Текст книги "Тропик Канзаса"

– Представь себе, что все пустыри в Америке будут восстановлены так же! – с жаром промолвила Ханна, и Сиг подумал, что только такие голубые глаза могут гореть оптимизмом по поводу того, что сделают реальные люди и как мало природу беспокоят наши чувства.

– Нет такого понятия, как пустырь, – сказал Сиг, хватая тяжелый топор.

При этих словах Билли рассмеялась, глубоким утробным смехом женщины, которая знает, что к чему.

Ханна тоже улыбнулась.

– Значит, мы выжжем эту землю? – спросил Сиг.

– Да, именно так, – подтвердила Билли. – Как делали индейцы, чтобы охота была лучше, как до них делала Земля и как будут делать наши потомки, после того как мы обучим этому их матерей.

Так они и поступили, двумя группами, развели огонь, следя за ним. Глядя на поднимающиеся над просторами языки пламени, слушая его негромкий рев и потрескивание, Сиг думал, что Билли права, что именно это поможет вернуть то, что должно быть.

Сиг быстро расправился с обедом. Остальные шутили над ним, говоря, что он «сожрал» еду, а он гадал, знает ли кто-нибудь из них, что это такое на самом деле.

Что такое настоящий голод.

Пока остальные не спеша ели, Сиг отправился прогуляться. Он чувствовал себя исцеленным, сильным, готовым двигаться дальше.

– Эй! – окликнула его Ханна. – Ты куда?

– В лес, – ответил Сиг, кивая в сторону деревьев. – Посмотрю, что там.

– Я с тобой, – без приглашения поднялась на ноги она.

Сиг не замедлил шага, и Ханне пришлось его догонять.

– Как ты думаешь, что там? – запыхавшись, спросила она.

Сиг повернулся к ней. Она стащила шапку, и светлые волосы рассыпались по плечам. Сиг вспомнил, что когда-то давно считал красивым, если у девчонки волосы такие же, как у его мамы, но теперь они напоминали ему желтые предупредительные огни на опасных участках дороги.

Он приложил палец к губам, показывая Ханне молчать, и повел ее в заросли.

Под деревьями снега еще было много. Слышался крик ястреба, далекое карканье ворон.

Сиг показал девушке дикие зимние ягоды, желуди, которые можно есть, если знать, как их приготовить.

Он указал на следы на снегу. Оленьи, лисьи, кроличьи и других диких грызунов. У него мелькнула мысль, водится ли в этих лесах кугуар.

Работали все долго и обедать сели поздно, поэтому солнце уже начинало тускнеть. Сиг нашел оленьи следы, такие свежие, что можно было почувствовать запах мускуса. Оглянувшись на Ханну, он улыбнулся, и та улыбнулась в ответ. Она тоже почувствовала этот запах.

Они двинулись по следу. Он поднимался по обращенному на север склону, где снег до сих пор оставался глубоким. Местами снег был настолько укрыт от солнца, что на нем даже не образовалась корка наста. Столь глубокий снег сильно замедлил продвижение оленя, что чувствовалось по его следам.

Только когда Сиг и его спутница поднялись на самую вершину холма, он впервые заметил другие следы. Он привлек Ханну к себе и повел ее на противоположную сторону, где все следы перемешались. Там они услышали хруст, шелест снежной пляски, фырканье объятого ужасом оленя и увидели, как один койот с разбега запрыгнул рогатому самцу на шею и впился в нее клыками. Второй койот вцепился в задние ноги, как это делают собаки, когда ведут между собой жестокую игру. Олень упал, и оба койота набросились на него, торопясь прикончить. Ханна вскрикнула, и койоты удрали.

– Пришло время поделиться, – заметил Сиг. – Вам надо было поскорее сожрать добычу.

Когда они вернулись из леса, Сиг с оленем на плечах, в залитой кровью животного рубашке, на остальных это произвело впечатление, ведь из оружия у него был только карманный нож. Но Сиг предоставил Ханне честь рассказать о случившемся, и ее история по большей части соответствовала истине.

31

Войдя в клуб, Таня почувствовала, будто оказалась в прошлом.

