Текст книги "Роджер Федерер. Долгий путь и прекрасная игра мастера"

– Люди говорили мне это постоянно, – вспоминает Федерер.

Но Роджера постоянно ставили на место, причем не только в швейцарском, но и в австралийском и шведском стиле – у него были адекватные тренеры.

У жителей всех трех этих стран есть тяга к равноправию, которая, возможно, уменьшилась в последние годы, но осталась неоспоримым элементом их национальной идентичности. Австралийцы до сих пор используют термин «синдром высокого мака», означающий, что самый высокий мак обрезают до нужного размера.

Шведы, как и другие скандинавы, часто ссылаются на «закон Жанте», социал-демократический идеал равенства.

Федерер, настоящая антенна по улавливанию эмоций, должен был поймать, по крайней мере, некоторые из их сигналов.

Но в теннисе равенство имеет свои пределы. В одиночном разряде только один игрок становится чемпионом, и только один мальчик заканчивает год как лучший юниор мира.

Федерер стал им в 1998 году благодаря победе в Orange Bowl, несмотря на то, что он был близок к вылету в первом раунде – чуть не проиграл латышу по имени Раймондс Спрога. Дело было не в способностях Спрога. Перед турниром Федерер прыгал через скакалку и в итоге сильно вывихнул лодыжку.

– Как обычно, он дурачился, – прокомментировал Дорошенко, ездивший с ним. – Его лодыжка раздулась вдвое за несколько секунд. Я лечил его три дня, и в первом раунде он играл в основном на одной ноге, но все же выиграл. С каждым днем становилось все лучше.

Федерер во втором раунде обыграл Юргена Мельцера из Австрии, а в полуфинале встретился с Давидом Налбандяном из Аргентины. Налбандян уже обыграл Федерера в начале года в финале Открытого чемпионата США среди мальчиков, но этот поединок Роджер выиграл, как и матч против другого талантливого аргентинца Гильермо Кориа в финале.

Это будет выглядеть еще лучше, когда Мельцер достигнет 8-го места в рейтинге ATP в одиночном разряде, а Налбандян и Кориа – 3-го. Они сыграют в финале одиночного разряда турнира Большого шлема.

Но Федерер финишировал первым, завоевав место после того, как Энди Роддик, еще один из его будущих соперников, победил Жюльена Жанпьера из Франции на последнем турнире ITF в Мексике, выбив Жанпьера с пьедестала.

Федерер уже вернулся в Швейцарию: его карьера в качестве юниора закончилась, а профессиональный этап вот-вот начнется. Кориа, который уйдет из спорта молодым, в возрасте двадцати семи лет, много лет спустя все еще удивлялся тому, как сложилась карьера Роджера.

– Я могу сказать, положа руку на сердце, что никогда бы не подумал, что Федерер станет тем, кем он является, – признался Кориа в аргентинской радиопрограмме Cambio de Lado в 2019 году. – Работа, которую выполнили близкие ему люди, прежде всего те, кто работал над головой Федерера, заслуживают Нобелевской премии. Он был сумасшедшим. В его наушниках на полной громкости играл хеви-метал. Его волосы были окрашены в светлый цвет. Он был совсем другой личностью. Ничего общего с тем, кем он стал.

Многие из нас в юности выглядели так, что предпочли бы глубоко закопать в архивах все фотографии. Это, несомненно, можно сказать о Федерере. Акне, глубоко скомпрометированное чувство моды и, как правильно помнит Кориа, волосы цвета перекиси водорода, которые он покрасил во время Orange Bowl. У Роджера также был выдающийся нос, унаследованный от отца. Дорошенко вспоминает, как Федерер говорил в ранние годы, что «он большой, но люди перестанут его замечать, когда он станет номером один».

Двадцать лет спустя Федерер опубликовал в Instagram свою фотографию из того периода с хэштегами #teen и #premirka и подписью: «Напоминаю всем, что лучшие дни еще впереди».

