает, что, разумеется, существует много разных препаратов, но она не хочет их выписывать. Говорит:

«Вы оказались лицом к лицу со смертельной угрозой, и рано или поздно вам все равно придется пережить этот кризис. Медикаменты лишь отложат неизбежное».

Да, конечно. Естественно, а я что, думала, получится избежать этой боли, этих зверских мучений, тревоги, паники – могу выписать вам снотворное, например «Стилнокс», чтобы было легче уснуть. «Еще у меня аллергия на осиные укусы, – говорю я, – вы не выпишете таблетки кортизона – на всякий случай, раз такой осиный год выдался?» Да, это можно, «Бетапред», шесть таблеток при укусе осы – развести в небольшом количестве воды.

Вы оказались лицом к лицу со смертельной угрозой. Вы оказались лицом к лицу со смертельной угрозой. Вы оказались лицом к лицу со смертельной угрозой.

* * *

И вот уже пора встречаться с медсестрой отделения онкологии в больнице Святого Йорана, это ведь она должна рассказать мне о самом лечении? Обо всех этих лекарствах, которые придется принимать во время химиотерапии. Кортизон, а еще сильнодействующие и адски дорогие таблетки от тошноты, «Алокси», «Эменд» – все по подробно расписанной схеме – перед началом химии. Потом количество постепенно снижается – тридцать две таблетки кортизона «Бетапред», потом двадцать четыре, потом двенадцать. Шесть от укусов осы. Боже мой, какие дозировки. «Омепразол» от изжоги, вызываемой кортизоном, «Примперан», если тошнота все-таки не уйдет, а еще средство от запора. Что же там вызывает запор, кортизон? Капли от вздутия живота, тоже в качестве профилактики. И в придачу к этому лекарство от грибка и раствор для полоскания ранок в ротовой полости, масло или таблетки от сухости во рту, защитные капли для слизистой глаз и носа. Промежности, кишечника. Все, что может пострадать, пострадает. А все, что пострадает, может начать кровоточить.