Играла какая-то доморощенная группа, заполняя пропасть между джазом и панком: лишенный гармонии блюз для раздробленной на части Америки. Лидировали трубы, их звуки, похожие на вопли гусей, проходящих базовый курс вокального обучения, перемежались с электронным шумом ненастроенных радиоканалов и спорадическим блеянием, барабанщик колошматил по барабанам, бас напоминал удары сердца больного, страдающего аритмией. Все это было до боли знакомо, и впервые после приземления Таня почувствовала себя дома.

Такую музыку исполнял ее отец – точнее, ту музыку, из которой все это вышло, музыку, вобравшую в себя звуки холодных городов в самом сердце континента, затерявшихся на старых дорогах и у заброшенных железнодорожных станций. Чикаго, Детройт, здесь, в Городах-близнецах. Когда Таня ставила такую музыку своим знакомым в Вашингтоне, те только корчили недовольные гримасы. Нужно знать источник такой музыки. Чувствовать ее, жить ею, жить тем, как она воскрешает какие-то мгновения в прошлом, в то же время освобождая тебя от этого прошлого, подобно грезам наяву о межзвездном путешествии.

Клуб «Ганимед» имел название, но не имел вывески: просто дверь пожарного выхода, казалось, покрытая четырьмястами слоями краски, с дополнительными мерами безопасности из подручных материалов. На двери маленькое изображение планеты с кольцами и кнопка звонка, и, когда Таня нажала на нее и вошла в дверь, два парня, сидевших там, охраняя вход, оглядели ее с ног до головы и впустили внутрь.

Толпа в зале была очень разношерстной: в основном молодежь, всех рас, стремящаяся к отмене всех рас. Знакомых лиц в толпе не было, и Таня остро прочувствовала, как же долго отсутствовала, но выражения были те же самые – голодные и печальные и в то же время сильные. У многих имелись татуировки, говорящие о военной службе далеко за морем, в то время как другие внешне напоминали ветеранов здешних улиц. Многие бродили по соседним помещениям, беседовали вдали от музыки, наслаждаясь зрелищем горячих блюд, которые, по словам Мелла, и были для многих главной причиной приходить на подобные сборища. Говорили, что в штатах, затронутых разорением сельского хозяйства, безработица доходила до двадцати пяти процентов, и это не считая тех, кто уже отчаялся найти хоть какую-нибудь работу.

После окончания выступления группы в зале расставили стулья, и все просмотрели короткий документальный фильм о покушении на Рейгана. Теории заговора насчет четвертой пули, двойной агент и то, что никакой такой ячейки, как «Армия Джоди Фостер», в действительности не существовало[15]15
  Покушение на президента США Рональда Рейгана произошло 30 марта 1981 года. Психически больной Джон Хинкли, помешанный на актрисе Джоди Фостер, снявшейся в фильме «Таксист», выпустил шесть пуль, ранив четырех человек, в том числе самого президента.


[Закрыть]. Провокационный материал, но представленный в виде, который едва ли можно было считать объективными доказательствами, по крайней мере по тем меркам, которым учили Таню, – стандартам, нацеленным на то, чтобы бросать людей за решетку и отбирать у них деньги. Мысль, что за всем этим стояли военно-промышленные компании, казалась весьма правдоподобной до тех пор, пока ты не вспоминал, что первые ВПК были созданы только при администрации Хейга[16]16
  Александр Хейг, на момент покушения госсекретарь США, сразу же после выстрелов заявил, что «теперь власть переходит ко мне».


[Закрыть]. Создатели фильма всесторонне обсасывали чисто гипотетическое, идущее вразрез с фактами предположение о том, что, если бы Рейган не был убит, его люди разделили бы «Белл-нет» на кучу мелких телефонных компаний, создав благодатную почву для процветания всевозможных интерактивных сетей связи «вместо одной гигантской корпоративной клептосети, навязанной нам «Большим Беллом» и принадлежащим ему правительством».