Это определенно справеливое утверждение в его случае, ведь он был сосредоточен на принятии себя и самосовершенствовании. Ему помогали Картер, Марколли и прежде всего в моменты спокойствия он сам.

Это был долгосрочный проект. На сегодняшний день они не получили Нобелевскую премию, но Федерер нашел некую внутреннюю гармонию.

– Когда я вижу Роджера, я всегда говорю ему: «То, что ты делаешь на корте, необычно, но то, как ты относишься к своей жизни, – уникально», – делится Марколли. – Вокруг вас повсюду пятизвездочная роскошь, люди заглядывают вам в глаза и приносят вам то, что вы даже не заказываете, а затем вы выходите на корт – и игра все меняет. Сопернику все равно, где вы спали, чем занимались, сколько людей встретили. Игра безжалостна, и ему удавалось более двадцати лет выходить и играть со смирением. Его подход к работе, и да, мы можем назвать это работой: достоинство и концентрация. Для меня он с этой точки зрения образец для подражания.

Глава пятая

Сидней, Австралия

Несмотря на все таланты, амбиции, старания и поддержку, успех зависит еще и от удачи.

В январе 2000 года Марк Россе пригласил Федерера покататься на лыжах. Роджер только что вернулся в Швейцарию после проигрыша в двух сетах французу Арно Клеману на Открытом чемпионате Австралии. Дома в Цюрихе его ждал Кубок Дэвиса против опять же команды Австралии, но, прежде чем приступить к очередному испытанию, Федерер решил насладиться швейцарской зимой. Он присоединился к Россе и его брату на горном курорте Кран-Монтана.

Вечером они были на той же трассе, где каждый год проходит чемпионат мира среди женщин по скоростному спуску.

– Вы всегда делаете одно и то же, – объясняет Россе. – Вначале вы осторожничаете, затем начинаете двигаться все быстрее и быстрее, и наступает момент, когда вы просто несетесь по склону.

Федерер достаточно хорошо прошел первый поворот, но просчитался и вошел во второй на слишком большой скорости. Он просто из него выскочил. Россе с ужасом наблюдал, как будущее тенниса исчезло из поля зрения.

– Он потерял контроль и взлетел очень высоко, и я не видел, чтобы он приземлился, – сказал Россе. – Это выглядело плохо. Он спускался с холма, а лыжи соскочили, и все. В те дни никто не носил шлемов, и я был напуган, очень напуган.

В такие моменты будущее может резко измениться. Федерер мог сломать себе колено или еще что-нибудь, пропустить месяцы турниров или вообще завершить карьеру. Вместо этого он стряхнул с себя снег и заверил Россе, застывшего с широко раскрытыми глазами, что с ним все в порядке.

В Цюрихе Федерер выиграл два из своих трех матчей, но не смог помешать швейцарцам проиграть 3–2 австралийской команде с Марком Филиппусси и Ллейтоном Хьюиттом (снова он!), который в последний день победил Федерера в четырех сетах.

На другом конце света, в Аделаиде, Даррен Кэхилл накануне своей свадьбы смотрел матч вместе с Питером Картером, который совершил долгий перелет в Австралию на мальчишник к Кэхиллу.

– Мы просто сели, выпили пару кружек пива и посмотрели, как играют мальчики, – вспоминает Кэхилл. – Для нас не имело значения, кто выиграл или проиграл. Они были для нас как дети, и мы просто наслаждались их игрой.

Картер с Кэхиллом воображали, что их протеже-подростки однажды встретятся в финале турнира Большого шлема. Это вскоре сбудется, но пока ставки были ниже.

Федерер направился на юг, в Марсель, где он дошел до своего первого финала в одиночном разряде ATP и встретился ни с кем иным, как с Россе, которого он недавно обогнал и стал лучшим швейцарцем.

– Марк – настоящий друг, – сказал Федерер накануне финала. – Он дает мне ценные советы по поводу матчей, потому что знает всех игроков. Однако на этот раз мне придется справиться самостоятельно.