Таня не купилась на это, однако остальные слушатели, похоже, относились к фильму с бо́льшим доверием. Они остались на местах после того, как в зале зажегся свет, чтобы послушать выступление ведущей. Белая женщина представилась Ладьей – таким было ее прозвище, оно же творческий псевдоним. У нее были манеры и произношение человека, выросшего за оградой, но преждевременные бойцовские морщины на лице увеличивали ее возраст с двадцати девяти до сорока лет. Таня вспомнила шутку Максины Прайс о том, что борьба за истинные перемены плохо сказывается на коже. Затем Ладья процитировала в своих комментариях покойную вице-президента, и шутки закончились.

– «Легче представить себе конец света, чем перемены в политической системе». Возможно, эти слова соответствовали действительности, когда доктор Прайс говорила их, занимая свою должность, но, на мой взгляд, теперь это уже не так. Если мы в ближайшем обозримом будущем не изменим политическую систему, нам не нужно будет напрягать фантазию, чтобы представить себе конец света. Пробил час истинной демократии!

Тане нравились призывы, но она недоумевала, стоит ли что-нибудь за ними. И именно демократия привела Макка к власти, люди отдавали ему свои голоса, три срока подряд. Так что демократия еще не гарантирует ни справедливости, ни верховенства закона.

Однако толпа не разделяла скептицизма Тани. В толпе звучали восторженные возгласы, словно это собрались члены какой-то религиозной секты. Оглядевшись по сторонам, Таня подумала, что по сути дела так оно и есть. Зал был набит битком, все эти люди искали того, кто их спасет.

Сига нигде не было видно.

– Какое-то время назад я приехала сюда из Чикаго на машине, – говорила Ладья. – По старым шоссе, куда редко заглядывают роботы, можно ехать, не опасаясь, что тебя будут останавливать через каждые десять километров. Я видела бурые пустыри там, где прежде была буйная зелень. Видела хранилища химикатов, где урожай с отравленных полей превращается в пищу для машин. Как мы допустили подобное?

– Нужно вернуть нашу землю! – крикнул кто-то в толпе.

– Сровнять с землей хранилища! – подхватил женский голос.

– Да, вернуть, – согласилась Ладья. – Нам нужно потребовать назад наши земли. Сломать трубы, высасывающие из почвы жизнь. Восстановить разрушенную нами живую природу. Создать новую экономику, основанную на том, чтобы производить, а не отнимать. И для этого мы должны взять власть в свои руки.

Таня снова обвела взглядом зал, останавливаясь на тех немногих в толпе, кто не подхватывает общий рев, стараясь определить, кто из присутствующих незаметно присматривает за инакомыслящими, поддерживая нынешнего правителя.

Подобно ей. Эта мысль пришлась Тане не по душе. Однако образ мамы в кандалах подавил все остальные чувства. Все остальное подождет до тех пор, пока мама не окажется на свободе.

– Во всем полушарии крепнет движение, – продолжала Ладья, – направленное на перезагрузку нашей политической системы. История ведь не закончилась в 1789 году, правильно?![17]17
  4 марта 1789 года вступила в действие Конституция США.


[Закрыть]

– Нет, черт побери!

– Запретить политические партии!

– Совершенно верно, – подтвердила Ладья. – И это значит не просто перешагнуть через мнимый выбор между «обыкновенными» олигархами и «без кофеина». Речь идет о прямой демократии – настоящем правлении народа, вместо того чтобы притворяться, что мы выбираем «знающих специалистов», предоставляя им право управлять нашей жизнью.

– Напишем новую Конституцию!

Соратники Ладьи стали распространять в толпе брошюры.

ВЛАСТЬ ТОЛПЫ:

КАК СОЗДАТЬ СВОЮ СОБСТВЕННУЮ СТРАНУ

Таня пролистала брошюру. Множество диаграмм, графиков, афоризмов и рисунков. Пособие по общественно-политической самопомощи, преподнесенное в допотопном бумажном виде, чтобы избежать слежки. Мать на протяжении нескольких лет присылала Тане подобный мусор. Эта же брошюра была более амбициозной. Революционной. Таня уже вдоволь насмотрелась на то, что выйдет, если дать людям возможность править самим: правила начинают устанавливать худшие из худших, как правило, самые трусливые, наиболее агрессивные. Впрочем, так было всегда.