Первый финал в одиночном разряде ATP между швейцарцами был борьбой между поколениями и одновременно стилистическим контрастом: Федерер, плавно движущийся даже в свои восемнадцать, с бусами на шее и длинными темными волосами, собранными в пучок, и Россе, двадцати девяти лет, с взлохмаченной бородой и грубой, неритмичной игрой.

Но оба швейцарца играли в силовой теннис, стремясь атаковать у сетки на быстром закрытом корте. Федерер отыграл три матч-пойнта, причем два – бэкхендами, когда Россе подавал на матч со счетом 5–4 в третьем сете. Дело дошло до тай-брейка, и при счете 5–6 Федерер забежал под бэкхенд и перенаправил мяч вправо. Он попал в сетку.

Россе получил титул со счетом 2–6, 6–3, 7–6 (7–5).

Друзья встретились у сетки, и двухметровый Россе – самый высокий игрок в профессиональном теннисе до появления настоящих гигантов, таких как Иво Карлович и Джон Иснер, – наклонился и по-братски чмокнул Роджера в макушку.

Федерер заплакал.

– Он думал, что это был его единственный шанс выиграть турнир ATP, – вспоминает Россе. – И я сказал ему: «Успокойся».

Россе, который получил четырнадцать титулов в одиночном разряде, был убежден, что Федерер выиграет еще много матчей, что он отметил на церемонии. Он даже поблагодарил Роджера за то, что тот позволил ему выиграть. Тем не менее Россе не стал делиться своей верой в то, что Федерер выиграет титул Большого шлема.

– Тогда я не мог так сказать, потому что все сочли бы меня сумасшедшим, – делится Россе. – Я был уверен, что он получит титул, но без сомнений, работы предстояло еще немало.

Уже давно ведутся споры: чемпионами рождаются или становятся, или, что более логично, нужен и талант, и усилия?

Когда дело доходит до тенниса, я предпочитаю формулу Мартины Навратиловой: «Люди рождаются одаренными, но у них должна быть правильная среда, чтобы стать чемпионами».

Независимо от того, насколько хороша разработанная программа, насколько интенсивны тренировки, насколько богаты родители, медленный игрок невысокого роста с плохой координацией рук и глаз не получит трофеи Большого шлема.

Независимо от того, насколько игрок быстр и ловок, без хорошего тренера и возможностей он не сможет выполнить то, что вроде как предназначено судьбой.

– Чтобы вырастить одного ребенка, нужна целая деревня. Многое должно совпасть, – сказала мне Навратилова.

– Посмотрите на Роджера и Бьорна, – вспомнила она Федерера и Борга. – В молодости они оба были горячими головами, а потом обрели гармонию и начали полностью контролировать свои эмоции, что продолжалось до конца карьеры.

Сколько потенциальных чемпионов, обладающих всеми необходимыми способностями и стойкостью, никогда даже не получат возможности заниматься теннисом? Сколько людей увлечены чем-то другим?

В течение многих лет я слышал, как профессиональные тренеры по теннису открыто обсуждали, могли ли Майкл Джордан или Джеймс Леброн изменить этот вид спорта.

Федерер наверняка мог пойти по другому пути. Первой его страстью был футбол. Этот вид спорта был планом «Б» для Роджера. Возможно, если бы Федерер родился чуть позже, он бы стремился к славе в киберспорте.

– Этот парень – настоящий мастер, – сказал Питер Лундгрен. – Я никогда не забуду, как мы поехали на какой-то турнир, а Роджер купил игру для Nintendo о Джеймсе Бонде. Ему надо было пройти какой-то уровень, и он позвонил мне: «Питер, я не могу пройти через эти дурацкие ворота!» Я спросил: «Почему ты мне звонишь? Понятия не имею, как это сделать». А через час он звонит мне и говорит: «Да! Я справился!» Он прошел игру за один день, когда нормальному человеку на это потребовалось бы месяц. Когда дело касается игр, этот парень ужасает. Он, похоже, родился с этой способностью. И очень часто, когда в матче он оказывался под давлением, когда он был мышью, а другой парень – котом, он находил дырку, чтобы сбежать и выжить.

К счастью для тенниса, игры девятнадцатого века, которая все меньше влияет на европейскую молодежь двадцать первого века, Федерер смог обрести то, что искал, именно с ракеткой в руке. Он преследовал свою цель с энтузиазмом, но все же были и моменты, когда удача играла решающую роль.

Его падение на лыжах в Кран-Монтане – это лишь один из примеров. То, что произошло в том же году в Сиднее, на его первых Олимпийских играх, возможно, окажет наибольшее влияние на его путь к вершине.

Это были незабываемые летние игры, лучшие из многих, которые я освещал. Австралийцы любят спорт, и Сидней с его мерцающей гаванью в конце сентября стал прекрасным пристанищем для соревнований.

Теннис, обычно вызывающий интерес в Австралии, на этот раз оказался не в центре внимания. Семнадцатилетний австралийский пловец Ян Торп установил мировой рекорд в стартовой гонке. Кэти Фриман, спринтерка из Австралии, стала настоящей иконой – она была фавориткой в беге на 400 метров.

Я дважды брал интервью у Фриман для New York Times, еще до Олимпийских игр. Когда мы встретились в кофейне в Мельбурне, она показалась мне достаточно приземленной, несмотря на ожидания. Мне стало понятно, почему она стала символом, отмечая свои победы под двумя флагами – Австралии и аборигенов. По мере приближения Олимпиады она начала сопротивляться политизации своих достижений.

– Я просто хочу провести время с максимальной пользой, – сказала она мне. – Придет время, когда я смогу сыграть более важную роль в политике и делах аборигенов. Но теперь моя задача – хорошо сделать то, что я умею.

Во время церемонии открытия Фриман зажгла олимпийский факел, а в ночь финального забега на 400 метров она надела зеленовато-золотой боди с капюшоном, который был разработан, чтобы сделать ее более аэродинамичной. Костюм казался защитным барьером от всех возможных препятствий, включая давление со стороны зрителей.

С моей точки зрения, с трибун Фриман выглядела крошечной, но держалась стойко, учитывая толпу в 112 524 человека, болевшую за нее. Это были самые громкие 49,11 секунды, которые я когда-либо видел. Шум мог как подбодрить спортсменку, так и давить на нее. Возможно, произошло и то и другое. Когда Фриман пересекла финишную черту первой, она выглядела скорее дезориентированной, чем воодушевленной. Она была похожа на аквалангиста, который всплыл после погружения на поверхность и растерянно моргал на свежем воздухе.

Ничто из того, что произошло на соседнем теннисном комплексе в заливе Хомбуш, не могло сравниться с этим забегом, но турнир был для Федерера шансом приобщиться к Олимпиаде, пока он еще не стал центром всеобщего внимания.

После этого он будет нести флаг Швейцарии на церемонии открытия в 2004 году в Афинах и в 2008 году в Пекине. В 2012 году он снова окажется в Лондоне, на знакомой траве Всеанглийского клуба. Но Сидней стал местом, где он смог побыть рядовым олимпийским деревенским жителем, потаращиться на звезд. В то время как Венус и Серена Уильямс на своих первых Олимпийских играх искали убежище в отеле в центре Сиднея, чтобы избежать излишнего внимания, Федерер и остальные швейцарские теннисисты вместе с официальными лицами, такими как Лундгрен, жили в одном доме в деревне в Хомбуше с другими швейцарцами.

– К счастью, я жил на втором этаже, а борцы – на первом, так что я был в безопасности, – пошутил Федерер в интервью L’Equipe. – У нас было круто. Трудно объяснить, насколько я весело проводил время на Играх.

Федерер, большой фанат НБА, выросший на Олимпийских играх, почему-то не попал на баскетбольные матчи, но смог посетить соревнования по плаванию и бадминтон. Он проводил много времени со своими товарищами по теннисной команде, включая еще одного новичка на Олимпийских играх, Мирославу Вавринец, которой тогда было 22 года.