Опять же, Ладья была отчасти права насчет 1789 года. Таня так и не смогла определить для себя, какими на самом деле были те люди. Глядя на их портреты в париках в учебниках, она видела белых богачей, рабовладельцев, не желающих платить налоги. И у законов, имевших смысл для общества, того самого общества, которое только что «открыло» безграничные просторы нового континента, уже давно истек срок годности.

– Нужно взять все в свои руки, – снова заговорила Ладья. – До тех пор пока мы не поднимемся с колен и не дадим пинка под зад клептократии, мир будет и дальше катиться в пропасть. Если мы наладим связь между нашими сообществами, создадим новые сети, которые помогут нам делиться друг с другом, организовывать и действовать, мы сможем это сделать.

– Один – ничто, вместе – всё!

– Остров Утопия – семя, брошенное в невспаханное поле!

– Вспомните ноябрь!

– Не заводите меня! – предупредила Ладья.

– Наши фермы погибли!

– Чужеродные посевные культуры и рукотворная засуха!

– Разрушено все сердце нашей родины, отсюда до самого Мексиканского залива! – воскликнула Ладья. – Взгляните на Новый Орлеан! Огромный город, превращенный в отравленный пустырь военно-промышленным комплексом, подмявшим под себя наших вождей. Жители города начали борьбу с властью, и, что бы там ни писали подвластные правительству средства массовой информации, они до сих пор не сложили оружие. Если мы не последуем их примеру, для нас все кончится, как для никарагуанцев, которые живут в развалинах, в то время как корпоративные роботы возводят новый город на радость своим хозяевам!

У Тани мелькнула мысль: а что, если Ладью, как и Одиль, дома ждет привилегированная комфортная жизнь, к которой она вернется сразу же после этого собрания? И вообще, способна ли она поставить весь тот товар, который продает? Очевидный ответ: чтобы верить в прямую власть неуправляемого большинства, нужно быть богатой белой дочерью «хозяев».

Таня снова перелистала брошюру. В середине была вставлена страничка. Таблица, заполненная цифрами. Время суток и частоты. Средние волны, короткие волны, УКВ. Написанный от руки код. Единственным объяснением, если его можно было назвать таковым, был напечатанный внизу афоризм.

СЕТЬ – ЭТО НАРОД

Подняв взгляд, Таня наконец увидела знакомое лицо – одного из парней, распространяющих брошюры. Тощий подросток с грязными светлыми патлами, падающими на невротические глаза. Один из подозреваемых из файла, который прислала Герсон. Трейс Гулсби-младший, 20 лет, он же Трассер, он же Г-001. Несовершеннолетний преступник из Остина, отбывший два года за установку незаконных средств видеонаблюдения в здании федерального суда, выложивший съемку закрытых процессов в открытую информационную сеть, и все это он сделал, еще учась в школе. Соратник Морисио Рохо Риверы, 20 лет, он же Мохо или Моко. Было достоверно известно, что Трассер и Моко занимались контрабандой, участвовали в боях в Новом Орлеане, а в настоящее время помогали преступникам, инакомыслящим и контрабандистам перемещаться туда и обратно по центральному трансконтинентальному коридору и пересекать южную границу. Моко видели здесь, в Миннеаполисе, в обществе тех, кто, как считалось, укрывал Сига.

Действуя по наводке, местное отделение Патриотов отчизны две недели назад получило ордер на задержание Трассера и Моко, когда те прятались в Сент-Луисе, подготавливая очередную партию контрабанды. В ходе облавы был захвачен груз – беженцев в грузовике не оказалось, только старое телевизионное оборудование и четыре коробки с нелегальным видео, – но обоим контрабандистам удалось ускользнуть.

Таня наблюдала за тем, как Трассер обрабатывает зал. Она высматривала какие-либо признаки припрятанного груза. Таня глядела на то, как парень смахивает с глаз непокорные волосы, и ей хотелось смеяться и в то же время плакать: какой же он на самом деле молодой! Какая молодежь собралась здесь, привлеченная огоньком свечи наивной надежды, еще не опаленная реальностью истинного положения дел в стране.

Кое-кому из собравшихся Трассер протягивал еще один листок бумаги. Красную визитную карточку. Таня не оказалась в числе получателей, но она догадалась, что это такое. Приглашение остаться на дополнительное собеседование.