В этом году Вавринец по прозвищу Мирка вошла в сотню лучших. Но на Олимпиаду она попала только потому, что ведущие швейцарки Мартина Хингис и Пэтти Шнайдер решили не участвовать. Ее рейтинг находился вне автоматической квалификации, поэтому теннисистке требовалась wild card от Международной федерации тенниса.

Мирка проиграла 6–1, 6–1 в первом раунде в одиночном разряде Елене Дементьевой, серебряной медалистке, и выбыла в первом раунде парного разряда с партнершей Эммануэль Гальярди. Но Вавринке, по крайней мере, удалось сыграть в парном разряде. Федерер, который планировал выступить с Россе, остался без партнера, когда тот покинул команду в последнюю минуту.

Это лишило Роджера его наиболее вероятного шанса на медаль, так как заменять партнера было уже поздно.

– Я не ожидал, что это произойдет, – прокомментировал Федерер ситуацию по прибытии в Сидней, и в голосе его, несмотря на дружбу с Россе, прозвучало раздражение от того, что его бросили. Как было хорошо известно Роджеру, Олимпийские игры сыграли главную роль в карьере Россе: в 1992 году он выиграл золото в одиночном разряде, что обепечило ему забитый крупными мероприятиями календарь и немаленькую зарплату.

Пит Сампрас и Андре Агасси, долгое время бывшие доминирующими фигурами в мужском теннисе, также пропустили Сиднейские игры: Агасси по семейным обстоятельствам, а Сампрас предпочел сосредоточиться на регулярном турнире, он никогда не вносил в список карьерных целей олимпийскую медаль.

Теннис был частью современных Олимпийских игр с 1896 года в Афинах, но был исключен из Игр с 1928 по 1984 год. В Лос-Анджелесе теннис вернули в качестве демонстрационного вида спорта. В 1988 году его вернули окончательно в результате успешного лоббирования Международной федерацией тенниса и ее президентом Филиппом Шатрие, который также сыграет важную роль в возрождении Открытого чемпионата Франции.

Нельзя отрицать, что золото на Олимпийских играх не считается высшим достижением в теннисе, где главными призами остаются четыре турнира Большого шлема. Но в баскетболе, например, медаль никогда не была целью лучших игроков НБА, тем не менее они вернулись к Играм в 1992 году.

Олимпиада менялась, становилась все более коммерческой, и организаторы сосредоточивались на объединении как можно большего числа мировых звезд спорта. Регби, гольф и серфинг в конечном итоге также были внесены в список летних Игр.

В отличие от Сампраса и теннисистов его поколения, Федерер, родившийся в 1981 году, никогда не видел Олимпиад без своего вида спорта.

– В моем детстве теннис уже был в Олимпиаде, – сказал Федерер. – Для меня участие всегда было целью. Это событие восхищало меня.

Тем более что Роджер любил Австралию и Сидней, который он посетил вместе с семьей в 1995 году, незадолго до поступления в Швейцарский национальный учебный центр в Экюблане. Его отец Роберт даже рассматривал возможность устроиться на работу в Австралии, но затем передумал.

Австралийская культура соответствовала экстравертированной личности Федерера, а его любовь к пляжу, солнцу и открытому пространству сохранилась еще с детских визитов в Южную Африку.

Но это не означало, что он приехал в Сидней просто так, без стремления к победе.

– Я бы очень хотел вернуться домой с медалью, желательно с золотой, – сказал он перед отъездом в Австралию – громкие слова от девятнадцатилетнего парня, который занимал 43-е место в рейтинге и еще не выигрывал титул ATP Tour.

Считается, что Федерер и Вавринец встретились на Олимпийских играх, но они уже знали друг друга после турниров в Биле-Бьенне, куда Вавринец приезжала в лагерь сама или со своими тренерами.

– Я была довольно спокойной и дисциплинированной, а Роджер, наоборот, был источником шума, – рассказала она швейцарской газете Le Matin в одном из своих редких интервью. – Он орал песни Backstreet Boys.

Но она находила его забавным, несмотря на контраст в характерах.

– Он был забавным, полным жизни, и заставлял меня смеяться, – вспоминает она. – Тренерам иногда приходилось выгонять его с корта, чтобы немного успокоить.

На том этапе они были противоположностями: Вавринец никогда не была эмоциональной и смешливой. Но у них обоих были великие мечты и эмигрантские корни. Мать Федерера была родом из Южной Африки, родители Вавринец – из Чехословакии.

Будучи единственным ребенком в семье, Мирка родилась в День дурака в 1978 году в Бойнице, небольшом городке на территории нынешней независимой Словакии, наиболее известном своим историческим замком. Для города с населением всего пять тысяч человек у него была просто нереальная теннисная слава. Здесь родился Милослав Мечирж, один из лучших теннисистов 1980-х, который дошел до финала Открытого чемпионата США и Открытого чемпионата Австралии, а в 1988 году в Сеуле выиграл Олимпийскую золотую медаль в одиночном разряде. Прозванный Большим Котом за его грацию, он был очаровательным игроком с плавной работой ног и сверхъестественной способностью читать ход игры, избегая при этом напрасных усилий. Когда однажды спросили, за сколько он пробегает 100 метров, Мечирж пошутил, что не знает, потому что никогда не бегал. Карина Габшудова, которая в 1997 году заняла 10-е место в женском рейтинге, также родилась в Бойнице.

Однако Вавринец недолго пожила в известном городе. Ее родители эмигрировали в Швейцарию, когда ей было два года, и поселились в Кройцлингене, небольшом городке на берегу Боденского озера, где ее отец продолжал работать ювелиром, основав компанию под названием Mir’Or. Она всерьез увлеклась теннисом, и в конце 1980-х ее отец обратился за советом к суперзвезде чешского происхождения Мартине Навратиловой и ее отчиму, Мирославу Навратилову. Навратилова также была экспатрианткой из Чехословакии, бежавшей от коммунистического режима в США.

Часто сообщалось, что девятилетняя Вавринец вместе с отцом без приглашения явились на мероприятие WTA в немецком Фильдерштадте в 1987 году, и им удалось добиться аудиенции у Навратиловой после того, как отец Вавринец, ее фанат, пробрался мимо охранника и подарил Навратиловой пару серег ручной работы на ее день рождения.

Затем Навратилова сказала Вавринец, что у Мирки хорошее спортивное телосложение и она может стать прекрасной теннисисткой. Она свела их с Иржи Гранатом, чешским тренером из Швейцарии, с которым она играла как юниор.

Якобы так все и началось.

Но эта замечательная история, возможно, слишком невероятна. Вавринец, которая не давала официальных интервью более десяти лет, не подтвердила сказанное, но Навратилова призналась, что отец Вавринец ранее консультировался с ее отчимом в Чехословакии, чтобы получить экспертное мнение о потенциале его дочери.

– Мой папа провел с ней сессию и сказал, что да, у нее есть потенциал, – сказала Навратилова. – Я просто знаю, что мой отец дал зеленый свет и сказал, что у нее все будет хорошо. Вот что я знаю и в чем уверена. Потом я познакомилась с их семьей, когда они приехали на турнир. Мои родители были там, тогда они могли путешествовать, поэтому мы все пообедали или поужинали, и это было примерно через год.

Родители Навратиловой развелись, когда ей было четыре года, и ее биологический отец, который позже умер в результате самоубийства, не сыграл в ее жизни такой большой роли, как ее отчим. Он познакомился с матерью Навратиловой благодаря теннису, и он стал первым тренером юной Мартины. Отчим умер в 2001 году.

– Я не считаю его чужим, – сказала Навратилова. – Я думаю, что отец Мирки знал, что мой отец скажет то, что увидит. Я делаю так же, хотя у меня нет его ДНК. Я получила этот урок от него. Он бы не соврал. Он бы сказал им, что они зря теряют время. Мой отец – стрелок, и у него есть талант. Если у ребенка что-то есть, вы это сразу поймете. Вы просто не будете знать, как далеко это зайдет.