У нее мелькнула мысль, а сможет ли она сама побеседовать с этими людьми. Если Сиг не объявится сам, нужно будет сделать так, чтобы они помогли ей его найти.

И тут по всему залу разнесся громкий голос:

– Привет, Таня!

Таня обернулась.

Лисбет.

– О господи! – воскликнула Лисбет. Она заметно постарела, в грязно-соломенных волосах появилась седина, но в носу у нее по-прежнему красовалась огромная серьга. Разумеется, Лисбет не могла не окликнуть ее в толпе.

У Тани мелькнула было мысль сделать вид, будто это не она. Но затем она придумала кое-что получше.

– Привет! – Улыбнувшись, Таня протиснулась сквозь толпу и крепко обняла Лисбет. От той исходил какой-то сельский аромат Среднего Запада, амброзия, ветивер с примесью полыни.

– Я слышала о твоей матери, – сказала Лисбет. – Просто гестапо какое-то! Как будто это преступление – давать людям кров и еду. Ты здесь из-за нее?

– Это главная причина, – подтвердила Таня.

– Отлично! Чем мы можем помочь?

– Думаю, у меня есть план, который должен сработать.

Если Лисбет известно про маму, вероятно, она знает про Сига.

– Я очень рада видеть тебя, – продолжала Таня.

– Я слышала, что ты в Вашингтоне, – сказала Лисбет, и при этом слове дружелюбное выражение исчезло с ее лица.

В этот момент их прервал какой-то тип, бритый наголо в черной футболке и пластиковых очках. Он что-то шепнул Лисбет на ухо, подозрительно косясь на Таню.

– Понятно, – сказала Лисбет, и лицо у нее стало серьезным. – Проклятие!

– В чем дело? – спросила Таня.

– Облава, – объяснила Лисбет.

Таня представила себе, каково будет, если ее здесь схватят Патриоты. Согласно предписанию с работы, она должна была находиться в Дулуте. Секретная служба откажется от нее. И вместо того чтобы вызволить маму из тюрьмы, она окажется вместе с ней за решеткой.

– Тебе лучше пойти со мной, – сказала Лисбет.

– Я должна бежать, – сказала Таня.

Услышав шум вертолетов, она обернулась и увидела, как выражение лица Лисбет изменилось.

– Я знала! – крикнула та. – Ах ты, долбаная шпионка!

Лисбет схватила Таню за руку, больно вонзая пальцы. Ударив по руке, Таня отпихнула ее и бросилась к двери.

– Хватайте ее! – крикнула Лисбет.

Таня устремилась к двери. Протискиваясь сквозь объятую паникой толпу, она оглянулась назад и увидела на лице Лисбет ярость, выплеснувшуюся в обличительный перст с острым ногтем, направленный на нее.

На улице к дому подкатывали полицейские грузовики, воя сиренами.

Таня побежала следом за тремя парнями, в противоположную сторону, в темноту переулков, ища, где спрятаться.

32

Ночью Сиг снова украдкой выбрался из сарая и провел ночь в лесу у автострады. Он должен был ночевать вместе со своими спутниками, чтобы их не нашли те, кто их ищет. В сарае были другие ребята одних с ним лет, и такое решение было правильным. Но просто на свободе Сиг чувствовал себя в большей безопасности, хотя там его и могли заметить невидимые глаза.

Лес был ограничен с одной стороны автострадой, а с другой – кладбищем. Кладбище служило отличным укрытием. Много деревьев, никакого видеонаблюдения, никаких людей, по крайней мере ночью. Вдоль шоссе тянулся огромный новый участок, заполненный свежими белыми надгробиями бойцов, погибших в войнах далеко за морем. Некоторые войны велись гораздо ближе к дому. Внизу, в ложбине, возвышался большой памятник мученикам, сделанный из черного камня. В ясную ночь в новолуние казалось, что он усеян звездами.

Сиг выбрал место для ночлега дальше, за обветшавшими старыми гробницами людей, живших столетия назад. На одной гробнице был мраморный ангел, женщина с распростертыми крыльями, собирающаяся взлететь. Ее длинные волосы напомнили Сигу волосы матери, когда та расплетала косы.

Сигу нравилось лазать по старым дубам. В изгибах толстенных веток можно было спать. К западу виднелись корпоративные комплексы, возведенные после гибели ферм. Здесь находились исследовательский центр компании «Биотопливо Куэйкер», информационная служба «Дата-Фид», отделение фирмы «Грейрок», занимающейся специальными проектами в области авиации и космонавтики, предложившей новую конструкцию беспилотного корабля. Фриц рассказывал, что здесь работал его дед, после того как его схватили в конце войны. По его словам, здание было настолько огромным, что внутри могли летать самолеты. Сигу захотелось увидеть его своими глазами.

И все равно оно было не таким большим, как открытое небо над здоровенными коробками, как бескрайние больные поля, пересохшие, стремящиеся вернуться в дикое состояние или залитые химикатами, поддерживающими жизнь, на которых росло новое биотопливо для машин.

Сиг почувствовал, что весна, похоже, решила повременить со своим приходом; забравшись на дерево, он подумал, что, скорее всего, проснувшись утром, увидит все вокруг укутанным белым покрывалом. Год от года становилось все труднее предсказывать смену времен года. Сиг надел подарок Билли и Фрица, черную толстовку с капюшоном из толстого материала, по словам Билли, сделанного из старых пластиковых бутылок. Она ему нравилась. Толстовка будет хорошим воспоминанием, когда он двинется дальше.

Утром снега не было. Стало теплее. С восходом солнца Сиг спустился к реке и до завтрака охотился на уток. Он нашел заводь, куда спускали теплую воду из завода, и уткам нравилось торчать здесь. Охотился Сиг на них так: раздевшись, он залез в реку и, подплыв к уткам под водой, схватил их за лапы и утянул под воду. Он поймал двух отличных уток. Ему хотелось надеяться, что свежая дичь в подарок поможет Билли не так злиться на него, когда он ей скажет, что сегодня его последний день с ними.

33

Герсон поздравила Таню с тем, что той удалось успешно избежать облавы в «Ганимеде», хотя та рассчитывала услышать от нее другое.

Когда Герсон позвонила ей, Таня послала ее куда подальше.

Ей несказанно повезло, что она наткнулась на Лисбет на том собрании. Лисбет могла бы помочь найти Сига. Она имела связи с подпольем, с теми, кто укрыл парня. Вместо этого Таню вывели из игры еще до того, как она успела задать хоть один вопрос.

Но теперь, по крайней мере, Таня убедилась в том, что Герсон и ее люди следят за ней.

Она сожалела, что не смогла объясниться с Лисбет. Если бы у нее было достаточно времени, она бы обязательно дала ей понять, что к чему.

Но вместо того чтобы поговорить по душам со своей старой подругой, Тане теперь предстояло вести допрос, к чему у нее не было ни малейшего желания. Все подстроила Герсон. Как будто ей доставляло удовольствие заставлять Таню делать то, что та не хочет.

Как выяснилось, облава не была тщательно спланированной операцией. Три оперативных сотрудника Патриотов отчизны и местная полиция действовали в спешке и прибыли на место уже тогда, когда собрание начинало расходиться. Схватили Трассера, еще двух человек из ячейки Ладьи и четырех новобранцев. В глубине души Таня сожалела о том, что самой Ладье удалось уйти, в основном потому, что та могла стать источником информации, а также потому, что ее заносчивое поведение просто выводило девушку из себя. Таня обрадовалась, узнав, что Лисбет в списке нет, хотя это означало то, что Лисбет теперь, скорее всего, будет за ней охотиться.

Также конец надеждам попробовать цыпленка, приготовленного кузеном Меллом.

Итог: Таня снова оказалась в «Ящике».

Маму уже перевели в Бошвитц-Хаус.

Охранник, сообщивший это Тане, поздравил ее с тем, что у нее такие связи, позволившие добиться для матери столь клевого обращения. И добавил, что вон тому парню не повезло.

Встретившись с Трассером, Таня по лицу задержанного поняла, что имел в виду охранник.