Навратилова утверждает, что многое можно сказать, просто взглянув на походку ребенка. Вавринец, в ранние годы занимавшаяся танцами, с естественной, ритмичной грацией, быстро превратилась в грозного юниора, выиграв титул чемпиона Швейцарии среди девочек в возрасте пятнадцати лет.

Планка в Швейцарии стала на удивление высокой. Хингис, которая в детстве эмигрировала из Словакии, была на два года моложе. Вавринец уже была № 1 в мире и выиграла несколько крупных титулов в одиночном разряде. Она была ровесницей Шнайдера, будущим игроком из топ-10, чей брат был одним из первых юниоров – соперников Федерера.

Но Мирка упрямо следовала к цели, и, в конце концов, она получила и швейцарский паспорт, и материальную поддержку от Вальтера Руфа, швейцарского бизнесмена, вложившегося в ее карьеру. Талантливые юниоры и их семьи часто ищут средства для оплаты тренировок и поездок.

Вавринец выросла хорошей профессиональной теннисисткой, но ее карьерный рост был ограничен.

– У нее нет тех качеств, чтобы стать лучшей из лучших, но в топ-50 попасть она может, – сказал Эрик ван Харпен, тренировавший чемпионов Большого шлема Арантсу Санчес Викарио и Кончиту Мартинес.

– Она была хорошим игроком, спортивной, мощной теннисисткой, но отчасти однообразной, – считает Грюневельд. – У нее не было козыря, но она компенсировала это своей способностью держать мяч в игре и бегать весь день. Она закусывала губу и дралась до конца.

Вавринец была не единственной молодой теннисисткой, на которую повлияла Навратилова. В 1993 году она заметила талант и шестилетней Марии Шараповой. Она сказала отцу Шараповой Юрию, что им следует найти способ тренироваться за границей. Те переехали во Флориду с 1000 долларов в кармане и сделали ставку на то, что Мария станет профессионалом. Ей удалось это и многое другое: выиграть Уимблдон в семнадцать лет, достичь первой позиции и на многие годы стать самой высокооплачиваемой спортсменкой в мире.

Часто ли такое случалось с Навратиловой? Как сильно она повлияла на историю тенниса и жизненный путь спортсменов?

– Я думаю, что Мария и Мирка – единственные двое, – смеется Мартина.

Вавринец никогда не достигнет таких теннисных высот, как Шарапова. Она фактически уйдет из спорта в 2002 году из-за проблем со стопами. Но двумя годами ранее, в Сиднее, когда они с Федерером наслаждались участием в своих первых Олимпийских играх, казалось, что их обоих ждет долгая карьера.

Для Федерера 2000 год превратился в тяжелый сезон, полный неудач и поражений в первом раунде. Ему приходилось принимать важные решения.

В начале года он решил, что откажется от Швейцарской федерации и создаст свою собственную команду после Олимпийских игр. Проблема заключалась в выборе тренера. Будет ли это Картер, его давний наставник, или Лундгрен, который, в отличие от Картера, регулярно играл в турнирах и входил в топ-30?

– Проблема в том, что мне нравится работать с ними обоими, – объяснил Федерер.

Выбор не мог пасть ни на одного Питера.

Грюневельд рассказал, что в 2000 году к нему обратились Федерер и его семья, чтобы он взял на себя эту роль. Грюневельд отказался.

– Робби, отец Роджера, всегда смеется надо мной, говоря, что я единственный парень, который отказывается от работы с Роджером, – делится Грюневельд.

Он оставил свою руководящую должность в национальном тренировочном центре в Биле-Бьенне в 1998 году, и всего через год тренировал британскую звезду Грега Руседски. Грюневельд ответил Федерерам, что такая возможность должна быть предоставлена Картеру или Лундгрену.

– Оба Питера вложили так много времени в Роджера, и у меня были такие хорошие отношения с обоими, что я чувствовал, что не могу согласиться на эту работу, потому что ее заслужили эти двое, – рассказывает Грюневельд.

Затем Федереры спросили Грюневельда, какого Питера бы выбрал он.