– Я сожалею о том, что вы здесь, – сказала Таня. Совершенно искренне. Она ознакомилась с личным делом этого парня. Все деяния, из-за которых у Трассера впервые возникли неприятности, были достойны восхищения. Он рано свернул не на ту дорожку, а после первого судебного решения других дорог у него не осталось.

Трассер лишь молча посмотрел на Таню со скептическим выражением лица.

– Я говорю искренне. Это я во всем виновата. Я не думала, что все так произойдет.

– Ты что, придуриваешься, твою мать? – Голос у него был каменный, как у серфера с юга.

– Нет, – заверила его Таня. – И если ты мне поможешь, мне обещали устроить тебе ту же самую сделку, как и совращенным тобой новобранцам.

– Это какую еще сделку? – спросил Трассер. У него на щеке красовалась новая ссадина. У Тани мелькнула мысль, не прячутся ли под желтым спортивным костюмом другие синяки.

– Ты избежишь уголовного преследования, если добровольно пойдешь на полтора года служить в армию или согласишься на шесть недель восстановительной терапии.

– Я лучше предстану перед судом. Нельзя же сажать человека в тюрьму за то, что он разговаривает с людьми.

– Ты насмотрелся старых телесериалов, – возразила Таня. – Тебя могут отправить в тюрьму за что угодно. Мне тоже это не нравится. Я хочу перемен, но только идти к ним нужно другим путем. Вот почему я хочу помочь тебе добиться наиболее благоприятного исхода.

– Наименее поганого исхода. Что за чушь!

– Что, если я тебе скажу, что на тебя есть целое досье. На тебя и на Моко.

Трассер переменился в лице.

– И в нем есть материалы о семи случаях грубого нарушения Закона о безопасных поездках.

Трассер побелел.

– И что, если я скажу, – продолжала Таня, – что мне нужно только, чтобы ты помог мне найти кое-кого, кто никогда не узнает о нашем разговоре?

Трассер молча смотрел на нее сквозь ниспадающие на лицо космы.

– Где Моко?

Он продолжал молчать.

– Он ведь здесь, в Миннеаполисе, так? – настаивала Таня.

– Мне нужен адвокат.

– С теми обвинениями, которые тебе грозят, никаких адвокатов, – сказала Таня. – Чрезвычайное положение. Как ты думаешь, почему ты попал в это здание?

– Вечное чрезвычайное положение, – буркнул Трассер.

– Мне тоже это не по душе, но таковы законы. Тебе повезло, что мне разрешили с тобой переговорить. Возможно, мне удастся помочь тебе выбраться из той грязи, куда ты попал.

Трассер смахнул с лица патлы. Бросил взгляд на портрет президента на стене. Вздохнул.

– Как насчет вот этого парня? – сказала Таня, показывая ему фотографию Сига. – Где бы я смогла его найти, если бы захотела задать ему несколько вопросов?

– В жизни его не видел, – сказал Трассер. – Похож на полного козла.

– Возможно, это так, – согласилась Таня. – Почему ты не хочешь сказать мне правду? Я же знаю, что этот парень был здесь.

Трассер пожал плечами. И снова отвернулся.

– Откуда ведутся подпольные трансляции? – спросила Таня.

– По телевидению.

– Где находится станция? Властям известно, что вы создали тайную сеть. Переправляете то, что бандиты доставляют через канадскую границу. Как, например, тот груз видеокассет, который вы отвезли в Сент-Луис.

– Мы не отвозили в Сент-Луис никаких кассет!

– В таком случае куда вы их отвезли?

– Твою мать!

– Тебя схватили в Сент-Луисе?

– Это была ты?

– Мои коллеги. Я просто веду это дело.

– Блин!

– Все в порядке, – успокоила его Таня. – Согласись сотрудничать со мной. Я же знаю, что у тебя нет ни малейшего желания возвращаться туда.

– Как ты мне поможешь?

– Отправлю тебя на перепрограммирование. У тебя нет выбора – или это, или Детройт, и то если повезет. Я предлагаю тебе хорошую сделку.

– Твою мать, ты приперла меня к стенке.

Таня молча ждала.

– Куда меня поместят? – спросил наконец Трассер.

– Есть одна авторизованная клиника в Сан-Антонио, связанная с военным госпиталем. Недалеко от дома.

Трассер презрительно хмыкнул.

– Или в любое другое место, какое ты пожелаешь, – продолжала Таня. – Вот список. – Она развернула планшет экраном к Трассеру, чтобы тому было видно. – Вторая страница, сразу за подписью. Ты знаешь, что решение должно быть согласованным.

Трассер прочитал список, заерзал, закрутился.

– Больно быть не должно, – сказала Таня, убеждая не только Трассера, но и себя. – Я слышала, это что-то вроде лечения от наркомании.

– Лечение от наркомании – гребаная дрянь, – пробормотал Трассер. – А если к тому же еще лезут в мозг, это совсем паршиво.

– Просто активная томография, – сказала Таня. – Генератор сновидений. – С ее слов это получилось чем-то приятным.

– Взлом сновидений.

– Это лучшее, что я могу предложить. Соглашайся, или мы умываем руки, и тогда ты окажешься предоставлен сам себе.

Трассер сердито ткнул в экран большим пальцем.

Таня забрала планшет.

– Итак, где станция? – спросила она.

– Не знаю, – ответил Трассер. – Я не в курсе.

– Кто это должен знать?

– Моко.

– А где Моко?

– В Айова-Сити.

– Кто поставлял информацию на станцию?

– Все. Нам принадлежит целый город. Это неприступное убежище.

Такое положение дел надо менять.

– Ты можешь показать, где именно в Айова-Сити? На карте?

– Нет, толку от этого не будет. Они постоянно перемещаются с места на место. Но тот второй парень тоже там.

Таня показала на экран.

– Да, этот парень с фото. Он был там, как ты и говорила, и его собирались переправить в более безопасное место. Похоже, наши ребята были правы.

Таня постаралась скрыть свое возбуждение.

– Ты полагаешь, он по-прежнему там?

– Думаю, да. Я хочу сказать, я не знаю. Я даже не знаю его настоящего имени.

«А я знаю».

34

Билли устроила ему разнос за то, что он снова сбежал после сигнала отбоя, но обрадовалась уткам. «Отличный подарок вегетарианцу», – сказала она. Сиг решил подождать до обеда, а может быть, лучше вообще ничего не говорить ей и просто смыться.

Сиг работал вместе с Билли в Новом кооперативном центре исполнения демократии, размещенном в здании заброшенного склада рядом с закрытым торговым центром. Билли заведовала центром. Она привлекла Сига к работе вскоре после того, как он прибыл к ним.

Его работа в центре заключалась в том, что он укладывал в коробки разные вещи. Билли называла это «гуманитарной помощью». Отправка предметов первой необходимости в Новый Орлеан, Сент-Луис, Эль-Центро, Тихуану, Манагуа и прочие узлы сети. Никакого оружия, сколько бы его ни просили. В основном то, что помогает людям общаться между собой: сетевое оборудование, маленькие карманные телевизоры со встроенными передающими блоками, устройства памяти, выдвижные антенны, оснащение для питания сетей энергией солнца, ветра и воды. Также очистные системы, упаковки чистого семенного материала и горы книг и брошюр.

Как-то к Сигу на работу заглянул Моко.

– Ну, что нового, убийца? – спросил он.

– Я не знал, что ты все еще здесь, – сказал Сиг.

– Ухожу и прихожу, – сказал Моко. – Пришлось сгонять с корешем в Сент-Луис, но нас там едва не сцапали. Потеряли весь груз, но благополучно ушли, и я вернулся сюда, чтобы залечь на дно.

– А где твой друг?

– Не знаю, приятель, – покачал головой Моко. – Никаких известий, начинаю тревожиться.

– Что с ним будет, если его схватят?

– Ничего хорошего, – сказал Моко.

Сиг мысленно перебрал все возможности.

– Определенно, лучше залечь здесь, в этом городе хиппи, – продолжал Моко. – По крайней мере, на время. Тебе тут уже надоело?

Сиг кивнул.

– И мне тоже, – уныло произнес Моко.

– Но охота тут ничего, – заметил Сиг.

– Точно, чувак, я видел этих уток. Ты что, из тех, кто прячется в хижинах на берегу озера, да?