– Мне казалось очевидным, что Роджер столкнется с тоннами критики в первые годы своей карьеры, и я чувствовал, что Питер Лундгрен имеет более весомую международную репутацию и что швейцарские СМИ не смогут его сломить, – объяснил Грюневельд. – Им было легче сломать Питера Картера, потому что он не входил в топ-50. Он никогда не выигрывал турниров ATP. Он приехал из маленького городка в Австралии. У него не было того статуса, который был у Лундгрена. И из-за этого опыта Лундгрена с Марсело Росом, его собственного игрового стажа и всех его связей со шведской группой игроков я предпочел Лундгрена Картеру, потому что знал, что это будет очень сложно. И эти три года действительно оказались очень тяжелыми.

Грюневельд был не единственным, с кем советовались Федереры. Поль Дорошенко, известный французский фитнес-тренер и физиотерапевт, который часто работал и путешествовал с Федерером, прежде чем покинуть Швейцарскую федерацию в начале 2000 года, рассказывает:

– Однажды Роджер пришел ко мне и спросил: «Что ты думаешь, Поль? С кем мне ехать?» И я ответил: «Послушай, я искренне считаю, что тебе было бы намного лучше путешествовать с Лундгреном, чем с Картером». У Лундгрена был опыт, и он всегда пребывал в хорошем настроении, веселый парень, очень приятный. Он не техник, как Питер Картер, но он тренер, который знает, как мотивировать.

Федерер объявил о своем выборе, а отец отправил по факсу сообщение швейцарской прессе в пасхальное воскресенье 23 апреля. После долгих раздумий они остановились на Лундгрене.

– Пятьдесят на пятьдесят, – объяснял позже Федерер. – Я знаю Питера Картера с восьми лет. Это было самое сложное решение в моей жизни, и оно действительно сводилось к интуиции.

Картер, главный архитектор игры Федерера, выразил некоторую тревогу, но в целом публично поддержал это решение. По словам тех, кто его хорошо знал, он был опустошен.

Питер Смит, тренер и близкий друг Картера, рассказал, что тот позвонил ему в Австралию после того, как взволнованный Федерер сообщил ему о решении в марте, задолго до официального объявления.

– У нас был очень долгий разговор, и он был потрясен, – считает Питер Смит. – Он провел большую часть своей жизни, работая с Роджером. Думаю, он любил его.

Картер был убежден, что он может повлиять на Федерера, но Роджер, который провел много времени с Лундгреном за три года в Биле-Бьенне, явно видел ситуацию по-другому.

Лундгрен считает, что это решение не создало напряженности между ним и Картером, который был его другом. Но Лундгрен определенно чувствовал разочарование Картера и был признателен за то, как он с ним справился. И Федерер тоже.

– Когда Роджер решил пойти со мной, Питер сказал: «Если тебе понадобится моя помощь, я здесь. Я с тобой. На сто процентов», – вспоминает Лундгрен.

Но Смит сказал, что Картер действительно был расстроен, и Дорошенко, который тесно сотрудничал с Картером на том этапе, подтвердил это.

– После этого он уже стал другим Питером Картером, – считает Дорошенко. – Ему действительно было трудно.

Это был не первый раз, когда Федерер покидал орбиту Картера, ведь он перебрался из Базеля в Экюблан в возрасте четырнадцати лет. Но теперь Федерер был на пороге того, чтобы стать одним из лучших игроков в мире.

Картер делал все возможное, чтобы двигаться дальше, прося Swiss Tennis о повышении в должности и продолжая тренировать молодых игроков в Национальном теннисном центре. Тем временем Федерер собрал свою команду. В него вошли Пьер Паганини, швейцарский тренер по фитнесу, чье сочетание строгости, креативности и сострадания впечатлило Федерера еще в Экюблане.

Работа в группе должна была начаться после Олимпиады. Между тем расходы продолжали расти. Федерер признал, что он боролся с давлением собственных ожиданий, усиленным его решением выйти из федерации.

Он перестал работать с психологом Кристианом Марколли в начале 2000 года.